Пламенное золото

— Ты готов? — Да, дядя, — Томмен опустил котенка обратно в корзинку, отряхнул камзол от шерсти, как Санса учила, и подошел к дверям, у которых его уже поджидал дядя Джейме. Когда они вместе вышли в коридор, за ними безмолвно двинулись и королевские гвардейцы в белых плащах. — Ты скучаешь по Королевской Гвардии? — поинтересовался Томмен. — Не слишком. Как везде, там были и хорошие моменты, и не очень хорошие. — Понимаю, — кивнул Томмен, который действительно пытался не оценивать все так однозначно: в последнее время они с Ширен читали книги, а потом обсуждали их и пытались оценивать персонажей и все происходящие события с разных сторон: в идеальном найти плохое, а в самом ужасном — хорошее. У Ширен пока получалось гораздо лучше, чем у Томмена. — Королевские Гвардейцы не могут жениться и наследовать, — сказал Томмен, а потом сообразил, что дядя Джейме и сам знает об этом не понаслышке. — Почему ты сейчас не женишься? Ты можешь. — Возможно, скоро женюсь. — Тебя это не слишком радует, — заметил Томмен. — А вот я хотел бы быть таким взрослым, как ты, чтобы жениться.       Дядя Джейме усмехнулся. — Не стоит, — сказал он. — Ты все еще успеешь. Ты никогда не будешь столь же юн, как ты юн сегодня, поэтому просто наслаждайся моментом и не мечтай о взрослении — оно еще успеет наступить, а вот детство уже будет не вернуть.       Томмен кивнул, хотя и не понимал, что такого особенного в этой женитьбе, и почему с ней нельзя торопиться. Вот и дедушка говорил ему почти то же самое, хотя, казалось бы, какая разница, жениться сейчас или позже, если это все равно неизбежно? Хотя Томмен все же был рад, что никто не пошел у него на поводу, когда он страстно хотел жениться на Маргери.       В септе гости лишь собирались — Томмен с дядей Джейме пришли одними из первых. Сегодня должна была выйти замуж Маргери, пусть и не за него, однако Томмен не испытывал ни малейшей грусти по этому поводу. Пожалуй, он был рад, что она счастлива. И даже хорошо, что не с ним. Брак у них получился бы смехотворный, так что к лучшему, что все так вышло. Томмен повернул голову в сторону входа и увидел мать с принцем Дораном, они оба были в желтом — цвете Мартеллов. Томмен подумал, что маме очень идет этот цвет, странно, что она прежде почти никогда его не носила, хотя черный коронованный олень Баратеонов был на том же желтом поле, что и пронзенное копьем солнце Мартеллов. С золотой короной желтый цвет смотрелся бы восхитительно, но даже сейчас Серсея Ланнистер была золотой королевой, просто уже без короны. Для Томмена она навсегда останется королевой — других он не знал, кроме, конечно, Маргери, которая успела стать королевой Семи Королевств на один день. Может, когда он женится на Ширен и наденет на нее корону, тогда для него единственной королевой станет уже она, но это, по всей видимости, случится еще не так скоро, как хотелось бы. Но все равно случится, успокоил себя Томмен. Этот союз королевству необходим, и этот брак сделает счастливым не только Томмена, но и всех жителей Семи Королевств, потому что принесет в Вестерос мир на долгие годы. — Когда же я смогу жениться? — полюбопытствовал Томмен, повернувшись к дяде Джейме. — Только когда стану совершеннолетним? — Едва ли это произойдет раньше, — пожал плечами дядя. — Не спеши. Используй это время с пользой: ходи на другие свадьбы, чтобы понять, какую хочешь сам.       Точно не свадьбу как у брата, подумал Томмен. Все эти увеселения были хороши, и танцовщицы с Летних островов со своими перьями, и огненное шоу, и певцы восхитили его, но больше всего Томмену запомнилось то, чем свадебный пир закончился. И он бы не хотел повторения этого на своей. — Все равно я не смогу сделать в точности то, что хочу, — возразил Томмен. — Всегда есть какие-то рамки приличий. — Дядя усмехнулся. — Уже страшно представить, что ты придумал. — А какую свадьбу хочешь ты? — Если честно, никакую не хочу, — дядя хмуро посмотрел в сторону Верховного Септона в высокой сияющей короне. — Не то, чтобы не хочу… -смягчился он, — но точно не горю таким желанием, как ты.       Томмен снова заподозрил какую-то тайну. Почему-то же взрослые не хотят этого или не слишком торопятся с женитьбой. Чего такого знают они, чего он не знает? И почему никогда не называют точной причины? Вот Маргери и Квентин точно счастливы пожениться наконец, хотя Маргери и на свадьбе с Джоффом была счастливой. А вот Санса на своей свадьбе едва не плакала, пока шла по септе. Да и позже на пиру не выглядела слишком счастливой. Как и его мать на своей свадьбе с дорнийским принцем. Может, дело именно в этом? Хотя позже Санса стала улыбаться поярче, да и мама теперь говорила о новом муже с той теплотой, с которой никогда не вспоминала отца. — Просто нужно встретить того, на ком захочешь жениться, — изрек Томмен. — Можно не хотеть свадьбу, а потом встретить какую-нибудь… — Ширен, — девушку и забыть о своем нежелании. — Безусловно, все дело в этом, — отозвался дядя Джейме, поглядывая в сторону дверей. — А вот и отец с Сансой. — Ты еще свою встретишь. Я точно знаю, — подбодрил дядю Томмен. Он тоже поглядел в сторону дверей, и взгляд его тут же наткнулся на цвета Ланнистеров. На деснице был винного цвета камзол, платье Сансы было несколько темнее и более щедро украшено золотой вышивкой. — А где дядя Тирион? — спросил Томмен у Сансы, когда она подошла. — Скоро придет, — сказала она уверенно, но Томмен успел заметить, как Санса вопросительно взглянула на дядю Джейме, будто ей нужно было его подтверждение.       Гостей в септе с каждой минутой становилось все больше, и Томмену уже некогда было гадать о семейных тайнах и исчезновении дяди Тириона. Томмен разглядел в толпе Ширен и помахал ей. Ширен улыбнулась в ответ. Сегодня она была с матерью, хотя обычно леди Селиса не покидала своих комнат и при дворе почти не появлялась.       Томмен повернулся к алтарю и увидел, что жених уже пришел и теперь стоит рядом с Верховным Септоном. Невеста тоже не заставила себя долго ждать. Заиграла музыка, гости притихли и посмотрели в сторону входа, чтобы не пропустить появление невесты. В септу вошла Маргери под руку с отцом. Ее свадебное платье не уступало красотой тому, в котором она выходила за Джоффри, но выглядела она гораздо счастливее, хотя сказать того же о ее отце было нельзя. Томмену понравилось разыгрывать спектакль перед королевским двором — он чувствовал себя таким великодушным, когда отрекался от Маргери, чтобы она вышла за Квентина, что решил делать как можно больше таких хороших дел, чтобы ощущать это чувство почаще. Он, конечно, принимал много подобных решений, восстанавливал справедливость, но такой наглядный результат видел впервые, и улыбка Маргери подтверждала, как он благородно поступил. Конечно, еще более по-рыцарски было бы, если бы он впрямь ее любил и отдавал другому по доброй воле, но это были бы лишние страдания, а так почти все довольны, и Квентин с Маргери вот-вот обретут свое долгожданное счастье. Мейс Тирелл подвел дочь к жениху, Маргери и Квентин обменялись нежными улыбками и переплели пальцы, поворачиваясь к септону, чтобы услышать молитвы и благословения и произнести свои клятвы.       Томмен снова задумался о том, какой будет его собственная свадьба. На месте невесты он однозначно видел Ширен, а все остальное казалось уже не настолько важным. Ему бы не хотелось так много гостей, как на этой свадьбе или, что еще хуже, на свадьбе Джоффри. Жаль, что король не может жениться тайно. Может, сбежать, как Маргери и Квентин? Провести короткую церемонию, а потом, уже официально, сделать все по правилам? Но Томмен знал, что все это сопряжено с трудностями, а король не может ставить свои интересы превыше интересов подданных. Ради того, чтобы все уладить с этой свадьбой, в столицу даже приехал принц Доран. Томмен не хотел таких сложностей, пусть ради него никому не пришлось бы ехать издалека. Но до того момента, когда ему всерьез придется подумать о своей свадьбе, Томмену, очевидно, еще долго предстояло расти, хотя кое-что он мог сделать уже сейчас, и Томмен с нетерпением ждал окончания церемонии, чтобы поговорить с Ширен.       Томмен ждал, что все пройдет столь же скучно, как и всегда: просто стоять и смотреть было неинтересно, потому что от церемонии к церемонии ничего не менялось: слова септона оставались теми же, как и клятвы новобрачных, просто кто-то произносил их громко и искренне, а кто-то — тихо и будто с сожалением. Однако в этот раз прислушивался Томмен поневоле не к голосу септона, а к голосу Сансы, которая то и дело приподнималась на цыпочки, чтобы что-то сказать лорду Тайвину. Санса была на грани того, чтобы засмеяться, и Томмен видел, что и дедушка, пусть и остается невозмутим, все же прекрасно слышит ее слова, и они забавляют его не меньше, хотя он и не показывает этого так, как Санса. — Может, хватит уже болтать? — прошипел дядя Джейме, перегнувшись через Томмена.       Санса сжала губы, чтобы сдержать смех. Лорд Тайвин повернулся к сыну. — Завидно, что тебе не с кем поговорить?       Санса издала звук, похожий на всхлип, и на долю секунды уткнулась лбом в плечо десницы, чтобы не расхохотаться на всю септу. — Санса, держи себя в руках, — обратился к ней лорд Тайвин, но гораздо более мягким тоном, чем говорил с сыном.       Дядя Джейме взглянул на них с неодобрением, но ничего больше не сказал. Томмену все это тоже показалось странным, но интересным, жаль, что слов Сансы он так и не разобрал, но пришло время поцелуя новобрачных, и Томмен на время позабыл об инциденте, а после уже и не вспомнил, потому что в толпе разряженных гостей, когда торжественная часть завершилась, принялся разыскивать Ширен. Томмен отвел ее в сторону, где никто не смог бы их подслушать. — Теперь я наконец-то свободен! — провозгласил он. — Ты был свободен с тех самых пор, как официально отпустил Маргери перед всем двором и благословил ее, — заметила Ширен. — Возможно, все это время я просто не мог поверить в это, — пожал плечами Томмен. — Даже вчера вечером дедушка говорил о чем-то с лордом Тиреллом и принцем Мартеллом, соглашения могут меняться так быстро, не успеешь и привыкнуть. Но теперь все действительно по-настоящему, ничего уже не отменить. — Тебе найдут другую невесту, — сказала Ширен со своей обычной печальной улыбкой. — Может, уже нашли. — И кто же это? — Ты! — Ты все шутишь? — ласково спросила Ширен. — Почему ты никогда не воспринимаешь мои слова серьезно? — Ширен воспринимала многие вещи гораздо серьезнее, чем следовало, но порой обладала излишней, по мнению Томмена, осторожностью, будто проводила черту между собой и чем-то хорошим, что могло с ней случиться. — Я могу позвать дедушку, и он скажет тебе, что я говорю правду.       Ширен снова улыбнулась. Порой Томмену казалось, что она гораздо старше него. Конечно, она и была старше, на год, но ощущалось это так, будто она была совсем взрослой. Ему повезет иметь такую умную и серьезную жену. — Не обижайся, но мы еще дети, — сказала Ширен, и эти слова сделали ее в глазах Томмена еще более рассудительной, потому что дети, как известно, всегда хотят поскорее вырасти, и это совсем не по-детски, признавать свою принадлежность к детям. — Почти уже нет! — Это же не плохо, это просто так и есть, — возразила Ширен. — И пока что мы только друзья. Если мы станем женихом и невестой, все будет уже немного иначе, тебе разве хочется терять, что есть сейчас, когда мы дружим? — Но я помню, что было сначала, когда Маргери была моей невестой, — не согласился Томмен. — Это было весело. Будет еще веселее, если моей невестой станешь ты. Можно же и дружить при этом. — Мы можем быть тайными женихом и невестой, — предложила Ширен. — Когда весь двор будет знать, все изменится, а так это будет наш с тобой секрет, — Томмен засомневался. Конечно, дедушка говорил, что о новой помолвке объявят нескоро, и Томмен хотел его переубедить, однако идея быть тайными женихом и невестой была не так плоха. Это почти как тайная свадьба, только это не принесет никому вреда, зато будет очень приятно. Конечно, его друзья уже дразнили их, особенно Лорен, он всегда кричал «жених и невеста», когда Томмен и Ширен шли вместе, а Роберт Аррен заявлял, что тоже хочет себе невесту, а его мать обещала ему самую лучшую. — Хорошо, — согласился Томмен. — Тогда мне нужно что-то сделать для тебя. Как-нибудь тебя порадовать — женихи обычно делают так для своих невест. Ну знаешь, в честь помолвки. — Ты и так постоянно меня радуешь, — мягко напомнила Ширен. — Теперь моя очередь. — Ладно, — Томмену было интересно, что она придумает. Ширен не делала ему подарки так часто, как он ей делал, но всякий раз она придумывала что-то действительно незаурядное, такое, что надолго оставляло ощущение смятения внутри. Взять те же фигурки оленей, одну из которых Ширен подарила Томмену на именины. Деревянный олень с того самого вечера поселился на прикроватном столике Томмена, и каждый день Томмен засыпал, глядя на него, думая при этом о Ширен и ее загадочном друге. Жаль, он не был с ним знаком, но это не мешало Томмену мысленно обращаться к этому человеку и обещать, что Томмен, конечно, станет для Ширен таким замечательным другом, какого она заслуживает. И быть женихом и невестой — не значит все это разрушить. Это значит укрепить дружбу так, что вы никогда уже не разлучитесь. Когда женишься, приходится прощаться со многим, в том числе и друзьями, но этого не придется делать, если подруга и невеста — одна и та же девочка.       Ширен посмотрела прямо в его глаза. Ее взгляд почти всегда был печальным, даже если улыбка становилась по-настоящему радостной. Ее голубые глаза были очень красивы — не такие темные, как у ее отца, насколько Томмен мог помнить Станниса, но и не такие светлые, как у ее дядей. — Жених и невеста — это больше, чем друзья, — серьезно произнесла Ширен и взяла руку Томмена в свою. — Я знаю, что тебе все еще интересно, но ты помнишь наше знакомство и больше никогда не пытался меня коснуться.       Она медленно подняла его руку, и Томмен понял, что она собирается сделать. Ему и правда было интересно коснуться ее лица. Кто-то называл следы серой хвори уродством, но, по мнению Томмена, эта особенность делала Ширен какой-то волшебной, не такой, как все. Нет лекарства, нет способа остановить эту болезнь, но Ширен стоит с ним рядом, такая же девочка, как другие, но лишь с напоминанием о болезни, которая должна была погубить ее еще во младенчестве, однако не погубила. Томмен продолжал смотреть в глаза Ширен и не отвел взгляд даже тогда, когда его пальцы, ведомые ее рукой, коснулись щеки Ширен. Он будто потрогал шероховатый и твердый камень. Интересно, чувствовала ли она его прикосновение, тепло его пальцев? Томмен все смотрел в ее глаза, видел там то, чего прежде не замечал. На ее щеку он и так смотрел сотни раз — ему Ширен позволяла. А теперь позволила и прикоснуться, потому что они были больше, чем друзья.

***

      Квентину нравилось видеть ее счастливой. По-настоящему счастливой. Маргери часто улыбалась, он видел это издалека, когда они еще не были толком знакомы. Улыбалась она не только лордам и леди, но и слугам, гвардейцам, конюхам. Для каждого находилась улыбка — порой более приветливая, порой более обольстительная. Квентину Маргери почти не улыбалась поначалу — ему чаще приходилось видеть ее печаль. Это было так непривычно, так странно, что ему казалось, будто Маргери Тирелл в Семи Королевствах существует две. Одна сидит с ним у фонтана, понурив голову, разглядывая то собственные руки, то желтые листья, плавающие в лужах, а другая весело болтает с гвардейцем, чередуя улыбки и всплески звонкого смеха. Не могла же это быть одна девушка, не могла она так стремительно перевоплощаться, пряча всю свою боль, свои слезы и огорчения от всего мира. Должен был быть у нее печальный двойник, который нес эту ношу, или сестра-близнец, но не было. Квентин сам видел, как Маргери порой говорила с кем-то, но стоило собеседнику отвернуться, как ее взгляд тут же тускнел, становился отстраненным. И загорался вновь, когда к ней подходил кто-то еще. И это все была она, она одна. Сначала Маргери делилась с ним своими печалями, потом стала делиться своими радостями, а теперь они второй раз поклялись перед септоном делить то и другое друг с другом до конца дней своих. Квентину нравилось просто смотреть на счастливую Маргери, и он чувствовал себя избранником богов, когда окутывал Маргери плащом, соблюдая ту традицию, о которой пришлось забыть во время первой их церемонии. Квентин действительно хотел оберегать Маргери и защищать и был рад возложить на себя эту обязанность. И теперь никто не встанет между ними, их брак наконец-то был признан их родителями, а кто другой мог бы им помешать? — Спасибо, — сказал Квентин, подойдя к отцу. — Твоя поддержка много для меня значит, спасибо, что был на моей стороне. — Отрадно видеть тебя счастливым. Этот союз дорого нам обошелся, надеюсь, он себя окупит. — Уверен, что так, — сказал Квентин, которого не покоробила обычная прагматичность отца, потому что в его голове все мысли были только о Маргери — да и о чем еще на свадебном пиру думать жениху, если только не о невесте? Пусть даже это уже вторая свадьба. Зато первый пир. — Знаю, это не слишком приятная для тебя тема, но какой была ваша с матерью свадьба? — поинтересовался Квентин. Отец лишь усмехнулся. — Я мало, что помню о самой церемонии. Разумеется, все было пышно и дорого, не могло быть иначе. Но я смотрел только на нее, она — на меня, а что творилось вокруг, то было отдельно от нас, а потому совершенно неважно. — Уверен, у меня будет то же самое, — сказал Квентин, взглядом выискивая в толпе Маргери. Она улыбалась и смеялась, стоя рядом с Сансой, но тут же повернулась к Квентину, будто почувствовав на себе его взгляд. Маргери коснулась руки Сансы, привлекая внимание подруги, и обе девушки подошли к ним.       Квентин сразу обнял Маргери за талию и притянул к себе, будучи не в силах сдерживать себя, — ему и так приходилось делать это слишком часто даже после состоявшейся помолвки. Рядом с Маргери всегда был кто-то из ее родственников, который глядел на Квентина так, будто готов был наброситься, если только Квентин хотя бы пальцем коснется Маргери. Теперь никто не мог возразить. Маргери положила голову ему на плечо, и Квентин возжелал, чтобы все люди поскорее исчезли, и он остался с ней наедине. — Спасибо за ваш подарок, — сказала Маргери, обращаясь к принцу Дорану. — Я надеюсь, вы не будете разочарованы, что приняли меня в свою семью.       Отец коротко кивнул. Квентин не был до конца уверен, был ли этот подарок просто актом вежливости, или же отец действительно попытался взглянуть на Маргери иначе, чем просто на девицу Тирелл, неподходящую невесту, но в любом случае Квентину было приятно, что его жена и его отец не враждуют и хотя бы пытаются наладить отношения — уже неплохо, учитывая, что им все равно не придется видеться слишком часто. — Красивый браслет, — похвалил Квентин, разглядывая золотое украшение на тонком запястье Маргери. Пусть отец знает, что и Квентин ценит этот широкий жест. Он совсем не хотел быть неблагодарным, особенно после всего, что отец для него сделал. Да и за такое сокровище, как Маргери, стоило быть благодарным. — Леди Санса подала мне идею, — отозвался принц Доран. Он кивнул Сансе, и та почтительно склонила голову в ответ. Санса держалась на удивление отстраненно, и Квентину странно было видеть ее такой, когда сам он задыхался от счастья. К спокойствию отца он уже привык, но от Сансы ждал больших эмоций, на которые сегодня она была не слишком щедра. — Я рада, что смогла как-то способствовать, — учтиво сказала она и добавила, не меняя тона, обращаясь уже к Маргери и Квентину: — Как приятно видеть вас вместе после всех испытаний.       Маргери взяла Сансу за руку и сжала ее пальцы, улыбаясь с благодарностью, которую все же трудно было выразить в одной улыбке и даже в тысяче слов. — Мы никогда не забудем, что ты для нас сделала, Санса, — с упоением заверила ее Маргери, едва не плача. — Никогда, — подтвердил Квентин. Ему, наверное, никогда и не понять, ради чего Санса пускалась на такие жертвы ради них, но все это было и неважно — он наконец-то может хотя бы стоять рядом с Маргери и не бояться осуждения. Может, когда-нибудь он даже привыкнет к тому, что может целовать ее где-то за пределами покоев.       Санса улыбнулась лишь так, как позволяли приличия, — очень любезно и без капли истинных чувств. Она извинилась и отошла. — Леди Санса сегодня не выглядит слишком веселой, — озвучил мысли Квентина принц Доран, поглядев ей вслед. — Просто не слишком любит свадьбы, — заверила его Маргери с той теплотой, с которой всегда говорила о Сансе. — На прошлой ее арестовали, и дело дошло до суда. Надеюсь, к концу вечера она развеселится, — но Квентину показалось, что дело было совсем не в этом, и Маргери сама об этом знала.

***

      Стоя поодаль, Санса наблюдала за тем, как счастливые новобрачные сидят за столом на возвышении и смотрят друг на друга. Было в этом взгляде что-то очень ей знакомое — иногда Сансе доводилось видеть, как отец с матерью смотрят так друг на друга. По крайней мере так было в тот день, когда родился Рикон, — Санса подглядывала, как мать, обессиленная, лежала на постели, по комнате ходил мейстер Лювин, собирая свои мейстерские принадлежности, а отец держал на руках новорожденного — Санса тогда еще не знала, кто это был, мальчик или девочка. Арья напирала сзади, бормоча: «Ну кто там? Кто?» Отец сел на кровать, и они с матерью склонились над младенцем, потом одновременно подняли головы и посмотрели друг на друга — тогда Санса и увидела тот взгляд. Это длилось каких-то несколько мгновений, и Санса наблюдала, как завороженная, как вдруг дверь распахнулась — это Робб подошел сзади и открыл ее, не видя необходимости шпионить, и Санса с Арьей ввалились в спальню, а родители незамедлительно обернулись на шум.       Наверное, те, кто уже много лет прожил в счастливом браке, сохраняют это чувство в своей душе, и оно проявляется время от времени, становясь видимым и для других. Ну а когда чувство только расцветает, оно не прикрыто ничем, сдержать его невозможно. Маргери и Квентин больше не скрывались, и никому не пришло бы в голову усомниться в искренности их чувств. Без участия Сансы все это было бы невозможно, и она никогда не лукавила, говоря об этом себе или лорду Тайвину, что все равно поступила бы так, даже зная о последствиях. Особенно зная, потому что в итоге все закончилось хорошо, и эта свадьба была лишь доказательством этого.       Санса смотрела на Маргери и Квентина и думала, возможно ли подделать любовь. Она никогда не пыталась убедить Тириона в том, что любит его, никогда не говорила ему ложных слов любви, но их поведение мало чем отличалось от влюбленных: они и держались за руки, и переговаривались о чем-то, склонившись друг к другу, бывало, ели с одной тарелки, превращая прием пищи в какой-то спектакль. Наверное, не хватало только этого искрящегося любовью взгляда. У Тириона он когда-то был, пусть теперь вряд ли вернется вновь. В конечном итоге, все действия с легкостью можно повторить, в любовь можно сыграть, как в кайвассу, но взгляд не подделаешь, и фигура дракона — вовсе не сам дракон. — Даже на таком мероприятии ты умудряешься погружаться в раздумья, а ведь с утра ты была так весела, — заметил лорд Тайвин. Санса не заметила, как он подошел, но, услышав его слова, не смогла сдержать улыбки. Почему-то в то самое время, когда септон самым торжественным тоном произносил свои семь благословений, ей вспомнился момент, когда лорд Тайвин поймал ее у шатра Квентина, и она не смогла не разделить это воспоминание с ним. — Я довела Джейме, — повинилась Санса, усмехнувшись. — Ничего, если бы он узнал эту историю, то тоже бы посмеялся. И восхитился бы тем, как стойко ты держалась во время допроса. — Стойко? — с недоверием переспросила Санса. — Я перепробовала все, разве что на колени не упала. — А собиралась? — удивился лорд Тайвин. — Такая мысль и правда меня на миг посетила, — призналась Санса. — Но ты решила, что признание в любви будет более убедительным аргументом. — Пожалуй, — Санса почувствовала, что прежнее расположение духа возвращается к ней. Она рассмеялась. — Так забавно вспоминать это теперь. А между тем, тогда мне было совсем не весело.       Лорд Тайвин качнул головой. — Можно было просто рассказать правду, тебя бы никто не съел. — Будь настоящая я в прошлом, я бы сказала правду. Честно. — И как настоящая ты в настоящем, ты можешь сказать правду о том, что тревожит тебя сейчас.       Санса снова бросила взгляд на Маргери и Квентина. — Просто эта свадьба приблизилась так скоро, — призналась она. — До нее же было так много времени, и оно так быстро прошло. Я думала, что успею хотя бы что-то понять, что-то решить за это время, но нет. Все осталось таким же непонятным и запутанным, каким и было.       Санса знала: лорд Тайвин понял, что она говорит о Тирионе. Эта тема все равно всплывала раз за разом, как бы Санса ни пыталась обходить ее стороной. За это время ничего не поменялось ни в лучшую, ни в худшую сторону, но сегодня Джейме по крайней мере убедил Тириона прийти на торжество, поэтому на пиру Санса сидела рядом с мужем, хотя они и словом не обменялись и отошли друг от друга сразу, как только это стало возможно, чтобы не мучиться от молчания. Это раздражало и портило настроение, а Санса убеждала себя, что ждать другого было бессмысленно. Спасибо, что Тирион хотя бы поддерживает иллюзию благополучия, — она видела, как он говорит с гостями, да и пил он не так много, как на свадьбе Джоффри, например. Хотя сидеть с ним рядом все равно было гнетуще, и Санса прохаживалась по залу, меняя собеседников одного за другим, чтобы не предаваться унынию. — Ничего не изменится, если ничего не делать, — заметил лорд Тайвин. — Джейме мне то же самое сказал. — Я сказал это не в упрек тебе. — А он сказал в упрек. Хотя, вероятно, и не хотел этого, — добавила Санса. — Просто не волнуйся об этом — зачем, если ничего уже не сделать. Если бы твои попытки помириться проваливались раз за разом, то имело бы смысл переживать, но волнение на пустом месте — чего ради? — очередная неутешительная правда. Санса попыталась найти глазами Тириона, но не смогла. Наверное, ей стоит уехать поскорее и больше вообще не тревожиться, потому что сейчас она может что-то сделать, но упрямо не делает, а находясь на Севере уже точно будет бессильна и перестанет себя терзать. — Вы правы, — признала Санса. — Все, что я делала, это надеялась на чудо. Или на вас. — На меня? — Если бы вы сказали, что мне делать, я бы так не переживала и наконец успокоилась. — Я уже сказал, что тебе делать. И не единожды. — Вы все равно потом сказали, что выбор за мной, — возразила Санса. — Конечно за тобой. Я не могу всегда все решать за тебя. Моих детей раздражает, когда я это делаю, а тебе, значит, так удобно? — Один раз я уже отказалась от вашей помощи, сама рассказала Тириону правду, и вот последствия. — Если бы я ему рассказал, результат мало бы чем отличался, — возразил лорд Тайвин. — А ты показала бы, что не можешь ничего сделать без посторонней помощи. Мне и самому, поверь, гораздо проще решить все за всех, не слушая возражений, и если бы тебе предстояло остаться рядом со мной, я бы продолжал решать все за тебя, но тебе предстоит другое, а потому учись действовать самостоятельно. Ты принимала сама и более серьезные решения, странно, что теперь не можешь. — Если вы про моего дядю, то выбора как такового не было. Он меня предал, — удивительно, как спокойно она может говорить теперь об этом. Раньше и помыслить о таком не могла. — Как и Тирион, — напомнил лорд Тайвин. — Но я говорил не о твоем дяде. Квентин и Маргери. Насчет них ты все решения принимала в более спокойной обстановке, времени подумать было предостаточно. И помощь им влияла и на твое положение, ты об этом тоже знала. Сейчас все то же самое. Ты особо ничего не портишь — портить уже нечего, однако можешь сделать лучше. Как и тогда, когда ты дала друзьям шанс. Без твоего вмешательства они ничего бы не потеряли, но, вмешавшись, ты помогла им приобрести то, что они имеют сейчас. — То, что они имеют сейчас, я уже точно не приобрету, — более мрачно, чем сама от себя ожидала, сказала Санса. — Но что-то все же приобретешь, — помолчав, сказал лорд Тайвин. — Просто подумай, чего ты хочешь.       Санса посмотрела на него, жалея, что приходится обсуждать это сейчас. С другой стороны, когда еще? И после таких неприятных разговоров удивительным образом в голове все всегда выстраивалось в какой-то более понятный алгоритм. Сама она точно все не разложила бы по полочкам, хотя и думала о проблеме почти постоянно. Ни один диалог с лордом Тайвином никогда не проходил бесследно, а когда лорд Тайвин вынуждал ее честно рассказывать о своих тревогах, к концу беседы ей все равно становилось легче, пусть сам процесс и доставлял некоторые страдания. — Я знаю, чего хочу, — сказала Санса. — Но не знаю, чего хочет он. А спрашивать я не собираюсь. — Прикажешь мне это делать?       Почему бы и нет? — Пожалуйста? — У тебя даже взгляд изменился, — заметил он. Санса сложила руки перед собой в умоляющем жесте. — Вам же несложно, а мне приятно. Я была бы очень благодарна, — добавила она, воспрянув духом. — Я надеюсь, с другими ты не будешь вести переговоры так, — Санса рассмеялась, осознав, что идет не по тому пути, который лорд Тайвин для нее готовил. Наверное, он хотел смотивировать ее пойти и сделать первый шаг, чтобы устранить непонимания. Возможно, она и ошибалась, потому что это касалось Тириона, а когда дело касалось Тириона, лорд Тайвин был на стороне Сансы. Не мог он хотеть, чтобы она делала первый шаг навстречу Тириону. Кому-то другому? Да. Чтобы преодолеть страхи? Да. Но не к Тириону, нет. — Ну что вы, так я веду переговоры только с вами, — заверила его Санса. — Да и все ради семьи. — Первого аргумента мне хватило. — Правда? — что же, он в самом деле сделает это, потому что ей будет приятно? Сам поговорит с Тирионом? — И что я буду должна взамен? — Как минимум три танца, леди Санса, меньшим не отделаетесь, — усмехнулся он. — Если милорд желает… я готова отдать вам все пять. И готова начать выплачивать свои долги прямо сейчас! — Санса взяла его за руку и потянула к танцующим. — Ты мне еще не задолжала, — заметил лорд Тайвин, не пытаясь, однако, остановить ее порыв. — Это аванс.       Как она вообще могла желать большего? Лорд Тайвин поддерживал ее шутливый тон, он не впервые исполнял ее прихоти, хотя мог бы и не делать этого. Наверняка ему не слишком хотелось разговаривать с Тирионом, но все же он согласился это сделать. Хотя это было важно ей, а не ему. Не могла Санса просто уехать, так и не поняв точно, что происходит, каково отношение мужа к ней теперь. Тирион же вел себя так странно: сначала сказал, что не будет извиняться, потом — что мучается. Но сама бы она ни за что не решилась спрашивать. И как можно было не любить лорда Тайвина, который был готов пойти ей навстречу в такой ситуации? Все тревоги отпустили ее, и Санса просто наслаждалась танцами, радуясь, что все так разрешилось. Как же это приятно — получать от кого-то помощь. Если бы она попросила его помощи сразу, то Квентин и Маргери давно бы уже поженились, но и Санса тогда бы уже была на Севере.       Санса вернулась на свое место, когда ее ноги уже начали гудеть. Все стулья за столом Ланнистеров пустовали и оглядевшись по сторонам, из членов семьи она нашла лишь Томмена, который в кои-то веки не был в центре внимания, с удовольствием забыл о своем статусе и вел себя как ребенок. Хорошо воспитанный, но все же ребенок. Санса теперь со стороны наблюдала за танцующими, среди которых были и Маргери с Квентином. Они игнорировали большую часть фигур танца и просто обнимали друг друга, медленно двигаясь в такт музыке. Казалось, они не замечали никого вокруг. Другие пары из тех, кто был посмелее, следовали их примеру. Отчаянный шаг, потому что то, что будет прощено супругам, другим будет припоминаться еще долго. Брак дает кое-какие привилегии, особенно девушкам, хотя, возможно, даже будет лучше, если она все же поедет на Север без Тириона. Северяне могут думать о ней, что захотят, но по крайней мере у них не будет оснований предполагать, что Ланнистеры ею управляют. Так она вернее убедит всех в том, что она на стороне Севера и только. Может, не все так плохо. Без Тириона к ней отнесутся терпимее. Конечно, это не отменяет того, что Эдрику все еще нужен отец, но только не тот, кому сын не нужен. Она воспитает Эдрика сама, постарается сделать как лучше. Не будет поступать как Серсея или Лиза Аррен, она вырастит хорошего человека и достойного правителя. Впрочем, если она сама сможет стать достойным правителем, Эдрик выучится на ее примере. У нее все получится. У нее же один ребенок, а не трое или пятеро. Один и останется. И она вложит в него только лучшее. Кто-то сел на стул Тириона, и Санса обернулась. — Здравствуй, — произнесла Серсея с такой ледяной доброжелательностью, что Санса тоже поспешила облачиться в свои доспехи учтивости. — Что вам угодно? — Я что же, не могу поговорить с сестрой?       Санса подняла брови. А она думала, что Арья плохая сестра. — И о чем же мы будем говорить? — спросила Санса, молясь, чтобы разговор снова не зашел про то, что Сансе достается слишком много. Это только звучит прекрасно: «Отец отдал тебе Север». Надо еще разобраться, что с этим драгоценным даром делать. Серсея бы, конечно, быстро сориентировалась, но это было бы точно не во благо народа. «Люди должны тебя бояться. Только так они будут слушаться», — сказала ей Серсея в ночь битвы на Черноводной. «Если я когда-нибудь стану королевой, то сделаю так, что меня будут любить», — мысленно пообещала себе Санса тогда. Заслужить любовь на Севере непросто, если не сказать невозможно. Люди там суровые, не любители проявлять чувства. Бояться они ее вряд ли станут, да Санса и не желала этого. Но их уважение Санса должна заслужить. Так или иначе. — Что же, я подпортила тебе настроение? — еще шире и оттого еще более опасно улыбнулась Серсея. — Ты была так счастлива в обществе моего отца. Мое тебе не так нравится? — Что вам угодно? — повторила Санса. — Вы никогда не были любительницей пустой болтовни, мое настроение тоже едва ли вас волнует. Чего вы хотите?       Серсея повела плечом и приняла самый невинный вид. Кто угодно обманулся бы, если не видел выражение ее лица за мгновение до стремительной перемены. — Лишь хотела поговорить. Как девочка с девочкой. Мы так давно не говорили, Санса, а я вижу, ты многое из моих слов приняла к сведению. Ты можешь не любить меня, но не можешь отрицать, что я много для тебя сделала. — О, вы много для меня сделали, — согласилась Санса. — Уничтожили мою веру в людей, например. — Скажешь, это плохо? — подняла брови Серсея. — Ты была такой наивной и глупенькой, когда мы только встретились. Сейчас ты гораздо лучше. — Именно поэтому вы меня терпеть не можете? Я же раздражаю вас одним своим присутствием. Присутствием на месте, которое вы сами хотели бы занимать. Зачем играть в добрую королеву, если я прекрасно знаю ваше истинное ко мне отношение? Я в последний раз спрашиваю: что вам нужно? — Начинается церемония провожания, — заметила Серсея, и Санса с раздражением повернулась в ту сторону, куда Серсея указывала. И правда: Маргери уже успели окружить мужчины, и она робко улыбалась, опустив глаза в пол. Непривычно было видеть на губах Маргери такую улыбку. У Сансы внутри все сжалось. Она почувствовала благодарность к себе за то, что на своей свадьбе она набралась храбрости попросить у лорда Тайвина об отмене церемонии провожания. Она бы не выдержала. Прежде всего прикосновений Джоффри. Церемония провожания может быть сносной, если впереди ждет что-то действительно стоящее такого унижения, но в день своей свадьбы Санса просто боялась. Каждый новый этап казался ей страшнее предыдущего, и оставить брак нескрепленным казалось сложнее, чем скрепить его. — Должно быть, ты чувствуешь родство со своей подружкой, — предположила Серсея. — Приехала в столицу, помолвленная с одним, а вышла в итоге за другого. Никогда не знаешь, с кем сведет тебя жизнь. — Наверняка и вы мысли не могли допустить, что выйдете замуж повторно, — холодно заметила Санса, продолжая наблюдать за тем, как Маргери поднимают на руки, чтобы вынести из зала, — это было не самое приятное зрелище, и Санса не верила в улыбку Маргери, но смотреть на лицо Серсеи, которое было так прекрасно, но скрывало за собой такую ненавистную Сансе суть, было невыносимо. — Да и кажется, это не жизнь, а ваш лорд-отец все устроил, — Санса нашла в себе силы обернуться. Лицо Серсеи мгновенно изменилось. Снова я ее задела, подумала Санса, но не почувствовала за это вины.       Серсея изобразила улыбку, которая обдала бы холодом кого угодно, но только не Сансу, которая сама в последнее время успешно орудовала такими. Санса безразлично повела бровью — перед глазами у нее встал образ Серсеи в белом платье, которая делала точно так же, рассказывая Сансе о том, что их всех ждет, если Станнис возьмет замок. — Он поступает так, как ему выгодно. — Как выгодно семье, — поправила Санса. — Это одно и тоже, — нетерпеливо перебила ее Серсея. — Его интересы — это интересы семьи. Просто иногда… — она не закончила, мотнула головой и заговорила о другом, — но когда что-то перестает быть для моего отца полезным, он просто выкидывает это. И тебя тоже выкинет. — Очень сомневаюсь, — в тон ей ответила Санса. — Я еще очень долго буду ему полезна. Как и он мне.       Она улыбнулась, а Серсея резко поднялась с места. — Тебе стоит поспешить, если хочешь принять участие в раздевании жениха, — отрывисто произнесла она, вцепившись в спинку стула. — О, не думаю, что это хорошая затея, — Санса помедлила, любуясь выражением лица Серсеи. — Видите ли, однажды лорд Тайвин уже застал меня с полуодетым Квентином, и ему это не понравилось, — пояснила она. — Не хочу вызвать его гнев снова. Вы как никто понимаете, что лучше его не гневать.       Губы Серсеи дернулись от едва сдерживаемой ярости, но она ничего не сказала и просто ушла, напоследок успев прожечь Сансу полным ненависти взглядом. Санса все же почувствовала себя виноватой, но лишь на миг, больше всего ей сейчас хотелось рассмеяться. Зря она начала дразнить Серсею, но удержаться от этого было так сложно. Ее слова можно было по-разному истолковать, Санса знала, что Серсея истолковала их на свой извращенный манер. Санса просто сказала, как это было, остальное — воля воображения. Хорошие отношения между ними были невозможны, хотя как прекрасно было время, когда Санса считала наоборот, пусть это было лишь иллюзией. Серсея была для нее предметом восхищения, и Санса отчаянно хотела быть на нее похожей. Возможно, отчасти это сбылось, потому что не будь это так, Санса не позволила бы себе таких вольностей.

***

      Маргери взвизгнула и бросилась в объятия Квентина. Он подхватил ее и закружил по спальне. — Боги, я так скучала, — Маргери обхватила его лицо ладонями и поцеловала так страстно, как давно уже об этом мечтала. Они на многое осмеливались во время пира, и их поцелуй в септе получился тоже слишком смелым, но на большее она все равно не решилась — оставалось между ними пространство, которое теперь наконец-то возможно было сузить до предела. — Мы женились целых два раза, ничто нас не разлучит, — пообещал Квентин, осторожно опуская ее на пол. — Ты в порядке? С тобой обходились осторожно? — Да. В основном это были мои родственники, — Маргери улыбнулась и поправила рукав сорочки, сползший с плеча. Ее пощадили, оставив хотя бы этот предмет наряда. На Квентине остались только штаны — девицы вдоволь порезвились, провожая ее мужа до спальни. Маргери слышала, как накануне Мегга и Элинор обсуждали церемонию провожания, и приревновала самую малость. — Боги, я так рада, что мы вместе наконец!       Она снова обняла его, не веря, что это, наконец, происходит. Они вместе. Отныне и навеки. И Маргери была счастлива находиться в объятиях Квентина. Осознание, что в этот раз все действительно будет по-настоящему, что они смогут быть вместе, не скрываясь, дарило чувство нетерпеливой радости. Хотелось наверстать упущенное как можно скорее, но в то же время Маргери понимала, что теперь совершенно нет необходимости спешить. — Я люблю тебя, — сказал Квентин. — Мы прошли через все это вместе. Мы смогли.       Маргери улыбалась. Она хотела просто смотреть на него и никогда не отрывать взгляд. Теперь казалось нереальным, что когда-то она всерьез намеревалась выйти за Томмена и старалась пресечь каждую попытку Квентина разубедить ее в этом желании. — Я самая счастливая, — сказала Маргери. — И такой меня сделал ты.       Она снова поцеловала его, уже медленнее, стараясь вдоволь насладиться каждым мигом. Как приятно было целоваться, зная, что этот поцелуй не будет последним. Что никто не ворвется, чтобы им помешать. Не нужно бояться, что кто-то увидит. И не нужно торопиться перейти к следующей части. Просто целоваться, как будто это — единственное дело в мире. Как будто это то же самое, что и дышать, — ты просто делаешь это, не задумываясь, и это так естественно оттого, что необходимо. И остановиться невозможно. И больше не желание утолить жажду вело Маргери. Это был десерт, о котором она так долго мечтала, что представила его поглощение в мельчайших подробностях: и сладкий вкус ягод на языке, и крем на губах, крошки на пальцах. И хочется снова и снова чувствовать все это. И мечта такая же яркая, как и реальность.       Маргери первая отстранилась и улыбнулась в нерешительности, не зная, чего желает больше: целовать Квентина или просто изучать его лицо, находясь к нему так близко. — О чем ты думаешь? — спросила она. — О том, что не знаю, как теперь разлучиться с тобой хотя бы на мгновение. Я все время хочу быть рядом и держать тебя в объятиях, — ответил Квентин. Маргери никогда бы не подумала, что все эти слова будут так для нее желанны, что ей самой будет хотеться произносить их. Искренне, действительно веря в них, а не из эгоистичного желания больше прельстить. — А я хочу находиться в твоих объятиях, — выдохнула она. — И у нас вся ночь впереди, чтобы быть только вдвоем. Достаточно мы сегодня играли на публику.       Кровать прогнулась под весом двух тел. Квентин и Маргери лежали на мягком покрывале, обнимаясь, находя истинное наслаждение в отсутствии необходимости рваться вперед. Время текло медленно, будто специально подстраивалось под их темп, а может, это они, наконец, не стремились его обогнать? Торопиться некуда, все время повторяла себе Маргери, пытаясь привыкнуть к этой мысли. Так много всего было упущено в этой спешке, а потом в долгих неделях разлуки. Она приподнялась, чтобы получше разглядеть лежавшего перед ней человека. Ее мужа. Она взяла Квентина за руку и принялась рассматривать его ладонь. Раньше на это совсем не было времени, а теперь его было в достатке. Квентин сжал ее пальцы, и Маргери подняла на него взгляд. — Так странно, — задумчиво проговорила она. — Думаю, другого человека можно изучать всю жизнь. Он полон загадок. Ты полон загадок. И я хочу тебя изучить. А других никогда не хотела.       Квентин приподнялся на локте и пристально посмотрел в ее глаза. — Мне нравится то, что таится в твоих глубинах, Маргери. Я хочу погрузиться еще глубже. — Я — внучка своей бабушки, — серьезно сказала Маргери. — Тебе стоит знать это, чтобы догадаться об остальном. На каком-то бессознательном уровне я всегда буду немного расчетливой. И это не всегда нравится людям. И это не слишком нравится мне. — Это хорошо, что ты такая, — Квентин сжал ее ладонь обеими руками еще крепче. — Мне самому этого качества не хватает, а между тем весьма полезный навык, если намереваешься править. А мы будем делать это вместе.       Маргери улыбнулась. — Ты знаешь, что для меня власть больше неважна. Уже нет, с тех пор как я встретила тебя. Может, чуть позже, — исправилась она. — С тех пор, как ты научил меня больше прислушиваться к себе. — Я знаю, — подтвердил Квентин, — но ты не можешь бросить меня наедине с властью, она же достанется мне только благодаря тебе. Ты будешь мне необходима. Твой совет, твое мнение, ты сама. — Я буду рада помочь, — сдалась Маргери.       Они просто лежали, обнявшись, и молчали. Маргери прикрыла глаза. Можно лежать так всю жизнь. День, два. Неделю. Ничего не делать, просто слушать чужое дыхание, слушать стук чужого сердца, чувствовать под пальцами тепло, исходящее от тела. И это спокойствие. Просто спокойствие. В конце концов, у них все уже было. И после первой брачной ночи они также лежали, обнявшись, однако грозная туча нависала над ними. Все могло закончиться в любой момент. И закончилось. А теперь не нужно было этого бояться. Не нужно было бояться больше ничего. — Мне нравятся твои волосы, — вдруг сказал Квентин. — Они такие мягкие, щекочут мне лицо.       Маргери рассмеялась. — Прическа совсем растрепалась. Как хорошо, что это больше не имеет никакого значения. Что ты делаешь? — Хочу разрушить это произведение искусства окончательно, — сообщил Квентин, садясь на кровати. — Ты не закончишь и до утра, — хмыкнула Маргери. — Ты должна в меня верить и дать мне знак отличия. Только тогда твой боец может рассчитывать на победу.       Маргери тоже села, выдернула из прически ленту и повязала ее Квентину на руку, затем чмокнула его в щеку. — Ну давай, мой герой. Действуй, — она повернулась к нему спиной. Научиться расшнуровывать корсеты вполне возможно — там всегда одна логика, но расплести прическу может только тот, кто ее создал. Особенно свадебную. Их вариаций сотни.       Однако Квентин справился на удивление скоро. Маргери чувствовала его уверенные движения. Иногда он мешкал, пытаясь понять, с какой стороны подступиться к очередному элементу, но быстро справлялся с этой задачей. Маргери подняла руку, с недоверием ощупала волосы на макушке и, не обнаружив там ни одной забытой косы или шпильки, обернулась к Квентину, подозрительно прищурившись. — Я тренировался, — ответил Квентин на ее немой вопрос. — Это еще на ком? — На Гвинет, дочери Айронвуда, — признался Квентин. — Не ревнуй, она еще маленькая и чудовищно меня эксплуатировала.       Маргери рассмеялась. — Уже хочу познакомиться с этой малышкой. Хорошо, — сказала она, — принимайте награду, мой рыцарь.       Она положила руки на грудь Квентина и слегка надавила, чтобы он лег обратно на постель. — Прошу, моя королева, — сказал Квентин, улыбаясь. — Мне слишком нравится, как ты произносишь мое имя, чтобы лишать себя такого удовольствия. Я хочу, чтобы ты произносил его как можно чаще. Скажи его. — Маргери, — беспрекословно повторил Квентин, и Маргери понравилось, как блеснули при этом его глаза и как шевельнулись губы. — Прекрасно.       Маргери поцеловала его. Она хотела быть просто Маргери. Не какой-нибудь королевой Семи Королевств, не Юной Розой Хайгардена, а просто Маргери. Она же едва не потеряла себя за этими громкими словами и титулами. Она не хотела больше теряться. И знала, что Квентин не позволит ей сделать это, он-то знает ее настоящую. — Маргери, Маргери, Маргери, — прошептал Квентин, и Маргери рассмеялась, уткнувшись лицом ему в грудь. — Тебе нравится меня смешить? — Да. Мне нравится твой смех, — признался Квентин. — Ты хочешь сорвать нашу брачную ночь? — Почему бы и нет.       Маргери отстранилась и перекатилась на спину. Квентин приподнялся, опираясь на руку, чтобы заглянуть в ее лицо. — Как это прекрасно, — выдохнула Маргери. — Ты понимаешь, что мы можем делать, что хотим? Вообще все, что только можно? И никто не скажет, что мы Тирелл и Мартелл и все такое. — Ты имеешь в виду сейчас? Или всегда? — Всегда, — Маргери повернула к нему голову. — Поехали в Хайгарден, — предложила она. — Я познакомлю тебя с Уилласом, покажу фонтаны, Мандер. Мы еще успеем побыть в Дорне, но Хайгарден… Ты говорил, что это невозможно, помнишь? Теперь возможно все! Ты мой муж, а я твоя жена. Мы можем поехать в Хайгарден и часами гулять там. Уверена, там все еще красиво, даже сейчас. Снега там нет, а цветы… Там должны быть цветы. Даже зимой. Там всегда цветет что-нибудь. А если нет… колоннады, музыка, все осталось прежним, я покажу это тебе! Тебе понравится Хайгарден, я знаю. — Я согласен, поедем в Хайгарден, — сказал Квентин. — Правда? — Конечно. Хочу увидеть место, воспоминания о котором заставляют твои глаза так блестеть. Место, в котором ты выросла. Место, где шалила маленькая Маргери.       Маргери рассмеялась. — Теперь мы будем шалить там вместе. — С большим удовольствием подпишусь на это.       Он поцеловал ее в плечо, и Маргери ощутила трепет внутри. Не столько даже от поцелуя, сколько от самого осознания, что все ее мечты сбываются. Она вернется в Хайгарден, пусть и ненадолго, но она покажет его Квентину. — Уиллас хотел присутствовать на нашей свадьбе, — вспомнила она. — Он очень хочет познакомиться с тобой. — Можем пожениться в третий раз, если будущему Лорду Хайгардена будет угодно, — сказал Квентин, приподняв голову на мгновение. — Если мы произнесем обеты в третий раз, нас даже смерть не разлучит, — рассмеялась Маргери. — Ничто и никто.       Квентин потянул вниз ее сорочку. — Перед тем, как я перестану что-либо соображать, я хочу сказать, что люблю тебя, — прошептала Маргери. — Я еще не раз повторю это сегодня, но к тому времени я буду немного не в себе. — Я сделаю все, чтобы ты пробыла не в себе как можно дольше, моя Маргери, — пообещал Квентин.

***

      Стараясь оказаться как можно дальше от праздника, но при этом не слишком нарушить обещание, данное Джейме, Тирион прохаживался по коридорам неподалеку от зала. Он не ожидал здесь кого-то встретить в разгар праздника и тем более не ожидал встретить отца. Странное совпадение. Наверное, это был первый раз, когда Тирион не хотел избегать разговора. Он не знал, что ему делать дальше, не знал, как из обломков прежней жизни возможно построить что-то новое. Что-то хорошее. Но вот его отец всегда знал, что делать. Какой бы безвыходной ни казалась ситуация, Тайвин Ланнистер всегда находил решение. И даже решение забрать Сансу сейчас казалось Тириону наилучшим из возможных. Что еще Тирион мог бы натворить, останься Санса с ним? Что еще он наговорил бы ей? Эта разлука была нужна им обоим. Особенно Тириону. Просто чтобы взглянуть на ситуацию со стороны, подумать. И увидеть, наконец, правду. — Вы любите ее?       Отец повернулся к нему, почти не помедлив, и его лицо ничуть не изменилось. Тирион не ждал, что будет иначе. И он не надеялся, что отец будет откровенен с ним, но не мог не спросить, пусть даже шанс услышать правду был невелик. Конечно, отец почти всегда говорил правду. Но такую… а Тирион лишь хотел узнать точно. Разве это бы все не объяснило? Все подарки и снисхождения? Тирион привык воспринимать отца как кого-то непрошибаемого, абсолютно всегда хладнокровного, не поддающегося никаким слабостям и эмоциям. Не знающего жалости. Но Санса заставила Тириона раскрыть глаза, ее слова заставили Тириона вспомнить, что его отец — тоже человек. И, пусть в это сложно было поверить, он не бесчувственный. И не равнодушный. В конце концов, Санса никого не могла оставить равнодушным. Ни одного человека. И его отец все же был человеком, пусть и прятал это глубоко в себе, будто под ледяной броней. Видно, он все же показывал крупицы своей человечности Сансе, на что Санса незамедлительно откликнулась со всей пылкостью, на которую была способна. Ради нее отец, наверное, вполне мог приоткрыть эту завесу своей бесстрастности. И это бы на самом деле все объяснило. Если бы оказалось правдой. — К чему такой вопрос?       «Ну же, отец, вы всегда любили говорить прямо. Почему теперь увиливаете?»       Он прежний ответил бы так. Но у него нынешнего не было сил на эти слова. Что в них было? Издевка, попытка вывести отца из себя. Как всегда провальная. К чему это все теперь? Если он хочет говорить серьезно, он сам должен быть серьезен. Если он хочет, чтобы отец сказал правду, он должен вести себя достойно. Как и должен был все это время. — Речь о Сансе, — спокойно объяснил Тирион. — Я много думал над вашими словами, все пытался понять. Кажется, наконец понял. Тот недостающий кусочек, который вдыхает смысл во все остальные. Да и зачем в противном случае вы стали бы хранить ее письма? И тот цветок.       «Ты посмел рыться в моих вещах?» — спросил бы отец в каком-нибудь другом случае. Но теперь это все уже было неважно.       Тирион смотрел на отца снизу вверх, надеясь найти ответ в его лице, если слов он не получит. В коридоре стало вдруг так тихо, и звуки музыки из зала отдалились, будто бы сам замок жаждал услышать ответ. Отец молчал. И Тирион должен был отчаяться, но он мало что чувствовал в последнее время. Подтверждение его догадки не смогло бы расстроить или разозлить его. Кажется, теперь ничто не могло расстроить его или разозлить. Отец пристально смотрел на сына, а Тирион не отводил взгляд, сам не зная, так ли ему нужно услышать правду. Все же нужно, решил он. Когда начинаешь узнавать тайны, хочется открыть их все. — Положим, мне она и правда небезразлична, — наконец проговорил отец. Возможно, Тирион все же был благодарен за такую щадящую формулировку. — Что с того? — Если это правда, почему Санса так долго была со мной? — Потому что она твоя жена, — спокойно отозвался отец, и Тирион поверил, что это и правда могло быть для лорда Тайвина веской причиной. Было ею до недавнего времени. — И я считал, что с тобой ей будет лучше. — Теперь все не так.       Он мог бы чувствовать горечь, потому что, как оказалось, ему следовало бы беречь Сансу еще больше. Тирион понятия не имел, что все может обстоять так. Конечно, его подозрения все же были недалеки от истины… или все же далеки. Это было совсем не одним и тем же. Обладать Сансой лишь затем, чтобы в очередной раз опустить сына, или любить Сансу и заботиться о ней, до чего сам Тирион снисходил не так и часто, было совсем не одним и тем же. А Тирион наивно полагал, что Санса будет с ним в любом случае, что бы ни случилось, как бы он ни поступил с ней. Но все было не так. — У тебя было достаточно времени понять, почему я сделал то, что сделал. Ты совершил ошибку. Санса тоже. Пусть она лгала, чтобы не сделать тебе больно, она все же лгала. Но твоим поступкам нет оправдания. — Я знаю. — Я надеялся, что она забудет о своих чувствах, что ты поможешь ей забыть, — продолжил отец. — У вас все могло бы получиться. Она была на твоей стороне с самого начала. Не только из-за долга, но и потому что ценила то, что ты для нее сделал. Она помнила об этом. — А я забыл о том, что сделала для меня она, — признал Тирион. — Хотя не следовало бы. — Не следовало, — согласился он. — И что же будет теперь? — Это решать только вам.       Тирион мог бы удивиться. — Почему? Сейчас, когда Санса почти в ваших руках, вы толкаете ее обратно ко мне? Зачем? — Затем, зачем и всегда. Ради семьи и ради Сансы. Санса готова тебя простить, потому что она помнит, что вас больше, чем двое. Еще есть Эдрик. К тому же есть еще Север. И Санса поедет туда. Ты мог бы поехать с ней. Заботиться о ней, помогать, поддерживать. Если бы ты нашел в себе силы просто жить, не вспоминая о прошлом, и научиться ценить, что имеешь, у вас еще могло бы все получиться. Может, не так, как ты бы хотел. Но это все равно больше, чем есть у многих.       Тирион вспомнил Квентина и Маргери, которые весь день глаз друг с друга не сводили. Подумать только, когда-то он пытался их разлучить, а теперь присутствовал на их свадьбе. Их союз по любви — скорее исключение, нежели правило. Но теперь Тирион знал еще двух людей, которые друг друга любили. И ему точно было бы не под силу смотреть, если бы они бросали друг на друга столь же пламенные взгляды. Хотя за сегодня он все же увидел достаточно. Как они стояли и переговаривались, и Санса вела себя так, как никогда не вела. Она смотрела иначе, ее мимика была другой, ее движения. Что-то в ее поведении было знакомым, а другое разубеждало Тириона в этом смелом предположении. Любой, кому пришло бы в голову наблюдать за лордом Тайвином и Сансой, поймал бы себя на мысли, что происходит что-то нетипичное. Отец смотрел на нее чуть иначе, чем на других. И даже издалека было видно, что он совсем не так безразличен, как обычно. Неудивительно: рядом с такой живой и эмоциональной Сансой даже настоящая ледяная глыба подтаяла бы, но Тирион же знал теперь правду. Ошибки быть не могло. Он наконец-то прозрел. — Если Санса будет знать правду, о том, что ее ждет, если она откажется от меня, то ее выбор будет очевиден, — медленно проговорил он и сразу понял, что это не так. Санса все равно выберет долг. И будет страдать от этого. И поэтому отец ничего ей не сказал. Да, не сказал, это казалось очевидным теперь. Санса ничего не знала и все же в глубине души о чем-то подозревала. «Я запутана не меньше тебя!» — услышал Тирион ее голос, будто Санса стояла рядом с ним в этом самом коридоре. — Выбор стоит не между тобой и мной, — остался невозмутим отец. — Выбор стоит перед тем, готовы ли вы дальше строить вместе свою семью или не готовы. Поэтому ответь мне прямо сейчас: готов ли ты? Готов ли ты никогда не упоминать о произошедшем и просто позволить вашей семье начать все сначала? Потому что, если нет, я не позволю тебе и дальше мучить Сансу. Я знаю, тебя эта ситуация задела, но Санса тебе не чужая, так что попробуй взглянуть на произошедшее в отрыве от собственной обиды. Это неприятно, но Санса не заслуживает того, чтобы ее всю жизнь попрекали. Если ты откажешься, пути назад не будет. Это не значит, что она будет со мной, нет. Просто она поедет на Север, а ты упустишь шанс попытаться начать все сначала и останешься здесь. Если ты, конечно, вообще хочешь начинать сначала. Но не забывай, что не одну Сансу ты потеряешь. — Эдрик, — понял Тирион. — Эдрик. Ты можешь продолжать обижаться на Сансу, это твое право, но на второй чаше весов твоя семья. Ты можешь попытаться пересилить себя ради Эдрика. Но ты должен уже сейчас знать, хватит ли у тебя на это сил. У Сансы большое сердце, она готова забыть обиды, она готова попробовать сначала, так попытайся сделать то же если не ради нее, то ради вашего сына. — Тирион смотрел на отца и понимал, что этого человека он совершенно не знает. Почему-то ему всегда казалось, что отец всегда поступает только в своих интересах. Даже когда говорит, что дело в семье, то ему самому это выгодно, но теперь Тирион сомневался. И отец подтвердил его догадку. — Мне все это не нравится, но Санса так будет чувствовать себя лучше. Это для нее — идеал. Семья, где люди заботятся друг о друге. Это то, как она жила до того, как приехала сюда, это то, чему она может научить тебя, если ты ей это позволишь. Это твой шанс, Тирион. Последний. Можешь думать, что не заслуживаешь ее, возможно, будешь прав, но Санса считает иначе. Может, не стоит ее отталкивать в этом случае? Она может сделать выбор в твою пользу. Уже сделала. — Если бы Санса знала правду… — Но она не знает, и ты ей не скажешь, — твердо произнес отец.       Тирион взглянул на него. Наверное, впервые в жизни попытался поставить себя на его место. «Он так сильно любил ее, — услышал он в голове голос дяди Гериона. — После ее смерти он стал другим человеком. Лучшая его часть умерла вместе с ней». Выходит, не умерла. Или воскресла. Благодаря Сансе. Отец потерял одну любимую женщину из-за меня, а теперь добровольно отдает мне другую. Из-за семьи. Нет, ради Сансы. Только ради Сансы.       Напрашивался язвительный комментарий про неожиданно взыгравшее благородство, но Тирион удержался. Наверное, это нельзя назвать таковым. Просто делать так, чтобы любимому человеку было лучше, наверное, это обычное дело для любящего. И почему сам Тирион больше не был уверен, что все это время поступал правильно?       Санса закрыла лицо руками. Плакала. Из-за него. А он не чувствовал и тени сожаления. А когда почувствовал, ее уже не было рядом, чтобы это сожаление выразить. — Вы уверены, что ей со мной правда будет лучше? — спросил Тирион. — Полагаетесь на ее уверенность? На ее желание идеальной семьи? А если не выйдет? При всем уважении, но я мало похож на Неда Старка, а Санса — далеко не леди Кейтилин. — Тогда вы уже сами решите, что с этим делать. Как взрослые люди, которые несут определенную ответственность. Выбор все еще за тобой, я ни к чему тебя не принуждаю и ни на чем не настаиваю. Просто сама Санса с тобой говорить об этом не станет, ты к ней тоже не подойдешь. А так я по крайней мере буду знать, что было сделано все, что можно, чтобы сохранить этот брак. — Вам бы все равно не хотелось, чтобы он сохранился, — высказал предположение Тирион. — Вы не думаете всерьез, что Санса права насчет меня, того, чтобы дать мне шанс. Вы бы не дали. — Мне хотелось бы, чтобы Санса была счастлива. Не знаю, что произошло на самом деле, Джейме говорит, что ты не спал с этой девкой, но я же знаю, что вино напрочь лишает тебя разума. Санса готова попытаться в любом случае, и она заслуживает счастья. Полагаю, что ты тоже заслуживаешь. Так что подумай хорошо. Возможно, не стоит выбрасывать то, что уже находится почти в твоих руках, нужно только это взять и наслаждаться. — Как я могу наслаждаться, зная все это? — спросил Тирион, надеясь, что отец не посчитает его совсем эгоистом. Тириону бы в самом деле наслаждаться, узнав, что его готовы простить, когда он сам себя простить не готов, а он еще сомневается. — Поэтому я и даю тебе выбор, — все еще спокойно произнес отец. — Будь с собой честен. Не бойся: Санса не упадет ко мне в руки, если ты откажешься от нее. Знаю, будь это так, ты бы пошел с ней мириться просто назло мне. — Как хорошо вы меня знаете, отец. — У нас много общего, пусть я долго это и отрицал. Если бы Сансе не нужно было никуда ехать, я бы с тобой сейчас обо всем этом не разговаривал.       Тириона на миг поразила та интонация, с которой отец произнес эти слова. Так просто, как будто это было само собой разумеющимся. Хотя так оно, наверное, и было. Санса его любила, и лорд Тайвин об этом знал. И Тирион был бы единственным, кто стоял между ними. — Наверное, в таком случае вы бы очень постарались, чтобы она меня не простила. Попытались бы настроить ее против меня. — Зачем? С этим ты прекрасно справляешься и без моей помощи. Стоит ли напоминать, что это ты пытался настроить ее против меня? — Я хотел, чтобы она знала правду. — Теперь знает. Как видишь, ничего не поменялось. — И я все еще не понимаю причину этого. — Может, однажды поймешь.       Их разговоры редко когда проходили гладко, а если это и случалось, то лишь потому, что они говорили о делах. Если разговор заходил о Тирионе или его образе жизни, выслушать приходилось многое. И теперь Тириону было все равно необычно, хотя они привычно балансировали на грани. Только уже другой. И балансировал Тирион, а отец как всегда стоял твердо, уверенный в своих словах и действиях. Если когда-то его и терзали сомнения, этого никому не довелось бы увидеть. А Тирион не представлял, как можно было принимать подобные решения без сомнений. Конечно, делал все это отец не ради него и открыто в этом признавался, но Санса действительно заслуживала быть счастливой. И если она все еще видела хотя бы какое-то совместное будущее, Тирион не имел права причинять ей новую боль, чтобы почувствовать себя правильно. Отношение Сансы к нему — это ее выбор. Который он может принять и не погрязнуть окончательно в тьме, которая преследовала его эти недели. — Спасибо, — сказал Тирион. — За то, что заботились о ней, когда я этого не делал.       Благодарить отца за что-то еще было бы слишком для них обоих. Даже за то, что этот разговор состоялся. Если бы не желание Сансы что-то исправить, отца бы здесь не было. Он не верит, что у них что-то выйдет, не слишком хочет, чтобы вышло, но улыбка Сансы оплатит все издержки. За Сансу отца все же стоило поблагодарить. И за то, что он защищал ее. Кто-то же должен был.

***

      После церемонии провожания немногие гости начали расходиться, остальные же продолжили веселье. Одни позабыли о молодоженах и тому поводу, по которому собрались здесь, другие, напротив, с удовольствием отпускали шутки по поводу того, чем Маргери и Квентин занимаются в спальне. Санса отчего-то продолжала сидеть на своем месте и размазывала по тарелке десерт, изредка отправляя в рот кусочек. Слишком сладко. Но уходить ей не хотелось. Снова засыпать, размышляя о том, что прошел еще день, а так ничего и не изменилось. Они оба были правы — лорд Тайвин и Джейме — ничего не могло измениться, потому что ни Санса, ни Тирион не сделали шагов навстречу друг другу. Но Санса не смогла бы заставить себя просить прощения. Только не после того, как Тирион показал, что она совершенно не нужна ему. Снова быть униженной, извиняясь, а потом получая требование убираться? Нет. Не она должна делать первый шаг. Пусть без извинений, но Тирион должен показать, что хочет воссоединения.       Поглощенная горькими раздумьями, сдобренными сладким десертом, Санса не сразу заметила, что Тирион вернулся. Краем глаза Санса увидела, как он забрался на стул и заглянул в свой пустой кубок. Она думала, он ушел с праздника совсем, но нет, зачем-то вернулся и сел на свое место с ней рядом, хотя остальные места за столом все еще пустовали. Неужели они так и не помирятся? Неужели настолько все безнадежно? Она сумела договориться с принцем Оберином, она даже с его братом поладила! Но у тех была мотивация. Принцу Оберину Санса помогла эту мотивацию найти, а Тирион… наверное, ему это все действительно не нужно, наверное, он вовсе не… — Прости меня.       Санса резко повернулась, думая, что ослышалась. — Что? — переспросила она. — Прости меня, — повторил Тирион спокойно. Санса вгляделась в его лицо. — Я был дураком. Мне не стоило говорить то, что я сказал, и делать то, что я делал. — И ты меня прости, — растерянно проговорила Санса, все еще не вполне осознавая. — Я не должна была тебе лгать, мне очень жаль, что все так получилось. — Значит, мир? — предложил Тирион. — Мир, — Санса улыбнулась, испытав внезапное облегчение, будто после долгой прогулки сняла, наконец, теплый плащ с отяжелевшим от мокрого снега мехом. — Я бы выпил за это, но вина нет, и все чашники куда-то разбежались, — произнес Тирион таким привычным Сансе полушутливым тоном.       На радостях Санса не стала высказывать возражения. Она была счастлива, и ее бокал был полон. — Возьми мое, — она подвинула к Тириону бокал, к которому притронулась лишь в самом начале пира. — Ты не будешь? — Чуть-чуть. За примирение, — Санса улыбнулась и сделала глоток. Такой сладкий десерт, что и вино после него кажется сладким. А может, это все от радости. — За примирение, — повторил Тирион. Санса увидела лорда Тайвина, который возвращался на свое место. Их взгляды встретились. Санса улыбнулась ему, мгновенно все поняв. Тирион не пришел бы к ней сам. Лорд Тайвин помог, выполнил данное ей обещание. Санса должна была догадаться, что он сделает все сразу, — не в его характере было откладывать дела на потом. — Я рада, что мы помирились, — честно сказала Санса, повернувшись к мужу. — Никакое препятствие не должно разлучить нас. Я не хочу больше лгать, не хочу ничего скрывать. Так только хуже. Нужно было сразу рассказать тебе правду. Тогда мы бы справились со всем вместе, так? — Конечно, — Тирион допил вино и поставил на стол пустой бокал. — Но это мне стоило показать тебе, что ты можешь быть честной и не бояться осуждения. Если ты не рассказала, значит, это моя вина, что ты не считала, что можешь мне довериться. Не чувствовала, что я все пойму и не стану винить тебя. Оказалось, не напрасно. Как я вел себя… наверное, ты вообще пожалела, что решилась рассказать. — Я просто не хотела, чтобы ты расстраивался. Для тебя все эти темы… — Теперь все хорошо, — Тирион взял ее за руку, и Сансой окончательно овладело облегчение. — Мы учтем все ошибки и начнем сначала. Теперь все будет иначе. — Да, иначе, — согласилась она, чувствуя, что не может сдерживать улыбку.       Санса откинулась на спинку стула. Случилось чудо, как она и хотела. И это чудо сотворил лорд Тайвин. Она снова взглянула на него — он смотрел прямо на них, наблюдал, наверное, чтобы вовремя вмешаться, если что-то пойдет не так. Но все было так. По крайней мере сейчас. Неизвестно, что будет завтра, через неделю или через год. Сансе хотелось верить, что все в самом деле наладится, и данные сегодня обещания не будут пустыми. Она не выдержит снова пройти через все это. Она надеялась, что Тирион не заставит ее. Они же действительно научены уже горьким опытом. Все это не должно повториться. Этот момент воссоединения не должен стать их последним лучшим моментом. Все будет хорошо, Санса готова была в это поверить. Она ощущала почти забытую гармонию и спокойствие. Оно обволакивало, как одеяло или горячая вода в ванне после тяжелого дня. Сознание расслаблялось, и тело вместе с ним. Странно, ведь еще несколько минут назад она ощущала такой подъем. Ее пальцы все еще сжимали руку Тириона, но это ощущение чужих пальцев в своих тоже куда-то уплывало, теряясь в тумане. Это было так знакомо, будто она испытывала такое прежде. Ну конечно, тогда она играла с Арьей и Джейни в снежки в Винтерфелле много лет назад. Снега навалило по самую крышу оружейной, и за сугробами с легкостью мог укрыться даже Робб. Робб, конечно, не играл с девчонками, он с Джоном и Теоном Грейджоем был занят своими мальчишескими делами. От беготни сделалось так жарко, и Санса чувствовала, как под слоями одежды ткань нижнего платья прилипает к спине. Ее дыхание сбилось, щеки горели огнем, хотя на улице стоял мороз. Может, это в детстве ей так казалось, потому что зимы быть никак не могло, это было лето. Почти всю ее жизнь было лето, хотя на Севере часто выпадал снег. В тот раз его было особенно много. Отец говорил, что снег ветром принесло со Стены, и Санса не знала, так ли это на самом деле, но Север всегда был суров и непредсказуем, а холод там отличался коварством. Снежок ударил Сансу в лицо, она завопила и упала на спину прямо в мягкий сугроб. В снегу было как будто теплее, и ее тело внезапно расслабилось, получив передышку. Санса на мгновение ощутила боль в ногах, но тут же перестала ее чувствовать. Она засыпала. Снег был повсюду, и теперь он грел, а повсюду было серое небо, совершенно однотонное, как чистый холст. Глаза закрывались, и Санса была уверена, что вот-вот погрузится в сон, как вдруг услышала визг Арьи. — Вставай, Санса! Вставай! Ты что, не слышала, что отец говорил? Как люди в снегу замерзают насмерть! Не спать, Санса, не спать!       Однако сопротивляться Санса не могла. Ее мысли растекались, не успевала она их обдумать. Все становилось таким далеким, и голос Арьи тоже. Ее разум казался отдельным и далеким от ее тела, которое вдруг стало непослушным и легким, словно перышко.