***
Маргери повидала уже много турниров, и королевой любви и красоты ее называли не раз, и обычно это было очень приятно. Больше внимания, когда целый день тебе говорят комплименты, когда тебя всячески возвышают, а на пиру вечером ты сидишь на почетном месте. И неважно, кто проводит турнир, в замке какого лорда он проводится, королева любви и красоты в этот день стоит выше всех, даже король может поклоняться ей, признавая ее статус. Ну а королева, которую выбрал сам король — это еще большая честь. Когда-то от мысли о том, что король наградит ее венком, у Маргери бы подкосились от радости ноги. Она была рада получать знаки внимания от Ренли, пусть даже он не был настоящим королем, но тогда Маргери мало чего понимала в этом — после свадьбы ее начали называть «ваша милость», и ей этого было довольно. Теперь же сам король, настоящий, возложил на ее локоны венок из красных роз, и Маргери улыбнулась раскрасневшемуся после поединка Томмену так, как полагалось улыбнуться в этом случае, как она улыбалась победителям всегда. Но внутри она не испытала ничего из того, что, как она раньше думала, должна была в таком случае почувствовать, или хотя бы то, что она чувствовала в подобных ситуациях прежде. Турниры Маргери очень любила, любила принимать знаки внимания, но теперь все было иначе, и корона из цветов радовала ее не больше, чем обрадовала бы настоящая. Маргери едва дождалась, пока все, кто хотел, выразят восхищение ее красотой. В ложе остались лишь немногие — остальные во время перерыва предпочли уйти в шатры, чтобы перекусить. Маргери тоже сейчас жаждала оказаться в шатре, но не затем, чтобы поесть. Наконец Маргери удалось уйти от нежелательного внимания, она покинула ложу, но тут ее догнала Санса. — Маргери, постой, — ее лицо было взволнованным, когда она быстро спускалась по ступенькам, держась за перила. — Что случилось? — Маргери наконец набралась достаточно решимости, чтобы пойти к Квентину, она по-настоящему жаждала этой встречи, но вдруг что-то изменилось? Санса взяла руки Маргери в свои, и Маргери одолело совсем скверное предчувствие. — Я кое-что узнала. Не думаю, что тебе сильно полегчает, но… я узнала, что лорд Тайвин собирается расторгнуть твою помолвку с Томменом и выдать тебя за Джейме. — За сира Джейме, но… но как? Мой отец… — попыталась возразить Маргери, хотя еще не вполне осознала сказанное. Лицо Томмена в ее мыслях расплылось, чтобы воплотиться в лицо его дяди, сира Джейме Ланнистера, но Маргери все еще не понимала. — Я не знаю! — Санса явно была в не меньшем ужасе. То ли от самой новости, то ли от того, что она эту новость рассказывала. — Но если лорд Тайвин что-то решил, то у него есть план, и он получит, что хочет. Я не должна тебе это говорить, но вдруг… не знаю. Просто имей это в виду, ладно? Что твоим мужем будет не Томмен, а Джейме. И он, пожалуй, хочет этого брака не больше, чем ты. Санса осталась на месте, а Маргери пошла вперед, пытаясь обдумать то, что она только что услышала. Казалось бы, это могло все изменить, но отчего-то не поменяло. Как и сказала Санса, все торопились, смотрели только перед собой и не обращали внимания на то, что происходит вокруг. Руки Маргери начали дрожать совсем не от холода. Она уже несколько дней не испытывала хотя бы сколько-нибудь приятных чувств, она ощущала лишь отчаяние, которое медленно заполняло все ее тело. Однако оставался шанс, что хотя бы разговор с Квентином сгладит это. Ей всегда становилось немного легче после разговоров с ним. По крайней мере так было до их ссоры. Маргери разглядывала шатры и щиты с гербами перед ними, ища нужный. Она делала это неосознанно, мысли ее были о другом, но она сразу поняла, что достигла цели, когда перед ней мелькнул щит с солнцем, пронзенным копьем. В последний раз оглянувшись по сторонам, Маргери удостоверилась, что никто не следит за ней. Она откинула входное полотнище и зашла в шатер. Квентин еще не успел облачиться в доспехи, они лежали на столе. Не было видно и оруженосца — видимо, Квентин позаботился о том, чтобы никто им не помешал. Это Маргери успела подметить за доли секунды, а после уже не смогла сдержаться. — Квентин! — Маргери, — он обернулся к ней. — Я думал, ты уже не придешь. — Я… Я хотела сказать… сказать… — Не волнуйся об этом, — спокойно сказал Квентин, подходя к ней. — Я приму любое твое решение. Маргери с таким облегчением услышала его голос, наконец, обращенный к ней, а не к кому-то еще. Как она посмела хотя бы на мгновение засомневаться, что эта встреча не нужна ей? Маргери посмотрела на Квентина, и почувствовала, что в ее глазах блеснули слезы. — Ну почему ты такой хороший? Она метнулась к нему и порывисто обняла. Вдруг, встреча в самом деле последняя — потом ее отдадут Джейме Ланнистеру и все. Все закончится, ее жизнь закончится, и все хорошее, что было в ней, останется с Квентином. В прошлом. Маргери все же не могла позволить себе так быстро сдаться отчаянию и отстранилась, утерла слезы и продолжила. — Я подумала о том, что ты сказал мне. И я хотела сказать… спасибо. — Спасибо? — Да, спасибо. За то, что ты, несмотря на это твое задание, заботился обо мне. Если бы не ты, то я не знаю, что со мной было. Просто потому что мне некому было выговориться. Я знаю, что изначально твои порывы были корыстны… Да и я сама хороша, использовала тебя, чтобы выплакаться. Но позже… Я верю, что не зря все так случилось. И в тот момент, когда ты искренне захотел мне помочь… Неважно, почему ты делал это изначально, ведь ты все же помог мне взглянуть на правду. Лучше, что я поняла это сразу, а не когда стало уже слишком поздно. Так что в любом случае я благодарна, что ты открыл мне глаза. Квентин понимающе кивнул. — Я был рад помочь. Маргери тоже кивнула, необдуманно повторив его движение. — Знаешь, мне тебя не хватало. И твоих рассказов про Дорн и просто твоего голоса, — снова заговорила она. Она пыталась вспомнить все то, что когда-то хотела ему сказать. Что само собой возникало в ее голове, когда они прежде говорили, но что она так и не озвучила. Сейчас у нее был шанс сказать все, и как назло почти ничего не вспоминалось. — Я бы хотела, чтобы ты снова увидел Водные Сады, Солнечное Копье, увидел сестру и брата и навестил свою мать. Кажется, ты хотел увидеть и ее. Я просто надеюсь, что у тебя все будет хорошо. — Я тоже скучал по тебе, — сказал Квентин. Он улыбался, и улыбка эта несомненно была вызвана сбивчивыми пожеланиями Маргери. Она поняла это и усмехнулась. — Но я знаю, что ты справишься даже без меня. Ты очень сильная. И даже если ты выйдешь замуж за Томмена, ты найдешь способ очаровать его вновь. — Ты так думаешь? — Меня ты очаровала. Маргери улыбнулась. — Я думала, дорнийцы легко очаровываются. — Внешностью. Но я говорил тебе, что… — Моя внешность ввела тебя в заблуждение и мешала разглядеть, что там внутри. — Вроде того. Но я разглядел. И с того момента больше не мог оставаться равнодушным. Надеюсь, мои слова тебя не пугают. Если пугают, я перестану. — Нет. Я чувствую то же самое, — призналась Маргери. — Я не думала об этом прежде. Любовь никогда не была важна для меня. Я не думала о ней, когда выходила за Ренли, не думала, когда выходила за Джоффри. Не думала, когда узнала, что мне предстоит выйти за Томмена. Мне было важно, чтобы я всем нравилась. Этого было достаточно. Казалось, что этого достаточно, большего не нужно. Но я никогда не думала о том, как хорошо, когда чувство бывает взаимно. — В таком случае… могу я поцеловать тебя? — Целуй. Может быть, это последняя наша встреча, — повторила Маргери слова Сансы. Квентин мягко провел рукой по ее щеке. — Я сниму это, если ты не возражаешь, — он снял с ее головы венок. — Король преподнес тебе его, а ты стоишь здесь, со мной. — Я там, где я хочу быть. С тем, с кем я хочу быть, — выдохнула Маргери. — Ну же, поцелуй меня. И он поцеловал. Маргери показалось, что ее охватило пламя, так жарко ей стало, и от того же невыносимо тоскливо, потому что она понимала, что не может это продлиться долго. У них есть еще некоторое время до того, как протрубят трубы, а потом… Может, это в самом деле их последняя встреча наедине, последний поцелуй, а ей так не хотелось, чтобы это было последним, единственным, что у нее останется. Она хотела большего. — Маргери, ты плачешь? — он отступился от нее. — Я… мне невыносима мысль, что у нас с тобой больше ничего не будет, — прошептала она, вытирая слезы. — Этот турнир, этот венок — это так невыносимо. Я не хочу сидеть там, в королевской ложе, и принимать знаки внимания от короля. Я хочу, чтобы ты был на его месте. Это все, чего я желаю. — Поверь мне, я хочу того же. Я бы отдал тебе все, что имею. Я бы сделал все, чтобы ты была счастлива. Хотя бы сейчас, когда у нас еще есть время. Скажи, что мне сделать, чтобы ты была счастлива хотя бы ненадолго. — Не отпускай меня. Никогда не отпускай меня, — Маргери прижалась к нему и снова поцеловала. И как же мало ей было этого поцелуя, одной мысли, что этот поцелуй — единственное, что у нее останется. А дальше свадьба. Пусть не с Томменом, но какая разница. Какая разница… Кто угодно — это не Квентин. А она только сейчас поняла, что хотела, чтобы в септе рядом с ней стоял только он. Ей должно было потребоваться больше времени на это, потому что все новое Маргери осознавала на редкость неохотно, но у нее не было времени, поэтому она понимала все это сейчас. Понимала и принимала. Этого было слишком много для одного раза, но Маргери предпочла бы сделать это сейчас, а не думать потом, когда уже никак нельзя будет что-нибудь сделать. — Ты все еще плачешь. Маргери взглянула на него. Теперь она знала, что значило то, что она чувствовала. Впервые за долгое время она действительно понимала, чего она хочет. Но стоило ли это того? Стоило ли рисковать? Она верила Квентину, но… Сейчас решалась ее судьба. — Знаешь, ты получил, что хотел, — мягко сказала она. — План твоего отца воплотился в реальность. В глазах Квентина проявилось непонимание. — Я не выйду замуж за Томмена и не стану королевой, — пояснила Маргери. — Но как? — Не знаю. У десницы другие планы на меня. Он хочет выдать меня за своего сына. За сира Джейме. Непонимание Квентина сменилось иным чувством. — Но… это не так плохо. Он, конечно, старше тебя, но все же не мальчик. Маргери горько усмехнулась. — Ты продолжаешь меня успокаивать. — Если ты нуждаешься в этом. Я же сказал, что не оставлю тебя. — Твои слова все еще в силе? Не оставишь и теперь? Но придется. Утес Кастерли далеко отсюда. Ты не сможешь последовать за мной туда. — Зато теперь у тебя есть шанс на счастье. Ты не станешь жертвой чужих амбиций. И тебя не унизят тем, что найдут кого-то моложе. — Счастье… — Маргери покачала головой, — нет у меня шанса на счастье. Я думала, что будь на месте Томмена кто-то другой, кто-то старше, мне будет легче, но нет. Неважно, кто будет. Я не хочу Томмена, я не хочу Джейме Ланнистера. Я хочу только тебя. — Маргери… — Я знаю, звучит как безумие. Как будто мне всегда мало того, что я получаю. Но я не могу довольствоваться другими, зная, что мне нужен только ты. Он будто понял, о чем она говорит, но все же спросил: — Ты правда этого хочешь? — Хочу, — подтвердила она. — Я хочу этого сейчас и хочу выйти из этого шатра, зная, что получила все. Что большего быть не может. Я не хочу жалеть об упущенной возможности и кусать губы темными ночами, думая о том, чего я не сделала. Я хочу сделать. Хочу тебя. Сейчас. Он поцеловал ее снова, и Маргери опять не могла напиться, как не могла, бывало, утолить жажду в особенно жаркий день. Но как только тяжелый плащ соскользнул с ее плеч, ей стало легче, будто она опустила руки в прохладные воды фонтана. Как только губы Квентина коснулись ее шеи, ей стало легче, будто она сама плескалась в фонтане и прохладные брызги летели в нее, охлаждая. И когда Квентин спустил рукава ее платья, чтобы целовать ее плечи, ей стало совсем хорошо, будто она, наконец, полностью погрузилась в воду, и жажда отступила на миг. Маргери сбросила с рук перчатки, чтобы быстро развязать шнурки на рубашке Квентина. Кожа под тонкой тканью была горячей, и Маргери не удержалась и провела руками по груди Квентина, чувствуя этот жар. У них не было кровати — лишь стол, на котором лежал осиротевший венок из цветов, меч да доспехи, которые ждали своего часа, но сейчас был лишь час Маргери, и Маргери пользовалась этим, не давая даже секунде утечь и пропасть зазря. Маргери сама поднимала многочисленные юбки, сама притягивала Квентина ближе, сама целовала его и сходила с ума. Ей было достаточно и этого, потому что сейчас это было всем, что ей было нужно, а совсем скоро у нее не останется вообще ничего — лишь воспоминания. Знать, как мало им осталось, но как они близки — это вселяло в нее новую силу. Она плакала. Слезы просто катились по щекам. Но она не всхлипывала. Ей не было плохо. Стоны она глушила поцелуями, а вздохи вырывались изо рта паром. Было так холодно снаружи, но огонь разгорался внутри. Извне доносились крики, звон стали, но все это утратило значение и отдалялось, лишь звук дыхания был слышен. Каждый новый толчок отсчитывал мгновения счастья и одновременно приближал миг расставания, но Маргери знала, что не пожалеет о содеянном никогда. А если правда всплывет — она перенесет и этот позор. Это того стоило, всегда будет стоить. Она почти забыла, что ее ждет потом, сосредоточилась на том, что есть сейчас. А сейчас был только Квентин и их ненасытность друг другом. И это давало ей силы. Новые силы, которые почти оставили ее за время, что они с Квентином были в разлуке. Теперь силы вновь возвращались к ней. Маргери нужны были эти силы. Если она должна всю жизнь прожить без Квентина, ей нужны все силы, которые она может достать. Поцелуй, еще один — она наполнялась новыми силами, которые приходили, разгорались, как само желание. Только раз, один лишь этот раз был способен напитать ее так, чтобы она всю следующую жизнь не нуждалась ни в чем. По крайней мере сейчас Маргери так казалось.***
В королевском павильоне поставили столы, чтобы королевская семья могла отобедать перед следующим этапом состязаний. Слуги ходили, расставляя на столах блюда с яствами, наполняя кубки горячим вином, от которого поднимался пар. Звук разговоров не умолкал ни на мгновение, Томмен говорил громче всех, делясь впечатлениями после своего первого турнира. Санса подносила кубок к губам чаще, чем ей того хотелось, но ее бил озноб — от холода или от волнения — она сказать не могла. Она знала, что Маргери сейчас там, и мысленно она была с подругой, но другая часть ее сознания сосредоточилась на разговоре, который состоялся перед тем, как она успела войти в павильон. Санса проследила за тем, как Маргери идет к цветному морю шатров, и сама было отправилась к королевскому павильону, чтобы согреться и подкрепиться, как ее остановил Джейме. — Санса, можно с тобой поговорить? — Конечно, — они отошли в сторону, чтобы не мешать идти потоку людей, текущему с трибун. Здесь было холоднее, чем в ложе, и ветер дул, не встречая препятствий, поэтому Санса спрятала руки в длинных рукавах, отороченных мехом. — Это о Тирионе. Он сказал, что вы уладили свои разногласия, — заметив ее непонимание, Джейме добавил: — те, что мы обсуждали на пути в столицу. — Да, в первый же день. В чем дело? — Тирион больше тебя не подозревает. — Да, я знаю. — Но… что же было? — Джейме не выглядел как человек, которому в самом деле интересно, что было, и Санса не вполне понимала, зачем ему в таком случае интересоваться этим. Санса оглянулась на павильон, который выглядел, как место, где было тепло, безветренно и была еда. Она не вытерпела. — К чему все эти вопросы? — Потому что Тирион спросил меня, было ли что-то в Утесе, — отбросив условности, сказал Джейме. — Между тобой и моим отцом. И я хочу надеяться, что я не солгал ему, говоря, что ничего странного я не заметил. Хотя я замечал. Санса замерла, вглядываясь в лицо Джейме. Неужели она была настолько неосторожна? Тирион вывел ее на чистую воду, Дженна, лорд Тайвин, Джейме. Неужели она так плоха? И как долго этот секрет, который знают уже многие, будет оставаться секретом? Одно хорошо: Тирион свои подозрения оставил, а Джейме, кажется, настроен не против нее. Но приятного все равно мало. Джейме, который сам пережил предательство, едва ли с пониманием отнесется, если она предаст Тириона. Конечно, предавать она не собирается, но все же уже невольно предает. — То, что было в Утесе, осталось там же, — увидев его взгляд, Санса сказала: — Не было ничего компрометирующего, Джейме. Просто мы порой разговаривали. Это разве запрещено? — Нет. Конечно нет. Но… — Какие могут быть «но»? Я же сказала, что все закончено. — Просто будь осторожна. — Я осторожна. Санса понадеялась, что Джейме на этом закончит, но ошиблась. — Не разбивай моему брату сердце. Вот этого Санса уже спокойно вынести не смогла. Как будто один Тирион страдает, а она наслаждается жизнью, решая каждый день, кому она будет разбивать сердце и как бы побольнее человека задеть. — Только он сам способен разбить себе его своими же подозрениями, — отозвалась она. — Он сам напридумывал себе невесть что и выставил меня неверной женой. Я просто разговаривала с лордом Тайвином, а Тирион обвинил меня в том, будто я сплю с его отцом и мой ребенок — плод этой измены. Да, возможно мне не стоило так часто проводить эти беседы, но Тирион явно надумал больше, чем было. Разве есть моя вина в том, что алкоголь и ревность способны настолько развить его воображение? Не дождавшись ответа, Санса ушла в спасительный павильон, где ей в нос сразу ударил запах только что зажаренного мяса, но на душе у нее было скверно. Конечно, обвинения были оскорбительны для нее, но она же в самом деле не изменяла Тириону! Да, поступала не совсем правильно, но кому пришло бы в голову ревновать жену к отцу? И самое ужасное, что повод теперь действительно был, но Санса решила оставить эти мысли. Получалось плохо. Джейме, который зашел следом, на нее не смотрел. Санса надеялась, что он не обиделся на нее за резкость, но иначе она не могла. Как он не понимает, что она винит себя больше, чем когда-либо сможет обвинить ее один из них. — Санса, ты в порядке? — спросил Тирион. Санса нашла в себе силы улыбнуться. — Да, просто замерзла, — она сжала кубок в ладонях, стараясь согреть руки. Тирион улыбнулся ей в ответ. Санса постаралась прислушаться к восторженным рассказам Томмена, но сосредоточиться не могла — мысли снова вернулись к Маргери и Квентину. Маргери, пожалуй, уже должна была вернуться. Санса решительно поднялась из-за стола, вышла из павильона и направилась к тому месту, где они с Маргери и расстались. Двинувшихся за ней гвардейцев она остановила движением руки. «Я буду здесь, неподалеку», — сказала она. Люди уже стягивались обратно к трибунам, рыцари в полной боевой готовности ходили тут же, и оруженосцы шли за ними, держа оружие и бурдюки с вином. Маргери не заставила себя ждать — ее плащ Санса узнала сразу, как Маргери показалась между шатрами. Ее выражение лица было странным — Санса сумела разглядеть это даже издалека. — Как я выгляжу? — спросила Маргери, как только приблизилась. — Прекрасно, только ты такая румяная, и прическа растрепалась. Санса сняла перчатки и быстро заправила в прическу вылезшие пряди. Замерзшие пальцы плохо слушались, но она справилась. — Спасибо, — Маргери коснулась рукой волос, будто до нее медленно доходило, что сейчас произошло. — Вы поговорили? Все нормально? Помирились? — расспрашивала ее Санса, пытаясь расшевелить. — Да… — Вы… целовались? — понизив голос, спросила Санса. Маргери подняла на нее взгляд. — И не только… — догадалась Санса. — Подожди… Где твой венок? Ты должна носить его до вечера и быть в нем на пире. Рука Маргери снова взлетела к макушке. — Я… кажется, я оставила его там… у Квентина. Сейчас схожу, — она метнулась к шатрам. — Нет, — Санса поймала ее за руку. — Все почти разошлись по трибунам, сейчас там мало людей, тебя могут заметить. Я схожу. Жди меня здесь. Санса накинула на голову капюшон, чтобы яркие волосы не выдали ее, и быстро пошла к шатру Квентина. Она не знала, что чувствовать по поводу случившегося. Маргери и Квентин, кажется, признали свои чувства, но как же тяжело им было сделать это, зная, что Маргери скоро выйдет замуж. И как тяжело было отпустить друг друга после всего. Санса уже не была уверена, правильно ли она поступила, стало ли друзьям действительно легче. Быть может, она только все усугубила? Маргери не выглядела слишком счастливой, она была какой-то потрясенной, она была не с Сансой, мысленно она будто все еще была с Квентином. Беспорядочный вид Квентина уверил Сансу в том, что ее догадки соответствуют действительности. Он был без рубашки, волосы были взлохмачены, и по его виду можно было сказать даже больше, чем по виду Маргери. Он сидел на стуле и смотрел в никуда, явно не двинулся с места после ухода Маргери. Сансу обеспокоил его потерянный вид. Конечно, в шатре порывистый ветер его не достанет, но все равно здесь ничуть не теплее, чем на улице, а он почти без одежды. Квентин поднял на нее взгляд. Возможно, он подумал, что это Маргери к нему вернулась, но Санса сняла капюшон, и ее рыжие волосы не смогли бы ввести его в заблуждение. — Я пришла за венком Маргери, — сказала Санса. — Она забыла его где-то здесь. — Вот, — Квентин не глядя кивнул на стол, на котором лежал венок. — Ты в порядке? — не могла не спросить его Санса, видя, что ему едва ли лучше, чем Маргери. Ей даже показалось, что гораздо хуже. Радостным он не выглядел, и чересчур сильно сцепленные руки выдавали его отчаяние. Скоро должен был начаться второй этап турнира, Квентин должен участвовать, но едва ли сейчас он помнил об этом. — Как я могу позволить ей выйти замуж, когда знаю, как несчастна она будет в этом браке? Санса не знала, что на это ответить. Квентин махнул рукой. — Не отвечай. Я сам знаю, что ничего не сделать. — А если все же можно? — Мы с ней уже думали над этим. Что ни сделаешь — это плохо скажется на отношениях наших семей. — Я думаю, Ланнистеры переживут, если свадьба не состоится. Да, Тиреллы и Мартеллы… — Наплевать уже на Тиреллов и Мартеллов. Я вижу слезы Маргери, и забываю о Тиреллах, о Мартеллах и обо всем этом проклятущем мире с династическими браками, — Квентин провел рукой по волосам, еще больше взлохмачивая их. — Мне жаль, — Санса сказала это искренне. Выхода действительно не было, но Квентин улыбнулся ей почти с теплотой. — Спасибо, что дала нам шанс. Я не думал, что Маргери меня простит. — Она любит тебя. Конечно она простила. — Спасибо, — повторил Квентин. Санса кивнула, не зная, что еще сказать. — Мне пора, — она вышла из шатра и только тогда вспомнила, что так и не взяла несчастный венок со стола. Санса хотела вернуться, но Квентин опередил ее и сам вышел к ней, они запутались в ткани, служившей входом в шатер, и оба рассмеялись. Квентин протянул венок. — Спасибо, — сказала Санса, пряча его под плащом. — Я совсем забылась, — Санса подняла руку, чтобы поправить капюшон, и нечаянно коснулась обнаженного плеча Квентина рукой в перчатке. — Извини. Иди скорее внутрь и оденься, а то заболеешь. Они снова рассмеялись, и Квентин, наконец, скрылся в шатре, а Санса пошла прочь, не тая улыбки. Маргери и Квентин встретились, у нее все же получилось. И они не упустили шанс побыть вместе хотя бы немного! Будь Санса на месте Маргери, она, конечно, тоже не упустила бы. — Санса. Она застыла, услышав знакомый голос. Очень холодный знакомый голос, который не оставлял сомнений в том, что лорд Тайвин увидел достаточно, чтобы сделать соответствующие выводы. — Это не то, о чем вы подумали, — сказала Санса первое, что пришло к ней в голову, и тут же осознала, что едва ли сделала лучше. Хуже нет, чем оправдываться сейчас. Особенно такими словами, которые сказал бы любой, виновный или нет. Лорд Тайвин подошел к ней почти вплотную. — Я предупреждал тебя о Мартеллах. — Квентин не хочет меня использовать. — Тогда что ты делала в его шатре? — Мы просто говорили. — Говорили, — в его голосе Сансе почувствовалась издевка, но она прозвучала таким ледяным тоном, что там легко могло быть и презрение. — Что ж, очень интересно, какой была тема разговора, если разговаривать нужно без одежды. Во взгляде лорда Тайвина льда было не меньше, чем в голосе, и сердце Сансы, если бы оно в самом деле могло упасть, упало бы к ее ногам. Она не могла отвести взгляд, но лорд Тайвин сам прервал зрительный контакт, когда взял ее за локоть и повел по дорожке между шатрами. Санса аккуратно высвободила из-под плаща руку, в которой она держала венок, и разжала пальцы — венок упал в жухлую траву, но шелеста Санса так и не услышала — его перекрыл свист ветра. Заговорить Санса не пыталась — нечего было говорить, не выдав при этом чужой секрет, поэтому она молчала и позволила вести себя, пытаясь поспеть за широким шагом лорда Тайвина и не упасть. Если он подумал, что Санса изменила Тириону, а именно это он, очевидно, и подумал, то ей конец. Он убьет ее. И сейчас, видно, ведет ее туда, где это можно сделать без свидетелей. Санса не помнила, чтобы хотя бы раз за все их знакомство она испытывала такой страх. Конечно, были моменты, когда она понимала, что перегнула палку — тогда, перед судом. Но в тот раз она была беременна, и лорд Тайвин, конечно, при всем желании ничего бы ей не сделал. Сейчас же она бесполезна. Быть может, и не бесполезна, но явно не так важна, как прежде — она же уже дала Ланнистерам ключ к Северу. Санса всегда думала, что не хотела бы оказаться на месте человека, который бы прогневал лорда Тайвина, но теперь Санса сама сделала это. Она знала, что он не будет доволен, открыв правду, и все же Санса и предположить не могла, что настолько себя скомпрометирует, сама того не желая. Санса быстро поняла, что идут они к королевскому павильону. Санса понадеялась, что там хотя бы кто-то остался, и это могло бы позволить ей выиграть время, чтобы что-то придумать, хотя едва ли в таких обстоятельствах можно было что-то придумать, если она уже решила, что правду про Квентина и Маргери не скажет. Лорд Тайвин выпустил ее и подтолкнул Сансу в павильон. К ее разочарованию, там уже не было никого кроме слуг, убирающих со стола. Они ползали, как ленивые мухи, но встрепенулись при появлении лорда Тайвина. — Вон отсюда. Вы все. Слуги бросились из шатра, побросав дела, чтобы не вызвать еще большего гнева лорда. Лорд Тайвин стоял неподвижно, пока мимо него, втянув голову в плечи, проходили слуги. Он слегка повернул голову, чтобы убедиться, что все ушли, и только потом посмотрел на Сансу. Санса прижалась спиной к столешнице, стараясь успокоиться и дышать глубже. Она же не порочила честь Ланнистеров, это все неправда. Да, она помогала Квентину и Маргери. Может ли это считаться изменой? За измену королеву могли казнить. А королевскую невесту? А Сансу, за пособничество в этой измене? Как бы то ни было, эту правду лорд Тайвин узнать не должен, а потому необходимо быстро что-то придумать. Необходимо-то необходимо, да только ничего не придумывалось. — Уже можешь начинать говорить, — бросил лорд Тайвин. Сансе нечего было говорить. У Маргери и Квентина будет больше проблем, если она что-нибудь скажет. Лорд Тайвин, конечно, использует это против Тиреллов, а может, и Мартеллов тоже, а если Тиреллы из-за действий Маргери лишатся трона, то Маргери придется несладко. И Квентину едва ли повезет больше. Однако Санса едва представляла, что ждет ее саму, если она не убедит лорда Тайвина в том, что не произошло ничего предосудительного. — Я ни в чем не виновата, — сказала Санса, стараясь, чтобы ее голос прозвучал уверенно. — Мы просто говорили. — Говорили? И о чем таком вы говорили в таком виде? — повторил он. Санса знала, что он, вероятно, будет повторять одно и то же, пока не добьется от нее ответов, но ответов у нее не было. Были, конечно, но она скорее умрет, чем их озвучит. Если лорд Тайвин еще пытается что-то у нее выяснить, то, быть может, не так плохо ее положение, как изначально казалось. — Он уже был в таком виде, когда я пришла. Клянусь, я не виновата. Я бы никогда… — Разве я не говорил тебе быть осторожнее? — спросил он. Больше всего ему не понравилось, что она его ослушалась, поняла Санса. Лорд Тайвин медленно подступал к ней, а вот отступать Сансе было некуда. Она вцепилась в столешницу, чувствуя под ладонями дерево и мех на рукавах. — Почему вы думаете, что все дорнийцы заинтересованы во мне? — спросила она, пытаясь перевести тему. — Почему вы так уверены, что мне что-то угрожает? — Потому что ты наследница Севера. Неужели это нужно объяснять? Если Дорн объединится с Севером, это может кое-что им дать. Ты, возможно, еще не заметила, но ты нужна всем, потому что ты последняя из Старков. И сейчас, когда твой брат мертв, все, наконец, увидели это. Санса впервые задумалась о том, насколько опередили всех Ланнистеры, выдав ее за Тириона еще при жизни Робба, когда, казалось бы, исход войны был еще неясен. При дворе могли недооценивать Робба, но Санса знала, что лорд Тайвин никогда не недооценивал ее брата. И все же из одного расчета, что Робб погибнет, лорд Тайвин заранее позаботился о том, чтобы последняя из Старков стала Ланнистером. Это было больше года назад, а остальные начали понимать ее ценность только теперь, хотя кто-то задумывался и раньше. Санса вдруг вспомнила, как принц Оберин звал ее в Дорн. Тогда она отшутилась, но что же все-таки скрывалось за этим приглашением? Она же уже тогда знала, что всем нужен от нее только Север, но она позволила себе забыть об этом. А лорд Тайвин всегда помнил и предупреждал ее. — Но я уже не Старк… — попыталась возразить она. — И Ланнистеры уже заключили союз с Дорном. — Яйца выеденного этот союз не стоит. Ты не понимаешь, кто ты такая? Ты не понимаешь, что ты из себя представляешь? Половина придворных мечтает использовать тебя, потому что ты наследница Севера. Другая половина хочет использовать тебя иначе из-за твоей привлекательной наружности. А скользкие дорнийцы вполне могут захотеть взять и то, и другое разом. Санса почувствовала, как кровь приливает к щекам, когда она поняла, что он имел в виду. — Нет-нет-нет, ничего не было, клянусь! — она никогда не стала бы падать на колени, но сейчас, она чувствовала, было самое время это сделать. И все же каким-то чудом она удержалась на ногах, зная, что мольбы не возвысят ее в глазах лорда Тайвина и не умалят вины, которую он за ней видит. Она должна стоять на своем, вот и все. Стоять до последнего. — Почему вы верите его виду, а не мне? — Потому что я сказал тебе прекращать с ним общение. А ты мало того, что не послушала, так еще и пошла к нему одна, без охраны. Чтобы точно никто не смог помешать и не донес на тебя? Санса покачала головой, отказываясь верить. — Сегодня утром ты передала ему записку, — продолжил лорд Тайвин, будто не замечая ее реакции. — Это была запланированная встреча. И что же, так прекрасно спланирован обычный разговор? Очень удачно выбрано время — полный переполох, легко скрыться в толпе. Явно не один день ушел на продумывание плана. С момента нашего с тобой разговора ты действительно не пыталась с ним встретиться, потому что не хотела, чтобы я узнал об этом. — Нет-нет-нет. — Все против тебя, Санса, — на миг Сансе даже почудилось сожаление в его голосе. Ее план и правда был хорош, но все же не настолько хорош, как хотелось бы. И она сама себя же и выдала. Если бы она не пошла к Квентину сама, лорд Тайвин не смог бы предъявить ей ничего, а так все сложилось в идеальную законченную картину с одним лишь «но»: не Санса побывала в объятиях Квентина Мартелла, но как объяснить это лорду Тайвину, не называя имя другой — той, что на самом деле была там? — Вы должны мне поверить! — воскликнула Санса. — Я бы никогда так не поступила! Вы знаете это в глубине души, — она шагнула ему навстречу и несильно стукнула его в грудь. Ей показалось, что на миг в его глазах мелькнуло удивление, но затем их снова сковало льдом. — Я никогда бы не изменила Тириону физически. Никогда! А вот мысленно… я и так делаю это каждый день, и вы это знаете! Я виню себя из-за одних лишь только мыслей. А мысли — это даже не действия. За них даже вы меня не попрекнете. Вы знаете, что я люблю только вас. И знаете, что для меня это невыносимо. И никакой Мартелл или кто-либо еще никогда не займет мое сердце. Никто, кроме вас. И никто, кроме Тириона, не займет мою постель. Вы поняли? — Санса умолкла и постаралась выровнять дыхание. — Вы всегда говорили, что узнаете, если я солгу, — уже спокойнее добавила она. — Так посмотрите в мои глаза и проверьте, — она преодолела последний разделяющий их шаг и запрокинула голову. Она смотрела на него, пытаясь вложить в свой взгляд все. Он должен ей поверить, должен. Обычно он всегда сразу уличал ее во лжи, прямо говорил, что видит подвох. Сегодня он еще ни разу не сказал, что она лжет. Его теплые пальцы коснулись ее подбородка. Его лицо осталось непроницаемым, как и глаза, пусть Сансе и показалось, что прежний холод исчез из них. Не было там злости, ничего. Он просто смотрел, и Санса чувствовала, как этот взгляд проникает в ее голову, чтобы прочесть все мысли. И она сама позволила ему это. Он убрал руку так внезапно, что Санса не успела ощутить, что ей не хватает тепла его пальцев. — Еще раз спрашиваю: о чем вы говорили? — спокойно спросил лорд Тайвин. Санса отвернулась и промолчала. — Почему ты не хочешь сказать? Санса. — Это не мой секрет. — Зато проблемы будут у тебя. — Ну и пусть. — Ты все усугубляешь, — предупредил лорд Тайвин. — Мне не нравится то, что ты делаешь. Санса снова на него посмотрела. — Полагаете, у меня не может быть от вас секретов? — Не тогда, когда дело касается семьи. А то, что ты скрываешь, ее касается. Не смей отрицать: все это связано, иначе бы ты не молчала так упорно. — Лорд Тайвин наклонился к ней, и Санса затрепетала от этой близости. Он явно знал, что делает, он делал это специально, чтобы смутить ее и ошеломить. Его рука легла на ее локоть. Сансе стало тревожно от того, каким обманчиво мягким было это движение. Лорд Тайвин потянул Сансу на себя, и ей ничего не оставалось, кроме как поддаться. Все движения были такими ласковыми, что не позволяли обмануться, заставляли искать подвох, но даже голос лорда Тайвина, когда он заговорил, не был угрожающим, напротив, оказался очень ровным. И только его слова расставили все по местам. — Я не потерплю новых интриг за моей спиной, — отчетливо проговорил он, наклоняясь к ее уху. — Тебе ничего не было за ту шалость с обещанием головы Горы, но лишь по одной причине. Сейчас, насколько мне известно, ты не обременена подобным смягчающим обстоятельством, и если я узнаю, что ты снова плетешь интриги, но уже с другим Мартеллом, тебе это не сойдет с рук. — Я знаю, — из последних сил сказала Санса. Он выпустил ее и отступил, восстанавливая свободное пространство между ними. Лорд Тайвин остался невозмутим, в то время как Санса пыталась успокоить бурю, разразившуюся внутри. — Еще раз увижу тебя рядом с ним — тебя не спасет ни бездарная ложь, ни признания в любви. Ты поняла? Санса, собрав остатки решительности, взглянула на него. — Более чем. Я могу пойти в ложу? — Нет. Тебя проводят в замок. — Но… — И ты пробудешь в своей комнате до тех пор, пока я не позволю тебе оттуда выйти. — Но праздник… У Томмена будут вопросы. И у Тириона. — Я скажу, что ты почувствовала себя плохо, и я приказал гвардейцам сопроводить тебя в твои покои. Ты прекрасно водишь моего сына за нос, уверен, без труда изобразишь простуду. — И как долго это будет длиться? — Так долго, как я посчитаю нужным. Он повернулся к выходу, считая разговор завершенным, но Санса не выдержала. — Джоффри тоже так говорил: «Ты будешь смотреть на голову отца так долго, как я посчитаю нужным». Лорд Тайвин медленно обернулся, и под его тяжелым взглядом Санса пожалела, что вообще вспомнила об этом инциденте. — Еще одна подобная тому, что ты сегодня сделала, выходка, и я найду для тебя голову, на которую ты будешь смотреть. Жаль, что казнь Горы ты не застала: уверен, тебе понравился бы плод собственных трудов. Я сказал тебе, что бить тебя никто не будет, но преподать человеку урок можно иначе. — Да за что вы меня наказываете? Я ни в чем не виновата! Его, казалось, позабавили ее слова. — Неужто? Ты не послушалась меня, сделала мне назло, действуя при этом за моей спиной. И ты так и не сказала мне правду. Которую я все равно выясню, не сомневайся. Только в этот раз у тебя не будет шанса что-то исправить — поэтому и домашний арест. Знаете, если я соберу все ваши загадки воедино, и мне не понравится то, что я обнаружу, то уже я буду задавать вам вопросы. Поэтому потрудитесь разрешить ситуацию до того, как я пойму, в чем дело. Договорились? — Но хотя бы с сыном мне можно видеться? — Ты же больна. У маленьких детей слабый организм, ты же не хочешь его заразить, правда? Однако ты всегда можешь исправить ситуацию, сказав мне правду.***
Квентин вышел из шатра и едва не наступил на венок. Он бы и вовсе его не заметил, но яркие красные розы выделялись на фоне пожелтевшей травы. Он поднял его. Что это значит? Он отдал его Сансе в руки. Квентин огляделся, но не увидел ничего подозрительного, хотя его беспокойства это не умерило. Значит, Санса не смогла передать венок Маргери, и Маргери все еще находится не в самом лучшем положении. Получить венок от короля и не носить его — это жест, который, конечно же, придворные сплетники не оставят без внимания. У Маргери могут быть проблемы. Возможно, у Сансы проблемы прямо сейчас — Квентин не видел другого исхода, почему она не смогла бы передать венок. Санса так много для них сделала, но то, что она делала, могло кому-то и не понравиться. Квентин бы не хотел, чтобы она попала в беду. Он знал Сансу не так долго, но этого времени было достаточно, чтобы составить о ней лучшее мнение. Пряча венок за щитом, чтобы утаить яркие цветы от любопытных глаз, Квентин пошел к полю, гадая, как бы передать Маргери венок. Он не мог сам ей его отдать — Тиреллов на турнире собралось немало, и если хотя бы один увидит его рядом с Маргери — Квентину несдобровать. Он едва привык мириться с открытым пренебрежением Мейса Тирелла, а бабушка Маргери, леди Оленна, казалось, смотрела на него с ненавистью даже тогда, когда и вовсе на него не смотрела, а разговаривала с кем-то другим и вообще стояла к нему спиной. Квентин увидел Маргери неподалеку от трибун. Она стояла, обняв себя одной рукой, а другой придерживая капюшон, который ветер так и норовил сорвать с ее головы, и беспокойно оглядывалась. Неужели с Сансой в самом деле что-то случилось? Куда она могла пропасть? Санса знает их секрет. Маргери доверяла ей, и Квентин доверял, потому что у него не было причин этого не делать, но ее исчезновение не могло не настораживать. Квентин огляделся в поисках какого-нибудь слуги. Можно было поручить это оруженосцу, но тот куда-то пропал, а подходящих для благородной цели Квентина людей становилось все меньше — все спешили занять свои места на трибунах. Но тут в немногочисленной толпе мелькнули золотые волосы и пурпурный плащ. Не дай Семеро Маргери после свадьбы будут наряжать в ланнистерские цвета. Попросить Цареубийцу было довольно безумной идеей, и Квентин не хотел отвечать на лишние вопросы, но выхода не было. Очередной сильный порыв ветра подбросил Квентину идею. — Сир Джейме, — прежде Квентин не испытывал неприязни к этому Ланнистеру, но теперь, когда сир Джейме должен был стать мужем Маргери… Тот, однако, остановился и явно готов был идти на сотрудничество. — Прошу прощения, вы не могли бы передать этот венок леди Маргери? Его ветром принесло сюда, прямо к моим ногам, а я боюсь, что приближаться к леди Тирелл мне не стоит, — он сделал упор на фамилию. Сир Джейме блеснул улыбкой. — Конечно, я все понимаю. Непременно передам, — пообещал он и направился в сторону Маргери. Сир Джейме отдал Маргери венок, и она вежливо улыбнулась ему, что-то сказала, возможно, поблагодарила. Тот сказал ей что-то еще, и Маргери кивнула, поворачиваясь, чтобы пойти в ложу вместе с ним. Она обернулась напоследок и увидела Квентина. Качнула головой вопросительно, а Квентин пожал плечами. Что могло стрястись с Сансой? Видимо, Маргери задала себе и ему тот же вопрос. Сир Джейме пропустил Маргери вперед, и Квентин увидел, как рука Цареубийцы на миг зависла в воздухе на уровне талии Маргери, но опустилась, так ее и не коснувшись. Это дало Квентину немного успокоения, пусть и ненадолго. Маргери и Джейме Ланнистер. Для Квентина это звучало столь же неправильно, как Маргери и Томмен. Он не мог отпустить Маргери. Раньше ему казалось, что он может, но теперь… Только не теперь, только не после того, что произошло. До этого дня он мог бы ее отпустить. С болью, но отпустить в объятия другого. Прежде он мог мириться с мыслью, что она выйдет замуж, но сейчас… Такая мысль казалась чуждой, противоестественной. Они принадлежали друг другу. Пусть недолго, пусть один раз… в последний раз, но это было. А теперь она будет с кем-то другим. Страдать с кем-то другим. Хотя, Квентин был уверен в этом, она могла бы быть счастлива с ним.***
Таких пиров она еще не видывала. На Драконьем Камне, где Ширен жила с самого рождения, таких пиров не было. Ее отец не слишком приветствовал веселье, и из развлечений там был только шут Пестряк, который чаще всего не потешал, а пугал Ширен своими песнями и пророчествами про пучины моря. Слишком громкие разговоры и смешки Станнис Баратеон не жаловал, так осталось и потом, когда с Драконьего Камня они отправились в Восточный Дозор, оттуда — в Винтерфелл, а потом в Риверран. Война располагала к веселью еще меньше, чем хмурые стены Драконьего Камня и угрюмый взгляд отца. Порой Ширен и видела, как веселятся те, другие. Северяне и речные лорды, которые присоединились к ее отцу. В Королевской Гавани повеселиться любили еще больше. Шуты здесь действительно шутили, не было запрета на смех и улыбки. Конечно, привыкнуть ко всему этому Ширен было непросто. Ее отец всегда был прямолинеен, и даже в свои детские годы Ширен понимала, что он никого не щадит ложью. Здесь же все только и делали, что любезничали, и Ширен чувствовала, что это неискренне, поэтому она больше предпочитала компанию детей. Дети могли быть грубы и бестактны, но они еще не успели научиться искусству притворства, а потому их компания была приятнее компании любых взрослых. Ширен, как воспитаннице Ланнистеров, было отведено место за главным столом. Сегодня во главе стола сидела Маргери Тирелл — как всегда прекрасная, сияющая улыбками, блеском драгоценностей и алыми лепестками преподнесенного ей на турнире венка. Томмен сидел рядом с ней как король и, конечно, как ее жених. Рядом с королем занимал почетное место его дед и десница Тайвин Ланнистер, который всегда был серьезен и совсем не улыбался, чем напоминал Ширен ее собственного отца. Ее мать перестала появляться при дворе, как только лорд Тайвин приехал в столицу, она говорила, что не желает видеть убийцу своего мужа, предпочитая затворничество. Ширен знала, что мама бы охотно уехала подальше отсюда, вернулась бы на Драконий Камень, но уехать она не могла, как не могла уехать и Ширен. Драконий Камень им больше не принадлежал, Штормовой Предел не принадлежал им никогда, а земли Флорентов были пожалованы Тиреллам. Представители этого дома в золоте и зеленых шелках сидели рядом с леди Маргери. Ее толстяк-отец и красавица-мать, ее маленькая бабушка, за которой возвышались два телохранителя огромного роста, ее брат Гарлан со своей женой леди Леонеттой. Другой ее брат в белом плаще и белых же доспехах королевского гвардейца стоял за стулом Томмена вместе с другим рыцарем Королевской Гвардии. Ширен смотрела на это многочисленное семейство, которое теперь владело тем, что когда-то принадлежало семье ее матери, смотрела на Ланнистеров, которым принадлежало все то, за что боролся ее отец, но ни тех, ни других она не могла ненавидеть. Ее мать могла, а сама Ширен была не в силах. И не пыталась заставить себя, потому что знала: не получится. Даже лорда Тайвина, который, как она знала, собственноручно казнил ее отца. Все люди при дворе должны были стать для нее врагами, но Ширен не видела в них врагов. Зачастую и друзей тоже. Просто людей. Если бы ее отец победил, все было бы иначе. Тогда ее продолжали бы называть принцессой, а ее отец сидел бы на Железном Троне, но тогда головы всех Ланнистеров и Тиреллов украшали бы дворцовую стену. И голова Томмена в первую очередь. Возможно, Ширен было бы все равно, потому что тогда у нее не было бы возможности познакомиться с ним, подружиться с ним. Конечно, из-за того, что ее отец проиграл, погибли те, кто был дорог ей. Ее отец, сир Давос, многие рыцари ее отца, которых она знала с детства, а кого не знала, тех узнала в пути до Восточного Дозора и Винтерфелла. И все же, несмотря на ту боль, которую она испытывала от потери, желать смерти Ланнистерам или Тиреллам она не могла. Ни Тайвина Ланнистера, который убил ее отца, ни Гарлана Тирелла, который владел теперь землями Флорентов. Ширен знала, что ее мать недолюбливают при дворе, но к Ширен относились неплохо. Особенно дядя короля, лорд Тирион, с которым Ширен соседствовала за столом. Стул между ним и сиром Джейме — место леди Сансы — оставался пустым, а по другую руку лорда Тириона сидела Ширен. Карлик явно не слишком веселился сегодня вечером, быть может, отсутствие жены так на него влияло. Когда Ширен видела его с леди Сансой, у него был совершенно другой взгляд, да и он сам рядом с ней преображался. Леди Санса была очень красивой, Томмен отзывался о ней хорошо, и лорд Тирион явно был к жене неравнодушен. Ширен не хотелось, чтобы он грустил: когда еще им удастся побывать на таком великолепном пире? — Где же ваша леди-жена, милорд? — спросила она, улыбаясь. — Без леди Сансы все как-то совсем не так. — Все верно, — согласился лорд Тирион. — Она неважно себя чувствует. — Передайте ей мои пожелания скорейшего выздоровления, — искренне произнесла Ширен. — Пусть она скорее поправляется и присоединится ко всем нам. — Ты очень добра, — улыбнулся ей лорд Тирион, и Ширен порадовалась, что смогла немного поднять ему настроение. — Прошу прощения, но мне нужно поздравить короля с именинами, — она хотела встать, но лорд Тирион остановил ее. — Подожди немного, — сказал он. — Томмен сейчас сделает важное объявление, потом можешь пойти поздравить его. Ширен посмотрела на Томмена, который был занят едой. В этот момент лорд Тайвин посмотрел на него, и Томмен, положив столовые приборы, поднялся с места. Музыка затихла. Первыми прекратили разговоры те, кто сидел рядом, — леди Маргери умолкла на полуслове, прервав беседу с отцом, Гарлан Тирелл так и не досказал шутку своей жене. Потом замолкли и остальные, кто-то в конце стола не понял причину всеобщего молчания, но потом умолк и он, и в зале воцарилось молчание. — Внимание! — провозгласил Томмен звонким голосом. — У меня есть объявление. Хочу сообщить вам, что такое долгожданное событие, моя свадьба с прекрасной леди Маргери Тирелл, — он посмотрел на свою невесту, и Маргери очаровательно ему улыбнулась, — состоится через две недели. Все захлопали, повставали с мест, чтобы поздравить короля и его невесту, Тиреллов, Ланнистеров, всех, кто имел к этому событию отношение, и даже к тем, кто не имел его вовсе. Томмен сел на место с довольным видом, но лорд Тайвин что-то сказал ему, и Томмен снова встал, чтобы пригласить леди Маргери на танец. Томмен был ниже своей невесты, и их танец с измененными движениями был забавным, но конечно же никто не посмел бы рассмеяться. Ширен вышла из-за стола, чтобы не пропустить момент, когда музыка закончится, и она сможет отдать Томмену подарок — весь день она искала подходящий момент, и откладывать дольше было невозможно. Ширен стояла в стороне и наблюдала за танцем. Она знала, что Томмен не в восторге от своей помолвки, он постоянно говорил об этом, но ничем помочь ему Ширен не могла. Томмен должен жениться на леди Маргери, даже если и не хочет этого. Ее отец часто говорил, что он никогда не хотел быть королем, но он должен занять Железный Трон, потому что это седалище его по праву. Ни брат его Ренли, ни «отпрыски Серсеи» не имеют прав на трон, а посему именно он, Станнис Баратеон должен занять этот трон, хочет он того или нет. И Томмен, хочет он того или нет, должен жениться на леди Маргери. Нелегкая судьба у королей, пусть Томмену Ширен и сочувствовала. Она помнила, как они встретились. Тронный зал поначалу показался Ширен просто огромным, но теперь, когда она бывала в нем часто, он казался уже не столь громадным. Людей тогда собралось очень много, и все смотрели на нее, поэтому Ширен жалась поближе к матери. Железный Трон возвышался над всеми, а мальчик, что сидел там, выглядел странно среди всех этих грозных потемневших клинков. На его золотых волосах сияла золотая корона. Король не показался Ширен страшным, и она с удивлением обнаружила, что он того же возраста, что и она. Конечно, ей говорили об этом раньше, но все же тяжело было представить королем маленького мальчика — на картинках в тех книгах, что она читала, королей всегда изображали высокими и статными, серьезными и даже величественными. Ширен представляла, что короли должны выглядеть как ее отец. Или как Тайвин Ланнистер — когда десница вернулся в столицу, и Ширен впервые увидела его, то подумала, что, не знай она про Томмена, решила бы, что Тайвин Ланнистер и есть король. Он немного пугал ее, но в книгах короли и были такими — их боялись все враги, и они не позволяли своим дочерям-принцессам выходить замуж по любви. Томмен же на короля совсем не был похож, быть может, на принца, но не на короля. Улыбка была бы уместнее на его лице, чем серьезное выражение. И слово узурпатор, как называл короля ее покойный отец, как-то совсем Томмену не подходило. Ширен не помнила, как принесла свою клятву верности. Слова, которые ее мать едва произнесла сквозь зубы, Ширен выпалила на одном дыхании — повторила заученные слова без запинки и взглянула на короля. Тот серьезно кивнул и, в свою очередь, взглянул вниз, где у подножия трона стоял стол, за которым расположились члены Малого Совета во главе с Тирионом Ланнистером, который был десницей в отсутствие своего отца. Лорд Тирион сказал, что их милостиво прощают и горячо приветствуют при дворе. Леди Селиса зло сверкнула глазами, а Ширен улыбнулась и поблагодарила — все же она была воспитанной девочкой. Ширен собиралась последовать за матерью к высоким двустворчатым дверям, как вдруг рядом с ней оказался король, который уже сбежал по ступенькам трона. — Постойте, леди Ширен! Она обернулась. Она все еще не привыкла к тому, что ее звали леди. Ей было все равно, принцессой ее звали или нет, потому что люди смотрели на нее одинаково, каким бы ни был ее титул. А точнее, смотрели лишь на одну сторону ее лица, здоровую, а другую игнорировали. Однако король Томмен смотрел на нее очень внимательно, даже разглядывал. — Ваша милость, — Ширен сделала реверанс. — Вы можете звать меня по имени, — предложил король. — Все же мы родственники. Ширен улыбнулась. — В таком случае, и вы зовите меня по имени. — Что это такое? — прямо спросил Томмен, показывая на ее щеку. — Серая хворь. Она не заразна, — спокойно ответила Ширен, привыкшая к таким вопросам. Хорошо, что король задает их в лицо, а не шепчется за спиной, полагая, что она не услышит. Томмен протянул руку, но Ширен инстинктивно уклонилась от прикосновения. — Прости, — король опустил руку. — Нет, это вы меня простите. Можете потрогать, если хотите. Вы же король. Томмен нахмурился. — Нет. Это моя вина. Я должен был спросить сначала. Прости меня. Ширен ему улыбнулась. Ей понравилось, что он извинился и больше не порывался трогать ее, хотя впоследствии она не раз замечала, как Томмен смотрит на ее щеку, покрытую потрескавшейся и почерневшей кожей. Он хотел коснуться ее, чтобы ощутить, какая она на ощупь, поняла Ширен. Мог бы спросить, и она бы ответила: твердая, словно камень. Томмен заприметил ее и, едва музыка закончилась, он поспешил отвести Маргери к ее месту за столом и подошел к Ширен, сияя улыбкой. Ширен не стала поздравлять его с приближающейся свадьбой, потому что многие уже успели сделать это до нее, к тому же, от нее Томмену без надобности было такое поздравление. — У меня есть подарок для тебя, — сказала Ширен. — Давай отойдем. Они подошли к одному из высоких окон. У него уже стояла группа придворных, но, увидев Томмена, люди расступились, и широкий подоконник оказался в полном распоряжении Томмена и Ширен. Решив больше не медлить, Ширен протянула Томмену свой подарок — оленя — небольшую и изящно вырезанную из дерева фигурку. Томмен повертел подарок в руках, разглядывая его с неприкрытым интересом. — Как красиво. Спасибо. — Это не просто олень, — сказала Ширен. — Это символ нашей дружбы. У меня есть такой же. Она показала ему свою фигурку. — Откуда они у тебя? — спросил Томмен. — От друга. Он подарил одного мне, а другого оставил себе, но он умер, и теперь у меня их два. Я знаю, что он одобрил бы то, что я делаю. Он всегда говорил, что мне не помешают друзья, а до тебя я дружила только с ним и с Пестряком, — сказала Ширен. На мгновение ей стало грустно от мысли, что сира Давоса больше нет, но мысль о том, что он гордился бы ею, ее приободрила. — Я не подведу тебя, — серьезно сказал Томмен. — Я всегда буду для тебя лучшим другом, и если когда-нибудь я сделаю что-то недостойное, то можешь забрать этого оленя обратно, как символ того, что я не справился и не достоин с тобой дружить. — Уверена, этого не произойдет, — мягко уверила его Ширен, хотя ей было приятно, что Томмен ценит их дружбу так высоко.***
Музыка в тронном зале была слишком громкой, а всеобщее веселье — утомительным. В детской же было тихо. Только пламя в камине освещало комнату. В кроватке что-то белело, и Тайвин с удивлением обнаружил там Белую Лилию, свернувшуюся пушистым клубочком рядом с малышом. Это удивительное создание всегда знало, где ей следует быть. Кошка подняла голову, заметив Тайвина, ее глаза блеснули. Она понюхала его ладонь и слегка сдвинулась, будто давая позволение на дальнейшие действия. Эдрик спал и не проснулся, когда Тайвин взял его на руки. Спал он безмятежно, возможно, была в этом заслуга Белой Лилии, охранявшей его сон. Тайвин почти жалел, что обошелся с Сансой так грубо. Если ее снова будут мучить кошмары, она даже не сможет прийти сюда, чтобы успокоиться. С другой стороны, в следующий раз она подумает дважды, прежде чем его ослушаться. Тайвин всегда знал, как следует вести себя с людьми. Он редко давал поблажки и считал, что относится к людям так, как они того заслуживают. Тириону нечего было ждать хорошего отношения, когда он, вопреки всем запретам, упорно растрачивал деньги на шлюх и выпивку. Но теперь, когда он вносил вклад в наследие, когда он наконец начал делать что-то полезное, а не развлекаться — теперь он заслуживал поощрения и его получал. С Сансой же все обстояло непросто. Пожалуй, порой Тайвин был к ней слишком снисходителен, а порой и переходил черту. Не всегда удавалось помнить, кто перед ним, а перед ним была девушка с нелегкой судьбой, которая, конечно, умела быть сильной, но не могла быть такой всегда. Санса могла быть очень настойчивой и упрямой, но, когда он отвечал ей, не заботясь о подборе слов, она оказывалась все же ранимой и не такой непробиваемой, как могло показаться. Особенно теперь было нелегко: любой неосторожный шаг и все. Тайвин старался быть деликатным с ней, где-то пощадить ее чувства, хотя по-хорошему не стоило бы этого делать — так она скорее бы избавилась от них. Он не собирался вообще взаимодействовать с ней без крайней необходимости, но в ту ночь, когда она пришла к сыну, проснувшись после очередного кошмара, они все же поговорили. Тайвин пытался предельно ясно обозначить, что ей совершенно необязательно работать на пределе своих возможностей. Ей были необходимы эти слова, и кто мог сказать ей их кроме него? Тайвин пытался спокойно упомянуть и дорнийцев, чтобы она поняла, что делать не следует, а она… Где он так ошибся, что Санса даже после его слов не остановилась? Она что-то задумала, это было очевидно. Она задумала что-то такое, что ему явно не понравится, и Санса прекрасно об этом знала, иначе бы так не отпиралась. Тайвин ни на миг не усомнился в ее верности, даже когда увидел ее с полуголым Мартеллом, но Санса-то не знала об этом, и она, полагая, что он верит в ее вину, прекрасно зная, что ей за это будет, все же не рассказала правды. Вот это по-настоящему настораживало. Он специально делал упор на ее неверности, пытаясь заставить ее открыться, но Санса и слова не сказала. Секреты она явно умеет хранить, здесь не поспоришь. Она наговорила ему всего, призналась в любви, старательно избегая говорить по делу. А он же все равно узнает. У него для этого есть Варис, Тирион тоже не впервой утаивает от него что-то, мог и не упомянуть важную информацию. Так или иначе правду он получит. Может, Санса одумается и признается сама, хотя на это лучше не рассчитывать — в ней сосредоточено все упрямство Старков, если не захочет, то не скажет. Конечно, если продлить ее домашний арест на пару недель, то от тоски по сыну она может сдаться, но не такой он и жестокий, чтобы на это пойти. Пары дней с нее будет довольно, она и так мучается. Сансе так не хочется, чтобы он в ней разочаровался, а сейчас она явно уверена, что это произошло. Ни к чему еще больше терзать влюбленную в него Сансу, она вполне справляется с этим сама. Однако правду он все равно выяснит. Быть может, она ему не понравится, и придется отчитать Сансу еще раз. А может, стоит действительно ограничить общение с ней. Может, ей непросто, но ему-то не легче. Будь на ее месте кто-то другой, он даже не церемонился бы. Провинился — получай наказание. И точно бы не думал, как там этот человек, что он чувствует. Он не хотел ранить Сансу, но просто так все оставить тоже не мог. Она не может делать все, что хочет, к тому же он предупреждал ее. Если он никак не будет реагировать на ее действия, то она совсем отобьется от рук. Однажды он уже позволял ей действовать самой, и чем это кончилось? Он позволил ей самой решить, что делать с Эдмаром Талли. Это было для нее важно. Он знал, что Санса хочет спасти дяде жизнь, но в итоге вот что получилось. И в этот раз Санса, безусловно, снова боится не за себя, а за кого-то другого. Ради себя она так не старалась бы, она кого-то покрывает. Мартелла. И, возможно, кого-то еще. Но каким образом и зачем? Зачем она вообще с этим связалась? Сансе бы быть осторожнее. Куда ни взгляни — все здесь очень в ней заинтересованы. Теперь еще и Бейлиш на подходе, тот самый, что хотел вывезти ее из столицы. Либо у Сансы не слишком хорошая память, либо она привыкла к чувству безопасности, а потому не понимает, что не все готовы ее защитить. Тайвин до последнего надеялся, что перехваченная записка — не то, чем кажется, и все же он решил дать встрече случиться и посмотреть, что из этого выйдет. И какой же дерганной Санса была за столом, какой нетерпеливой. Ее щеки были красны, и она то и дело прикладывалась к кубку с вином — совершенно нехарактерное для нее поведение. И когда Санса встала и вышла из шатра, Тайвин, пусть и помедлив, все же не смог не пойти следом. Квентин Мартелл не вызывал в нем каких-то отрицательных чувств — принц Оберин нравился ему куда меньше, но от одного человека ничтожно мало что зависит. Если бы у Мартеллов был план, Квентину пришлось бы следовать ему, несмотря на собственные ощущения. Ради блага семьи человеку приходится идти на самые разные поступки — жестокие, бесчестные и даже постыдные. А Тайвин не верил, что Мартеллы забыли про Элию и ее детей. Формально союз был, войны никому не хотелось, но эти дорнийцы — те еще интриганы, а Санса, пусть и сообразительная, порой проявляет просто удивительную наивность. Она по доброте душевной могла согласиться посодействовать, а ее легко могли подставить, использовать. Он должен защищать эту девчонку как любого члена семьи, и он не помнил, чтобы кто-то когда-то так этому сопротивлялся. Серсея, когда она еще была королевой, всегда предпочитала, чтобы ее окружали именно гвардейцы Ланнистеров — она доверяла им больше, чем людям Роберта. Тирион, прибыв в столицу, убедился первым делом, что городская стража служит ему. У него были и его дикари-горцы, а Санса просто так брала и ходила без охраны, когда любой мог причинить ей вред. Свое наказание она получила исключительно из-за своего упрямства. Конечно, это наказание не продлится долго, но, быть может, кое-чему ее все же научит. Тайвин бы хотел, чтобы научило, потому что вести с ней дальнейшие разговоры у него не было никаких сил. То, что она делала, что говорила… это было таким неподдельным, что ему и не нужно было заглядывать в ее глаза, чтобы проверить, и все же он заглянул. Позволил себе выражать видимые сомнения, которых не было внутри, позволил себе изводить ее, зная, как она сама мучается от того, что не может сказать правду и не хочет, чтобы он думал о ней плохо. Он не хотел так испытывать ее, но не мог просто оставить все, как есть. Как возможно было просто закрыть глаза на то, что она делала: она же ослушалась его, он не мог поступиться своими принципами и просто оставить это без внимания. Его принципы, его правила… которыми он вполне мог и пренебречь, когда дело касалось Сансы. Знал, что мог пренебречь, но как можно себе такое позволить? «Вы знаете, что я люблю только вас», — эта девчонка когда-нибудь сведет его с ума. В глубине души он еще надеялся, что не так все это серьезно, пройдет это у нее, но таких признаний он не ждал. И именно он довел ее до этого, вынудил прибегнуть к этому средству. Санса верила, что это сработает, но он верил ей и без этого. Ему всего лишь нужна была правда от нее. Не признания или ложь — только правда. Он заведомо знал, что ему не понравится то, что он обнаружит, и он знал, что сразу поймет, почему Сансе так необходимо было это сделать, а потом скрывать. Все окажется очевидно и на поверхности, как и всегда. С Сансой всегда так. Она всему придает больший смысл, чем это оказывается на деле. У нее свое видение, и Тайвин знал, что, пусть действует она явно не Ланнистерам на пользу, несмотря ни на что он все равно останется доволен тем, как она это провернула. Конечно, мысль устроить встречу во время турнира, когда вокруг много незнакомцев, когда действительно за всеми не уследишь, была довольно очевидна, и все же у Сансы могло бы получиться. Быть может, она смогла даже Вариса обмануть, потому что Варис ничего такого от нее не ждал, а вот Тайвин ждал, и передача записок через кого-то была одним из самых простых путей. Все же это не личная встреча, можно использовать записки как лазейку, а потому рядом с Сансой должны были находиться люди, которые могли якобы поспособствовать ей в ее маленьком заговоре. Тайвин как знал, что она не уймется. У Сансы на все свой взгляд и свой подход, она все делает по-своему, не слушается его, не понимает опасности и притягивает его неимоверно, заставляет отказываться от обещаний, которые он дал себе сам. Ничто не мешало ему говорить с ней на расстоянии, не подходить к ней, не касаться ее, не притягивать ее ближе, чтобы чувствовать ее дыхание, ее дрожь, стук ее сердца. Необходимо заканчивать со всем этим, ради блага Сансы, ради блага семьи. Если так будет и дальше, чувства Сансы никогда не остынут, он своими действиями не только себе дает желаемое, но и ее дразнит, а это же он за нее в ответе. Невыносимо ей его любить. Что ж, он вполне может представить, каково ей.***
— Маргери, проводить тебя до покоев? — спросил Гарлан, когда увидел, что сестра направляется к выходу из зала. — Нет, я дойду сама, веселись, — ответила Маргери, понимая, что брат охотно задержится на пиру, наслаждаясь танцами и вином. Сегодня все Тиреллы ликовали, и Маргери не хотела лишать родных радости, пусть даже не испытывала того же. Да и момент их триумфа будет недолгим — у Ланнистеров свои планы, в которые женитьба Томмена и Маргери, как оказалось, больше не входит. Маргери понятия не имела, как все будет происходить дальше. Свадьба состоится через две недели. Должна состояться, но не состоится. Знает ли Томмен об этом? Хотя есть ли смысл вообще думать об этом? Быть может, Маргери придется войти в септу через две недели, но только не с Томменом. От мысли об этом внутри все неприятно свернулось. Не хотелось ей быть женой Джейме Ланнистера, и Джейме Ланнистер тоже не горел желанием брать ее в жены. Как удручающе. Из огня да в полымя. Из одного несчастливого брака в другой. Маргери не успела и вскрикнуть, когда ее схватили и утянули в темную нишу. После разрушенной пелены мыслей она испытала лишь облегчение, узнав человека, который стоял перед ней. — Квентин… — мимолетная радость быстро померкла от мысли, в какой они находятся опасности. — Что ты делаешь? Мы рискуем. Я до сих пор не знаю, где Санса, я не видела ее… Но Квентин поцеловал ее, и все тревоги, все заботы и беспокойства Маргери почти с удовольствием отпустила, отдаваясь моменту — еще одному, неожиданному, на этот раз наверняка точно последнему. Здесь, в темной нише посреди пустого коридора, когда смех и музыка еще доносятся из тронного зала, но так далеко, так неважно. Только то, что происходит здесь, с ней — вот это важно, а остальное — нет. Маргери обняла Квентина за шею, притягивая его ближе к себе. Обо всем остальном она сможет подумать позже, у нее будет достаточно времени для этого, а поцелуя — такого сладостного и желанного — поцелуя может и не быть. — Я не могу тебя отпустить, не могу, — прошептал Квентин ей на ухо. Маргери покачала головой, в ее голове все еще стоял туман из исступленной неги. Задержать, задержать этот миг, продлить его навеки, остановить время и наслаждаться — вот, чего ей хотелось. — Не отпускай. Никогда не отпускай, — в этот момент она не могла думать ни о чем кроме настоящего. Такого явственного, непоколебимого, как казалось. Все мысли о будущем, о последствиях, долге — они растворились. И не могла Маргери испытывать большей легкости, большего счастья, чем испытывала теперь. — Ты выйдешь за меня? — Да, — выдохнула Маргери. — Да. Не за Томмена, не за Джейме Ланнистера. За тебя. Только за тебя. — Ты обещаешь? Если да, то я все сделаю для этого, неважно, что будет дальше, я все сделаю, чтобы ты была со мной. Всегда. — Я обещаю, я обещаю, — Маргери откинула голову назад, подставляя шею под горячие поцелуи. — Обещаю, обещаю, — шептала она, когда рука Квентина легко скользнула по ее груди, вздымающейся из корсажа. — Я буду твоей женой. Только твоей. Я люблю тебя. Если бы можно было обнимать еще крепче, целовать — более страстно, а мечтать — более дерзко, они сделали бы это. Чаша была полна до краев, теперь ее содержимое готово было выплеснуться, невзирая на последствия. То, что копилось так долго и обнаружилось в одночасье, не могло более скрываться. И Маргери понимала, что преодолела ту точку, которая могла вернуть ее назад, туда, где она еще думала не только о том, чего хочет она. Теперь ей казалось, что, не получив желаемого, желаннее для нее будет смерть, чем свадьба с кем-то другим. И никогда еще она не чувствовала себя более живой, чем сейчас, когда решалась на что-то опасное, непредсказуемое, когда она рисковала всем. Но она не боялась. Не было страха запятнать репутацию, выставить себя в дурном свете — все это казалось таким неважным теперь, когда Квентин целовал ее, а она целовала его. Надежда полыхала в ее сердце, и разум разгорался в поисках пути, спасения. Лишь бы только это все не оказалось сном, лишь бы только слова оказались настоящими. — Квентин, — прошептала она, отстраняя его от себя. — Квентин… Ты правда хочешь этого? — Конечно. Хочу, чтобы ты стала моей женой, только моей, — он снова потянулся к ней за поцелуем, но Маргери увернулась, погладила Квентина по щеке, чтобы смягчить отказ. — Я знаю, как это сделать. У меня есть одна мысль, — сказала она. — Если ты готов, и я хочу этого, то нет никаких препятствий. Мы можем сделать это. — Мы сделаем, — пообещал Квентин. — Обратного пути нет, ты это понимаешь, — сказала Маргери, целуя его снова, вкладывая в этот поцелуй всю страсть, на которую была способна. — Нет… — повторил Квентин. — Я никому тебя не отдам, не позволю другому жениться на тебе. Маргери довольно улыбнулась. — Я знаю, что делать. Положись на меня, — она коснулась легким поцелуем его щеки и выскользнула из ниши в пустой коридор, прежде чем Квентин успел остановить ее. Маргери хотела верить, что она не совершает самую большую ошибку в жизни. И разве может быть ошибкой то, что делает ее такой счастливой? Нет, она не может вернуться к тому, что было. Только не после того, что она испытала сегодня.