***
Комната, которую ему предоставили, располагалась на нижних этажах замка. Здесь было сыровато, не так много окон и дневного света, но это было лучше, чем темница. Большая удобная кровать, стол, стулья, полка с книгами — Эдмару не на что было жаловаться. Только не после нескольких лет военных походов и заточения в плену. Он был жив. Он находился в самом Утесе Кастерли. Да, за ним следили, и охрана стояла не только у его дверей, но и по всему коридору, но все же Эдмар был к своим врагам ближе, чем когда-либо. Даже Робб не был так близок к Тайвину Ланнистеру, а у Эдмара были все шансы отомстить, но только если он сможет убедить Сансу помочь. Ему самому к Лорду Утеса и близко не дадут подойти. Санса — другое дело, ее принимают за свою в этом львином логове. Санса не думала, что справится, но Эдмар был уверен, что переубедит ее. Он и сам бы охотно все сделал, да стражники его не выпускают из поля зрения, только в своей комнате он может быть один, да в комнате Сансы. Конечно его племянница — настоящая леди, но все же она дочь Кет. А сестра у него была сильная. Только под конец она не выдержала и расплакалась у него на плече, но все же она была женщиной, пусть и такой выносливой. В юности Кет тоже была хрупкой леди, но Север ее закалил, а Санса родилась на Севере, родилась зимой. Если найти правильные слова, если найти рычаг, ему удастся убедить ее сделать так, как надо. Это и в ее интересах тоже — чтобы главный враг семьи и виновник всех бед был повержен. Только вот сделать это стало почти невозможно теперь. После того разговора виделись они не так часто. Все реже и реже, и встречи их были короткие, и говорили они не о том. Санса была испугана. Наверное, стоило быть с ней осторожнее. Эдмар почему-то был уверен, что она готова, и сама с удовольствием сделает все, что он скажет, после стольких лет страданий. Но он ошибся, а теперь почти не видел Сансу, чтобы эту ошибку исправить. Он был уверен, что это Ланнистеры. Кому еще захочется их разлучить? Ему говорили, что ее нет, что она занята. Ланнистеры пообещали ему всего, чтобы он пошел на уступки, а теперь понемногу забирали обещанное. Наверняка они не хотят, чтобы Санса общалась с ним, хотят сделать ее несчастной. Или еще хуже, манипулируют ею. Но Санса ничего им не рассказала, это Эдмар знал точно. Если бы рассказала, его голова бы уже торчала на пике. Но покуда он был жив, он еще мог что-то сделать. Ему хотелось покончить со всем раз и навсегда, хотелось вернуть Сансу Кейтилин. Его сестра заслужила увидеть хотя бы одного своего ребенка. Но Эдмар был уверен, что встреча эта не состоится, пока лорд Тайвин жив. А вот если умрет, провернуть все станет гораздо проще. Если Санса хорошо постарается, то на нее даже не подумают, а Эдмар день и ночь под присмотром, поэтому и его не заподозрят. А уже потом, когда начнется неразбериха, можно будет улизнуть. Делать ему было нечего. Читать он не очень любил, поэтому свободное время проводил в раздумьях о том, как бы развенчать все опасения Сансы. Кажется, он уже рассказывал ей о том, как его отважная сестра бросилась защищать сына от нанятого Тирионом Ланнистером убийцы. На пальцах Кейтилин так и остались шрамы после валирийской стали, но сына она защитила, пусть и потеряла его позже все равно. Санса не хуже Кейтилин, если дать ей достаточную мотивацию. Только найти бы ее. Эдмар выглянул в окно и ожидаемо увидел племянницу внизу. Несмотря на то, что этаж был одним из первых, все же смотрел он на сидящую на скамье Сансу свысока. Рядом с ней на скамейке стояла плетеная корзина с младенцем. Вблизи Эдмар ее сына не видел, но издалека — уже не впервые. Погода в последние дни стояла безветренная, и Санса почти каждый день со своим ребенком сидела вот так на скамье в саду. Она постоянно поправляла слои одеял, потому что ребенок сбивал их, когда тянул к ней руки. Рот младенца открывался и закрывался, но, должно быть, он был еще слишком мал, чтобы нормально разговаривать, хотя Санса все же что-то говорила ему в ответ. Эдмар не слишком смыслил, что должны уметь дети в определенном возрасте, но все же этот младенец мог ему помочь. Пожалуй, Санса дорожила своим сыном, хотя Эдмару такого отношения к нему было не понять. Однако Санса была одна в окружении львов и вполне могла привязаться к этому маленькому созданию — ей же нужно было отдавать кому-то свою любовь.***
В последние дни Санса возвращалась к себе только затем, чтобы поспать. Дядю приводили к ней в комнату, поэтому Санса предпочитала бывать там как можно реже. Она много гуляла, часто проводила время с Джой или Дженной, словом, делала все, лишь бы не остаться с дядей наедине. Она боялась, что он снова заговорит о мести и будет убеждать ее свершить ее, а она не могла. Ей все же сложно дался тот спектакль, и Санса не хотела больше лгать. Она думала, что ей было сложно до этого, но нет. Оказалось, что корить себя самой было куда проще, чем столкнуться с реальным осуждением. А Санса была уверена, что дядя осудил бы ее непременно. Санса не могла выполнить того, что ему было нужно от нее, но она думала, что могла бы, по крайней мере, помочь ему сбежать. Это было бы очень сложно, но не невозможно. Через главные ворота она дядю конечно не вывела бы, но теперь она знала еще один способ — через туннели в недрах утеса. И только звучало это просто, на деле же было сопряжено со сложностями от начала и до конца. Ей пришлось бы сначала в эти подземелья проникнуть. И если с Джой она смогла это сделать, потому что лорд Тайвин предупредил охрану, то компанию ее дяди стражники, охраняющие подземелья, едва ли сочтут подходящей. Еще им нужно будет пройти по всем коридорам и не заблудиться. Если где-то существует карта этих подземелий, то раздобыть ее или хотя бы увидеть будет несложно. Если же нет, Санса может попробовать второй раз соблазнить лорда Тайвина на прогулку и на этот раз запомнить все повороты. Конечно это будет очень рискованно и, что еще хуже, бесчестно. Она и без того каждой своей мыслью об этом побеге предавала его доверие. Должно быть, немногие удостаивались такой чести, а она только и делала, думала о том, как бы провести лорда Тайвина. Санса ненавидела это и все же продолжала думать. Она должна выбрать из двух зол меньшее. Она не станет убивать лорда Тайвина, это она решила твердо, но дяде помочь она как-то должна. Но даже если она проведет его по подземельям, остаются еще ключи. От дверей и от решетки. Где лорд Тайвин их прячет? Если она ошибется и возьмет не те, то весь путь будет проделан зря. Когда она вернется, чтобы исправить ошибку, их пропажа уже будет обнаружена. Да даже если на пляж они попадут, что делать дальше? Лодки там нет, а вода с каждым днем все холоднее. Хотя дядя Эдмар — Талли и плавать умеет, но, если потом он умрет от переохлаждения, риск будет не оправдан. Кроме того, Санса потеряет доверие лорда Тайвина. И в свете всего этого проще каким-нибудь образом вывести дядю Эдмара через Львиную Пасть, чем рисковать сгинуть в недрах утеса. А доверие она в любом случае потеряет. Но тут хотя бы лорд Тайвин останется жив, как и дядя. Пусть лорд Тайвин ее презирает потом, пусть в ее сторону даже не смотрит, она как-нибудь снесет и это. Но главное, пусть будет жив. И не рухнет ни дом Ланнистеров, ни Вестерос, и Эдрик будет в безопасности. Конечно, в побеге дяди она тоже не видела смысла. Зачем скитаться по земле, возможно, всю жизнь быть в бегах, не имея крыши над головой, когда можно вполне комфортно жить здесь. Может быть, дядю Эдмара приютят где-нибудь его собственные бывшие знаменосцы, а может быть, из страха, они выдадут его. Так зачем рисковать? Санса не могла понять этого. Да, Ланнистеры его враги, но он не так часто их видит, можно и потерпеть. Неужели лучше быть без еды и крова? А еще эта глупая месть. Это даже эгоистично: рисковать не только своей головой, но и ее тоже. Сидел бы дядя спокойно и со временем бы получил больше свободы и шанс жить нормально. Так нет же, нужно всех ставить в небезопасное положение. Почему-то Санса была уверена, что мысли о последствиях дяде в голову даже не приходят, а вот она размышляла об этом постоянно. Никакой пользы в смерти лорда Тайвина она не видела, потому что ее попросту не могло там быть. Санса думала и о Томмене. Томмену нужны мудрые советники. Конечно Тирион очень умен и племяннику поможет, но все же у него нет такого опыта, как у его отца. Лорд Тайвин двадцать лет был десницей при Эйерисе Таргариене, едва ли кто-то может похвастаться тем же. Томмену нужны рядом такие люди, особенно теперь. И лорд Тайвин, и Тирион, и все, кто только можно. С таких людей нужно брать пример, у таких людей нужно учиться. Санса надеялась, что и она сама кое-что подчерпнула после всех бесед и переписок. Томмен — новый король, и именно с ним связана дальнейшая судьба Семи Королевств. Если он станет хорошим королем, то его королевства будут процветать, и, чтобы стать хорошим королем, ему нужны были хорошие советники. На этом круг замыкался, и Санса не видела больше смыла об этом думать. Объяснить бы все это дяде. Ладно северяне, Север так далеко, что там больше действует власть Хранителя Севера нежели короля, но Речные Земли находятся не так далеко от столицы. Или дядя думает, что раз он потерял их, то уже не имеет значения, кто король, и что будет дальше? Эта война захватила все, от нее пострадали все, в том числе и простые люди. Они-то точно заслужили хорошего короля и стабильность в государстве. Это лорды могут позволить себе почти не замечать кризисов, в первую очередь упадок на себе испытывают простые люди. Эдрик недовольно закряхтел, когда понял, что его мама уже продолжительное время никак не реагирует на издаваемые им звуки. Санса рассмеялась. Она погладила сына сквозь многочисленные пеленки и одеяльца. — И что же мне делать? — спросила она. — Как ты думаешь? Эдрик, довольный, что на него снова обратили внимание, снова завозил ручками, выбираясь из-под одеял, и издал звук, отдаленно напоминающий хихиканье. Конечно прямого ответа он дать Сансе не мог, да она и не ждала этого. И все же было бы неплохо, если бы кто-то сказал ей, что делать. В ее понимании выход был, да только дядя Эдмар едва ли смог бы согласиться и с половиной ее утверждений. Ему не было дела ни до Томмена, ни до Эдрика, ни до Семи Королевств. Санса пыталась подумать обо всех сразу, учесть все интересы, а дядю волновала лишь месть, которая была только в его интересах. «Если цена доверия моего дяди — чья-то жизнь, то пусть лучше мне не доверяет», — решила Санса. Эдрик тем временем порывался приподнять голову, чтобы заглянуть Сансе за спину. Санса, придерживая сына, чтобы тот не выпал из корзины, сама обернулась и увидела лорда Тайвина, который шел прямо к ней. Санса была рада его видеть, хотя эта радость омрачалась всеми мыслями, которые не отпускали ее, даже когда она лежала ночами в постели без сна. Она поступала отвратительно. Она была ни на одной стороне, ни на другой. Она была посередине. И она пыталась быть и там, и там, никого не предать, никем не жертвовать. Но это было невозможно. Не может она сидеть сразу на двух стульях. Как хорошо, что хотя бы лорд Тайвин ничего от нее не требовал. Он доверял ей и дал ей возможность самой решить, откроется она ему или нет. И как иначе смотрелся дядя Эдмар, который вложил ей в руку нож и сказал, что она должна убить лорда Тайвина. Лорда Тайвина, который стоял так близко к ней, держал ее за подбородок, что она чувствовала тепло его руки и едва могла сосредоточиться на его словах, и говорил, что доверяет ей. Быть может, это было и логично, ведь дядя Эдмар был уверен, что она всецело на его стороне. Кажется, Ланнистеры и не ждали, что она будет на их. Они не заставляли ее идти против Старков, понимая, что это ее семья. Лорд Тайвин даже позволил написать письмо Роббу. А дядя Эдмар и мысли не допускал, что Санса могла в чем-то сомневаться. А она сомневалась еще как! И она предпочитала быть в обществе лорда Тайвина, нежели быть с дядей, который ненавидит Ланнистеров и планирует убийство. Да, лорд Тайвин тоже был бы не против увидеть голову дяди Эдмара на пике, но он хотя бы не просил Сансу этому способствовать. Наоборот, говорил, что от нее зависит его дальнейшая судьба. Если она убедит дядю вести себя в соответствии с уговором, то ничего плохого не случится. А Санса не только провалилась в этом, так дядя еще и втянул ее в этот глупый заговор. И вечно от него бегать она явно не сможет, к этому разговору все равно придется вернуться. — Он постоянно руки освобождает, — пожаловалась Санса, когда лорд Тайвин подошел к ней. — Замерзнет же. Она предприняла попытку снова укутать Эдрика в одеяла, но тот, поняв, что перед ним уже два человека, с особенным рвением принялся хвататься за воздух. Лорд Тайвин слегка коснулся рукой носа ребенка. Эдрик, мгновенно среагировав, схватил его за руку и довольно взвизгнул. — Ему тепло, не беспокойтесь, — спокойно сообщил лорд Тайвин, не пытаясь убрать от ребенка руку. Эдрик, явно довольный, с двойным усердием пытался передать свою радость восторженным пищанием. Санса с улыбкой наблюдала за этой картиной. Что-то подсказывало ей, что лорд Тайвин здесь не просто так. Они не разговаривали после того случая, и ему наверняка было, что сказать ей. Или же он надеялся, что она что-нибудь скажет. Наверняка ему доложили, что с дядей она видится очень неохотно, и это не могло не вызвать у него подозрений. Конечно, Санса могла бы и проявить осторожность, но ей так не хотелось снова выслушивать о том, какие Ланнистеры плохие, и ей не хотелось снова строить из себя слабую барышню, поэтому она предпочитала вовсе избегать контактов. Но лорду Тайвину это все не объяснишь, для него ее поведение просто выглядит странно. Санса надеялась, что хотя бы не истерично. Она пыталась представить, как ситуация выглядит со стороны, но как ни гляди, все равно это должно вызывать множество вопросов. Весьма кстати, чтобы перекрыть возникшую паузу, и весьма некстати, чтобы оставить Сансу без лепечущей поддержки сына, на дорожке появилась Элис. Она сделала глубокий реверанс. — Лорд Тайвин, леди Санса. Санса вздохнула, понимая, что от этого разговора все равно не уйти, и ни к чему пытаться задержать Элис. Лучше с лордом Тайвином говорить, чем с дядей. Может, она даже поймет, как ей следует действовать. — Можешь забрать его в замок, Элис. Он достаточно подышал свежим воздухом, — позволила она. Когда Элис ушла, прихватив с собой малыша, Санса поднялась со скамьи. — Может, пройдемся немного? — предложила она. — Если вы никуда не торопитесь. — Совсем нет, — сказал он, — до обеда у нас как раз есть немного времени. Санса взяла его под руку, и они вместе пошли вглубь сада. — Вы довольны Элис? — вдруг спросил лорд Тайвин. Это было необычно, Санса уже привыкла, что он всегда сразу переходит к делу. Пытается ее запутать? Или в самом деле интересуется? — Более чем, — сказала Санса, решив не вдаваться в подробности. С Элис было легко и приятно, она много знала о младенцах. Но прежде не рассказывала о том, что по носу ребенка можно определить, замерз он или нет. В любом случае это знание Сансе пригодится, ведь все холода еще только впереди. — Она кажется достаточно приятной. Санса взглянула на лорда Тайвина. Что это он хочет сказать, говоря «приятной»? — В каком плане? — осведомилась Санса. Неужели Дженна не преувеличивала, когда говорила, что мужчины склонны интересоваться кормилицами? «Глупости все это, — сказала себе Санса. — Не о том я думаю». — Эдрику она нравится, и вам тоже, — пояснил лорд Тайвин. — Кажется, ваш выбор оправдал себя. Хотя вы выбирали Элис чуть ли не методом исключения. Санса расслабилась. Он помнил ее письмо, осознание этого порадовало ее. Она помнила все его письма. Порой даже перечитывала, когда долго не могла уснуть. — Она замечательная, — улыбнувшись, сказала Санса, полностью отпустив все опасения. — Я же смогу взять ее с собой в столицу? — Разумеется. Вы можете нанять и других людей. Эдрик быстро растет, Элис скоро не сможет справляться с ним одна, ей потребуется помощь. — Я подумаю над этим, — Санса так привыкла к Элис, что не представляла, что ей может быть нужен кто-то еще. Она привыкла делить Эдрика с Элис, но делить его с кем-то еще… Сансе хотелось бы избежать этого, но если Элис в самом деле будет тяжело, то долгом Сансы конечно же будет обеспечить ей лучшие условия. Элис и без того делает все, что должна делать для ребенка мать, а Сансе остается лишь наиболее легкая часть — читать ему сказки, гулять с ним и играть. — Мы можем пойти к качелям? — попросила она. Эти качели Санса заприметила уже давно. Она не знала, как долго они здесь были, но сама она любила медленно покачаться и подумать о своем. Дошли они быстро. Санса села на качели, расправила свои многочисленные юбки и принялась несильно раскачиваться, отталкиваясь от земли ногами. Видеть Сансу сначала сидящей на скамье с ребенком, а потом лицезреть ее счастливый вид, когда она села на качели, было странно. Санса могла бы делать это в Королевской Гавани, когда была еще ребенком, но Джоффри не дал ей такой возможности, вместо этого он мучил ее, и теперь Санса, уже совсем взрослая, имея ребенка, сама радуется качелям, как ребенок. Как же легко ее осчастливить — всего лишь качели. Она драгоценностям так не радовалась. — Мне сказали, что вы больше не видитесь с вашим дядей. Почему? — наконец задал Тайвин интересующий его вопрос. — У меня нет так много времени, — беспечно сказала Санса, продолжая раскачиваться. Какая неправдоподобная беспечность. — А на качели есть? — усмехнулся он. — Интересно вы расставляете приоритеты. Тайвин знал, что здесь что-то не так. Санса бы не стала добровольно отказываться от своего дяди. Он был уверен, что что-то случилось. Неужели размолвка? Он вспоминал ее слова про выбор между двумя членами семьи. Все это было как-то связано, но все же Тайвин не мог понять, как именно. — Все хорошо, не беспокойтесь. Даже самым дружным родственникам иногда нужно друг от друга отдыхать. С этим было сложно поспорить, но Тайвин видел, что все это просто отговорки. Разгадывание вражеских планов не занимало у него столько времени, сколько мысли о Сансе и о том, что она от него скрывает. Умудрялась же она давать какие-то намеки, которые путали только еще больше. И как это у нее получалось? Ее молчание сказало бы больше всех этих недомолвок. — Даже если и нет, вы бы не сказали правду. — Вы сами позволили мне хранить секреты, — заметила Санса. — Я это помню. Еще я сказал вам, что необязательно справляться со всем самой. — И я это тоже помню. Просто… — она на мгновение задумалась, — есть вещи, которые все же нужно сделать самому, понимаете? — Вполне. Санса не пыталась скинуть с себя ответственность на кого-то другого, но это явно было не главной причиной, почему она ничего не рассказывала. — Может, мне стоит смягчить условия содержания вашего дяди? Позволить ему ходить по замку без охраны. Как вы считаете? — решил зайти Тайвин с другой стороны. Взгляд Сансы очень ему не понравился, она как будто даже побледнела, но тут же попыталась вернуть самообладание. — Нет, не стоит, — быстро ответила она. — Вы же понимаете, что ведете себя подозрительно? — Поэтому предлагаю сменить тему и поговорить о другом. — Это так не работает. — Заметьте, что я предложила сменить тему прямо, а не попыталась вас провести, — заметила Санса. — Вы бы непременно заметили мою уловку, и это бы вам не понравилось. — Мне и то, что вы сейчас делаете, не нравится, — сказал Тайвин. — Но это ваше дело. Я сказал, что вы можете хранить эти секреты, и я от своих слов не отказываюсь. Вы же знаете, что можете в любой момент обратиться ко мне за помощью. — Вы так хотите помочь мне? — Вы слишком много на себя берете. Было время, когда ваше выживание зависело только от вас, но теперь это не так. Вы больше не одна. Вы привыкли справляться самостоятельно, но теперь это необязательно. Санса взглянула на него. Сомнений в ее взгляде было много, но и упрямства не меньше. — Я бы хотела рассказать, — сказала она. — Но мне не стоит это делать. Это может плохо закончиться, — она вдруг улыбнулась. — Я сделала только хуже, да? — Вы просто удивительны. На вас с каждым разом сваливается все больше, и вы все равно отказываетесь от помощи. При этом сами пытаетесь помочь всем. — Ну вот такая я, — пожала плечами Санса. — Вы не думайте, что я это делаю, потому что я не могу на вас положиться. Я знаю, что могу. Но со своим дядей я должна разобраться сама. — Звучит угрожающе. Санса снова улыбнулась. — Если бы возникла угроза, я бы вам рассказала. — Я надеюсь на это. — Но пока это касается только меня, я должна все сделать сама. — Вы со всеми людьми разговариваете намеками? — Санса вопросительно подняла брови. — За сегодня я узнал от вас, что мне не стоит давать вашему дяде больше свободы, что вы хотите сами разобраться с ним, и что, если расскажете мне, в чем дело, случится катастрофа. И что же мне делать со всей этой информацией? Когда он перечислял все сказанное ею вслух, то понимание стало более отчетливым. Интересная картинка складывалась, очень интригующая, но все еще непонятная. Санса хотела что-то ответить, но Тайвин опередил ее. — Знаете, если я соберу все ваши загадки воедино, и мне не понравится то, что я обнаружу, то уже я буду задавать вам вопросы. Поэтому потрудитесь разрешить ситуацию до того, как я пойму, в чем дело. Договорились? — Я поняла, — Санса кивнула, но было очевидно, что она тревожится. Он не хотел пугать ее, но Тайвину никогда не нравилось быть неосведомленным. Если Санса хочет справиться одна, то пусть справляется, лишь бы свои силы не переоценила. Или, наоборот, не недооценила своего дядю. Санса, конечно, на редкость разумная, чего об Эдмаре Талли не скажешь. И все ее сомнения разумеется из-за дяди. Только чего он мог наговорить Сансе? Побег предложить? Глупость, да и только. Из Утеса он не убежит, да и Санса ему в этом не помощник. И что же он тогда хочет от племянницы? Санса чувствует себя ответственной за своего дядю, это безусловно, хотя тот не стоит таких страданий совершенно. И главное, что довериться Санса никому не может, наверняка же Эдмар предлагает ей что-то такое, из-за чего его голова может легко слететь с плеч, иначе не объяснить, почему Санса играет в молчанку. Дядя явно ставит ее в неудобное положение, а Санса пытается спасти его ничтожную жизнь от казни, прекрасно зная, что, если правда всплывет, то Эдмару Талли прямая дорога на эшафот. — Давайте поговорим о другом, — предложила Санса. — О чем вы хотите поговорить? — Не знаю. Мне даже говорить-то не хочется. Хочется наслаждаться моментом. Это такое удивительное чувство свободы, когда качаешься на качелях! Приятное головокружение… — Если у вас кружится голова, то лучше слезайте, — посоветовал Тайвин. Санса нахмурилась. — Я же сказала «приятное». — Сейчас приятное, а как слезете, то упадете в кусты. Санса рассмеялась, запрокинув голову. — Ну а почему бы и нет? Я уже давно никуда не падала. Вы же мне не даете! Все время подхватываете, — она ехидно на него посмотрела. — Леди Санса… — Подтолкните меня, — попросила она. — Что-то я устала сама раскачиваться. То есть по подземным коридорам ходить она слишком гордая, чтобы признаться, что устала, а тут, сидя, вся утомилась. До чего же хитрая. Тайвин стал раскачивать ее, а Санса с явным удовольствием наслаждалась своим полетом. — Еще! — Голова не закружится? — Нет. Давайте сильнее! И он качал ее сильнее. Санса довольно восклицала, не менее эмоционально, чем ее сын часом раньше. Ее радость заполнила все пространство от качелей и до деревьев, смех звенел в воздухе, и улыбка освещала полянку вместо скрывшегося за хмурыми тучами солнца. Санса была воплощением счастья и лета, и Тайвин надеялся, что это лето никогда не покинет ее. Тайвин, пожалуй, никогда не умел проявлять свои эмоции так открыто, так неистово, но рядом с Сансой ему самому хотелось улыбнуться. Едва ли кто-то вообще мог противиться этой светлой всепоглощающей энергии упоения. Тайвин бы не удивился, если бы восторг Сансы заставил само солнце излить на землю свои теплые лучи. — Я хочу прыгнуть, — вдруг заявила Санса. — Только этого не хватало. — Я осторожно. — Я вам запрещаю. — Я прыгну, — предупредила Санса, поглядывая на него. Будто надеялась, что он смягчится. Тайвин крайне неодобрительно посмотрел на нее в ответ. Санса все же спрыгнула. Качели, хотя и сбавили скорость, все же высоко поднимались над землей, а Санса не стала ждать полной остановки. Тайвин был уверен, что это последний раз, когда он видит Сансу здоровой. Она упадет и непременно расшибется. У него сердце подскочило, когда Санса солнечным зайчиком пронеслась над землей. Приземлилась она вполне удачно, прошла еще несколько шагов, чтобы не потерять равновесие. Она замерла спиной к нему, а потом медленно обернулась. Тайвин сохранил свой строгий вид, чтобы она не думала, будто он одобряет ее бездумные действия. Санса ответила виноватой улыбкой. Тайвин решил не заговаривать с ней первым, а подождать, что скажет Санса. Он сказал ей не прыгать, а она взяла и не послушалась. Санса сделала несмелый шаг к нему и ожидаемо покачнулась. — Я… — начала она. — Я же в порядке. — По счастливой случайности. А могли и поскользнуться. Земля после дождя скользкая. — Но я не поскользнулась. — А если бы поскользнулись? Следовало подумать об этом. Я понимаю, когда вы на камне устоять не можете, но самой прыгать… Не стоит такое творить, когда вы и на ровном месте спотыкаетесь. — По-вашему, я неуклюжая? — Это сказал не я, заметьте. Но, быть может, грация покидает вас, только когда я нахожусь рядом. — Неужели? — Сами же сказали, что я вам падать не даю, — объяснил Тайвин. — Привыкли уже, что я вас всегда ловлю в последний момент. Однако это не причина падать намеренно. Санса хмыкнула, но ничего не ответила. — Обиделись? — поинтересовался Тайвин. — Еще чего! — Вам нужно беречь себя, а вы все делаете наоборот. Он хотел защитить ее от всего, но как же он должен был делать это, когда она сама творила невесть что? После этих пещер могла бы и проявить осторожность и дважды подумать, прежде чем ставить куда-то ногу. Видимо, такое легкомысленное поведение компенсировало ее серьезные думы, и это было единственной причиной, почему Тайвин не стал более отчитывать Сансу. Ей сейчас и так нелегко, и если полеты с качелей заставляют ее расслабиться, то пусть прыгает. Лишь бы под присмотром. — Я больше так не буду, — пообещала Санса. Тайвин был более чем уверен, что будет, но не позволил себе усомниться вслух. — Идемте, иначе опоздаем на обед, — и Дженна не упустит случая воспользоваться этим, чтобы снова донимать его своими намеками. Еще одна любительница понамекать. Они пошли по дорожке к замку. Санса шла как обычно, значит, и впрямь приземлилась удачно и ничего себе не вывихнула. Это успокаивало. — Вы злитесь на меня? — вдруг спросила Санса. — Нет. — Точно? — Точно. Как на нее можно было злиться? При всем желании Тайвин не заставил бы себя сделать это. Тем более она сама уже все поняла и осознала и снова глубоко о чем-то задумалась. Тайвин внимательно изучал ее сосредоточенное лицо, и Санса заметила это. — Что? — Опять что-то обдумываете. Потом зададите вопрос, на который не знаешь, как реагировать. — Вы слишком хорошо меня знаете. И все же, можно вопрос? — Можно, — позволил Тайвин, заранее готовясь к чему-то в духе обычных вопросов Сансы. — Что должен сделать человек, чтобы вы в нем разочаровались? — что и следовало доказать. — Полагаю, не оправдать мои ожидания. — Это слишком общий ответ! — возмутилась Санса. — Вы мне тоже задаете абстрактные вопросы и всячески открещиваетесь от помощи. У вас есть на это право. И у меня есть право вам не отвечать. Да и с чего такой интерес? Собрались меня разочаровывать? — Я бы меньше всего на свете хотела вас разочаровать. — Тогда не рискуйте попусту. Я не люблю неоправданные риски.***
Маргери рассматривала ожерелье, подаренное Томменом. Она почти не снимала его последние дни, хотя у радости было странное послевкусие, какое может появиться, когда получаешь желаемое и обнаруживаешь, что на самом деле желал совсем не этого. Да и к ожерелью этому было много вопросов. Наверняка здесь не обошлось без лорда Тириона. Если бы сам Томмен вздумал делать ей подарок, то подарил бы котенка. У него их теперь столько, что можно раздаривать придворным, еще и останутся. Но все же ожерелье — это лучше, чем ничего. Больше напоминает акт вежливости, но и на том спасибо. И все же на душе Маргери было тоскливо. Радость сменилась разочарованием, и только когда Маргери разговаривала с Квентином, ей становилось лучше. Он пытался поддерживать ее, и Маргери понимала, что не сошла с ума от ревности и беспокойства. Но больше всего ее трогало то, что Квентин пытался ее понять. Порой он говорил странные вещи, но чаще всего его советы ей помогали, хотя Маргери все еще не планировала отказываться от этой помолвки. Да и могла ли она отказаться? Разве кто спросит ее мнения на этот счет? Кроме Квентина никто не интересуется тем, что она чувствует. Когда она при Лорасе впервые ради эксперимента упомянула, просто чтобы увидеть его реакцию, что возможно от затеи быть королевой ей стоило бы отказаться, брат лишь рассмеялся и сказал: «Ты будешь прекрасной королевой, сестренка! Ты так долго шла к этому, не время сдаваться сейчас». Да разве она шла к этому? Ее отец шел, готовый подкладывать ее под любого мужчину или мальчика, который называет себя королем. Почему-то долгое время она думала, что выбрала эту дорогу сама. Как так вышло? Да, путь был долгим, но если он неправильный, какой смысл идти по нему дальше? Быть может, нужно искать другую дорогу. Но Маргери тут же отгоняла все сомнения. Дорога… правильная, неправильная… У нее одна дорога — та, на которую ее отец поставит. И дорога эта по Великой Септе Бейелора до алтаря. — Маргери, тебе письмо из дома, — сказала Элинор, входя в комнату. Маргери улыбнулась кузине и взяла письмо. Наверняка это от матери, где она пишет, что с нетерпением ждет ее в Хайгардене. Там Маргери точно приведет мысли в порядок. Может, бабушка посоветует ей что-нибудь. У леди Оленны всегда находился рассказ из молодости, который как нельзя лучше подходил к ситуации. Маргери благоговела перед ней. Но письмо оказалось от отца. И чем дольше Маргери читала, тем скорее улыбка исчезала с ее губ. Совсем не то, чего она ждала, и совсем не то, чего она хотела. Как там Квентин говорил? «Судя по вашей радости, миледи, вы либо возвращаетесь домой, либо королевская милость снизошла к вам». Видимо, получить все нельзя. Королевская милость снизошла, хотя на деле оказалась всего лишь подачкой, но и о Хайгардене оставалось только мечтать. — Ты представляешь, он написал, чтобы я оставалась в столице! Чтобы продолжала делать все возможное, чтобы вернуть Томмена! — И что же? — спокойно спросил Лорас, выравнивая Белую Книгу так, чтобы она лежала точно посередине стола. — Я просто хотела побывать дома. Неужели я прошу так много? — Зачем тебе домой? При дворе гораздо лучше, — Лорас занял свое место Лорда Командующего за столом. Маргери не рискнула занять один из шести оставшихся стульев. Лорас уже помешался на уставе Королевской Гвардии, и конечно, заставил бы ее встать. Усидеть на месте Маргери все равно бы не смогла, поэтому продолжила ходить по комнате. Лорас наблюдал за ней с ленивым интересом. — Ничего ты не понимаешь, Лорас. Зачем мне тут оставаться? — Да ты сама же радовалась, что Томмен подарил тебе ожерелье. Продолжай добиваться большего. Почему тебе не терпится вернуться в Хайгарден? — Да какая разница! Свадьба либо будет, либо нет, и это от меня не зависит. Отец едет в столицу, чтобы решить этот вопрос, в моем присутствии нет необходимости, — пыталась втолковать ему Маргери. — Я разве так часто прошу о чем-то? В последние годы беспрекословно подчиняюсь воле отца, что бы он ни приказал. Так почему мне отказывают в такой мелочи? Просто съездить домой на пару недель. Это так много?! — Почему ты так туда рвешься? Тем более, что отец сам приедет. И мать наверняка тоже. Еще бабушку бы, и Хайгарден, считай, переехал в столицу. Маргери возвела глаза к потолку. Ей еще никогда не хотелось стукнуть брата чем-нибудь по голове. Белая Книга прекрасно бы подошла для этой цели. Маргери и сама не понимала, почему ее так тянет домой. Она просто хотела быть там, подальше отсюда. И не в количестве родственников дело. Просто ей хочется быть подальше от всей этой ответственности. Подальше от Томмена, от Ширен. Хотя бы на час. Просто расслабиться и забыть о том, что она королевская невеста. Томмен легко позабыл об этом, а вот она забыть никак не может. И подаренное ожерелье тянуло ее за шею вниз, услужливо напоминая о более неутешительном статусе. — Я просто хочу домой. В сады. — Иди погуляй по королевским. Маргери чуть не взвыла. — Ты ничего не понимаешь! — Да они везде одинаковые. — Нет, не одинаковые! Это твое ристалище везде одинаковое, а сады разные. — Я вообще не узнаю тебя в последнее время. Ты стала какой-то нервной, — сказал Лорас, что вызвало в Маргери еще большее раздражение. Как такое вообще можно сказать человеку, если, конечно, не планируешь взбесить его? — Просто я перестала делать вид, что все в порядке, и я всем довольна, — резко ответила она, хлопнув руками по столу, о чем тут же пожалела. Чардрево явно было крепче ее ладоней. — Ты будешь королевой, чем ты можешь быть недовольна? — Тем, что никто не спросил, чего хочу я! Маргери выбежала из комнаты прежде, чем Лорас успел остановить ее. Возможно, он и не собирался это делать, но Маргери от мысли, что Лорасу не все равно, становилось чуть легче. Покинув Башню Белого Меча, она остановилась. Ей хотелось кричать. Ей даже поговорить не с кем, ее брат родной понять не хочет. И дождь, опять этот проклятый дождь, который лишает ее возможности поговорить с тем единственным человеком, от кого можно добиться хотя бы какого-то сочувствия. Хотя в последнее время дождь уже не был для нее преградой его увидеть. Маргери схватила за руку проходившую мимо служанку, которая испуганно вытаращилась на нее. Обычно со слугами Маргери была в высшей степени любезна. Но не сегодня. — Где покои Квентина Мартелла?***
Квентин сидел у окна с книгой, не особо вникая в ее содержимое, а больше думая об отцовском письме, заложенном между страницами, когда в его покои почти ворвалась леди Маргери. — Это просто невозможно! — Что-то случилось? — спросил Квентин, откладывая книгу и пытаясь скрыть удивление. Конечно, он удивлялся еще тогда, когда раз за разом встречал ее у фонтана, но он смог привыкнуть к этому. Потом она дожидалась его после заседаний совета, но и этому Квентин мог найти оправдание. Но теперь, когда она пришла к нему в покои… Неужели ей настолько не с кем поговорить? У него, конечно, друзей в Красном Замке не нашлось, но это же Маргери. Ее все любят, она со всеми любезничает. Неужели нет ни одной души, с кем она могла бы поговорить? Видно, нет, раз она раз за разом ищет его компанию для этого. И не то, чтобы он слишком возражал. — Отец едет в столицу! Я написала ему с просьбой позволить мне поехать домой, так мало того, что не позволил, так еще и сам приезжает! — голос Маргери едва не срывался после каждого произнесенного ею слова. Она была на грани, и Квентин лихорадочно пытался найти слова, которые могли улучшить ситуацию, а не испортить все окончательно. — Зато вы увидите вашего отца. Маргери развела руками, как бы говоря, что не этого она жаждала. — Но я хотела домой! И все еще хочу. А Лорас говорит, что мне нечего там делать, я же в столице, здесь лучше. Вот почему вы привязаны к месту, где провели детство, а ему все равно? Сидит в своей Башне Белого Меча и радуется, что он Лорд Командующий! — Все люди разные, — заметил Квентин. Сложно было оставаться спокойным рядом со взвинченной до предела Маргери. Обычно она сдерживалась хотя бы немного, но сейчас все явно выходило из-под контроля, и Квентин не был уверен, что знает, как следует действовать в таких ситуациях. — Но почему он не может понять меня? Я думала, что он понимает. Нас всегда принимали за близнецов, так мы были похожи. Иной раз мне казалось, что он мысли мои читает, а теперь? Почему теперь все изменилось? Раньше я могла рассказать ему все… — Люди меняются. Быть может, вам стоит поговорить об этом серьезно. — Я не хочу говорить с ним, мы уже все друг другу сказали. Какая-то то я нервная последнее время! Да разве мне самой это нравится? Я нахожусь на грани того, чтобы испытывать ревность к десятилетней девочке! Я серьезно готова соперничать с ребенком из-за мальчика-короля? Это звучит как абсурд, но почему-то мои родственники считают это нормальным. Я сама считала это нормальным. О Семеро! А если… — Квентин внимательно слушал ее, не перебивая, наблюдая за тем, куда идет ее мысль. — А если приедет мой отец, и вопрос со свадьбой будет улажен, и мы с Томменом поженимся, то что… что я буду с ним делать? Что мне с ним делать? Это же ребенок! На этот вопрос у Квентина не было другого ответа кроме как «ничего». Маргери еще пару лет точно не придется ничего делать с Томменом, но Квентин предположил, что не очевидных ответов ждет от него Маргери, поэтому решил озвучить единственное преимущество. — Вы станете королевой. — Королевой! — в исступлении воскликнула Маргери. — Ко мне будут обращаться «ваша милость», и у меня появится парочка миниатюрных корон для торжественных церемоний. И все! Я не буду править. И Томмен тоже. — Но ваши родственники… — А что с ними? Мой отец уже в Малом Совете, мой брат — Лорд Командующий Королевской Гвардии. У Гарлана есть свои земли и замок, Уиллас — наследник Хайгардена. Что еще им нужно? — Чтобы кровь Тиреллов текла в королевских особах еще долгие века. Маргери прикрыла глаза на мгновение, будто собираясь с силами, и заговорила уже спокойнее, но в ее голосе все еще проскальзывали истерические интонации. — Пройдут годы, прежде чем это возможно будет осуществить. Томмену нет и десяти лет. И я даже не хочу представлять, как это будет, когда время настанет. Я… познакомилась с ним, когда ему было семь или восемь, и он всегда будет слишком маленьким для меня, я всегда буду видеть в нем ребенка. И как… как я должна делать то, что мне нужно будет делать? — Маргери опустилась на стул и закрыла лицо руками. — Не хочу, не хочу, не хочу, — повторяла она. — Он потом вырастет, а я состарюсь раньше времени из-за стресса, как вы говорили. Он найдет себе кого-то помоложе, он будет водить ее всюду, она займет мое место, а я буду сидеть в своих покоях, если он не отошлет меня, и смотреть на это. И вот на это я должна потратить свою жизнь? Свою молодость? Свою красоту? Этого мои родные хотят для меня? Этого? — Ну что вы, король Томмен никогда так с вами не поступит. Он добрый мальчик, — попытался успокоить ее Квентин, хотя картина, нарисованная Маргери, была невозможно реалистичной. Он не мог никак опровергнуть слова про ее восприятие Томмена, но должен был сказать хотя бы что-то. — Он добрый мальчик, — повторила Маргери, — но он будет мальчиком не всегда. Для меня — да, но не для других. И не для него самого. Квентин не знал, что ему делать. Обычно его слов хватало, чтобы поддержать ее, но теперь их явно не было достаточно. Он смотрел на Маргери, и все внутри обрывалось. Это была его вина. Он заставил ее сомневаться, он поселил в ее душе эти сомнения. Если бы он отказался исполнять поручение отца, то так бы и не заговорил с ней, и Маргери продолжала бы ждать свадьбы, мечтать о короне. Но теперь она страдает, и это его вина, только его. И хотя раньше Квентин искал недостатки этого брака, чтобы заставить ее передумать, теперь, когда его цель, казалось бы, была достигнута, он хотел найти преимущества, только чтобы Маргери не плакала. Не нужно было ему лезть к ней. Он же в самом деле считал, что брак с Томменом — не то, что ей нужно. Он знал, что она будет несчастна, но Маргери этого не знала. Поняла только теперь, что из преимуществ этого брака только корона, да и то это преимущество сомнительное. Недостатков куда больше. Ее родственники получат выгоду, ее род получит, а она нет. Не каждый способен смириться с таким раскладом. Зря он вмешался во все это. Лучше бы Маргери и дальше жила в блаженном неведении. Теперь она несчастна из-за него, и не имеет уже значения, что последние недели он как мог избегал упоминать Маргери в письмах к отцу, пытался оставить свои попытки влиять на нее и просто поддерживать. Но все же он сделал все безупречно, точно, как отец хотел, и Маргери действительно готова была отказаться, но у нее не было этого права. Теперь она видела все недостатки, но отступить не могла. Ее семья считала, что она должна быть королевой, как его семья считала, что он должен быть в Малом Совете. И ничего тут уже не поделать. — Я… — начал Квентин. — Я буду рядом с вами, обещаю. И если вам будет плохо, вы всегда можете рассказать мне обо всем. И если король Томмен окажется настолько глуп, что станет пренебрегать вами и найдет другую, то я никогда так с вами не поступлю. Вы можете на меня рассчитывать. Я знаю, что я Мартелл, а вы — Тирелл, и все же я хочу вам помочь, — ему плохо давались слова, он спотыкался, потому что не мог смотреть на нее такую. Раньше Маргери могла быть невыносимой, грубой, могла вскакивать с места каждую минуту и порываться уйти, она могла с ним спорить, могла обвинять его, но она никогда не плакала так. Маргери подняла на него полные слез глаза. — Правда? — Да. Если вы примете мою поддержку, то я сделаю все, чтобы облегчить ваши страдания. Я буду вам другом. Он видел, как Маргери поднимается с места. Он был уверен, что Маргери уйдет. Возможно, ударив его перед этим. Неужели он, Мартелл, в самом деле решил, что может быть ей другом? Смеет помогать ей, что-то обещать. Но Маргери не убежала. Она приблизилась к нему неспешно и с осторожностью, как тот котенок, который вечно сбегал от Томмена и путешествовал по Красному Замку, стояла и смотрела на него, немного задрав голову. И он видел, как слеза стекает по ее щеке и срывается вниз. А другая уже соскальзывает с ресниц, чтобы последовать по намеченному пути. Маргери подняла руку, чтобы стереть слезы, но Квентин опередил ее и мягко провел рукой по ее щеке. Ему показалось, что он и не коснулся кожи вовсе, он отдернул руку, боясь, что теперь-то точно Маргери уйдет, но увидел, что мокрой дорожки больше нет. Значит, он коснулся. Маргери взяла его за руку. Она вдруг потянулась к нему, и Квентин не сразу понял, что она собирается сделать. Ее рука легла на его шею, пытаясь заставить его наклониться к ней ниже. На этот раз он почувствовал, как ее губы коснулись его губ. На мгновение, мимолетно, но он почувствовал и запомнил. И это ощущение никуда не делось, осталось даже тогда, когда Маргери отскочила от него чуть ли не в другой конец комнаты. — Простите меня, простите. Не понимаю, что я делаю, — в панике произнесла Маргери. — Вы пытались поддержать меня, а я… Простите, умоляю. Я не… — она осеклась и снова на него посмотрела, будто ожидала реакции. — Что теперь вы обо мне думаете… какой позор. — Ничего я о вас не думаю, — растерянно произнес Квентин, пытаясь понять, что только что произошло. Она в самом деле поцеловала его? Маргери? — Вы еще тогда сказали, что я показалась вам легкодоступной. — Это совсем не так, — возразил Квентин. — Не слушайте меня, я вел себя как дурак, вы совсем не такая. Вы удивительная и… прекрасная, и такая стойкая. Я вами восхищаюсь. Маргери смотрела на него, распахнув глаза. Квентину казалось, что он говорил совершенно неправильные вещи. У него в голове они как-то укладывались, но, когда он решался озвучить это, путного ничего не выходило. — Восхищаетесь? Почему? — Потому что… — Квентин не знал, что сказать. Он знал, почему, но как объяснить это словами, он не представлял. Просто Маргери была потрясающей, и дело было совсем не в ее красоте. Ее красота как раз и ввела его в заблуждение. Только потом, когда он увидел, какая она настоящая, что она не просто красивая и вечно улыбающаяся всем. Она могла и злиться, могла негодовать, возмущаться, она чувствовала, она умела быть честной. Как дорнийцы. И она была честной с ним, пусть он этого и не заслуживал. — Просто я испытываю восхищение, когда вы рядом. А сейчас у вас сложный период. В это время бывает непросто оставаться прежним. В этом нет ничего страшного. Невозможно все время быть сдержанной и всем улыбаться. Вы привыкли быть любезной и скрывать свое плохое настроение, но показывать свои эмоции — это совсем не плохо. Здесь, конечно, принято носить маски любезности, и сам факт, что вы делаете это с детства, восхищает меня. Но рядом со мной вы эту маску снимаете, и я это ценю. Маргери снова подошла к нему. Крадучись, настороженно, недоверчиво прислушиваясь к тому, что он говорил. — Значит, я поступила не плохо только что? — Нет ничего плохого в том, чтобы выражать эмоции. Свои вы сдерживали слишком долго, поэтому теперь они выплескиваются таким образом, и вы не можете это контролировать. Маргери обреченно покачала головой. — Я сама себе яму копаю. Я совершенно не думаю. Я чем думала, когда сюда шла? Когда дорогу у служанки спрашивала? Когда делала то… что делала? — Маргери обхватила себя руками. — Мне ваша поддержка очень приятна, правда. Если бы не вы, я бы просто сошла с ума, — она коснулась лба тыльной стороной ладони. — Я не знаю, почему вы это делаете, да это и неважно, потому что ваши слова… вы помогаете. Он использовал ее. Отец приказал ему сделать так, чтобы союз Тиреллов и Ланнистеров не состоялся. А Маргери говорила, что это неважно. Как это может быть неважно, если все ее страдания из-за него? Поддерживать ее теперь — меньшее, что он может сделать. Да, этот брак — просто чудовищная идея, но, быть может, все сложится не настолько плохо, как представляется сейчас, возможно, зря Маргери так переживает. В любом случае она достойна большего. Достойна быть королевой, но не такой ценой. Не так. Когда он только приехал сюда, полный решимости оправдать надежды отца, он не мог подумать, что все так получится. Сначала он даже не представлял, как начать разговор с этой вечно лучащейся радостью леди Маргери. Еще и Тирелл ко всему прочему. А потом он увидел ее расстроенной у фонтана, и все в разы упростилось. Потому что она была без улыбчивой маски. Ему она показала свое истинное лицо. Это была воля случая. Должно быть, если бы он не увидел ее такой, он никогда бы ею не проникся, даже не узнал бы, что она может быть другой, она бы просто не показала. И то, что он делал, было бесчестно. Но если бы он не делал этого, если бы не говорил о том, что ей нужно думать не о короне, а о своем счастье, Маргери никогда бы не оказалась в его покоях и никогда бы не коснулась губами его губ.***
Работы у Тириона было достаточно, но он с удовольствием для себя отмечал, что все то, что отец поручил ему, он выполнил, и последние недели делал даже больше этого. Только вот отца, чтобы тот оценил его старания, в столице по-прежнему не наблюдалось, да Тирион и не рассчитывал на похвалу. Только не от лорда Тайвина. Тирион думал о том, чего ему ждать от дней грядущих. Может, отец решил вообще не возвращаться? Тирион помнил, как после своего пробуждения после Битвы на Черноводной он мечтал, чтобы отец поскорее снова отправился на войну, оставив ему снова свою цепь десницы. И теперь Тирион получил желаемое, только желание сбылось слишком поздно. Сбыться-то сбылось, но это уже было ему не нужно. Не будь Санса в Утесе, он слова бы не сказал, а теперь… Тирион ждал веский повод для возвращения отца в столицу. К счастью, этот повод не заставил долго себя ждать, и принес его Варис. — Я узнал, что лорд Тирелл собирается прибыть в столицу, — с довольным видом сообщил евнух, не преминув перед этим затеять длинное предисловие с философскими мотивами. Тирион Пауку даже улыбнулся. Мейс Тирелл явно не захочет обговаривать все эти свадебные вопросы с Тирионом, а это значит, что в присутствии отца в столице наконец появилась острая необходимость. Тирион даже порадовался, что толстяк Мейс испытывает к нему отвращение. Он будет настаивать на разговоре с лордом Тайвином и только с ним, отец просто не может не приехать. — Откуда, позвольте спросить, у вас такая информация? Пташки не ошиблись? — небрежно осведомился Тирион. В профессионализме Вариса ему прежде сомневаться не приходилось, но именно в этот раз Тирион решил уточнить. Отец не будет рад, если его выдернут из Утеса, а информация не подтвердится. К тому же Тирион не хотел ждать приезда лорда Тирелла, чтобы лично убедиться в правдивости слов Вариса. Если он сегодня же напишет отцу, то тот приедет скорее, лорду Тиреллу не придется долго ждать, и он не будет докучать всем. Тириону жилось замечательно, пока толстяк Тирелл отсутствовал. Без него даже на заседаниях совета было как-то спокойнее, но, кажется, столица совсем скоро вернется к привычному ритму, и толпу детей разбавят не менее невыносимые взрослые. — Лорд Тирелл написал об этом своей дочери, а ее возмущенные восклицания были слышны по всей Башне Белого Меча. Она жаловалась брату. — Не знал, что леди Маргери так не хочет видеть своего отца. — Она негодовала по поводу того, что отец запретил ей вернуться домой, и вместо этого повелел дожидаться его в столице. — Несомненно, он едет, чтобы решить, наконец, вопрос с помолвкой, — задумчиво произнес Тирион. — Я думал, леди Маргери очень в этом заинтересована. По крайней мере, мне так показалось. — Боюсь, лорд десница, ваша информация устарела, — с напускным сожалением произнес Варис, пряча руки в широких рукавах своего халата. — Не может быть. И что же вы мне скажете? Варис помялся для вида, но затем ожидаемо повернул голову набок и, понизив голос до шепота, с видом заядлой сплетницы сообщил: — Я не хотел говорить вам, но ситуация и правда щекотливая. Боюсь, как бы все это не вылилось в большой скандал или даже в войну. Да что же произошло? Скандал, война. Только этого ему не хватало для полного счастья. Он, конечно, радовался, что работы в последнее время стало поменьше, но это не был вызов судьбе подбросить новой. — В чем дело? Говорите прямо, — потребовал Тирион. — Поведение леди Маргери вызывает опасения. Я не хотел тревожить вас, пока все было невинно, но леди Маргери пересекла черту. — О чем вы говорите? — начал терять терпение Тирион. — Какую еще черту? — Черту приличия. — И? — Леди Маргери не так давно побывала в покоях… — Тирион выразительно взглянул на Вариса, предупреждая, что его терпение на исходе, — Квентина Мартелла. Мартелл и Тирелл. Замечательно. Действительно войной запахло. — Что она там делала? — А что леди может делать в покоях у мужчины? — Не надо этих намеков, Варис. Леди Маргери и в моих покоях была, но дальше разговора дело не зашло. — У леди Маргери и Квентина Мартелла зашло. — И насколько далеко? — готовясь к худшему, спросил Тирион. — Недалеко. — И это значит..? Не заставляйте меня тянуть из вас каждое слово, Варис. Вы и так подпортили мне настроение. — Хорошо, в следующий раз сообщу такую интересную информацию кому-нибудь другому. — Варис! — Поцелуй. Только поцелуй. — Боюсь спросить, как вы это узнали. — А это уже мое дело, милорд. — Надеюсь, что, когда я снова смогу поцеловать мою жену, вас поблизости не будет. — Меня не будет. — А ваши пташки? — Здесь ничего не обещаю. — Вы подлец. — Зато хорошо делаю свою работу. — Здесь не поспоришь. Ступайте, — позволил Тирион. — И если узнаете что-то еще про эту парочку — сразу ко мне. Тирион не верил, что леди Маргери могла быть настолько неблагоразумна. Тиреллы клялись, что она непорочна, а теперь она делает это. Конечно отец больше не заинтересован в этом союзе, но Маргери то не знает об этом. И Квентин Мартелл… Тирион бы меньше удивился, услышав любое другое имя, но только не Мартелл. Что их связывает? Нет, подобное неблагоразумие было не в стиле Маргери совершенно. Тириону она всегда казалась девушкой смышленой, а теперь такие новости. Но и Варису не доверять у него причин не было. По крайней мере, в контексте этой ситуации. Надо бы намекнуть леди Маргери, чтобы она была осмотрительнее в своих поступках. Отец, если узнает, сможет использовать эту информацию, чтобы разорвать помолвку. Но тогда Мартеллы и Тиреллы не прекратят войну никогда, а отцу этого не нужно. Ему нужен мир, а для этого необходимо, чтобы репутация леди Маргери оставалась безупречной. Тирион усмехнулся. Зря Томмен пренебрегал Маргери. Пока он писал свои сочинения по истории с Ширен, Маргери тоже не скучала. Вот, что бывает, когда не следишь за своей красавицей-невестой — она быстро находит тебе более подходящую замену. Радость Тириона поубавилась, когда он вспомнил, что его красавица-жена далеко от него. Но это ненадолго, сказал он себе. Вот он прямо сейчас сядет писать отцу письмо. Еще немного, и Санса будет с ним, как и их сын.***
Санса переоделась ко сну сразу, как вернулась к себе после ужина. Она накинула пеньюар поверх ночной рубашки и подошла к зеркалу, чтобы расчесать волосы. Привычный ритуал подготовки не только ко сну, но прежде всего к чтению детских сказок. Едва Санса закончила заплетать волосы в слабую косу во избежание повторения покушения сына на ее волосы, как в комнату вошла Элис с Эдриком на руках. — Возвращайся через час, — сказала Санса Элис. — Мы как раз успеем дочитать сказку, думаю, Эдрик заснет. Санса положила ребенка на диван на мягкое покрывало и села рядом. Эдрик в предвкушении залепетал что-то невнятное. Санса подарила ему еще одну самую ласковую улыбку и открыла книгу на нужной странице, пытаясь припомнить, на чем они остановились вчера. Однако не успела она прочесть и абзаца, как идиллия была нарушена неожиданным вторжением. Странно, Санса уже привыкла к тому, что последнюю неделю дядя не порывался с ней встретиться, и она спокойно могла быть у себя, не опасаясь быть втянутой в новый заговор. Санса поднялась ему навстречу. — Дядя. Вы так поздно, — она запахнула пеньюар и сложила руки на груди. Явно не тот вид, в котором он должен ее видеть, но и выпроводить его тотчас же она не может. Хотя очень хотела бы. Меньше всего на свете она была настроена сейчас на разговор. Дядя Эдмар подошел к ней. — Санса, я должен был увидеть тебя. — Зачем? — спросила Санса, стараясь, чтобы интонации оставались вежливыми. — Это важно. Я думал, Ланнистеры совсем не позволят нам видеться. Так вот, что он думал. Что это Ланнистеры мешали им встречаться. Как удобно винить их во всем, когда на самом деле это Санса не хотела его видеть и всячески избегала встреч. Только сейчас Эдмар заметил младенца на диване, который с любопытством разглядывал нового человека, но Сансе совсем не понравилось выражение лица дяди. — Вы хотели поговорить, — напомнила она, стараясь отвлечь его внимание от Эдрика. Поскорее бы сказал, в чем дело, да ушел. Санса настроилась провести этот вечер с сыном, и у нее не было желания в сотый раз слушать, какие Ланнистеры плохие. Она уже отвыкла от этого и почти справилась с чувством вины, а теперь снова слушать все это и пытаться убедить себя в том, что она не сошла с ума, раз не чувствует подобной ненависти. — Да, — дядя Эдмар перевел взгляд обратно на нее. — Санса, я понимаю, что ты не похожа на свою мать, ты не такая храбрая, но в этот раз тебе следует переступить через себя. Я не могу ничего сделать и… Санса бросила взгляд на уже знакомый нож на тарелке. Она вернула его сюда, на положенное место, хотя все время порывалась убрать с глаз подальше, просто чтобы не вспоминать, что она чувствовала, когда он был спрятан у нее в рукаве. Сансу бросало в дрожь, когда она смотрела на этот нож. Как вообще живут мужчины, у которых всегда под рукой меч? Хотя одно дело, когда у тебя есть оружие для защиты, другое — когда тебе дали оружие для целенаправленного убийства. Санса поморщилась. Ей почти физически было неприятно думать об этом. Она помнила то ощущение, когда знаешь, что оружие у тебя, и ты можешь воспользоваться им. Только вот есть еще и мысли о том, нужно ли это делать, чем это закончится, что будет дальше. — Снова вы про это, — вздохнула она, сжимая и разжимая пальцы. — Скажите мне, зачем? Это воскресит моего отца и брата? — устало спросила Санса. У нее даже не было сил притвориться любезной. Или изобразить испуг. Ну неужели он сам не понимает, как глупо это звучит. Убить лорда Тайвина! Да только на нем все и держится. Жизнь дяди Эдмара в том числе. Сир Киван наверняка бы убил его сам с удовольствием, да только решил, что его брату лучше знать, что с таким пленником делать. А раз лорд Тайвин решил, что Эдмар полезнее живым будет, так сир Киван уже на казни не настаивал. Так это виделось Сансе. Так что дяде впору поблагодарить лорда Тайвина за то, что он усмотрел в нем практическую пользу. Сомнительная радость, но все же предпочтительнее быть живым, чем мертвым. Дядя, видимо, не понимает этого и не в силах оценить такой подарок. — Причем здесь это? — недоуменно спросил дядя Эдмар, явно озадаченный необычной реакцией Сансы. — Ну должна же быть какая-то цель у этого бессмысленного действия. Обычно люди совершают поступки с какой-то целью. Или вы действительно просто хотите отомстить? Почему я думаю о будущем, а вы нет? И еще вас при этом называют взрослым! Санса видела, как каждым словом вводит его в ступор. Но она больше не понимала, почему должна щадить его. Ему нужна эта месть, а он перекладывает это на нее, потому что сам не может. Хорошее дело, конечно. И почему она должна притворяться? Она в безопасности, она может говорить, что думает. Одно ее слово, и дядя Эдмар не подойдет к ней больше никогда. Будет сидеть в своей комнате и видеть только свое отражение в зеркале. И разве это будет ее виной? Она должна заботиться о своем комфорте в первую очередь. Неужели ему самому доставляет удовольствие снова и снова возвращаться к этим страшным эпизодам войны? Почему она должна страдать от слов дяди, когда они знакомы-то всего пару недель? Конечно, в его словах есть и правда, но все же Санса видит это несколько иначе. Имеет на это право. И конечно она имеет право отказаться делать что-то, что противоречит ее убеждениям. Она же не безвольная овца, которой скажешь что-то, и она пойдет и сделает. Нет. Санса может выбирать, она может сказать нет. У нее есть этот выбор. — Ланнистеры разрушили наше будущее. — Прошу, говорите за себя, — все больше раздражаясь, сказала Санса. — Если вы считаете, что ваша жизнь разрушена, то это ваше мнение, хотя на мой взгляд, у вас есть больше возможностей, чем вы могли рассчитывать получить от Ланнистеров. У меня же будущее точно есть, и я не хочу им жертвовать ради какой-то мести, которая вам нужна. — Она нужна и тебе. — Нет, — возразила Санса. — Теперь я Ланнистер, и мой сын — Ланнистер, — Санса кивнула на Эдрика, который внимательно слушал разговор. — И я сделаю все, чтобы защитить его. А защитить и его, и меня может только лорд Тайвин. — Это не так. — Разве? А кто еще? У кого бы я ни искала защиты, им будет нужно то же, что и Ланнистерам, — Винтерфелл. Всем от меня нужен лишь он. И какая разница, замужем я буду при этом за Ланнистером или кем-то другим. Если я сбегу на Север, то меня будут искать. Зачем мне ставить северян под угрозу войны снова, если я так или иначе вернусь на Север и мой сын будет править Севером после меня? Мне нужно лишь ждать. Я могу помочь сбежать вам, но не просите меня кого-то убивать. От этого лучше никому не станет. — Они поймут, что ты мне помогла. Они не простят тебе это. — Лорд Тайвин поймет, почему я это сделала. Он будет знать, как тяжело мне было сделать выбор остаться здесь. И для него будет иметь значение только этот результат. До вас ему дела нет, по крайней мере вашу потерю он переживет, — Санса не была уверена в этом до конца, но не стала выражать сомнение, — а вот я должна буду остаться. Если вы все сделаете правильно, то вас не будут долго искать. Если бы я пошла с вами, это была бы большая угроза. Меня они бы обязательно вернули, а так есть шанс, что вас будут искать не очень тщательно. — Санса… — начал дядя, но Санса не дала ему закончить. — Мы проиграли, а вы все никак не можете это принять. Я хотела, чтобы Робб забрал меня домой, но я так или иначе скоро окажусь в Винтерфелле. И когда это произойдет, я буду рада дать вам укрытие уже там. — Ланнистеры не позволят. — Позволят. — Санса… Но она снова не позволила ему договорить. Она слишком долго молчала. Все их встречи говорил только он, а она боялась и слово из себя выдавить. Но не теперь. Теперь она наконец выскажет все. — Я говорю ужасные для вас вещи, не так ли? Когда-то и я была убеждена в том, что они все поголовно мои враги. Возможно, дело в том, что я женщина. На поле боя я с ними не сражалась. Но, будь я мужчиной, все сложилось бы иначе. Будь я и моя сестра мальчиками, Робб, возможно, обменял бы нас на Джейме Ланнистера в самом начале. Но две девчонки или опытный полководец? Выбор очевиден. А ведь он мог бы заключить с помощью нас союзы. Как Ланнистеры сделали это со мной. Теперь Винтерфелл принадлежит им. А Робб мертв. А вы угробили Мартина Ланнистера, поэтому сир Киван хочет вашей смерти и будет настаивать на казни, если вы хотя бы раз оступитесь. А вы уже оступились, предложив мне убить лорда Тайвина. И вы даже не попытались вывести меня на чистую воду. В вашей голове даже не возникло мысли, что годы, проведенные бок о бок с Ланнистерами, могли как-то на мне отразиться. Сансе показалось, что до дяди наконец дошло, что она пыталась донести до него. Понимание мелькнуло в его глазах. Тот кивнул, неожиданно посерьезнев. Неприкрытая досада сквозила в его лице. — Этого стоило ожидать. Когда мы с твоей матерью говорили о тебе, она была уверена, что ты страдаешь. Теперь я вижу, что это не так. — Вы хотите, чтобы я страдала? — спросила Санса, сильнее сцепляя руки на груди. — Я хотел помочь тебе, но ты выбрала Ланнистеров. — Просто вы пришли слишком поздно, — сказала Санса. — Год или два назад я была готова на все. Я молилась, чтобы Ланнистеры проиграли. Я хотела убежать, я ждала, что Робб придет за мной. Но теперь уже слишком поздно. Может быть, вы можете предложить что-то, что не могут предложить они? Почему я должна идти за вами? — Я — твоя семья. — И Ланнистеры тоже. Может, вы не знали, но после свадьбы женщина как бы входит в семью мужа. Она расстается с прошлым, и ее будущее отныне и навеки связано с новой семьей. Это говорится в брачных обетах. Вы не женаты, возможно, поэтому упустили этот момент. — Ты даже рассуждаешь как Ланнистер. Ищешь себе выгоду. — Я забочусь о своем сыне. Что его будет ждать? — Почему тебя так волнует его судьба? Он сын Беса. — Он и мой сын тоже. — Ты не можешь любить его. Не можешь любить то, что появилось в результате того, как тебя насильно выдали замуж, насиловали и истязали. — Никто меня не насиловал, — ответила Санса. — С чего вы это взяли? — Но не по собственной же воле ты легла к карлику в постель. Санса расхохоталась. Знал бы он, как это было. Знал бы, как страшно ей было, как она напилась вина для храбрости, но заснула. Как на следующий вечер собирала по крупицам решимость и повторяла себе: «Ты Санса Старк из Винтерфелла. Ты знаешь свой долг. Соберись!» Она сама поцеловала Тириона в первый раз. Она сама настаивала на скреплении брака. Ей было очень страшно, но Тирион не принуждал ее. Ситуация принуждала. Страх перед Джоффри черной тенью висел над ней. Это было один раз. Второй раз случилось, когда она разнервничалась не меньше. Когда она пыталась выбросить запретные мысли из головы. О Семеро, дядя не знал об этом и не должен был узнать никогда. Но предположение, будто Тирион причинил ей боль, было просто смешно. — А что, это так ужасно для вас? — спросила Санса, уняв смех. — Тирион был одним из немногих, кто был добр ко мне. Он отказался делить со мной ложе, пока я сама к нему не приду. Он хороший человек. Как низко с вашей стороны обвинять его в подобном. — Он Ланнистер. — Ланнистеры не монстры. Они заботятся о членах своей семьи и защищают их, как это делают во всех других семьях. И я сама разберусь, кого мне любить. — Но ты не Ланнистер, ты Старк. — Я буду Старком, когда вернусь на Север. Но здесь, на Западе и в столице, я Ланнистер. Для Ланнистеров я — Ланнистер. Им выгодно, что раньше я была Старком. Благодаря мне они получили Винтерфелл. Но теперь никто не помнит, кто я. — Послушай… — Нет, это вы послушайте! Мне нужно, чтобы мой ребенок был в безопасности. Вы можете его защитить? Вы ненавидите его, потому что он Ланнистер. Вы Мартина угробили и с моим сыном, не колеблясь, поступили бы также. — Ланнистеры тоже убивают детей. Вспомни Таргариенов. — А я и не говорю, что они святые. Но они защитят меня и моего ребенка, потому что мы семья. А мне нужна безопасность, я хочу чувствовать себя в безопасности, я хочу быть в безопасности. Хочу спокойно жить! А вы мне этого не даете, потому что я каждый раз чувствую себя виноватой за что-то. Какая я плохая, что не страдаю, что не лью слезы целыми днями и не клянусь перерезать глотки всем Ланнистерам! Может, я не права, но я не хочу больше страдать! Я достаточно настрадалась, хватит! Даже Ланнистеры понимают это, а вы хотите, чтобы я снова оказалась в этой... в этой нескончаемой борьбе, которая заканчивается всегда одинаково, в которой нет победителей! — Твой отец… — Моего отца казнил Джоффри. — Но твой брат… — Это был честный бой, вы знали, на что шли, я предупреждала Робба. Это война, на которой погибают люди. Это война, которая началась, когда моя мама взяла в плен Тириона. — Он пытался убить Брана, Мизинец сказал ей это. — Мизинец солгал. Он лгал всем, он всех нас предал. Брана пытался убить Джоффри. Джоффри мертв. Война закончена. Зачем нам новая война, новая смута, когда мы только что наконец все это закончили? Что даст нам месть? Ничего! Если вы хотите сбежать, дядя, я вам помогу. Но я не стану убивать лорда Тайвина, даже не просите меня об этом. — Почему? «Это хорошая привычка — думать о последствиях. Постарайтесь и впредь придерживаться ее», — вспомнила Санса слова лорда Тайвина. — Я просто забочусь о будущем. — Ланнистеры будут править Семью Королевствами. Какое же это будущее? — Если не они, то тогда это будут Тиреллы. Или Мартеллы. Или кто-то еще. Будут ли они лучше? Я в этом сомневаюсь. Так зачем разрушать, если вам нечего предложить взамен? — Ты не понимаешь, о чем говоришь. — Я не понимаю? Это вы не понимаете. Мужчины никогда об этом не думают. Не вы же сидите в замках и каждую минуту ждете дурную весть. Вы только мечами махать горазды да мстить. — Что они сделали с тобой? — Ничего не сделали. Просто я выросла и начала понимать некоторые вещи. Понимаю, что не хочу, чтобы мой сын шел на войну. Понимаю, что без лорда Тайвина все развалится. Ваша глупая месть ни к чему не приведет, ничего не решит. Я еще раз повторяю: если хотите бежать, я вам помогу. Но сама никуда не пойду и убивать никого не стану. Меня все устраивает. Я в тепле и комфорте рядом со своим сыном. Большего мне и не нужно. Санса вскрикнула, когда лезвие ножа оказалось почти у самой шеи ее сына. Она взглянула на тарелку, где еще совсем недавно лежал нож. Посмотрела, как одна рука дяди держала младенца, придавливая его к дивану, а другая прижимала к нему нож. Санса ощутила, как холод прошел по ее спине, когда Эдрик захныкал. — Посмеешь крикнуть — можешь забыть о том, что у тебя когда-то был сын, — жестко сказал дядя. Санса не узнала его голос. Она не верила, что это ее дядя в самом деле стоит перед ней. Это был не он. Кто-то чужой, кто угрожал ее сыну. — Уберите нож, — напряженно произнесла Санса, не сводя взгляда с Эдрика. — Уберите, — попросила она, боясь повысить голос. Вдруг он в самом деле исполнит угрозу — стоит чуть надавить лезвием, и все будет кончено. Санса почувствовала, как слезы поступают к глазам. Она была не в силах оторвать взгляд от сына, и все внутри обессиленно сжалось, когда Эдрик по привычке попытался схватить незнакомый предмет, и его ладошка попала прямо по лезвию. Эдрик отдернул руку, почувствовав боль, и на белое одеяльце закапали красные капли. Санса дернулась к сыну, но замерла, увидев взгляд дяди Эдмара. — Зачем? Зачем вы это делаете? — прошептала она, чувствуя, как ноги становятся непослушными. Испугавшись, Эдрик даже не плакал, он сжимал и разжимал кулачок, и кровь струйками сбегала по его руке. Санса дышала через раз, считая каждую упавшую на одеяло каплю. — Я не даю тебе совершить ошибку. Даю возможность сделать верный выбор, — вклинился в ее разум голос дяди. Санса ощутила слепое раздражение, от которого сводило зубы. Она хотела одного: взять руку дяди с ножом и убрать ее подальше от Эдрика. Так далеко, чтобы только ее сын был в безопасности. Она хотела сделать шаг, но боялась. Дядя может исполнить угрозу, а она не выдержит, если с Эдриком что-то случится. — Вы сделали неверный выбор, вы подписали себе смертный приговор. Если хотя бы один волос… — говорила Санса, не спуская взгляда с Эдрика. Она видела, что в его глазах тоже стоят слезы. Внутренне она молила сына не бояться. Она что-нибудь придумает, что-нибудь сделает. «Мама с тобой, мама не даст никому тебя обидеть», — повторяла она. — Молчи. Это ты предала свою семью, выбрала Ланнистеров, — грубо сказал дядя. Санса резко качнула головой, наконец глядя на дядю Эдмара. — Что еще я должна была сделать? Это вы можете сидеть и горевать об утраченных возможностях, а я начала искать новые! — Ты предала свою семью. Ради ланнистерского выродка ты готова отречься от своей настоящей семьи. — Не смейте так называть моего сына! — выкрикнула Санса и умолкла, испугавшись своего голоса. Гнев ослеплял ее. У этого человека не было детей, иначе он никогда бы не приставил нож к ее сыну. Он ничего не понимал, не знал. Он думал, что может так сделать и остаться безнаказанным. — Он умрет, если ты прямо сейчас не пойдешь и не сделаешь, что должно. Санса подняла на него глаза. Хотела прожечь его взглядом, показать, как он неправ. — Что я должна сделать? — Все то же. Жизнь одного Ланнистера взамен на жизнь другого. Санса взглянула на Эдрика, который, казалось, не дышал от страха. На капли крови, которые уже одним большим ярким пятном расплывались на белом одеяльце. Это причинило ей боль. Ей не было так больно никогда. Может быть, однажды, когда Джоффри, пообещав пощадить ее отца, обезглавил его. Она потеряла близкого человека и узнала, какое на вкус предательство. Но Эдрика она потерять не могла. Готова была что угодно сделать, лишь бы он был жив. — Мне понадобится нож. Он расслабился, поняв, что она уступила. Дядя Эдмар с видимым облегчением выпрямился, убирая нож от ребенка. Он улыбнулся, и эта улыбка не вызвала в Сансе ничего кроме отвращения. — Я знал, что ты одумаешься, — сказал дядя, делая шаг к ней. Он вложил нож в руку Сансы, продолжая одобрительно кивать. Чувствовал себя победителем. Добился, чего хотел. Был близок к цели. Обыграл ее, заставил сделать то, что ему было нужно. Теплая после его рук рукоятка хорошо легла во влажную ладонь Сансы. На лезвии все еще была кровь ее сына, и Санса вытерла ее пальцем. Кровь Эдрика. Когда дядя Эдмар ранил его, он ранил и Сансу. И совсем не в руку. Он предал ее. Она не должна была так поступать с ним, но она пыталась ему помочь, потому что он был ее дядей. Он был ее семьей. Семья, долг, честь. Она отказалась от мести, но она готова была помочь ему бежать, а он угрожал ее ребенку. Эдрик тоже был ее семьей. Теперь он был главной частью ее жизни, и дядя угрожал ему. Он использовал ее сына, чтобы манипулировать ею. Заставил выбирать. «Жизнь одного Ланнистера взамен на жизнь другого», — сказал он. Дядя был ее семьей. И Ланнистеры тоже. Но Ланнистеры не просили ее выбирать между одним членом семьи и другим. Санса улыбнулась дяде, взвешивая в руке нож. Перед глазами все плыло. Санса чувствовала такое опустошение, будто из нее вынули душу, не оставив внутри ничего. — Я рада, что вы показали мне правду, — Санса не узнала свой голос. Знала, что все еще улыбается, и перестать не могла. — Вы правы, семья должна быть на первом месте. Настоящая семья, а не мнимая. Та, что заботится, в которой предлагают помощь, когда чувствуют, что тебе плохо. Не заставляют перешагивать через твои принципы. — Ты и правда очень смышленая. — Да, лорд Тайвин говорил, что я умница, — безучастно заметила Санса. Она помолчала, сдавливая рукоять. — Я знала, что вы глупы, но не думала, что настолько, — жестко сказала она. Санса не поняла, когда глаза дяди расширились от удивления — когда он осознал смысл ее слов, или когда лезвие ножа вошло в его плоть. — Вы рассказывали, как моя мать схватилась руками за кинжал, которым пытались убить моего брата. Вы сказали, что я слабее ее. Может быть, это так, — Санса почувствовала, как горячая кровь заливает ее руки. — Но есть у нас с ней кое-что общее. Мы обе матери. И я никому не позволю причинить вред моему ребенку.