***
— Как леди Санса? Тетя Дженна озадаченно взглянула на него. — Пойди и спроси у нее. — Не думаю, что это хорошая идея, — высказал свои опасения Джейме. — Мы с ней еще ни разу не говорили, и мне кажется, что если бы она хотела, то мы бы уже… — С чего ты взял, что она вообще должна заговаривать с тобой? Быть может, она сама считает, что ты испытываешь к ней неприязнь, потому и не навязывается. — И за что мне испытывать к ней неприязнь? — А почему ты не хочешь пойти к ней? Боишься, что укусит? — Она Старк, а я Ланнистер. — Мы все здесь Ланнистеры, и если ты думаешь, что Санса не знает, какая теперь у нее фамилия, то ты ошибаешься. Она прекрасно знает. — Но все же… — Джейме, ты не боишься битвы, но не хочешь поговорить с Сансой из-за каких-то предубеждений? Тебе вместе с ней еще ехать до столицы, молчать все это время не получится. Странно, что твой отец никак не высказался о вашем взаимном игнорировании, но я выскажусь. — Мы не игнорировали друг друга, — возразил Джейме. — Да, Санса проявляла к тебе необходимую в данной ситуации вежливость, а ты безразлично отвечал на это. И, поверь, это было очень заметно. — У меня нет причин с ней общаться. — Есть. Потому что вы семья, во-первых, и потому что ты должен позаботиться о ней и о ее ребенке по пути в столицу, во-вторых. И для того, чтобы твой отец остался доволен, вам пора начать общение. — Совсем это ни к чему. — Очень даже к чему, — твердо произнесла тетя Дженна. Так ему и отец мог бы ответить, порой тетя очень ему отца напоминала. — Если же случится так, что Санса тебя обидит, — уже мягче и с долей смешливости добавила Дженна, — сообщи мне, я приму меры. Никому не позволю обижать моего племянника, — она потрепала Джейме за ухо. — Не смешно. — А мне так очень даже смешно. Поверь, Санса — сама доброта, я не слышала, чтобы она оскорбила хотя бы кого-то. Она даже с твоим отцом поладила, тебе ничего не угрожает. И правда, что ему может сделать хрупкая девушка? Джейме больше интересовали, конечно, не столько ее действия, сколько ее слова. Ему было необходимо поговорить с ней. Конечно, после своей болезни она может быть еще слаба, но она же пришла в себя, наконец, и мейстер вполне может позволить ей отправиться в Королевскую Гавань. Поскорее бы доставить ее в столицу, а самому отправиться в Дорн. Когда Джейме поинтересовался у служанки, где же леди Санса, то получил ответ, что в это время дня она обычно бывает в детской своего сына. В детской Джейме не был ни разу и предпочел бы говорить в месте, где не было издающих противные звуки детей, но делать было нечего, раз он набрался решимости поговорить с ней сегодня, то ни к чему было отступать. Дверь в детскую была приоткрыта, и, подойдя к ней, Джейме услышал восхищенные возгласы. Он открыл дверь шире, чтобы войти. Леди Санса сидела прямо на ковре, и ее сын лежал перед ней на одеяльце. Он издавал какие-то звуки, в этом лепете можно было даже различить что-то похожее на понятные всем слоги, и Санса даже захлопала в ладоши, когда малыш очень резво выкрикнул что-то. Девушка, что сидела с ней рядом, должно быть, кормилица, выдохнула: «Какой молодец!» Санса первая заметила его. — Сир Джейме, — в ее голосе совсем не было враждебности, и она все еще улыбалась после успехов сына. Джейме не был удивлен — Санса всегда была такой, такой он ее и запомнил — очень вежливой, улыбчивой. Настоящей леди. Он и сам не мог сказать, откуда в нем брались эти страхи в отношении Сансы. Возможно, из-за плена, от того, что он отвык от общества людей. В его семье никто не осуждал его за то, что он сделал. Даже при всем том, что причины, почему он на самом деле убил Эйериса, никто не знал. Никто не знал о том, что он спас город и всех его жителей от взрыва дикого огня, но семья его не осуждала. Считать же семьей леди Сансу ему было непривычно. Она же была Старк! Он помнил Неда Старка, этого святошу, который смотрел на него с таким презрением, который никогда не отказывался от возможности упомянуть Эйериса или отсутствие чести у Джейме. Эйерис убил его отца и брата, но лорд Эддард все равно считал делом гиблым смерть короля. Конечно, Джейме же давал клятвы! Как можно нарушить клятву? Нед Старк явно все свои клятвы сдержал, а бастард у него появился из воздуха. Джейме полагал, что дочь Старка наверняка такая же любительница напоминать другим об их грехах, забывая о собственных, пусть даже не в лицо, а в глубине души, но Санса теперь мало напоминала Старков и внешне на своего отца совсем не была похожа. Вот младшая девочка была точной его копией, еще и бегала по Красному замку, одетая по-мальчишески, вылитый Нед Старк в детстве. А Санса была вся в мать, с которой, впрочем, у Джейме тоже отношения не сложились. Однако сама Санса и то, что ее окружало, заставляли позабыть о том, кем она была. Может, в глубине души у Сансы от Старков что-то и осталось, но не внешне. Не тогда, когда она прической и одеждой — истинный Запад. Ланнистер. — Леди Санса. Могу я поговорить с вами? Он надеялся, что Санса встанет и просто выйдет с ним в коридор или в свою комнату, или на худой конец скажет, что сейчас не может, и лучше им поговорить потом. Но Санса повернулась к девушке: — Элис, ты можешь идти. Та поднялась, сделала Джейме реверанс и вышла. Джейме остался стоять, не зная, что ему делать. — Можете сесть, если хотите, — предложила Санса. Джейме опустился на ковер. Ребенок, желая получше рассмотреть, кто пришел, сам перевернулся на живот и повернул голову к Джейме. Теперь Джейме разглядел, что было вышито на его одеяле. Двойной герб — волк и лев, Старк и Ланнистер. Джейме увидел, что глаза у малыша синие, как у Сансы, а вот волосы совсем светлые, как у всех Ланнистеров, как у Тириона. — Вы сами вышивали? — спросил Джейме, снова сосредоточившись на вышивке. Санса проследила за его взглядом. — Да. Вам нравится? — Интересная идея. — У Джоффри и Томмена были двойные гербы, — сказала Санса. — Лев и Олень. Я подумала, что в случае Эдрика это тоже будет уместно, и лорд Тайвин со мной согласился. Еще бы он не согласился. Тот случай, когда совсем нельзя забывать, что этот ребенок — наполовину Старк, иначе северные лорды просто не примут его, как Хранителя Севера. Впрочем, едва ли отец оставит им выбор — наверняка в столице собралось много заложников в лице отпрысков знатных семейств с Севера. Ради благополучия своих детей гордые северяне несомненно признают Эдрика. Ребенок протянул к нему руку и издал какой-то приветственный звук. — Это твой дядя Джейме, — сказала Санса. — Да, дядя Джейме. Джейме снова посмотрел на ребенка. Тот, желая оказаться ближе, продолжал тянуть к нему руку. Санса положила на сына ладонь, удерживая, чтобы он не потерял равновесие и не уткнулся лицом в ковер. Она взяла Эдрика на руки и посадила себе на колени. Все ее движения были плавными и осторожными, и не нужно было быть особо наблюдательным, чтобы увидеть, как она любит своего ребенка. Серсея часто повторяла, что матери любят своих детей всегда — у них просто нет другого выбора, но Джейме были чужды ее слова. Он хотел, чтобы сестра выпустила, наконец, из рук младенца и отдалась ему. Серсея не позволяла ему брать детей на руки или играть с ними, говоря, что это будет слишком подозрительно, что дети и без того чересчур на него похожи, и Джейме убедил себя, что ему всего этого и не надо. Он слишком мало общался с племянниками, чтобы знать, что они думают о нем, но этот ребенок чуть не вываливался из рук Сансы, когда к нему тянулся. — Не обращайте внимания, — сказала Санса. — Он очень интересуется всеми, кто к нему приходит. Вас он еще не видел, вот и хочет потрогать. Он так ко всем относится: и к людям, и к вещам. Что видит новое, это ему сразу очень сильно надо. — Но он не плачет, хотя не получает желаемое, — заметил Джейме, вспоминая, какие истерики закатывал маленький Джофф, когда от него отходили на шаг. — Он просто пытается получить это. — Он действительно почти не плачет, хотя иногда и такое бывает, — согласилась Санса, поглаживая ручку ребенка. — Все дети разные. Дорна говорит, что Жанея была очень громкой. Эдрик продолжал тянуться к нему, хотя это было бесполезно, потому что он сидел на руках у Сансы, которая никуда не двигалась. Казалось, еще немного, и Эдрик уже высвободится и поползет к Джейме, хотя до этого этапа развития, насколько непросвещенный Джейме мог судить, было еще далеко. Санса ни на чем не настаивала, только крепко держала сына. Она не просила, чтобы Джейме удовлетворил желание Эдрика познакомиться с ним поближе, но Джейме, после недолгих раздумий, все же протянул руку. Ему было интересно, что последует за этим. Эдрик радостно ухватился за нее, и его глаза блеснули. Санса с нежностью улыбнулась. — За руку лорда Тайвина он тоже очень крепко держался. Джейме удивило то тепло в ее голосе, когда она говорила о его отце. Кажется, тетя Дженна права — если Санса отца простила, то и Джейме ее ненависти бояться не стоит. Быть может, это все от близости Эдрика рядом. Интонации Серсеи тоже менялись, когда она разговаривала с детьми или была неподалеку от них. — Я хотел спросить, как вы себя чувствуете, — вспомнил Джейме причину своего визита. Эдрик, изучив его руку, нехотя отпустил ее. Он обратил внимание на игрушку на ковре. Санса, не глядя, словно прочитав его мысли, подала сыну эту игрушку, и Эдрик увлекся уже ею. — Мне гораздо лучше, спасибо. — Мой отец велел мне препроводить вас в столицу, — сказал Джейме. — Мне это известно, — спокойно отозвалась Санса. Джейме и не сомневался, что известно. Его больше интересовало, почему она никуда не торопится. Насколько он мог судить, в Утесе она и без того провела много времени, но даже и теперь, когда она могла вернуться в Королевскую Гавань, она с этим не спешила. — И когда вы сможете поехать? — постарался потактичнее выспросить у нее Джейме. — А вы торопитесь вернуться к разговорам о браке? — вопросом на вопрос ответила Санса, быстро разгадав его желание. В первое мгновение его поразила ее осведомленность, но все же она была членом семьи, а в семье все знали о его упрямстве в вопросах наследования и женитьбы. — Отец уже предлагал мне одну, — признался Джейме, вспомнив про Маргери Тирелл. Невеста Томмена. Ему было тяжело представить себя с этой неизвестной ему красавицей, но внутренний голос подсказывал, что Джейме стоит начать привыкать к мысли, что и впрямь не столь далек тот час, когда придется ему стоять в септе в ожидании невесты. Не оставалось никакой надежды, что отец отпустит его в Дорн, что отец вообще позволит ему в этот раз увильнуть от брака. За всю жизнь, пожалуй, он не был к браку ближе, чем сейчас. Быть может, лишь тогда, когда ему было девять, и мать Оберина и Элии Мартелл приехала в Утес, чтобы предложить двойную помолвку. Годы спустя Серсея как-то говорила ему, что отец хочет женить его на Лизе Талли, но это было ложью, чтобы он согласился быть ближе к ней. Она сама призналась в этом, когда была пьяна. — Но она не нужна вам, не так ли? — без упрека, но с любопытством поинтересовалась Санса. Джейме не мог взять в толк, почему ее это заботит, почему она говорит об этом. Простая вежливость? Он мог бы уже выяснить, что хотел, и уйти, но он разговаривал с Сансой о своей потенциальной невесте. И каждый раз, когда он говорил вслух о подобной возможности, она как будто становилась все реальнее, и это Джейме не радовало. — Буду сопротивляться до последнего, — усмехнулся Джейме. Санса понимающе ему улыбнулась. — Возможно, вам действительно стоит присмотреться, — помолчав, заметила Санса. — Знаете, вдруг все же придется жениться, и вы сможете выбрать ту, что хотя бы вам по нраву. — Я предпочел бы остаться одному. Санса пожала плечами. — Не хочу говорить вам то, что и так говорит ваш отец, знаете, про долг перед семьей, наследие… Лишь посоветую, если позволите вам советовать, не быть слишком уверенным в том, что вы точно сможете увильнуть в этот раз. Я раньше многое даже представить не могла, и свое будущее видела иначе, а в итоге… — Наверное, не думали, что мы с вами будем сидеть вот так и говорить? — полюбопытствовал Джейме. Он-то точно не думал, что дойдет до такого. — Мы с вами ближе, чем вы думаете, — сдержанно ответила Санса. — О чем это вы? Санса посмотрела на него. Ее взгляд был серьезен, но не холоден, и Джейме чудилось, что в нем скрывается боль. — Никто не молился за вас так усердно, как я, сир Джейме. Джоффри грозился отправить меня моему брату по частям, если с вами что-то случится. Он знал, что Джоффри довольно кровожаден, но угрожать расправой маленькой девочке, которой Санса тогда была? Королем он и правда был неважным, а женихом еще хуже. Джейме надеялся, что Санса и сама понимает, как ей повезло, что в итоге она вышла за Тириона, а не Джоффри. — Что ж, если своей жизни я обязан вашим молитвам… спасибо. Он не знал, что может еще сказать ей. Интересно, каким богам она молилась? Старым Богам или Семерым? И молитвы ли помогли ему? Но мысль о том, что кого-то заботила его судьба, пусть и из страха за свою собственную жизнь, странно поражала. Он так и представил ее хрупкую фигурку в септе. Кому она молилась? Воину? Отцу? Неведомому? Их жизни были связаны, и пока Джейме сидел в темной сырой камере в Риверране, Санса, склонив голову, молила богов, чтобы они спасли Джейме и ее саму. — Я думала, что больше не верю в богов. Но, может, хотя бы вам помогли мои молитвы, если не моему брату. — Мне жаль вас. — Я рассказала это не затем, чтобы вы меня пожалели. — Я не хотел вас обидеть, лишь сказать, что мне жаль, что вам пришлось пережить все это. Я думаю, никто не должен проходить через такое. На самом деле мне удалось повидать много несчастных женщин, и почти всегда их несчастья заключались в браке. Надеюсь, мой брат вас не обижает. — Нет. Тирион очень добр ко мне. Мне повезло, что моим мужем стал именно он, — очень мило, что она это оценила. — Я и не сомневался, что мой брат будет заботиться о вас. — Вы относитесь к нему хорошо. Лучше, чем ваш отец или ваша сестра. Почему? Джейме пожал плечами. Он не считал это какой-то особой своей заслугой. — Он мой брат. Его можно обвинять в смерти матери, чтобы стало легче, но это не делает его более виноватым. — Хорошо, что вы так думаете. Значит, мы с вами вроде как на одной стороне? — Мы же семья, — сказал Джейме, не успев подумать. По сути и правда семья, просто к этому нужно привыкнуть. — Ваша сестра так не считает. Она обвинила меня и моего мужа в смерти Джоффри. И сколько бы доказательств нашей невиновности не было ей предоставлено, это не убедило бы ее и никогда не убедит. Она верит в то, что мы это сделали, поэтому я чувствую себя спокойнее, зная, что она больше не в Королевской Гавани. Простите, если мои слова вам неприятны. — Я знаю свою сестру. Если она в чем-то убеждена, она будет до последнего настаивать на этом. Она никогда не любила Тириона, а вы его жена. Санса кивнула. — Но все же я надеюсь, что она счастлива. Вся ее злоба по отношению ко мне или к кому бы то ни было была лишь от того, что она сама глубоко несчастна. — По такой логике вы — образец счастья. Вы добры ко всем, — пояснил Джейме. — Даже к Ланнистерам. — Ланнистеры — моя семья. Разумнее было пытаться наладить с ними отношения, а не враждовать, разве нет? Да, я много потеряла, но и обрела не меньше. Мои слова вас шокируют? Я сама в ужасе, — Санса улыбнулась. — Я не ожидал услышать от вас подобное, но звучит, знаете, разумно. Я знаю свою семью, и я рад, что вас здесь приняли. Едва ли Ланнистеры заменят Старков и Талли, но… — Они и не должны заменять, — оборвала его Санса. — Они не восполняют ту пустоту в моем сердце, что осталась после гибели моих родных, просто они занимают там другое место. Я не должна говорить вам это. — Вы можете, почему нет? Вы же жена моего брата, и мой отец поручил мне позаботиться о вас и вашем малыше, — теперь это не представлялось Джейме таким ужасным, как изначально. — Просто для меня самой это странно, — объяснила Санса. — Мысль вдруг возникла… не думала, что поделюсь ею с вами. — Я знаю, что вредил вашей семье, а вот вы мне ничего плохого не сделали, так что… — Это в прошлом. То, что было… этого уже не исправить, и я не хочу тратить время на пустую вражду. На этой войне все что-то потеряли, я не вижу смысла продолжать эту бойню. Я говорила это вашему отцу, сир Джейме, могу повторить и вам: я хочу, чтобы мой сын рос в нормальной обстановке, чтобы члены его семьи мирно жили друг с другом, а не враждовали. Вражды хватило всем. Старки и Ланнистеры враждовали, но теперь, — она показала на Эдрика, — вот плод нашего с Тирионом союза. И я не хочу продолжать эту вражду, потому что продолжаться это может столетиями. Я не хочу этого. Вы можете считать меня кем угодно, но едва ли вы будете думать обо мне хуже, чем я сама думала о себе и своих поступках. Мы теперь семья. Что бы ни случилось в прошлом, это должно там же и остаться. Мне хватило боли, я не хочу каждый день вспоминать о том, как много моя семья пережила от Ланнистеров, это никого счастливее не сделает. Я хочу мира. И я предлагаю вам заключить этот мир и не вспоминать о былом. Она протянула ему руку. Джейме недоверчиво взял ее ладонь. Ее речь поразила его и восхитила, он не думал, что когда-нибудь услышит от нее такие слова. Чтобы Старк признал Ланнистеров семьей… Она явно понимает в этой жизни больше, чем ее отец. Конечно, Джейме не боялся всерьез, что она будет его в открытую ненавидеть, все же воспитание… Но Санса превзошла все его ожидания. Она умела идти вперед, а не зацикливаться на былом. В отличие от Неда Старка. Ладонь Сансы была мягкой, держать ее руку было приятно, и еще приятнее было от того, что наконец-то ситуация прояснилась. Если так пойдет и дальше, то их ожидает вполне приятная поездка в столицу. — Вы можете звать меня просто Санса, — позволила она. — Тогда я буду просто Джейме, — он легко пожал ее ладонь. — Хорошо, Джейме. Ты хотел о чем-то поговорить, — напомнила она. — Об отъезде. Ты в самом деле хочешь ускорить отъезд? — Я лишь хочу удостовериться, что мы отправимся, когда вы… ты будешь чувствовать себя готовой к путешествию. Мой отец сказал, что я отвечаю за вас с Эдриком головой, я бы не хотел… инцидентов в дороге. — Не беспокойся, я в самом деле хорошо себя чувствую. Я думаю, что мы сможем поехать в ближайшее время. Но не завтра. Мне нужно еще немного времени. Еще полчаса назад Джейме поторопил бы ее, но теперь… Конечно, давно было ясно, что Санса изменилась, еще когда он в день своего приезда увидел ее на лестнице, но все же это был первый их разговор, и Джейме не ожидал, что он пойдет таким образом. Санса была очень честна в своих словах, она была уверенной, она его не боялась и не считала себя ниже его. Ей нужно было задержаться, и она просила о задержке, а не подчинялась ему беспрекословно, не бежала паковать вещи при первом упоминании отъезда. Конечно, она фигура и впрямь более важная, по крайней мере по словам отца можно было прийти к такому выводу. Будто она ценность какая, а он всего лишь сопровождающий. Санса наверняка тоже понимала, какая она вместе с сыном ценность. — Честно говоря, я и сам не горю желанием ехать в столицу, — признался Джейме. — Что меня там ждет? Список невест от отца? — он постарался улыбнуться. Санса тоже усмехнулась. — Он не отступается от цели. Все Ланнистеры те еще упрямцы. — Не без этого, — согласился Джейме. — Не думаю, что в этот раз мне удастся избежать участи быть женатым наследником Утеса. Он не знал, зачем говорит это, но ему хотелось. Он знал, что ему ответила бы на это тетя Дженна, но что ответила бы Санса? А она все смотрела на него внимательно и очень задумчиво, будто ей действительно было, что на это сказать. — Твой отец любит тебя, Джейме, — поразила его своим ответом Санса. — Он заботится о благе семьи, да, но и о тебе тоже. Я не знаю, как это объяснить, но… он дал бы тебе все, если бы ты позволил. Откуда она знала все это? И почему она об этом говорила? Пыталась примирить их? В голову Джейме закрались сомнения. Быть может, поэтому отец и приказал ему сопровождать Сансу, чтобы она втерлась к нему в доверие и переубедила? А у нее получилось по крайней мере заинтриговать его — не этого тона он от нее ждал и не таких речей. — Мне не нужно то, что он хочет мне дать. — Почему ты так думаешь? — Потому что мне никогда не нравилось то, что должен делать лорд. — А что должен делать лорд? Джейме удивился ее вопросу, но ответил. Санса, очевидно, подводила его к какой-то мысли, но он еще не понял, к какой. — Править своими землями, решать конфликты. — Ты не хочешь решать конфликты? — Я могу решать их мечом. Боюсь, по-другому я не умею, — Тирион всегда говорил ему, что он охотнее схватится за меч, чем попытается договориться. В самом деле так, Тирион знал его лучше, чем кто бы то ни было. — А помогать людям? — спросила Санса. — Я знаю, в песнях одна лишь ложь про рыцарей и их обеты, но ты же клялся защищать обездоленных и все в этом духе. Разве тебе не нравилось помогать кому-то? — Боюсь, я немногим мог помочь. Это было не в моей власти, — он вспомнил принцессу Элию, королеву Рейеллу и даже свою сестру. Еще были все жители Королевской Гавани, которых он спас от дикого огня, но они не знали об этом и с удовольствием называли его Цареубийцей. — Но будет, если ты станешь Лордом Утеса, — уверенно произнесла Санса. — Западные земли простираются далеко, я уверена, здесь много нуждающихся, особенно после войны. Даже если бы ты помог нескольким, то уже сделал бы большое дело. Боюсь, твоему отцу некогда таким заниматься — на его плечах все Семь Королевств, маленькие просьбы он просто не услышит, но ты мог бы этим заняться. Джейме улыбнулся, решил не скрывать от нее своих подозрений. — Скажи честно: мой отец заплатил тебе, чтобы ты склонила меня принять его точку зрения? Санса мгновение смотрела на него, а потом рассмеялась. Эдрик, услышав ее смех, тоже развеселился, и Санса погладила сына по голове, не переставая смеяться. — Нет, просто мне интересно разобраться в этом, — сказала она, уняв веселье. — Может, ты просто боишься стать плохим лордом? — Нет, просто мне это неинтересно. Мне никогда не нравилась сама мысль о подобном, то, чему меня учили, было ужасно скучно и… — Но ты даже не пробовал! — запротестовала Санса. — Да, на уроках тебе было скучно, но уроки — это не то же самое, что быть лордом. Ты же можешь часть своих обязанностей передать кому-то другому, кто больше в этом понимает. — Тогда я точно стану плохим лордом. — Ты напоминаешь мне Томмена, — заявила Санса. — Он боится стать плохим королем, но он, по крайней мере, слушается лорда Тайвина и запоминает, что ему говорят. — И что же мой отец говорит? — Что нужно прислушиваться к другим людям. Слушать советы — это не плохо, это позволяет принять верное решение. Всегда есть тот, кто знает больше, лучше спросить у него, чем самому ошибиться. К тому же лорд не одинок. У него есть мейстер, который не зря же столько лет ковал цепь в Цитадели, а у тебя есть твои отец и дядя, которые кое-что смыслят в управлении замком, они могли бы тебе помочь. Если бы ты только сказал да, они бы все сделали, чтобы облегчить твою ношу. Он понимал, что Санса говорит верные вещи, так оно все и есть. В голове мейстера столько знаний, что он сможет любыми землями управлять единолично, да и Джейме все же кое-что смыслит, не совсем он и безнадежен. Людям помогать — так не настолько он и жесток, чтобы отказывать в помощи тем, кто нуждается в ней. Пожалуй, это было бы даже и неплохо, если бы он смог кому-то помочь. И все же его что-то удерживало. Кто-то. Серсея. Не может он думать о том, каково быть лордом, когда Серсея в Дорне. — Я не стану таким лордом, как мой отец. — Мне кажется, таких людей, как твой отец, вообще немного в Семи Королевствах, — задумчиво произнесла Санса. — Но он стал таким не сразу. Все с чего-то начинали. А если ты не начнешь что-то делать, то точно не станешь не то, что таким, как он, но вообще каким-либо лордом. Думаешь, все точно знают, что делать, когда им на голову сваливается ответственность? Лорд Тайвин все знал, когда король Эйерис предложил ему пост десницы? — Нет. — А ты, когда впервые взял в руки меч, знал уже в совершенстве, как им пользоваться? — Нет. Санса говорила элементарные вещи, но тем не менее Джейме слушал ее внимательно. Что-то в ее словах заставляло образ отца появляться у него в голове. Джейме не знал, с чем это связано. Да, Санса упоминала отца и не единожды, но сами ее слова… Вряд ли отец в самом деле поручил ей переубедить его, но вот только зачем самой Сансе это делать? В самом деле интересно разобраться в ситуации? — И никто не знал, но стоит только попробовать, один раз, другой, тогда начнет получаться. А если сидеть и бояться, то и мечом не овладеешь, и лордом не станешь. — Я не боюсь. Почему все думают, что я чего-то боюсь? — Хорошо, — согласилась Санса. — Но бояться — это нормально. Многие люди боятся ответственности, особенно, когда ответственности много. Нелегко просто взять и разобраться, что делать со всем этим, однако порой мы должны делать, что должно, несмотря на свои страхи или желания. — У меня еще есть время. — Да, и его много, но я бы начала уже сейчас. Никто не даст тебе лучше советов, чем твой отец. Возможно, действительно стоит к нему прислушаться. — Пока он советует мне одно: жениться да поскорее. — Такой ответственности ты тоже боишься? — Я просто не хочу жениться. — Почему ты ничего не хочешь? «Хочу. Серсею». — Скажешь, что и это я не пробовал и тоже ничего не знаю? — Но ты же не пробовал. — Но я знаю. — И что же ты знаешь? — Что брак может стать проклятием. Наверняка ты знаешь правду про брак Дженны. Или Серсеи. — Но будет брак проклятием или нет, это во многом зависит от мужчины, то есть от тебя. Дело женщины — подчиняться своему мужу, каким бы он ни был. Это ее долг. Король Роберт дурно обращался с твоей сестрой, но если бы он уважал ее, как Тирион уважает меня, то Серсея ответила бы ему тысячекратно. Женщинам нужно не так и много, лишь немного заботы. Знать, что тебя ценят. Думаешь, не справишься с этим? Джейме не хотелось думать о том, что, относись Роберт к Серсее лучше, она и впрямь могла бы в него влюбиться, но в словах Сансы имелась правда. Эйерис не считал нужным проявлять добрые чувства к своей королеве, он любил причинять ей боль, показывать, какую власть над ней имеет, а Рейегар не ценил Элию настолько, что позволил себе сбежать с красивой девицей. Джейме бы не позволил себе так обойтись с женщиной. Санса права: жена в любом случае обязана подчиняться мужу, но зачем пользоваться этим, чтобы унижать ту, кого поклялся защищать? Одно Джейме точно знал: если выйдет так, что жениться ему все же придется, как бы невыносима ни была ему мысль о браке и сама невеста, на ней он свой гнев срывать не будет, никогда не уподобится он Эйерису или Роберту.***
Ему не стоило большого труда выяснить, что Серсея побывала в лавке. Недолго было сообразить, что столь нелюбимый аксессуар нужен ей совсем не для красоты, и наполнить Серсея его решила явно не лепестками цветов. Кольцо было предназначено для яда, хотя самого яда там не было, и Оберин мог из этого вынести, что Серсея конкретно сейчас никого травить не хочет. Но был ли у нее яд вообще? Оберин знал, где можно достать яды, но Серсее-то откуда было это знать? Однако о лавке она все же как-то узнала. Любопытно, как. И это, пожалуй, было самым сложным в поиске ответов, потому как после его открытия, что в лавке она все же была, вся цепь событий складывалась простейшим образом. У его жены хватило смышлености разузнать об интересующем ее месте, но не хватило, чтобы понять, как замаскироваться так, чтобы ее не узнали. Дешевый платок? То, что для нее дешево — все еще дорого для обычных жителей Солнечного Копья. Раздобыть себе простую одежду гордость не позволила? Если идешь в город, надеясь, что тебя не узнают, то сразу одевайся как простая горожанка, а не иди половину пути в шелках и в сопровождении рыцарей, а остальную часть — в одиночку, но едва прикрыв дорогое платье платочком. Как бы то ни было, Оберин правду узнал, и она ему не понравилась. От каждого слова продавца, у которого был поистине талант запоминать всех посетителей и их покупки (а может, дело было в книгах, куда он записывал всех, кто к нему когда-либо приходил), Оберин мрачнел все больше. Душитель, Слезы Лиса, Ночная Тень. Яды, широко известные в Вестеросе, Серсея не стала экспериментировать. Кого же она собралась отравить? Список людей, которые ей не нравились, был огромен. Она терпеть не могла своего брата, презирала леди Маргери и в целом мало к кому питала теплые чувства. Он знал, что Джоффри погубил именно Душитель. Хотела ли Серсея им же отомстить брату или леди Сансе, которых она обвинила в убийстве? Это было бы так глупо и так очевидно, Серсея сама бы на себя и указала этим отравлением, даже если бы ее не было рядом. Использовать яды — это большое искусство, для каждой жертвы — особый яд, свой и для каждых обстоятельств. Видимо, Серсея просто не смогла удержаться, сделать окончательный выбор. Другие два были куда лучше. Умереть словно от какой-то болезни или вовсе не проснуться — это уже было более прозрачно. И все же как она могла не догадаться, что он знает всех, кто делает яды или способен быстро их раздобыть? Кольцо она явно купила в Лисе, почему там же не купила и яд? И как она намеревалась отравить тех, кто находился от нее так далеко? Оберин не удивился тому, что Серсея хотела чьей-то смерти. Только вот почему сама? Действительно месть, раз она захотела сделать все собственноручно. Оберин не собирался оставлять втайне то, что он раскрыл ее. Серсея должна знать, что он знает. Это немного остудит ее пыл и, возможно, спасет кого-то. Оберин не знал, что он чувствует по этому поводу. От Серсеи стоило ожидать подобного, и все же, когда он искал в ней подвох, он ожидал найти не это. Не кольцо для яда, не тот факт, что она и сами яды сумела найти. Вот, для чего она отправилась в Солнечное Копье с дочерью. За ядами. Он знал, что Серсея ему не доверяет, но ее поступки лишь настораживали его еще больше. Кого же она собралась травить? Она знала, что он не одобрит, иначе могла бы попросить яд и у него. Серсея еще спала. Солнечный свет пробивался через полупрозрачные занавеси, но кровать оставалась в полумраке, и Серсея лежала на спине посередине кровати, раскинув руки. Она была так спокойна, ореол золотых локонов придавал ей совершенно невинный вид, и не подумаешь, что эта женщина способна на такое коварство. Его жена таила в себе опасные секреты. Очень опасные. И сейчас был лучший момент, чтобы застать ее врасплох. Со сна она не сразу поймет, что произошло, и, возможно, не сразу начнет все отрицать. Оберину хотелось узнать правду, да и вообще послушать, что именно она будет говорить. — Что тебе снится, моя радость? Предсмертная агония твоих врагов? — просыпаться было приятно, когда она слышала знакомый и обманчиво ласковый голос сквозь сон. Серсея тут же распахнула глаза и увидела Оберина. Почему он сказал это? Она мгновенно почувствовала себя странно, пыталась понять, что произошло. Взгляд Оберина был таким темным, а может, все потому, что стоял полумрак. И хотя тон его был шутливым, сам он не улыбался, а глаза и подавно не смеялись. — Что ты сказал? — спросила она, надеясь, что ослышалась. — Как спится моей интриганке? Не вполне осознавая, что именно не так, Серсея все же ощутила, что чего-то не хватало. Кольца! Она терпеть не могла кольца, а к этому перстню никак не могла привыкнуть. Она специально носила его, чтобы свыкнуться с мерзким ощущением на пальце, оно всегда ей мешало, и из-за этого она чувствовала его на пальце, ни на мгновение не могла забыть, что он там. А теперь его не было. Серсея подняла руку на уровень глаз, чтобы удостовериться. — Не это ищешь? — перед глазами сверкнул изумруд. — Отдай, — приказала Серсея. — После того, как ты ответишь на мои вопросы. — Я не обязана отвечать, — отрезала Серсея, пытаясь встать, но Оберин придавливал ее к кровати своим весом, и она едва могла пошевелиться — слишком расслаблена она была после сна, а сейчас ей в мгновение пришлось напрячься и соображать, как выкрутиться из всей этой ситуации. И как он только понял? — Я несу за тебя ответственность и не хочу, чтобы ты натворила дел. Рассказывай, кого ты собралась травить. — Ты меня не заставишь, — решительно ответила Серсея. Оберин убьет ее, если узнает, что она собралась навредить его драгоценнейшей Сансе. — Я могу, — отозвался Оберин, и ничто в его тоне не заставляло усомниться в том, что он действительно может принудить ее. Серсея ощутила приступ обиды. Она же была совершенно беспомощна, как и тогда, с Робертом. Тогда Джейме был с ней, но и он ничего не мог сделать королю. Единственное, что могла Серсея — оставить Роберта без наследников. Это была небольшая отрада, пока он был жив, но теперь, когда он гнил в земле, цветок ее мести распускался все больше. Ее отец часто говорил про наследие, так вот у Роберта наследия не осталось. Его бастарды мертвы, убиты по приказу Джоффри. И совсем не сын Роберта сидит на троне, пусть он и носит его фамилию. Но что Серсея может теперь? Чем она может отплатить Оберину? — Ты такой же, как все они, — прошипела Серсея, ненавидя собственную беспомощность. — Только и ждешь, чтобы причинить мне боль. Она уперлась руками в его плечи, чтобы сбросить его с себя, но это не возымело должного эффекта, ничто не дрогнуло в лице ее мужа, он лишь взял ее запястья — совершенно спокойно, не сжимая их сильнее, чем необходимо, и мягко прижал их к постели по обе стороны от ее головы. — Нет, я совсем не хочу причинять тебе боль, — сказал Оберин, и Серсея действительно не чувствовала боли — ей было, с чем сравнивать. Железную хватку Роберта она запомнила надолго. — Зачем, когда ты сама это делаешь? — Я? — удивилась Серсея. Она пыталась брыкаться, но и это не помогло. А отвечать, пытаясь при этом высвободиться, было непросто. — Да, ты. Думаешь, тебе станет легче, если ты отомстишь? Я отпустил это, и мне стало проще. Серсея приподнялась, насколько она могла, когда он все еще удерживал ее, вытянула шею и прошептала ему прямо в лицо: — Ты сдался, а я нет! Его не обидели ее слова. Он лишь усмехнулся, когда она снова опустила голову на подушку. — Тебе нет нужды бороться, — сказал он. — Зачем тебе это? Ты можешь начать новую жизнь здесь, но зачем-то цепляешься за прошлое, которое причиняет тебе боль. Эти лезвия торчат из земли, и ты сама хватаешься за них голыми руками. Ты так привыкла страдать, что не можешь жить без страданий. Серсея замотала головой. — Это не так. Оберин почти сочувствующе ей улыбнулся. Он выпустил одну ее руку. Серсея скосила глаза, чтобы посмотреть, что он будет делать, но Оберин лишь мягко погладил ее волосы. — Разве? — спросил он, заставляя ее усомниться. — Ты можешь делать все, что захочешь. У тебя есть все, что пожелаешь, ты можешь быть счастлива, тебя больше ничего не сдерживает, но вместо того, чтобы наслаждаться жизнью, смотреть вперед, ты оглядываешься назад. Ты отказываешься от счастья, чтобы мстить. — Я хочу вернуть то, что у меня отобрали, — упрямо произнесла Серсея. Она знала, что он имеет в виду. Она думала об этом чудесными вечерами, когда солнце, наконец, уходило, и становилось прохладнее. Она думала об этом, когда гуляла по Водным Садам и ветви деревьев опускались прямо к воде в фонтанах и бассейнах. Она хотела бы наслаждаться всем этим, навсегда выбросив из головы мысли о том, что ее терзало. Было бы чудесно забыть о прошлом и просто начать заново, полюбить людей вокруг, каждого ребенка, что плескался в воде или срывал спелые плоды с деревьев. Но она не могла. Мысли о мести достигали ее, когда она лежала без сна, или просто находили ее, где бы она ни была, чем бы ни была занята. — Ты не вернешь этим своего сына. Ты не вернешь ту жизнь, что у тебя была. Тебе нужно научиться жить по новым правилам, перестать себя мучить. Видимо, раз другие этого не делают, ты решила сама? — Ты ничего не знаешь, — возразила Серсея, толкая его в плечо освобожденной рукой, злясь от того, что она хотела бы, да не может. Не может она оставить Сансу безнаказанной. Это Санса виновата во всем, ходит там и радуется, пока Серсея страдает из-за нее, не может просто начать жить сначала. Вот когда Сансы не будет, тогда она и сможет расслабиться и почувствовать вкус жизни, а покуда Санса жива, нет ей шанса стать счастливой. — Я знаю. Я вижу тебя насквозь. Я вижу твою ложь. Я знаю, что тебе сложно. Я хочу тебе помочь, но ты не позволяешь, потому что упиваешься своим страданием. Оно дает тебе силы жить дальше, ты живешь ради мести. Я не прав? Чего ты молчишь? — Слушаю тебя. — Это хорошо. Слушай, — Оберин снова отвел ее руку от себя. — Быть может, извлечешь что-то полезное. Эта месть не заставит тебя почувствовать себя лучше, так ты почувствуешь внутри лишь пустоту. Отпусти это и просто живи дальше. — Отпустить? — Серсея рассмеялась. — Ты когда-нибудь терял, что тебе дорого? Терял. Как быстро ты отпустил? — Не скоро. Но мне стало легче, когда я сделал это. Я не хочу, чтобы и ты проходила через это, я не хочу, чтобы тебе потребовалось столько же лет, сколько мне, чтобы понять, что месть ничего тебе не вернет, лишь заберет еще больше. Тебе стоит перестать цепляться за это, оглядеться вокруг и увидеть, как много всего в этом мире. Твоя жизнь не закончена, так наслаждайся. Ты заслужила это после всего, что пережила. Твой муж мучил тебя, теперь его нет, и ты делаешь это вместо него. Разве это хорошо для тебя? Эта месть отравляет твою жизнь и твой разум. У тебя есть Мирцелла, вспомни ее. У тебя внутри тоже есть такое чистое и светлое, а ты намеренно льешь туда чернила. — Прекрати, — слушать это было невыносимо. Хотелось поскорее влить яд Сансе в глотку, чтобы забыть о ней и начать, наконец, наслаждаться. То, о чем говорил Оберин, было так заманчиво. Но неужели она в самом деле не почувствует облегчение? Не может такого быть. — Я еще не закончил. — Я поняла, что ты говоришь. Но ты не понимаешь. — В самом деле? Твой отец положил перед Железным троном тела моих племянников. Моя сестра мертва. Не смей говорить мне, что я чего-то не понимаю. — Так почему ты передумал мстить? Почему? — воскликнула Серсея. — Ты так хотел этого! Ты ехал в столицу с мыслью прирезать каждого Ланнистера, которого ты там встретишь, так почему ты передумал? — Потому что что бы я ни сделал, в какую бы тьму я не загнал себя, это не вернет ни Элию, ни Эйегона, ни Рейнис. И Элия не хотела бы, чтобы я закапывал себя в этом. Они мертвы, с этим ничего уже не сделать. А я жив. И как бы плохо мне ни было, сколько бы людей я не сделал несчастными из-за того, что мне плохо, я сам от этого счастливее не стану. И ты не станешь. Месть — это цепь на твоей шее. Задушив ее концом кого-то, ты задушишь и себя. Серсея прикрыла глаза. Она знала, что Оберин должен быть прав, он должен смыслить в этом больше нее. Скольких он убил? Собственноручно, не поручая это кому-то другому. Серсея пыталась заглянуть вперед, пыталась представить Сансу, умирающую в муках. Что она тогда почувствует? Она помнила Сансу еще ребенком. Она помнила истошный крик Сансы, когда Джоффри отдал приказ палачу. Она не ожидала такого от сына, никто не ожидал. Варис, Пицель, Бейлиш — все были там, и все были убеждены, что лорд Старк получит прощение и отправится на Стену. Но Джоффри решил иначе. Санса там, где-то далеко, и она живет своей жизнью, на самом деле вряд ли очень счастливой. И Серсея живет здесь, за много лиг от нее, и тоже не слишком счастлива. Но каково это — просто отпустить? И возможно ли это вообще? Ее терзали сомнения. Санса была так далеко, и эта месть тоже была так далеко. Джейме не ответил на ее письмо, а сама она… как она сможет? Она так далеко от Утеса, от столицы. Что она может здесь? Санса далеко, а Оберин рядом, и он может дать ей все, в чем она нуждается. Он уже много давал ей. Она чувствовала себя счастливой в его объятиях, такой желанной, такой страстной, он заставлял ее чувствовать себя хорошо. Она больше могла не бояться, не скрываться, и, пусть никто не угрожал ей тем, что мог бы сдать Роберту ее секрет, Серсее хватало этих острых ощущений, этой неправильности и вместе с тем нормальности происходящего. Она действительно впервые за столько лет чувствовала себя хорошо. Ее все отвергали, но Оберин принимал ее. И даже теперь, когда он узнал о ее помыслах, он не отвернулся от нее. Рейегар так и остался для нее всего лишь мечтой, поблекшей со временем, для Роберта она была лишь способом потешить самолюбие, когда шлюхи уже не спасали, а Джейме был одурманен ее ложью. Он был Цареубийцей, все говорили, что у него дерьмо вместо чести, что нет человека, хуже него, но это было не так. Он мог сколько угодно говорить о самом себе, что он способен на любую подлость, но были принципы, которые сидели у него в голове. Серсея могла заставить эти принципы отойти на задний план, но лишь потому, что Джейме был одержим ею. Погляди он на нее трезвым взглядом, он бы ужаснулся. Он, Цареубийца, ни в какое сравнение не шел с нею. Он мог выплеснуть свои эмоции, он был воином, он сражался, он убивал, вся его ярость, весь его гнев — они находили выход, а Серсея… она не могла позволить себе того же. Она пыталась, но всех выплаканных слез, всех криков не было достаточно, чтобы вывести из нее яд, она была слишком омерзительна, ее мысли были жестоки, она была самим воплощением жестоких помыслов. И Оберина это не отталкивало. Он действительно знал ее, он действительно видел ее насквозь, и это не заставляло его отвернуться. Джейме никогда не видел ее сути, а остальные и не пытались увидеть. Но Оберин хотел ей помочь. — Что же мне делать? — спросила Серсея. Она уловила, как взгляд Оберина смягчился после этих слов. Он понял, что она уступила, дала шанс. — Вспомнить, о чем ты мечтала. Чего ты хотела, когда в твоей душе еще было место для наивных желаний? Чего ты жаждала, но не могла получить? К чему тянулась твоя душа? — Я хотела быть, как Джейме. Я завидовала, когда он получил меч, а я не получила ничего. В день нашей свадьбы ты говорил мне, что дал бы мне меч, — вспомнила Серсея. — Я могу дать тебе его. — И ты научишь меня им пользоваться? — Если ты этого хочешь. — Я хочу. Я хочу попробовать, — повторила она. — Теперь я свободнее, чем была когда-либо, но там, дома, мне никто не позволил бы взять в руки меч. — Теперь ты можешь. — Прямо сейчас? — Когда пожелаешь. — Сейчас! — воскликнула она. — Тогда пойдем, — он встал с постели и протянул ей руку. Серсея ухватилась за его ладонь, ее сердце билось в предвкушении чего-то особенного.***
Серсея осторожно взяла меч. Он был тяжелым, и запястье мгновенно заныло. Сложно было представить, чтобы можно было не только держать меч на протяжении времени, но и умело пользоваться им, чтобы он стал продолжением руки — именно так это Джейме и описывал. Меч должен стать продолжением руки, в этом случае ты никогда не выронишь его. — Возьми меч полегче, — посоветовал Оберин. Со своим он обращался так легко, будто в его руке было перышко, но Серсея знала, что его меч тяжелее, чем ее. Она думала, что он предпочитает копье, но ради нее он и меч взял в руки. — Мне и так хорошо, — сказала Серсея, не желая отступаться. — Ты даже сейчас усложняешь себе жизнь, — усмехнулся Оберин. — Что ты чувствуешь? — Это странно, — произнесла Серсея. — Он как бы со мной, но я не чувствую, что могу им защититься. — В опасной ситуации многого и не нужно. Это не дуэль, просто выстави его вперед, чтобы сохранить дистанцию. И держи обеими руками, чтобы никто не смог выбить его из твоих рук. Обеими руками держать меч было легче. — Но я не смогу держать его при себе всегда, — возразила Серсея. — Да. Поэтому женщины охотнее пользуются кинжалами, гребнями с ядами или очаровательными колечками вроде твоего. Никто не будет ожидать, что леди подала тебе руку не для поцелуя, а затем, чтобы убить. — Я думала, яд подействует, только если его выпить. — Есть разные хитрости. Полагаю, ради сохранности твоих врагов мне не стоит рассказывать тебе об этом. Он смеялся над ней. Серсея зло стукнула мечом по его мечу. Оберин отразил удар. — Ты начинаешь злиться, это плохо. — Почему? — Потому что в поединке нужно сохранять трезвый рассудок. Конечно, со злости ты будешь нападать и нападать, но сразу истратишь все силы, противнику нужно будет лишь подождать, и потом тебя ничто не спасет. Поэтому не зря тебя учили контролировать эмоции — это полезное умение не только при дворе. — Значит, ты злишь меня специально? — У меня не было такого намерения. Это не ты должна злиться, а я, потому что ты убежала в Солнечное Копье, чтобы за моей спиной строить козни, а сама написывала мне, какое чудесное здесь место. А потом говорила, как ты скучаешь. — А вот это была правда! Серсея снова попыталась дотянуться до него мечом. Ей становилось жарко, и запястья ныли. — Приятно слышать, — голос Оберина остался насмешливым, и он снова легко отразил ее удар, будто в его руке и правда было перышко. Серсея видела поединки, и сейчас она знала, что ему необязательно даже меч поднимать, он легко может уходить от ее медленных ударов, лишь отступив на шаг в сторону, но он оставался на месте, совершенно хладнокровный, и лениво разбивал ее решимость. А она злилась и горячилась из-за этого. — И все же тебе многое стоило предусмотреть. Знаешь, почему мне сложно поверить в те слухи, что ходят о тебе и о твоем брате? От неожиданности Серсея опустила меч. — Почему? — Потому что я не могу представить, чтобы ты шестнадцать лет могла что-то скрывать от своего мужа и от всего двора, хотя здесь ты даже пару часов не смогла продержаться, не раскрыв свою личность. Или ты плохо старалась? — И что же меня выдало? — зло осведомилась Серсея, снова поднимая меч. Это издевательство начинало ее раздражать. — Да, собственно, все, — пожал плечами Оберин. На этот раз он действительно отступил и оказался у нее за спиной. — Плохая ты интриганка, моя дорогая, тебе еще учиться и учиться. — Ты мне, конечно, не поможешь в этом? — спросила Серсея, с облегчением выпуская меч, понимая, что ничем он ей не поможет, когда Оберин оказался так близко. Меч с громким лязгом упал на пол. Оберин прижал ее к себе, и Серсея с готовностью оперлась на него. — Нет, не помогу, — согласился он. — Я не знаю, в чем состоит твой умысел, и я не собираюсь поощрять это. Я сказал тебе, что месть ничего хорошего в твою жизнь не принесет, но я готов помочь тебе об этой мести забыть. — Значит, ты поучишь меня обращаться с мечом? — уточнила Серсея. — А вот в этом я готов тебе помочь.***
Тишиной встретила ее библиотека. Санса медленно шла между стеллажами, считая корешки книг, глубоко задумавшись о том, что ее ждет. Если она уедет из Утеса Кастерли сейчас, увидит ли она его вновь? Сначала она отправится в столицу, потом — в Винтерфелл. И что будет после? Санса не думала, что она так полюбит Утес. У этого места была своя история, и с этим замком у Сансы было связано уже много воспоминаний. Целый период ее жизни прошел здесь — беременность и рождение Эдрика, такое сложно было бы забыть. Но если бы не люди, которые были здесь, которые помогали ей и поддерживали, ее времяпрепровождение было бы не столь приятным. Тяжело было бы расстаться со всем этим, перелистнуть столицу и снова оказаться в столице. Ее одолевали сомнения, когда она ехала сюда, и покинуть Утес ей предстояло тоже с сомнениями, но уже с другими. С тех пор она изменилась, и ее разговор с Джейме был тому подтверждением. То, о чем она раньше лишь задумывалась, теперь воплощалось в ее действиях. Она действительно поладила с Ланнистерами, и это не оказалось слишком сложно для нее, поскольку и Ланнистеры обращались с ней хорошо — она лишь ответила добротой на доброту. Санса знала, что больше не винит себя за то, что относится к ним хорошо, она просто хотела спокойствия и не хотела выжимать из себя желчь и злобу — это не заставило бы ее чувствовать себя лучше. Ей не хотелось ни с кем враждовать. Серсея далеко, и Санса может чувствовать себя спокойно, не бояться, даже когда вернется в Королевскую Гавань. Все будет хорошо. Без Серсеи, возможно, и столица покажется ей совсем другой. Как бы то ни было, наверняка совсем скоро ей придется оставить и столицу и отправиться на Север, и большую часть Ланнистеров ей не доведется увидеть вновь. Осознать это было тяжело — она так к ним привыкла. Санса подошла к красному гобелену, на котором золотыми линиями расходилось, разветвляясь, семейное древо Ланнистеров. Череда имен и самых разных фамилий, представители которых породнились с Ланнистерами. Многих Санса не знала, о ком-то слышала мельком. Она нашла Герольда Ланнистера. Одна ниточка соединяла его имя с Алисанной Фарман — первой женой, вторая — с Роанной Веббер — второй Леди Утеса, и уже от них расходились золотые ниточки их детей: Тайвальд, Тион, Титос, Джейсон. Линия соединяла лорда Титоса с его супругой Джейн Марбранд — Санса вспомнила, как Дженна рассказывала ей про происки леди Эллин в отношении лорда Титоса. И леди Эллин тоже была на этом древе как жена Тиона Ланнистера. Сансе подумалось, что лорд Тайвин охотно бы избавил семейное древо от пятна в виде имени леди Эллин, но куда деться — она тоже была частью великого семейства. Имя самого лорда Тайвина золотой нитью соединялось с именем Джоанны Ланнистер. И под ними были Серсея Ланнистер, Джейме Ланнистер и Тирион Ланнистер. Санса увидела, что около имени Серсеи уже появился Оберин Мартелл. А рядом с именем Тириона Санса увидела собственное. Санса Старк. Вот кто же знал, что она оставит свой след на семейном древе Ланнистеров? И под ее с Тирионом именами было еще одно — Эдрик Ланнистер. Санса коснулась имени сына подушечками пальцев. Она ощутила странную гордость и спокойствие. Все эти люди, что были здесь, все их имена. И имя ее сына. В Винтерфелле тоже было такое древо. Интересно, вписали ли туда имя ее мужа или некому было позаботиться об этом? Робб побывал в Винтерфелле перед своей смертью, сделал ли он это или понадеялся, что, если спасет ее от Ланнистеров, то можно будет стереть имя Тириона Ланнистера из ее биографии навсегда? Санса писала ему, что не сможет уйти, но Робб ее не послушал. Наверняка он до последнего надеялся, что у него все получится. — Санса! Не ожидала тебя здесь увидеть, — веселый голос Дорны разбил тишину библиотеки и задумчивость Сансы. Дорна подошла к ней и тоже посмотрела на гобелен. — Когда я только вышла замуж, мне тоже нравилось приходить сюда и смотреть на свое имя рядом с именем Кивана, — призналась она. — А потом начали появляться дети, — она провела рукой по золотым буквам четырех имен: Лансель, Мартин, Виллем, Жанея. Ее палец дрогнул на имени Мартина. — Это так… приятно, понимать, что ты стала частью большой семьи. Великий род, большая честь для моего отца и меня, учитывая, что я приехала сюда, как заложница. — Наверное, многие хотят породниться с Ланнистерами, — предположила Санса. — О, ты даже не представляешь. Ланнистеры из Ланниспорта — уже предел мечтаний какой-нибудь девицы, а Ланнистеры из Утеса Кастерли и подавно. Я никогда не думала, что удостоюсь такой чести. — Кажется, Свифты когда-то были лордами, — припомнила Санса. — Но потом… — Да, были, еще во времена Танца Драконов, — подтвердила Дорна. — Откуда ты это знаешь? — Джой помогала мне выучить дома Западных земель, — сказала Санса. — Какие-то я изучила более подробно. — Ты молодец, — Дорна улыбнулась ей. — Такой интерес похвален. Приятно, что ты историю моего дома сочла достаточно привлекательной, чтобы углубиться. Все так. Поэтому это была отличная возможность. Лорду Тайвину, правда, идея этого брака не пришлась по вкусу. — Но вы с сиром Киваном все же женаты, — заметила Санса. — Значит, он уступил? — Да. Киван никогда не говорил, как ему удалось переубедить брата, но я рада, что он это сделал. — Как так получилось, что вы полюбили друг друга? — спросила Санса. — Я знаю эту историю, Джой рассказывала, но мне бы хотелось услышать это именно от вас. Дорна улыбнулась задорно, как девчонка. — Я в самом деле не рассказывала? — удивилась она. — Я люблю эту историю. Пойдем, сядем, и я расскажу тебе. Сансе было интересно послушать историю брака по любви — такое редко встретишь. Даже ее родители полюбили друг друга гораздо позже, их любовь не возникла сразу. А Дженна, Серсея — Джейме был прав: такие браки стали проклятием. Неужели бывает по-другому? И как это — по-другому? — Все началось не слишком радостно, — заговорила Дорна, погружаясь в свои воспоминания. — Я долго плакала, когда отец сказал мне, что отдает меня Ланнистерам, потому что не может уплатить долг. Для меня было невыносимо осознавать, что монетой буду я. Мне было так страшно. Я должна была стать заложницей, пленницей, которую могут убить в любой момент, если мой отец не будет слушаться. Каких только ужасов я не напридумывала себе — ночами лежала и рыдала в подушку. Как это обычно бывает, все оказалось не так плохо, как я представляла. Когда я спустилась в холл, где меня уже ждал Киван, готовый препроводить меня в Утес Кастерли, я даже замерла от удивления. Я точно помню, как все мои мысли пронеслись в голове. Это было очень наивно с моей стороны, очень. Кивану тогда было семнадцать, а мне едва исполнилось пятнадцать, и я была такой впечатлительной и романтичной. Когда он сказал: «Вам нечего бояться, миледи», я безоговорочно ему поверила, несмотря на прежний страх, — Дорна рассмеялась. Санса вспомнила свою мгновенную влюбленность в Джоффри, когда она только увидела его впервые во дворе Винтерфелла. — Вы влюбились в сира Кивана с первого взгляда? — Думаю, да, хотя по-настоящему полюбила много позже. Знаешь, у нас было много случайных, а позже и намеренных столкновений в коридорах замка, спонтанных разговоров. Я не чувствовала себя здесь пленницей, я была будто гостьей. По крайней мере Киван заставлял меня чувствовать себя именно так. Он помогал мне освоиться, даже сочувствовал мне. Я не знаю, что его во мне заинтересовало, было ли это результатом моих неумелых ухищрений или произошло само собой, но ни разу в жизни я не чувствовала себя более уверенной, чем в тот день, когда входила в септу. Хотела бы Санса чувствовать то же. День своей свадьбы она едва могла вспомнить, по крайней мере, ту ужасную церемонию в септе. Все было как в тумане с момента, когда Серсея сказала ей, что сегодня она выйдет замуж, и отказаться от этого не может. Столько людей, что смотрели на нее, пока Санса шла к Тириону, едва сдерживая слезы. Тогда она тоже представляла все хуже, чем получилось на самом деле. Не так плох был ее брак, как она боялась, но все же не то же самое это было, как у Дорны с сиром Киваном. — Почему, по-вашему, лорд Тайвин передумал? — спросила Санса. Она знала, что лорд Тайвин не склонен менять мнение, ей казалось, что это и вовсе невозможно — как он сказал, так и будет. Хотя ей все же удалось убедить его отложить ее отъезд в Утес Кастерли, пусть она так и не поняла до конца, почему он это сделал. — Я не знаю. Быть может, Киван напомнил ему о его собственном браке. Лорд Тайвин мог жениться на ком-то, кто позволил бы ему укрепить влияние, но он выбрал Джоанну. Конечно, никто ему не препятствовал тогда — это было только его решение, но Киван решил жениться на мне, когда уже сам лорд Тайвин стал главой семьи. Он мог и запретить. Но в итоге позволил. — Наверное, он просто знал, что значит любить и быть с любимой, поэтому и позволил брату познать это чувство, — рискнула предположить Санса. — Пожалуй. А может, Джоанна его и переубедила. Когда кому-то требовалось сообщить Тайвину плохую новость или попросить что-то, в чем он, вероятнее всего, мог отказать, все бежали к Джоанне, а она уже своими методами доносила это до сведения Тайвина. — И так бывало всегда? — удивилась Санса. — Он раскусил эту штуку довольно быстро, но все же Джоанна никогда не отказывала, когда надо было кого-то прикрыть. — Это забавно, — призналась Санса. — Должно быть, было очень весело, когда вся семья была в сборе. В то время все совсем было иначе. — Без ссор тоже не обходилось, но когда вспоминаешь об этом сейчас, то помнишь только хорошее, забывая о плохом. Санса так и вспоминала свое детство в Винтерфелле. Санса попыталась представить, как это было, когда не только лорд Тайвин, сир Киван и Дженна были здесь, но и их братья, Герион и Тигетт. А еще была Джоанна. Санса попыталась представить ее. Она не знала, как жена лорда Тайвина выглядела, но, должно быть, она была очень красива. Как Серсея. Серсея наверняка пошла в мать. Такая зеленоглазая, светловолосая. И лорд Тайвин очень ее любил. — Скажите… — начала Санса, понимая, что лишь причинит себе новую боль, если узнает, — почему лорд Тайвин не женился снова? Джейме был в Королевской Гвардии — раньше служба там считалась пожизненной. Тириону он Утес Кастерли оставлять не хотел, да и сейчас не хочет. Лорд Тайвин заботился о наследии, но он не сделал ничего, когда у него не было того, кому он мог бы оставить Утес. — Наверное, мы все думали об этом, но после смерти Джоанны никто не рисковал ему предложить жениться снова, даже когда стало очевидно, что своими детьми он недоволен. — Просто… это кажется мне странным. Кому он намеревался оставить Утес? — Киван тоже озвучивал подобные мысли, — вспомнила Дорна. — Конечно, не брату, а мне. «Он все надеется на благоразумие Джейме, но, как по мне, нечего надеяться. Дженна сказала, что сын Тайвина — Тирион, а не Джейме, так он теперь не разговаривает с ней. А она же права. Он мог бы жениться уже давно, раз ему нужен подходящий наследник», — говорил он. Но, на мой женский взгляд, все очевидно: он слишком любил Джоанну. — Но разве долг и честь семьи для него не важнее? — едва нашла в себе силы на новый вопрос Санса. — Не тогда, когда дело касалось Джоанны. У меня к Тайвину смешанные чувства, но я даже представить не могу, что он испытывал. Ему нужны были новые наследники, но предать память Джоанны он не мог. Хорошо, что сейчас этот вопрос сдвинулся с мертвой точки, — уже бодрее произнесла Дорна. — Еще немного Джейме поломается и согласится. Достаточно он уже ребячился. — Да, конечно, — согласилась Санса. Как ее угораздило так влюбиться? Она, конечно, и не рассчитывала ни на что — сразу было понятно, что у нее нет и шанса. И существование Джоанны не стало для нее открытием, но именно теперь Санса осознала, как много значила для лорда Тайвина его жена. Она всегда думала, что семья и ее величие были для лорда Тайвина на первом месте, наследие — прежде всего прочего. Но, как оказалось, Джоанна стояла выше всего этого, гораздо выше. И даже после ее смерти она все равно занимала место, отведенное ей при жизни. «Иногда наличие жены — препятствие куда меньшее, чем наличие призрака жены», — вспомнила Санса слова Дженны. Она говорила про лорда Герольда и его пропавшую жену Роанну, но лорду Тайвину это тоже подходило. Кажется, Дженна тогда и аналогию такую провела. Неужели она уже тогда обо всем догадывалась? — Кстати, раз ты здесь, — напомнила о себе Дорна. — Я искала книгу для Жанеи. Вчера я читала ей про принцессу и рыцаря, который ее защищал, так она заявила, что хочет, чтобы принцесса защищала себя сама, и ей не нужен был никакой рыцарь. Я теряюсь в догадках, что ей читать сегодня. Я в ее годы и многие последующие читала про Флориана и Джонквиль, никаких принцесс с мечами я не знаю. Санса улыбнулась. — Моя сестра рассуждала так, как Жанея. Думаю, ей понравится история о Джонквиль Дарк. — Раньше я любила другие книги. Про прекрасных дам и их женихов. — Какие? Что-то вроде этого? — лорд Тайвин взял книгу с полки. — «Флориан и Джонквиль». О, мой бедный Флориан, не мучай меня более. Санса рассмеялась, услышав такую пародию на голос Джонквиль. — Там такого нет! — запротестовала она. — Точно есть. Там все реплики Джонквиль начинаются с «о, мой бедный Флориан», взгляните сами, — лорд Тайвин открыл книгу где-то посередине и развернул к Сансе. — Ну ладно, — признала его правоту Санса. — Но откуда вы знаете? — Серсея тоже любила такое в детстве. — Мне сложно в это поверить. — Как правило, у юных девушек похожие увлечения. — Только не у моей сестры. Она тоже любила Джонквиль, но какую-то другую. Воительницу. — Джонквиль Дарк? — Да, кажется, она. Кто это? Она существовала по-настоящему? — Да. Ее называли Алой Тенью, и она была телохранительницей королевы Алисанны Доброй. Джейхейрис отправил Джонквиль защищать Алисанну после нападения на нее в Девичьем Пруду. — А ведь мою Джонквиль предания тоже связывают с Девичьим Прудом, — задумчиво произнесла Санса. — Там ее и увидел Флориан, когда она купалась со своими сестрами. Получается, у нас с Арьей было больше общего, чем я думала. Мы могли бы поговорить об этом, но вместо этого мы только спорили, а теперь я уже не могу сказать ей ничего и извиниться. — Люди часто осознают свои ошибки лишь спустя время. Тогда вам казалось, что вы поступаете правильно. Возможно, в тех обстоятельствах так оно и было. Санса не могла сказать ничего Арье, не могла извиниться, потому что было слишком поздно. Но был человек, перед которым она еще могла извиниться. Джон. Она была к нему несправедлива. Он и мама — единственные, кто у нее остался. Ненадолго появился дядя, но теперь и его не было. Я должна попросить прощения у Джона, решила Санса. Я была неправа, я должна признать свою ошибку. Но она не была уверена, что ей это позволят. Она лишь дважды писала родным. Первый раз, когда Серсея убедила ее, что это единственный выход, и второй, когда она сама попросила об этом у лорда Тайвина. Конечно, сейчас война закончена, и Робб мертв. Но разрешат ли ей написать Джону? Сейчас сир Киван главный в Утесе, его нужно убедить позволить ей это. Сансе было непривычно видеть сира Кивана в кабинете лорда Тайвина, да и вообще прежде им не доводилось обсуждать важные вопросы, но после такого откровенного разговора с Джейме Санса уже ничему не удивлялась. Когда она только начала выяснять мнение Джейме, она была уверена, он остановит ее и уйдет, но он внимательно слушал, что она ему говорила. Санса чувствовала себя менее странно, когда ей приходилось объяснять что-то подобное Томмену, но сир Джейме был гораздо старше, а она говорила почти то же самое, что и его племяннику. И слушал он ее с тем же сосредоточенным выражением. — Леди Санса, чем я могу помочь вам? — спросил сир Киван, когда Санса разместилась в кресле. — У меня есть к вам одна небольшая просьба, — Санса скромно сложила руки на коленях. — Я вас слушаю. Сансе казалось, что убедить его будет просто, но сейчас она уже сомневалась в этом. Все же, если лорд Тайвин дал какие-то распоряжения, то сир Киван не будет их нарушать, если только не будет веского основания. Санса знала, что не она одна привязалась к своим новым родственникам, Ланнистеры тоже проявляли к ней участие и были в высшей степени тактичны с ней в свете последних событий. Джейме было жаль ее, Санса не сомневалась, что и сиру Кивану тоже. Она могла использовать это. — Произошедшая ситуация, — многозначительно начала Санса, поглядывая на сира Кивана, — заставила меня о многом задуматься… Тот кивнул ей с явным сочувствием. Он был одним из немногих, кто знал правду о смерти дяди, несомненно, ее слова подействуют на него сильнее, чем могли бы подействовать на того же Джейме. — И так как членов семьи у меня становится все меньше, мне нелегко думать, что я нахожусь не в самых лучших отношениях с кем-то из них, — печально произнесла Санса, стараясь принять самый удрученный вид. — Кого вы имеете в виду? — Моего брата Джона, он сейчас в Ночном Дозоре. Боюсь, мы с ним расстались не в лучших отношениях. Я не знаю, что с ним, а дозорные постоянно подвергают свою жизнь опасности. Если я рискую потерять и его, если уже не потеряла, я хотела бы написать ему и попросить прощения за свое поведение. Сир Киван кивнул ей. — Я вас понимаю. Думаю, нет ничего такого в том, если вы напишете письмо вашему брату. Санса торжествовала. Теперь она может написать Джону. Может, она почувствует себя лучше после этого. Интересно, увидится ли она с ним когда-нибудь? С мамой — быть может, но Джон где-то на Стене или даже за ней. Простит ли он ее? «Мы были детьми, — подумала Санса. — Много всего случилось с тех пор, я поняла, что была неправа. Он тоже вырос. Он должен простить меня». Но что Джон почувствует, когда получит письмо с гербом Ланнистеров? Откроет ли он вообще это письмо? Одной проблемой стало меньше. Оставалась еще одна. Скоро ей придется отправиться в столицу, откладывать отъезд больше не имеет смысла, а она так и не решила, как ей следует себя вести. Санса понимала, что сейчас она все равно не найдет универсального решения, ей нужно будет посмотреть, как встретит ее Тирион, как лорд Тайвин отреагирует на ее приезд, но ехать совсем неподготовленной она не хотела. Она должна играть роль хорошей жены. Возможно, это будет не так и сложно, потому Тирион будет заботиться о ней, а ей всегда была приятна его забота. И все же он подозревал ее, и теперь она должна сделать все, чтобы подобных подозрений больше не возникало. Она должна убедить всех в том, какая она хорошая жена, она должна и лорда Тайвина убедить в этом, чтобы он засомневался в правдивости того, о чем узнал. Пусть думает, что она влюбилась в Тириона, она отлично сыграет свою роль он же сам говорил ей, что она хорошая актриса, она не разочарует его. Она не будет избегать его, она будет вести себя естественно. Она будет играть, играть и играть, пока сама не поверит в собственную ложь, пока она сама не прирастет лицом к своей маске.