Вторая директива

Мелиан Сай имела устоявшуюся репутацию бунтарки. И как только она дослужилась до своего поста среди старших офицеров с таким подходом? Она волшебным образом оказывалась затычкой в каждой бочке еще со времен училища космофлота, где они и познакомились. Однако заинтересовались друг другом они далеко не сразу — он во время учебы вообще не думал об отношениях, а она флиртовала со всеми подряд. После нескольких лет службы на разных кораблях и редкого общения по переписке случай закинул их на одну из отдаленных станций для работы над общим проектом. Мелиан была недовольна принудительным «отпуском» с активной службы, и в первую же увольнительную непременно бы попала в неприятности в баре. Но все сложилось по-другому — он находился за соседним столиком. Вполне стандартная история. Он на личном опыте убедился, что имидж совершенно не описывал ее, как человека. Мелиан могла быть упрямой, вспыльчивой, жесткой, неуступчивой — но никогда легкомысленной, поверхностной непоследовательной или эгоистичной. После упоительного месяца на станции их снова раскидало по разным частям галактики, только теперь переписки стало недостаточно. Когда просьбу о переводе на один корабль одобрили, они устроили настоящий праздник, за что чуть и не оказались в карантине на неделю. И как бы ему ни хотелось сказать, что это снова из-за Мелиан, врать себе не имело смысла — это была командная работа. Удивительно, как при таком огромном и разнообразном населении колонизированных планет, так тяжело найти близкого по духу партнера. Он никогда до этого не любил так — сильно, но при этом спокойно, глубоко и искренне, без непременных страданий и драмы. Хотя Мелиан приносила в его размеренную жизнь доселе незнакомый элемент хаоса и безумия, их ценности оставались одинаковыми — поддержка, взаимовыручка, искренность. Оба находили себя в научной работе и были далеки от популярного во все времена стереотипа об оседлой семье и аккуратном домике с зеленым садом. Их свадьба на корабле закончилась приключением, в ходе которого главная палуба получила пробоину, а затем отказала топливная система и рулевые катушки. Обошлось без жертв, и Мелиан позже лишь посмеялась над всем произошедшим. И так всякий раз — куда бы их ни отправляли, их ждали такие вот «приключения». Далеко не все из них заканчивались благополучно. Например, один из его дней рождения пришелся на начало напряженных беспорядков против нового законодательства об использовании роботов. Центр планового управления послал экипаж «Древнего» успокоить ожесточенные драки — Мелиан после этого попала в больницу. Свою седьмую годовщину они «отмечали», будучи свидетелями на военном трибунале с вынесением плачевного приговора обвиняемым в попытке госпереворота. А еще через год мятежники послали самонаводящийся снаряд, попавший аккурат в полный людей лабораторный отсек корабля. И если бы не Мелиан, вытащившая его и других из-под груды горящих обломков, это бы точно стало его последним «приключением». Досталось ему знатно — левую руку, левое легкое и часть мышечного корсета торса пришлось заменить на механику и синтетику. Он провел на больничном почти полгода. Его плоть упорно отторгала металл, и он перенес три крупных операции и шесть мелких, прежде чем его сердце получило достаточное кровоснабжение от механических частей. Память — забавная штука, никогда не угадаешь, как события отпечатаются на этой эфемерной субстанции. Впоследствии он вспоминал больничные дни, как счастливые, даже несмотря на плохое самочувствие, слабость и постоянное ощущение неизвестности. Ведь Мелиан была с ним каждый день мучительно долгого периода восстановления. Он все еще помнил в деталях, как пахли ее волосы, когда она ложилась на кровать рядом с ним для совместного просмотра голографического фильма. — Ну-ка, двинь, — выразительно смотрела она на обнявшую ее механическую руку. — Не могу, милая, она отключена, — улыбался он. — Наверное, что-то с подачей питания, надо будет разобрать ее завтра. — Никакой помощи в этом доме, все приходится делать самой, — возмущалась она притворно. Она скользила ближе в его объятия и поправляла его ладонь так, чтобы та касалась ее щеки. — А что если она вдруг включится и начнет делать что-то... непотребное? — Ну... ведь это же будет не моя вина, правда? — пожимал он плечами, пока его пальцы гладили ее по лицу в качестве прелюдии к «непотребному». — Ох уж эти глюки электроники... Они вернулись на залатавший раны «Древний» как только врачи дали зеленый свет. Несколько месяцев службы без происшествий — это если не считать мелких стычек с повстанцами из менее развитых миров. Но таков уж был мир в эпоху без Хранителей, в котором локальные волнения являлись нормой. Даже при господстве ЦПУ, определяющего курс всей цивилизации, любая колонизированная планета рано или поздно вступала в стадию, когда ее население уже обладает оружием и космическими кораблями, но экономика все еще зависит от прибыли. Такие общества готовы к военизированной экспансии и агрессии против соседей. Все сильно изменилось с тех пор. Древние, Хранители, криганцы... Оглядываясь назад, он часто задавался вопросом, оправдалась ли так цена, которую им пришлось заплатить — всей цивилизации, а не только ему. Рутинное исследование третьей планеты в системе Миноса обещало стать очередным приключением. Необычные показатели орбительного анализа озадачили весь научный отдел. Следуя реестрам и архивам, эту планету никогда не колонизировали, однако полученные данные говорили, что на планете существовало технологически развитое общество. В разведку послали их с Мелиан. Покидая комнату для брифинга, та отчеканила: — Можете на нас положиться. Когда мы с О'Наби подводили команду? Капитанша выразительно, но беззлобно подняла брови, будто бы говоря: «Мне перечислить все случаи?», а в комнате переговоров раздались смешки. Они отчаливали в хорошем настроении. Темные глаза Мелиан блестели предвкушением интересных открытий и скорых разгадок тайн. Если бы только он знал тогда, чем все обернется... Высадка прошла без сучка, без задоринки. Голубое небо над головой, зеленый лесной покров, туманный горный массив на горизонте — вот чем их встретила Терра. Украв поцелуй с губ Мелиан, он едва успел войти в ближайшую пещеру за стратиграфическим анализом, прежде чем случился взрыв. Сколько раз он прокручивал в голове этот момент, каждый раз желая быть в тот момент вместе с ней? Но слои осадочных пород защитили его от смертоносного излучения юни-разлома, существование которого до сих пор считалось лишь теорией. Дальнейшее запомнилось отрывками. Боли почти не было, но вся правая сторона его тела практически перестала слушаться. Ему удалось на левой руке выползти из пещеры, чтобы послать сигнал о помощи. Это оказалось лишним: во-первых, «Древний» засек взрыв с орбиты и уже послал за ними группу, а во-вторых, попавшую в эпицентр Мелиан это все равно не спасло. Он приходил в себя и снова проваливался в забытье — и так сотни раз. Вокруг была сначала команда «Древнего», лица которых будто бы помолодели и лишились характерных линий. Затем вокруг него захлопотали одни медики, другие, и еще третьи, четвертые. Большую часть времени он провел в коме — как он узнал позже, далеко не всегда контролируемой. Из разрозненных фраз, которые он слышал в краткие периоды своего бодрствования, он понимал, что его состояние критическое. Однако смерть все не приходила за ним — все передовые технологии были брошены на то, чтобы продлевать его ставшую бесполезной жизнь. И сколько бы он ни пытался спросить, пробормотать, промычать о судьбе Мелиан, пока находился в сознании, этот вопрос всегда умудрялись обходить стороной. Наконец, врачей сменили инженеры, но он был слишком слаб, чтобы попытаться представить, зачем они могли понадобиться. В тот день, когда он смог самостоятельно сесть на больничной койке, его взгляд привлек оставленный на прикроватной тумбочке журнал с рутинными записями его температуры, кровяного давления и других показателей. Заголовок гласил «СК-ТОН». — СК — суперкомпьютер, — пояснил бесшумно вошедший врач. — Все-таки вы... весьма необычный пациент, мистер О'Наби. — Мелиан, — пробормотал он, не поднимая на врача взгляда. — Говорите как есть. Вопрос был излишним — он и так знал ответ. Может, он слышал разговоры о «единственном выжившем», даже находясь в коме. А может, небывалая пустота в душе являлась лучшим показателем того, что женщины, значившей для него целый мир, больше нет. — Послушайте... я знаю, это тяжело. Офицерша Мелиан Сай погибла при исполнении. Мы не хотели вам говорить, пока вы не поправитесь... — Тело, — прохрипел он, закрывая лицо руками. — Где и как ее похоронили? — Я не... — он запнулся и понизил тон. — Я не уполномочен говорить об этом. Я дам Древним знать, что вы стабильны и желаете получить ответы. С вами свяжутся в ближайшее время. Вот так в его жизни, как в и жизнях многих других, появилось понятие «Древние». Доктор не соврал — запрос на видеосвязь пришел спустя неполный час. Он с трудом узнал говорившую. Белое и искаженное лицо капитанши «Древнего» было похоже на типовую маску или усредненный манекен — на нем отсутствовали морщины или характерные черты. На заднем фоне от нее маячили и другие его сослуживцы — теперь уже бывшие. Все они были похожи каким-то жутким нечеловеческим образом, словно на одном заводе выпущенные. — Тристан... мне придется многое тебе объяснить до того, как я смогу перейти к ответу на твой, без сомнения, справедливый вопрос, — вздохнула капитанша. — Ты был в коме одиннадцать с половиной лет и... это будет очень долгая и сложная история. Ее голос, который нельзя было назвать ни мужским, ни женским, звучал монотонно. Юни-разлом, или разлом между вселенной и предполагаемой антивселенной, открылся внезапно. Почему именно на Терре, именно в тот момент, когда они с Мелиан там были? Неизвестно. Что там, за этим разломом? Тоже неизвестно. От сгубившего Мелиан потока смертоносных частиц из разлома его спасло лишь удачное стечение обстоятельств — заслон из слоев каменных пород и наличие механических частей тела. Как выяснилось, механика деградирует медленнее живых тканей — только поэтому его, полумертвого и погруженного в кому, успели доставить в медицинский центр. Больничный отсек корабля никогда бы не справился с травмами такой степени. Его органы постепенно отказывали, а ткани не поддавались лечению, поэтому одна за другой, системы его организма переходили на снабжение от электроники. Эксперименты по кибернетическому улучшению человеческого организма никогда не были простыми и редко давали желаемые результаты. Медики научились более-менее сносно заменять отсутствующие конечности или отдельные органы, но опасность отторжения инородных частей в медицине всегда стояла остро. Не в его случае — насколько его тело отказывалось принимать металл в прошлом, настолько же оно было готово с ним взаимодействовать в этот раз. Вероятно, все дело было в облучении частицами из юни-разлома. На стыках протезов и остатков органики в его теле началось прорастание. И чем меньше в нем было живого, тем стабильнее становились его показатели. Термин «СК» в его анамнезе появился после того, как его мозг плотно слился с окружающими синтетическими тканями, и отделить живое от неживого стало невозможно. — Ты — первый настоящий киборг, Тристан, — сказала капитанша. — Знаю, невелика радость от такого титула, но... что есть то есть. В тебе остались только ключевые органы — мозг и сердце — а также часть аорты, прилегающие крупные артерии, вены и некоторые крупные нервы. Переносить личность из мозга мы пока не научились, а заменять сердце врачи и инженеры не рискнули — ты только начал выздоравливать, последствия могли быть непредсказуемыми. Команда «Древнего» тоже пострадала от изучения, однако за счет вакуума, оно оказало на них действие совершенно иного генезиса. Вначале члены экипажа докладывали об улучшившемся самочувствии и ощущении молодости, энергичности. Но одновременно с этим они начали терять свою идентичность, словно срастаясь друг с другом и с автоматическими системами корабля. К тому моменту, как его доставили в передовой медицинский центр, мало кто из сослуживцев без подсказки из архивов или досье мог вспомнить собственное имя, не говоря уж об именах других. Взамен экипаж «Древнего» обрел недоступные им ранее знания и навыки, которые при должной религиозности можно было бы счесть божественными. — Происходящие в нас процессы продолжаются и сейчас. Мы... теряем себя, взамен приобретая что-то другое. Наши семьи давно считают нас погибшими. Мы же, желая быть полезными, вначале поступили на службу в центр планового управления, но потом... — капитанша издала странный звук, который по-видимому должен был означать смешок. — Получилось так, что мы заменили собой ЦПУ. Теперь мы определяем курс цивилизации, планы по колонизации планет, а также стратегию защиты. — Мелиан, — почти прорычал он, глядя в белое лицо. — Какое это все отношение имеет к ней? — Поверь мне, я подбираюсь к сути. Пожалуйста, сядь. Глаза той, что раньше занимала капитанский пост, были настолько невыразительны и непроницаемы, что казалось, будто бы их не было вовсе. Лишь темные пятна на пугающе-идеальном лице, которое легко могло бы принадлежать статуе, намекали о том, что там когда-то была радужка и зрачки. Он слишком устал, чтобы спорить, поэтому подчинился. Он чувствовал себя дряхлым стариком, пытающимся на слабеющих ногах догнать ветер, чтобы спросить у него, что же ему делать дальше. Одиннадцать с половиной лет... мир неузнаваемо изменился. И он не хотел быть частью этого нового мира. Что ему за дело до смены госаппарата, до новой стратегии цивилизации, до собственного механизированного тела? Он просто хотел узнать, что стало с его любимой. Почему же капитанша так тянет? Он ведь и так знает, что Мелиан мертва. Что может быть хуже мучительного ожидания? — Тристан... От тела Мелиан практически ничего не осталось. Но когда его доставили на «Древний», наши медики обнаружили кое-что. Уверена, ты не знал, да и вряд ли она сама знала, всего несколько дней... Во время своей прежней реабилитации, чтобы убить время, он поглотил много дешевых романтических фильмов и книг, над которыми не нужно было задумываться, и вот теперь, кажется, оказался в одной из них. Ледяной холод сковал его внутренности, а к горлу подкатила тошнота. И не важно, что подобные ощущения не могли присутствовать в его новом теле — он знал, что чувствует. Он в деталях помнил их последний с Мелиан выходной — за несколько дней до высадки на Терру. Помнил, что они ели на ужин, как приглушен был свет в его каюте, и какое на Мелиан было белье. В душе встрепенулась иррациональная надежда. Может ли быть... одиннадцать с половиной лет, возможно ли... Он вцепился пальцами в простынь, словно готовился к землетрясению в ожидании следующей фразы. — Мы пытались сделать, что могли. Нам пришлось поместить эмбрион в аппарат искусственного вынашивания. — Слишком маленький срок от оплодотворения... — прошептал он. — Всего лишь скопление клеток. Искусственная среда бы не смогла... Они не планировали и не хотели этого. Мелиан часто говорила, что вне зависимости от собственного возраста, они еще слишком молоды для такого шага. Оба едва ли испытывали умиление при виде детей и не представляли себя родителями — если речь не шла об очередном исследовании, конечно. Кроме того, как ученые, они скептически относились к лицемерным разговорам о том, что эмбрион может считаться полноценным живым организмом с момента зачатия. Мелиан бы непременно сделала аборт, если бы осталась жива. Однако все это сейчас никак не помогало ему успокоиться. Если есть шанс, что его любимая оставила потомство... Тон капитанши намекал, что это не конец истории. «Нет, этого не может быть, ни одна технология не смогла бы... если только не суррогатная мать...». — Разумеется, мы это тоже понимали. Но из-за облучения ни одна из женщин на борту не смогла бы выносить эмбрион. Нашей надеждой было добраться до медцентра достаточно быстро, чтобы спасти вас обоих, управиться до того, как искусственная матка исчерпает свои ресурсы. Но... все пошло не совсем так. Дело в том, что эмбрион... не был живым в полной мере. Я... затрудняюсь объяснить, потому что это уникальный случай. Он... Тристан, пока мы летели, он... сросся с аппаратом и стал... чем-то другим. Словно со стороны он услышал треск ткани — его напряженные пальцы безотчетно рвали белую простыню.