***
Томмен сидел на своем железном сидении, возвышаясь над всеми собравшимися в тронном зале. Несмотря на то, что еще полчаса назад он носился по двору, закидывая друзей снежками, сейчас ничто не выдавало и следа его недавних развлечений. Томмен был серьезен, собран и важно кивал каждому, кто обращался к нему с просьбой. Серсея впервые за долгое время смотрела на происходящее с галереи. Прежде она занимала кресло королевы-регента за столом подле трона, но теперь в Малом совете не было места для нее. Почему-то это казалось скорее облегчением, нежели новой несправедливостью. Серсея не любила, когда с ней спорили, и в совете главной она была лишь то недолгое время, пока в столицу не прибыл ее брат. Теперь же, когда отец все взял в свои руки, ей и рта не дали бы раскрыть. Если бы Серсее и пришлось что-то говорить, то лишь то, что ей велели. У отца всегда все было схвачено — он выдвигал любые предложения лишь когда был уверен, что они будут приняты: он точно знал, сколько человек поддержат идею, сколько отвергнут и сколько воздержатся от голоса. Он всегда заранее заботился о том, чтобы большинство было на его стороне. По крайней мере, Серсея запомнила это так. Отец, в сущности, никогда ничего и не говорил — все его мысли озвучивал дядя. Тогда в совете было много Ланнистеров, а теперь остались лишь отец да Тирион. Интересно, каким образом теперь отец расставляет фигуры на доске? Серсея была уверена, что он все равно все контролирует, иначе даже быть не может. И этот самый прием прошений — Серсея готова была поспорить — и подавно шел по его плану. — Следующий, — произнес лорд Тайвин, когда очередной проситель поклонился королю и совету и вернулся на свое место. Из толпы вышла Маргери Тирелл и остановилась напротив трона и стола совета. Она присела в глубоком реверансе, и Серсея поняла, что именно сейчас произойдет то, ради чего всех заставили сюда явиться. — Ваша милость, — произнесла Маргери кротко. Прежде Серсею просто перекосило бы от злобы, но на этот раз она сдержалась. Маргери для нее больше не угроза — еще немного терпения, и она окончательно освободит Томмена от необходимости на ней жениться. Все это лишь к лучшему, просто нужно перетерпеть это представление. — Моя возлюбленная невеста может просить меня о чем угодно, — сказал Томмен. — Доставить вам радость — счастье для меня. Маргери улыбнулась с благодарностью и опустила голову с чувством вины. — Ваша милость, доброта, с которой вы относитесь ко мне, глубоко трогает мою душу, — заговорила она, прижимая руки к груди. — Я благодарна вам за все, что вы сделали для меня, но я убеждена, что не смогу сделать вашу милость счастливым, как вы того заслуживаете. — О чем вы говорите? — старательно изобразил непонимание Томмен. Маргери упала на колени. Это произошло так неожиданно и вместе с тем совершенно ожидаемо, что Серсея и не дрогнула, в то время как остальные заволновались. Всегда один сценарий. Санса тоже вставала перед Джоффри на колени, умоляя его пощадить ее отца. Она действительно думала, что это поможет, а Маргери наверняка знала, чем можно растопить сердца. Все равно исход известен заранее, не было нужды устраивать представления. Хотя куда без них здесь, при дворе? Серсея совсем отвыкла от этого вечного притворства. Больших трудов ей стоило контролировать собственные чувства. — Мое сердце отдано другому человеку, ваша милость. Умоляю вас, если вы и в самом деле питаете ко мне нежные чувства, освободите меня от связываемого нас обязательства. Распоряжайтесь мною, как вам угодно будет, отправьте в Молчаливые Сестры или казните, если сочтете это справедливым наказанием для меня, но не позвольте мне искалечить вашу жизнь — я недостойна быть королевой и вашей женой. По толпе придворных прошелся удивленный шепоток. Серсея заметила, как неудовольствие проступает на лице Мейса Тирелла, и внутренне позлорадствовала. Было время, когда в этом самом зале Джоффри отказался от Сансы Старк в пользу Маргери, а теперь Маргери сама отказывалась от короны в пользу какого-то дорнийца. Серсея не думала, что ей доведется такое увидеть. Что же любовь творит с людьми? А она еще порой удивлялась, почему Джейме готов на любое безумство ради нее. Впрочем, Маргери слишком драматизирует. Будь на месте Томмена Джоффри, он-то не пропустил бы предложения казнить ее за такую измену. Девчонке повезло, что на троне сидит Томмен, иначе ей пришлось бы тщательнее подбирать слова. Успей Джоффри стать ее мужем, Маргери не пришлось бы притворяться — она стояла бы на коленях с мольбами по-настоящему и довольно часто. Как Санса это делала. Томмен, на счастье Маргери, был куда более великодушен, да и инструкции ему наверняка были даны подробные. В полной тишине Томмен спустился по ступеням Железного Трона, обошел стол Малого совета и протянул своей невесте руку, чтобы поднять ее с колен. — Кто же тот счастливец, кому вы отдали свое сердце? — спросил он серьезно. Серсея почти ощутила, как зрители этой сцены затаили дыхание, чтобы не пропустить момент истины. — Квентин Мартелл, — призналась Маргери. По толпе пробежал ропот — никто не ожидал такого. У Серсеи же было достаточно времени свыкнуться с этой мыслью, как и у Тиреллов, как и у Дорана Мартелла, но остальные ничего не знали и принимали происходящее за правду, не подозревая, что все заранее было спланировано, чтобы уберечь репутацию представителей двух великих домов. Томмен обернулся к столу Малого совета, за которым на своем месте, как можно дальше от своего будущего тестя, сидел Квентин Мартелл. Джоффри казнил бы и Маргери, и ее любовника и назвал бы это милостью, подумала Серсея. — А вы что скажете? — обратился Томмен к Квентину Мартеллу. — Любите ли вы леди Маргери? Квентин поднялся. — Всем сердцем, ваша милость. Толпа снова заволновалась. О событиях этого дня еще долго будут говорить при дворе. Может, это и к лучшему. Наконец-то Санса отойдет на второй план, невозможно уже поворачиваться к самой оживленной группе придворных и видеть в центре внимания Сансу. — Будете ли вы оберегать ее и защищать? — требовательно вопросил Томмен. Его золотая корона сверкнула в отсветах факелов. Серсея взглянула на отца, который взирал на происходящее свысока с должной долей снисхождения. — До конца дней своих, — торжественно произнес Квентин, будто действительно готов был умереть в объятиях Маргери тотчас же, если придется. — Подойдите, — велел Томмен. Когда Квентин приблизился, Томмен соединил его руку с рукой Маргери. — Король должен заботиться обо всех своих подданных, — провозгласил он, оглядывая собравшихся. — Особенно я должен позаботиться о леди Маргери, с которой меня связывают такие тесные узы. — Томмен перевел взгляд на Маргери. — Я хочу, чтобы вы, миледи, были счастливы, а потому отрекаюсь от своих притязаний на вас. Будьте с тем, кому принадлежит ваше сердце, и кто отдал вам свое. Любите друг друга и будьте счастливы! Маргери и Квентин опустились перед Томменом на колени, когда он благословил их, а придворные зааплодировали и закричали: «Да здравствует король Томмен!» Серсея вспомнила, что за Квентина Мартелла отец предлагал выйти ей. «Надеюсь, ты не возражаешь иметь мужа моложе себя», — сказал он, когда Серсея не желала слышать о замужестве вообще. Теперь она была счастлива, что выбрала Оберина. Оберин лучше, чем Уиллас Тирелл или Квентин Мартелл. Маргери Тирелл, конечно, Серсею удивила. Куда делись все амбиции? Желание стать королевой? Впрочем, Джейме тоже похоронил свои амбиции, чтобы быть с ней, пусть даже сейчас ему приходилось откапывать их обратно. Глупые, глупые влюбленные. Какие же они еще дети, Маргери и Квентин, одурманенные чувствами, наивные, совершившие такое безумство. Если бы не ее отец, если бы не их отцы, то все могло закончиться куда печальнее. И все же Серсее было больно. Маргери очень правдоподобно изображала симпатии к Джоффри, но теперь, когда Серсея видела настоящее выражение счастья на ее лице, она понимала, сколь фальшивым было то притворство, да только все поверили в него, а особенно Джоффри. Теперь Джоффри мертв, а Маргери улыбается Квентину Мартеллу, смотрит на него, будто он — ее мир, и благодарит Томмена за благородство и великодушие. Санса любила Джоффри, пока ей не пришлось увидеть его истинное лицо, Маргери лишь изображала любовь, и только она, Серсея, любила Джоффри таким, какой он был. Ее сын умер, и она единственная, кто по нему плачет. Другим его смерть принесла лишь облегчение. Или счастье. Но никто не испытал боль, какую она испытала.***
Когда Тирион вошел в гостиную, он увидел выстроившихся в ряд перед его женой служанок. Санса прохаживалась перед ними, и на ее лице застыло строгое выражение без намека на привычную доброжелательность, с которой она обычно обращалась к слугам. — Когда вы в последний раз видели его? — спросила она таким тоном, будто вела допрос. Чутье подсказало Тириону, что так оно и было. — Я жду ответа. — Служанки, не привыкшие к таким настроениям Сансы и такому тону, явно были напуганы, поэтому Тирион поспешил нарушить гнетущее молчание. — Санса, можно тебя? — Санса обернулась к нему, и ее взгляд несколько смягчился. — Что ты делаешь? — спросил он. — Мое ожерелье пропало. — И сразу такие меры? — как можно более пренебрежительно поинтересовался Тирион. Санса его небрежность не оценила. Она повела бровью в лучших традициях его отца, будто Тирион был малым ребенком, которому все требовалось объяснять. — Тирион, я ли должна говорить тебе, сколько оно стоит? Ты знаешь своего отца лучше меня, но и без этого ясно, что мое ожерелье очень, очень дорогое. И оно пропало. И лучше его найду я, чем твой отец всех поднимет на уши. — А он должен? Санса яростно сверкнула глазами. — Все эти люди служат ему. Он держит их, потому что он уверен, что они ему верны. Если ожерелье забрал кто-то из них, значит, этот человек предал в первую очередь его, а мы оба знаем, как твой отец поступает с предателями. Я не думаю, что вор отделается отрубленной рукой, поэтому предпочту разобраться с ситуацией, пока все не дошло до крайностей. Тирион представил, как отец отрубает ему руку и не сдержал нервного смешка. Санса вопросительно взглянула на него. — Тебя это забавляет? — сдержанно осведомилась она. — Или ты, может быть, знаешь, где мое ожерелье? — Вовсе нет, — ответил Тирион, которому действительно было совсем не так смешно, однако в случившемся не было ничьей вины, кроме его собственной. Тирион не хотел брать ожерелье, да только все случилось слишком быстро, и глубинное чувство пересилило в нем здравый ум. В ту бессонную ночь, плавно перетекшую в утро, Тирион все сидел и разглядывал новое ожерелье Сансы, пытаясь в блеске камней найти ответы на те вопросы, что терзали его. Получалось неважно. Он вовсе не хотел думать об этом, но и думать о чем-то другом не мог, и не мог пойти спать. Тирион сидел и смотрел на ожерелье, вспоминал все то, что знал, пытался как-то сопоставить это с тем, что ему удалось узнать. Он задумался так глубоко, а вокруг было так тихо, что он вздрогнул от неожиданности, когда на лестнице раздались шаги. Не отдавая себе отчета, скорее неосознанно, Тирион быстро спрятал ожерелье в карман. Шаги принадлежали всего лишь служанке, которая в этот ранний час пришла, чтобы разжечь камин. Она не ожидала увидеть его здесь так же, как и Тирион не ожидал увидеть ее, и все же он знал, что не стоит ему бояться. Всего лишь служанка, которая должна подчиняться ему, и если кто и должен бояться, так это она. Тирион мог разглядывать вещи Сансы сколько угодно, никто не посмел бы и слова ему сказать в упрек, и он знал об этом, но было и иное чувство у него внутри. Он знал, что поступает неправильно. Он позволил Сансе носить это ожерелье, хотя сам совершенно этого не хотел. Если бы он попросил Сансу убрать ожерелье обратно в футляр и не доставать его больше никогда, она бы сделала это, а так он сам проявил великодушие, а теперь, получается, малодушно пошел на попятную, не решаясь снова заговорить с ней все о том же и решить вопрос, как стоило бы это сделать. Если бы Тирион сам верил в правильность того, что делал и чувствовал, он ни за что не забеспокоился бы так, увидев служанку, а потом не встал бы с места и не покинул бы покоев, чтоб пойти к себе в кабинет и уже там, без посторонних глаз не подумал бы обо всем заново. Тирион упустил момент, когда можно было просто положить ожерелье на прежнее место и сделать вид, будто ничего не произошло. Пропажа не могла оставаться незамеченной долго — Санса, конечно, не смогла бы так скоро забыть о столь великолепном подарке, конечно, она захотела полюбоваться своим ожерельем, тогда-то и обнаружила его отсутствие. — Может, ты просто забыла положить его обратно в футляр, поищи в своих шкатулках, — выдвинул предложение Тирион, в то время как прекрасно помнил, как Санса на его глазах снимала ожерелье и клала его на бархатную подложку, несколько помедлив, прежде чем закрыть крышку. Сейчас был бы хороший момент вернуть ожерелье, но не при слугах же, которых уже успели сделать подозреваемыми. Санса недоверчиво прищурилась. — Ладно, — наконец изрекла она и махнула рукой, позволяя слугам удалиться. — Разберусь с этим позже. Мне нужна твоя помощь. Сегодня утром мне принесли новые платья, хочу услышать твое мнение. Вот это было уже куда более приятное занятие, чем ходить по тонкому льду. Новые платья — это всегда большое событие. Тирион не слишком разбирался во всех тонкостях и, на его взгляд, на Сансе все смотрелось прекрасно, но еще ему нравилось слушать, почему она заказала то или иное платье, какие свои задумки она попросила портного воплотить, и с чем у нее ассоциируется тот или иной узор на кружеве или оттенок ткани. — Эти платья не похожи на твои, — заметил Тирион. — Мода изменилась, — Санса повертелась перед зеркалом и приподняла подол, чтобы оценить изящество кружев, виднеющихся из-под юбок. — Длинные и широкие рукава неудобно носить под теплым плащом. Как думаешь, подойдет это платье для свадьбы Квентина и Маргери? — Ты думаешь, мы все еще будем здесь, когда они поженятся? — спросил Тирион, наблюдая за ее реакцией. — Надеюсь на это, — отозвалась Санса. — Маргери моя подруга, ты знаешь. Я не хотела, чтобы она выходила за Джоффри, Томмен гораздо лучше, но ей хотелось другого. — А тебе, Санса, не хочется другого? — Но с Квентином она по-настоящему счастлива, — и ты помогла этому счастью случиться. Тирион не хотел давать ей знать о своей осведомленности, но все же не мог не думать, как бы она отреагировала, если бы он все же решился заговорить об этом. Что Санса могла бы сказать? Да, Маргери ее подруга, Санса в любом случае не осталась бы безучастной. Спросить, почему она ничего ему не рассказала? Так он сам знает, почему. Разговор ни к чему не приведет, да и стоит ли верить словам Мартелла? Тирион ожидал какую-нибудь подлянку от дорнийца, но все же не такую. Наивно было бы думать, что принц Доран ничего не предпримет. Сейчас в центре внимания неприязнь Тиреллов и Мартеллов, которой придется поступиться ради союза, но слишком глупо было надеяться, что Мартеллы позабудут про свою ненависть к еще одному семейству. Их вражда с Тиреллами — просто привычка, все эти стычки на улицах города стали своеобразной традицией, но отношение Мартеллов к Ланнистерам — это уже что-то другое, что-то более серьезное. Мартеллы никогда не забудут про Элию и ее детей и никогда не простят. Да, открытого объявления войны от них ждать не приходится, но какой-то подвох непременно должен был быть, и Тирион надеялся быть к нему готовым, да только все равно оказался не готов. Впрочем, от принца Дорана вполне можно было ожидать чего-то весомее шуток про рост, и что-то более завуалированное. Тирион был уверен, что принц Доран подошел к нему лишь затем, чтобы проявить необходимую любезность, однако бдительности все равно не терял. — Должно быть, у вас очень счастливый брак, — предположил принц Доран, и эти слова уже заставили Тириона напрячься. Не такого разговора он ждал. Конечно, он видел, как принц Доран говорил с его женой, и принц явно остался доволен беседой больше, чем Санса, да только с чего ему вздумалось заговорить про брак Тириона? Может, это издевка? Хитрый план? — С чего вы это взяли? — поинтересовался Тирион, внутренне продолжая искать подвох в каждом слове. Только он с Тиреллами покончил, так теперь ему нужно подбирать слова для дорнийца. Что ни день, то новое испытание. Нелегко быть Ланнистером. — Людей часто объединяет общее чувство по отношению к кому-то третьему. Ненависть, например, — внес ясность принц Доран. — Должно быть, леди Санса ненавидит вашего отца столь же сильно, как и вы. Ненавидит? Что угодно, только не это. Тирион хотел бы, чтобы ненавидела. Не хотел, чтобы это чувство глодало ее изнутри, но ему не нравилось, что Санса была слишком мила с его отцом, бегала к нему посреди ночи. Она же именно у него была. Хотя, когда Тирион поделился своим предположением с Джейме, просто чтобы посмотреть на его реакцию, брат со всей уверенностью сообщил, что Санса шла от него, а вовсе не от отца. Это давало еще одно подтверждение словам принца — эти двое сговариваются уже не впервые, и Джейме действительно покрывает Сансу. А ведь уже был случай, когда точно так же Джейме привел Сансу посреди ночи и сказал, что она допоздна была с ним. Тогда Тирион поверил, даже не усомнился. Но если и тогда брат всего лишь ее выгораживал? Это было как раз в день побега Маргери и Квентина. И все же верить в такое двойное предательство отчаянно не хотелось. Доран Мартелл мог бы солгать — ему выгодно настроить их всех друг против друга, но все же… Доран Мартелл рассказывал ему об этом так, будто был уверен — Тирион знает. — А ведь этого брака и не случилось бы, если бы не ваша жена и ваш брат. Теряюсь в догадках, как ваш отец отреагировал на подобное. Особенно, если учесть, что он и сам не был против прибрать леди Маргери к рукам. Тиреллы нынче на вес золота. — В таком случае, вам следует порадоваться, что леди Маргери досталась Мартеллам. У Ланнистеров золота и без нее достаточно, можете быть уверены, — отозвался Тирион, одновременно с этим пытаясь переварить мысль об участии Сансы и Джейме во всем этом заговоре. Принц Доран улыбнулся уголком рта. Санса и Джейме были первыми, кто подошел, чтобы поздравить Квентина и Маргери, когда их помолвка состоялась. И взгляд Джейме, обращенный к Маргери, был теплее, чем по обыкновению, будто мысль о том, что брак с ней ему уже точно не грозит, заставляла Джейме относиться к ней лучше. Брат от отчаяния действительно мог пойти на такой шаг, но Санса… Маргери — ее подруга. Пожалуй, самая близкая, хотя и с другими придворными дамами Санса всегда неизменно любезна. Но ладно Санса ничего ему не рассказала об этом, но Джейме мог бы. Как одну из увлекательных историй, как он избавился от нежелательной невесты. Так поступил бы брат. Но Джейме тоже смолчал. Не потому ли, что Санса попросила? Они оба сговорились и все знали, хотя видели, как тяжело Тириону приходится в попытках утихомирить Тиреллов. Принц Доран говорил, что лорд Тайвин не был бы рад узнать об этом, но знал ли отец на самом деле? Знал, понял Тирион. Знал про Джейме. Вот почему отец вдруг стал так холоден с ним. Про Сансу он не мог знать, ведь его благосклонность все еще была с ней. Он совершенно разочаровался в Джейме, но его отношение к Сансе осталось прежним. Даже более того, учитывая, что она постоянно бывала у него в кабинете, а еще это ожерелье. Вот если бы узнал… Санса вмиг лишилась бы всего — в этом Тирион был уверен.***
— Нет, это уже совсем не смешно, — Джейме сделал несколько шагов, развернулся и прошествовал обратно мимо Сансы, скрестившей на груди руки. Джейме был полон решимости серьезно поговорить с ней, он даже успел представить, как отчитывает ее за безответственность, но теперь передумал: не было смысла отчитывать человека, который и сам осознавал свою вину и всю серьезность ситуации. На ругань у них просто не было времени, нужно было что-то решить, причем поскорее. — Я и не смеюсь. Тирион забрал мое ожерелье и не признается в этом. По-твоему, это ничего не значит? — Санса была недовольна не меньше, чем он, а все потому, что они сами запутались, пытаясь сделать как лучше. — Еще бы он не забрал, — возмутился Джейме. — Конечно ему все это не нравится. Он убежден, что ты по ночам ходишь к моему отцу, я едва переубедил его, да и то не уверен, что он поверил. Где ты ходила? — Конечно он не поверил, он проверял тебя, — с раздражением заявила Санса. — Я-то сказала ему, что ходила к мейстеру за сонным вином. — Не смотри на меня так, я просто пытался тебе помочь, не моя вина, что ты бродишь черт знает где и даже не удосуживаешься придумать нормальную отговорку. — У меня была нормальная отговорка, но Тирион зачем-то поднялся в детскую, и мне пришлось придумывать что-то еще! — то, что Санса начинала терять терпение, было дурным знаком, но останавливаться Джейме не желал. — Так где ты все-таки была? — У твоего отца и была. Будь я в любом другом месте, мне бы и отговорки не потребовались, — поджала губы Санса. Джейме едва не поперхнулся от такого заявления. — С ума сошла? Что ты у него делала посреди ночи? Или мой брат был не так и неправ в своих подозрениях? Санса глубоко вздохнула то ли стараясь сдержать гнев, то ли просто утомленная такими предположениями. — И ты туда же? — устало спросила она. — А что еще мне думать? — не отступился Джейме. — Серьезно, Санса, ты должна сказать Тириону правду, или мне придется сделать это за тебя. По крайней мере Тирион будет знать, что ты ходишь к отцу за знаниями, а не за чем-то другим. — Он мог бы просто мне довериться, я же поклялась, что буду ему верной женой. Так сложно просто поверить мне? — Санса всплеснула руками и тут же бессильно их опустила. — Да ладно я, но отца-то своего он должен знать. Кто в здравом уме поверит, что он бы… не знаю, — Санса обхватила себя руками, — ну как такое представить можно? — Что он бы стал с тобой спать? — осторожно спросил Джейме. Ему самому эта мысль казалась неправдоподобной, и он был склонен согласиться с Сансой, что всерьез рассматривать такую версию по меньшей мере странно. — Именно! — Санса взглянула на него и тут же отвела взгляд, недовольно поведя плечом. — Он любил свою жену слишком сильно, чтобы… заменить ее кем-то. — Тебя это ранит? — Я с самого начала знала, что ничего не будет. Я замужем! — И все же. Если бы, предположим, была такая возможность, что мой отец, скажем, мог бы… — Джейме многозначительно на нее взглянул. — Ты бы предала Тириона? Санса отшатнулась от него, и в ее глазах мелькнул ужас. — Пожалуйста, не надо говорить такие вещи! — воскликнула она, и ее голос дрогнул. Джейме не понял, что могло так ее напугать. — В последний раз, когда Тирион выдвинул свои смелые предположения, я поняла, что влюблена в вашего отца, так что не надо… Просто не надо, прошу. — Прости меня, — Джейме потер переносицу. — Мне надо было подумать, прежде чем говорить. — Именно! — резко сказала Санса. — Ладно, не будем об этом. Нужно решить что-то с Тирионом, пока не стало поздно. Нужно сказать ему, что я знаю, что мое ожерелье у него. — Зачем? — Как зачем? Он скажет, что забрал его, потому что снова ревнует, а я скажу, что нечего ревновать, потому что повода нет. И я хожу… за знаниями, как ты и сказал, — она взглянула на Джейме, продолжая рассуждать, — так плавно я и подойду к теме Севера. — Можно просто сказать про Север, необязательно подводить к этой теме три часа, затрагивая десять других. — Это ты говоришь все в лоб и не думаешь, — осадила его Санса. — Это не та новость, которую сообщают подобным образом. Все должно быть постепенно. Джейме махнул рукой. — Ладно, делай, как знаешь, только скажи ему наконец. Некуда больше откладывать, Санса. Скажи ему, или это сделаю я, — повторил он на всякий случай, чтобы у Сансы не возникло желания тянуть дольше. — Я скажу, только найду подходящий момент, — пообещала Санса. — Как-нибудь постарайся его найти, может, в награду за честность и ожерелье свое назад получишь.***
Подрик понимал, что, быть может, смог бы достичь большего, будь он оруженосцем кого-то другого. Будь он оруженосцем какого-нибудь рыцаря, он сам уже мог бы получить шпоры, но зато на службе у лорда Тириона он смог взять на вооружение десятки неприличных шуток и ругательств и понять, что порой ожидания не совпадают с реальностью, и на деле это совсем не так плохо, как может показаться на первый взгляд. Тем самым, такая служба преимуществ имела больше, чем недостатков, и Подрик, в те немногие разы, что он оказывался в септе, всегда благодарил богов за то, что те свели его с лордом Тирионом и сиром Бронном. Подрик был уверен — его жизнь гораздо интереснее, чем у других оруженосцев. Другие могли бы и не согласиться с этим утверждением, но Подрику не приходилось жаловаться, свои обязанности он исполнял с большим рвением и никогда не желал оставлять лорда Тириона недовольным, пусть не всегда у него это получалось. — Ну что? — Его нигде нет, милорд. Я сказал его оруженосцу, чтобы он сказал сиру Бронну, чтобы он зашел к вам, когда освободится, — запинаясь, отчитался Подрик. — Вечно он пропадает, когда так нужен, — лорд Тирион явно был недоволен, и Подрику захотелось как-то сгладить свой промах. — Может, мне сходить за сиром Джейме? — предложил он. — Если вы хотите с кем-то поговорить… — Нет, Под, обсуждать моего брата с моим братом я не буду. — Простите, милорд, — Подрик опустил голову. — Ты не виноват. Это Джейме виноват и моя жена. Подрик не нашелся, что на это ответить. Он знал явно меньше, чем лорд Тирион, но все же ему сложно было представить, чтобы милая и всегда любезная с ним леди Санса могла иметь за собой какой-нибудь грех. — Впрочем, ты можешь тоже помочь кое с чем. — Чем я могу служить, милорд? — с готовностью отозвался Подрик, радуясь, что может быть полезен. — Налей мне вина. И себе тоже, — последовал приказ. Подрик взял со столика полный штоф с вином и наполнил два бокала. Сидеть напротив лорда Тириона ему было не слишком комфортно — это сир Бронн мог развалиться на стуле и ноги на стол закинуть, будто этот кабинет принадлежит ему, но Подрик-то знал свое место. Повинуясь взгляду лорда Тириона, Подрик сделал глоток. — В тот день, когда леди Маргери сбежала, и я отправил тебя к отцу с этой новостью, что ты видел? — Видел? — не понял Подрик. — А может, слышал? Когда ты прибежал в кабинет моего отца, Санса еще была там? Я никогда не спрашивал тебя об этом, не до этого было, но теперь ты должен все мне рассказать. — Леди Санса была там, — сказал Подрик. — Она спросила у меня, что случилось. Лорд Тирион наклонился вперед. — А потом? Подрик забеспокоился. Не навредит ли леди Сансе то, что он собирается рассказать? Подрик не любил много говорить, потому что всякий раз ему казалось, что говорит он совсем не то, и слова, которые в мыслях еще принимают нужную форму, на выходе образуют совершенно другое, а еще он постоянно смущается и краснеет, когда говорит, а в таком случае лишний раз лучше вообще не открывать рот, но вот на память Подрик никогда не жаловался. Слушать и запоминать ему всегда было проще, чем говорить. — Лорд Тайвин сказал, будто бы леди Санса знает, где леди Маргери, — сконфуженно произнес Подрик. — Сказал, что думает, будто исчезла не только она. Я сначала не понял, но потом… — …стало известно, что пропал и Квентин тоже, — закончил лорд Тирион. — Что еще? — Вроде бы… — Подрик к стыду своему почувствовал, что снова краснеет без всякой на то причины, — лорд Тайвин потребовал сказать правду. Сказал, что это последний шанс. — Последний шанс, — медленно повторил лорд Тирион. — Интересно, сколько их уже было, этих шансов. — Я… — Пей, — и лорд Тирион сам сделал большой глоток, допив вино в своем бокале. Подрику показалось, что узнанное даже не совсем расстроило его, а скорее ввергло в задумчивость, и это его встревожило. Когда умные люди вдруг глубоко задумываются, это не может не насторожить. Подрик боялся, не сболтнул ли он чего лишнего — может, у леди Сансы будут неприятности из-за него. С другой стороны, никто не говорил Подрику, что ему нельзя ничего рассказывать о том дне. Он служит лорду Тириону, и его долг — во всем лорду Тириону повиноваться. Если бы леди Санса попросила его сохранить все в секрете, то он, возможно… Хотя он все же служит лорду Тириону, а не леди Сансе. Хотя после женитьбы лорд Тирион сам сказал, что Подрик теперь обязан исполнять и приказы его жены тоже. А может, леди Санса, как и ее муж, просто забыла в этой суматохе попросить его держать его язык за зубами? На обратном пути, когда Подрик, повинуясь приказу лорда Тайвина, нес меч, отмечая про себя, что он совсем не такой тяжелый, леди Санса была очень встревожена и задумчива. Кажется, она даже забыла про Подрика, и когда они пришли, она двинулась вглубь комнаты, а Подрик остался стоять, держа меч. Лишь через несколько минут леди Санса вспомнила о нем. — Клади сюда, — она указала на диван. — Спасибо, теперь можешь идти, — сказала леди Санса, когда он повиновался приказу, и улыбнулась ему, хотя, очевидно, сейчас ей было совсем не до улыбок. Словом, Подрик не желал леди Сансе зла и не хотел, чтобы у нее были проблемы. Если только он как-нибудь мог бы ей помочь…***
Когда Тирион вернулся в покои, Санса была там. Она сидела на диване у камина и ярко улыбалась, читая письмо. Листки, исписанные с обеих сторон, лежали на ее коленях и на диване рядом. Интересно, улыбалась она так же, когда читала его письма? Или письма его отца? Тирион покачал головой, надеясь выбросить из головы эти мысли, но алкоголь всякий раз будто бы ему назло воскрешал в памяти все подозрения и сомнения. Не напрасно Санса хотела, чтобы он покончил с этим — Тирион и сам был не рад, стоило бы воздерживаться, да только сегодня он не смог. Он еще не решил, что будет делать. Мало что изменилось после признания Подрика. Конечно, кое-что прояснилось, а что-то стало еще более непонятным, но Тирион все еще не был уверен, хочет ли он услышать версию Сансы. Гораздо охотнее он спросил бы у отца, что происходит, да только отец едва ли удосужится ответить. Посчитает, что объяснять мотивы своих поступков Тириону излишне, а Тириона напрягало, когда он не мог понять отца. Не мог же тот в самом деле просто закрыть глаза на участие Сансы в этом заговоре. Если только она не представляет для него ценность в чем-то еще. Если так, то отец вполне мог и отодвинуть свое неудовольствие на задний план, чтобы получить больше выгоды. Тириону не хотелось думать о том, какого рода пользу Санса приносит его отцу. В голову снова лезли прежние подозрения, а он же дал обещание. Если не развенчать сомнения, они продолжат омрачать его мысли, да только как об этом с Сансой заговорить? — Что ты читаешь? — спросил Тирион, отодвигая листки в сторону и садясь рядом с Сансой на диван. Санса подняла на него светящийся восторгом взгляд. — Письмо от Джона. Он простил меня, представляешь? Сказал, что мы и правда были всего лишь детьми, что глупо лелеять детские обиды теперь, когда мы выросли и все так изменилось. Признался, что тоже был виноват, что рад получить от меня весточку спустя столько времени. Джон кое-что рассказал о своих приключениях за Стеной, — Санса принялась перебирать листки. — Он сражался с одичалыми, представляешь? И дозорные победили, здорово, правда? А теперь он сам лорд-командующий Дозора! Правда, уже давно, — Санса на мгновение нахмурилась и повертела верхний листок в руках, — но это неважно. Мы так много времени пробыли порознь, и у нас обоих так много всего произошло! Он пережил так много, чуть не погиб, даже был шпионом у одичалых. Это было до того, как он стал командующим, — уточнила она. — В общем, тут так много всего, я непременно перечитаю, чтобы лучше разобраться. Хочешь, и тебе дам почитать? Глаза Сансы блестели от воодушевления все больше по мере того, как она говорила. Тириону нравился Джон Сноу, их совместное путешествие к Стене было запоминающимся. Он помнил Джона еще мальчишкой, который разочаровался в будущей службе, увидев, что в Дозор принимают не только благородных мужей вроде его дяди Бенджена, но и всякий сброд вроде насильников и убийц. Тирион еще тогда полагал, что Джона ждет большое будущее в Дозоре, однако он никак не ожидал, что Джон дослужится до звания лорда-командующего за такой короткий срок. — Я не знал, что ты писала ему. Санса пожала плечами. — Это было давно, еще в Утесе. Наверное, я забыла упомянуть, что поеду в столицу, поэтому ответ тоже пришел в Утес, там и затерялся. Только теперь письмо до меня дошло, честно говоря, я уже отчаялась получить ответ. Тирион усмехнулся, сразу сообразив, в чем дело. — Неудивительно. Лорды с удовольствием игнорируют письма со Стены, странно, что твое письмо вообще нашло тебя. Дозору отчаянно требуются люди, но никто не хочет помочь с этим, а после того, как тот принял в Черном Замке Станниса Баратеона с армией, и подавно. Когда я стану Хранителем Севера, то выполню обещание, данное прежнему лорду-командующему. Отец, конечно, не позволил бы, но на Севере его не будет, чтобы мне возразить. Санса мягко улыбнулась ему, но в ее взгляд закралось какое-то беспокойство и сомнение. Будто она знала что-то, чего он не знал, будто прикидывала, рассказать ему или нет. И именно в этот самый миг, когда Тирион все же увидел в ней эту внутреннюю борьбу, ему страшно не захотелось, чтобы она объяснялась в чем бы то ни было. — Тирион, — начала Санса, положив руку поверх его, что обеспокоило его еще больше, — мне нужно сказать тебе одну вещь. Тирион не хотел ничего слышать. Он отчетливо помнил, как мало радости ему доставляло узнавать о Сансе правду. Если бы он меньше знал, сомнений в его мыслях было бы меньше. А не начни он рыться в кабинете отца, не найди он ту лилию и те письма, сейчас вообще все было бы по-другому. Когда же Санса прежде бралась объясняться в чем-то, это никогда не вело ни к чему хорошему. — Не трудись, — оборвал ее Тирион. — Я все знаю. Санса недоверчиво взглянула на него. — Но… как? Впрочем, так даже лучше, — решила она и даже улыбнулась с облегчением. — Я рада, что ты реагируешь на это так спокойно. Я думала, ты будешь против. «Против чего?» — хотелось спросить Тириону. Против союза Маргери и Квентина? Уже свершившееся дело, с чего бы ему быть против? Конечно, приятного в этой ситуации все еще остается ничтожно мало, но Санса не смогла остаться в стороне, Тирион это в состоянии понять. Санса могла бы быть честной с самого начала, тогда он злился бы на Маргери и весь мир меньше, но что толку теперь говорить об этом? — Если так получилось, теперь уже ничего не сделать, — объяснил Тирион. — Ты могла бы сразу мне обо всем рассказать, я бы не стал злиться, я все понимаю. Санса еще больше обрадовалась его словам, и ее улыбка стала шире. Она боялась сказать и боялась моей реакции, понял Тирион. Ему нравилось, что все оказалось так просто. Все разрешилось, и Санса довольна, и он может успокоиться. Да, остается еще ожерелье, но и с ним Тирион как-нибудь разберется. Одной тайной стало меньше. — Мне правда важно было это услышать. Я не слишком уверена в собственных силах, твоя поддержка мне просто необходима, — заговорила Санса, и эти слова ввели Тириона в ступор. То, что она сказала дальше, и вовсе убедило Тириона в том, что они говорят совсем не об одном и том же. — Я думала, ты будешь разочарован, боялась сказать, тогда бы твои мечты разрушились. Я не хотела, чтобы тебе было больно, но рано или поздно ты должен был узнать, что твой отец отдал мне Север. Тирион еще мгновение смотрел на ее счастливое, лишенное тревоги лицо, прежде чем смысл сказанного дошел до него. — Что? По лицу Сансы пробежала тень беспокойства, улыбка померкла. — Север, — повторила она, будто вопросы вызывало только последнее слово, а не все сказанное в целом. — Отец отдал тебе Север? — переспросил Тирион. Санса напряглась. Улыбка совершенно исчезла с ее лица, как солнце скрывается за тучей перед дождем. Тириону показалось, что после таких новостей его ждет что-то посерьезнее дождя. — Да, — подтвердила она и, подбирая слова, неторопливо продолжила, — твой отец посчитал, что северяне охотнее увидят своего правителя в моем лице, нежели в твоем. И он хочет, чтобы я правила Севером. — Ты? — усомнился Тирион. Все сказанное казалось ему шуткой. Да только где-то он уже эту шутку слышал. Причем от человека, не склонного шутить. — Может, Хранительницей Севера тоже ее назначите? — Назначу. — Ты же знал об этом, разве нет? — спросила Санса, и Тирион перевел на нее взгляд. Если отец не шутил, вряд ли теперь это делала Санса, чье замешательство казалось искренним. — К чему эти вопросы? Картина понемногу собиралась в сознании Тириона. Он все думал, что его так смущает во всем этом. Не то, что отец в самом деле отдал Сансе Север — пусть он и не поверил в это в первый раз, все же слова отца засели в голове и теперь не казались таким потрясением. Его волновало совсем другое. — Отец отдал тебе Север? После того, как ты предала его, и он об этом знал? — О чем ты говоришь? — О Тиреллах! Ты пошла против него, предала его и семью, а он дал тебе валирийский меч, это клятое ожерелье и Север?! Санса побледнела, когда он повысил голос. — Тирион… — нерешительно произнесла она и умолкла, потрясенная и растерянная. — Что еще я не знаю? — требовательно спросил Тирион. — Это все. — Не думаю. Должно быть еще какое-то звено. Какая-то причина, почему мой отец так щедр к тебе, когда ты сделала то, что он никому не прощает. Даже Джейме потерял его благосклонность, а если отец к кому и испытывает в этом мире что-то похожее на теплые чувства, так это к моему брату. За короткую паузу, пока Тирион говорил, Санса успела взять себя в руки и унять эмоции. Теперь она сидела перед ним с совершенно бесстрастным лицом, но голос ее все же дрогнул, когда она начала говорить. — Если ты думаешь, что я не получила никакого наказания, то ты ошибаешься. — В самом деле? — позволил себе усомниться Тирион. — Думаю, я бы заметил, если бы отец хотя бы на миг перестал осыпать тебя милостями. Или как он тебя наказал? Холодно на тебя взглянул? — Тирион усмехнулся. Взгляд Сансы оледенел. — Он запретил мне выходить из комнаты и видеть моего сына. По-твоему, это мягкое наказание? — Так значит, ты вовсе не болела? — это ранило его не так, как могло бы, только не теперь, когда в общей картине очередная ложь казалась уже незначительной мелочью. — Ты в самом деле считаешь это наказанием — сидеть в кровати и есть фрукты? — Не во фруктах дело, я не могла видеть сына! — возмутилась Санса. — По-твоему, это легко — знать, что твой ребенок так близко, а ты не имеешь возможности взять его на руки? Тебе этого не понять, а я с Эдриком почти никогда не расставалась так надолго. В другой ситуации Тирион проникся бы ее трогательным отношением к сыну, но теперь все его негодование, все разочарование и возмущение лишили Тириона возможности хотя бы сколько-нибудь ей сочувствовать. — Куда уж мне понять, — ухмыльнулся Тирион. — Странно, что мне вообще позволили видеть этого ребенка. Но кажется, ты не вполне понимаешь. Это вообще не наказание. Для моего отца — нет. Ты сказала, что знаешь, как мой отец поступает с предателями, да только теперь я в этом начал сомневаться. Слышала про Рейнов из Кастамере? Еще песню такую сочинили про них. Мрачную. — Конечно слышала, но это другое, — нетерпеливо произнесла Санса. — Другое? Да нет, то же самое. Кто идет против Ланнистеров, того мой отец просто уничтожает. А если этим кем-то оказывается Ланнистер, тогда мой отец уничтожает все, что дорого этому Ланнистеру, и заставляет на это смотреть. Мой отец обладает хорошей фантазией, когда ему хочется, чтобы человек пожалел о содеянном и понял свою ошибку. Ты ничего не знаешь о наказаниях. Он уничтожил Рейнов и Тарбеков. Любовницу моего деда он приказал провести по улицам Ланниспорта голой и заставил ее признаваться каждому встречному, что она шлюха. Когда я женился на девушке, что была мне не по статусу, он отдал ее своим солдатам и приказал мне смотреть, как они насилуют ее, а потом заставил меня пойти и сделать с ней то же самое. Так что поверь мне, моя милая Санса, твое наказание — это вовсе не оно, — жестко закончил он. На миг Тириону стало жутко от ее взгляда. Он пытался вспомнить, видел ли хотя бы раз такой холод в глазах отца. А может, дело было в том, что в глазах отца он привык видеть холод, а вот Санса прежде на него так не смотрела. Ее губы дрогнули в усмешке, которая скорее подошла бы его озлобленной сестре, а лицо Сансы просто изменила до неузнаваемости, сделав его совершенно незнакомым. — Я получила то, что было соразмерно моему проступку, — не своим голосом наконец заговорила Санса. — Не нужно было причинять мне сильную боль, не нужно было унижать меня, не нужно было преподавать мне урок. Я знала, что делаю. Я знала о последствиях. Возможно, я не была готова к ним, но я знала, что они будут. Я знала, что совершаю ошибку, я знала, что предаю Ланнистеров и твоего отца, и я жалела, что мне пришлось это сделать, я жалела, что предала его доверие, и он об этом знал. Какой был смысл придумывать для меня изощренные пытки, когда свой урок я выучила заранее? Моя совесть и без того вдоволь меня помучила, твоему отцу, конечно, было и это известно, и он проявил понимание. Эти ситуации, которые ты перечислил, не имеют ничего общего с моей. Мне не нужно указывать на то, где я ошиблась, я сама это знаю. В Тирионе на миг поутихла вся злость, сменившись потрясением от этого тихого, уверенного и холодного голоса, который проникал вглубь его сознания. Он думал, что она отреагирует иначе. Думал, что она расплачется, раскается и признается во всем. Наверное, он хотел причинить ей боль, когда рассказывал ей правду. Наверное, он хотел, чтобы Санса осознала уже наконец, что за человек дарит ей подарки, которые она с такой радостью принимает. Санса, кажется, разгадала его мысли. — Я же сказала, что знаю ту песню. Или ты думаешь, что у меня не было возможности понять, с каким человеком я имею дело? Кажется, твой отец всегда был предельно честен со мной в этом вопросе. Всякий раз, когда я приближалась к черте, он напоминал мне, где мое место. Так было перед твоим судом, когда я требовала для тебя справедливости. Но мне не нужно повторять много раз, я быстро схватываю и запоминаю. Когда я делала то, что делала, я знала, что предаю семью. И его. Но я бы и сейчас поступила так же. И он об этом знает. Свое наказание я получила не за предательство, а за ложь. — Тебе не было почти ничего, — также тихо произнес Тирион, отвечая на ее пронзительный взгляд. — Зато ты получила Север. Я тружусь не покладая рук, и я не получаю ничего. Ты же… осознала ты ошибку или нет, но ты пошла против него, а такое мой отец никому не прощает. За какие же такие особые заслуги он не только простил тебя, но и отдал тебе Север? — Заслуги? — переспросила Санса. — Я сказала, зачем он это сделал. Северяне… — Ему нет никакого дела до северян и Севера, можешь мне поверить. Ему просто нравится мысль, что Ланнистеры, кроме Запада, владеют еще и Севером. Еще моя тетя в Речных землях, конечно. Долина тоже во власти моего отца, как и Простор вместе с Тиреллами. С Дорном он тоже как-нибудь договорится рано или поздно. Но что ты такого сделала, чтобы он дал тебе эту власть? — Я же сказала, что меня охотнее примут на Севере, — раздражилась Санса. — Зачем удерживать власть силой, если можно найти другой способ? Красными знаменами Север не удержишь. А меня северяне знают. Так всем будет легче. — Ты ничего не умеешь, кому так будет легче? — Твой отец меня учит. — Учит? Он тебя учит? — Да! — Санса поднялась с месте и сделала шаг к камину. Ее пальцы пробежались по рельефу каминной полки и замерли, когда Тирион снова заговорил. — То есть, по ночам ты у нас учишься? И как проходит учеба? Многому он тебя уже научил? Еще ни разу не задержал до утра после урока? — Снова твои намеки? — не выдержала Санса, оборачиваясь к нему. — Какие намеки, лишь делаю соответствующие выводы из твоих же слов. — Ты возвращаешься к тому, о чем обещал не говорить. — А ты обещала, что будешь мне верна! — не выдержал Тирион. — Я верна тебе! — выкрикнула Санса. — Не смей обвинять меня в измене, которую я не совершала! — Мой отец не награждает никого просто так! Я бьюсь годами, чтобы получить от него хотя бы что-то, а ты не делаешь ничего, и он дает тебе Север, который обещал мне. — Он передумал! Север мой! Я — Старк, последняя из Старков, Север мой по праву. Северяне примут Старка, то есть меня, а потом моего сына. В тебе кровь Старков не течет, и то, что ты мой муж, ничего не меняет! — отрезала Санса. Она глубоко вздохнула и заговорила уже спокойнее: — Я буду рада получить от тебя советы, мне пригодится любая помощь, но северяне охотнее признают меня своей леди, так будет проще, чем убеждать их в том, чтобы они приняли тебя. Они не склонятся перед Ланнистером по доброй воле, а зачем нам нужна война, когда можно все решить мирно? — Ты повторяешься. — Приходится, если ты не понимаешь с первого раза, — Санса решительно скрестила руки на груди. — Не понимаю, почему ты не принимаешь такие доводы. Война никому не нужна, особенно на Севере, особенно после того, как там побывали Грейджои, а потом и Станнис Баратеон. Там людям есть нечего, а ты новую войну хочешь устроить? — Почему мой отец так доверяет тебе? Ты ему никто, к тому же предательница. Почему он ставит тебя выше своей крови? — Не ставит он меня выше, — возразила Санса. — Наоборот, понимает, что я Старк, и требовать от меня больше, чем я могу дать, бессмысленно. — Тогда почему он дает тебе так много? И взамен ничего не требует? Ни за что не поверю. Долги моему отцу возвращают все без исключения. Если не могут деньгами, тогда людьми. — Остановись. Ты поклялся оставить эту тему и не сомневаться во мне больше никогда! — Ты сама даешь повод. — Какой повод? Я не просила Север, твой отец сам рассудил, что лучше будет, чтобы правила им я. Я не просила ни украшения, ни меч, ни Север. — Но он отчего-то дал их тебе! — Может, потому и дал? Потому что я не просила? Тирион смотрел в ее горящие негодованием глаза, и Санса не собиралась отводить взгляд, будто таким образом пыталась доказать ему свою верность. — Не пытайся меня запутать. — Я запутана не меньше тебя! Не понимаю, почему ты не веришь мне. Почему ты сомневаешься? Почему тебе так трудно поверить, что я действительно верна тебе? — Потому что ты лжешь мне все время! Я узнаю обо всем случайно, собирая по крупицам все твои тайны и вот, что обнаруживаю. Мой отец одаривает тебя, чем может, в то время как ты бегаешь к нему по ночам, а потом снова мне лжешь. — Да, я лгала! Доволен? Я лгала, но это не значит, что я тебе изменяю, дело совсем не в этом. — А в чем же тогда дело? Какие еще выводы я должен делать из твоей скрытности, вообще из всего того, что происходит? Или для тебя в порядке вещей — ходить по ночам по чужим покоям? В Утесе ты тоже этим занималась? — Да как ты смеешь? — Как ты смеешь упрекать меня в отсутствии доверия к тебе, когда ты все еще не сказала мне ни слова правды? Думаешь, я действительно поверю, что ты там чему-то учишься ночами? Что все эти подарки достаются тебе просто так, ни за что? Отец может сколько угодно говорить, будто ты имеешь какие-то права на этот меч, да только он хотел отдать этот меч Джейме! Да, Джейме пошел против семьи, неоднократно, но и ты тоже пошла! Выбирая между любимым сыном, этим золотым мальчиком, которому прощалось все и всегда, и тобой, северянкой, которая не кровь ему, которая никто для него, я не могу понять, почему меч получила ты. Если только ты не заслужила его другим способом. — Я с ним не спала! Сколько еще я должна повторить это, чтобы ты поверил? Я сделала все, чтобы исправить ошибку, я делала все, что твой отец скажет, я убедила мальчишку Аррена присягнуть Томмену, я пыталась наладить отношения с Дораном Мартеллом, как сделала это с принцем Оберином. Я, может, не так хороша во всех этих переговорах и пока имею успехи только среди детей, но я стараюсь! Почему ты думаешь, что я что-то могу только в постели? Почему ты не хочешь увидеть, что можно вносить свой вклад иначе? Тирион не сдержал усмешки. — То, что ты перечислила, — просто мелочи, которые неспособны заставить моего отца поверить, будто ты полезна. Не ты одна все это можешь сделать, может, тебе все это и непросто дается, но это только лишнее подтверждение, что к Северу ты не готова. Это не то, для чего отец тебя рядом с собой держит. Просто признай, что я прав, Санса, потому что все, что ты говоришь, крайне неубедительно. Санса замотала головой. — Нет. Я не буду признаваться в том, чего не было. Я не понимаю, как эта мысль вообще могла прийти тебе в голову. Я не понимаю, почему ты так в этом уверен. У тебя нет никаких доказательств. — Теперь ты заговорила о доказательствах? — Мне следовало с них начать! У тебя нет ничего кроме подозрений из-за моих неоднозначных действий. — Неоднозначных действий? — поразился Тирион. — Как ты здорово это придумала! Теперь измены мы называем неоднозначными действиями? — Не было никакой измены! — в сердцах Санса стукнула ладонью по каминной полке и тут же сжала ладонь в кулак, содрогнувшись будто от боли. — Ты ничем не докажешь, что она была, — добавила Санса внезапно севшим голосом. — Думаю, ты не станешь спорить с тем, что отец меня ненавидит. Он хочет все отобрать у меня. Он знает, что я был бы счастлив на Севере, он хочет забрать это. — Но ты будешь на Севере. Да, ты не будешь править, но неужели для тебя важна лишь власть? Затем ты женился на мне? Чтобы Север получить? — Он знает, как ты мне дорога, поэтому хочет забрать и тебя, — продолжил Тирион. — Ему ненавистна мысль о том, что я счастлив, он всегда делал так, чтобы я страдал. Он знает, куда давить. Ты не нужна ему, ему не нужно ничего от тебя, ему нужно лишь причинить мне боль. Он знает, что единственное, что могло быть моим, это ты, мой сын и Север. И все это он забирает одно за другим. Санса на мгновение прикрыла глаза и обреченно покачала головой. — Говори об этом с ним, я не желаю в это вмешиваться. Не надо выставлять меня неверной женой лишь потому, что тебе кажется, будто твой отец готов все забрать у тебя. Он давно уже относится к тебе иначе, просто ты отказываешься это замечать. — Если дело не в этом, в чем же тогда? Ты сама вынуждаешь меня вновь вернуться к тому, что виновата ты. Я просто не понимаю, Санса. Я не понимаю. Кажется, мне все известно, все детали, но все равно что-то не складывается. Если не он виноват, тогда кто? — Я! Я виновата, но не так, как ты думаешь. Я хотела быть с тобой честной, правда. Но есть один секрет, из-за которого мне приходилось лгать. Что бы я ни сказала, я бы все равно лгала. Если бы пыталась открыть хотя бы какую-то правду, мне пришлось бы придумать большую ложь. Я не спала с твоим отцом, поверь! — звенящее отчаяние в ее голосе почти убедило его, но Тирион вспомнил, сколько раз Санса уже солгала ему. — Я не… — Но я люблю его, — беспомощно прошептала она. — Что? — Ты услышал. В этом все дело, — Санса тяжело сглотнула и снова облачилась в свои доспехи. Тирион видел, что она уже на пределе, ей едва удается держать лицо, и Санса ждет его приговора, пусть и пытается показать, что это не так. — Если ты думаешь, что это… — Я ничего не думаю! Я уже все тебе рассказала, все, что знаю сама. Тебе решать, что делать со всем этим. — Как ты можешь говорить об этом так спокойно? — Как еще я должна говорить об этом? Было время, когда меня это и пугало, и тяготило, я с ума сходила, но теперь это просто есть, и я свыклась. — Я тебе не верю. Думаешь, эмоциональная измена уколет меня меньше, чем физическая? Почему это? Совсем наоборот. Ведь я люблю тебя. Возможно, я как-нибудь и пережил бы, что ты спала с отцом, но… — Я не спала с твоим отцом! — Лучше бы ты правда с ним спала! Это было бы не так плохо, как это. Тянет тебя на чудовищ, да? Сначала твой возлюбленный Джоффри, потом мой отец. Видимо, я не настолько плох, чтобы вписаться в этот ряд. — Вот только не надо их сравнивать, — нашла в себе силы протестовать Санса. — Я была еще ребенком, когда влюбилась в Джоффри. Маленькой, наивной девочкой, мечтающей о прекрасном принце или рыцаре. — Не вижу, чтобы что-то изменилось с тех пор. Ты все еще маленькая наивная девочка, которая совершенно не разбирается в людях. — Я люблю людей не за плохие поступки, а за хорошие. Плохие я тоже вижу, но в этом мире нет совершенно добрых и невинных людей. У каждого есть грехи, и чем выше стоит человек, чем больше власти имеет, тем больше его грехи. Я тоже не невинна. Если ты думаешь, что я равнодушна к тебе, то это не так. Я ценю тебя за все то хорошее, что ты для меня сделал, и это не исчезнет, даже если ты продолжишь попрекать меня и унижать своими подозрениями. Я помню, что ты был рядом, когда я нуждалась в этом, но были моменты, когда твой отец тоже оказывался рядом, когда мне было это необходимо. Он тоже делал хорошее для меня, он заставлял меня почувствовать себя лучше. Это я тоже не могу забыть. Ты не понимаешь этого, просто потому что не можешь представить, чтобы твой отец относился к кому-то хорошо, но я могу, потому что я испытала это на себе. И я знаю, что он может проявлять и заботу, и понимание. Мне жаль, что ничего из этого тебе не довелось получить от него, потому что ты заслуживаешь и любви, и заботы, но я знаю… — Убирайся. Просто уходи, — отрывисто произнес Тирион. Он больше не мог это слушать, не мог выносить звук ее голоса. — Иди, куда хочешь. Хоть к отцу. Мне все равно. Я не хочу тебя видеть. Санса умолкла и смиренно кивнула, будто знала заранее, что так будет. Она повернулась и пошла к дверям, но та открылась, прежде чем Санса успела дойти. На пороге возник Бронн. Санса на него даже не взглянула — прошла мимо и вышла в коридор. Бронн проводил ее долгим взглядом и повернулся к Тириону. — Я пропустил что-то интересное? — спросил он, и в его глазах как всегда читалась привычная дерзость. Что бы ни случилось, Бронн навсегда останется Бронном. Тирион знал, что не может остаться сейчас в одиночестве, он не может позволить всем мыслям вылиться на него разом — он просто этого не выдержит. Ему нужно отвлечься, забыться, и в прежние времена — Тирион это помнил — ему отлично это удавалось. Какие-то мысли просились в голову Тириона, чтобы он их обдумал, но Тирион не поддался. Только не сейчас. Видно, Бронну все же хватило проницательности что-то понять. — Что, поругались? — беззастенчиво спросил он. — Ничего, помиритесь, хороший есть способ… — Вели седлать лошадей, — прервал его Тирион, — мы едем к Катае. В лице Бронна что-то стремительно переменилось, но потом на него снова водрузилось нахальное выражение. И пусть Тирион успел заметить эту перемену, ему было уже все равно. Пусть его осуждают все, да только он имеет право поступить так — Санса первая его предала.