Пламенное золото

      Она стояла напряженная, точно струна, сцепив руки на животе. Он никогда не видел ее в черном, никогда не видел ее лицо настолько непроницаемым. Может, виной тому было траурное платье, но ее кожа казалась еще более бледной, просто маской без единой мимолетной эмоции. Ни слез, ни скорби. На лицах статуй Семерых в Великой Септе Бейелора чувств было больше. Джейме не мог винить Сансу за ее отсутствующее выражение. Он сам чувствовал себя будто отреченным от мира и, не слишком вслушиваясь в слова септона, предпочитал глядеть куда угодно, но только не на тело брата, хотя, казалось бы, сколько мертвых тел он, воин, повидал за свою жизнь.       Не поворачивая головы, Джейме оглядел септу. Еще несколько дней назад она была украшена к свадьбе Квентина и Маргери, а теперь сменила цветочные гирлянды на черные траурные полотна. По атмосфере в септе всегда можно понять, чему посвящены молитвы. Обычную службу с погребальной не перепутаешь. Когда слышишь все произносимые трагичным голосом песнопения, поневоле начинаешь что-то чувствовать, эмоции просто душат. Джейме был уверен, что ни с утра, ни вообще в последние дни он не чувствовал ничего такого, но эти голоса септонов, эти благовония буквально выбивали у него почву из-под ног, будто пытались накалить до предела все те чувства, которые он пытался спрятать. Джейме большого труда стоило держать лицо, но еще большего труда это стоило Томмену. Санса, обычно приходящая ему на помощь, в этот раз была бессильна помочь королю — она сама будто окаменела и не замечала ничего вокруг. Отца не было вовсе, и всю поддержку Томмену составляла Ширен, чье не по-детски серьезное личико сделалось совсем решительным, будто она за руку вела Томмена в бой, а не просто оказывала необходимую поддержку. Не напрасно Томмен выбрал эту девочку себе в спутницы — она может быть не так хороша собой, но своему королю и мужу опорой будет всегда. Томмену будет легче править, зная, что за ним стоит такая королева, на которую он всецело может полагаться. Маргери, возможно, стала бы не худшей королевой, но между ней и Томменом всегда лежала бы пропасть. С Квентином ей будет лучше.       Джейме не искал новобрачных в толпе — они должны были уже уехать, да и нечего было им тут делать. Другое дело, почему отец не пришел, видимо, он не изменял традициям и пренебрег похоронами сына как пренебрегал самим сыном всю его жизнь. Джейме вспомнил утренний разговор с отцом и подумал, что тот не изменил себе не только в этом. Он быстро расставил приоритеты, быстро принял решение и быстро нашел Джейме невесту. Тайвин Ланнистер переживал скорее не из-за потери сына, а из-за потери Ланнистера. И, наверное, из-за того, что их дом был ослаблен — ничьей репутации не могли помочь слухи о том, что сестра убила родного брата. Для Джейме все еще оставалось загадкой, почему отец так мягко отнесся к Серсее, да и в самом ли деле мягко? Джейме не видел Серсею с самого свадебного пира. Точно ли она жива, да и что с ней приключилось, раз ей понадобился мейстер? Говорить с сестрой у него не было никакого желания. Спрашивать, зачем она это сделала? Почему? Она держит ответ перед отцом, Джейме, верно, исповедоваться не станет, да и все без толку уже, все безразлично, ведь Тирион мертв. А вот Санса жива, и ей кто-то нужен рядом.       Поэтому Джейме и пришел сюда. Пусть у него было время, чтобы поглядеть на безжизненное лицо брата и сказать все то, что он хотел сказать, но чему предстояло навсегда остаться неуслышанным, но Джейме не хотел оставлять Сансу одну, у него для этого не было никаких оправданий. Джейме и так сбросил на отца ответственность рассказывать Сансе о Тирионе и так и не нашел в себе сил смотреть Сансе в глаза после этого. Он не разговаривал с ней еще ни разу с того момента, как она пришла в себя. Знал, что отец все рассказал ей, знал, что она не проронила при этом не слезинки, видел, что это обеспокоило отца, и обеспокоился сам. Джейме настораживало это отсутствие эмоций на ее лице. Так могла бы выглядеть мраморная статуя на крышке ее саркофага, но только не сама Санса. «Она такая только на публике, — решил Джейме. — Она не стала бы плакать при всех этих людях, возможно, и при мне не стала бы, но наедине с собой она плачет». Он знал, что она скорбит. И ему было жаль ее.       Даже на него давили эти тяжелые запахи благовоний, хотя в военных лагерях, да и в его темнице в Риверране смердело похуже, но каково же Сансе? Наверное, это единственный способ для них всех — держать чувства в узде, чтобы не показать больше, чем остальные должны увидеть. Если бы только все эти церемонии были для родственников, тогда, Джейме был уверен, им всем было бы легче. Никто не осудил бы Томмена за слезы по его дяде, никто не осудил бы Сансу за слезы по мужу, но королю Семи Королевств и леди Ланнистер не пристало плакать, и они держались — этот ребенок и эта женщина, которых бессердечно было бы винить за чувства, но придворный этикет обвинил бы непременно.       После окончания службы придворные стали расходиться, начав перешептываться и даже посмеиваться с облегчением, не дойдя даже до дверей, но Санса не тронулась с места, продолжив стоять, точно изваяние. — Хочешь остаться? — тихо спросил Джейме, не надеясь получить ответ, не надеясь даже быть услышанным, но Санса все же разлепила губы. — Хочу побыть с ним одна. — Я подожду тебя снаружи.       Джейме, стоя на ступенях замковой септы, с наслаждением вдохнул морозный воздух, пытаясь привести в порядок спутавшиеся мысли. Легкость он ощутил, но лишь на миг. И впредь лучше не станет, только не теперь, когда у него снова есть долг. Но по крайней мере дышать стало легче.       У подножия лестницы стояла Маргери Тирелл. Джейме сразу узнал ее по зеленому плащу, который так выделялся среди черных траурных одежд покидающих септу придворных. Наверное, потому Маргери так и не решилась зайти в септу, а стояла здесь, хотя ее плащ был совсем тонок, не для такой погоды. Выглядела она совсем не как счастливая новобрачная. Джейме спустился к ней. — Я думал, вы уже уехали, — сказал он. Джейме взглянул в сторону входа в Красный замок и увидел карету там, нагруженную сундуками. Среди суетящихся вокруг людей он заметил и Квентина. Маргери тоже взглянула в ту сторону. — Я не могла уехать, не попрощавшись с Сансой, — объяснила она. — Бабушка с мамой уехали еще вчера, а я все откладывала… Теперь не уверена, стоит ли уезжать вообще, — проговорила она. Джейме ее сомнений разделить был не в силах. — Конечно стоит. — Санса — моя подруга, и это произошло на моей свадьбе. Это всегда происходит на моих свадьбах, — с горечью добавила Маргери. — Меньшее, что я могу сделать: остаться и поддержать ее. — А большее, что вы можете сделать: поехать в свадебное путешествие и показать, что вы счастливы, — возразил Джейме. — Санса хотела бы этого, ей отрадно будет знать, что хотя бы у кого-то все хорошо. А особенно у вас. Она много сил приложила, чтобы все устроить. О Сансе есть, кому позаботиться, я обещаю.       Маргери взглянула на него с уже меньшей долей сомнения во взгляде. Покачала головой, будто все еще силилась принять верное решение. — Думаете, правда стоит ехать? — Да, — твердо сказал Джейме. — Вы сами знаете, что так будет лучше. Сансе никогда не доставляло радости чужое несчастье. Она будет чувствовать себя хуже, если будет знать, что вы отложили из-за нее свое путешествие. Она всегда желала и всегда будет желать вам с Квентином только лучшего. И я тоже.       Маргери с благодарностью улыбнулась. Она снова оглянулась, чтобы взглянуть на карету. — Я рада, что мы с вами нашли общий язык, — сказала Маргери, когда снова посмотрела на Джейме. — Может, друзьями нам и не стать, но союзниками… я правда надеюсь, что о Сансе позаботятся. Она считает Ланнистеров семьей… — …а мы считаем семьей ее. Вам не о чем волноваться. Идите, вы уже совсем продрогли. Простуда может подпортить вашу поездку. — Прощайте, — сказала Маргери и сжала его руку.       Джейме наблюдал за тем, как Маргери по заснеженной дорожке идет к карете. Квентин пошел ей навстречу и заключил жену в объятия. Должно быть, Маргери заплакала или была близка к слезам. У нее все хорошо, но ей больно от мысли, что ее близкая подруга вынуждена страдать. Не слишком-то удачливой оказалась Маргери Тирелл. На ее свадьбах и правда вечно что-то происходит. Как и с ее мужьями. Но она заслужила счастье. Ни Томмен, ни Джейме не смогли бы дать ей того, что ей было нужно. Квентин сможет, вот пусть они и уезжают из этого проклятого места.       Санса подошла к нему почти неслышно, ее выдал лишь скрип снега под ногами. — Что Маргери хотела? — спросила она ровным голосом, вместе с Джейме наблюдая, как Квентин помогает Маргери сесть в карету. — Жертвенно собиралась отложить отъезд и остаться с тобой. Она хорошая подруга. Вы стоите друг друга. — Вижу, ты отговорил ее. Это мой муж мертв, а не ее. Ей стоит порадоваться.       Джейме с удивлением взглянул на Сансу. Он не ждал услышать от нее такие слова, но потери вносят свои коррективы в людские души. — Отговорил, не беспокойся. Сказал, что о тебе есть, кому позаботиться. — Предлагаешь свою кандидатуру? — безразлично осведомилась Санса. — Вообще-то нет. Я тоже уезжаю. Отец не терял времени даром и незамедлительно воспользовался тем, что я сдался на его милость. — Уже жалеешь об этом? — с прежним выражением продолжила расспросы Санса. Наверное, не отошла еще от службы. Ей было интересно, Джейме это чувствовал, но расстаться со своей маской Санса пока еще не могла. — Не совсем. Просто не ожидал, что все случится так быстро, хотя стоило бы предположить. Поначалу отец отреагировал так равнодушно, что я было подумал… Впрочем, не до того ему было тогда. Но он никогда не медлит, когда видит возможность. А получить такую возможность он желал давно. — И кто она? — Дорнийская принцесса. Снова.       Санса вымученно улыбнулась. — Едешь с ней знакомиться? — И умолять выйти за меня. — Ты такой очаровательный, кто может отказать? — Мартелл, который ненавидит Ланнистеров. — Если Тиреллы с Мартеллами примирились, почему бы нам не пойти по тому же пути? Но как только принц Доран согласился на это? — Он и не согласился. Поставил условие, что его дочь будет решать. Отец сказал, что у принца не было причин для отказа, поэтому он препоручил отказывать своей Арианне, которая и так уже отказала всем тем, кого ей предлагали. Не думаю, что для меня она сделает исключение.       Санса пожала плечами. — Нельзя знать наверняка. Оберину, вот, Серсея приглянулась. Слышала, Арианна скорее пошла характером в дядю, нежели в отца, может, клюнет на тебя. Из столь же праздного интереса. Тирион вот говорил, что женитьба для принца Оберина — способ попробовать что-то новое. — Аж полегчало. Никогда бы не подумал, что мне придется это делать. Просто постоять в септе и произнести обеты я еще был готов, но сам выбивать согласие на брак… Отец явно мне мстит за все эти годы упрямства. — Я в тебя верю, — если бы это сказала прежняя Санса, Джейме мог бы вдохновиться, но сейчас это прозвучало почти как сарказм. — Если бы твой отец думал, что все безнадежно, он не стал бы тратить на это время. Если он видит шанс, значит, не все потеряно, хотя принц Доран… — У них был очень долгий разговор, видимо, они все же пришли к чему-то, раз Доран не отказал сразу. И не думаю, что это был их последний разговор: теперь принц станет полноправным членом королевского совета, а если я женюсь на его дочери, то это только пойдет на пользу нам всем. Наверное. Кажется, теперь мне часто придется делать то, чего я не делал раньше. И почему бы не начать с соблазнения принцессы. — Скорее она тебя соблазнит, судя по ее репутации. — Надеюсь, что так. Тогда она будет обязана за меня выйти, чтобы не порушить мое доброе имя Цареубийцы.       Санса впервые изобразила на своем лице что-то похожее на свою обычную улыбку, и Джейме стало легче. — Я желаю тебе удачи, — уже более искренне произнесла Санса, беря Джейме под руку, чтобы пойти к замку. — Вряд ли я буду здесь, когда ты вернешься. Так что заранее говорю тебе все это.       Джейме не хотел расставаться с ней. Сказал бы ему кто раньше, что он с дочкой Неда Старка будет делиться тревогами, он бы не поверил, а теперь не представлял, что Санса, с которой он сблизился так быстро, покинет его. — Ты же не собираешься уехать сейчас?       Санса обреченно покачала головой. — А чего ждать на этот раз? Вопрос решен так или иначе, пусть и таким способом. Сегодня я бы уехала или одна, или с Тирионом. — Знаю, но… — Джейме надеялся, что Старые Боги не проклянут его за то, что он обещал им Сансу на Севере, а теперь малодушно отговаривает ее от этого, — все же не могла бы ты задержаться ненадолго? Хотя бы до приезда дяди Кивана. — Я не знала, что он собирается приехать. До него так скоро дошли вести? — Может, и нет, но, как дойдут, он приедет обязательно. Дядя Киван оставался в Утесе, потому что знал, что есть Тирион, и отец не один, но теперь, когда Тириона нет, отец нуждается в надежном человеке рядом, дядя это понимает. Но пока его нет… побудь ты с отцом. Ему приятно твое общество, ему тоже нелегко, хотя он не показывает этого. Конечно, не из-за Тириона он скорбит, а из-за своих разрушенных планов и положения семьи. Он решает проблемы, как и всегда, но кто будет решать, если не он. Только ты сможешь заставить его… не знаю… отвлечься. И тебе отвлечься тоже не повредит. — Я даже не видела его с того момента, как он мне рассказал обо всем, — возразила Санса. — Это не значит, что он не хочет тебя видеть. Думаю, ты единственная, кого он действительно хотел бы видеть. Точно не меня или Серсею. Или кого-нибудь из всех этих людей с их лицемерными соболезнованиями. Подумай, когда вы снова увидитесь, если ты сейчас уедешь. Вы нужны друг другу. Может, вы и не виделись это время, но он приглядывал за тобой. — Да, приглядывал. Он знает, что со мной, а я не знаю, что с ним. Станет ли это зеркало прозрачным когда-нибудь? Наверное, уже нет. — Ты знаешь о нем больше, чем все мы. — Наверное, слишком дерзко заявлять, что я хочу знать еще больше. — Быть может, узнаешь, если задержишься ненадолго.       Санса посмотрела на него взглядом почти страдальческим. — Ты знаешь, что ставишь меня в неловкое положение. Я мысленно убеждаю себя, что мне нужно прекращать свои мечтания, особенно теперь, когда я уже не могу говорить себе про долг перед мужем, а ты хочешь, чтобы я осталась с твоим отцом и развлекала его беседами? — Это пойдет на пользу вам обоим. Он очень о тебе волновался, поверь. И если бы на месте Тириона была ты, ему было бы больнее. — Это не так. Я думала о том, что, возможно, умереть стоило бы мне, но это ничего бы не изменило. Мы оба Ланнистеры. Пусть я не Ланнистер по крови, но я компенсировала это… — Это так, — оборвал ее Джейме. — В первую очередь он подошел к тебе. За тебя он беспокоился. Бессмысленно отрицать, что он к тебе привязан.       Санса вздохнула. — Разве я отрицаю? — Раз не отрицаешь, то задержись ненадолго. На Севере ты будешь сидеть до конца жизни, да и теперь ты можешь не волноваться. Твою честь уже ничто не запятнает. — Правда? Почему бы не помечтать о другом мужчине, когда тело прежнего мужа еще даже не упокоилось в семейном склепе. Ты правда думаешь, что это нормально? — Я думаю, что тебе нужно делать то, что позволит тебе чувствовать себя лучше, а не еще хуже, чем есть. Не прибавляй к общему горю еще и муки совести. — Совесть давно уже молчит. Это мой собственный голос пытается напомнить мне, что в мире есть какие-то нормы морали. — Я спал с сестрой, не говори мне о нормах морали. Это Старки моралисты, когда хочешь подумать о запретном, вспомни, что ты еще и Ланнистер. — Это лучший совет от тебя, я его запомню, — Санса усмехнулась. — Тогда я дам тебе еще один: Тирион хотел бы для тебя лучшего. — Я не уверена, что он хотел бы этого, — покачала головой Санса. — Нет, он точно бы не хотел. — Он уже ни в чем тебя не упрекнет, делай, что хочешь. Если не хочешь верить, что он желал бы тебе счастья, подумай о том, что ему уже все равно. — Об ужасных вещах мы говорим. — Мне тоже больно, Санса, он был моим братом. И его убила моя сестра. Опустим тот факт, что Серсею я потерял уже давно, но теперь мне кажется, что я потерял их обоих. Тебе тоже трудно, я знаю, но мы должны как-то пережить это. Мы оба знаем, что скорбим, и мы не делаем ничего плохого, не танцуем ни на чьих костях, просто пытаемся справиться. Мертвому уже не причинить боли, никак его не оскорбить, но мы живы, и мы должны справиться с этой потерей любым способом. Неважно, какие слова или действия помогут, нужно найти лекарство. Мне тоже не улыбается мчаться к невесте, но я понимаю, что это поможет мне отвлечься: я сяду на коня и поскачу подальше отсюда, почувствую себя так, как не чувствовал уже давно. Я знаю, что не буду чувствовать вины, не хочу, чтобы ты вину чувствовала. С тебя сняты все обязательства. Ты свободна.       Санса замедлила шаг, чтобы взглянуть на него. Джейме видел, что она готова уступить. Хотела бы уступить, но что-то все еще удерживает ее. Джейме и сам не знал причину, по которой так безжалостно склоняет Сансу задержаться в столице, но он был уверен, что ей будет лучше никуда не ехать сейчас. Сансе нужна поддержка, а от кого она получит эту поддержку на Севере? Еще и по такому поводу. А в Королевской Гавани есть человек, который сможет найти для нее нужные слова… или действия. Да и не в первый раз отцу придется оказывать ей поддержку. Семья раскололась, и если есть крошечный шанс хотя бы несколько ее частей держать целыми, нужно постараться это сделать. — Мне хочется, чтобы так оно и было, — наконец сдалась Санса. — Повтори это еще раз, чтобы я могла делать то, что хочу. — Делай, что хочешь, — позволил Джейме. — Я беру ответственность на себя, если натворишь глупостей.       Санса мягко улыбнулась, будто совершенно оттаяла. — Небольшой шаг к большому будущему? — спросила она. — Тебе придется брать куда больше ответственности впредь. Почему ты все-таки это сделал? Только из-за долга? Или есть что-то еще? — Не знаю, — признался Джейме, когда они продолжили путь по лестнице в прежнем темпе. — Раньше я был доволен всем. Серсеей и гвардией, мне ничего больше не было нужно, моя жизнь была полной. Но после плена я был будто на перепутье: к прошлой жизни вернуться я не мог и постепенно перестал хотеть это сделать. Я думаю, настало время куда-то двигаться. А если назад идти я не хочу, если стояние на месте дало мне необходимое время на размышления и уже изжило себя, то идти остается только вперед. Почему бы не к Арианне Мартелл. Хотя в других обстоятельствах я, наверное, еще долго бы не решился признаться отцу, что готов. Это как признать, что все это время он был прав, а я валял дурака. — Было бы хуже, если бы из-за этой нерешительности ты так и продолжил бы стоять на месте. Ну и пусть даже он был прав, а ты валял дурака, хотя я не верю в это. Сейчас-то ты идешь вперед. И так ли важно, что этому предшествовало? — Совсем неважно. И не хочется сейчас думать о том, что будет в будущем. — Мне тоже, — признала Санса. — Теперь кажется странным покинуть столицу. Когда-то я мечтала поскорее уехать из Винтерфелла, потом жалела об этом и мечтала туда вернуться, потому что жизнь здесь превратилась в кошмар, но теперь все снова изменилось. Раньше Винтерфелл ассоциировался с безопасностью, а столица — с опасностью, но я не знаю, чего ждать от Винтерфелла теперь, — там все изменилось, а здесь все стало таким привычным. Что ждет меня на Севере? Мне кажется, в Винтерфелле я буду чувствовать себя так, как чувствовала при дворе Джоффри — в окружении чужих людей, которые мне не помогут. Тогда во мне видели сестру и дочь предателей, волчью кровь, а теперь во мне будут видеть львиную. На Севере быть Ланнистером такое же преступление, как было быть Старком — здесь. — Смерть Тириона даст тебе преимущества. Только не пугайся, — поспешил вставить Джейме. — Но сама посуди, ты можешь сказать северянам что угодно. Можешь сказать, как сильно ты страдала все это время и только мысль о доме, о Винтерфелле, о том, что ты Старк, давала тебе силы двигаться дальше. Северяне оценят. Будь Тирион с тобой, они бы предложили тебе втихую избавиться от него, но его нет. Ты можешь сказать, что хочешь. И не говори мне, что это подло, — я знаю. Но ты же не думаешь так на самом деле. А наговорить можно всего, лишь бы добиться цели. Благородные Старки так не поступают, а Ланнистеры — поступают. Да и в самом начале этого брака, когда вы только поженились, ты точно страдала. Ты почти и не соврешь. Расскажи им о том, что с тобой делал Джоффри. — Нас сплотит ненависть к Ланнистерам, — задумчиво произнесла Санса. — Однако я бы не хотела, чтобы они видели во мне жертву. Это могло сработать здесь, на суде, но на Севере это может возыметь другой эффект. — Тебе нужно зацепить их, расположить к себе. Потом можешь поступать, как тебе вздумается. — Нужно найти способ, который точно сработает. Не хотелось бы очернять Тириона понапрасну. Это в последнее время у нас не ладилось и то по моей вине. Если бы не моя ложь, упрекнуть его было бы не в чем. — Северяне тебе все равно не поверят. Для них все Ланнистеры — монстры. Не стоит пытаться их переубедить. Если они увидят, что ты хотя бы сколько-нибудь лояльна к нам, ты их потеряешь навсегда. Не думай, что обидишь кого-то из нас, если распустишь пару слухов. Меня уже двадцать лет называют Цареубийцей, отцу вечно припоминают разграбление столицы и Рейнов с Тарбеками, про Тириона и говорить нечего. Полезно иметь такую репутацию, так что лучше не пытайся нам ее обелять. Прибавь еще что-нибудь от себя, и северяне точно больше никогда не сунутся на Юг. — Думаю, я никогда не буду готова просто взять и поехать туда. Подсознательно мне хотелось, чтобы ты меня отговорил. — Дай себе еще немного времени, — посоветовал Джейме. — Мне становится легче, когда я понимаю, что чем дольше я пробуду в Дорне, тем дольше меня не будет в Утесе Кастерли. Может, за это время у меня прибавится решимости. Подумать только: меня будут называть «милорд».       Санса поджала губы, чтобы не засмеяться. — Лорд Джейме, — произнесла она серьезным тоном. — Прекрати. Я никогда не смирюсь с этим. Это даже звучит дико. — Да, нас обоих впереди ждет что-то, к чему мы не слишком-то готовы. — Мы справимся. Столько всего уже позади, если все это мы пережили, неужели нас сломит возможность управлять своими же землями? Мы просто должны вернуться домой и исполнить свой долг. — Звучит как будто не слишком сложно. Когда-то мне и в Утес было страшно ехать. Нет, на Севере еще остались мои друзья, я уверена. Просто нужно показать им северянку, показать им то, что они хотят видеть. Ты прав: они видят Ланнистеров чудовищами, их не переубедить. — У тебя есть цель, ты должна достигнуть ее. Ты же все это делаешь ради сына. — Ради Эдрика я должна рассказывать, каким плохим был его отец? — Когда он вырастет, ты расскажешь ему правду. Или раньше. Тебе не придется повторять ложь постоянно. Я думаю, северяне все скажут за тебя. — Да, как мой дядя. Он тоже решил, что ему лучше знать, какие Ланнистеры на самом деле. — Санса глубоко вздохнула и повернулась к Джейме. — Спасибо тебе за все, — сказала она. — Я и представить не могла, что ты станешь для меня другом… братом. Не таким, как Робб или Бран, или Рикон, по-другому… но все же братом.       Джейме вспомнил испуганный взгляд мальчика, когда он вытолкнул его из окна в той башне. — Санса… если бы была одна вещь, которая испортила бы твое хорошее отношение ко мне, хотела бы ты узнать о ней? — спросил Джейме, точно зная, что рассказывать правду он не хочет. По лицу Сансы было видно, что слушать правду она жаждет не больше. — Ты сделал что-то плохое мне? — медленно спросила она. — Не тебе. Но да, сделал. — Это можно исправить? — Нет. — Ты сожалеешь об этом? — Раньше не сожалел, потому что считал, что поступить иначе было нельзя. А когда ты начала так хорошо относиться ко мне, тогда уже задумался. — Тогда не надо говорить, — сказала Санса. — Не хочу думать о тебе плохо. Хочу запомнить наш разговор таким, когда мы пытались помочь друг другу пережить потерю и взглянуть на будущее. Тебе жаль, и это главное. — Мне жаль, — подтвердил Джейме. — Особенно жаль теперь, когда ты так милосердно освободила меня от пытки покаяния. — Я милосердно освободила себя от пытки снова пересматривать свое отношение к дорогому человеку.

***

      Наверное, он должен был что-то испытать по этому поводу. Он никогда не любил младшего сына, но все же за появление Тириона на этом свете пришлось заплатить высокую цену. Которую Тайвин не стал бы платить, будь у него выбор. Тирион пришел в этот мир, отправив на тот свет свою мать, а теперь ушел, едва не утянув за собой Сансу. Наверное, в этом было все дело. Тайвин слишком беспокоился о Сансе, чтобы понять, что именно он чувствует из-за кончины Тириона. Да, цена его появления на свет была высока. Наверное, следовало ценить ребенка, который достался с таким трудом, но Тайвин не мог себя заставить. Будь Джоанна жива, он как-нибудь попытался бы ради нее. Пусть над Ланнистерами бы потешались и сочиняли байки, но Джоанна всегда заставляла Тайвина забыть о других. Без нее же он не мог себя пересилить, хотя и знал, что она не одобрила бы его действия. Наверное, мысли о жене заставляли Тайвина все эти годы закрывать глаза на поведение сына. Джоанне бы не понравилось, если бы он в один прекрасный день выкинул Тириона из семьи. Соблазн был велик, возможностей было предостаточно. Стоило бы выгнать Тириона из дома вместе с его шлюхой-женой или позволить ему отправиться в путешествие вместе с Герионом, чтобы он там сгинул. В конце концов, можно было бы признать Тириона виновным в смерти Джоффри. Но Джоанне бы это не понравилось. А последнее не понравилось бы еще и Сансе.       Наверное, он действительно поступал неправильно, пытаясь всех от себя оттолкнуть. Тайвин не помнил, когда впервые после смерти Джоанны заговорил с детьми. Дети — это же не взрослые, нужно как-то по-особому все им объяснять, пытаться смягчить удар. А в нем самом после смерти жены не осталось ничего мягкого. Ничего светлого, ничего хорошего, что Джоанна в нем находила, и Тайвин не хотел никого видеть. Не хотел появляться даже на похоронах, потому что остывшее тело не имело ничего общего с женщиной, которую он любил. И в один из немногих раз, что он бывал в склепе, он испытывал отвращение к себе, что пытается найти что-то живое в холодном куске мрамора, и, сам зная, что ничего не найдет, все же приходил, потому что не мог иначе. Тоска иссушала его изнутри. Куда ни взгляни — Джоанна была везде. Они провели все детство вместе, и в Западных землях не было места, где бы они не побывали вместе. Как и в Красном замке. Хотелось до основания разрушить все, чтобы только не напоминало о ней. Невыносимо, когда из человека, в котором заключалось то хорошее, что в тебе было, на твоих глазах уходит его жизнь. Тайвин никогда бы не подумал, что он не сможет обойтись без Джоанны. Он знал, что любит ее, знал, что ценит, знал, что скучает, когда они в разлуке. Но временная разлука не то же самое, что вечная. И то, что ему нужно жить без нее, без надежды на встречу, было хуже всего. Казалось, Джоанна была связующим звеном между ним и всем миром. И между ним и детьми тоже. Тайвин понятия не имел, что с ними делать. Они были еще слишком малы, а как только стали немного старше, он уже начал обращаться к ним как ко взрослым. Без Джоанны все было не то. Оказывается, без нее он ничего не мог. Даже с Эйерисом не стало спокойнее. Король тоже скорбел, и это казалось оскорблением. Что этот человек мог знать о Джоанне? Как он мог хотя бы на миг представить, каково это — потерять ее? И это чувство тоски и утраты было таким постоянным и привычным, само собой разумеющимся, что Тайвин совсем не заметил, как оно ушло. Он даже не мог сказать, когда точно это произошло, а какой момент или хотя бы даже в какой год. Он даже не понял, что это случилось. Понял, уже когда осознал, что теперь в его мыслях и снах появляется Санса. Если он думал о ней, значит, уже не думал о Джоанне. Раньше это было незаметно, но с Сансой стало очевидно. Теперь с Сансой все было в порядке, и это было главным. В ту ночь все казалось хуже некуда, но Санса пришла в себя, Серсея понемногу оправлялась, а Тайвин нашел доводы, чтобы условиться с Дораном Мартеллом. Теперь он злился на дочь куда больше, хотя так ничего и не сделал ей. Тайвин не хотел причинять ей больше боли, хотя, если его замысел увенчается успехом, Серсее придется пережить еще одну потерю. Возможно, Тайвин хотел бы больших страданий для дочери, если бы бездыханной сейчас лежала Санса. Он не мог лгать себе в том, что Санса была ему дороже, чем Тирион. Как бы он ни пытался не ставить Сансу выше всех прочих членов семьи, у него ничего не вышло. Все, что Тайвин теперь мог, — это признаться себе в том, что все вышло из-под контроля, причем уже очень давно. Пожалуй, это еще можно было бы остановить, если бы он сдержал данное себе слово прекратить все после Утеса, но он не смог. Волей случая, не слишком этой воле сопротивляясь, он сблизился с Сансой так запретно близко, что теперь не представлял, что можно было избежать этого. Если бы не убежденность Сансы в невозможности их союза, она бы давно уже все поняла. Тирион вот понял, хотя для этого ему пришлось копнуть глубже. Если бы Санса нашла в его вещах ту лилию и узнала бы ее, даже в ее голове все бы сложилось. Даже Санса могла в состоянии понять, что подобная сентиментальность — не про Тайвина Ланнистера.       Тайвин знал, что в септе идет служба, и он должен быть там, но так и не нашел в себе сил пойти. Не видел необходимости в этом, не видел смысла. Это казалось такой глупостью — собирать толпы людей, когда на деле никто не ранен от потери так, как несколько самых близких родственников. Кто на самом деле скорбит по Тириону из всех? Санса, Джейме. Эдрик еще слишком мал, чтобы что-то понять. Может, оруженосец Тириона погрустит по хозяину, может, еще пара впечатлительных человек всплакнет. Остальные пришли просто посмотреть. Тайвин не хотел идти даже на похороны Джоанны. Это было пустое. Он не мог выразить свои чувства, никто не мог понять его из всех собравшихся, никакие слова не могли уменьшить его боль. Он думал, что попрощался с ней, когда сжимал в руках ее тело, когда она, уже зная, что ее ждет, говорила свои последние слова, а он позволил себе слабость говорить банальное «все будет хорошо». На деле же он не мог отпустить ее долгие годы. И эти церемонии были бредом. Родственникам они не нужны, а толпа такого просто не заслуживает. Но это же традиции, обычаи, да будет так.       Он не услышал, как она вошла. Она была словно тенью, призраком в черном платье. Даже ее пламенные волосы казались тусклыми в полумраке. Тайвин впервые видел ее в черном. Цвет траура. Он никогда не считал, что для этого нужен особый цвет. По-настоящему скорбящего человека всегда видно. Черный цвет — не показатель. Все одна лицемерная традиция. Когда Санса потеряла брата, она не ходила в черном. Она только родила ребенка и весь ее гардероб составляли белые шелковые сорочки и халаты с широкими рукавами. И даже в белом была видна ее печаль, ее боль. Сейчас черный лишь придал им обрамление. Тайвин услышал шуршание ее платья, когда Санса опустилась на колени перед его креслом, едва не дрогнул, когда она коснулась его руки. Он и раньше касался ее рук, много раз, но именно теперь прикосновение тонких пальцев, выглядывающих из-под черного рукава, возымело другой эффект. Он посмотрел вниз, на Сансу. Даже в полумраке ее глаза были яркими, хотя теперь в них скрывалась еще большая печаль. — Почему вы не пришли? — спросила она тихо, без упрека. — Не захотел. — Я не видела Серсею. — Она оправится.       Тайвин знал, что мейстер Френкен велел ей лежать, хотя Серсея действительно порывалась пойти на похороны. В самом ли деле она хотела попрощаться с братом или лишь делала вид? Теперь это не имело никакого значения. Тириону больше не до ее хорошего или плохого отношения, а остальным и подавно дела нет. Рано или поздно многое просто утрачивает свое значение.       Тайвин знал, что его слова звучат безразлично, будто ему все равно. Так было проще, чем пытаться объяснить ей все то, о чем он думал в последние дни и к каким выводам пришел. У Сансы у самой была беда, но она самоотверженно пришла к нему. Несомненно, и для своего блага тоже. Она сама говорила, что рядом с ним ей спокойнее. Он не слукавил бы, сказав, что и ему рядом с ней становится легче. — Как ты себя чувствуешь? — спросил Тайвин, надеясь, что она не станет лгать. Санса помедлила с ответом. — Странно, — сказала она. — Мне казалось, что я уже его потеряла, когда мы поссорились. Я даже приняла это, а потом появилась надежда, и я была так рада, а теперь все снова. Только на этот раз окончательно.       Она шептала, и ее голос не нарушал того спокойствия, что воцарилось еще до ее прихода, он прекрасно сочетался с колышущимися занавесками и редкими шагами где-то на лестнице. Тайвин понимал ее слишком хорошо. И на удивление эти чувства тоже были связаны с Тирионом. Он думал, что все наладится: вот Тирион взялся за ум, теперь все пойдет как надо. Можно доверить ему цепь десницы, одно задание, другое… И даже на свадьбе Квентина и Маргери, когда они заговорили, у Тайвина появилось то самое чувство, когда Тирион оправдывал некоторые ожидания. Скорее это даже произошло, когда Тайвин вернулся в зал и увидел улыбку Сансы. Как Санса и Тирион держались за руки. Значит, его сын взял себя в руки и перестал себя жалеть. Может, побоялся, что Сансу все же отнимут у него, может, дело было совершенно в другом, но так или иначе все закончилось слишком быстро. И ничего уже не исправить. Хотя мысль, что Тирион все же нашел в себе силы хотя бы на что-то, была отрадна. Будь они в ссоре, Сансе было бы тяжелее сейчас. И она винила бы себя гораздо больше, чувство недосказанности между ней и мужем ее бы гнело всю оставшуюся жизнь. — Вы простили друг друга, и между вами не осталось никаких обид. Так лучше, чем было бы наоборот. Если бы ты знала, что он все еще обижается. — Благодаря вам он передумал. Почему? Что вы ему сказали?       Хотел бы он знать, какие именно его слова достигли цели. Временное помутнение Тириона произошло так неожиданно и затянулось настолько, что Тайвину казалось безнадежным что-то исправлять. Тирион часто казался ему безнадежным, но порой сын демонстрировал, что не зря он рожден Ланнистером. Удивительно, но и Тайвин с сыном расстался в наилучших отношениях. Они редко приходили к такому единодушию. Наверное, Санса могла их объединить точно так же, как могла и рассорить. — Лишь напомнил ему, как много он потеряет. Почему-то это всегда отрезвляет больше. — Больно терять то, к чему уже привык. Когда получаешь что-то новое, обычно не знаешь, что тебе дают — благословение или проклятие.       Ее тихая печаль казалась неестественной. Может, она тоже еще не разобралась, что чувствовать по этому поводу. Наверное, никто из них не понимал, что делать. Джейме тоже ходил какой-то странный. Просто Тирион был семьей. Каким-никаким, но членом семьи. И его отсутствие теперь было заметно. И это было странно, ведь Тайвин уже готов был испытать привычное чувство раздражения от глупых шуток или замечаний, хотя при последнем их разговоре Тирион воздерживался от этого. Может, это мог бы быть тот старт, которого все ждали. Теперь уже не узнать. — А что чувствуете вы? — вдруг спросила Санса. — Вы же не хотели этого, правда? Не хотели его смерти.       Он хотел лишь иногда. В особо трудные моменты. В остальное время он предпочитал не думать о том, что, будь его воля, он охотно поменял бы любимую женщину и сына местами. Наверное, боги, если они были, услышали его в конце концов, ведь Санса выпила совсем немного и выжила, а Тирион умер. — Нет. Это даже иронично. Иной раз мне действительно хотелось, чтобы он умер, но это было давно. После того, как я прибыл в город после Черноводной, я понял, что не стоило быть таким категоричным все это время, потому что желания, пусть изредка, но все же имеют свойство сбываться. — Тогда Тирион был серьезно ранен в бою, — вспомнила Санса. — Да. Он лежал при смерти, и мейстер не мог точно сказать, выживет он или нет. И тогда я и вспомнил, сколько раз желал ему смерти, а теперь, когда он умирал, мне очень нужно было, чтобы он выжил.       Санса нахмурилась. — Из-за меня? — Да, из-за тебя. Я почти каждый день встречал тебя в этих безлюдных коридорах и думал, что Север уже мог быть в моих руках, если бы Тирион пришел в себя и оправился настолько, чтобы жениться. — А если бы он умер еще тогда? Что было бы со мной?       Ее пальцы поверх его руки дрогнули. — Север я бы все равно получил.       Хотя в тот момент он предпочитал надеяться, что Тирион выживет и хотя бы раз в жизни сделает то, что должно, Тайвин не мог не думать о других вариантах. Конечно, все они были менее привлекательны, потому что касались его племянников. Гораздо лучше было бы выдать Сансу за Тириона, получить и Север, и наследника Утеса, какого-никакого, но Ланнистера, если и Джейме не вернется из плена. Тайвин тогда неохотно допускал мысль, что, в случае чего, на девчонке придется жениться ему самому. Он не хотел бы, но Север упускать было ни в коем случае нельзя. Если не подобрать ключ от Севера, это сделает кто-то другой. Так вышло, что вследствие эта мысль о женитьбе на Сансе всплывала еще не раз, даже сам Тирион издевательски предлагал это, а Тайвин, пребывая в бешенстве от упрямства сына, жалел, что с самого начала не сделал все сам. — Я надеюсь, ты не думаешь, что если бы я женился на тебе тогда, то все было бы по-другому, — мягко добавил Тайвин. — Все было бы по-другому, но не так красиво, как ты себе это представляешь.       Санса отвернула голову. — Ни о чем таком я не думаю. — Однако ты все же думаешь, — возразил Тайвин, беря Сансу за подбородок, чтобы развернуть ее лицо к себе. — Даже я об этом думал.       Ее глаза предательски расширились. Санса поспешно моргнула, будто пыталась скрыть правду, но это уже давно утратило всякий смысл. Она могла оставаться непредсказуемой во многом другом, но когда речь заходила о ее чувствах, Тайвин всегда знал, какой будет реакция. На слова или на прикосновения — Санса не могла оставаться равнодушной и никогда не успевала вовремя сокрыть истину от него. — Ты должна понимать, что то, что было — наилучший вариант, — продолжил Тайвин. Никогда бы он не подумал, что будет говорить ей то, о чем думал тогда, когда только узнал о ее чувствах. Но тогда он и не планировал дальше с ней сближаться. — Ты боялась меня тогда, а мне нужен был только Север. Ты была права: Тирион много для тебя сделал в самом начале. Боюсь, я бы не сделал того же. Мы пришли к той точке, где стоим сейчас, именно этим путем. Другой путь привел бы к другому, поэтому ты не должна ни о чем сожалеть. — Я стараюсь, — прошептала Санса едва слышно. — И я постоянно повторяю себе, что нет смысла думать о том, что было бы сейчас, если бы я поступила по-другому в какой-то момент, потому что все равно не узнать наверняка. Но вовсе не думать об этом невозможно. Любая мелочь может изменить всю жизнь, весь путь. — Все люди думают об этом, представляют другие исходы. Никто не может запретить тебе делать это, но только не надо сожалеть. Так вся жизнь может пройти — в сожалениях. Но уже ничего не изменить, так зачем сожалеть об упущенном? Все равно до конца не просчитать, как бы все сложилось. — Вы, однако, просчитали, — как будто с укором произнесла она. — Потому что я себя знаю. И я знаю, в какой момент наши отношения стали другими, более близкими и доверительными. И этого бы не случилось в любом другом случае. Иной раз ты осмеливалась на что-то лишь потому, что я не был твоим мужем, и была какая-то дистанция между нами. Будь я твоим мужем, могу тебя уверить, ты бы не посмела мне дерзить. Может, это и прозвучит странно, но многие твои поступки, которые заставили меня приглядеться к тебе, я бы не одобрил, будь ты в этой семье в другом качестве.       Санса взглянула на него и тут же опустила взгляд — его пальцы на ее подбородке не позволили бы ей опустить голову. — Я знаю, что мне стоит быть благодарной уже за то, что есть. Серсея — ваша дочь, но даже у нее не получилось такого добиться, из-за этого она и пыталась меня убить и убила Тириона. Но ответ все равно один: ни в том варианте, ни в этом вы бы меня не полюбили.       Санса резко попыталась подняться, будто собралась убежать, но Тайвин удержал ее, перехватив ее руку. Санса покачнулась, не сумев удержать равновесие, но Тайвин, потянув ее на себя, не дал ей упасть на пол. Санса оцепенела на миг, осознав, что упала к нему на колени, инстинктивно хотела подняться и тут же успокоилась. Его рука на ее бедре не позволила бы ей встать, даже если бы она захотела, а Тайвин видел, что такую возможность Санса не рассматривала вовсе. В былые времена он думал, что это нечестно — вот так делать, но теперь он по доброй воле отказался от подобных противоречий. Он хотел, чтобы она была ближе, хотел прижать ее к себе еще теснее, не удовлетворяясь тем, что было прежде. В конце концов, он больше не посягал на целостность ее брака. Глаза Сансы были расширены, и Тайвин взглянул на нее успокаивающе, зная, что это подействует, однако Санса, по привычке, поддерживая установившийся ритуал, попыталась воспротивиться. — Я не должна говорить такое. Мой муж только умер, это бесчестно… — ее взгляд умолял переубедить ее. — Оставь это. Ты знаешь, что все эти условности для меня не значат ничего. Нет смысла откладывать разговор на время траура, если он все равно рано или поздно должен случиться. Ты знаешь, как высоко я тебя ценю. Я беспокоился о тебе, когда ты лежала там, и я не знал, откроешь ты глаза снова или нет. И если бы ты знала некоторые мотивы моих поступков, ты могла бы не согласиться с ходом моей мысли, но ты должна знать, что твое счастье для меня первостепенно. Я действую так, как действую, чтобы только тебе было лучше. Возможно, я и неправ. Но я не думаю, что ты заслуживаешь еще больших страданий и разочарований. — Я могу с вами не соглашаться, но я всегда понимаю, почему вы поступили так, а не иначе, — сказала Санса тихо. — Я знаю, что вы хотите сделать так, как будет лучше для меня. Вы думаете, что так будет лучше. — Да, я так думаю. Возможно, ты бы осудила меня за это. — Мне кажется, что иногда ваши поступки можно назвать несправедливыми по отношению к кому-то, но они всегда обоснованы, если задуматься. Хотя сейчас я не совсем понимаю, о чем вы говорите. — Может, поймешь однажды.       В ее глазах что-то отразилось на мгновение, Тайвину показалось, что Санса сейчас заплачет, но она не заплакала. — Пожалуйста, скажите мне, что все будет хорошо, — попросила она. — Даже если это ложь. Я знаю, что вы всегда говорите правду, какой бы горькой она ни была, но сейчас я хочу услышать от вас эту ложь.       Тайвин погладил ее по щеке. — Все будет хорошо, Санса, мне не нужно тебе лгать. Ты встретишься со своей матерью, и вы вместе вернетесь домой. Разве это не хорошо для тебя? — Вместе с мамой? — недоверчиво переспросила Санса. — Да. Ты сама говорила, что тебе кто-то нужен. Кто может помочь новой Леди Винтерфелла лучше, чем это сделает прежняя Леди Винтерфелла? Кто может помочь дочери лучше, чем ее мать? — Вы не думаете, что это опасно? — Для кого? — Для вас. Она ненавидит Ланнистеров. — Думаешь, первым делом побежит созывать знамена? Она потеряла на этой войне всех кроме тебя. Я не знаю человека, который хотел бы начала новой меньше, чем она. Она защитит тебя всеми силами, как ты защищала Эдрика. И она пользуется авторитетом у северян, она их знает, и она поможет тебе найти с ними общий язык. После стольких лет в разлуке она станет самым верным твоим советником. — Не могу поверить, что увижу ее. Неужели это правда? — бормотала Санса. Тайвин знал, что она ему верит, и все же эти новости сбивали ее. Прежде Санса даже никогда не заговаривала с ним о возможности встретиться с матерью, то ли страшась получить отказ, то ли не зная его реакции. — Правда, не сомневайся, — заверил ее Тайвин. — Когда отправишься на Север, заедешь в Риверран. Повидаешься с Дженной, познакомишься с женой своего брата. И дальше вы с матерью отправитесь домой.       Санса смотрела на него, и Тайвину становилось спокойнее от ее взгляда, живого взгляда, потому что он успел познакомиться с другим ее взглядом. Она мужественно выслушала то, что он говорил ей о Тирионе, не усомнившись в правдивости его слов ни на миг, она не заплакала, не закричала, не принялась отрицать, но взгляд ее, такой искрящийся, когда она только проснулась, потух, когда она узнала правду. Но сейчас Тайвин увидел, что это было только временно, что Санса не отчаялась окончательно. Он боялся этого, потому что еще помнил, как она вела себя на пиру, невозможно было представить, что эта неподдельность и непосредственность исчезнут из нее навсегда. — Вы все делаете для моего счастья, — произнесла Санса. — Как я могу сомневаться в ваших действиях или не одобрять их, если я сама вижу по вашим поступкам, что вы хотите для меня счастья?       Если бы она только знала правду. Тайвин хотел бы компенсировать то, в чем намеренно ей отказывал, и надеялся, что Винтерфелла и ее матери с сыном Сансе будет достаточно. Этого и будет достаточно, пока она ничего не знает. Если бы Сансе была известна альтернатива, она бы не была так счастлива, получая то, что он готов был ей дать сейчас, и лишая ее остального из-за собственной неготовности довольствоваться малым. Тайвин желал дать ей намного больше, потому что знал, чего она хочет. Он сам не любил выбирать и предпочитал получать все и сразу. Он хотел того же и для Сансы. Тайвин прижал ее к себе, теша себя мыслью, что ждать осталось недолго. Санса опустила голову ему на плечо. Если его план увенчается успехом, Сансе никогда не придется выбирать. А он сам свой выбор сделал уже давно.