***
— Вашей дочери, насколько я помню, нужно было средство от бессонницы, — проговорил мейстер Френкен с большим спокойствием, чем от него можно было ожидать. — А принц Доран просил изготовить для него лекарство. Он задержался в столице дольше, чем планировал, и средство, которое дал ему его мейстер, почти закончилось. К счастью, у принца был рецепт, и я сумел помочь ему. — Вы дали моей дочери яд, а я узнаю об этом только сейчас? — Сладкий сон леди Серсее дал мой помощник, а вот с запросом принца Дорана он не справился и позвал меня. — С запросом моей дочери он тоже не справился. Сонное вино у вас закончилось? Маковое молоко, что у вас там еще есть? Почему он дал ей яд? — Это не только яд, но и лекарственное средство. — От этого лекарственного средства умер мой сын и сейчас умирает леди Санса. Если бы принц Доран жаловался на плохой сон, ему бы ваш помощник тоже дал яд? — Я проведу с ним беседу. — Беседовать нужно было раньше. Когда кто-то умирает, беседы уже мало что дают. — Я обещаю вам, милорд, этого больше не повторится. — Разумеется. И я лично об этом позабочусь. Мейстер Френкен стремительно терял былое спокойствие. — Но милорд, вы же… не казните его? — Порадуйтесь, что я не казню вас. Такая ответственность на ваших плечах, вы передоверяете ее какому-то помощнику, а теперь еще и просите за него? Что с леди Сансой? — переменил Тайвин тему. — Есть шанс, что она очнется от этого… сна? — Вероятно, но я не могу сказать точно. Неизвестно, сколько яда было и сколько она выпила, — мейстеры умели изворачиваться и уходить от однозначных ответов, когда это было необходимо. Френкен знал, что будет, если его благоприятный прогноз не оправдается, а учитывая, что это будет не первой его провинностью… — Выпила она немного, — Тайвин был настроен получить более определенный ответ, — всего один глоток, остальное допил мой сын, — он слишком пристально наблюдал за этими двумя, и радость Сансы казалась ему облегчением, доказательством, что не зря он говорил с Тирионом. Он был уверен, что попытка будет тщетной, но отказать Сансе не мог. И не мог представить, как будет чувствовать себя после этого разговора. Даже не после разговора. После вопроса сына: «Вы любите ее?» — И этого могло быть довольно, если бы доза яда была большой, — мягко возразил мейстер Френкен, продолжая стоять на своем. — Впрочем, если она до сих пор жива, то скорее всего не умрет. — Постарайтесь, чтобы она этого не сделала, — процедил Тайвин. — Если она умрет, вы тоже умрете. Ему стоило бы злиться на Серсею, но от нее ожиданий у Тайвина было меньше, чем от мейстера. Его дочь, как и всегда, шла на поводу у эмоций. Подсыпать Сладкий сон на пиру — это было в духе Серсеи. Совершенно глупо, очень прозрачно и лишь бы сделать, а только потом уже думать. Серсея не скрывала своей неприязни к Сансе. Тирион и Санса пили из кубка Сансы, Тайвин видел это собственными глазами. И этого всего не случилось бы, если бы Френкен лучше делал свою работу. Хотел бы Тайвин сказать, что даже от Пицеля было больше проку, но нет. В очередной раз стоило бы убедиться, что ни на кого полагаться нельзя. Он думал, что Серсея лишилась рассудка, когда услышал ее крики. Она была словно безумная. Такая бледная, измученная, волосы взлохмачены, а платье измято. Последний раз он видел ее такой на свадьбе Джоффри. Тогда ему пришлось держать ее, чтобы она не набросилась на Сансу. И теперь он снова держал ее за руки, только в этот раз она молила о прощении. Это поразило его, он никогда не думал, что до такого дойдет. Это было чистым безумием, чтобы его дочь молила его о прощении, стоя на коленях. Это была не Серсея. Какая-то сломленная и изнуренная женщина. Ему некогда было думать, что он чувствует по поводу участия Серсеи во всем этом, но, когда он увидел свою дочь такой… он испытал потрясение, а не гнев. Всегда было легко злиться на Тириона, который все отрицал, ничего не слушал и перечил нарочно. Валяющуюся у него в ногах Серсею невозможно было избрать объектом гнева. Тайвин даже не знал, что она носила ребенка. Видно, никто не знал, кроме нее самой. В слезах и крови, согнувшаяся пополам, шепчущая свои мольбы, — Тайвин не мог пересилить себя, чтобы ее возненавидеть. Она убила Тириона, хотя пыталась убить Сансу. И Санса в соседней комнате лежала на постели точно так же. С ней был Джейме. А Тайвин сидел у постели дочери, которая была бледнее смерти, и ее руки лежали поверх одеяла, под ногтями все еще виднелась кровь, скопившаяся там, когда Серсея неистово цеплялась за подол, корчась от боли. Ее глаза были закрыты, веки подрагивали, а под ними пролегли тени. Любому, кто угрожал Ланнистеру, полагалось наказание. Кто лишал Ланнистера жизни, тому обычно полагалась смерть. А если Ланнистер лишил жизни Ланнистера? Тирион был мертв, а Серсея выглядела так, будто готова была последовать за ним. Мейстер Френкен был неподалеку, но к тому времени, как Серсею уложили в эту постель, шелковый подол успел пропитаться кровью. Это было так знакомо. И это вызывало боль, вызывало страх, который отключал прочие чувства, не позволял злости проявиться. Она лежала такая тихая, какой он не привык ее видеть. Даже в ее спокойствии, которое она приобрела в Дорне, Тайвину чудился ее обычный протест. Серсея никогда не была спокойной, ни единого дня с самого своего рождения. Джейме был безрассуден, но Серсея ему не уступала, только умела это скрывать. Иначе не могло быть — леди обязана прятать чувства, но Серсее всегда было тяжело удержаться, когда ее задевали за живое. И она редко скрывала чувства от членов своей семьи. Тайвину она всегда высказывала в лицо все недовольства и бесилась еще больше, когда он никак на это не реагировал. И теперь она просто лежала перед ним такая обессиленная, такая непохожая на саму себя. Зато похожая на другую женщину. Столь же красивую, с теми же чертами лица и теми же золотистыми волосами. И тем же взглядом зеленых глаз, определил Тайвин, когда Серсея открыла глаза. — Отец… Ее голос был слаб и тих, пожалуй, он никогда не слышал у нее такого. Очень давно не слышал. — Как ты? — спросил он. Тайвину показалось, что в ее глазах блеснули слезы, и Серсея быстро отвернулась, насколько только могла в таком состоянии. Ее грудь начала вздыматься часто и быстро. — Я не думала, что это случится, — прошептала она. — Неужели это расплата за то, что я сделала? Я заслужила. — Мне жаль, — сказал он. Тайвину было нечего больше сказать. Ему хотелось, чтобы она ответила за свой поступок, но ему было тяжело видеть ее боль теперь. Ее единственной радостью были дети. Как бы она ни относилась к ним, каких бы ошибок ни совершала, воспитывая их, она сама была убеждена в своей безоговорочной любви к ним. Джоффри она потеряла, Томмен продолжал относиться к ней настороженно, пусть и пытался это скрыть. А теперь еще и это. — Я не хотела убивать Тириона, — всхлипнула Серсея. — Поверь, — она схватила его за руку, будто боялась, что он встанет и уйдет. — Я недолюбливала его, это верно, порой я желала ему смерти, но я никогда не осмелилась бы его убить. Он был моим братом. Это была ошибка. Он верил ей. Верил, что она никогда в трезвом рассудке не решилась бы на такое безумство. Она слишком боялась его, чтобы в самом деле пойти против него. Тайвину уже много лет не доводилось всерьез угрожать людям — напоминания о Рейнах из Кастамере было достаточно не только для его врагов. Если бы этот яд не попал к Серсее таким случайным образом, ничего бы не произошло. Эмоции возобладали над разумом, а орудие ей прямо в руки отдал этот никчемный помощник мейстера. — За что ты так ненавидишь Сансу? — спросил Тайвин. — Неужели действительно за то, что я больше доверяю ей? — он не мог поверить, что это в самом деле может так задевать его дочь. Все упиралось исключительно в поступки. Он никогда не отдавал предпочтений просто так. На месте Сансы могла быть Серсея, если бы она не спорила по любому поводу, а хотя бы пыталась понять, почему он поступает так, как поступает. Почему ему не нравилось поведение Джоффри, почему им нужны были Тиреллы, почему свадьба Маргери и Томмена была необходима, почему Тириона нельзя было казнить. Во взгляде Серсеи отпечаталось страдание. Ее взгляд не назвать было живым — он застыл в каком-то немом выражении горя. Когда она заговорила, ее голос был чужим. — Я думала, она все у меня забрала. Когда-то все здесь было моим, но теперь это все принадлежит ей. Я все потеряла. Я все потеряла, но не Санса отобрала это у меня. Я потеряла все из-за мести Сансе. Оберин говорил, что месть ничего не вернет, только заберет еще больше, — Серсея опустила руку на живот, — так и вышло. Сансу все любят. Я потеряла надежду на счастливое будущее. Я могла быть счастлива с Оберином, если бы только я думала о нашей с ним семье, а не о мести. Я разрушила все своими же руками. Немного не дотерпела, — Серсея покачала головой. — Я могла быть на пути домой сейчас, — она прижала руку ко лбу, и Тайвин отчетливо увидел ее слезы. — Но теперь все безнадежно. Оберин не простит меня никогда, я же обещала, что не натворю глупостей. Я не хотела, я пыталась держаться, — она посмотрела на него. — Ради ребенка, ради Оберина, но просто не смогла. Что-то оборвалось внутри, и я… Они все были так счастливы. Маргери никогда так не улыбалась Джоффри, она никогда по-настоящему его не любила. А Санса… она тоже. Она так всем улыбалась и смеялась. Она так улыбалась тебе, а тебе так приятно было проводить с ней время, я видела это. Тебе никогда не было так приятно проводить время со мной. Она любезничала с принцем Дораном, а он никогда не относился ко мне так. Ко мне он был безразличен. Прямо как ты. И я просто… рука сама потянулась… я не должна была брать с собой яд. Я бы одумалась, если бы его со мной не было. У меня всегда получалось одуматься. Я всегда вспоминала о ребенке. Или об Оберине. Или об обоих сразу. Это поднималось внутри, но мне удавалось это унять. Но сегодня… я не знаю, что произошло. Я не смогла. Я не подумала. Я хочу домой, — она всхлипнула. — Но у меня больше нет дома. Оберин меня не простит. Он на порог меня не пустит, если узнает, что я натворила. Он такой же принципиальный, как и ты. А я обещала, что никому не наврежу. Я никогда не думала, что мне может быть так хорошо, но мне было. Оберин заставил меня понять, что можно быть счастливой, но нужно отпустить злобу. Там я могла. Но здесь все вернулось. Я ненавижу это место. Ненавижу его. Оно питалось моими страхами и слезами так много лет. Красный замок копил в своих стенах мою злобу на Роберта, на его брата, на всех этих советников, придворных, а теперь, когда я приехала чистая, он снова нагрузил меня ею. И я не справилась. Я не смогла сопротивляться. И я все потеряла. Все и всех. Томмен не может забыть, как я налетела на него тогда, смерть Тириона он не простит мне. Как и Мирцелла. Оберин меня не простит, ты не простишь. Я потеряла ребенка. Остается только взять и спрыгнуть вниз с этой башни, чтобы не сделать еще хуже. К концу ее голос превратился в еле различимый шепот. Серсея прикрыла глаза. Тяжело выдохнула. Слеза скользнула по ее лицу, сорвалась со скулы и потерялась в золотых волосах. — Не сдавайся, — велел ей Тайвин. — Ты моя дочь. Львица из Утеса Кастерли, Свет Запада. Помни об этом. Упрямства в тебе сколько хочешь, только направляй его в нужное русло. Ты сама доказала, что для тебя нет ничего невозможного. Ты сможешь вернуть Оберина, если придется. Ее губы дрогнули. Серсея открыла глаза. — Я не ненавижу тебя, зря я это тогда сказала. Но мне было так больно, так обидно. Я помню, как ты любил меня когда-то. Я помню, как ты обнимал меня, как ты улыбался мне. Это было так давно, а потом мама умерла, и ты забыл обо мне. Я перестала существовать для тебя. Он тоже это помнил. Какой маленькой и неугомонной она была. И в каждом ее движении было веселье. Детская беззаботность. Он любил Джейме, потому что тот был его наследником, идеальным сыном. И не менее сильно он любил Серсею, потому что она так была похожа на свою мать. То, что сплочало их тогда, возвело между ними стену после. — Я не мог на тебя смотреть, — признался Тайвин. Пальцы Серсеи дрогнули в его ладони. — Ты была так на нее похожа. С каждым годом все больше. Ее не было больше со мной, но каждый раз, когда я пытался примириться с этой мыслью, я видел тебя. — Мы могли бы справиться с этим вместе, — прошептала Серсея. — Я не привык, чтобы кто-то помогал мне справляться. Кто-то кроме нее. Я был неправ. Если бы я тогда пересилил себя, сейчас все было бы иначе. Ты ненавидела Тириона, глядя на меня. Я мог бы изменить это, но не стал, предпочтя сам его ненавидеть. Все, что происходит теперь — моя вина. Из-за того, что вы не чувствовали себя нужными. Вы все. — Ты потерял ее, ты имел право скорбеть. — Так я потерял еще и вас. Серсея покачала головой. — Но сейчас ты здесь. Все еще, даже несмотря на то, что я сделала. Почему-то ты все еще здесь. И говоришь мне то, что говорил в детстве. Что я львица, и мне ничего не страшно, — ее глаза наполнились слезами. — Но мне так страшно. Я своими руками все разрушила. Я могла быть счастлива. Могла начать все заново. У меня мог быть ребенок. Но я взяла и… — она зажмурилась. — Ты был прав, что предпочел мне Сансу. Санса создает, а я умею только рушить. — Никогда не поздно научиться строить. — Прости меня, — повторила она. — Мне вообще не стоило приезжать. Прошло слишком мало времени. Когда я собиралась сюда, я думала, что ничто на свете не пошатнет мою уверенность, что я никогда больше не опущусь так низко, не позволю дурным чувствам заполонить меня, управлять мною. Но я ошиблась. Я надеюсь, что с Сансой все будет в порядке. Просто мне было так больно, что она достигла того, чего я не смогла за все эти годы. У меня была корона, а у нее нет, и все равно у нее всего больше. Мне кажется, я вижу в ней подлость, но это мое собственное отражение. Так поступила бы я. Использовала бы людей, прибегая ко всем средствам. А она не такая. Поэтому к ней все и тянутся. Люди чувствуют искренность, что она желает только добра. Она не из тех, кто на все идет ради выгоды или власти. Она… настоящая. Она знает, что такое любить. — Ты не знаешь? — Мне казалось, что знаю. То, что было между мной и Джейме. Рожденные вместе, мы принадлежали друг другу. Больше, чем брат и сестра. Как одно целое. Но я никогда не чувствовала к нему того, что он чувствовал ко мне. Мне было одиноко, мне было плохо, а он был рядом. Ему можно было верить, на него можно было положиться. Было так удобно иметь его рядом. Чтобы он всегда был поблизости. Он бы никогда меня не предал, ни на кого бы не променял. Я думала, это и есть любовь. Мы были в равной степени зависимы друг от друга: Роберт никогда бы не простил мне измену, а королевскому гвардейцу не положено иметь любовницу. Открытие тайны означало бы смерть для нас обоих. Но потом Джейме бежал, а Роберт умер, и бояться стало нечего. Я поняла, что, оказывается, могу без Джейме. Он мне больше был не нужен. Конечно, он был дорог мне. Но он всегда любил меня больше. Если это вообще можно назвать любовью — он не видел меня настоящую. Теперь он тоже будет меня ненавидеть. И будет прав. И будет думать, как он мог любить такое чудовище. Прежде Джейме закрыл бы глаза на все, что я делала. Но даже тогда он не простил бы мне смерти Тириона. Теперь тем более не простит. Тайвин никогда не желал знать подробностей этой кровосмесительной связи, но теперь слушал, пытаясь понять чувства дочери, и этот рассказ даже начинал приобретать смысл. Это все еще было досадно и неприятно, но у этого была причина. Он сам оставил их, предоставил близнецов самим себе, бросил их, оставив без поддержки, без заботы, без любви — всего того, в чем нуждаются дети. Они нашли способ получить это. Друг от друга, если никого другого рядом не оказалось. Со свойственной Ланнистерам жадностью — им никогда бы не хватило того, что могли предложить им Дженна или Киван, или Герион, — этого было недостаточно. Серсея и сейчас, даже спустя почти тридцать лет, искала то же самое. Нашла это в Дорне, а когда оказалась далеко от него, отчаянная потребность довела ее до такого состояния. И рядом больше не было того, кто мог бы дать ей желаемое. — Тебе не нужно ничье прощение, — сказал Тайвин. — Тебе не нужно думать, как получить его. Просто возвращайся в Дорн и строй там то, что начала строить. — Оберин… — Если он видел тебя настоящую с самого начала, а он видел, отправляя тебя в Королевскую Гавань, он должен был понимать, что такое может случиться. — Я обещала ему. — Он должен был понять, что ты можешь не сдержать обещание, даже если очень захочешь это сделать. Ты слишком сильно подвластна своим эмоциям, так было всегда. Твой муж не мог этого не заметить, к тому же подобной чертой обладает и он сам. — Если я сейчас умру, мне уже ничего не придется делать. — Ты не умрешь. — Может, я хочу, — Серсея упрямо мотнула головой. — Разве я не заслужила смерти? Думаешь, это слишком мягкое наказание? От меня все отвернутся, я останусь одна. Снова. Но, может, боги смилостивятся, и я умру. — Я потерял из-за тебя сына. Не смей лишать меня еще и дочери, — отрезал Тайвин. — Судьба Сансы мне тоже еще неизвестна. Прикажешь готовить три саркофага? Я запрещаю тебе умирать, будешь бороться, как все Ланнистеры. Серсея выдавила из себя улыбку. Кислую и от этого весьма узнаваемую. — Так или иначе, вопреки всем своим желаниям, я всегда исполняла твои приказы.***
Смотреть на ее лицо было странно. Он знал, что она спит, но и Тирион тоже выглядел спящим. Джейме все еще бросало в дрожь, когда он вспоминал об этом. Это выглядело пугающе. Все веселились, и праздник не спешил заканчиваться. Музыка играла, и несколько пар кружились в центре зала. Кто-то ходил от стола к столу, кто-то беседовал, а Санса и Тирион сидели на своих местах, взявшись за руки, и их глаза были закрыты. Всеобщее веселье не трогало их, они будто находились в собственном царстве. — Отец, — неуверенно проговорил Джейме, подходя. После разговора с Серсеей и ее странного поведения он не жаждал увидеть что-то еще более странное. — Я вижу, — отец поднялся с места. Джейме не удивило, что отец первой Сансе положил руку на плечо. А она не просыпалась. Грудь ее тихо вздымалась, но глаза оставались закрыты. Джейме взглянул на брата и увидел, что тот не дышит вовсе. Поднял глаза на отца и понял, что они оба пришли к одному выводу. В кои-то веки. Джейме ощущал странную опустошенность, когда возвращался к этому в мыслях. Он все еще не верил. Это было так странно — осознавать, что Тириона больше нет. Джейме охотнее поверил бы в собственную смерть, чем в смерть Тириона. У него было больше шансов умереть. А Тирион всегда был, и ему всегда удавалось как-то переиграть судьбу. А в этот раз не вышло. И Джейме вспоминал свой разговор с Сансой и думал, не этого ли они ждали? Чтобы что-то решилось само собой, чтобы им не пришлось брать ответственность. Боги услышали их. Но разве теперь кто-то был за это благодарен? Джейме сел на край постели. Мейстер Френкен уверял, что Санса просто спит, но Джейме не верил. Он все время оглядывался на нее, чтобы убедиться, что она дышит. И чувствовал жар, разливающийся по телу, когда ему казалось, что она перестала. Но Санса дышала. Спала без снов, не зная еще, что стала вдовой, и ее кошка, свернувшись клубочком, лежала у нее в ногах. Отец сказал, что Санса с Тирионом успели помириться. Наверное, от этого ей будет больнее вдвойне. Они могли бы быть счастливы. Наверное. Но теперь уже никогда не будут, и Санса не узнает наверняка, смогли бы вообще. И теперь вся их ссора казалась такой мелочью. Они сидели порознь все это время, все эти недели, не зная, что их ждет. А могли бы быть вместе. Все могло быть иначе. Но они не знали. Никто не знал. И Джейме хотел бы, чтобы отец вернулся до того, как Санса проснется. Он не хотел говорить ей про смерть Тириона. У отца лучше это выйдет. Самому ему не приходилось сообщать такое. Конечно, как рыцарю и командиру, изредка все же приходилось, но лишь констатировать факт, а не пытаться подобрать нужные слова, чтобы не ранить. Джейме пытался вспомнить, кто сообщил ему о смерти матери. Они вдвоем сидели в детской. Им было по девять лет, и с недавних пор спальни у них были отдельные. Детская давно уже перестала служить помещением только для игр, но стала еще и комнатой для учебы, из-за чего утратила львиную долю своего былого очарования. С утра у них был урок истории, но в последние дни жизнь в Утесе текла стремительно. Отец не так давно приехал из столицы, а когда это случалось, всегда все суетились, пытаясь ничем не вызвать недовольства Лорда Утеса. Со дня на день на свет должен был появиться ребенок, и все находились в волнительном ожидании, а Джейме и Серсея — больше всех. Историю им обычно преподавал старый мейстер, но спустя час попыток привлечь к себе и к завоеваниям какого-то Эйегона беспокойных близнецов, мейстер сдался и, решив, что рядом с леди Джоанной принесет больше пользы, оставил близнецов в детской. Решение оказалось верным, потому что ребенок намеревался прийти в этот мир именно сегодня, и не прошло и получаса с момента ухода мейстера из детской, как в коридорах началась суматоха. Джейме и Серсея пытались занимать себя сами, Серсея даже принялась изучать книгу, оставленную мейстером, но за все время так и не перевернула страницу. Прошло еще какое-то время, и теперь сосредоточиться мешало не только внутреннее напряжение. — Она все кричит и кричит, — сказала сестра. — Неужели это так больно? — Не знаю, — ответил Джейме, глядя в одну точку за окном. Он не мог это слушать и знал, что Серсее едва ли приятнее. Их мать была… тихой, спокойной обычно. Она никогда не кричала. Джейме пытался вспомнить ее смех, но спасительные воспоминания нещадно разорвал вновь раздавшийся из спальни крик. Джейме чувствовал, что начинает дрожать. Мужчины не должны так реагировать. Будь храбрым, сказал он себе. — Отец же там, с ней? — спросил он у сестры, пытаясь себя успокоить. — Он ей поможет? — Дурак, — сказала Серсея, которая была бледнее чем обычно. — Чем тут поможешь? Они снова замерли в тревожном молчании, поневоле прислушиваясь к тому, что происходило наверху. — Так ли нам нужен в семье кто-то еще, если это так больно? — наконец изрекла Серсея, поразмыслив. Джейме не сразу нашелся, что ответить. Он разглядывал детскую так, будто видел ее впервые, а не проводил здесь каждый день своей жизни. За окнами светило солнце, но в помещении все равно было как будто темно. — Все женщины через это проходят, — сказал Джейме. — Ты тоже будешь. — Ну нет, — скривилась Серсея. — Я уговорю папочку не выдавать меня замуж в таком случае. Внезапно крик оборвался. В это мгновение затишья перед истошным детским криком у Джейме внутри все отпустило. — Мы должны пойти туда? — с сомнением проговорила Серсея, позабыв про свое нежелание выходить замуж и иметь детей. — Не хочется, — признался Джейме, испытывая странные чувства. Наверное, он уже тогда все понял. А если не тогда, то немного позже, когда по коридорам вдруг заходили люди. Странно, куда они все шли, если главное произошло? Серсея явно испытала облегчение, когда он сказал это. — Не пойдем, — решила она. — Нас позовут. Их не позвали. Прошло еще какое-то время, и Джейме и Серсея по-прежнему не могли сконцентрироваться на одном деле. Сестра перелистывала страницы книги так методично, глядя прямо между страниц, что никак не могла ни читать, ни рассматривать картинки. Джейме было не лучше. Кто-то еще продолжал ходить, но потом все стихло. Про детей будто все забыли. Джейме, ведомый странным чувством, приблизился к сестре и обнял ее. Лицо Серсеи было напряженным. — Мы пропустили обед, — прошептала она, когда за окнами начало смеркаться. Джейме знал это и без нее. Потом, через несколько минут или даже часов, пришла тетя Дженна. Ее лицо было совсем не таким, как обычно. Она обычно улыбалась, но теперь — нет. Это она сказала им про смерть матери, вспомнил Джейме. Отца в тот день они так и не увидели. Только в день похорон они встретились и даже стояли рядом, но не разговаривали друг с другом. Серсея, которая обычно любила задавать отцу вопросы, безмолвствовала, большими глазами глядя на тело матери — все еще прекрасной, но уже неживой. Джейме казалось, что он вовсе разучился говорить. Он решил, что это всегда так — теряешь близкого и перестаешь говорить, иначе почему все молчат? Отец только кивал в ответ на слова соболезнований, да и кивал едва заметно, и Джейме не верил, что он вообще их слышал. Джейме боялся нарушать молчание, даже когда отец ушел — сразу же, как умолк септон, будто только этого и ждал. К близнецам подошла тетя Дженна, но даже когда заговорила она, Джейме не осмелился нарушить свое молчание. Все казалось ему нереальным. В тот злополучный день с утра перед завтраком он касался живота матери и чувствовал толчки. — Твой маленький братик или сестричка скорее хочет познакомиться с тобой, — улыбалась мама и гладила Джейме по волосам. Она была счастлива и отец тоже. Серсея допытывалась у отца, станет ли она менее любимой дочкой, если родится девочка. Эти воспоминания казались бредом в плену лихорадки. Как это вообще могло происходить тогда, когда сейчас происходило все это? Все черное вокруг, траур. И эти слова, сочувствующие взгляды и тело матери. Отца после этого они почти не видели. Он не выходил из своих комнат, и Джейме с Серсеей были предоставлены самим себе. Они и не стремились идти куда-то или проказничать. В Утесе на некоторое время воцарилась гнетущая атмосфера. Потом приехали Мартеллы, и к тому времени близнецы немного отошли, хотя отец все еще не покидал своих покоев. С детьми своего возраста можно было отвлечься, к тому же у них остался брат, которого Серсея пусть и невзлюбила, но все же к которому ходила всякий раз, как туда собирался Джейме. И Джейме никогда всерьез не думал, что Серсея навредит Тириону. Детские шалости были детскими шалостями, но чтобы всерьез… чтобы насмерть… Впрочем, отец сказал, что убить она хотела не Тириона. Сансу. Это казалось еще более странным. Конечно, Джейме замечал, что его сестра не слишком жалует женскую компанию, а когда она вышла замуж в первый раз, то в каждой девице начала видеть конкурентку, но теперь у нее появилась какая-то Эллария, и Джейме решил, что это прошло. Но нет. Все это было странно. Серсея ненавидела Тириона много лет, она скорее отравила бы его. Или все же нет… Джейме уже не был уверен, что когда-то понимал сестру. Он точно не ждал от нее этого. Он знал, что Серсея может быть беспощадной. Но не для членов же семьи. Если она продолжала винить в смерти сына Тириона и Сансу, тогда это имело бы хотя бы какой-то смысл… нет, не могла она. Не тогда, когда отец был здесь. В здравом уме она бы этого не сделала. В спальню вошел отец, мрачный и собранный. Джейме поднялся с постели ему навстречу. — Мейстер давно не заходил. Не знаю, где он, — сразу сказал Джейме, опережая возможные вопросы. — С твоей сестрой, — коротко сообщил отец, демонстрируя свою обыкновенную осведомленность. — Что с ней? — Убийство брата ее подкосило, — ответил отец, не меняя интонации, явно не склонный развивать тему. — Кто-нибудь еще об этом знает? — спросил Джейме. — Что она… — Не надо знать, это очевидно. Она преследовала другие цели, должна была быть другая жертва, но в итоге все выглядит как месть за Джоффри. Серсея обвинила Сансу и Тириона, яд был в вине, а Джоффри и Маргери пили из одной чаши. Тот, кто был на свадьбе или на суде, явно понял, что к чему. А слухов и сплетен как обычно будет предостаточно. Сейчас уже ничего не сделать, участие Серсеи очевиднее, чем еще что-то. Только у нее был интерес убрать сразу обоих. Будем честны: кроме Серсеи за Джоффри никто не стал бы мстить. — Но зачем ей травить Сансу? — Уже неважно, — отец подошел к постели и взглянул на умиротворенное лицо Сансы. — Главное, что у Сансы есть шанс выжить. — И ты ничего не сделаешь Серсее? — Она уже расплатилась за свою ошибку. Ты можешь идти, мейстер скоро вернется. — Вообще-то я хотел обсудить еще один вопрос, — поспешно вставил Джейме, пока отец не выпроводил его окончательно. — Какой же? — отец сложил руки за спиной и обернулся. — Не знаю, насколько подходящий сейчас момент, сейчас совершенно не до этого, но я хотел сказать, что… я в полном твоем распоряжении. Когда Тирион был жив, я утешал себя тем, что у тебя есть еще один сын, чтобы сделать то, от чего я отказываюсь. Еще раньше я убеждал себя в том, что ничего не могу изменить, ведь я в гвардии, но теперь… Тириона нет. И я… я знаю, что ты всю свою жизнь положил на то, чтобы исправить ошибки своего отца, вернуть нашему дому былое могущество. Я не хочу, чтобы твои усилия пропали даром из-за меня. Ты много мне прощал и долго терпел мои выходки — я не хочу быть неблагодарным. Раньше у меня была Серсея и мне не нужно было ничего, кроме нее. Теперь все не так. Я готов исполнить свой долг. Теперь я готов стать твоим наследником и делать все то, что положено мне по статусу. Продолжить наш род и… словом, я сделаю все, что от меня требуется. Если ты все еще хочешь дать мне такую возможность, разумеется, — неловко закончил Джейме. Хотел отец или нет, выбора у него особого не было. Тирион мертв, Санса, пока она не очнулась, можно считать, что тоже наполовину мертва. Да и она теперь вдова. Если она не беременна прямо сейчас, больше наследнику Утеса Кастерли взяться неоткуда. — Я тебя понял, — сказал отец, не выразив ни радости от этой новости, ни чего-либо еще. — Ступай. Так он и сделал, однако спать Джейме не хотелось. Казалось, что еще долго не захочется. Он все думал и думал. Еще прошлым утром Томмен спрашивал, когда он женится, и тогда Джейме все еще был уверен, что время у него есть. Но теперь… Он не мог поступить иначе. Отец может делать вид, что ему все безразлично, но это не так. До Сансы ему точно дело есть, даже если он не слишком расстроился из-за кончины Тириона и не показывает свой гнев из-за поступка Серсеи. Но все равно ему предстоит то же, что и всегда, — решать, что будет с их поредевшей семьей дальше. Джейме хотел облегчить отцу задачу, дать ему понять, что он может на него, Джейме, рассчитывать. Пусть даже теперь, когда уже поздно. Но это было бы совершенно жестоко — вынуждать отца снова заговаривать о долге сейчас. Джейме должен был сам начать разговор. Да и было бы как-то унизительно — заставлять себя уговаривать. Хотя бы раз в жизни он должен поступить как Ланнистер. Не прийти на помощь семье в трудные времена, семье, которая дала тебе все, — это самая настоящая неблагодарность. Отец, если бы захотел, мог бы заставить его жениться раньше. Даже тогда, когда он только вернулся из плена. Но он согласился ждать. И больше откладывать некуда. Семья нуждается в Джейме как никогда прежде. Запасных вариантов больше нет, а у Джейме, как ему хотелось верить, еще осталась совесть. Но что ему делать теперь, прямо сейчас? «Никто не молился за вас так усердно, как я, сир Джейме. Джоффри грозился отправить меня моему брату по частям, если с вами что-то случится». Если он жив благодаря ей, возможно, ему нужно отплатить ей тем же. Если бы он только помнил хотя бы одну молитву… Джейме зашел к себе, чтобы взять плащ, и спустился по лестнице. Он вышел на улицу и остановился, не зная, куда идти. Пойти в замковую септу или в Богорощу? Он с пренебрежением относился ко всем религиям. Но ради Сансы… если ее мольбы сработали… Джейме направился в Богорощу. У Старых Богов нет молитв — об этом он помнил. Можно сказать своими словами то, что он думает. Ночь прошла, а Джейме и не заметил. Наступало позднее зимнее утро, но еще стоял полумрак, в котором впереди, вместе со снегом, белел ствол чардрева. Редкие снежинки плавно опускались с темного неба на сугробы. Джейме остановился напротив чардрева. Он закрыл глаза и пожелал, чтобы с Сансой все было хорошо. Чтобы она проснулась. — Север нуждается в ней, — сказал он вслух. — Санса вернется на Север и вернет ему могущество. Она — Старк, и пусть она на Юге сейчас, зима добралась и досюда. Но если она проснется, она вернется на Север, Старк вернется на Север. В Старках течет кровь Первых Людей. Джейме осознавал, что выглядит, должно быть, глупо, разговаривая с деревом, перечисляя ему то, что боги, если они есть, конечно, и сами знают. — Просто помогите ей, — попросил он. — Сделайте так, чтобы она проснулась. Не дайте ей умереть. Ланнистеры платят долги. Спасите ее. В такие моменты, когда сам бессилен, ничего не остается, кроме как просить помощи у богов. Передать всю власть им в руки, признать собственную беспомощность. Каково же отцу сейчас? Он настроен по отношению к богам куда более категорично, чем Джейме, и для него гораздо тяжелее признать собственное бессилие. Отец всегда делает, если только может, он никогда не сидит сложа руки. Сейчас он ничего не может сделать, а он же так любит все контролировать. Джейме поглядел на чардрево снова. Конечно, ничего оно ему не скажет, но, быть может, ответ Старых Богов Джейме еще узнает.***
Тирион должен был перестать, наконец, испытывать его терпение, а Джейме после стольких лет должен был взяться за ум и стать его наследником. Это случилось, а Тайвин не почувствовал никакой радости из-за этого. Все всегда говорили, что должно произойти что-то страшное, чтобы Джейме одумался. Но кто мог подумать, что должно произойти это? Что смерть брата сподвигнет Джейме взять на себя хотя бы какую-то ответственность. Что что-то сдвинется в его мозгу, заставит его исполнить свой долг. У всего есть цена. Порой такая, что, заплатив, уже не чувствуешь триумфа. Джейме ушел, а Тайвин остался наедине с Сансой. Его утешал ее здоровый вид. Он вспомнил обескровленные впалые щеки Серсеи, и румянец Сансы приободрил его. Наверное, мейстер прав: будь ей суждено умереть, она бы умерла сразу, как Тирион, а сейчас она действительно спит. Если бы знала, что ее ждет, наверняка не пожелала бы просыпаться. У него было так много дел. Ночь дала мизерную передышку перед новым днем, а затянувшийся пир заставит Красный Замок спать немного дольше, чем обычно, но пробуждение неизбежно, как неизбежна суета, сплетни, попытки выяснить, что произошло. Не так много гостей оставалось в зале, когда странный сон Тириона и Сансы был замечен, но они все же были. И, хотя большую часть удалось разогнать, слухи пойдут все равно, их не остановить. Возможно, прямо сейчас кто-то не спит, а пытается выяснить подробности. Неизвестно, что происходит за пределами Башни Десницы, но его сын мертв, его дочь в любой момент может истечь кровью, что бы там ни обещал мейстер, а Санса все равно может не проснуться. Джейме согласился жениться, но эта новость — небольшое облегчение после всего случившегося. И все же облегчение. Джейме может вдохнуть в эту семью вторую жизнь. В Тайвина вторую жизнь могла бы вдохнуть Санса, если бы она только открыла глаза. Но говорить ей правду… Джейме очень вовремя ушел, а Сансе все же нужно будет сказать. Серсея умоляла о прощении, будучи уверенной, что Санса мертва. Она была так убедительна, что Тайвин почти сам поверил в то, что мертва именно Санса. У Серсеи был именно такой замысел, но яды коварны. Они легко могут смешать все планы отравителя, разыграть совершенно другую партию. Особенно, если отравитель неопытный. Тайвин не слишком доверял ядам. Можно низвергнуть врага мечом, можно — хитростью, но яды — отдельная категория. С ними никогда нельзя быть уверенным в результате, хотя Тайвин все же прибегал к ним, весьма рассчитывая на конкретный результат. Конечно, лунный чай — не совсем яд, но Тайвину не хотелось, чтобы Рослин Фрей нарожала Роббу Старку маленьких принцев и принцесс. Зная Фреев, никак нельзя было быть уверенным, что за то недолго время, что девица провела с мужем, ничего не произошло. Даже один раз может быть решающим. Рисковать было нельзя. Конечно, Санса его очень порадовала, но это не было поводом пускать остальное на самотек. Дженна по его приказу позаботилась о том, чтобы Рослин Фрей и Робб Старк не обзавелись потомством, и это был надежный план лишь потому, что доверил Тайвин это сестре. Но Серсея провернула свой очень глупо. Снова из-за нее пойдут весьма правдивые слухи, которые придется опровергать. Еще только предстоит разбираться с последствиями, но всему свое время. Сейчас не это главное. А что сейчас главное? Ему не стоило бы задерживаться здесь. Санса не была в таком ужасном состоянии, необязательно было, чтобы кто-то сидел с ней. Наверное, были дела, требующие более срочного решения, но Тайвин не мог заставить себя уйти. То ли он боялся, что Санса проснется, когда его не будет рядом, то ли того, что она умрет, когда его не будет с ней. В последний раз он так переживал за ее жизнь, когда она готовилась родить ребенка, тогда угроза была реальной: его жена умерла так, и его мать тоже. Остальное всегда казалось поправимым. На это потребовалось бы время, возможно, много, или определенные усилия, но рано или поздно все бы прошло. Только смерть была непоправимой, только ее никак было не исправить. Тайвин мог бы сразиться с чем угодно, но только не со смертью. И боги любили ему это демонстрировать. Единственное, что он знал, — он не выдержит увидеть еще одно мертвое тело. Дочери или Сансы — уже неважно. С него хватило Тириона. И тех воспоминаний, что неизбежно были воскрешены его смертью и состоянием Серсеи. Белая Лилия поднялась, потянулась и прошагала по постели к изголовью кровати. Там она улеглась на подушки рядом с волосами Сансы и снова свернулась клубком. Только бы Санса открыла глаза. Просто показала бы ему, что беспокоиться незачем, а потом спала бы хоть двое суток кряду. Тайвин взял руку Сансы, погладил ее пальцы. Нет, не было никакой справедливости в этом мире, если Санса так страдает. Он вспоминал, какой радостной она была на пиру, как они танцевали. Не стоило оставлять ее, но не мог же он вечно держать ее рядом с собой, не мог запереть ее в комнате, чтобы никто кроме него не мог смотреть на нее, разговаривать с ней. Он должен отпустить ее на Север. Что бы Санса ни говорила, ее тяготил бы его контроль. Она могла уговорить его сделать вместо нее какие-то мелочи, но это было лишь игрой. Если бы он в самом деле взялся руководить каждым ее шагом, ей бы это не понравилось, хотя Тайвин всегда умел убеждать. Он сам убедил ее в том, что Северу необходима именно она, что она сможет покорить Север. Но когда Тайвин говорил с ней про Винтерфелл, он понятия не имел, что все обернется так. Север, который был так ему нужен, теперь стоял между ним и Сансой. И Тайвин знал, что не могло быть иначе. Он сам показал ей этот путь, дорогу домой, он не мог забрать у нее это теперь, пусть даже сам нуждался в Сансе больше, чем когда-либо прежде, и она была к нему ближе, чем когда-либо прежде. Если бы однажды он начал контролировать ее, он бы уже не смог ее отпустить, а стремление удержать, ограничить свободу, никогда не приводит ни к чему хорошему. Тайвин, может, хотел бы всех Ланнистеров рассадить по золотым клеткам, чтобы точно знать, что с ними ничего не случится, да только не мог он так сделать. Он не может контролировать все, сколько раз он уверялся в этом. Когда потерял Джоанну, когда Эйерис забрал Джейме в Королевскую Гвардию, а потом держал при себе в Красном замке, как заложника. Мало ли было таких случаев, когда Тайвин при всем желании не мог ничего сделать? Раньше он мог убеждать себя в том, что он — не король, что не может он править всем. И теперь он не был королем, однако власти у него все равно было больше, чем у кого-либо. Как и золота, могущества… да только что проку от всего этого, если он не может заставить Сансу открыть глаза? Да и Серсея, если того пожелает, исполнит свое желание, прямо сейчас может стоять у окна и смотреть вниз, где в темноте внизу белеют сугробы, а ветер будет трепать подол ее сорочки, когда она встанет на подоконник. — Проснись, Санса, — попросил Тайвин. — Веры нет этим мейстерам, я поверю, что с тобой все хорошо, лишь когда ты откроешь глаза. Тайвин не думал, что может быть что-то, что способно сейчас ранить его больше, чем ее безмолвствие, но было. Ее радостный взгляд, ее счастливая улыбка, потому что она ничего еще не знала. И ее слегка нахмуренные брови, когда она начала понимать, что что-то не так. Пытливый взгляд, скользнувший по комнате, будто она хотела кого-то найти. И Тайвин точно знал, кого.