Вторая директива

Какофония в голове Шелтема резко контрастировала с тишиной вокруг — он находился в центре беснующегося урагана, словно сердце живого организма. Шелтем пытался «заземлить» свои мысли любыми доступными способами, но с каждым часом понятие себя становилось все более расплывчатым и неопределенным, замещаясь сильным и уверенным «мы». И «наша» цель была проста и понятна — добраться до системы энергетического снабжения этого жалкого дискового мирка и поглотить ее, чтобы у «нас» было достаточно сил для... — Нет, — шептал он сквозь сжатые зубы. — Мое имя — Шелтем. Я — Шелтем. Шелтем — это я. В отдельные моменты ему удавалось сосредоточиться на происходящем. Воспоминания о случившемся были отрывочны и бессвязны — он не помнил, как попал в спасательную капсулу и как долго находился в ней, дрейфовал ли в космосе или следовал курсу. Что-то, вызывающее отголоски положительных эмоций, предшествовало этому, но ему никак не удавалось вспомнить, что именно. Вспышка на приборных панелях, искры, дым — наверное, он столкнулся с небесным телом или попал под обстрел вражеского корабля. Ощущение прохождения через очень узкий тоннель, чье-то бледное обеспокоенное лицо, прохладные руки на его виске, ощупывающие растущую взрывными темпами органику, а затем он здесь, посреди неистовой бури. Где-то на горизонте грохотали горные обвалы, зловещие зеленоватые облака закручивались в спирали, сверкали молнии и плавились камни, но все это не спешило перебивать голоса в голове. Лучше всего Шелтем различал угрожающе-низкий стрекот незнакомой речи — каким-то образом он понимал смысл сказанного, хоть и не мог отделить одно слово от другого. Также он слышал звонкий женский голос — утомленный и далекий, но настойчивый. Он звучал громче в моменты «заземления». Куда бы Шелтем ни шел, ураган следовал за ним, окружая его непроницаемой стеной и защищая от любого воздействия со стороны. Он чувствовал — ядро мира должно находиться близко. Сейсмически активная область у центра диска пульсировала энергией, которую Шелтем мог практически видеть. Словно голодный зверь, он неутомимо продвигался к цели, не обращая внимания на разом проснувшиеся вулканы и гейзеры и на дрожь земли под ногами. Найти ядро, поглотить его, преобразовать энергию для разлома... Горный хребет внутренней кромки диска оказался вовсе не таким неприступным, как выглядел издалека. Кратчайший путь к ядру — через горы и вниз. Шелтем поднимался уверенно, словно владетель этих земель. Тропа будто бы сама стелилась под ноги, ублажая нового хозяина. Краем сознания Шелтем понимал, что у этого мира должен быть Хранитель, но данный факт казался мелким и незначительным. Как и то, что при поглощении ядра весь мир лишится энергоснабжения и погибнет. Подумаешь, велика потеря. Шелтем достиг вершины одного из утесов, когда почувствовал секундное изменение в динамике урагана. Он бросил быстрый взгляд через плечо — что-то массивное пробило плотную завесу бури и приземлилось, подняв столб пыли. Шелтем развернулся — секундный порыв ураганного ветра ударил ему в грудь и взметнул его плащ алым пузырем. В центре оседающего облака угадывалась фигура — ноги широко расставлены, колено согнуто, одна рука упирается в землю, другая отведена в сторону для баланса, голова опущена. Что-то в этой позе, а может в том, с какой четкостью во всеобщем хаосе выделялись контуры покрытого защитной «кожей» тела, показалось знакомым. Неизвестный выпрямился одним грациозным движением и поднял на Шелтема взгляд — острый, как хирургический скальпель. Каскад воспоминаний перегрузил нейроцепи — бриг, схватка, Терра. Касание, едва уловимый запах цитруса, успокаивающее голубое сияние лечащего луча-«паяльника». На секунду все голоса в голове умолкли, и бывший Хранитель Терры узнал не только стоящего перед ним андроида, но и самого себя в отражении его блестящих черных глаз. На секунду безумие отступило и, кажется, даже ураган ослабел. На секунду губы Шелтема дрогнули, словно вспоминая улыбку, а рука безотчетно протянулась вперед. Но только на секунду. *** То, что к Шелтему невозможно приблизиться с воздуха, стало ясно практически сразу после вхождения в атмосферу. Ураган заполнял радары красно-оранжевыми всполохами, видимость ухудшалась с каждым метром, а компьютерная система безостановочно подавала тревожные сигналы. Помимо этого слишком быстрое снижение порождало сильный толчок вверх, словно истребитель пытался пробиться сквозь отражающее поле, и о плавном сбросе высоты в таких условиях приходилось только мечтать. Даже выставленные на полную мощность гравикомпенсаторы не справлялись с тягой — корпус дрожал так, словно грозился разлететься по швам. Эскатон был благодарен, что Корак до самого конца лишь молча выполнял его команды. Он словно бы терпеливо ожидал, пока Старший признает поражение и сам заговорит о плане «Б». Эскатон не мог бы гарантировать собственное спокойствие, если бы Младший вдруг полез ему под руку — ситуация и без того складывалась тяжелая. «Чертов передатчик, и почему я не могу применить его сам?». Старший плавно потянул штурвал, снова набирая высоту. Как только истребитель выровнялся, Корак отстегнулся и поднялся с кресла: — Прошу разрешения начать готовиться к десантированию, — отчеканил он. — Десантирование разрешаю, — безжизненно проговорил Эскатон. — Ты же... ты ведь не думаешь, что тебе каким-то образом удастся привести Шелтема в чувство или договориться? Скажи мне, что ты не надеешься на это. Спешно нацепив страховочную систему, похожую с виду на обвязки альпинистов, и защелкнув карабины, Корак покачал головой: — Я рассчитываю, что он хотя бы отвлечется на меня. Вот и эмпатия моя пригодится — хоть раз за все время, — он горько усмехнулся. — Не знаю, в каком он состоянии и насколько он восприимчив к словам, но я постараюсь подобраться как можно ближе, чтобы применить устройство. Оно ослабит его самого и окружающий шторм, и даст тебе шанс выстрелить. Тогда все это закончится. — Убирайся из зоны поражения, как только сможешь, — повторил Эскатон давно обговоренный план, с трудом удерживая свой голос от срыва. — Слышишь? Я не могу потерять еще и тебя. Уже стоя у открытой рампы, Корак обернулся и вдруг спросил: — Как ее звали? «Снова этот взгляд». Глубокие темные глаза Корака смотрели внимательно, будто проникая сквозь любую маску — туда, где должна находиться душа. Эскатон потянулся к выступу на доспехе и сжал руку в кулак, проскрежетав перчаткой по металлу. Столь неподходящий ситуации вопрос, на который он совершенно не обязан отвечать... и все же Эскатон не смог сдержаться. Слишком долго он молчал, слишком долго хранил это в себе. Слишком уж обезоруживающий взгляд Корака напоминает ее взгляд. — Я расскажу тебе все — ты имеешь право знать, — кивнул он. — Только возвращайся живым. Истребитель качнулся — порывы ветра усиливались даже на такой высоте. — Но я никогда и не был... — Не говори так, — прервал его Эскатон предельно серьезным тоном. — И... Мелиан, — он вздохнул. — Ее звали Мелиан. По удивленному лицу Корака было понятно, что он хотел спросить что-то еще, но новый порыв ветра заставил его совершить прыжок до того, как он успел открыть рот. «Только возвращайся живым», — повторил Эскатон так, словно надеялся, что его настойчивость сделает это правдой. *** «Мелиан». Шум не проникал сквозь шлем защиты, пока Корак резал атмосферу свободным падением. И хотя ветер раскручивал его тело и швырял из стороны в сторону, Корак оказался в странном пузыре тишине. Всего на несколько десятков секунд — но наедине с собственными мыслями они казались вечностью. Мелиан. Мелиан? Услышь Корак это в другой ситуации или от кого-нибудь другого, он бы решил, что это шутка. Это же вообще не имя! Или все же... Спасибо его общению с Фараоном — и в свою очередь плотному общению того с киперами — Корак слышал, что когда-то давно, в первые годы разработки андроидов на базе истинного ИИ, в мелианах мерили уровень эвристичности сознания нейросети-базы. Из нее впоследствии выращивали личностное ядро каждого отдельного проекта. Единица, однако, устарела очень быстро по причине ее неопределенности и отсутствия четких научных обоснований ее размерности. Да и ксенофобно измерять таким образом похожесть андроидов на нейротипичных людей в ходе социальной борьбы запретили. «Когда-то давно... — пронзила Корака мысль. — Эскатона ведь тоже сделали... когда-то давно, разве нет?». Может ли быть, что эта загадочная Мелиан жила и умерла в те годы, успев оставить след в создании истинного ИИ? И почему Корак «имеет право знать»? Он очень жалел, что не имеет сиюминутного доступа к архивам, чтобы проверить историю создания этой не вполне понятной единицы измерения, а также всех живших когда-то женщин с этим именем. Универсальный прибор на его предплечье подал сигнал о критической высоте и скорой необходимости включить антигравитационный двигатель в ранце страховочной системы. Она должна была включаться самостоятельно, чтобы замедлить его падение за пару десятков метров до поверхности, но в условиях сильной бури полагаться на автоматику казалось неразумным. Корак едва удержался от нервного смешка: вся команда «Рампейджа» и мир Ксина сейчас «полагались на автоматику» — на него, неживую автоматизированную единицу. «Я никогда не был живым» — «Не говори так». «Мы же не можем любить» — «Что за глупость, конечно можем». Приземление не прошло гладко. Шлем защитной «кожи» вышел из строя без предупреждения, что повлияло на аэродинамику. Не то чтобы Корак рассчитывал на безупречную работу двигателя страховки, и все же ему пришлось постараться, чтобы преждевременно не закончить свое существование в виде бесполезной кучи кремниевых микросхем. «Не раньше, чем я исправлю то, что сделал», — даже во своем внутренним диалоге он все еще упрямо отказывался называть произошедшее на Терре ошибкой. Корак стиснул зубы, борясь с инерцией, чтобы выровнять свое падение. Удар о поверхность скомпенсировался остатками мощности страховки, своевременной группировкой, прочностью тела андроида и просто удачей. Корак метил в центр урагана, но не ожидал, что ему удастся подобраться так близко — он тут же ощутил присутствие Шелтема. Корак выпрямился, откинул растрепавшиеся во время падения волосы с лица — и увидел его. На Шелтеме не было даже доспехов — Старший был уверен, что ему ничто не угрожает. Он носил местами порванный алый плащ и обгоревшую грязную одежду так, словно это была королевская мантия, не меньше — плечи расправлены, подбородок поднят, а взгляд спокоен. Их глаза встретились, и Корак уловил секундные колебания в настроении Шелтема. Ураган отреагировал на них соответственно — ось качнулась, сбивая або офо. Порыв ветра чуть не сшиб обоих андроидов с ног, а оглушающий холодный дождь заслонил обзор. С трудом удерживая равновесие, Корак пошел вперед. Он сам не знал, что собирается сделать, но бывший Хранитель Терры вспомнил его, а это уже начало. Однако в следующий миг глаз урагана восстановил свою стабильность, а на лицо Шелтема вернулось бесстрастное выражение. Он хмыкнул и повел рукой, словно отгоняя надоевшую муху. Этого оказалось достаточно, чтобы Корака отбросило назад и завертело в воздухе. Он непременно разбил бы себе голову об острые камни, если б не выжал батарею страховочной системы до конца. Это позволило ему кувырнуться и приземлиться на руки и ладони. Пропахав каменистую землю подошвами сапог и перчатками, он взял низкий старт, чтобы рвануться за Шелтемом, который уже развернулся и зашагал дальше к обрыву. Кораку ни в коем случае нельзя было упускать момент. Он бежал, не замечая толчков землетрясения и вымочившего его до нитки дождя, спотыкался, падал, снова упрямо поднимался и бежал. И по мере его приближения буря становилась все неустойчивее, а ось ее смещалась все хаотичнее. — Шелтем! Шелтем! Корак выкрикивал его имя изо всех сил. Ветер нес острую каменную пыль, крупные капли воды и град, хлещущий острыми иглами по лицу — живой на его месте бы давно ослеп. Очень не хватало шлема — временами приходилось закрывать глаза и ориентироваться лишь на знакомый энергетический след. Корак позвал противника по имени вновь, но вдруг осекся, неожиданно для себя наткнувшись на что-то, а точнее, на кого-то. Бывший Хранитель Терры оказался ближе, чем он предполагал — Корак поднял глаза и встретился с янтарным взглядом. Брови приподняты, губы едва заметно разомкнуты — Шелтемом как будто владело сомнение вперемешку с удивлением и интересом. Корак хотел что-то сказать. Более того, он знал, что сейчас необходимо что-то сказать. Но слова не шли, ускользая из фокуса его внимания до того, как удавалось сложить их в фразу. Глюк электроники, сбой речевого центра, разлад личностной матрицы из-за экстремальных условий? Ураган тем временем сгустился, ветер туго закручивал пыль и дождь, создавая вокруг них плотный щит. «Хорошо, — подумал Корак. — Эскатону удастся снизиться». — Ты, — выдохнул Шелтем странным незнакомым голосом — слишком низким и скрипучим. Этот голос лучше других признаков дал понять — личность Шелтема умирает. Корака пронзил запоздалый страх — эмоция живых, бесполезная для андроида. Кто бы мог представить, что он так привяжется к мятежному Хранителю... Кораку вдруг показалось, что они снова на бриге, и все случившееся — просто сон. Он прикоснулся к груди Шелтема — тонкая и насквозь мокрая рубашка, сквозь которую проступали напряженные от холода соски. Тот в ответ накрыл его ладонь своей грубым, лишенным любой романтики жестом. Однако Корак не сомневался, что Шелтем в этот момент приложил все усилия, чтобы попросту не раскрошить его запястье в пыль, так что это могло считаться почти лаской. — Твое... имя... — с трудом произнес бывший Хранитель Терры, наклоняясь к его уху. — Хочу... вспомнить... «Другого шанса не будет». Корак обхватил Шелтема за шею, уперся лбом в его лоб и прошептал в самые его губы: — Мое имя Корак. Вспомни меня. Поцелуй получился на удивление мягким, почти несмелым, совершенно неподходящим ситуации. Словно бы они оказались на первом свидании где-нибудь в уютном месте с мягким освещением и негромкой музыкой, далеко от всего безумия. Словно бы они боялись подступиться друг к другу и гадали, что чувствует другой, а вовсе не собирались сражаться. Словно бы они были самой обычной парой любовников — такой, каких миллиарды среди живых. Ветер выл сильнее, ураган выходил из-под контроля, а молнии сверкали так яростно, что на биоэлектронной сетчатке Корака вспышки отражались ослепительным ало-зеленым даже сквозь закрытые веки. Грохотание грома заложило уши, и Корак сам не слышал, как повторяет между соприкосновениями губ, насколько хватает дыхания: — Целуй меня, прошу, просто целуй... Однако он отлично чувствовал, как его правая рука, быстро нашарив в кармане смертоносный передатчик, коснулась левого виска Шелтема как раз там, где должна была находиться криганская опухоль. Бронзовая кожа была горячей и пульсировала под пальцами, словно бы органика внутри могла чувствовать подступающую опасность. Одно движение — и смастеренное Оранго устройство плотно прикреплено, почти утоплено в висок Шелтема. Словно хищник в электрическом ошейнике, бывший Хранитель Терры дернулся, пытаясь понять, что происходит. Он беспомощно мотнул головой и часто заморгал, затем попытался снять передатчик, зарываясь ногтями во вскипающую под его прикосновениями кожу, но все тщетно. — Корак... — прошептал Шелтем хрипло, опускаясь на колени. Корак сомневался, что он когда-нибудь сможет забыть этот взгляд — взгляд настоящего Шелтема, а не того, что владело им. «Когда андроид умирает, он просто перестает функционировать. Для нас нет ни ада, ни рая, ни реинкарнации или загробной жизни. Личность андроида исчезает, а любые ценные данные по возможности извлекаются и возвращаются в нейросеть-базу». Корак почувствовал подкатывающее головокружение и слабость — устройство начинало действовать и на него. Секундное колебание — нет, он обещал Эскатону вернуться. Он должен уходить! Очередная молния ударила прямо в скалу прямо под его ногой. С издевательски-ленивым скрежетом по камню зазмеилась трещина, и прежде чем Корак успел двинуться или хотя бы сообразить, что происходит, оба андроида с оглушительным грохотом сорвались с обрыва вниз, в пропасть. «Мы остаемся в памяти материнской среды и всех тех, кому предстоит родиться из нее. Наш опыт и знания становятся частичками будущих проектов». Последним, что запомнил Корак, стал далекий и звонкий женский голос.