***
Его прикосновение к ее щеке согрело ее, от удовольствия Санса прикрыла глаза. Ей так не хотелось, чтобы этот миг заканчивался. Просто чувствовать тепло, это легкое прикосновение, которое проникало так глубоко под кожу. Санса была уверена, что смогла бы воспроизвести этот момент в памяти в мельчайших подробностях. И она уже знала, что будет дальше. Теплая волна пробежала по спине. Хотелось качнуться вперед, чтобы ощутить больше. Когда лорд Тайвин мягко провел пальцами по ее щеке, Санса едва сдержалась. Ей хотелось сказать что-то или сделать. Оказаться ближе, прижаться сильнее. Теперь не разум двигал ею. Только чувства. Стон просился наружу. Санса знала: чтобы получить больше, нужно показать, как сильно тебе нравится происходящее. Просто дать человеку знать… но она не могла. Знала, что нужно сдержаться, — это она еще осознавала неохотно. Лишь осознавала, но не делала ничего, чтобы остановиться. Напротив… Лорд Тайвин собирался убрать руку, Санса почувствовала это молниеносно, как удар, дрогнула, накрыла его руку своей, не позволила ему сделать задуманное. Отсекла обратный путь. Теперь нужно идти до конца. — Нет, — прошептала она, удерживая его пальцы на своей щеке. — Пожалуйста, нет. Она не открывала глаза, боясь увидеть осуждающий взгляд, но руку лорд Тайвин не убрал. Санса прижала ее теснее к своей щеке, но и этого ей было недостаточно. Лорд Тайвин не делал ничего, и Санса нашла в себе силы открыть глаза. Только так она может действительно увидеть, что натворила. Ей показалось, что золотые искры в его глазах вспыхнули как-то особенно ярко, с азартом что ли… Лорд Тайвин поймал ее, она сама попалась в ловушку. И не хотела отступать. Санса слегка запрокинула голову и потянула его руку ниже по скуле и шее, жаждая этих прикосновений, желая все большего. Она говорила, что на месте Маргери не остановилась бы, и она не собиралась останавливаться теперь. Золотые искры вспыхнули ярче прежнего. У Сансы уже сбивалось дыхание. Ей казалось, что все исчезло, лишь единственное в мире — ощущения, что она испытывала, — имели значение. Санса не сразу осознала, что теперь инициатива исходит совсем не от нее. Его пальцы уже сами скользили по ее коже, а Санса все пыталась дышать ровно, хотя новые прикосновения заставляли ее забыть, как вообще следует дышать. Новое прикосновение обожгло ее ключицы, и Санса сильнее откинула голову назад, на этот раз не сдержав стона. Стон ли это был? Не слишком похоже. Странный звук, означающий одну лишь мольбу не останавливаться. Собственное тело подводило ее, Сансе казалось, что она упадет сейчас, и не только она понимала это. Лорд Тайвин внезапно развернул ее к себе спиной и сжал ее в объятиях так крепко, как Санса представляла это сотни раз, и она не сдержала нового стона. Санса вмиг расслабилась, поняв, что останавливаться лорд Тайвин не собирается. Теперь она могла разомлеть окончательно, отдаться моменту без остатка. Она сделала свою часть, показала, что ей нужно. Теперь его ход. Одна его рука все еще неспешно поглаживала ее ключицы, пока другая лежала на талии, и даже сквозь ткань Санса чувствовала тепло этих пальцев, а может, лишь ее воображение добавляло желанных деталей. Лорд Тайвин прижимал ее к себе так крепко, а ей и этого не было довольно. Санса хотела быть еще ближе, получить еще больше, и она уже предвкушала то, что будет дальше. Затылком она чувствовала цепь десницы, но десятки золотых рук не заменили бы двух теплых, что ласкали ее, обжигали прикосновениями. Санса издала новый нетерпеливый вздох, когда рука лорда Тайвина скользнула по ее груди. Другая его рука сжала ее бедро, и Санса сделала попытку обернуться, чтобы вновь взглянуть в зеленые глаза, чтобы увидеть, как сияют в них золотые искры… но шепот, раздавшийся в голове, остановил ее, обжег ее мысли. Ты — часть моей семьи, Санса. Я защищаю тебя, как могу. Забочусь о тебе, как могу. Она проснулась. Это был всего лишь сон, как и каждую ночь уже неделю. С момента того их разговора в ночи Санса совершенно не знала покоя. Раз за разом она проживала случившееся, снова и снова испытывала то, что чувствовала тогда. Только во сне все было иначе. Она не убрала руку, а лорд Тайвин не убрал свою. И Санса гадала, что было бы, если бы тогда ей хватило решимости сделать то, что она делала во сне. Возможно, лорд Тайвин не выгнал ее, потому что она сама остановилась. Если бы не остановилась… В действительности он никогда не обнимет ее так. Санса прижала ладони к горящим щекам. Если бы только сны могли воплощаться в реальность… Я замужняя женщина, остановила себя Санса. Не нужно ей о таком думать. Пусть Дженна говорила, что ее мысли — это ее дело, любой, кто зашел бы сейчас в ее спальню, понял бы, что что-то не так. Тириона уже не было, и Санса надеялась, что он ушел прежде, чем она испытала такое явное волнение. Санса порадовалась, что у нее не было привычки говорить во сне. И она очень надеялась, что стонать тоже. Санса села в постели. Ей не хотелось вставать и идти куда-то — она желала вернуться в свой сон. Во снах все было так ярко и по-настоящему, что Санса желала бы не просыпаться вовсе. Ее собственное воображение дало продолжение тому, что случилось тогда в кабинете, и эти сны хорошо компенсировали то, что наяву больше не было ничего. Конечно, лорда Тайвина она видела почти каждый день, но он больше не прикасался к ней. Их все время разделял стол или просто раздражающее расстояние. Он давал ей задание, или Санса отчитывалась ему об уже выполненном. Пока что задания были скорее теоретическими — Санса читала что-то, а потом докладывала о сделанных выводах. Это отдаленно напоминало их ужины, которые, казалось, были тысячу лет назад, но теперь обстановка была иной. Это была не беседа, а учеба. А Санса хотела бы, чтобы лорд Тайвин ее коснулся. Она думала об этом все время, и когда лорд Тайвин был рядом, она думала об этом еще больше. Она не могла просто спокойно сидеть — ее мысли все время куда-то улетали, и он это замечал, когда она пропускала очередной его вопрос. — Санса, ты вообще слышишь меня? — Простите, я не выспалась, — оправдывалась она, хотя вставала чуть ли не в полдень и готова была проспать еще столько же, если ей будут сниться такие сны. — Снова снятся кошмары? — Не совсем. Лучше бы кошмары. Это было несправедливо, что во снах она получала так много, а в реальности так мало. Санса понадеялась, что лорд Тайвин разовьет тему, и она сможет излить ему душу, но он лишь кивнул. — Пусть мейстер даст тебе сонное вино. А если бы он спросил… После того вечера Санса поняла, что быть с ним честной ей нравится. Ей понравилось, что он был честным с ней, и, хотя правда не всегда была приятной, все же Санса гордилась, что лорд Тайвин доверяет ей настолько, чтобы рассказывать такие вещи. Даже Джейме это удивило, а Санса и вовсе почувствовала себя очень значимой. Лорд Тайвин был прав — доверие очень ценно. И тем больше гордость взяла Сансу, когда Джейме рассказал, что его отец не слишком любит говорить о связи Джейме с Серсеей. А ей сказал. Хотя мог и не говорить. И все же сказал, значит, хотел сказать, хотел что-то донести… Санса узнала так много в тот вечер и думала об этом все время, когда была свободна от прочих размышлений. Она и прежде знала, что семья и наследие очень важны для лорда Тайвина. Джейме и Серсея своей связью поставили под удар все — репутацию и честь семьи, само наследие. «Я никогда не одобрял и никогда не одобрю этот ее поступок». Он не одобрял, но все равно был вынужден защищать семью. Он убил Станниса, потому что никто не смел клеветать на Ланнистеров, но Станнис не клеветал. Это было бесчестно, но ради семьи… Санса чувствовала себя так волнительно, когда думала об этом. Члены семьи могут совершать ужасные вещи, но должны быть заодно, должны помогать друг другу, защищать, а Джейме не хочет продолжить род. Санса решила, что сделает все, что в ее силах, чтобы решить эту проблему. Если бы она была мужчиной, ей нужно было бы продолжать род Старков, но раз она женщина и Ланнистер теперь, то Ланнистеры — та семья, о наследии которой она должна заботиться. Если другие не хотят, она должна это сделать. Это вызывало в ее груди странный трепет. Лорд Тайвин поделился с ней этим, он доверился ей, и это, кажется, вызывало в Сансе больше чувств, чем все события из ее снов. Она — часть его семьи, он сам сказал ей это. Семья для него — все, значит, и Санса тоже важна для него. Эта мысль, которая, возможно, могла быть очевидна и до этого, но обдуманная до конца лишь теперь, заставляла Сансу мысленно воспарить. Доверие — высший дар, она должна оправдать его. Пусть и раньше лорд Тайвин говорил, что доверяет ей, но он никогда не делился с ней столь многим, настоящей тайной. Теперь же Санса больше не хотела ему лгать. Тирион скрыл от него правду про Маргери и Квентина, она скрыла, а теперь еще и выяснилось, что Джейме помогал беглецам. Хотя бы Санса должна быть честной. Сансе так хотелось быть честной, так хотелось показать, что на нее-то лорд Тайвин точно может полагаться, что она готова была на все. И совсем не ждала, что лорд Тайвин примется отговаривать ее от желания дать ему наследника Утеса. Санса подумала, что ей, быть может, стоит поговорить с Джейме. Он, кажется, прислушивался к ней. Конечно, когда дело касалось его отца, Джейме делал это неохотно, но попробовать стоило. Когда-нибудь она непременно найдет для этого время и слова, но сейчас Санса была занята другим. Она спала так много, что на чтение у нее оставалось совсем не так много времени, как хотелось бы, а еще Санса старалась почаще навещать Квентина и Маргери. Маргери сидела в Девичьем Склепе под домашним арестом, как Санса совсем недавно, и лорд Тайвин дал Сансе задание рассказывать ему обо всем важном, что Маргери скажет. Важного было не так много. Санса и Маргери чаще всего просто болтали о своем, женском. Это немного отвлекало Сансу от всего происходящего в ее жизни. Ради сохранности Квентина тот тоже сидел в своих покоях, чтобы не случилось какой-нибудь дуэли. К тому же и Квентин, и лорд Тирелл были членами Малого совета, а Санса не была уверена, что в ближайшее время им стоит садиться за один стол и вообще появляться в одной комнате. Вопрос мог быть решен только с приездом Дорана Мартелла, но одни боги могли знать, когда он приедет, и до тех пор Маргери и Квентину предстояло быть в разлуке, а Тириону — в плохом настроении. Санса старалась сгладить углы, это же она была виновата, а совсем не Маргери, как Тирион думал. Конечно, ей следовало бы во всем ему признаться, но Санса не была уверена, что Тирион ее поймет, а потому молчала. Лорд Тайвин был прав — своими действиями она обесценила все усилия Тириона и подставила его, поскольку Тирион решил проблему, а Санса все усугубила. Лорд Тайвин знал о ее чувствах и понимал, почему Санса это сделала, хотя и не одобрял. Тирион о чувствах ничего не знал, и ее мотивация наверняка показалась бы ему слабой, и он совершенно точно не одобрил бы ее действия, а тем временем это уже была очередная серьезная тайна. Санса все вспоминала последнюю их ссору. Она не хотела повторения, тем более, что сейчас кое-какая вина действительно за ней водилась. Лорд Тайвин считал, что ее чувства — это болезнь, но Санса не хотела соглашаться. Разве болезнь может быть такой приятной? Если бы лорд Тайвин был холоден с ней, она, верно, испытывала бы боль, но он был таким понимающим, поддерживал ее, несмотря на все то, что она творила из-за этих самых чувств и не только из-за них. Как она могла отказаться от этого? Конечно, ей следовало бы спокойнее реагировать на его прикосновения, наверняка он бы тогда не пытался держать расстояние теперь, но Санса не слишком-то жалела о случившемся. Пусть даже теперь она могла только во снах наслаждаться этой близостью, а потом не могла спокойно смотреть на лорда Тайвина, когда он говорил с ней. Он собирал бумаги в стопку, а она вспоминала, как эти руки в ее сне притягивали ее ближе, гладили ее плечи и бедра. Это было так похоже, но в то же время так не похоже на то, что она испытывала раньше. Когда она поддавалась фантазиям впервые, они были совсем не такими. Теперь же в ее фантазиях была аура действительности, и Сансе казалось, что, воплотись в действительность то, о чем она так много думала, это воплотилось бы именно так. Пусть несбыточная мечта, но мечтать никто не запрещает. Пусть это неправильно, даже низко, но это единственное, что она когда-либо сможет получить, и она не откажется от этих мечтаний. Если они пройдут со временем — так тому и быть. Но отказываться самой… Санса не сразу поняла, что совесть больше не мучает ее, как прежде, даже не поднимает своей головы. Быть может, совесть подняла эту голову, взглянула на то, что творилось в мыслях Сансы, махнула на все рукой и решила, что тщетно что-то предпринимать? Санса уже смирилась, что ее сны и мечты в реальность не воплотятся. И она надевала тот пояс из позолоченных пластин в тщетной надежде, что когда-нибудь сильные руки обхватят ее талию столь же властно, как сейчас это делают львиные лапы. Санса, наконец, пришла в себя и неохотно вылезла из-под одеяла. Ей еще нужно успеть зайти к Маргери до обеда. Слишком много она размышляет в последнее время, слишком много. Сансе хотелось поговорить с кем-нибудь и облегчить душу. Жаль, Дженны нет в Королевской Гавани, она бы все поняла. Или хотя бы попыталась понять. Но в столице есть лишь лорд Тайвин и Джейме. С Джейме Санса бы не стала обсуждать такие свои мысли, он и так с большим скепсисом относился к происходящему. Сансе это не нравилось. Лорд Тайвин хотя бы воспринимал ее чувства всерьез. Нет, Джейме ей точно не помощник, а если она возьмется обсуждать такое с лордом Тайвином, он вообще прекратит с ней общение. Хотя…***
Маргери валялась в постели с книгой и, увидев Сансу, очень обрадовалась. — Каждый день ты приходишь все позже и позже, — заметила она, протягивая Сансе руку. Санса опустилась на постель рядом с Маргери. — Стоит ли мне ждать, что однажды ты не придешь вовсе? Смилуйся, кроме тебя мне не с кем поговорить. — А как же Элла, Мегга и Элинор? — улыбнулась Санса. — Они еще дети, и предубеждение к Мартеллам сидит в них слишком глубоко. Только ты меня понимаешь и не осуждаешь за всю эту ситуацию. По-правде говоря, девочки больше дуются на меня из-за того, что я ничего им не сказала. «Это же так романтично!» Бабушка чуть не стукнула бедняжку Эллу тростью, когда услышала это. Она все еще настроена против, — Маргери нервно повела плечом. — Что ж, не будем о грустном! Давай-ка лучше вместе почитаем, — Маргери кивнула на книгу, — я взяла ее у все той же Эллы, ей еще рановато такое читать, а вот мне помогает скоротать дни в заточении. Санса рассмеялась. — Неужели мне не рано? — Брось. Мы с тобой обе — замужние дамы, — Маргери подвигала бровями, — если ты понимаешь, о чем я. — Понимаю, но, — Санса кивнула на книгу, — зачем это… — Давай, садись, — Маргери прислонила к спинке кровати еще одну подушку, для Сансы. — Тут как раз все идет к очень пикантной сцене. По правде говоря, вся книга ими напичкана, а персонажи просто непозволительно долго болтают, прежде чем подойти к сути. Ну ничего, пару страниц можно и пропустить. — Хорошо, — Санса сдалась и придвинулась ближе, чтобы видеть страницы. — Ты первая читай. — Как скажешь, — Маргери перевернула страницу, — «…и сир Эдмунд приблизился к ней почти вплотную, а его рука принялась неспешно поглаживать ее запястье, отчего щеки леди Мариссы залились краской. Он поднял руку и поправил ее волосы…» Санса честно попыталась вслушаться, но с самых первых предложений ее мысли поплыли в уже привычное русло. Санса вспомнила, как лорд Тайвин пришел попрощаться с ней перед отъездом из Утеса. Лорд Тайвин коснулся ее волос, поцеловал ее руку… А в ту ночь, немногим позже ее приезда в столицу, он взял ее за руки и тоже дотронулся до ее волос… И вот недавно коснулся ее щеки… — Санса, ты слушаешь? — Почему он это делает? — Что делает? — Касается ее. Маргери явно удивил такой вопрос. — Потому что хочет этого. Знаю, ты не читала начало, но сир Эдмунд дорожит леди Мариссой, и естественно, что он хочет ее касаться, что ж тут удивительного? К тому же у нее сложный период в жизни, и он хочет утешить ее и успокоить — прикосновения помогают. Конечно, все идет к тому, что дальше утешать он ее будет уже в кровати. Почему ты спрашиваешь? — Просто… не знаю, — Санса попыталась стряхнуть с себя странное наваждение. Не стоит ей придумывать того, чего нет, она и без того чересчур увлекается. Лорд Тайвин прав — ею движут чувства, и, поддаваясь им, она делает то, что делать не должна. Делает только хуже и все многократно усложняет. — Ты знаешь, что можешь мне довериться. Ты хранишь мои тайны, будь уверена, что я сохраню твои, — Маргери сжала руку Сансы. — Я лишь хочу, чтобы ты это знала. Санса растерянно кивнула. — Спасибо. Просто не могу читать такие книги. Обычно там все заканчивается хорошо, а в жизни все совсем не так. — В жизни тоже может все закончиться хорошо, — возразила Маргери. — Хотя странно говорить о конце. Конец жизни — смерть. В жизни ничего не закончится после свадьбы или после первого поцелуя. Дальше идут лишь новые препятствия, вот и все. И так будет до самой смерти. Только она может положить всему конец, смерть — вот последняя страница книги людских жизней. Кажется, мне не стоило этого говорить, — спохватилась Маргери, взглянув на Сансу. — Слишком мрачно, да? Прости, это моя вина. — Твои слова похожи на истину, и это пугает, — отозвалась Санса. — Все верно. Смерть — это конец. Жаль, что у многих людей конец наступает преждевременно, когда впереди могло быть еще столько глав, — она подумала про Робба и его жену. Оба были так молоды, они могли прожить прекрасную счастливую жизнь, но Робб погиб, а его жена осталась одна, и неизвестно, что ждет ее дальше. — К сожалению, — согласилась Маргери, — но во многом свои книги мы пишем сами. Конечно, не все зависит от нас, но многое. Вот моя свадьба с Квентином — очередная глава моей жизни. Сколько же глав потребуется, чтобы справиться с последствиями? И даже после этого ничего еще не закончится. — Вы пройдете этот путь вместе, я уверена, — улыбнулась Санса. — Наверное, это стоит всех последствий. — Пожалуй, — кивнула Маргери, — но все же я хотела бы поскорее помириться с семьей. Несмотря на все разногласия, они дороги мне. Я не думала, что их неприятие ранит меня так сильно. Конечно, мне нечего жаловаться, я ранила их сильнее. Тиреллы ненавидят дорнийцев сколько себя помнят, бабушка и отец так точно, они пытаются меня понять, но это сложно для них. — Я уверена, что еще все наладится, просто им нужно время на принятие, — сказала Санса. — Я сама много раз думала о том, как моя семья отреагировала бы на меня как… на Ланнистера, ты понимаешь. — Тебя выдали замуж насильно, если бы ты могла решать, ты бы отказалась. Мое же замужество было осознанным и добровольным. Хотя бабушка до сих пор сомневается, в своем ли я уме. Она думает, что меня опоили, околдовали, отравили. Не может поверить, что я могла поступить так необдуманно. А мне вот кажется, что этот поступок был наиболее обдуманным из всех, что я совершала. Его я обдумала сама, никто не думал за меня. — Я знаю, что за брак с Тирионом меня бы никто не осудил, но теперь я действительно часть семьи. Конечно, корить меня за это почти больше некому, однако рано или поздно я все же увижу маму. Не думаю, что она ожидает увидеть меня такой. — Я думаю, она тебя поймет. Там, в лагере Ренли, она произвела на меня впечатление сильной женщины, которая готова смотреть правде в глаза, какой бы она ни была. Думаю, она поймет тебя даже больше, чем могли бы понять отец или брат. Все женщины, которые вышли замуж и стали частью другой семьи, понимают, как это работает. Чувствовать себя чужой — не самое приятное чувство, гораздо лучше чувствовать себя частью чего-то. Это естественно, что вместе с мужем женщина получает в придачу все его семейство. Будь это не так, жизнь стала бы проще, потому что я совсем не уверена, что хочу получить впридачу весь выводок Мартеллов. Я хочу прожить жизнь с Квентином, а не с его родней, но это неизбежное последствие. К счастью, свои корни вырывать необязательно. Ты Старк, я — Тирелл, пусть даже прощалась с этим именем трижды. Нам необязательно подавлять это, но мы должны позволить себе впустить в себя другую семью, чтобы стать ее частью, и не чувствовать себя белыми воронами. В этом женщинам приходится труднее, чем мужчинам. Они-то семью не меняют. Кажется, ты больше ничем не обязана, а все равно порой приходится играть на два дома. Это так утомительно. И каждый просит безоговорочной верности. — Кажется, мне повезло, что от меня не требовали этого, — заметила Санса. — Хотя я и без требований разрывалась между Старками и Ланнистерами во время войны. Теперь сторона лишь одна. — Ланнистеры выиграли уже только от того, что получили тебя, — сказала Маргери. — Ты сильная и умная, а главное, верная. — Они получили Север, — возразила Санса. — Да, но ты ценней, чем Север. Я вижу, лорд Тайвин разглядел это, раз делает тебя частью своих планов и присылает сюда. Ты — ценный игрок. Порой я жалею, что Ланнистеры опередили нас, иначе ты могла бы стать моей сестрой. — Сестрой? Но как? — Бабушка хотела выдать тебя за моего брата Уилласа, но тебя выдали за Тириона раньше, — объяснила Маргери и умолкла, предоставив Сансе возможность осмыслить услышанное. — Вот, значит, почему твоя бабушка растеряла ко мне львиную долю своего интереса после моей свадьбы. Почему же ты меня не оставила? Маргери тепло улыбнулась и снова пожала руку Сансы, на этот раз задержав ее ладонь в своей дольше. — Пусть ты не стала моей сестрой, но ты все еще была моей подругой. Мне грело сердце то, как ты хотела уберечь меня от Джоффри и предупреждала об опасности. Ты сделала для меня так много, Санса. Не уверена, что когда-нибудь смогу вернуть долг. Поэтому, если тебе когда-нибудь потребуется помощь, неважно, какая, я готова помочь.***
— Вы обещали, что мы с Сансой отправимся в Винтерфелл. — И вы отправитесь. Когда вопрос с Тиреллами будет решен. — Но он не решится, пока не прибудет Доран Мартелл, и неизвестно сколько будет решаться после его приезда… — начал Тирион, чувствуя, как в нем поднимается волна негодования. Сколько еще ему придется выслушать обещаний, прежде чем он получит желаемое? — Именно так, — отец как всегда был непоколебим и верен только своим планам. — Ситуация несколько изменилась, и ты нужен мне здесь, в столице. Тирион криво усмехнулся. — Не думал, что когда-нибудь услышу это от вас, отец. Но вы легко можете меня кем-нибудь заменить. Раз я, прежде такой расточительный, научился управляться с финансами, то другие смогут и подавно, — сказал Тирион, но и это отца не убедило. Весомыми для него могли быть лишь те причины, которые говорили в его пользу. — Ты не только Мастер над монетой. Теперь, когда Киван в Утесе, ты… — …занимаю место дяди, знаю, — Тирион побарабанил пальцами по столу. — Но я уверен, вы сможете убедить его вернуться, он вам не откажет. Да и Джейме теперь в полном вашем распоряжении. — Джейме тебя не заменит. Тирион не сдержал смешок. — Я мечтал услышать это примерно всю жизнь. Но теперь я хочу другого. Свою жену и сына в Винтерфелле подальше отсюда и от вас, — он откинулся на спинку стула и ожидающе уставится на отца, но и это ожидаемо не произвело на него никакого впечатления. — Я не спрашиваю, чего ты хочешь. Ты останешься в столице, пока вопрос с Тиреллами и Мартеллами не будет разрешен, — это мое последнее слово. Тирион уже подумывал о том, чтобы украсть Сансу и Эдрика и уехать посреди ночи. План невыполнимый и так, становится еще более невыполнимым от того, что после побега этих влюбленных глупцов из двух враждующих семейств, замок охраняют еще более тщательно. А в Башне Десницы, кажется, вздохнуть нельзя без того, чтобы отец не узнал об этом. — А как же Санса? — Она тоже останется здесь, — тоже останется здесь. Или они и остаются из-за нее здесь? — Она вносит свой вклад, как и ты, и тоже нужна мне в столице. Конечно, если ты желаешь, я могу отправить тебя секретничать с леди Маргери, а твоя жена пусть договаривается с Тиреллами. Впрочем, эта идея не так плоха. Думаю, Санса с этим справится, — отец вперил в него взгляд. — Может, Хранительницей Севера тоже ее назначите? — Назначу. — Да вы сегодня шутите, отец, — удивленно произнес Тирион. Конечно, никто и никогда не шутил таким серьезным тоном, как лорд Тайвин, и Тирион чувствовал, что терпение отца на исходе. Терпение Тириона тоже было там. Он не хотел задерживаться в столице, а теперь приходилось. И все из-за Маргери Тирелл и Квентина Мартелла. Если же дело все-таки дойдет до войны, одни боги знают, сколько еще Тириону придется пробыть в столице. А между тем, мыслями он уже был там, на Севере, таком далеком. Это был его шанс. Столица осточертела, он хотел быть подальше от отца и Тиреллов, но понимал, что отец никуда его не отпустит. — Я хочу отправить тебя и Сансу на Север больше, чем ты хочешь туда поехать, — неожиданно сказал отец. — Просто подожди немного. Тириона это ничуть не успокоило, наоборот, насторожило. — Почему это вы хотите отправить нас туда? — Потому что давно уже пора. — Ну так отправили бы сейчас. — Ты слышал, что я сказал? — Слышал, — недовольно произнес Тирион.***
— Что случилось? — Санса присела на подлокотник кресла, в котором разместился ее муж, как всегда недовольный после разговора с отцом. — Мы не сможем поехать на Север, пока все не решится, — Санса не могла в полной мере разделить печаль Тириона по этому поводу. Она совершенно не готова к отъезду. Тирион, может, и готов, да только править Севером предстоит не ему, о чем он еще не подозревает. — И все из-за Маргери Тирелл. В пекло ее. Глупая девица не знает, что значит сочетаться браком с тем, кто не по душе твоей семье. Вот я знаю. Не могла она сдержаться? Я же предупреждал эту дурочку, чтобы держалась от Мартелла подальше. Погляжу я на нее, когда этот брак расторгнут, и она останется ни с чем. Санса сама налила ему вина и протянула Тириону бокал. Она не была согласна с мужем, но лучше она своими возражениями не сделает, следует дать Тириону выговориться. Сейчас он слишком зол, и ее долг, как жены, поддержать его и успокоить. Санса надеялась, что хотя бы в этом она будет успешна, если во всем остальном неизбежно проваливается. — Ничего страшного, мы же все равно когда-нибудь поедем на Север, — утешила она Тириона. — Мы так долго ждали, подождем еще немного. — Я не верю ему. Отец мог бы и без меня здесь прекрасно справиться, просто он знает, как меня порадовала бы возможность уехать, вот он и не дает этого сделать. — Возможно, он правда не может без тебя обойтись, — возразила Санса. — Твой вклад ценен, видишь, даже твой отец это признает. Ты же этого хотел, разве нет? Тирион кивнул, делая глоток за глотком. Санса опустила руку на его плечо. Как много сложностей. И если бы Тирион знал правду про Север, то, верно, не стремился бы туда так рьяно. — Осталось совсем немного, — сказала Санса. — Нужно лишь дождаться приезда принца Дорана. Без него ничего не решить, но когда он приедет, то обсудить всю ситуацию не займет много времени. И ты же знаешь своего отца — он не из тех, кто будет тянуть. Как только принц Доран приедет, они с лордом Тиреллом сразу начнут обсуждать условия мира. Все хотят поскорее во всем этом разобраться. Никто не хочет войны. — Тирелл хочет. Санса вынула из рук Тириона опустевший бокал и заново наполнила его. — Перехочет. Твой отец найдет способ переубедить его. Ты же сам говорил мне об этом, — напомнила она. — Ты права, — к великому облегчению Сансы сказал Тирион. — Но вдруг отец и тогда что-нибудь придумает, чтобы задержать нас? — Ничего он не придумает, — воспротивилась Санса. — Не он же заставил Маргери и Квентина сбежать и пожениться, — это я этому способствовала. И Джейме, — это было совсем не в его интересах. Будь все так, как он хотел, Маргери и Джейме были бы уже обручены, а мы — на пути на Север. Она поцеловала Тириона, чтобы отвлечь от грустных мыслей и больше не возвращаться к этому разговору. Ей не нравилось обманывать Тириона, а все эти разговоры лишь напоминали ей о том, как много Тирион не знает и рад узнать не будет.***
Тайвин не удивился, застав Сансу в детской. Был день, и в такое время он не навещал внука. Обычно он делал это вечером или даже ночью, когда заканчивал с работой. Приятно было просто прийти и посмотреть на Эдрика, пусть и спящего. Его внук. Приятно знать, что он делает то, что делает, не зря. Род Ланнистеров хотя бы не прервется. Прежде Тайвин опасался, что это случится. Джейме был в Гвардии, за Тириона ни один уважающий себя лорд не хотел выдавать свою дочь. Будь Тирион наследником Утеса, все было бы иначе, но Тайвин надеялся, что Джейме одумается, и до этого не дойдет. А потом началась война. Тайвин взглянул на Сансу, которая возилась с малышом. Эдрик уже пытался вставать в кроватке, и Санса служила для сына подстраховкой. Эдрик радовался своим новым возможностям, а Санса радовалась еще больше него. Тайвин давно не видел ее такой счастливой. В его кабинете в последние дни Санса была рассеянной. Вообще она вела себя странно, а Тайвин, понимая причины, старался держать ее от себя подальше. Это было непросто сделать, учитывая, что им приходилось постоянно взаимодействовать. После того вечера не стоило бы встречаться с ней вообще, но Тайвину все же нужно было говорить с Сансой и обсуждать с ней некоторые вещи. Не переходя при этом черту. Границы дозволенного и так слишком быстро стирались между ними, и Тайвин чувствовал, что Санса теперь ему доверяет более, чем кому-либо. Возможно, он знает о ней больше, чем кто-то другой. Он знает о ее чувствах, знает, что она замешана в ситуации с Маргери, знает про Бейлиша — Тирион ничего из этого не знает и спит спокойно, а Санса между тем слишком расслаблена и теперь явно понимает, что может Тайвину всецело довериться. Слишком буквально она восприняла его слова. Он имел в виду не утаивать от него то, что важно для семьи, а Санса, видно, решила не утаивать от него вообще ничего. Конечно, общаться так, не боясь споткнуться об очередную недомолвку, было проще, но Тайвин не был уверен, что хочет знать о Сансе так много. Он же еще больше к ней привяжется. Она и так раз за разом его поражала. Санса, кажется, даже о своих чувствах могла теперь говорить с ним совершенно спокойно, а он не может сказать, что с тем же спокойствием ее выслушает. Все ее слова лишь доказывают, как она близко, и как реально для него получить то, что он так сильно хочет, а между тем каждый раз приходится мучительно вспоминать и то, почему ему нужно держать все эмоции в узде. «Ради семьи, — повторял он себе. — Ради семьи». Если бы Тайвин захотел, Санса бы была с ним, но семья… если он поддастся своей слабости сейчас, то у Сансы с Тирионом точно ничего уже не сложится, а им еще ехать на Север вместе. Как же невыносимо. Не стоило тогда вообще ее касаться. Как она ухватила его ладонь, желая, чтобы он не убирал руку… Она однажды уже делала так сквозь сон, когда он пытался разбудить ее. Должно быть, подумала, что это наваждение, а потом открыла глаза и осознала — реальность. И он не хотел убирать руку. Хотел касаться ее, прижимать к себе крепко, но все же бережно. Если бы он обнял ее, она бы совсем расслабилась в его руках, и он бы уже не смог ее отпустить. К тому же, позволь он чему-то случиться, долго это не продлилось бы, и было бы бесчестно использовать Сансу, а потом как ни в чем не бывало отправить на Север и сделать вид, будто ничего не было. Так, чего доброго, он даст ей еще больше надежды, и ее чувства воспылают еще больше, а он и так уже потерял надежду, что она переключится на Тириона. Конечно, возможен и обратный эффект, но проверять это он не будет. И все же он сам виноват в том, какие отношения установились между ними сейчас. Он ничего не делал просто так, никогда, а теперь это играло против него же. Хотел бы он просто коснуться ее, чтобы это не имело последствий, но это было невозможно. Последствия есть у всего, он и Сансу этому учил, и с последствиями содеянного ему приходилось теперь сталкиваться постоянно. Казалось бы — всего лишь прикосновение, но как сильно оно повлияло на Сансу. Может, она думает, что от его внимания ускользают ее взгляды и то, как она краснеет все время? Полная невнимательность, мыслями она все время будто очень далеко. И на все одна отговорка: не выспалась, кошмары. Знает он, какие кошмары. Он представлял, какого рода сны ей снятся. И только он виноват в этом. У него до сих пор перед глазами вставало ее лицо: закрытые глаза, гладкий лоб. Расслабленное, безмятежное лицо. След тревоги, что появился и снова исчез, стоило ему погладить ее щеку. И что-то еще, когда он хотел убрать руку, а она не позволила ему это сделать. Если он спросит о ее снах, она же непременно расскажет, а он не уверен, что хочет знать. Это лишь все усложнит. Тайвин размышлял, не слишком ли мягко он ведет себя с ней. Посещает ли мысли Сансы идея, что не просто так он делает то, что делает? Не может же она ничего не замечать, или она принимает его поведение как должное? Быть может, для нее мысль, что он может быть неравнодушен к ней, столь же абсурдна, какой для него была мысль о том, что Санса в него влюблена? Хорошо, будь это так. Если Санса откроет себе правду, ничего хорошего не выйдет из этого, а он просто не может заставить себя вести себя с ней более отстраненно. Он пытался, но что из этого вышло? Он зачем-то коснулся ее лица, а теперь Санса постоянно заливается краской в его присутствии и бросает на него эти странные взгляды. А еще эти ее сны… Он готов был поклясться, что это он все это спровоцировал. Что тут говорить — он и сам не спал спокойно с того разговора. А тут еще Тирион с Севером. Тиреллы. Еще и приезд Дорана Мартелла — должен же он приехать. И все равно именно Санса не идет из мыслей. Если бы Тайвин не умел их контролировать, ему пришлось бы думать о Сансе весь день. К счастью, даже Санса не могла помешать ему сосредоточиться на работе. По крайней мере, в большинстве случаев это было так. Но только он сосредоточится, как тут Белая Лилия появится откуда-нибудь и напомнит о своей хозяйке. Теперь Санса была увлечена тем, чтобы удержать сына в вертикальном положении. — Держись обеими руками, Эдрик, обеими, — говорила она. — Ну что ты сжал это ожерелье, оно тебя не удержит, если вздумаешь падать, держись за бортик, давай. Санса сама придерживала сына за руки. В одной ладошке Эдрик и правда сжимал рубиновое ожерелье, не желая его выпускать. Тайвин был удивлен, когда увидел украшение Сансы в детской кроватке в первый раз, но само объяснение не слишком его удивило, хотя и позабавило. Все же случившееся было очень в духе Эдрика. Тайвин обошел кроватку, и Санса заметила его. Она улыбнулась. — Вцепился и не отдает мне ожерелье, — пожаловалась она, не теряя веселого выражения лица. Эдрик, будто понимая, что разговор крутится вокруг его любимой игрушки, теснее прижал ожерелье к груди. Санса подергала за цепочку, и малыш сердито на нее шикнул, но, когда она оставила попытки, он радостно ей улыбнулся и свободную руку протянул ей. Санса бережно обхватила его пальчики, поцеловала их и тоже улыбнулась. — Ничего страшного. Пусть играет. Я подарю тебе другое, — сказал Тайвин. — Да, у Ланнистеров же все должно быть лучшим, — вспомнила Санса его слова. — Но мне нравилось это ожерелье, и я не планировала делить его с кем-то. — У тебя будет еще лучше. Но, быть может, ты еще договоришься с Эдриком насчет этого. — Вы переоцениваете мои способности. Я уже пыталась с ним договориться. — Когда тебе удастся получить ожерелье назад, я буду знать, что ты готова для Севера, — намекнул Тайвин. Санса рассмеялась. — Таким манером я отправлюсь туда только к весне, не раньше. Это может занять год, а может и все десять. А тем временем Тирион уже негодует. — Я хотел сказать ему правду, но он воспринял это как шутку. Думаю, лучше подождать более подходящего момента. — И это еще Тирион не знает, что я виновата в том, что наш отъезд отложили. — Тебя это тревожит? Санса усадила Эдрика в кроватке, но тот снова попытался встать. — Все тебе мало, — пожурила его Санса. — Элис, последи, чтобы он не упал. Санса удостоверилась, что Эдрик остался под присмотром, и они с Тайвином вышли в гостиную. — Как сказать… — продолжила Санса прерванный разговор. — Слишком много лжи между нами. — Фактически это не ложь, — заметил Тайвин. — Ты не солгала, потому что Тирион о твоем участии во всем этом не спрашивал. — Но он винит во всем Маргери, — возразила Санса, садясь на диван. — Будь у меня совесть, я бы уже давно могла признаться, что виновата совсем не Маргери, и нечего называть ее глупой девицей. — Совесть у тебя есть, как и вина Маргери во всем этом, — не согласился с ней Тайвин. — Ты утаиваешь это ради спокойствия Тириона, можно сказать, ложь во благо. Конечно, ты можешь ему рассказать, если это важно для тебя. Некоторая правда разрушает отношения не хуже, чем ложь, но Тирион тебя простит, я в этом уверен. — А что мне ответить, если он спросит, почему я это сделала? — Санса качнула головой, будто ей уже не нравился такой вариант развития событий. — Если я расскажу всю правду, то это точно не спасет наши отношения. А если солгу, то смысл вообще было начинать признаваться? Солжешь один раз и не остановишься вообще, — она с досадой хлопнула рукой по колену. — Да, в этом есть правда, — Тайвин оперся на каминную полку и взглянул на Сансу. На ее лице залегла тревога. — Наверное, про Север должна сказать ему я. Хотя бы что-то я должна ему сказать. Тириону не понравится, что я знала и молчала. — Ему не понравится эта правда сама по себе, неважно, кто ему об этом скажет. Свою жизнь на Севере Тирион явно представляет иначе. — Но почему? Мы же будем на Севере, как он хочет. Я думала, он просто желает оказаться подальше отсюда. — Если бы он хотел только этого, все оказалось бы в разы проще, но Тирион и сам был бы не против править, он не предполагает, что это будешь делать ты, потому что твое место рядом с собой он тоже видит иначе, — объяснил Тайвин. — Как же он его видит? — Как любящую жену и мать, не обремененную сложностями политики и всего подобного. — Быть может, он возразит сначала, но ему придется смириться. — Придется. Но происходящее определенно не будет ему нравиться. Он хочет защищать тебя и оберегать, как может. А так главенствующую роль будешь занимать ты. Это не всякому мужчине придется по душе. Тириону точно нет. — Вам бы тоже это не понравилось? — поинтересовалась Санса странным тоном. — Ты знаешь, что я люблю все контролировать. — Это не ответ. — Думаю, мне было бы смириться с таким обстоятельством проще, чем ему. Да, власть прельщает, но я пользовался ей достаточно долго, а Тириона только раздразнила эта возможность быть десницей в мое отсутствие. Теперь он жаждет большего, а я отбираю это у него и отдаю тебе. Все его недовольства будут обоснованы. — Неужели это настолько важно? — Да, важно. Тириону очень важно почувствовать себя главным. — Но политика и семья — это разные вещи. Можно же быть жестче в одном и мягче в другом, разве нет? — Для кого как. Видишь ли, когда нужно удержаться на том месте, которое занимаешь, против воли приходится быть жестче, иначе не удержишься. И ты просто привыкаешь к этому, начинаешь смотреть на вещи иначе, сам того не осознавая. Не каждый сможет выйти из зала совета лидером, а в спальню — подчиненным. Грубо говоря. Так или иначе, но новая роль отбрасывает тень на все стороны жизни. Конечно, ты можешь попытаться быть Хранительницей Севера для северян и хранительницей очага для мужа. Но даже если ты будешь делать все возможное, чтобы сгладить этот контраст, сути это не изменит. Тирион не дурак, иллюзией его не купишь, и он не забудет, что правишь Севером ты, а не он. Он не смирится с тем, что его снова задвигают на вторые роли, но выхода нет: либо Север будет твой, либо ничей. Ты не можешь отдать его Тириону, чтобы потешить его самолюбие. Да, возможно, хорошая жена так бы и поступила, но ты не просто жена, ты будешь держать ответ не только перед ним. Сама подумай: так ли просто тебе будет кланяться Тириону после того, как тебе будет кланяться весь Север? — Я не кланяюсь Тириону, — нахмурилась Санса. — Ты поняла, что я имел в виду. То, что он тобой не командует, еще не значит, что он не может этого делать. Он может, и он об этом знает. И ему затруднительно будет командовать тобой, когда на Севере главной станешь уже ты. Ты просто не позволишь ему этого делать. Как я и говорил, ты можешь попытаться оставить все как есть хотя бы в ваших отношениях, но это будет сложно. Люди быстро привыкают к хорошему. Один раз попробуешь власть, уже от нее не откажешься. — Это звучит как зависимость. — В какой-то степени так оно и есть. — Я не хочу быть зависимой. — Ты и не будешь. Секрет прост — не нужно все делать ради себя. Джоффри использовал власть, чтобы почувствовать себя более значимым. Мне нужна власть, чтобы Ланнистеры были на вершине, тебе — чтобы помочь Северу и дать Эдрику шанс в будущем занять то место, на которое он имеет все права. Ты не станешь зависимой, потому что власть тебе нужна не для себя. — И все же мне придется рассказать Тириону об этом. — Это необязательно. — Обязательно. Он должен знать правду, — твердо сказала Санса. — К тому же мне нужно как-то объяснять Тириону, что я так часто делаю в вашем кабинете. — Разве тебе нужно отчитываться ему, куда ты ходишь и зачем? В мимолетной усмешке Сансы Тайвин уловил горечь. — Только если я иду к вам, иначе он надумает лишнего. — Почему он должен надумать лишнего? — Потому что он ревнует. — Ко мне? — Да, — Санса выжидательно взглянула на него. — Это многое объясняет, — лаконично отозвался Тайвин. Но теперь я хочу другого. Свою жену и сына в Винтерфелле подальше отсюда и от вас. В другой ситуации Тайвин бы рассмеялся от абсурдности такого предположения, но теперь… Хотя он все еще не понимал, как Тирион мог дойти до этого. Даже Дженна призналась, что вышла на правду не сразу, как Тирион мог понять? — Как он понял? — решил спросить Тайвин, зная, что Санса не утаит правду. Больше нет. — Если ты ничего ему не говорила, как он дошел до этого? — Недомолвки и алкоголь. Понятия не имею, как он дошел до таких мыслей, я была просто… — она издала истерический смешок, — я ушам не поверила, когда услышала такие обвинения. Я и не могла ничего ему сказать, тогда я сама еще не поняла, что влюблена. — Постой, — Тайвин поднял руку, прекращая поток ее мыслей. — Если ты тогда сама еще ничего не поняла, в чем он обвинил тебя? Выражение лица Сансы изменилось, будто она успела пожалеть, что вообще начала этот разговор. — Мне кажется, что вы убьете его, если я скажу, — медленно произнесла она. Тайвина лишь еще больше насторожили такие слова. Он знал, что язык у Тириона острый, а после выпитого и подавно, но чем же таким он шокировал Сансу? — Обещаю, что не сделаю этого. Санса опустила глаза и сделала глубокий вдох, будто вместе с воздухом хотела наполниться и решимостью. — В общем, он подумал, что Эдрик не его сын. А ваш, — она нерешительно подняла взгляд, будто чувствовала себя виноватой. — Вы точно его не убьете? Я знаю, это ужасное обвинение. Конечно, я виновата тоже. Вся эта недосказанность, тайны. А теперь я делаю то же самое! И я не хочу снова ссориться с ним из-за этого. Сейчас он вроде как доверяет мне и забыл о подозрениях, но, если я снова буду часто к вам ходить и не говорить ему причину, он может вспомнить о них снова. А я не хотела бы снова выслушивать всякую грязь о себе. Пусть даже я и не безгрешна, но не стану терпеть, чтобы меня выставляли блудницей. — Если Тирион снова посмеет обвинить тебя в чем-то подобном, то ты немедленно расскажешь об этом мне, — сказал Тайвин. Если припомнить все спорные моменты в его разговорах с сыном, но Тирион, кажется, о своих подозрениях вовсе не забыл. — Я думаю, мы должны сами разобраться с этим, — неуверенно ответила Санса. — Вы пытались разобраться в первый раз. Если это повторится, значит, у вас не получилось, не нужно ждать третьего раза, нужно обратиться ко мне. Напоминаю, что я глава этой семьи, разрешать конфликты входит в мои обязанности. — Хорошо, я расскажу вам, если что-то такое будет, — сдалась Санса. — Я же обещала обращаться к вам за помощью. Тайвин взглянул на нее более пристально. — Очень хорошо. На Севере будете решать все сами. Но пока вы здесь… — И что же мне нужно сделать, чтобы доказать, что я готова? Неужто в самом деле убедить Эдрика отдать ожерелье? Тогда я стану настоящим дипломатом? — Санса улыбнулась, явно стараясь сменить тему. — Да, придется убедить. Но не этого ребенка, а другого. Роберта Аррена. — Кажется, в этой суматохе с побегом Маргери про него все забыли после казни. — Нужно вспомнить. Я хочу, чтобы он, как Лорд Долины, присягнул Томмену на верность. — Мне нужно уговорить его сделать это? Я слышала, что он очень капризный. — Он был таким. Его хотели отправить в Утес мне на воспитание еще до войны. Если было не взять дело под контроль, боюсь, у нас мог бы получиться второй Джоффри. Мать слишком баловала его, но лорд Бейлиш поправил дело за то время, что пробыл отчимом мальчика, поэтому ты справишься. — Как это поможет мне? Северяне — не дети. — Во-первых, это поможет семье. Во-вторых, надо же на ком-то тренироваться, не все учить теорию. Конечно, Эдрик слишком мал, чтобы доходчиво объяснить ему, почему лишать мать драгоценностей нельзя, но Роберт старше, а люди бывают разными. Некоторые взрослые остаются детьми, а некоторые дети взрослеют слишком рано. К тому же с детьми ты ладишь. Томмену ты точно вложила в голову нужные мысли. — Я… — Не отрицай. Я не единожды слышал от него то, чего не говорил ему. Зато говорил тебе. Или мысли, которые не могли принадлежать никому кроме тебя. — Я… — снова начала Санса. — Вам обоим это полезно. Томмен будет править Семью Королевствами однажды, ты — Севером. Вам есть чему поучиться не только у меня, но и друг у друга. Это важно — если есть возможность тренироваться — тренируйся, улучшай навык, это никогда не будет лишним. Тебе нужно уметь убеждать всех — взрослых, детей, лордов и простолюдинов. Никогда не знаешь, кто на что может повлиять. Ты можешь убедить одного человека, а тот убедит другого твоими же словами, того, кто тебя, возможно, не стал бы и слушать. — Неужели людей возможно использовать так? — По-разному их можно использовать. И ты должна уметь это делать. Нет ничего более крепкого, чем сила убеждения. Можно заплатить человеку, но он будет на твоей стороне, пока ты будешь платить. Лучше один раз воздействовать словами навсегда, чем питать верность золотом постоянно. Ты убедила Оберина Мартелла, тот, скорее всего, рассказал об этом своему брату. Если принц Доран прислушался, он мог составить о тебе впечатление. Подкрепит или опровергнет его он уже в столице. Ты заложила фундамент, только вот если здание принца Оберина получилось устойчивым, про второго Мартелла пока неясно. — Как же это сложно, — вздохнула Санса. — Да. Именно поэтому тебе и нужно тренироваться.***
В Орлином Гнезде рядом с ним почти всегда была мать. В Королевской Гавани возиться с Робертом Арреном желающих было меньше, на его истерики никто не реагировал, и Роберт быстро понял, что кричи он хоть весь день, к нему не сбежится толпа из матери, мейстера, нянек и слуг, чтобы утешить. Еду ему приносили три раза в день, и Роберт смекнул, что если он не хочет оставаться голодным, то швырять миски с нелюбимой кашей в стену не стоит. Пожалуй, впервые в жизни никто не обращал на него никакого внимания. Роберт даже не знал, сколько он провел в этой комнате — сначала его сюда привел дядя Петир, сказал, что скоро вернется, но так и не пришел. Поэтому, когда дверь его комнаты открылась в необычное время, Роберт с интересом взглянул на свою гостью. Что-то в ней напомнило ему мать, а именно яркие рыжие волосы и синие глаза. Однако эта женщина была гораздо моложе и вообще как будто ярче, будто она сошла с картинки в книге. Платье на ней тоже было синее, как его мать любила носить, но все же это была не она. — Привет, Роберт, — улыбнулась ему гостья. — Меня зовут Санса, я твоя кузина, — и она протянула ему руку, не переставая дружелюбно улыбаться. Роберт хотел было закатить истерику, чтобы посмотреть, как эта Санса отреагирует, но она была первой, кто заговорил с ним за все это время, а потому он решил тоже с ней поговорить, а истерику закатить попозже. У него было, что спросить. — Где дядя Петир? Ее лицо не дрогнуло, но взгляд изменился. — Он сделал плохую вещь, и его наказали, — сказала она. — Какую плохую вещь? — спросил Роберт. Его мать считала его маленьким, но дядя Петир всегда говорил, что он взрослый. Говорить про хорошие и плохие вещи — это так по-детски. Он уже в состоянии выслушать правду. — Он убил короля Джоффри и поэтому поставил под удар и тебя, и твою маму. Теперь вам грозит опасность. Это испугало Роберта, хотя он не хотел подавать виду. Дядя Петир сказал, что это будет веселое приключение, но теперь дядя Петир пропал, а Санса говорит, что Роберту грозит опасность. И его матери. Но это никак не могло быть правдой, и Роберт поспешил указать Сансе на ее заблуждение. — Нет! Моя мама в Орлином Гнезде, она говорит, что там не грозит никакая опасность! А если кто-то будет угрожать, то он вылетит в Лунную Дверь! — Роберт прикусил язык. Дядя Петир учил его не говорить лишний раз про Лунную Дверь. «Угрозы ценны лишь в подходящий момент, если произносить их слишком часто, они теряют цену». Санса Лунной Двери не испугалась, и это убедило Роберта в правоте слов дяди Петира, но дядя Петир говорил, что в Королевской Гавани они будут вдвоем весело проводить время, а Роберту с самого первого дня здесь совсем не было весело. Получается, дядя Петир солгал. Как тогда верить ему? — Твоя мама будет в безопасности, если ты ей поможешь. И вся Долина тоже будет в безопасности, но только ты можешь сделать, чтобы так оно было, — спокойно продолжила Санса. — Ты же хочешь помочь? Я слышала, ты очень сильный мальчик и настоящий Лорд Долины даже в таком юном возрасте. Роберт поднял голову повыше. Да, мама тоже говорила ему, что он сильный, да только когда он хотел показать ей, насколько, и отодвинуть для нее стул, как делали взрослые мужчины, она начинала кричать и говорить, чтобы он не поднимал тяжести, у него же слабое здоровье. — Да, я сильный, — подтвердил он. — Я очень рада это слышать, — улыбнулась ему Санса. — Только ты можешь защитить Долину, как ее лорд. — Что же нужно сделать? — конечно, стул он поднять сможет, но, когда речь идет о защите людей или территорий, обычно подразумевается рокот труб, яркие знамена на ветру, оружие и доспехи — война, одним словом. А для войны он был слишком мал, это даже Роберт понимал. — Сказать слова перед королем. О том, что ты клянешься ему в верности. — И тогда я вернусь домой? — Как же ты сможешь защищать свой дом из дома? Здесь у тебя больше возможностей это сделать. Проследить, чтобы король не нарушил свое слово. А еще завести друзей. У тебя есть друзья? — Нет. Я хотел, но мама говорила, что они не ровня Лорду Долины. — Ну, король-то явно подойдет под такие высокие стандарты, — улыбнулась Санса. — Разве король станет со мной дружить? — удивился Роберт. — А почему бы и нет? Как только ты скажешь нужные слова, все станет возможно. — А ты будешь со мной дружить? — Мы уже дружим. Санса снова улыбнулась ему. У нее была красивая улыбка, да и она вся была очень красивая. — Когда же я смогу сказать эти слова? — А ты готов сказать их уже сейчас? — Я хочу защитить маму и Долину и подружиться с королем. А дядя Петир вернется? — Нет. — Здесь тоже есть Лунная Дверь? — Почему ты так решил? — Обычно из Лунной Двери люди не возвращаются. Если они вылетают, то обратной дороги нет. Я многих отправил полетать, — на миг ему показалось, что лицо Сансы перекосилось, — но это было до того, как дядя Петир женился на маме. После этого никто не летал. — Нет, здесь нет Лунной Двери, но твой дядя Петир в каком-то смысле все же вышел в нее, — задумчиво произнесла Санса. — Теперь он в месте, из которого не возвращаются. Так ты готов пойти к королю?***
Клинки снова сошлись, звякнули друг о друга, еще раз, еще — ни один из соперников не хотел уступать победу другому, и клинки слушались своих хозяев, парировали удары один за одним, не допуская прорыва обороны. И все же миг — одна лишь секунда — недостаточно быстро поднятое оружие, и лезвие оказалось прямо у горла Серсеи. Она успела лишь выдохнуть и ненадолго в ее осознании отпечаталась мысль, что поединок окончен. Темная пелена на миг застлала глаза, и сердце бешено заколотилось, но защищаться больше не было необходимости, и Серсея ухватилась за плечо Оберина, чтобы не упасть. Приступ тошноты подкатил к горлу, но мир вернул свои краски, и все закончилось. Серсея с усилием сглотнула. — Все хорошо? — Оберин слегка отстранил ее от себя, придерживая за плечо. Он успел убрать меч, а Серсея и не заметила этого. Эллария, которая расслабленно полулежала на кушетке и наблюдала за поединком, теперь встала и тоже с беспокойством смотрела на нее. — Да. Просто немного выбилась из сил, — она улыбнулась. — Я чувствую, что становлюсь более выносливой, но все же не такой выносливой, как ты, Оберин. Сегодня ты меня хорошо погонял, — Серсея откинула со лба мокрые пряди. Она чувствовала себя уже лучше, хотя усталость неожиданно навалилась на нее, едва не перехватывая дыхание. Их поединок продлился дольше, чем обычно, наверное, все дело в этом. — Ты не расстроена? — спросил Оберин. Он мягко вынул меч из ее сжатых пальцев и направил Серсею к Элларии. Та взяла ее под руку и повела к кушетке. — Мне нравится процесс, а не результат, — Серсея обернулась через плечо и проследила за тем, как Оберин возвращает мечи на место. Она села на кушетку, а Эллария принялась разливать вино по бокалам. — Между прочим, я победила вчера, хотя более, чем уверена, что ты мне поддался. — Как бы я мог? — возмутился Оберин, улыбаясь. — Он не поддавался, я видела, — Эллария протянула Серсее бокал. Первые прохладные глотки позволили избавиться от неприятной горечи в горле. — Просто засмотрелся на тебя и все на свете пропустил. — Поэтому я обычно не сражаюсь с женщинами, — сказал Оберин, подходя к ним, чтобы получить от Элларии свой бокал. — Все отвлекает, абсолютно все. Серсея рассмеялась и Эллария тоже. — И все же ты совершенствуешься, это видно, — заметила дорнийка, усаживаясь рядом с Серсеей. — Знала бы, что у вас тут такие сражения, приехала бы раньше. Серсея снова улыбнулась. Вино подействовало, и прежнее состояние духа возвращалось к ней. Хотела бы она, чтобы Эллария приехала раньше. Всегда в полной мере осознаешь, как сильно скучал по человеку, лишь когда встречаешь его после долгой разлуки. Элларии ей не хватало. Всю жизнь Серсея нуждалась в ком-то вроде нее. В подруге, которая поняла бы ее лучше, чем она сама понимала себя, а в отсутствии проницательности Элларию точно нельзя было упрекнуть. Серсее казалось, что даже Оберин в какой-то степени Элларию превозносит. Серсея знала, что Эллария много для него значила, и для Серсеи она стала значить не меньше. Эллария дала ей гораздо больше, чем дала бы просто подруга или сестра. В ней Серсея увидела совсем родную душу и поняла она это не так давно. Когда она видела Элларию в последний раз, ее разум и сердце еще были полны сомнений и обид, но теперь Серсея смотрела чистым взглядом. И ей нравилось то, что она смогла, наконец, разглядеть. Стоило проделать такую работу над собой, чтобы видеть суть. — Вряд ли я когда-нибудь смогу пустить меч в ход за пределами этого зала, — пожала плечами Серсея. — Но мне нравится тренироваться. Что-то новое. Теперь я даже не могу представить себя за вышиванием. Если и орудовать чем-то острым, то только мечом. — Ты занималась вышиванием? — поразился Оберин, заново наполняя бокалы. — Мне сложно это представить. — Я думала, у тебя хорошее воображение, — рассмеялась Серсея. — Было дело, если очень скучно. Теперь мне никогда не скучно! — заявила она. Вино слишком быстро наполняло ее разум легкостью — но это лишь первый бокал, второй ее успокоит. — Отрадно это слышать. Серсея пригладила растрепавшиеся волосы. — Я могу помочь, — сказала Эллария и принялась переплетать золотую косу. Теперь Серсея не могла представить, что когда-то сидела часами, пока на ее голове сооружались сложные прически. Теперь всем прочим прическам она предпочитала простую косу, чтобы волосы не мешали, а тренировалась она в штанах и обычной рубахе. Конечно, о платьях она тоже не забывала, но они были такими легкими, что она не чувствовала их на себе. Корсеты не сдавливали грудь и не стесняли дыхание, и вообще Серсея чувствовала себя совершенно свободной, вольной делать все, что ей вздумается. Видел бы ее отец. Он всегда говорил, что никто не свободен, и лишь дети и дураки думают иначе, но сейчас Серсея чувствовала себя такой свободной, какой не была никогда в жизни. Может, она правда превратилась в ребенка или в дурочку? Но она чувствовала себя такой счастливой, что ей было все равно. Усталость после тренировки была такой блаженной, а вкус поражений никогда не был так сладок. Если бы она знала, что таким будет ее второй брак, она бы не упиралась так долго. — О чем ты задумалась? — спросил Оберин. — Выглядишь такой… — Я просто очень счастлива! — засмеялась Серсея. Было непривычно говорить все так, как есть. Прежде ей казалось, что лучше молчать, потому что все может быть использовано против нее, но только не теперь. Теперь все ее слова использовались только ей на благо. Если она говорила, что ей что-то нравится, она получала этого вдвойне, а когда признавалась, что не нравится, ей никогда не приходилось снова терпеть подобное. Ее слова всегда были услышаны, а ее желания имели значение. Никто не игнорировал ее просьбы, и ее интересы всегда учитывались. Эллария перевязала ее косу зеленой лентой и быстро поцеловала Серсею в плечо. — Мы рады, что это так, — сказала она. Серсея ей улыбнулась. Ей хотелось улыбаться. Это было так легко — улыбаться, когда ты хочешь улыбаться, а не когда должен. Втроем было еще веселее, чем вдвоем. И если раньше Серсея думала, что если она таки выйдет за Оберина Мартелла, то положит конец развлечениям с любовницей, такого она терпеть не станет, достаточно ей было Роберта, то теперь она поняла, что все иначе. Шлюхи Роберта были лишь шлюхами, она не задерживались надолго. Он любил их пару ночей, а потом забывал обо всех, потому что у него в сердце, очевидно, жил призрак Лианны Старк. Оберин же не предпочитал Элларию Серсее, просто было что-то особенное между ним и Элларией, но Серсея чувствовала, что между ней и им тоже есть что-то такое. Он ценил их обеих, но по-разному, и Серсея ценила его и Элларию, но по-разному. У каждого члена их трио была какая-то своя особая роль. Они могли быть целостны друг без друга, могли хорошо чувствовать себя в парах, но втроем чувствовали себя еще лучше, и Серсея не сомневалась: если бы она поссорилась с Оберином, мирила бы их именно Эллария. С Элларией же поссориться было невозможно — настолько понимающей и спокойной она была. В зал шмыгнул слуга и что-то прошептал Оберину на ухо. Оберин кивнул и повернулся к дамам. — Мне нужно идти. — Что-то серьезное? — спросила Эллария. — Доран получил письмо от лорда Тайвина. — От моего отца? — нахмурилась Серсея. Едва ли ее отец стал бы писать, если дело было пустячным. — Могу я пойти с тобой? Пока они вместе шли по коридорам дворца, Серсея гадала, что случилось. По какому бы делу отец мог написать принцу Дорану? Ей он не писал вообще, а она не писала ему. Когда она была королевой, отец часто ей писал, но теперь, очевидно, считал, что она выбыла из игры в престолы. Серсее было все равно. Пусть. Письма отца только расстраивали бы ее. Снова думать, как бы оправдать его ожидания, как бы не разочаровать его, — нет. Она больше не хочет тратить свое время на это. Она свободна. Свободна от всего. Она больше не должна делать то, что отец прикажет. Она должна делать, что прикажет Оберин, но он не прикажет. В Дорне она свободна. — Что стряслось? — спросил Оберин, когда они с Серсеей вошли в покои принца Дорана. — Что лорд Тайвин пишет? Серсея виделась с принцем Дораном не так часто, чтобы научиться читать по его лицу, но судя по Оберину, тот понимал, что дело в самом деле серьезное. — Мой сын тайно женился… — ровным голосом произнес принц Доран, откладывая письмо, которое явно не раз успел перечитать, пока ждал брата, — на Маргери Тирелл. Серсея подавила вздох. Мартелл женился на Тирелл? Тайно? О Семеро. Она уже слишком давно не размышляла о том, что может происходить за Красными Горами. Все за ними казалось таким далеким, а в Дорне было так много всего, чем она могла заняться, чего раньше не замечала из-за своих мыслей. Она тратила на ненависть непозволительно много времени, думала о ней, просыпаясь по утрам. Теперь по утрам она радовалась, что проснулась раньше Элларии и может совершить маленькую шалость и разбудить ее щекоткой. И на их смех придет Оберин, который встает раньше них обеих, и скажет, что они проспали все самое интересное. — Но Маргери же невеста Томмена, — когда-то, казалось, в прошлой жизни, Серсея ненавидела ее за это, но теперь она не ощутила даже радости от осознания, что Маргери вышла замуж за другого. — Поэтому это событие чревато скандалом, — заметил Доран. — Я должен поехать в столицу и со всем разобраться. — Ты уверен, что хочешь поехать сам? — спросил Оберин. — Я могу сделать это вместо тебя. — Нет. Ты уже один раз это сделал и приехал обратно с женой. Теперь мой сын сделал то же самое. Как Старкам грозит беда на Юге, Мартеллам лучше не соваться в Королевскую Гавань. Мне следовало с самого начала занять место в совете, как было условлено, а не отправлять туда вас. Серсею неожиданно кольнуло, что принц Доран все еще относится к ней так, будто она нежелательный вариант. Прошло уже достаточно времени, и она всегда была мила с ним. Теперь же ее ставят в один ряд с Маргери Тирелл, как неподходящую жену. И что же, подумала Серсея. Главное, что я и Оберин довольны, я же его жена, а не Дорана. И слава Семерым, что не Дорана. Братья, будто позабыв о ее присутствии, продолжали обсуждать письмо. — Не понимаю, чем ты недоволен. Союз с Ланнистерами и союз с Тиреллами. Разве это так плохо? Брачные союзы — признаки мира, а ты же не любишь войну. — Если союз с Ланнистерами я еще мог понять, пусть это было и неожиданно, особенно от тебя, то женитьбу на девице Тирелл мне объяснить крайне сложно. — Я говорил тебе, что она хороша собой, и Квентин мог заинтересоваться ею. — Интересовался бы сколько душа желает, да делал бы, что велено, а не женился. — Он и сделал, что велено, — первое замешательство исчезло, и Оберин вернулся к своему обычному состоянию. — Расстроил союз Тиреллов и Ланнистеров. Как смог, так и сделал. Доран мельком взглянул на Серсею, видно, не хотел, чтобы она это слышала, только Серсею совсем не это волновало. Она быстро обдумывала ситуацию. — Не хватало нам только войска Тиреллов здесь, — не разделил принц Доран веселья брата. — Тиреллы всегда ненавидели нас больше, чем мы их. Я должен поехать в Королевскую Гавань и решить все это мирно. — Могу я отправиться с вами? — подала голос Серсея. Она вспомнила, что там, за Красными Горами, у нее есть сын. — Я бы хотела увидеться с Томменом. Я пропустила его десятые именины, кажется, новой свадьбы не будет, и я не знаю, когда смогу увидеть его снова. Должно быть, он очень переживает из-за того, что его невеста вышла замуж за другого. — Едва ли ему об этом известно, — произнес Доран. — Лорд Тайвин уверил меня, что об этом инциденте знают лишь непосредственно участники, и до поры, пока вопрос не разрешится, никто не узнает больше, чем положено. — В Красном Замке секреты хранятся недолго, — заметила Серсея. — Если и станет известно, то не от кого-то из Тиреллов или Ланнистеров. — И все же. Я должна увидеть сына. Доран взглянул на Оберина, не спеша давать ответ. — Когда ты отправляешься? — спросил Оберин. — Завтра на рассвете, отдам распоряжения тотчас же. Пусть путь неблизкий, но я все же отправлюсь на корабле. — Мы сообщим о решении до заката. Идем, — Оберин взял Серсею за руку и вывел ее из покоев брата. — Мне нужно принять ванную, — сказала Серсея, когда они оказались в коридоре. После тренировки рубашка все еще липла к спине, но Серсея вспомнила об этом только сейчас. — Ты со мной? — И мы даже не поговорим о твоем желании поехать в столицу? — А что не так с моим желанием увидеть сына? — За этим ты туда едешь? В самом деле? И ты не хочешь никого отравить? — с издевкой поинтересовался Оберин. Серсея остановилась и повернулась к нему. Оберин тоже замер. — Я знаю, мы больше не говорили об этом, но ты переубедил меня. Поверь, я в самом деле оставила все обиды позади, я хотела бы отпустить все навсегда, но я все еще люблю Томмена, и я хочу его увидеть, — заговорила Серсея. — Ты показал мне новую жизнь без мести, я бы хотела продолжать, но кто знает, когда я смогу поехать в столицу снова. Я лишь хочу убедиться, что Томмен счастлив, после этого и я сама окончательно смогу быть счастливой. Оберин явно сомневался в ее словах и не скрывал этого. Серсея его не винила — ей самой было сложно принять изменения в себе, однако Оберин взялся за нее основательно. Прошло достаточно времени, и ей удалось посмотреть на ситуацию под другим углом. Не только тренировки с мечом помогли, просто она смогла почувствовать себя так, как не чувствовала уже двадцать лет или больше. Заботы ее оставили, а вместе с ними и тяжелые мысли. Конечно, она не могла сказать, что совсем забыла все, что когда-то ее тревожило, но теперь Серсея хотя бы осознала, что может чувствовать себя хорошо и без мести. Счастлива она или нет — зависит только от нее, того, что с ней рядом, как она себя ощущает. Новые возможности, эмоции и впечатления могут сделать ее счастливее, но точно не чужие страдания. Только она сама может повлиять на свое счастье. Никто больше. Оберин пытливо посмотрел на нее. — Ты обещаешь, что никаких отравлений не произойдет? И не только отравлений — в принципе убийств? — наконец спросил он. — Обещаю, — произнесла Серсея, не допуская сомнений в голосе. — Твой брат за мной присмотрит, если ты так беспокоишься. Можешь и сам поехать, почему нет. — Могу. Да только мое общество разве помешает тебе сделать задуманное? Помешает ли Доран? Должен ли я всю жизнь стеречь тебя? Серсея вздохнула. Убедить человека в том, что ты плохой, гораздо проще, чем подтвердить факт исправления. Но и в том, и в другом случае все решают поступки. — Идем, — Серсея взяла Оберина за руку и повела его в спальню. Без тени сомнения она подошла к столу и достала из потайного отдела в ящике три пузырька. Не колеблясь ни мгновения, она протянула их Оберину. — Вот те яды, которые я купила. Забирай. Мое кольцо уже у тебя. Я клянусь, что не наврежу никому, я лишь хочу увидеть Томмена, — убедительно произнесла она. Оберин открыл первый пузырек и понюхал содержимое. Он проверил все яды. Серсея и не ждала другого — она сама заставила его сомневаться, но еще она хотела, чтобы он поверил ей теперь, понял, что она в самом деле изменилась. В конце концов, это он сам внушил ей, что она может стать лучше, что она может стать счастливой. Сейчас он может наблюдать плод своих трудов, неужели думает, что она играет? Серсея подошла к Оберину и обхватила его лицо ладонями, заглянула в его глаза и тихо сказала: — Я уже давно не чувствовала себя такой, — призналась она. — Все это время мне будто чего-то не хватало, мне нужно было заполнять эту пустоту чем-то, и я искала, чем заполнить ее, и всякий раз это было что-то плохое — злоба, зависть, обида или месть. Но теперь все не так. Теперь я чувствую себя полной. Я счастлива. Здесь, в Дорне. С тобой и Элларией. И даже наедине с собой я чувствую себя хорошо. Ничто не гложет меня изнутри, не терзает. Я обрела спокойствие. Есть лишь одна нить, что связывает меня с прошлым, — мой сын, там, в столице. Я должна повидаться с ним. Ты мне веришь? — Все в порядке? Я уже начала волноваться. Оберин повернулся к Элларии, застывшей в дверях. Серсея отступила от Оберина, ожидая вердикта. Тот обернулся к ней и еще раз смерил ее внимательным взглядом. — Серсея покидает нас, — наконец сказал он. Серсея улыбнулась ему, поняв, что Оберин дал добро. — В таком случае, мы должны устроить незабываемый прощальный вечер, — решила Эллария, подходя ближе. — Чтобы Серсея вспоминала нас и хотела вернуться. — Как хотите, но сейчас мне необходимо принять ванну, — напомнила Серсея. — А хочу вернуться я уже сейчас. Я ненавижу столицу, вы знаете. Томмен — единственный, кого я хочу там увидеть. Оберин снисходительно взглянул на нее. — Будь осторожна. Мне бы не хотелось, чтобы это отвратительное место вернуло тебя туда, откуда ты начинала. — Этого не случится, — заверила его Серсея. — Все, я ухожу. — Постой, — сказала Эллария. — Мы пойдем вместе. Спустимся в купальни. Свечи, лепестки, вино — расслабимся втроем, а заодно и попрощаемся. Это веселее, чем валяться в постели.***
От купальни поднимался пар. Вода обжигала, но нежные лепестки приятно касались кожи, когда Серсея вошла в воду. Она погрузилась с головой, а потом вынырнула и провела руками по лицу, чтобы смахнуть с него капли. Ей было жарко, но она уже привыкла к этому. Серсея обернулась. — Так и будете стоять там? Эллария зажгла последнюю свечу и одним движением сбросила с себя легкое одеяние, а потом опустилась в воду. Серсея подплыла к ней. — Я буду скучать, — сказала она. Оберин не спешил присоединяться к ним. Он лишь протянул им бокалы. — Выпьем за твое путешествие. За то, чтобы оно прошло без происшествий, — он пристально посмотрел на Серсею, но она ответила ему лишь улыбкой. — Какой прохладный бокал, — Эллария прижала холодное стекло к красной щеке Серсеи. Свой бокал Серсея приложила к груди, чтобы немного охладиться. Все же здесь было жарче, чем она предполагала. Только бы не начало опять темнеть в глазах, как утром. Не самое приятное из ощущений. — Ох, это великолепно. — А что скажешь на это? — Эллария поцеловала ее, и ее губы и язык после холодного вина тоже были холодны. Эллария оторвалась от губ Серсеи лишь на миг и поцеловала ее за ухом, а потом начала спускаться вниз по шее, и каждый новый поцелуй был теплее предыдущего. — Возвращайся к нам скорее, — прошептала Эллария. — Мы будем ждать. — Я вернусь, — пообещала Серсея. — Только увижу сына…