Пламенное золото

      У Джейме не было сомнений в том, что после всей этой истории отец не замедлит тотчас же найти ему новую невесту — какую-нибудь еще девицу, что займет место Маргери Тирелл. Однако тянулись похожие друг на друга дни, а ничего подобного так и не произошло. Отец не заговаривал с ним о новой помолвке, да и вообще не заговаривал — виделись они редко. Поначалу это даже радовало Джейме, но подобное затишье не расслабляло, а скорее заставляло еще больше напрячься. Джейме знал, как для отца важно наследие, что ему позарез необходимо, чтобы Джейме женился, и что отец не отступается так просто, а потому подобное бездействие казалось странным. Его отец был не из тех людей, чей крик мог бы напугать Джейме, молчание лорда Тайвина — вот это было страшно. Долгое молчание, которое могло означать что угодно — или ничего. Поэтому сложившаяся ситуация поневоле заставляла Джейме искать подвох: не может же быть такого, что отец сдался, никак не может, только не теперь, когда он так близок к цели. Самым нелепым было то, что Джейме даже как будто начал смиряться с судьбой и даже думал о женитьбе уже не как о катастрофе, а отец именно в этот самый момент оставил свои попытки, чем приводил Джейме в недоумение. При этом только сам лорд Тайвин мог развенчать все сомнения, но идти к нему Джейме пока не решался — насколько же странно это будет, если он придет вдруг и начнет спрашивать про женитьбу. Однако больше узнать информацию было неоткуда — не у Сансы же спрашивать, хотя отец вполне мог и поговорить с ней об этом. Какие вообще запретные темы могли быть между ними, когда отец взял и рассказал ей про Джейме с Серсеей? Но если бы Санса сама что-то знала, она бы рассказала, Джейме был уверен в этом. После побега Маргери отец, кажется, еще полон был решимости женить его. Что же произошло с тех пор? Тирион в один из своих визитов никакой ясности, увы, не привнес. — Отец уже провел с тобой поучительную беседу? — спросил брат, и Джейме отвлекся от созерцания камина, поймав себя на мысли, что он вдруг начал понимать еще меньше, чем до этого вопроса. По правде говоря, Джейме читал. Точнее, пытался — он не помнил, когда в последний раз до плена брал в руки книгу — тогда ему было совершенно не до этого, а теперь свободного времени у Джейме было непривычно много, однако продираться сквозь предложения, пытаясь понять смысл, было нелегко, и Джейме постоянно отвлекался, потому что насущные проблемы были важнее какой бы то ни было теории. Джейме с облегчением захлопнул книгу. — По поводу? — Доран Мартелл едет в столицу не один. Наша очаровательная сестра сопровождает его, — пояснил Тирион, садясь рядом. — Я подумал, отец должен был выдать тебе инструкции на этот счет. Что-то вроде «не подходить к Серсее», «не спать с Серсеей». Раз уж он обо всем осведомлен, он не мог просто так проигнорировать этот факт. — Ничего такого не было, — сказал Джейме. Он не знал, как реагировать на эту новость. Серсея приедет в столицу, надо же. Точно не ради него. Может, если повезет, ему удастся не говорить с ней вообще, хотя это маловероятно. Джейме даже не знал, чего ему хочется больше. Быть может, разговор с сестрой расставил бы все по местам, может, все они ошибались — Лансель, Тирион. Может, это все происки отца. Может, это отец заставил Ланселя и Тириона солгать, чтобы Джейме разочаровался в Серсее, как когда-то заставил Джейме солгать, что та девчушка, первая жена Тириона, была обычной шлюхой. Но даже если так, это ничего не изменит. Слишком долго Джейме думал о Серсее в объятиях других, представлял это, глядя на огонь, в стену или еще куда. Слишком долго он был уверен, что она его предала. Былого не вернешь, да и не выйдет — слишком многое изменилось с тех пор. Серсея уже не жена Роберта, Джейме — не королевский гвардеец. — Странно. Хотя отец вообще ведет себя странно в последнее время, — заметил Тирион. — Мне тоже так показалось, — согласился Джейме. — Такое чувство, будто он поставил на мне крест, раз теперь у него есть Санса, которая доказала, что может родить нового наследника. Пусть он и отговаривает ее от этого, говоря, что я и так ничего не делаю, думаю, если придется, отец поручит это ей. Он никогда не шел сложными путями, когда можно было обойтись простым.       Тирион нахмурился. — Санса ничего не говорила мне об этом. Конечно, такой вопрос стоял, когда ты был в плену, да и то тогда прежде всего был Север. Но после возвращения Сансы из Утеса мы ни о чем таком не говорили.       Джейме обругал себе за излишнюю болтливость и Сансу тоже — за то, что она ничего не рассказывает Тириону. — Наверное, не нашлось предлога, — предположил Джейме. — Все равно он слишком доверяет ей, — не отступился Тирион. — Она постоянно бегает и исполняет его поручения. Ладно я — я член совета, но Санса вообще не имеет никакого отношения к ситуации с Тиреллами, так зачем ее впутывать?       Джейме снова мысленно обругал Сансу. — Если отцу кажется, что Санса может быть полезна, он ее в стороне не оставит. Она же и правда близка с Маргери, кто, как не она, донесет всю информацию из первых уст? Как бы то ни было, я действительно должен сделать хотя бы что-то, — добавил Джейме, стараясь поскорее переменить тему. Как вообще так вышло, что Джейме посвящен в секреты Сансы, а ее муж — нет? — Но Серсея приедет в столицу, — напомнил Тирион. — Думаешь, это что-то изменит? Думаешь, я увижу ее и сразу забуду, что она сделала? — Я не знаю, но ты не можешь здраво мыслить рядом с ней. Как бы то ни было, тебе придется с ней встретиться, так что ты сделаешь? Переспишь с ней или убьешь? — Она моя сестра. — Да, — невозмутимо согласился Тирион, — но если ты много лет делал с ней первое, то почему не можешь сделать второе? — Мне не нравится, что ты говоришь, — предостерег брата Джейме. — Но ты должен подумать о том, как встретишь ее. Что будешь делать. Помни, Серсея не знает, что ты все знаешь. — Может, она уже не та, что прежде. Первый брак изменил ее. — Она всегда была жестокой, отношение к ней Роберта просто умножило ее жестокость многократно. Честно говоря, я даже не знаю, что с ней могло произойти, — Тирион задумчиво потер свой шрам. — Оберин Мартелл — человек свободных нравов, и жизнь в Дорне непохожа на то, как Серсея жила все это время здесь. Она привыкла к рамкам, и эти рамки ее раздражали, но Оберину Мартеллу чужды любые границы, и если он и нашу сестрицу научил так бесцеремонно попирать людские законы, то я даже не знаю, к чему это может привести. — К чему ты ведешь? — К тому, что Серсея могла стать намного хуже. Или намного лучше. И я даже не знаю, чего ждать. Хотя что бы ни делал с ней Оберин, я уверен — она все еще ненавидит меня и обвиняет нас с Сансой в убийстве Джоффри. — Голова Мизинца все еще торчит над воротами, ее сложно не заметить, — напомнил Джейме. — Даже если бы Мизинец сам подошел и на глазах тысячи гостей бросил Джоффри яд в чашу, Серсея бы все равно обвинила меня, — ухмыльнулся Тирион. — Бейлиш — не аргумент, он и так давно напрашивался, Серсея подумает, что это сделано лишь для отвлечения глаз. — Но все куда серьезнее, разве нет? Тиреллы замешаны в этом. Я знаю, Серсея ради детей все сделает, ей ли не понять, почему леди Оленна решилась на такое. Серсея, конечно, очень любила Джоффа, но она видела, что он такое, всегда знала, даже если признаться в этом другим она не хотела. — Отцу и в голову не пришло бы сказать Серсее про участие Тиреллов, — возразил Тирион. — Она и так их ненавидит, если узнает правду, захочет стереть их с лица земли. Она не может принять мысль, что я остался безнаказанным. Конечно, она знает, что я Ланнистер, и отец не казнил бы меня, но причин его бездействия по отношению к Тиреллам она не поймет никогда. — Но они нужны, чтобы кормить людей, — озвучил Джейме очевидную мысль. —Хайгарден — это слишком лакомый кусок, чтобы от него можно было отказаться. Особенно теперь, когда зима так близко. Уже здесь. — Серсее плевать на людей, она сама мне это говорила не раз. Ей все равно на остальных, если она что-то себе внушила, то не послушает никаких доводов. Может, в случае с Джоффри и я виноват — я слишком часто угрожал ему, и Серсея всерьез считает, что я желал своим племянникам зла. Одно-то она наверняка знает: Джоффри мертв, и за это кто-то должен ответить. Если в участие Бейлиша она не поверит, то останемся только мы с Сансой. Серсея все же не дура — она прекрасно знает, что суд был фарсом. Отец позволил говорить лишь тем, кто не мог сказать обо мне ничего плохого, а Санса лишь подлила масла в огонь, упомянув несколько нелицеприятных фактов о Джоффри. Что бы ни случилось в Дорне, я не верю, что Серсея растеряла всю свою желчь и ненависть по отношению ко мне. Скорее Джоффри восстанет из мертвых.       Наполняет ненависть Серсею или нет — она ничего не сделает. Отец здесь, а с ним она явно лишний раз спорить не станет. И Тирион, и Санса — Ланнистеры, Серсея может не принимать это, но понимать должна. Человеку, который решит навредить Ланнистеру, придется пожалеть об этом. Пусть даже он сам Ланнистер. Титул королевы-регента еще мог дать ей какие-то преимущества, но даже когда Серсея была королевой Семи Королевств, рядом с отцом она была всего лишь дочерью. Будь Серсея трижды королевой — отец никогда не пошел бы у нее на поводу, а теперь она скорее Мартелл. Думать об этом было так странно. Будучи женой Роберта, Серсея все равно оставалась Серсеей — носила зеленое в цвет своих глаз и скорее умерла бы, чем назвала себя Баратеоном. А кто она теперь? Джейме хотел бы знать, кто теперь он. Может, мысленно отец уже исключил его из числа своих наследников. Поколебавшись еще немного, Джейме все же решился спросить напрямую и пожалел о своем порыве почти сразу.       Отец явно был занят и едва обратил внимание на вошедшего в кабинет Джейме. — Отец. Можно поговорить? — Говори, — не отрывая взгляда от бумаг, позволил лорд Тайвин. Джейме, чувствуя себя все большим идиотом, изложил суть своего беспокойства. — Что произошло? Мне казалось, ты был полон решимости меня женить.       Отец мельком взглянул на него и снова вернулся к бумагам. — А тебе не терпится жениться? — задал он вопрос. — Нет, но…       Джейме не понравилось, что отец все же отложил пергамент в сторону и сложил руки домиком перед собой. Значит, разговор обещал быть долгим, а Джейме уже не был уверен, что способен выслушать все то, что отец собирался ему сказать. — Тогда к чему ты говоришь все это? Тебе не нравится, когда я говорю о твоей женитьбе, когда не говорю — тоже не нравится.       Джейме почувствовал себя еще хуже. Чего это он вообще? Стоило бы порадоваться, что отец на время позабыл о нем, а Джейме вместо этого начал искать скрытые смыслы. Вот и остальные понимают странность этого, и все же Джейме слишком привык, что на него давят и теперь, когда от него отступились, он чувствовал, что чего-то ему очень сильно не хватает. — Просто я ожидал… — Ты твердо настроен против. Хорошо. Будь по-твоему.       Джейме понадеялся, что не выглядит чересчур потрясенным, хотя смысл слов отца словно ударил его по голове. Сколько раз он мечтал услышать это «будь по-твоему»? Но теперь, когда услышал, почувствовал себя так, будто у него все отобрали. В его жизни никогда не было «будь по-твоему», он привык исполнять приказы и подчиняться, когда был гвардейцем. И из-за этого приказы отца он пропускал мимо ушей, полагая, что долг у него один — перед королем, и так будет всегда. — Ты серьезно? — переспросил Джейме, думая, что все же ослышался. — Более чем, — отец поднялся из-за стола, чтобы наполнить вином кубок. — Признаю, раньше твои слова я воспринимал как детские капризы, но ты сам устроил побег своей невесте с другим мужчиной, — сердце Джейме устремилось куда-то вниз — от отца повеяло очень знакомым холодом. — Думаю, это стало достаточно серьезным доводом, насколько ты против. Что ты сделаешь со следующей невестой? Тоже толкнешь под венец с другим? Отравишь, может быть? — Просто Маргери Тирелл мне не нравилась, — попытался оправдаться Джейме. Значит, отец узнал обо всем. Узнал и ничего ему не рассказал, как и тогда, когда узнал про него и Серсею. Заметил лишь сейчас, когда к слову пришлось. Зато ясна теперь причина его бездействия. — Кажется, тебе никто не нравится. И что ты прикажешь мне с этим делать? — отец выразительно взглянул на него. — Мне уже приходилось уговаривать твоего брата жениться и консуммировать брак, но Санса всегда была ему симпатична. Женить же тебя на той, что тебе симпатична, я не собираюсь. И что, мне силой укладывать тебя в постель к твоей жене? Это все равно ни к чему не приведет. — Это все из-за Сансы, да? Ты знаешь, что у тебя есть она, с ней легче, чем со мной, она сделает все, что ты ей скажешь.       Джейме неожиданно испытал раздражение. Чего ни коснись — везде Санса. Он даже представить не мог, что его невестка сможет оказаться настолько важной фигурой. Подумать только, она и его обошла. Отец доверяет ей, а таким немногие могут похвастаться, с ней отец делится важными сведениями, а Джейме даже не удосужился поставить в известность относительно своих планов. — Тебя это огорчает? Думал, я вечно буду носиться с тобой? Уговаривать тебя? — Джейме на каком-то подсознательном уровне ощутил, насколько отец зол. — Я не хочу взваливать на Сансу еще и это, но, видно, мне придется. Ты же не собираешься браться за ум, — вот и ответ на все. Как Джейме и думал — отец вконец в нем разочаровался. А тут Санса — такая послушная, на все готовая. — Вижу, теперь все надежды ты возлагаешь на нее. — А на кого еще их возлагать? Твой брат тоже пытается что-то делать, гораздо больше, чем ты. Но до Сансы далеко вам обоим. — О да, — не удержался Джейме. — Ты же так любишь послушание, а Санса и слова поперек тебе не скажет.       Ему показалось, что отец даже усмехнулся. — О, она скажет. И не только слово. Только вот она знает границы. Знает, где можно немного побаловаться, а где нужно и остановиться. У тебя такие понятия отсутствуют. — Я твой сын, — возмутился Джейме. — Теперь ты будешь ставить мне в пример девочку с Севера? — возмутился и тут же осекся. Слова вылетели из его рта против воли. Говорил ли он это хотя бы раз? «Я твой сын». Но отец, даже если и удивился, виду не подал. — Буду, покуда она ведет себя достойнее тебя. Может, тебе станет совестно, хотя надежда на это невелика. Как бы то ни было, сейчас у меня много других дел, кроме как уговаривать тебя снизойти до семьи и исполнить свой долг. Если ты за столько лет не удосужился это сделать, то, верно, и не сделаешь. — Ты отдал ей меч из валирийской стали, хотя всегда хотел, чтобы такой меч был у Ланнистеров, — напомнил Джейме. — Другой ты отдал Томмену, хотя он Баратеон по имени, пусть не по крови. А я, твой сын и наследник… — Я собирался отдать тебе меч, — сказал отец. — Но подумай, заслужил ли ты его? Я должен отдать тебе его, потому что ты Ланнистер по крови и мой сын? Ты Ланнистер по крови и мой сын, но долг свой исполнять не хочешь, зато получать поощрения — первый в очереди. Томмен и Санса действительно заслуживают, что получают, они действительно делают и учатся, и я своего решения не изменю. Ты вспоминаешь о том, что ты мой сын, только когда тебе это выгодно, но теперь тебе нет нужды делать это. Ты хотел, чтобы кто-то заменил тебя? Я нашел тебе замену. Что же ты не радуешься?       И правда, что? — Значит, теперь я могу делать, что хочу? — Если ты спрашиваешь у меня позволения спать с сестрой и позорить семью дальше, то все на твоей совести, — отец отвернулся.       Джейме думал, что день, когда отец, наконец, оставит его в покое и перестанет чего-то от него ждать, будет счастливейшим в его жизни, но на деле Джейме не почувствовал ничего даже отдаленно напоминающего радость. Что-то не давало ему покоя, что-то мучило его, пренеприятное чувство. Его, бывало, называли золотым мальчиком, в том смысле, что ему с рождения досталось все. Внешность Ланнистера, способность управляться с мечом; ему должен был достаться Утес Кастерли, он должен был продолжить древний род. Быть наследником такого могущественного человека — за такую возможность многие отдали бы жизнь. Какая красивая это была бы картина, просто идеальная. Джейме, бывало, вспоминал семейный портрет, где отец и мать были вместе, и Джейме с Серсеей, почти не отличимые друг от друга, тоже были там. Какая красивая семья и какая счастливая. У него могла быть такая же. У него все могло быть даже лучше. И Джейме знал, что отец хотел бы, чтобы так оно и было.       Джейме так неожиданно разозлился на этот мир, на отца, и больше всех на себя, что прошел нужный этаж и продолжил спускаться по лестнице. Опомнился он только возле детской — на этом этаже всегда были слышны звуки и какая-то возня. Он подошел к дверям и увидел Сансу с Эдриком на руках. Они оба были увлечены друг другом и выглядели такими счастливыми. Санса была женой Тириона, и это был их сын, но Джейме мог стоять и точно так же смотреть на своих жену и ребенка. Бывало, он смотрел на Серсею, но он не наслаждался этим. Он хотел, чтобы она положила, наконец, младенца в клятую кровать и вернулась в его, Джейме, объятия, вместо того, чтобы тратить время, которого у них и так не было, попусту. Раньше дети были препятствием, помехой долгожданным удовольствиям, но теперь… Должно быть, отца порадовало бы видеть Джейме с женой и детьми, счастливых, каким когда-то был он сам со своей женой и близнецами. Но вместо этого он получил кровосмесительную связь этих близнецов и трех бастардов. Тирион дал отцу то, что он хотел. Конечно, отец не особенно был привязан к младшему сыну, но все же Эдрик был его настоящим внуком, Ланнистером по имени и крови, законным, достойным. Если так подумать, то Джейме и правда хотел только хорошего от своего положения, а долг исполнять не хотел, упорно видел в нем одни лишь недостатки, но во всем есть и хорошие, и плохие стороны. Женитьба — не самый скверный долг, только Джейме не хотел прежде себе в этом признаться. Отец не смог получить того, чего он хотел, от Джейме, но все же получил от другого сына. Хвалить Тириона отец, кажется, с трудом, но все же мог, хотя своим наследником никогда не назвал бы даже за выдающиеся заслуги. Но еще была Санса, и то, что отец не мог выразить Тириону, доставалось ей. Она делала то, что отцу было нужно, делала то, чего Джейме не делал. И хотя Джейме становилось обидно от мысли, что отец вот так просто отдал предпочтение Сансе, он понимал, что ничьей вины, кроме его собственной, нет в этом. Это он заставил отца искать альтернативы. Все могло быть идеально уже давно — если бы Джейме просто отказал Серсее, остался наследником Утеса и делал, что должно. Отец нашел бы для него десятки невест. Любая пошла бы за наследника Утеса Кастерли. У него могло быть уже все. Джейме вдруг понял, что у него могли быть свои дети. Ланнистеры, а не бастарды с именем Баратеон. У него могла быть своя семья, своя династия, и как много случилось бы иначе, если бы он просто не поддался Серсее, если бы он прекратил их запретную связь еще тогда. Если он не сделал это тогда, придется сделать сейчас. Спустя больше, чем двадцать лет. Раньше он просто был наследником Утеса, и все могло бы принадлежать ему сразу, но теперь ему придется еще доказывать отцу, что он по-настоящему этого достоин, что он готов не только собирать сочные плоды, но и трудиться на благо семьи. Как сильно он разочаровал отца, если тот предпочитает довериться северной девчонке. Конечно, не просто девчонке. Отец собирается отдать ей Север, напомнил себе Джейме, а Тайвин Ланнистер не из тех, кто раздает такие щедрые дары просто так. В Сансе действительно есть что-то, что отец видит в ней, а другие пока нет. «Он отдаст мне Север и научит им править. Ты не хочешь учиться у него, ты не хочешь взять то, что он тебе предлагает. А я возьму, и я научусь, что с этим делать», — вспомнил Джейме. Он снова взглянул на Сансу. Так сложно было представить, что в этой девушке, Старк и Талли по крови, отец нашел то, что так долго искал. Доверился ей, спрашивал ее мнения, был готов отдать ей Север. И даже собирался сделать ее второго сына наследником Утеса, когда его собственный первенец совершенно не оправдал ожиданий. Теперь-то ясно, с чего отец так снисходителен к ней. Санса, в отличие от других, готова учиться, он это приветствует и готов ей многое прощать. И все же.       «Он вообще не должен был делать то, что он делал. Не должен был позволять мне писать письмо Роббу, не должен был говорить, что вся ответственность за случившееся лежит на нем, и я даже могу бросить в него что-нибудь, если мне так станет легче, не должен был возиться со мной и успокаивать, когда я… неважно. Он не обязан был делать все это, чтобы мне стало легче, потому что он не получал с этого никакой выгоды».       Кажется, отец ценил Сансу больше, чем Джейме мог представить изначально. Она была не просто инструментом для него, он видел в ней… Кого же он в ней видел? Джейме снова взглянул на Сансу. Если она не исполнила все мечты отца, то все равно дала ему кое-что и готова была дать больше. И этот их союз, сотрудничество, где Санса была так трогательно влюблена, а отец увидел в ней то, в чем, а точнее, в ком нуждался так долго, неожиданно заставило Джейме пересмотреть свои прежние выводы совершенно. Ему не следовало удивляться тому доверию, что отец оказал Сансе — все это было вполне закономерно, просто Джейме изначально видел Сансу не так, как делал это отец. Он думал, что она для него всего лишь игрушка, но теперь понял, что ошибался. Марионеткам отец не дал бы такую власть. Отец видел Сансу если не равной себе, то хотя бы признавал ее претензию когда-нибудь стать таковой, когда она еще поднаберется опыта. И это не заставит себя долго ждать, потому что Санса действительно хочет учиться, уже это делает. Только вот Тириону это все понравится не больше, чем нравится Джейме. Он уже замечает неладное, а все эти секреты, которые Санса от него хранит… Может, Тирион не так бы разозлился, будь эти секреты секретами только Сансы, но эти секреты у нее общие с лордом Тайвином, да и даже Джейме кое-что знает, а Тирион остается в неведении. Тирион, в отличие от Джейме, хотел все эти годы получить от отца какое-то признание, а теперь выходит, что Санса и его в этом обошла. Тирион бы никогда не получил Утес, но хотя бы на Винтерфелл он мог надеяться, но теперь и эта награда уйдет Сансе, а Тирион же не знает ничего, не знает про доверие, не знает про все остальное. Он замечает странности, но этого недостаточно. — Джейме, — позвала его Санса. — Очнись. — Джейме вернулся в реальность и увидел, что Санса стоит совсем близко и смотрит на него обеспокоенно. Видно, звала его уже не в первый раз. — Ты в порядке?       Джейме подумал, что Сансе стоит знать. — Отец узнал, — сказал он, и Санса мигом все поняла. — Можно? — спросил Джейме, и Санса передала ему ребенка. Эдрик весело бренчал рубиновым ожерельем, и Джейме подумалось, что не так все и плохо, как только кажется. Он вкратце пересказал разговор с отцом, а заодно и новости про Серсею. — Да, Тирион говорил мне, — Санса сдвинула брови. — Я так привыкла, что ее нет, что теперь, когда она приедет, я даже не знаю, как вести себя. После суда мы толком и словом не обмолвились, но настроена она была враждебно. — Не ты одна не знаешь, как вести себя. Никто не знает, — Джейме покачал Эдрика на руках и в очередной раз подумал про себя, что Серсея, возможно, многого его лишила. Джоффри, конечно, орал почти все время, и его держать было бы не слишком приятно, но Томмен и Мирцелла всегда были спокойными, как и Эдрик. Когда держишь на руках такое маленькое сосредоточение радости, кажется, что не так безнадежно все в этом мире. — А отец думает, что я возьмусь за старое сразу, как только ее увижу.       Санса понимающе улыбнулась. — А ты не собираешься? — Я покажу ему, что он ошибается. Сейчас и правда не лучшее для женитьбы время, но как только я решу все с Серсеей, а мне точно придется поговорить с ней, тогда-то я смогу представить свое будущее более ясно. Без нее. Наконец-то я увижу свое будущее без нее. — Что ж, это имеет смысл, — согласилась Санса. — Стоит окончательно отпустить ее, чтобы начать все заново. Ты же в самом деле хочешь отпустить ее и начать все заново? — уточнила она. — Хочу, — твердо ответил Джейме, и Эдрик ударил кулачком по воздуху как будто в подтверждение.       Санса рассмеялась, глядя на сына. Джейме не хотел портить ей настроение, но все же не смог не заметить: — Что насчет тебя и Тириона? Ты собираешься ему что-нибудь рассказать? — Что именно? — Хотя бы что-то. Про Север, про Тиреллов… — Если бы признаваться в подобном было легко и приятно, а главное, без последствий в виде испорченных отношений, я бы давно уже призналась во всем, — вздохнула Санса. — Я расскажу ему про Север, но про Тиреллов и мое… наше участие в этом — это не так важно теперь. — Это важно, — возразил Джейме. — Каждая недомолвка, каждая ложь — все это камни в стене, что вырастает между вами.       Санса подняла брови. — Не ожидала такое от тебя услышать. Стена… камни… как поэтично. — Ты поняла, о чем я. — Неужели ты всегда был честен, всегда говорил правду, не боясь ранить дорогих тебе людей?       Джейме снова вспомнил про Тишу. Внезапно для себя он вспоминал о ней слишком часто в последнее время. Он так и не сказал Тириону правду за все эти годы, потому что думал так, как и Санса, — зачем, если все позади? Почему-то ему вспомнился и Бран, как Джейме столкнул его с той башни. Санса не знала об этом. Это было давно, осталось в прошлом, Бран все равно мертв, ничего уже не изменить. А Тиша… Джейме не знал, что с ней. Но, вероятно, и она могла умереть за эти годы, даже если отец отпустил ее живой. — Про Север ты точно должна сказать, — ответил Джейме. Эдрик беспокойно заерзал в его руках. — Заранее, а не когда вы уже будете там. — Я знаю, — ответила Санса. — Но это так тяжело. Я не знаю, с чего начать. — Начни издалека, — подсказал Джейме. — Тирион должен понять, почему отец выбрал тебя для этой роли, как я это понял. Он должен понять это, потому что в противном случае на тебя может свалиться еще некоторое количество несправедливых обвинений. — Таких ли несправедливых? Теперь я не так чиста, как раньше. Теперь я осознанно лгу. И теперь я точно знаю, почему веду себя так, как веду. Знаю, что чувствую.       Джейме мгновение смотрел в ее глаза, слишком печальные и совершенно лишенные надежды. — Скажи ему про Север, — только и сказал он.

***

      Томмен рухнул в сугроб, снежок пролетел у него над головой и упал позади, так и не задев его. Игра продолжилась где-то рядом, но Томмен не спешил вставать и присоединяться к всеобщему веселью. Снег был мягкий и пушистый, и Томмен все никак не мог привыкнуть к такому белому одеялу, покрывшему Королевские Сады, крыши Красного Замка и всю столицу. Он видел снег и в Винтерфелле, но тогда еще было лето, и снега было не так много, кое-где просвечивала еще зеленая трава, но теперь снег плотно покрыл землю, и это было здесь, на Юге, что же сейчас творится тогда на Севере… Это была первая зима на веку Томмена, и что бы ни пророчили мейстеры, пока Томмен находил ее исключительно красивой. — Ты в порядке? — услышал он над головой мягкий с ноткой беспокойства голос Ширен. Она опустилась в снег рядом с ним. — Красиво, правда? — спросил Томмен, загребая горсть снега. Снег посыпался между пальцами маленьким снегопадом. — Ты тоже не видела прежде зимы?       Ширен покачала головой. — Это красиво, — согласилась она, — но не слишком радостно, когда я думаю о том, что многим животным придется прятаться, чтобы не замерзнуть, а птицам — улететь. Деревья потеряли свои листья, цветы не цветут. Я слышала, что на Севере в особо холодные зимы даже люди не могли согреться, а они же умеют разводить костры. Животным даже этого не дано. — Я об этом не думал, — сказал Томмен, — но у животных есть своя шуба, а людям приходится надевать специальные, — он огляделся. — Гляди, там Санса. Нужно спросить у нее, она же северянка. — Она не одна, — заметила Ширен, и Томмен тоже увидел это. С ней был Роберт Аррен. С этим мальчиком Томмен мог подружиться и прежде, когда Роберт жил в столице, и десницей был его отец, но в прошлый раз не вышло. Теперь же все будет совсем по-другому. — Тебе он нравится? — счел своим долгом поинтересоваться Томмен. — Он кажется неплохим, но так пристально меня разглядывает, — смутилась Ширен. — Я привыкла ко взглядам, но все же порой это неприятно.       Томмен решительно поднялся из сугроба и протянул руку Ширен. — Идем. — Сансе необыкновенно шел ее серый плащ, расшитый серебряной нитью. Томмену показалось, что так ей было даже лучше, чем в южных нарядах. Все же Санса — северянка, и меха ей очень идут, делают ее еще красивее, но и какой-то более холодной что ли. Ее лицо было серьезно, она не улыбалась и казалась совсем неприветливой и какой-то отстраненной, но Томмен-то знал, что внутри она очень теплая. — Привет, Санса.       Санса улыбнулась им, и вся внешняя холодность исчезла. — Вы не против, что Роберт поиграет с вами? — спросила она. Роберт жался к Сансе почти испуганно, и Томмен не был удивлен — его мать, леди Лиза, никогда не давала сыну играть с другими детьми, так откуда Роберту было знать, что это такое. — Мы всегда рады, когда кто-то присоединяется, — дружелюбно произнес Томмен. — Так непривычно видеть снег в столице, поэтому мы играем, пока он не растаял. — А я привык видеть снег, — вдруг сказал Роберт. — У нас в Орлином Гнезде его много, все горы в снегу, — говоря это, он разглядывал Ширен, и Томмену это не понравилось. — Леди не любит, когда на нее так пялятся, — не выдержал он. Ширен бросила на него странный взгляд и смутилась. — Мне просто интересно, что у нее с лицом, — смешался Роберт. — Следы от серой хвори, — снова ответил Томмен, — и трогать их тоже нельзя. — Ширен расскажет тебе, если захочет, и ты вежливо попросишь об этом, — мягко сказала Санса. — А теперь идите поиграйте, пока есть время до урока. — Мы еще хотели спросить про животных зимой, — вспомнил Томмен. — Как они живут на Севере, там же очень холодно. — На Севере живут звери, которые способны выдержать самый лютый мороз, — ответила Санса. — А кому сложно это сделать, тот прячется в норках или в снегу. — Разве им не холодно в снегу? — удивилась Ширен. — Под снегом теплее, чем над ним, — улыбнулась Санса. — А если совсем холодно, животные даже могут выходить к людям. — Тогда люди могут съесть их или сделать себе шубу из их шкур, — нахмурился Томмен. Ему вспомнился Джоффри. — А могут и накормить. Не рискнешь — не узнаешь, — ответила Санса. — Ты бы что сделал, если бы к твоему порогу пришел голодный и замерзший олененок? — Накормил бы и согрел.       Санса улыбнулась, будто и ждала от него такого ответа. — Семи Королевствам, бесспорно, повезло с правителем, — сказала она. — Но я правлю людьми, а не животными, — возразил Томмен. — Тот, кто хорошо относится к животным, вероятно, и людей без повода мучить не будет, — и теперь Томмен точно знал, что они оба подумали о Джоффри.

***

      Тайвин наблюдал за тем, как Томмен и Ширен уводят Роберта знакомиться с другими мальчишками. Санса некоторое время тоже смотрела им вслед, и на лицо ее легла тень былых воспоминаний, но вот она моргнула несколько раз и рассеянно оглядела заснеженные деревья и дорожку меж ними. Она заметила Тайвина и махнула ему рукой. Санса переступила через сугроб, чтобы не обходить по соседней тропинке, и подошла к Тайвину. — Не ожидала вас здесь встретить. Разве у вас есть время на прогулки? Одеты вы явно не для таковой, — она критически его оглядела. По сравнению с Сансой, которая вся была в белых мехах, Тайвин и правда был одет совсем не для зимней прогулки. — Если путь из одной части замка в другую можно назвать прогулкой, то да, время на прогулки у меня имеется, — ответил Тайвин. — Здесь, напрямик, идти ближе, чем по коридорам и этим бесконечным переходам. — Так пойдемте же скорее, раз вы торопитесь, — сказала Санса, взяла его под руку и потянула к замку. Тайвин подчинился, но не так стремительно, как Санса рассчитывала, и через пару мгновений она все же приноровилась к его более спокойному шагу. На взгляд Тайвина, было совсем не так холодно — это придворные леди только снега и ждали, чтобы облачиться в свои дорогие меха, но все равно выглядели в них и вполовину не так привлекательно как Санса. — Как видите, Томмен подружился с Робертом, — первая заговорила она, кивнув в ту сторону, где игра, обретя еще одного участника, продолжилась — дети быстро нашли общий язык и принялись с двойным усердием забрасывать друг друга снежками. — Можно рассчитывать, что в дальнейшем король Семи Королевств и Лорд Долины будут в хороших отношениях, — заметил Тайвин. — Ты отлично потрудилась.       Санса наклонила голову в знак признательности. — Спасибо. Честно говоря, я боялась, что будет хуже. Когда Роберт рассказывал, как раньше отправлял людей полетать через Лунную Дверь, я так и вспомнила Джоффри, — Санса несколько нервно повела плечом. — Бейлиш тоже постарался. Еще одно доказательство, что все можно исправить, если вовремя взяться. Серсея могла, да только не хотела, а чем дольше бездействовать, тем выше риск усугубить положение. Теперь Роберт в надежных руках. И Долина тоже.       Санса посмотрела на него. — Думаете, леди Лиза не соберет армию, чтобы вернуть сына? Конечно, это глупо, потому что Роберт заложник, но она мать и может принять импульсивное решение. — Даже если она сделает это, и лорды Долины не остановят ее, этот шаг ни к чему не приведет. Армия Долины слишком мала, разбить ее будет очень просто. Если бы Лиза присоединилась к Роббу и Станнису, это могло кое-что им дать, но теперь, когда она сама по себе, у нее нет и шанса. Да и даже Лиза Аррен должна понимать, что ее сыну ничего не грозит, если она будет хорошо вести себя. В этом и суть. — Она боится Ланнистеров и не поверит нам, даже если мы поклянемся, что с Робертом ничего не случится, — заявила Санса. — Мне ее жаль. Роберт — ее единственный сын, а она его потеряла. Еще и муж ее предал. Отчаяние может поглотить ее, — Санса себе не изменяла и сочувствовала всем, кому только могла. Тайвину были понятны ее рассуждения — Санса явно представляла Эдрика, говоря все это. — Этого можно было избежать, если бы леди Лиза сама прибыла ко двору и дала присягу, когда у нее это потребовали в первый раз. Она не враг нам. Тем, что она не выступила на стороне твоего брата, она уже сослужила нам хорошую службу, но все же, явись она в столицу, сын мог быть все еще с ней. Но как вышло, так вышло, — подытожил Тайвин. — Она и правда заслуживает определенного сочувствия, но Роберту будет лучше здесь. Он сможет вырасти достойным лордом, а дружба с королем Семи Королевств и подавно не навредит ему. Мать научила бы его ненавидеть Ланнистеров, а ненависть не приводит к миру и хорошим союзам. — Значит, вы планируете и ненависть Тиреллов и Мартеллов обратить в мир и хороший союз? — Союз уже заключен, осталось грамотно его использовать. Зима — неподходящее время для войны, все это понимают, поэтому лучший вариант — обратить себе на пользу то, что уже есть. Это хорошее умение: порой все, что тебе нужно, уже находится в твоих руках, нужно лишь оценить это и использовать должным образом. Помни об этом.       Санса отстраненно кивнула, уже успев глубоко о чем-то задуматься. — Я думаю, что должна извиниться за свое поведение, — наконец произнесла она. Еще мгновение Санса вглядывалась в снег под ногами, а потом все же перевела взгляд на Тайвина. — Думаю, я была очень несдержанна в последнее время. Эти сны… Мне жаль, если мои действия доставляют вам дискомфорт, я бы не хотела каким бы то ни было образом вас стеснять. — Вина лежит на мне. Мне не стоило касаться тебя, зная, как ты можешь на это отреагировать, — отозвался Тайвин. Он уже успел было подумать, что она еще что-то натворила, например, устроила встречу Маргери и Квентину, а Санса все о том же. — Вы не могли знать, как это подействует.       Но я очень хорошо это представлял. — Но мне стоило бы знать. — Хотела бы я сказать, что мне это не понравилось, — вздохнула Санса. — Теперь я все больше убеждаюсь, как правы вы были тогда. Вы меня знаете лучше, чем я сама. Я бы не сдержалась, как и Маргери. Правы вы и в другом — нужно уметь ценить то, что имеешь. Быть может, это все, что тебе нужно, или все, на что ты вообще можешь рассчитывать.       Тайвин не ожидал, что она так расценит его слова, но все же это было хорошим знаком. Если Санса сумела наложить сказанное на собственный опыт, значит, понимание к ней пришло. Если она так сразу смогла использовать его совет, то в дальнейшем несомненно сможет примерить их и на другую ситуацию. — Люди часто мечтают о большем, — заметил он. — Это нормально, — и рассчитывать она могла на большее, только не знала об этом. — Я согласна. Но не стоит при этом навязываться другим людям. Вы и так слишком ко мне снисходительны, ни к чему мне смущать вас своей задумчивостью и взглядами в никуда. Мне стоит лучше себя контролировать. — Это полезное умение, и я знаю, что ты владеешь им в совершенстве, просто в данной ситуации это имеет мало смысла. Все равно мы оба знаем правду, тебе ни к чему притворяться, если можно этого не делать. Я уже говорил тебе, что при мне ты можешь не играть. С Тирионом все под контролем?       Санса на мгновение растерялась от такого резкого перехода, но быстро взяла себя в руки. — Я еще не рассказала ему про Север, поэтому да, насколько это возможно. Зато я говорила с Джейме. — Должно быть, он празднует? — осведомился Тайвин. Настроение у него подпортилось — Тайвин вспомнил, что Джейме сделал. Думать, знала ли об этом Санса, не было нужды. Ясное дело, что знала. Но решение, помогать этим двоим или нет, было за Джейме. И именно это и выводило из себя. Просто немыслимо, что Джейме прекрасно знал обо всех планах и почти собственноручно выдал Маргери замуж. Это действие наглядно продемонстрировало Тайвину, насколько Джейме в самом деле против. Прежде слова сына имели мало значения — сказать можно что угодно, а Джейме спорит просто по привычке, но теперь… Действия всегда говорят громче слов, и Тайвин не мог отрицать, что это сказало об истинном отношении Джейме к женитьбе больше, чем любые отговорки. Но Санса удивила его, ответив: — Напротив. Он все еще очень озадачен сложившейся ситуацией, и, как мне показалось, Джейме очень не нравится, что его сместили. Но причина очевидна. — Успел привыкнуть, что за ним постоянно бегают, и почувствовал себя обделенным? — Тайвин в очередной раз уверился, что принятое решение было правильным, и не напрасно он отдал мечи именно Сансе и Томмену. — И не только, — Санса улыбнулась. — Когда родители вот так просто дают полную свободу, ты не знаешь, что с этой свободой делать, теряешься, ищешь подвох. Вы специально сказали ему, чтобы он делал, что хочет? Чтобы он понервничал? — Какой злодейский план это был бы. Но нет, такого умысла у меня не было. Признаю, я был зол, когда узнал о том, что Джейме сделал, но дело в том, что сейчас я слишком занят, чтобы заниматься поисками новой невесты. Все же это дело серьезное, нельзя сделать Леди Утеса кого попало. — Вы ко всему подходите крайне ответственно. — Стараюсь. К тому же ты сказала, что Джейме нужно время. Быть может, это действительно то, что вразумит его. Если он в самом деле не празднует, может, совесть начинает просыпаться. — Мне приятно, что вы запомнили мои слова, — Тайвин взглянул на Сансу и заметил, что она снова улыбается. Щеки у нее порозовели, но от холода ли или от чего другого — определить это было сложно, хотя разгадка просилась сама. — Ты часто оказываешься права. Кажется, ты неплохо знаешь Джейме, тебе он говорит больше, чем мне, и у меня нет причин тебе не верить. Только вот Серсея… она может все испортить. — Я не думаю, что вам следует беспокоиться о том, что они возобновят отношения, — намекнула Санса, и в ее взгляде блеснула знакомая хитреца. — В самом деле? — услышать такое было крайне приятно. — Да, — подтвердила Санса. — Джейме это больше не нужно, да и Серсея едет сюда едва ли ради него. Ради Томмена, я думаю. — Так и есть. — Значит, мне стоит успокоить Джейме и сказать, что вы все еще возлагаете на него кое-какие надежды? — уточнила Санса. — Ни в коем случае, — усмехнулся Тайвин.

***

      Разговор с Сансой оставил Тайвина в крайне хорошем расположении духа. Если это правда, и Джейме начинает остывать к Серсее, это, безусловно, хорошая новость, и это многое меняет. Хотя бы об этом теперь можно не беспокоиться, хотя в сдержанности Джейме Тайвин готов был и усомниться, а потому все же не чувствовал полной уверенности. Разум Джейме холодным не назовешь, кто знает, как он отреагирует на встречу с Серсеей. Тайвин предпочел бы, чтобы дочь оставалась в Дорне, подальше отсюда, но он сам обещал, что она сможет видеться с Томменом, когда захочет, и лишать ее этого было бы неправильно. Томмен давно уже под контролем, и Серсея никак не испортит то, что уже сделано — ее встреча с сыном не была угрозой. Зато ее встреча с Джейме могла закончиться чем угодно, а от воспоминаний о вечных перепалках Тириона и Серсеи заведомо закипало раздражение. Все трое его детей под одной крышей, а тут еще и Санса, отношение к которой у Серсеи было более чем прохладным. Привычный уклад жизни в который раз изменится, благо, что ненадолго — Тайвин собирался поскорее решить с Дораном Мартеллом все вопросы, но все же готовился дни тратить на то, чтобы Тирелл и Мартелл нашли общий язык. Нужно было, чтобы и за его троицей кто-то присматривал, иначе они могут и дел натворить. А тут еще и Санса. Тайвин достал из стола документы, разложил их на столе и не глядя задвинул ящик. Прошло пару мгновений, прежде чем он услышал громкое мяуканье и огляделся в поисках кошки. Обычно Лилия была тихой, и они вполне уживались в тишине, но не в этот раз. Как оказалось, звук исходил из ящика. Тайвин открыл его, и кошка прыгнула на столешницу. — Когда ты успела туда залезть? — спросил Тайвин у кошки. — Вот и твоя хозяйка вечно попадает в неприятности.       Он вспомнил, как Санса едва не свалилась в воду. Тогда он еще понятия не имел, какие чувства она к нему питает.       Белая Лилия махнула хвостом, и с него прямо в руки Тайвина упала лилия, действительно цветок, пусть и совершенно потерявший жизнь. Тайвин провел пальцами по тонким сухим лепесткам. Он не знал, зачем взял со стола цветок тогда. Покидая Палату Малого Совета, он обернулся напоследок и увидел сиротливо лежащий на столе цветок. Санса весь суд вертела его в пальцах, нервничая, не зная, куда деть руки. — Пришлите мне портного, пожалуйста, мне нужно новое платье на суд. — Я думал, у вас много платьев, какое-нибудь да сгодится для суда. — Мне нужно особенное. И я уже придумала, какое. — И какое же? — А вот это секрет, — Санса хитро прищурилась.       Ее секрет удался на славу. Кто же мог подумать, что Санса придумает наряд, который впоследствии столь многие пытались повторить, хотя с Сансой так никто и не сравнился. И когда Тайвин брал эту белую лилию, он и подумать не мог, что все зайдет настолько далеко. Конечно, большего не будет, но все же он может сделать для Сансы еще кое-что. Он обещал ей ожерелье взамен того, что присвоил себе Эдрик. Тайвин мог бы дать ей какое-нибудь из фамильных, их было достаточно, но Тайвину подумалось, что он хотел бы сделать для нее больше, чем просто взять ожерелье из шкатулки. Санса, конечно, говорила, что это совсем необязательно, но Тайвину хотелось ее порадовать — на нее тоже многое свалилось в последнее время, и приезд Дорана и Серсеи добавит проблем и ей тоже. Какое-то простое действие, вроде тех же качелей, подарило бы Сансе больше радости в эти беспокойные дни, но и ожерелье должно прийтись ей по вкусу, если это будет что-то особенное. Лилия из драгоценных камней прекрасно смотрелась бы на ее шее, тем более, что сейчас, зимой, настоящих и не сыщешь. И тем самым он как будто вернет ей цветок, который забрал. Нужно будет наведаться к ювелиру.       Другая Белая Лилия тем временем успела свернуться клубочком прямо на его документах. Тайвин погладил ее. Кошка подняла голову и посмотрела на него ясным взглядом, будто мысли читала. В дверь постучали и на пороге возник Томмен. Король явно шел прямо с места боевых действий — он был в снегу с головы до ног, и этот снег, успев подтаять, капал и на пол, и на ковер. — Я подумал, — выпалил Томмен, — что, раз мама приезжает, мы снова должны устроить семейный ужин, как было тогда, когда Санса и дядя Джейме вернулись, — Томмен шмыгнул носом. — Думаю, твоя мама захочет увидеться с тобой, другие — дело второстепенное. — Я хочу, чтобы вся семья собралась вместе, — упрямо качнул головой Томмен. — Когда еще такое будет? Я приглашу Ширен и познакомлю с ней маму.       Тайвин не верил, что эта идея окажется удачной. В прошлый раз неловкого молчания было предостаточно, а тут еще и Серсея и Тирион за одним столом, а эти двое готовы придираться к каждому слову друг друга, но слова Томмена про семью все же приятно поразили Тайвина. Все же не прошли зря все его усилия. — Хорошо, — сказал он наконец. — Только не расстраивайся, если твоя мама и дядя Тирион опять устроят перепалку, они без этого не могут.       Томмен улыбнулся со странной нежностью. — Без этого они не были бы мамой и дядей Тирионом, — и снова шмыгнул носом. — Ну все, быстро иди принимать горячую ванну, — распорядился Тайвин. — Не хватало только, чтобы ты заболел.

***

      День ото дня ветер становился прохладнее, и вот жара, наконец, отступала, но не было больше в Дорне Серсеи, чтобы порадоваться этому обстоятельству. — Как ты думаешь, она сказала правду? — Оберин придержал занавеску, которую нещадно трепало ветром, и зашел в комнату с балкона. Эллария повернула голову. Вопрос был задан просто, без подводки, но Эллария, кажется, сразу поняла, о ком речь. Эллария всегда была чересчур понятлива и точно знала, о чем он думает. Думал он о Серсее и о том, правильно ли поступил. — Я не знаю, — Эллария поднялась с места и неспешно подошла к Оберину. Ее голос как обычно действовал успокаивающе, словно сонное вино, неважно, что она говорила. Даже в самую сильную бурю ее голос оставался таким, и Эллария оставалась. В такие моменты было тяжело представить, какую страсть она таит в себе, но это Оберину и нравилось — когда оболочка не отражала содержимое. И Эллария всегда точно знала, какая она нужна ему в конкретный момент. Оберин лишь старался платить ей тем, что готов был быть рядом с ней в тяжелые для нее моменты, но с сожалением ловил себя на мысли, что Эллария все равно делает для него больше, чем он делает для нее, хотя Эллария, несомненно, оспорила бы эту мысль, если Оберину хватило решимости однажды высказать ее. — Серсея способна на все, потому ты ее и выбрал. Она как дикий огонь — никогда не знаешь, куда он перекинется и кого уничтожит. — Твоя интуиция никогда не подводила, — Оберин взял руку Элларии в свою. — Быть может, мне стоило поехать с ней? — Ты не можешь контролировать ее всегда, — Эллария положила свою ладонь поверх его, обхватила его руку с обеих сторон. — Я знаю, что в последнее время Серсея изменилась. Она стала гораздо спокойнее, расслабилась наконец. Она наслаждается жизнью, отпустила свой груз… какую-то его часть. Ты и сам заметил, что она очень изменилась со времен нашего путешествия. Поверь, ты сделал, что мог, теперь выбор только за ней. Отпустит она совсем или не отпустит. — На кону стоит чья-то жизнь, — возразил Оберин, — не время ставить эксперименты.       Голос Элларии не дрогнул. — Она дала обещание. Если она захочет вернуться к истокам, ты ее не остановишь, никто не остановит. Дикий огонь, помнишь?       Она всегда знала, что человеку нужно услышать в конкретный момент. Она повторяла одно и то же десятки раз, если чувствовала, что это работает. — А если она не сдержит слово? — Оберин знал, отчего это гнетет его, и Эллария знала. — На этот вопрос только ты можешь ответить. Ты к ней привязался, но… ты не любишь ложь и нарушенные обещания. Только не от близких людей. — Ты хорошо меня знаешь. — Серсея тоже знает это, поверь. Но она часто не понимает последствий, не думает о них. Она привыкла к тому, что она Львица из Утеса Кастерли, и она может делать то, что хочет. Она привыкла к тому, что она в Дорне, и может делать то, что хочет. Но у нее есть отец и муж. У терпения лорда Тайвина есть предел. И у твоего тоже. — Я хотел бы, чтобы Серсея вынесла это испытание и не соблазнилась местью.       Эллария едва уловимо улыбнулась и приникла к его груди. — Она отдала тебе свои яды, кольцо тоже у тебя, — прошептала она. — Ей было бы проще решиться, если бы все это было с ней, в ее руках, готовое к использованию, манящее, притягивающее взгляд, завладевающее помыслами, но теперь все усложнилось. Даже если она решится, отсутствие оружия задержит ее хотя бы на мгновение, даст время подумать еще раз. Я не хочу, чтобы ты разочаровывался, — добавила она.

***

      Серсея не помнила, чтобы во время прошлого своего морского путешествия ее настолько одолевала морская болезнь. У нее никогда прежде не было проблем с водой. Когда она была королевой, то часто плавала по Черноводной на своей барке и получала удовольствие от безмятежных мгновений. Сейчас же Серсея не испытывала никакого удовольствия: она хотела одного — чтобы это все поскорее закончилось. Она не помнила, когда ела в последний раз, быть может, это было еще в Дорне, но даже сейчас, когда, казалось, в ее желудке не было уже ничего, ее продолжало мутить, она чувствовала себя так плохо, что могла только лежать, но и тогда ее одолевала слабость. Что было хуже: лежать с открытыми глазами и воочию видеть, как все ходит ходуном, или закрыть глаза и предоставить остальным чувствам обостриться и сильнее ощущать каждое колебание. Серсея понимала: пусть принц Доран и чувствует себя все лучше, и путешествие на корабле для него предпочтительнее, чем скакать верхом или трястись в кибитке — ей ли было не знать об этом, когда она, подчинившись прихоти мужа, ехала в Винтерфелл три луны, спотыкаясь на каждом ухабе. Но обратно в Дорн она точно вернется не морем: пусть Доран делает, что хочет, на корабль Серсея не ступит больше никогда.       Серсея все же закрыла глаза и попыталась отгородиться от этой утомительной качки. Она пыталась представить что-то более приятное. Вспомнила Мирцеллу, которая прощалась с ней на пристани. Ее девочка все взрослела и хорошела, сияла подобно солнечному лучу. Серсея не хотела, чтобы Мирцелла погружалась во мрак, она была готова сделать все, чтобы этого не произошло, потому что сама успела понять, как мучительно тяжело из этого мрака выбираться. Она будет рядом с Мирцеллой, она не позволит ничему дурному случиться с ней. Другое дело — Томмен. Какой он теперь? Серсея ощутила спокойствие от того, что Томмену не придется жениться. Женитьба — интересная штука, особенно для мужчины, но все же Томмен еще мальчик, ему рано жениться, он должен побыть ребенком. Конечно, он уже король, пусть и в столь юном возрасте, но женитьбу ко всем прочим тяготам прибавлять необязательно. Томмен же так любит котят. Какая жена, когда он любит играть с котятами. Пусть он будет королем сейчас, но пусть мужем станет еще нескоро.       Серсея открыла глаза. Стало немного легче. Интересно, который час. По утрам бывало особенно невыносимо, будто волны в это время дня становились беспощаднее, чем по вечерам. Может, она даже сможет выйти на палубу — там явно воздух получше и посвежее, чем в этой темной каюте. Серсея нашла в себе силы подняться, чтобы ополоснуть лицо водой. Она почувствовала себя еще немного лучше. В критические моменты она вообще жалела, что согласилась на это, но ей в самом деле нужно было увидеть Томмена. Она была так неправа, она уделяла ему так мало внимания после смерти Джоффри, да и до нее тоже, если быть честной. Джоффри был ее первенцем, она никого не смогла бы любить больше, Мирцелла напоминала ей ее саму, лучшую ее версию, доказательство, что если она смогла принести в этот мир что-то настолько безупречное, то, возможно, не так плоха она сама. Томмен же… Он не был таким, как Джоффри, и только теперь Серсея поняла, что он и не должен был быть таким. Томмен просто другой. Есть качества, которые ему не мешало бы взять у Джоффа, а есть те, которых не хватало Джоффу, чтобы стать хорошим королем, но такова суть — все люди разные, идеальных нет. Быть может, Мирцелла, но и ее чистоту и наивность многие сочли бы недостатком. Мирцелла может быть такой, когда вокруг нее есть люди, способные оберегать ее, но, окажись она в жестоком мире за пределами замковых стен, ее наивность сделала бы ее мишенью, как и ее красота. Таков мир. Джоффри умер, но Томмен остался, и не его вина, что Серсея не могла примириться с утратой. Теперь все будет иначе. Она восстановит отношения с Томменом, убедится, что все с ним в порядке, а потом будет строить свою жизнь. Быть может, теперь у нее все же получится построить что-то по-настоящему хорошее. Быть может, на этот раз ее не ждет разочарование и все не обратится в прах. Хотя разочарование вполне может ждать ее в столице, если там окажется Джейме. Серсея не знала, где он, в Королевской Гавани или в Утесе, но надеялась, что ей не придется столкнуться с ним. Джейме может все еще неровно дышать к ней, а Серсея не желала начинать все заново. Джейме был нужен ей когда-то, но не теперь. Ей ни к чему возвращаться в прошлое. Конечно, Джейме так и не ответил на ее письма, но мало ли, что это значит. Может, они просто не дошли до него. Серсея не хотела выяснять ничего, конфликтовать с кем-то, она просто хотела увидеть сына. Она не планировала отпускать его так скоро, но знала, что должна. Она только убедится, что он в порядке, что он счастлив. Нелегко будет смотреть, как ее сын счастлив без нее, но это неизбежно, с этим сталкиваются все. У Томмена все же есть защита, он не один, вокруг него Ланнистеры, а Мирцелла в Дорне совсем одна, Серсея нужнее ей, чем Томмену. Мальчишки всегда быстро забывают о матерях, а вот девочкам без матерей приходится несладко. — Я увидела кровь и испугалась, — услышала она голос Сансы. — Кровь — это печать твоей зрелости. Леди Кейтилин должна была тебя подготовить. Это твой расцвет, только и всего.       Девочкам необходимы матери рядом в такой период. Серсея хотела кое-что вложить в голову Сансы, да только плоды собственных трудов не слишком ей понравились. «Слезы — не единственное оружие женщины. — Санса плакала на суде. Так плакала, что заставила всех ей сочувствовать. — Между ног у тебя есть другое, и неплохо бы научиться пользоваться им». Очевидно, Санса все же прислушалась к этому совету. Именно после Битвы на Черноводной и их задушевной беседы Санса не в пример себе прежней так изменилось, и Серсее ли, давшей ей такой совет, теперь сетовать? Останься Санса прежней, она бы не выжила. Только не в этой семье и не при этом дворе. Ее-то некому было защитить.       Отчего-то Серсея вспомнила и Элларию. Они говорили перед самым отъездом. Оберин был мрачен, хотя и пытался это скрыть, — Серсея знала, что думает он все о том же, но вот Эллария была очень весела. «Ты должна увидеть Томмена», — говорила она. Она понимала ее, всегда понимала. У нее своих детей четверо, и кто, как не мать, поймет другую мать. Эллария всегда умела проявить необходимое понимание. Для всех дум и сомнений был Оберин, поэтому Эллария этому не предавалась. Она всегда старалась облегчить состояние другого человека, и, кажется, сами ее прикосновения действовали гипнотически целебно. Оберин знал и понимал Серсею, но все же и для него существовали границы, а Эллария просто была рядом, когда чувствовала, что человек нуждается в этом. Она никогда не пыталась сделать хуже, упрекнуть или обвинить, Эллария всегда оказывалась неизменно чуткой. Как тихая гавань, к которой можно причалить после сильного шторма и просто отдохнуть от этих волн. Серсея сглотнула. Она уже хотела вернуться назад, в Дорн. К Мирцелле, Оберину и Элларии. Хотела окунуться с головой в свое счастье и по ветру развеять весь свой былой гнев, всю свою ненависть. И она сделает это. Только сначала увидит Томмена.