Вторая директива

Вечером накануне отлета состоялось совещание с командой «Крона» и офицерами «Рампейджа». Непривычно угрюмый и молчаливый Фараон также присутствовал — Корак подумал о том, что, вероятно, ему устроили неплохую выволочку. Капитан Фостер зачитал новое постановление — капсула искусственного поддержания жизни с Эскатоном будет погружена на борт и доставлена на Терру. — Несмотря на подтвержденную смерть мозга, тело верховного адмаршала будет отключено от системы только непосредственно перед церемонией похорон, которые состоятся не раньше, чем прибудет «Рампейдж» и сами Древние, — сказал он под конец. — У нас есть все необходимое для ремонта, и он не должен занять больше двух недель, — заговорил временно принявший командование первый офицер «Рампейджа». — И поскольку мы быстрее вас, то сильной задержки быть не должно. Если все пойдет по плану, то мы будем на Терре с опозданием на пару дней. Также мы выделяем шесть автономных единиц для вашего эскорта на случай внезапного нападения — хотя разведка сообщает, что проход свободен, мы не можем игнорировать угрозу юни-разломов. К несчастью, автономные единицы являются боевыми кораблями узкого назначения, и не способны поддерживать жизнедеятельность команды долгое время без коммуникации с основной частью «Рампейджа». Возможно ли будет выделить жилые помещения для наших офицеров на «Кроне»? — Уже работаю над уплотнением расположения экипажа, — отозвался Оранго, не отрываясь от компьютера. — У нас совсем небольшая жилая часть, но все будут размещены с максимально возможным для этой ситуации удобством. — Мы не требовательны и привычны к самым разным условиям, лишь бы было где поспать, помыться и поесть хотя бы раз в пару дней, — усмехнулся один из офицеров «Рампейджа». — Так что за нас можете не переживать. В конце концов, личные каюты — это новодел, в докосмическую эпоху матросы спали в гамаках или на трехэтажных кроватях в трюме. — Носитель, содержащий сознание верховного адмаршала Эскатона, также будет находиться на борту «Крона», — вновь взял слово капитан, сверяясь с документами. — Кроме того, во время полета команда наших специалистов будет проводить различные тесты в экспериментальном мире с целью найти способ распараллелить пространственно-временные потоки. Андроид Шелтем назначается консультантом в лабораторию. Он смерил бывшего Хранителя Терры взглядом без враждебности или неприязни, а скорее со спокойным любопытством. — Позволю себе напомнить, что он не восстановлен в должности, а следовательно не может носить форму, однако ему будет дан личный код доступа с ограниченными возможностями. Моргла отчетливо фыркнула, а Шелтем лишь смиренно кивнул. Последние детали были утверждены, и всех наконец-то распустили. Корак решил ненадолго зайти в расчетный центр — не сговариваясь, Оранго, Шелтем и Фараон направились туда же. Капсулу искусственного поддержания жизни уже увезли для погрузки. Корак смотрел на все еще находящийся в гнезде ка-хон, ловя головокружение от осознания того, что чем бы ни была личность Эскатона, она больше не ассоциируется со ставшим пустой оболочкой телом, а находится внутри механизма. «Говорят, живая душа — это целая вселенная», — подумал он, вглядываясь в загадочно поблескивающий звездчатый кристалл в центре. Возможно, это была просто игра света и попытка выдать желаемое за действительное, но ему показалось, что он видит завихрения, наподобие дисков галактик. Оранго тем временем включил терминал и вывел на экран результаты последних тестов, которые они с Шелтемом успели провести до того, как отправились отдыхать. — Как все прошло? — кивнул Оранго Фараону, который зашел в помещение последним. — Сильно на тебя ругались? Видимо, он тоже заметил хмурость Хранитель Ксина. — Как будто бы мне не плевать, — закатил глаза тот. — К делу: вы втроем сможете продолжить тесты уже в полете, но пока у вас есть лишние контуры, — он показал на свою голову, — давайте-ка выжмем из оставшегося времени максимум. Они провозились до поздней ночи, собирая воедино всю медицинскую историю Эскатона еще со времен его поступления в училище — благо, Оранго дали особый доступ к этим файлам. Все когда-либо сданные анализы, результаты которых сохранились, были скомпилированы, чтобы можно было составить некую «норму» активности его мозга и других систем для сравнения с информацией на ка-хоне — скрупулезная и выматывающая работа. Сопоставление показывало ясное сходство информационных профилей за вычетом разве что совсем мелких деталей, которые можно было без труда списать на погрешности. Это в очередной раз подтверждало, что сознание Старшего в целости и сохранности. Более того, структура кристалла показала себя крайне стабильной, так что за скорую деградацию можно было не беспокоиться. Корак почувствовал, как эти результаты, на этот раз вполне окончательные и подтвержденные, разрядили обстановку. Всем присутствующим стало значительно легче — разговоры и шутки возобновились, и словно бы даже дышать стало свободнее. Однако ложка горечи обнаружилась дальше — никакого способа коммуницировать с Эскатоном они так и не нашли. Прямое подключение к компьютеру не давало результатов — система начинала предупреждать о высокой опасности обрушения целостности информационного кластера. Никакие обходные методы, предложенные в ходе тестов, также не сработали. После часа мучений Кораку внезапно пришло озарение — зря он винил себя в том, что не смог передать Старшему информацию о Мелиан. С таким раскладом вряд ли Эскатон смог бы ее воспринять, даже если бы он бросил все силы на попытки до него достучаться. «В принципе, логично. Синхронизация не поменяла того факта, что он находился в коме, а значит, не был восприимчив». — Интересно, он что-нибудь чувствует? — спросил Фараон, словно прочтя мысли Корака. — Знает ли он сам о произошедшем? Тот покачал головой. — Чтобы быть осведомленным о среде вокруг, необходимы органы чувств или системы, их заменяющие. Потому и достучаться до него не получается. Возможно, он видит обрывки снов или воспоминаний — поскольку он не приходил в сознание, с его точки зрения ничего не изменилось. — Сохранить-то мы сохранили его личность, — Оранго безотчетно кусал кончик указательного пальца, гипнотизируя взглядом темный экран со столбцами символов и цифр. — А делать-то что теперь с ней? Возможно, киперы смогут что-то придумать... — Предполагаю, то что сделал Корак, может быть воспроизведено в условиях юни-разлома при наличии специфической проводимости, — тихо сказал до сих пор молчавший Шелтем, не поднимая глаз. — То есть, на Терре. Потому что именно так сознание Мелиан оказалось отделено, когда ее тело разрушилось. — Древние знают? — спросил Оранго. — Я больше чем уверен, — кивнул Шелтем. — Не думаете же вы, что они предписали «Крону» транспортировать ка-хон вместе с телом, только для того чтобы Эскатон «поприсутствовал» на собственных похоронах? Они наверняка надеются использовать его, чтобы как-то достичь сознания Мелиан. Это была и моя идея, но нам предстоит много работы, чтобы понять, как и что именно нужно сделать. — Какие бы ответы нас ни ждали, они на Терре. Там, где все и началось, — негромко подытожил Корак. Воцарилось молчание, нарушаемое только равномерным гулом вентиляционных систем главного терминала. Наконец, Фараон поднялся со своего стула и замахал руками: — Так, ну чего все приуныли? А ну-ка давайте, разбредайтесь — вам через четыре часа вылетать. Кыш-брысь отсюда, отдыхать. Проводы были недолгими и скромными. Фараон наградил Оранго братским рукопожатием с оглушительным хлопком и коротко приобнял его, а затем подошел к Шелтему. Их разница в росте, телосложении и цвете кожи создавала впечатление сошедшихся противоположностей, что со стороны выглядело причудливо, но весьма эстетично. Фараон поманил Шелтема пальцем, и когда тот наклонился, что-то тихо сказал ему на ухо. По мало подверженному эмоциям лицу бывшего Хранителя Терры нельзя было догадаться о смысле — он лишь скосил глаза на собеседника, но ничего не ответил. — О чем вы там шептались? — спросил Корак, когда настал его черед прощаться. — Предупредил, что если будет снова безобразничать в моем мире, я скормлю его своим драконам. Счастливая белоснежная улыбка Фараона не давала никаких шансов считать степень серьезности его слов. — И что, это возымело эффект? — с сомнением поднял бровь Корак. — Нет, конечно. Но потом я пригрозил, что уведу у него парня — тут-то его и проняло, — он рассмеялся и крепко обнял Корака. — Доверяю этот кремниевый артефакт тебе, как более умному и взрослому. А то не ровен час снова попадет в неприятности. Им с Шелтемом предоставили одну каюту на двоих. В этом не было ничего необычного или удивительного — многие члены экипажа «Крона» и почти все офицеры «Рампейджа» получили сожителя. Однако Корак против воли чувствовал по этому поводу некоторую нервозность, круто замешанную на смущении. «Это явно не самое откровенное или постыдное, что я делал с ним. Мы провели не одну ночь вместе и даже жили короткое время на Терре в одном помещении. Так почему сейчас это ощущается по-другому?». Корак чувствовал себя последним идиотом, стоя посреди каюты с сумкой в руках и бессмысленно переводя взгляд с одного отсека хранения на другой в попытках выбрать, какой использовать. Шелтем же, напротив, был невозмутим. Он деловито проверил наличие полотенец в душевой, затем открыл гигиенический набор и перебрал его, удостоверяясь, что в нем есть все необходимое. — Мне нужно получить минимальный комплект вещей, — бросил он. Корак кивнул и мысленно проследил течение событий для Шелтема — спешное отбытие с Терры в старой спасательной капсуле давно разбившегося корабля, затем, вероятно, столкновение с криганцами, потеря контроля над собой, прибытие на Ксин, буря, падение к ядру, чуть не окончившееся полным отключением, затем суд и вылет меньше чем через два дня... Получалось, что у него даже одежды сменной нет. «Интересно, где он взял тот красный плащ, в котором я его видел на Ксине... впрочем, я, наверное, не хочу этого знать. Жалко он не уцелел — очень уж хорошо сидел на нем». Шелтем прошел мимо замечтавшегося Корака к выходу и устало потянулся, так что оставленная навыпуск рубашка чуть задралась, на секунду обнажая его поясницу и пресс. Корак как-то слишком внимательно вперился взглядом в полосочку матовой смуглой кожи, вдруг сконцентрировавшись только на ней — именно в этот момент дверь открылась, заставив его испуганно моргнуть. В коридоре чуть поодаль как бы невзначай стояли Арроу, Пала и Ви. Едва ли Шелтем что-то заметил — не с его туннельным зрением. Он вышел и, не глядя по сторонам, направился к каптерке, провожаемый долгими взглядами в спину. Корак успел поймать их и на себе до того, как дверь закрылась. Обреченно улыбаясь, он вдруг осознал, что помещение снабжено единственной двуспальной кроватью — Оранго поселил их в парную каюту. «Почему сейчас это ощущается по-другому? Что ж, кажется, вот почему, — он опустился в кресло, закрыл лицо рукой и не смог удержаться от смешка. — Кто бы мог подумать, что меня так смутит официальность этих отношений. Фло была бы горько разочарована во мне». Однако в первые же дни полета неловкость бесследно исчезла. Хотя Шелтем работал в лаборатории, а Корака в основном назначали в машинный отсек к Оранго, их вахты часто совпадали по времени. Это давало им возможность проводить свободное время вместе, и не успел Корак оглянуться, как накрепко подсел на этот наркотик. Сущие, казалось бы, мелочи, совершенно обычные для пар: сесть за один столик в столовой, перекинуться парой фраз или хотя бы взглядом во время работы, сходить в спортзал или просто пройтись по кораблю, разговаривая о чем-нибудь отвлеченном — давали ощущение совершенно новой для Корака эйфории. Он не осознавал раньше, как сильно его, оказывается, тяготила необходимость постоянно выбирать выражения и обходить острые углы в разговорах с другими членами экипажа. Как живые привыкают к тупой боли и удивляются, когда она исчезает, так и Корак привык выкручиваться, если речь ненароком заходила о Шелтеме, и только теперь понял, как многочисленны были эти случаи, и сколько дискомфорта они приносили. И точно так же, как живые боятся, что боль однажды возобновится, он ловил себя на мысли, что он не сможет вернуться к тому, что было раньше. Ложиться спать вместе, засыпать, чувствуя запах сандала, и, конечно же, заниматься сексом вдоволь, без постоянного нависания над бездной отчаяния и мыслей о том, что это их последний раз, стало почти что зависимостью, с которой он не желал расставаться. Памятуя о собственном опыте, Корак поначалу немного волновался о том, как Шелтем вольется в непростой коллектив лаборатории. Он не стал ничего говорить, предоставив тому возможность самому составить мнение о каждом и каждой из коллег. Как вскоре выяснилось, это решение было правильным. По прошествии нескольких дней Шелтем оставался все так же спокоен, что ясно говорило о том, что он попросту не замечал обстановки. Корак испытал по этому поводу что-то среднее между ревностью и завистью — вот где упрощенная эмоциональная матрица-то полезна! И все же он дал себе слово приглядывать за тем, как развиваются события. Поначалу, украдкой проходя мимо лаборатории, он даже верил в то, что делает это ради Шелтема, а не ради удовлетворения собственного любопытства. В целом, его устраивало то, что он видел. Ви, Пала и ребята-лаборанты были вполне дружелюбны с самого начала. Арроу даже не пыталась скрыть своей искренней симпатии к бывшему Хранителю Терры, интересуясь каждой мелочью и вызываясь помочь в любом деле. Прекрасно зная ее пылкий влюбчивый темперамент, Корак только посмеивался, глядя на это, однако даже для него стало сюрпризом, в какой почти детский восторг она пришла, как-то увидев их вдвоем. На следующий же день, встретив Корака в коридоре, она с радостным вскриком обняла его и еще минуту тискала, как котенка. Моргла со свойственной ей злопамятностью держалась дольше всех. Будучи оба упрямыми и непримиримыми деспотами, первое время они сцеплялись по нескольку раз за смену и перекидывались взглядами, от которых хотелось прикрыться свинцовым фартуком. Корак уже начал волноваться, что Моргла никогда не сможет принять Шелтема, однако в конечном итоге и эта крепость пала. Она сдалась перед острым умом бывшего Хранителя Терры, его изобретательностью и умению нестандартно подходить к решениям вопросов, но главное — перед тем, что он, оставаясь обычным равнодушным собой, даже не пытался завоевать ее расположение. Заметив перемену в ее отношении, Корак испытал настоящую гордость, словно это была его личная победа. Жизнь на «Кроне»-исследовательском шла своим чередом, и Корак искренне радовался выдавшейся передышке. За последнее время и без того произошло слишком многое, так что несколько недель скучной рутины виделись ему настоящим благом. Впервые с его первого прибытия на Терру, у него появилась возможность спокойно обдумать свои чувства, осознать каждую эмоцию и найти им соответствующие места внутри своей личностной матрицы. Как он ни крутил ситуацию, ему хотелось, чтобы такая жизнь не заканчивалась, а мысли о Шелтеме вызывали умиротворение и спокойную улыбку. И единственное, о чем Корак жалел — что не может поделиться всем этим с Эскатоном.