***
Эдрик стал ее спасением. Когда Санса была с ним, она чувствовала себя так, будто ничего не произошло. Весь мир переставал существовать, пока ее малыш был у нее перед глазами. Эдрик все повторял: «Дай! Дай! Дай!» — смеялся, вставал и снова плюхался на одеялко, играл, и Санса забывала обо всем. В детской все было таким ярким, таким радостным, ни единого темного пятна за исключением траурного платья Сансы. Все остальные знали правду, кто-то интересовался, как она, кто-то выражал сочувствие словами или взглядом, а Эдрик не знал ничего, и его неподдельная радость заставляла Сансу, желавшую обмануться, с удовольствием окунаться в эту ловко выстроенную иллюзию. Она не потерпела бы лжи ни от кого, у нее самой больше не было сил на притворство, но Эдрик не лгал, его мир почти даже не пошатнулся, и Эдрик умел произносить одно лишь слово, поэтому не мог спросить, куда делся тот, кто прежде приходил к нему, а теперь исчез. Он радовался, что мама бывает у него так часто, и ему не нужно было ничего более этого, хотя порой Сансе казалось, что Эдрик начинает беспокоиться и оглядывается, будто ищет пропажу. Тогда Санса возвращалась к реальности, но ненадолго, потому что внимание Эдрика стремительно перемещалось с одного предмета на другой, и вот он уже тыкал пальчиком на игрушку, выкрикивал любимое слово, и Санса снова забывала обо всем. Иной раз ее все же накрывало так, что Санса готова была взвыть, но слезы по-прежнему не лились из ее глаз. Это состояние проходило быстро, но оставляло внутри странное ощущение. Как будто она была змеей, которой нужно было сбросить кожу, но у нее никак не получалось, и она мучилась, терзаясь в старой оболочке, которая уже не подходила ей. Много раз Сансе приходилось жалеть о том, что ее тянет на слезы, но теперь, когда их не было, она тосковала по тому чувству легкости, которое наступало после них. Она должна была плакать. Разве Тирион не заслужил этого? Только вот много слез ей пришлось бы пролить, а Санса не была уверена, что у нее хватило бы на это сил. Часто ей казалось, что она свыклась, но всякий раз понимала, что нет, не свыклась, пусть и приняла. Поверила сразу, хотя не должна была, но поверила. Что-то намекало на это даже в ее странном сне. Просыпаясь, Санса все еще слышала голоса, и одним из них был голос Арьи. Такой звонкий, порой даже грубый, какой Санса прежде не любила, но Арья пыталась ее спасти. Теперь Санса не могла понять, воспоминанием были их игры в снегу, или это видение было вызвано воздействием яда, но Арья звала ее. Не к себе, не к мертвым. Она призывала сестру проснуться. И Санса проснулась. Она не могла избавиться от мысли, что всего этого могло не быть, если бы они с Тирионом не помирились. Их чаша мира превратилась в чашу смерти, а Санса могла бы продолжать искать признаки своей вины и нашла бы еще столько же признаков невиновности. Она не могла знать, да и никто не знал, хотя ей стоило бы догадаться. Если бы она догадалась, все было бы иначе, но Санса заставляла себя избегать таких мыслей. «Никаких сожалений», — внушала она себе и шла в детскую. Санса была бессильна себе помочь, намеренно заглушала свои мысли чужими, чтобы не сойти с ума. Это на время, не навсегда, говорила она себе. Подождать, пока станет легче, а пока восторженный лепет Эдрика сменялся в ее воспоминаниях убедительным, не оставляющим возможности для сомнений голосом лорда Тайвина и, на удивление, словами Джейме. Джейме убедил ее остаться, а Санса даже не попыталась этому воспротивиться. Ей все еще было боязно. Санса никогда всерьез не думала, что увидит мать снова. Это было слишком далеко от реальности, к которой она привыкла, это было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. Прежде Санса пыталась убедить себя в том, что одного лишь знания, что ее мать жива, уже должно быть для нее достаточно, но теперь Санса точно знала: они увидятся очень скоро. Но только как это будет? Примет ли мама ее такой? А если она не примет, то как тогда примут северяне? Джейме легко говорить, был он в гвардии или нет, казалось, все были уверены, что наследником Утеса все равно станет он, Сансе же была уготована совсем иная судьба. Она никогда не должна была править Севером, никто не рассчитывал на это, но из всех детей Эддарда и Кейтилин в живых осталась только она. И именно ей под руководством матери придется принимать бразды правления. Так странно теперь было вспоминать о том, что когда-то направлять ее в этом должен был Тирион. В их покоях никто будто не бывал десятки лет. Санса с трудом могла вспомнить, что когда-то они жили здесь вместе. Все было так пыльно, очаг не горел, на столе стоял поднос с остатками еды. На полу возле каминной решетки валялись разрозненные листы письма Джона. Будто целый век прошел с тех пор, как Санса читала это письмо. Тогда она была счастлива и не знала, что случится через мгновение. Санса подняла листки с пола и аккуратно их сложила. Может, здесь были не все, но Санса все равно хотела сохранить их. Никогда не знаешь, какая чаша или какое письмо станут последними. Спальня встретила ее безмолвием. Покрывало на кровати было смято, будто спали прямо на нем, не расстилая постель. Наверняка прямо в одежде. И не снимая обуви. Санса села на край, провела рукой по вмятине. Она понимала, что так происходит всегда. Человек был, он был рядом, а потом его не стало, хотя все вокруг осталось прежним. Если бы она уехала сразу, она могла бы представить, что Тирион просто остался в столице, но она уже была не маленькой девочкой, чтобы тешить себя иллюзиями. Тирион мертв. Как и Арья, как Робб, Бран и Рикон, как отец, даже как дядя Эдмар. Все они мертвы, а не ушли куда-то, не отлучились, мертвы по-настоящему, и то, что она так и не увидела тел братьев и сестры совсем не значит, что они живы и просто находятся далеко. Нет, они тоже мертвы. Все они. Санса поднялась с постели. В комнате стало темнее — должно быть, она не заметила, как наступил вечер. Слезы так и не пролились, а на душе стало еще тяжелее. Она пришла сюда затем, чтобы оказаться к Тириону ближе, а в итоге почувствовала лишь большую вину. Почему же в такой момент она не может плакать? Сможет ли вообще хотя бы когда-нибудь? Санса остановилась напротив зеркала, взглянула на свое отражение. Нет, слезы в такие моменты отнимают слишком много сил, а еще в уголках глаз так пощипывает, и щеки становятся шероховатыми, лицо краснеет, из носа течет. Нет, не до слез ей сейчас, как и не до ненависти. Теперь другое важно, не то, что было важным прежде. Проходя мимо кабинета Тириона, Санса заметила, что дверь приоткрыта. Она точно помнила, что дверь была плотно затворена, она обратила на это внимание, когда шла сюда. Санса, помедлив, заглянула внутрь и увидела силуэт возле окна. На миг жар прошелся по спине. Не могло быть такого, чтобы лорд Тайвин был здесь, пока она сидела в соседней комнате и вспоминала. Да только было. Тихо, сама не зная отчего, но стараясь не воспроизводить лишнего шума, Санса двинулась к нему. Она остановилась за его спиной, замерла, не зная, что делать дальше. Санса хотела его поддержать и хотела, чтобы он поддержал ее. Лорд Тайвин был напряжен, Санса чувствовала это. Стало бы ему легче, если бы она ушла? Тогда, возможно, он смог бы расслабиться. Санса хотела поднять руку и провести ладонью по его напряженной спине. Лорд Тайвин делал так, когда она плакала, и ей это обычно помогало, потому что это был лорд Тайвин, его руки, его уверенность, которую она чувствовала. Почему она не должна попытаться помочь ему, если она может? Санса подняла руку и нерешительно коснулась пальцами его спины. Слишком невесомо, чтобы он заметил. Но он заметил. Санса вдруг поняла, что он, конечно, услышал ее шаги в этой тишине и все то время, что она стояла в раздумьях, он, возможно, ждал, что она сделает. Лорд Тайвин обернулся. Рука Сансы зависла в воздухе на уровне его груди. Санса страшилась поднять взгляд, опасаясь, что слишком бесцеремонно вторглась в его пространство. — Я просто хотела… Он взял ее за запястье. Так мягко обхватил пальцами. Санса подняла глаза. Его взгляд заставил что-то в ее груди болезненно сжаться, все внутри предательски потяжелело, возвращая ее мыслями к случившемуся. Она так любила рассказывать ему правду и еще больше любила, когда он говорил правду ей, какой бы она ни была — это доводило ее до какого-то странного состояния. Лорд Тайвин просто обсуждал с ней ее чувства, будто это было важно и для него тоже. Их сближение вело к тому, что Санса уже не могла остановиться. Лорд Тайвин был прав еще тогда, когда впервые заговорил с ней о Севере. Она и Тирион должны были уехать, но Санса не понимала, зачем. Она же может держать себя в руках, но с каждым разом она могла все меньше и меньше. Всякий раз ей казалось, что они достигли предела, что о большем мечтать просто постыдно, но потом они пересекали очередную черту, и Санса снова терялась. Она была уверена, что дальше пути нет, а потом он притянул ее к себе, и она оказалась на его коленях, и это казалось таким правильным, а Санса не могла понять, почему. У нее могли возникнуть вопросы, но они все разбивались вдребезги. Лорд Тайвин это сделал, а значит, так было нужно. Его действия не нуждаются в объяснении. Он делает, и на него просто нужно положиться. Это было легко — избавить себя еще и от таких раздумий, переложить ответственность на кого-то другого, когда она не в силах была нести ее самостоятельно. Сейчас это было особенно важно. В момент, когда она оказалась слаба, Джейме преподнес ей этот дар, развязал ей руки, а лорд Тайвин сделал это и того раньше. Санса хотела быть к нему ближе, хотела обнять, как тогда. Имеет ли она право на это? Было ли то сближение тем, что возможно было повторить? Объятия уже не были для них запретной темой, и это грело ей душу. Но возможно ли, чтобы ему было это нужно? Или все это всегда он делал только потому что знал, как она нуждается в поддержке? В его поддержке. Сейчас Санса хотела поддержать его, как он всегда это делал, но помогут ли ему объятия? Возможно, лорд Тайвин и правда хотел, чтобы она просто оставила его в одиночестве, а может, ей стоило сделать вид, что она снова нуждается в нем. Хотя она и так нуждалась. Теперь еще сильнее, потому что знала, что так ей становится проще пережить горе, а Джейме сказал, что эту потерю они все обязаны пережить любыми способами. — Как вы? — спросила Санса, чтобы словами вслух заглушить свои мысли. — Если не хотите — можете не отвечать. Но только не говорите мне дежурные фразы. Ей показалось, что он усмехнулся. Трудно было судить об этом во мраке, но во мраке всегда можно быть честным в эмоциях, надеясь, что они останутся незамеченными. — Я долгое время слушал дежурные фразы от тебя, — напомнил лорд Тайвин. — Только когда я не могла сказать правду, — возразила Санса. — Вы были рядом со мной, когда я в этом нуждалась. — Теперь ты хочешь вернуть долг? — Ланнистеры всегда платят долги, — ответила Санса. Означали ли его слова то, что он тоже нуждался в ней? — Скажите, как я могу помочь? — попросила она. — По-моему, тебе самой нужна помощь, — мягко заметил он, все еще не выпуская ее руки. Санса нахмурилась. — Почему? Со мной все в порядке, разве не видно? — Я вижу, как у тебя все в порядке. Это и настораживает. Очень нетипичная для тебя реакция. — Хотите, чтобы я все время плакала как тогда? Может быть, отказывалась выходить из комнаты? — Не хочу. Но то, что происходит сейчас, — гораздо страшнее, чем слезы или отказ выходить из комнаты. Санса знала, что он по-своему прав, но она не хотела снова к этому возвращаться, когда придумала достаточно убедительные доводы. Убедительные для себя самой. — Если бы я могла плакать, я бы плакала, — сказала Санса. — Но я не могу. — Значит, нужно найти другой способ. Нельзя держать все в себе. — Вы это делаете. — Не равняйся на меня, только не в этом, — покачал он головой. — Это не то, что нужно делать, — прятать все в себе и отдаляться от других. Не поступай так. Санса качнула головой, повторяя его движение. Она не хотела всего этого. Она сама знала, что происходит то, что не должно происходить. Ей не нравилось, что лорд Тайвин обратил на это внимание. Если бы она могла, она бы плакала, не была бы такой равнодушной. — Что же мне делать? — Тебе бы мог помочь Север. Заботы обычно отвлекают, но в таком состоянии ты долго не продержишься. — Значит, не отпустите меня никуда? — Не отпущу. Все, что ты сейчас прячешь, все равно выйдет наружу. Это может случиться в самый неподходящий момент и в совершенно неподходящей форме. Спокойный вкрадчивый голос вопреки обыкновению выбивал ее из ритма. Санса не чувствовала спокойствия, наоборот, он будто распалял ее чувства сильнее. Не мог же лорд Тайвин делать это специально, вот так провоцировать ее, чтобы она сделала то, что ему надо? Не может она плакать, не может! Как еще нужно выражать эти клятые чувства?! Санса подняла на него глаза и поняла, что, должно быть, он что-то увидел в ее взгляде, потому что его собственный изменился. Он понял, что его слова задели ее, хотя Санса сама не поняла, почему. Она только чувствовала, что испытывает сейчас больше, чем в последнее время, что эмоции подступают к горлу, просятся наружу, но глаза остаются сухими. Санса подалась вперед, привстав на носочки. В последний момент она подумала было, что совершает самую безумную вещь в своей жизни. Это было даже хуже, чем порыв столкнуть Джоффри с парапета вниз или пожелание смерти Яносу Слинту. Санса всегда знала, что последует за этим. После смерти Джоффри ее саму бы казнили, а после каждого неосторожного слова Джоффри приказывал ее побить, но Санса совершенно не знала, что будет, если она поцелует лорда Тайвина, и это еще больше подхлестывало ее, потому что лорд Тайвин сам настаивал, чтобы она выразила свои чувства, а ему самому теперь точно придется как-то показать свои, потому что к такому он не останется равнодушен. Не может остаться. Он не оттолкнул ее сразу. Санса, которая решила, что теперь-то хотя бы на мгновение у нее все под контролем, растерялась, когда поняла, что он ее не оттолкнул. Она рассчитывала, что это произойдет, и была готова к чему-то, что будет дальше. Ждала этого с безрассудным интересом человека, которому нечего терять, потому что все содеянное стоило того. Хотел чувств? Пусть получит. Но все шло не по плану. Ей не стоило быть самонадеянной, полагая, что она его переиграет, едва ли кто-то вообще мог это сделать. У нее ожидаемо не вышло, хотя Санса так верила в себя. И когда вместо того, чтобы оттолкнуть, его руки крепко обхватили ее талию, Санса окончательно потерялась. Мысли о маленькой злорадной мести улетучились, и Санса с потрясением и неверием передавала свое первенство, которое оказалось всего лишь иллюзией. Она с таким пылом начала эту игру, потому что была уверена — у нее есть одно мгновение, не больше, а потом оказалось, что у нее есть еще время и еще пыл. Все то, что она хранила в себе все это время. Теперь уже он ее целовал, и Санса забыла обо всем. В ее груди будто открылась неиссякаемая жила, которая пропитала жаром ее всю, что ей было так жарко и так невыносимо тесно в собственном теле и в собственном разуме от распирающих ее чувств. Он отстранил ее от себя, придержав за плечи, когда она покачнулась. Санса подняла на него глаза. Ей показалось, что лорд Тайвин усмехнулся, заметив ее потрясение. И снова эта невозмутимость! Она хотела слишком многого, когда считала, что сможет заставить его потерять контроль. Он и сейчас все контролировал. — Достаточно неподходящая форма? — хрипло спросила она, решив не позволить ему хотя бы здесь остаться в выигрыше. — Гораздо лучше, — прокомментировал он. Санса задохнулась от возмущения и тех эмоций, что остались на грани. Они уже высвободились, но вложить их в поцелуй она не успела, поэтому теперь они обратились в иные чувства. Санса не думала, что он переиграет ее так. Не думала, что он пойдет на это, хотя к чему было притворство: она с самого начала знала, что он может всколыхнуть в ней куда больше чувств, чем она в нем. В конце концов, это она его любит. Лорд Тайвин смотрел на Сансу, а Санса смотрела на него, не зная, что ей делать: смеяться или извиняться, впервые за все время по-настоящему радуясь, что слез нет: она непременно бы расплакалась от переизбытка чувств. Но даже сейчас между ними не было никакой неловкости, казалось, они могли простоять так до ночи, глядя друг другу в глаза, и при этом ни слова больше не проронить. У него не было нужды спрашивать, почему она так поступила, потому что он явно знал, почему. Он требовал у нее объяснений, когда хотел, чтобы она осознала свою ошибку, но это не было ошибкой, и свой проигрыш Санса зареклась называть таковым, ведь она все еще чувствовала этот поцелуй на своих губах и была уверена, что его отпечаток останется там навсегда. — Я пойду, пожалуй, — сдавленно произнесла она, понимая, что сдерживаться больше не в силах. Возмущение ушло, и Сансе хотелось просто пережить еще раз то, что случилось. Пусть в мыслях, пусть в свежих воспоминаниях, но пройти через это заново.***
Она заставила его потерять контроль. Тайвин точно знал ее замысел еще тогда, когда Санса только потянулась к нему. Знал, что планировала она получить совсем не это и в итоге восприняла его действия иначе. Будто бы он ее переиграл, хотя на деле переиграла его как раз Санса. Потому что по-хорошему ему действительно стоило бы оттолкнуть ее сразу, как она и ждала, но он же всегда использовал все возможности, а эта возможность оказалась очень заманчива. К тому же Тайвин и не смог бы остановиться сразу, не вкусив того, что Санса по своему спонтанному замыслу ему предлагала. Санса явно очень хотела заставить его в открытую выразить хотя бы что-то, не подозревая, что из-за нее он уже давно показывает миру больше, чем тот должен видеть. Мысленно Тайвин видел эту грань, линию, после которой они оба уже не смогли бы остановиться. Он знал, что это он должен был прекратить все это, потому что Санса была на такое неспособна. С самого начала она надеялась, что это он ее остановит, и, хотя Тайвин не хотел останавливаться, он знал, что нужно и что кроме него некому будет это сделать. Он видел эту черту, она маячила впереди, но, покуда до нее еще было время, он позволил себе на мгновение отпустить все. Он прижал Сансу к себе так крепко, как никогда прежде не осмеливался, и ее волосы между его пальцев оказались машинально, и за пеленой этих волос он чувствовал теплоту ее шеи. А незримая черта все приближалась, и отпускать Сансу хотелось все меньше, и Санса все жалась к нему, и Тайвин чувствовал, что она точно не прекратит, что он должен сделать это… и он отстранил ее от себя. Когда Тайвин вышел из кабинета, он увидел Сансу, не потрудившуюся уйти дальше, чем на несколько шагов. Она стояла, прислонившись к стене, и на ее губах играла совершенно иная улыбка, которой Тайвин никогда не видел раньше. На ее лице читалось довольство, переходящее в откровенный восторг. Санса казалась такой счастливой, что Тайвину в очередной раз пришлось пожалеть, что пока он не может дать ей больше. — У тебя была возможность уйти, — сказал Тайвин, приблизившись к ней. — Но ты ее упустила, а нам идти в одну сторону. Санса сжала губы, пытаясь подавить улыбку. — Как недальновидно с моей стороны. — Ты уже не выглядишь сердитой, — заметил Тайвин, Санса бросила на него укоряющий взгляд. — Уверена, вы как всегда знаете причину. — Просто занятно за тобой наблюдать. — Ах, вам занятно? — возмутилась Санса. — Такая ситуация могла произойти только со мной, больше ни с кем. А ваша прямолинейность меня однажды доведет. На самом деле нет, — тут же добавила она. — Но честно, каждый раз я просто понятия не имею, чем все закончится. — Если ты думаешь, что я это все планирую, то нет. Я, конечно, стараюсь заглядывать в будущее, но… Санса расхохоталась. — Я думала, вы будете на меня злиться. — Злиться мне на тебя не из-за чего. Я сказал тебе выплеснуть чувства, и ты это сделала. Ты всегда оправдывала мои ожидания. — Зато мои не слишком-то часто оправдываются, — пожаловалась Санса. — Ты ошибаешься, если думаешь, что не достигла желаемого результата. Ты имеешь надо мной больше власти, чем можешь представить. Санса опешила на мгновение. — И как мне это расценивать? Хотите меня подловить? — И в мыслях не было. Это ты, Санса, кого угодно словишь в свои сети.***
Это был один из многих гостиных дворов на его пути. Джейме не слишком гнал, но и не задерживался на одном месте надолго. Поглотить горячий ужин, провести ночь в нормальной постели, а не в походной палатке, и дальше снова в путь. С каждым днем становилось все теплее, и Джейме успел позабыть, что в Королевской Гавани стоит зима. Он старался не думать о том, что его ждет. Его поездка могла оказаться совершенно бессмысленной, если Арианна Мартелл ему откажет, но Джейме убеждал себя в том, что все не зря. Даже если она откажет, Джейме повидается с племянницей. Он не видел Мирцеллу так давно. Убеди ее согласиться. Да только как? Джейме никогда не приходилось заниматься подобным — у него всегда была Серсея, другие женщины были без надобности. Он вспоминал слова Сансы и немного успокаивался. Да, будь все безнадежно, отец его бы сюда не отправил. Отцу был очень нужен этот брак, Джейме понял это, хотя отец не говорил прямо. Но для чего? Зачем ему Арианна Мартелл? Или ему нужна вовсе не она? Пытаясь представить ее, Джейме всякий раз терпел неудачу. Перед ним всплывало лицо Элии, которое он почему-то все еще помнил спустя много лет. Ее не считали красавицей. По сравнению с Эшарой Дейн или Лианной Старк, да даже королевой, Элия выглядела более чем просто, но Джейме она все равно нравилась. Элия была такой доброй и улыбалась ему. Улыбалась даже тогда, когда по ту сторону стен столицы королевство разваливалось на части, а в самом Красном замке дела обстояли еще хуже. Но вряд ли Арианна похожа на нее, она общепризнанная красавица, к тому же явно не отличается робостью. Джейме было не привыкать — у Серсеи тоже был не слишком мягкий характер, но играть в игры ему не хотелось. Не в этот раз. Он не любил все эти интриги, двойные смыслы, говорящие взгляды. Хорошо бы решить проблему сразу, хотя он был уверен — Арианна не даст ответ тотчас же, а будет тянуть с этим до последнего, так они все поступают. Зная, как много зависит от ее ответа, она непременно будет тянуть. В дверь его комнаты робко постучали, и Джейме сразу понял, кого принесло к порогу его комнаты в столь поздний час. Когда он пришел в бордель Катаи, на него смотрели такими испуганными глазами, признав в нем Ланнистера, что Джейме долго пришлось убеждать хозяйку, что с ними ничего не случится из-за его присутствия, да он и пришел ненадолго, только ради одного дела. О девушке, с которой он в ту злополучную ночь говорил о любви, он не знал ничего кроме того, что она проститутка и дорнийка. Он даже не знал ее имени, но знал, что она хочет вернуться домой. И отчего-то вспоминал о ней чаще, чем было нужно. Да даже знал, отчего. До Красного замка вести о побеге Рейегара и Лианны дошли с опозданием, но все же дошли. Джейме знал об этом, потому что был при Эйерисе, когда тот получил послание. Джейме не мог просто пойти к Элии, да и зачем он был нужен ей? Она должна была узнать, что муж ее предал, и Джейме мог только догадываться, что она испытает. Рейегар был его кумиром, но Джейме он не давал никаких клятв, а вот Элии давал. И это было не первое для Джейме разочарование, даже не самое неприятное, а вот Элия пока все тяготы сносила с улыбкой. Она была слишком хороша для этого мира, который, однако, все же доломал ее, приняв обличие Горы. Но в те дни никто из них еще не знал, что все закончится так: Безумный Король еще не достиг пика своих безумств, но белый плащ давил на плечи Джейме пуще прежнего, а Элия не покидала своих покоев, ссылаясь на плохое самочувствие. И все же Джейме встретил ее в одном из коридоров через неделю или две после полученных новостей. Элия по обыкновению улыбнулась Джейме, хотя смотрела она сквозь него. Как смотрела эта другая дорнийка сквозь мозаику на стене борделя. Обычно они обменивались приветствиями и расходились, но тут Элия внезапно произнесла: «Хотела бы я вернуться домой, в Дорн», — тут же моргнула, приходя в себя, и пошла дальше. Когда Джейме честно рассказал отцу о том, что собирается сделать, тот посмотрел на него так, как обычно смотрел на Тириона, который, выпивши, говорил ерунду. — Надеюсь, тебе не придет в голову жениться на ней. — Конечно нет. Просто она хочет вернуться домой, а я как раз отправляюсь в Дорн. Хочу взять ее с собой. — Я позволю тебе удовлетворить эту прихоть лишь потому, что ты перестал валять дурака, — наконец изрек отец. — Надеюсь, ты не натворишь глупостей и не вернешься туда, откуда начал. — Я от своих слов не отказываюсь, — твердо сказал Джейме. — Просто хочу сделать доброе дело. — Делай свое доброе дело, но не забывай о деле семьи. Вези в Дорн эту свою дорнийку, но не забудь привезти сюда другую. Отец говорил это так, будто варианта вернуться одному у Джейме не было. — А если она скажет «нет»? Ты теперь такой вариант вовсе не рассматриваешь? — не смог он удержаться. Отец ответил невозмутимым взглядом. — Если она скажет «нет», то это «нет» будет не таким твердым, каким могло бы быть. И легко может быть превращено в «да», если ты приложишь должные усилия. — Что я не знаю? — Ты знаешь то, что тебе и положено знать. Остальную работу сделают другие. И как это понимать? Кто эти другие? Джейме решил положиться на отца и пока сосредоточиться на другой дорнийке, которая была к нему куда ближе, чем Арианна Мартелл. Он открыл дверь и увидел на пороге девушку, которую и ожидал там увидеть. — Заходи, раз пришла, — пригласил ее Джейме. Он никогда бы не подумал, что шлюхи могут быть настолько стеснительными. Конечно, однажды уже подумал, про Тишу, но та была еще слишком юна, а этой, насколько Джейме мог судить, было никак не меньше семнадцати на вид. В глазах ее, однако, плескалась почти детская боязливость. Какие же благовония используют в этих борделях, если они заставляют изможденных женщин и испуганных девочек превращаться в похотливых искусительниц? Наверное, очень похожие благовония держат и в септах. Как иначе объяснить это воздействие на разум, всепоглощающее в обоих случаях? Джейме сел на стул и взглянул на мнущуюся перед ним в нерешительности девушку, у которой сил хватило лишь на то, чтобы переступить порог и ни на шаг более. — Почему вы это делаете? — спросила она. Джейме все думал, когда же она спросит. Она и слова ему не сказала за все время путешествия, только исподтишка поглядывала с едва скрываемым страхом на Джейме и его людей. Он сказал, что отвезет ее домой, да только она явно не поверила ему. Что еще могла подумать девушка, за которую заплатили, чтобы она сопровождала группу мужчин в дороге? — Если я хочу помочь, то почему бы и нет? — Вы даже имени моего не знаете. Это верно, Джейме так и не спросил. Это казалось неважным, он же просто хотел помочь, разве есть разница, как ее зовут? — И как тебя зовут? — спросил он. — Джейд. — Так вот, Джейд, я просто должен был поехать в Дорн по поручению отца и решил вернуть тебя домой, раз уж мне по пути. Сама бы ты не решилась. Она подняла на него темные испуганные глаза. — Откуда вы знаете? — Непросто все вот так бросить и отправиться в неизвестность. Пусть даже настоящее не слишком-то тебя устраивает. — И что мне делать, когда мы приедем? — спросила она, будто отныне считала его своим хозяином, который будет диктовать ей каждый шаг. Конечно, у нее были основания: все же он ее купил. Но купил точно не с намерением воспользоваться самому, а с намерением дать ей свободу. — Что хочешь. Я дам тебе денег, и ты сможешь начать все сначала, если ты этого хочешь. Может, ты присядешь? — не сдержался Джейме, не привыкший, чтобы перед ним по струнке вытягивались молодые девушки. Она не солдат, ожидающий приказа, но ведет себя так, будто является им. — У тебя остались родственники в Дорне? Она робко пожала плечами и с места не сдвинулась. Если бы я приказал, она тотчас бы села, с неудовольствием подумал Джейме. — Может, и остались, — неуверенно ответила она. — Как ты оказалась в столице? Джейд помялась еще немного и все же несмело прошла по комнате, опустилась на краешек второго стула. — Я приехала туда с женихом несколько лет назад. Мы убежали, потому что родители не хотели давать согласие на наш брак. Они оказались правы. Все так хорошо начиналось, но когда у нас закончились деньги, он… Продал ее. Джейме ощутил гнев. Было что-то совершенно угнетающее в том, как мужчины, не испытывая при этом мук совести, отвергали женщин, которые отдавали им себя, свое тело, свое сердце. Полностью вверяли себя мужчине, а получали нож в спину. Элия не заслужила получить такой от Рейегара, а Джейд — от своего жениха. — Я думала, он меня любит. Я ошиблась. Это нередкая история. В бордели многие попадают так. Необязательно жених, это может быть кто угодно. Отчим. Или даже отец. А кому-то просто очень нужны деньги. В любом случае… — Выбором это не назвать. — Иногда я завидовала Катае. Она с Летних островов, там все иначе. Умение ублажать — это искусство, там оно ценится. — Ты тоже что-то такое говорила при нашей первой встрече, — вспомнил Джейме ее слова, в которые ему все еще так трудно было поверить. — Да, но я лишь повторяла за ней. В это надо верить, должно быть такое мышление. Катая уверена в том, что это правда, и Алайю, свою дочь, тому же научила, для них это не постыдно, а я не верю в это. Не верю, что это искусство, хотя очень хотела бы поверить. Так было бы легче. — Теперь тебе не нужно убеждать себя в этом, — заверил ее Джейме. — Ты свободна. — Я не знаю, как благодарить вас, как отплатить вам… — Джейд снова опустила глаза. — Вообще-то знаю… один способ… — Нет, — остановил ее Джейме, когда руки Джейд потянулись к завязкам на ее платье. — Не нужно так меня благодарить. Не нужно мне платить. Простого спасибо будет достаточно. Когда мы приедем. Ее пальцы дрогнули, когда она нервно подергала шнуровку, не пытаясь распустить ее, а скорее в стремлении успокоиться и чем-то занять руки. — Почему вы так добры ко мне? Почему помогаете? — снова спросила Джейд, будто уже позабыла все его слова или просто была не в силах поверить, что чужак мог отнестись к ней лучше, чем это сделал ставший родным для нее человек. Потому что другой он помочь не смог.