***
Тишина в комнате нарушалась сопением старательно царапающих перьями по пергаментам детей и голосом мейстера. Томмен в очередной раз обмакнул перо в чернильницу и продолжил записывать за мейстером причины разразившейся более полутора веков назад гражданской войны. По правую руку от него сидела Ширен, по левую — Роберт. Томмен, несмотря на любовь к истории, мечтал, чтобы все поскорее закончилось. У него уже рука устала писать, кроме того, этот исторический период совершенно ему не нравился. Ширен первая закончила писать, подперла щеку рукой и посмотрела на мейстера. Томмен быстро сократил последние несколько слов, слепив их в одно, и почти с облегчением отбросил перо. Роберт продолжал сопеть и записывать даже чересчур старательно, что обычно было ему несвойственно. — Итак, стороны разделились, — продолжал вещать мейстер. — Одни называли себя «Черными», другие… — «Зелеными», — вставила Ширен, которая изучала это все уже во второй раз, лишь бы побыть рядом с Томменом, за что он был ей безмерно благодарен. — Правильно, миледи, — улыбнулся ей мейстер. — Кто знает, кто в какой партии был? — Рейнира и Деймон были из «Черных», — вспомнил Томмен. — Веларионы еще… — Корис и Джекейрис, — подсказала Ширен. — Верно, — мейстер начал рассказывать про каждого, но Томмен отвлекся, наблюдая за тем, как Ширен рисует на своем пергаменте, а потому прослушал добрую половину. — А кто был из «Зеленых», Роберт? — спросил мейстер. Роберт прищурил один глаз, пытаясь воскресить в памяти то, чего там не было. Танец Драконов — война в первую очередь Тагариенов за Железный Трон. Рейнира, кажется, его со своим братом не поделила, вспоминал Томмен. Ему хотелось на свежий воздух, взять меч и с кем-нибудь сразиться. Он делал успехи. История, конечно, очень важна, но все эти гражданские войны можно и пропустить. Война Пяти Королей произошла почти у него на глазах, и Томмен не собирался допускать этого вновь, он усвоил урок. — И кто же это был? Роберт? Ты знаешь ответ? — повторил мейстер. Ответа не последовало. Томмен повернулся к другу, чтобы попробовать подсказать, но Роберт явно не был озабочен тем, чтобы что-то вспомнить и ответить. Широко раскрытыми глазами он смотрел на дверь. Недоумевая, Томмен перевел взгляд в ту же сторону и сначала сам не поверил в увиденное. — Мирцелла! Он вскочил, опрокинув стул, и бросился к сестре в объятия. Ему было так одиноко без нее поначалу. Когда-то сестра была неизменной его спутницей во всем, когда-то каждый его день проходил в ее обществе, а потом Мирцелла уехала, и Томмен надолго остался один. Пока у него не появились друзья, пока у него не появилась Ширен и, чуть позже, Роберт. С ними он забыл о пустых днях, с ними он обо всем забыл. А теперь Мирцелла снова была рядом с ним. Подросшая, похорошевшая, но все еще его сестра, по которой он скучал. — Теперь я понял, о каком сюрпризе говорил дедушка, — сказал Томмен, высвободившись из объятий. Он не мог перестать улыбаться, глядя на сестру. Пытался сопоставить воспоминание о последней их встрече с тем, что видел сейчас. — Вот как? Тогда я готова простить тебе то, что ты не вышел меня встречать, — усмехнулась Мирцелла. — Думала, ты совсем забыл обо мне. — Я бы никогда не забыл о тебе, — заверил ее Томмен. — Я много думал… особенно после смерти Джоффа. Мирцелла покивала, закусив губу. Она тоже знает, что он был не слишком хорошим, подумал Томмен, но все же он был нашим братом. — Давай я познакомлю тебя с Ширен, — предложил Томмен, чтобы заполнить молчание. — Роберта ты знаешь, — Томмен мельком взглянул на друга и увидел, что тот все еще взгляда от Мирцеллы оторвать не может. — Ширен, познакомься, это Мирцелла, моя сестра. Девочки обменялись улыбками и реверансами, как пристало леди. — Рад… очень рад, — пробормотал Роберт, когда Мирцелла повернулась к нему. — А ты изменился, — как бы невзначай заметила Мирцелла. — Ты тоже! Очень! — покраснев до кончиков ушей заверил ее Роберт. Мирцелла улыбнулась ему той улыбкой, какую Томмену никогда не доводилось видеть на ее лице. Роберт покраснел еще пуще, а Мирцелла будто и не заметила того эффекта, который произвела на бедного мальчика. Когда они остались одни, Мирцелла огляделась. — Те, что во дворе носятся, тоже твои друзья? — спросила она. Остальные — не король Семи Королевств, не Лорд Орлиного Гнезда и не будущая королева, а потому могли позволить себе учиться чуть меньше, а развлекаться чуть больше. Томмен немного завидовал им, но, будь он в классной комнате один, ему было бы тяжелее, а так с Робертом и Ширен они, что называется, в одной лодке, и от этого чуточку легче. — Да. У меня еще друзья есть. Пушистые. — Томмен показал на корзину у окна. Когда-то маленькие котята, теперь они уже выросли и стали совсем большими. — Носочек, Леди Усик и Сир Царапка. Я тебе о них писал. — Да. Сир Царапка в самом деле сир, — Мирцелла присела, чтобы погладить кота, безошибочно отделив его от других по одной из ленточек, которые Санса подарила Томмену, но, честнее будет сказать, его котам, на прошлые именины. — Жаль, что Санса уехала, — посетовал Томмен. — Вы же так давно не виделись. И у нее теперь есть ребенок. Он даже ходить умеет! И немножко говорит. Обычно всякий лепет непонятный, хотя Санса что-то из этого все же понимает. Новостями они могли обмениваться еще долго. В письма все равно все не вмещалось, а что и вмещалось, Томмен уже не помнил, что именно он писал. — У тебя здесь котики, а у меня в Дорне были змейки, — Мирцелла почесала кота за ухом, и тот распластался на полу, тут же, видно, испытав к сестре своего хозяина безоговорочное доверие. — Настоящие змеи? — удивился Томмен. — Они же ядовитые. — Да, ядовитые, но и другие тоже есть. Мне дядя Оберин показывал, но я про других Змеек говорила. Песчаных Змеек, его дочек. Обара, Тиена, Нимерия и Сарелла совсем взрослые, с ними больше Арианна дружила. Ну а с теми, что дочки Элларии и помладше, я в Водных Садах играла, — рассказывала Мирцелла. — Но в последнее время я все больше времени проводила в Солнечном Копье, а теперь вот… вернулась, — она убрала руку от Сира Царапки и поднялась на ноги. — Надолго? — Навсегда. Моя помолвка с Тристаном расторгнута. Ты, я знаю, тоже такой интересный опыт пережил. — Маргери, — вспомнил Томмен. Теперь ему с трудом представлялось, что когда-то он всерьез хотел на ней жениться. — Маргери теперь в Хайгардене с Квентином. А я здесь с Ширен. — Тебе она нравится, — уверенно заявила Мирцелла. — Да, нравится, — не стал спорить Томмен. — Но как вы все это понимаете? — Просто у нас всех есть глаза, — рассмеялась Мирцелла. — Ты на нее так смотришь, как на меня смотрел Тристан. И она так на тебя смотрит тоже. А вот я так на Тристана не смотрела. — Значит, тебе повезло, что помолвку расторгли. Теперь ты свободна и дома. Ты же станешь играть с нами? — Охотно, — сказала Мирцелла. — Странно, что здесь не было столько детей, когда мы были младше. Оказавшись в Водных Садах, я и представить не могла, как раньше жила по-другому без всех этих игр. — Я тоже, — согласился Томмен. — И чем мы только целыми днями занимались? Они рассмеялись. Когда смех иссяк, Мирцелла посмотрела на него совсем серьезно. — Ты знаешь… о маме? — спросила она, помедлив. — Ты говорил с ней о том… что она сделала? Томмен покачал головой. Он стыдился того, что за все время так и не нашел в себе для этого сил, а в один из дней мама просто уехала, ничего никому не сказав и тем самым избавив Томмена от участи подбирать нужные слова. — Ты знаешь, почему? — спросила Мирцелла. — Зачем она так поступила? — При дворе болтают, что это она из-за Джоффри, — с неохотой поделился Томмен. Он знал, что слухам мало веры, но больше ничего сказать не мог. — Когда он был жив, она любила его больше всех, — сказала Мирцелла. — Но когда она была со мной в Дорне, я начала забывать, что когда-то он вообще был. Такое чувство, будто в Дорне… как будто за его пределами нет ничего. Будто Дорн — это какой-то отдельный мир, другое королевство, совсем не такое, как остальные. Там будто были лишь мама и я. Томмен позавидовал сестре. Ему мать всегда напоминала о том, что Джофф был лучше него. И даже когда она не говорила этого вслух, каждый раз, когда он делал что-то не как Джоффри, Томмен знал — она думает об этом. Покойный брат вспоминался ему чаще, чем того хотелось бы. — Она тебя очень любит. — И тебя. Только Джоффа она всегда любила больше, — озвучила Мирцелла то, что раньше они никогда не решались обсуждать. — Но это неважно, что при дворе болтают, это все неважно. Самое очевидное — не всегда самое верное. — А иногда как раз наоборот, — возразил Томмен. Мирцелла не уступила и явно была настроена более решительно, чем Томмен. — Что толку гадать? — пожала она плечами. — Мама уехала, но остался же здесь еще кто-то, кто знает всю правду. И кто согласится рассказать. Хотя, по правде сказать, — Томмену почудилась тревога в ее голосе, — по-настоящему мне хотелось бы узнать ответ совсем на другой вопрос.***
Случилось то, чего он боялся. Ошибкой было полагаться на нее, ошибкой было думать, что она хотя бы раз сделает так, как ей велено было сделать. Он не единожды предлагал ей разных неподходящих кандидатов с тем намерением, чтобы она отказала, и она отказывала. Почему же в этот раз она поступила иначе? Или Ланнистер не был для нее настолько неподходящим? Когда-нибудь упрямство этой девчонки должно было послужить семье, так он рассудил, когда препоручал ей такую ответственность, но Арианна как всегда все сделала по-своему. Доран не хотел кровопролитий. По Красному замку детей бегало не меньше, чем по Водным Садам, и обрушать на их головы замок вместе с правосудием над Ланнистерами Дорану не хотелось. Оно того не стоило. Его сестра и ее дети умерли, и ни к чему было обрекать на ту же участь еще десятки и даже сотни детей, когда мир и без того был хрупок. Он заплатил высокую цену за союз с Тиреллами, который наверняка будет стоить ему дочери. Войны Доран не хотел, пусть даже знал теперь правду. Он не начинал войн, которых было не выиграть, а страна за последние годы и без того успела истечь кровью. Доран долго хотел падения Ланнистеров, но теперь им суждено было породниться окончательно. Трудами Арианны и ее безмерной упертости. Ланнистеры, как оказалось, платили за свои грехи. Карлик мертв, сын остался без отца и погиб еще один ребенок, который так и не увидел света. И десятка несчастий не хватит, чтобы Элия и ее дети были отомщены, но Доран никогда не был кровожадным, и если даже Оберин отступился, ему не следовало настаивать. Когда-то у него могло все получиться, но нужный момент, которого они все ждали, так и не успел настать. Теперь же нужно было просто двигаться дальше, исходя из новых возможностей. Не так просто было сделать это, как хотелось бы. Доран не хотел отдавать Арианну Ланнистерам. Возможно, это было глупо, возможно, он поступал слишком эгоистично, но его сестра тоже однажды поехала в Королевскую Гавань на свою свадьбу и больше оттуда не вернулась. По вине Ланнистеров, теперь Доран знал это точно. Арианна была способна испытывать даже его безмерное терпение, Арианна могла быть совершенно невыносима, она не знала никаких границ, но она была его дочерью, и Доран все еще желал ей лучшей судьбы, чем сгинуть в львиных лапах. Он был готов принять Ланнистеров в семью, и с Серсеей и Мирцеллой ничего бы не случилось в Дорне, пока он был жив, но теперь все иначе. Доран не доверял Тайвину Ланнистеру, а Тайвин Ланнистер не доверял ему. Возможно, даже больше, ведь две женщины из его семьи находились в Дорне. Теперь силы уравновесятся. Дочь лорда Тайвина будет в Дорне, а дочь Дорана — в Утесе Кастерли. И только то, что действия Арианны не привели совсем уж к страшным последствиям, ее спасало. — Я велел тебе этого не делать. — А я взяла и сделала. Что теперь? Накажешь меня? — с вызовом спросила она, скрестив руки на груди, тряхнув головой. Упрямица. Что жара в Дорне, что снега в Королевской Гавани — ничто ее не меняет. Арианна остается Арианной. — Зачем ты это сделала? — терпеливо спросил Доран. Неужто из вредности? Потому что он намекнул ей, что она должна отказать? Она всегда все делала ему наперекор. Возможно, следовало потребовать, чтобы она согласилась. — Потому что ты солгал! — гневно воскликнула Арианна. — Если бы ты сказал мне правду, я бы, может, и подумала над твоими аргументами, а ты захотел вообще все у меня отнять! Почему я должна действовать в твоих интересах, если ты никогда не действуешь в моих? Ты оставил меня ни с чем, а сам еще и рассчитывал, что я сделаю так, как ты хочешь? Ты лишил меня Дорна! — Откуда ты узнала? — спросил Доран, догадываясь, откуда. — Неважно, — Арианна снова тряхнула головой. — Важно то, что ты обманом хотел заставить меня. И даже не предложил альтернативы! — Неужели ты думаешь, что я бросил бы тебя на произвол судьбы? — устало спросил Доран. — Да, думаю! — взвилась она. — И это твоя вина! Ты всегда поступал со мной так. У меня нет причин думать, что в этот раз что-то изменилось бы. Ты хотел лишить меня Дорна уже давно, я знаю. Хотел отдать его Квентину, а меня выдать за какого-нибудь… какого-нибудь… Уолдера Фрея! И убрать с дороги! Доран Мартелл потер переносицу. Он и забыл, какой громкой и неудержимой в своем возмущении может быть его дочь. — Не знаю, откуда ты это взяла, все совсем не так. Было не так. Да, мне пришлось назначить Квентина своим наследником, но это было непростое решение. Твой брат пошел на поводу у чувств, я должен был сделать все, чтобы его порыв не привел к новой войне. — Это неправда! Ты давно думал об этом, я видела то письмо. Твоей рукой было написано, что ты Квентина хочешь сделать наследником, Квентину ты хочешь оставить Дорн! Письмо… кажется, он понял, о каком письме шла речь. Это было так давно, еще когда все его планы не пошли прахом. — Так и было, но лишь потому, что тебе я хотел дать не одно королевство, а все семь. Ты могла стать королевой, Арианна. Я хотел, чтобы ты вышла за Визериса Таргариена и стала королевой, когда он вернет себе трон своего отца, но Роберт Баратеон убил последних Драконов. — Что ж, тебе следовало четче обозначить свои намерения относительно меня, отец, — если Арианну и потрясли его слова, она не подала виду. Разве что ее неожиданное спокойствие могло служить знаком, что смысл его слов дошел до нее. — И Визерис умер уже давно, но с тех пор ничего не изменилось. Ты мог бы мне сказать, мог бы объяснить, но ты предпочел, чтобы я ничего не понимала и напридумывала себе всякого. Но теперь это неважно. Я не могу на тебя полагаться, я тебе не верю. Я все решила для себя сама, ты мне не помешаешь. Я сама сделала свой выбор. Я согласилась стать женой Джейме Ланнистера, и от обещания своего не откажусь. «Я слышал, у нее бунтарский дух, а бунтари вашей семьи выбирают моих близнецов», — сказал ему Тайвин Ланнистер, когда они договаривались об этом браке. — Но… — Он нравится мне, — нетерпеливо оборвала его Арианна. — И я буду править Утесом и Западом так, как ты никогда не позволишь мне править Дорном. Теперь уже неважно, что ты там для меня хотел и что планировал. Лучше, чем это, ты мне ничего уже предложить не сможешь. — Ты очень наивна, если думаешь, что тебе позволят править Западом. Арианна не дрогнула. — Нет, я не наивна. Сир Джейме, в отличие от тебя, сделал достаточно, чтобы заслужить мое доверие. Я верю, что он станет для меня хорошим мужем. Никогда бы он не подумал, что услышит столь лестную характеристику Ланнистера из уст своей дочери. — Мешать тебе я не стану. Если уверена, что так будет лучше для тебя, если уверена, что так… безопасно, то выходи за него. Я обещал лорду Тайвину, что последнее слово останется за тобой и, каким бы ни был твой ответ, переубеждать тебя я не стану. Арианна недоверчиво на него посмотрела. Видно, он в самом деле это недоверие заслужил. Он не любил посвящать кого-то в свои планы. И Арианну не напрасно не посвятил. Союз с Таргариенами — это измена, никто не должен был знать об этом тогда, и даже сейчас, когда все Таргариены мертвы, даже сейчас лучше бы никому не знать о его неудавшихся планах. В Красном замке никак нельзя проявить неосторожность в словах. Но все же он сказал. Арианна права: и после смерти Таргариенов он ничего не сделал, но, быть может, она все же не будет думать о нем слишком плохо теперь, когда знает причину. Доран никогда не желал ей зла, он хотел для дочери лучшего. Теперь, видно, она достаточно взрослая, чтобы самой решить, что для нее лучше. — Не беспокойся за меня, отец, я не боюсь львов. У них в клыках нет яда. — Рейенис с Эйегоном и Элию не яд убил, — с большим недовольством, чем хотел бы, произнес Доран. — Я себя в обиду не дам, — отрезала Арианна. — И Джейме… он тоже меня в обиду не даст. Я знаю.***
Санса притворила за собой дверь и вышла в коридор. Замок был тих, коридоры — безлюдны. Уже стояла ночь, а Санса и не заметила, как прошло время. Вот она обнимает мать во дворе и вот уже стоит здесь. И если бы у нее спросили, что она делала целый день, Санса бы ответила: пыталась наверстать упущенное. В этих попытках она пропустила все. Санса забыла о приличиях, даже не подошла к Дженне и ее мужу, так и не познакомилась с Рослин. Она даже не знала, где ее комнаты, где ее вещи. Санса даже про Эдрика позволила себе забыть, но лишь потому, что знала, что Элис о нем позаботится. Для леди Кейтилин сегодня достаточно потрясений, с внуком она еще успеет познакомиться. Сегодня Санса сама будто снова стала маленькой девочкой, почувствовала себя таковой в родных объятиях. Сегодня и она, и мама вернулись в прошлое, когда Эдрика еще не было. Завтра им придется вернуться в настоящее, впрочем… Санса готова была сделать это уже сейчас. Она услышала тяжелые шаги и звон ножен где-то совсем рядом. Ей выпал шанс спросить дорогу, а не плутать по коридорам незнакомого замка в надежде на удачу. На стражнике был серо-голубой плащ, а на груди — герб Фреев. Даже спустя столько лет брака Дженна скорее осталась Ланнистером, чем примкнула к семье своего мужа, но официально Риверран принадлежал именно лорду Эммону, а потому знамен Фреев здесь было поровну с золотыми львами. Санса была бы больше рада, попадись ей красный плащ, но выбирать не приходилось. — Где комнаты леди Дженны? Санса была безумно счастлива, и это счастье на время заставило ее позабыть обо всем, но, когда матери больше не было рядом, Санса вспомнила о другом. О том, что терзало ее почти всю дорогу. Что, к ее стыду, заставляло ее торопиться в Риверран чуть ли не больше, чем встреча с матерью. И, хотя встреча все же отдалила этот момент, теперь, когда первые восторги прошли, Санса вернулась к тому, что терзало ее. — Вы еще не спите? — Санса, — Дженна тепло ей улыбнулась и раскрыла руки для объятий. — Я не ожидала, что ты найдешь для меня время сегодня. Думала, ты будешь с матерью. Санса с удовольствием погрузилась в объятия, которые какое-то время заменяли ей материнские. Дженны ей не хватало. Конечно, многие были с ней все это время, и в женской компании у нее тоже не было недостатка, но Дженна особенно успела полюбиться Сансе. К тому же она первая узнала про ее секрет. И, что самое главное, поняла ее и не осудила. Если бы ее осудили, Сансе стало бы еще тяжелее жить с этим, принять свои чувства, но Дженна ее поддержала и дала бесценный совет. — Все время плакать и улыбаться бывает утомительно, — заметила Санса, — я настояла, чтобы мама пораньше легла спать. Теперь я уже никуда от нее не денусь, пусть она все еще не верит в это. Дженна снова улыбнулась, отстраняясь, чтобы оглядеть Сансу с головы до ног. — А как же для тебя? Не утомительно? — заботливо поинтересовалась она. — У меня в последнее время со слезами негусто, — призналась Санса, но тут же вспомнила слезы, которые обжигали ее щеки во дворе замка. Санса справилась с ними прежде, чем оторвалась от матери. Но приятно было знать, что она не совсем уже зачерствела. Слезы в ней, оказывается, не закончились. Санса надеялась, что это не сулит ей слишком много новых испытаний. — И всегда должен кто-то один утешать другого. Она до последнего не верила, что я приеду, а я уже давно знала, что все так будет. У меня было время, чтобы отрицать это… и чтобы принять и порадоваться. Надеюсь, вы не в обиде. Я забыла обо всем на свете, — Санса виновато покачала головой. — Я все понимаю. Другие, если у них есть сердце, тоже. Ты не видела мать так долго. Ты имела право вести себя как хотела. Начни ты танцевать — никто бы тебя не осудил, я бы не позволила. Санса, представив свой танец радости, едва не рассмеялась. — Спасибо. В такие моменты не думаешь ни о приличиях, ни о чем другом. Но хотя бы с Эдриком-то вы побыли? — Он так вырос, уже и ходит сам. А когда я видела его в последний раз, у него только первый зуб резался. Как быстро бежит время. Он показал мне все свои игрушки. И льва, и этого дракона. — Серсея подарила перед отъездом. Я проверила его десятки раз на наличие скрытых угроз, но, кажется, это был подарок от чистого сердца. Дженна покачала головой. — Мы были потрясены, когда получили весть. До сих пор не могу поверить. Казалось бы, если Тайвин ничего с Тирионом не сделал за все эти годы, никто другой и не посягнул бы, но… — Конечно не посягнул. Серсея не любила его, но она не дура. Умереть должна была я. За то, что слишком прочно укрепилась в семье. — Больше походит на комплимент, нежели на оскорбление, — заметила Дженна. — В нашей семье даже Ланнистерам по крови не всегда удавалось найти свое место. Тигетту и Гериону нелегко пришлось. С таким-то братом. — Как сказала Серсея, мне хорошо живется под крылом ее лорда-отца, — невесело усмехнулась Санса. — Так хорошо, что, будь твоя воля, ты бы оттуда не вылетала? — поддела ее Дженна. — У меня есть долг, как и у всех, — не сказав ни да ни нет ответила Санса. Она не знала, зачем ответила так, когда могла использовать момент, чтобы перейти к интересующей теме. Решимости в ней оставалось все меньше с каждым новым мгновением, как Санса понимала, что именно сейчас, именно в этой комнате она может узнать правду. И эта правда или даст ей самую большую в ее жизни надежду или отберет у нее последние крупицы этой самой надежды, наличие которой Санса так долго отрицала. — У Тайвина слова позаимствовала? Санса усмехнулась, отворачиваясь. Лорд Тайвин говорил ей думать о себе, а не о долге. Она медленно подошла к камину, поглядела на языки пламени. Последние дни в столице она только и делала, что сидела у камина. С Эдриком. В кабинете десницы. Она играла с сыном и краем глаза поглядывала в сторону письменного стола, за которым работал лорд Тайвин. Санса повернула голову в ту же сторону, но ни стола, ни лорда Тайвина она ожидаемо там не увидела. Интересно, работает ли он сейчас? Уже поздно, но в столице больше нет Сансы, чтобы отвлечь его от работы и предложить поужинать вместе. — С Тирионом у тебя ничего не вышло, так ведь? Санса вздрогнула, когда поняла, что из-за мыслей, слишком материальных, не заметила, как Дженна подошла к ней. — Нет, — честно сказала Санса. — Я не смогла. Пыталась первое время, даже чересчур, но… что-то пошло не так. Дженна положила руку ей на плечо. — Есть в этом и хорошее. Сейчас ты бы страдала сильнее, если бы любила его. — Если бы я его любила, он был бы жив, — возразила Санса. — Но теперь это все уже неважно. Там шанса не было, наверное, никогда. Хочу верить, что с кое-кем другим шанс есть. Дженна улыбнулась так, будто уже знала обо всем. Санса надеялась, что знала, потому что больше ответ ей было спрашивать не с кого. — Я вижу, ты пришла ко мне с уже готовым вопросом. Не вижу причин отдалять неизбежное. — Хорошо, — Санса тяжело вздохнула, чувствуя, как потеют ладони и жар подбирается к щекам, будто выжигая все на своем пути. Она отступила от камина, хотя этот жар, конечно, исходил не от него. От своего сердца Санса едва ли могла отойти так просто. Эта мысль позабавила ее, и Санса улыбнулась, но потом взяла себя в руки и заговорила. — Когда я еще была в Утесе, я разговаривала с Дорной о том, почему лорд Тайвин не женился снова, хотя у него не было того, кому он мог бы оставить Утес. Дорна сказала, что никто даже не решался заговорить с ним о новом браке. Он любил леди Джоанну так сильно, что просто не мог… Кажется, она была единственной, кого он ставил выше долга, семьи и… всего остального. Дженна качнула головой, соглашаясь. — Это так. Сначала он возлагал все надежды на Джейме, но потом, когда Эйерис забрал Джейме в гвардию… Я была уверена, что это подтолкнет Тайвина к чему-то. С момента смерти Джоанны прошло шесть лет, а служба в Королевской Гвардии пожизненная. Понятия не имею, как Тайвин намеревался вернуть Джейме, но сделать невозможное, видно, было для него проще, чем снова жениться. Хотя сейчас мы видим, что это невозможное он все же сделал. Пусть даже на это ушло больше двадцати лет. Эти слова надежд Сансе не внушили. Может, она просто ошиблась, может, поняла не так. Но если не спросит, правды не узнает. — Ты хотела о чем-то спросить, — так кстати напомнила Дженна. Санса на мгновение прикрыла глаза, набираясь сил. Один вопрос. Лишь один. — Что это значит, если теперь выше интересов семьи он ставит меня и мое благополучие? — Санса сглотнула и тут же заговорила снова, боясь услышать ответ. Слова сами просились наружу, а Санса просто хотела подтверждения, что она не сошла с ума. — Если он буквально уговаривал меня подумать о себе, а не о благе семьи, говорил, что его волную я, что он гордится мной, что не стоило отдавать меня Тириону, что я имею над ним куда больше власти, чем могу представить. Он отдал мне Север и отдал мне меч, выкованный из Льда. И он не оттолкнул меня, когда я его поцеловала. Улыбка, которая только зарождалась, когда Санса начала говорить, к концу проступила на лице Дженны окончательно. Она выглядела так, будто наблюдала за играющим ребенком, и это зрелище, по всей видимости, умиляло ее. — Я думаю, ты сама ответила на свой вопрос, — мягко произнесла она. Санса тяжело сглотнула, чувствуя, как краснеет. — Я не поверю в это, пока вы мне не скажете, — прошептала она. Осознание, которое неожиданно пришло к ней в одну из бессонных ночей в дороге, теперь было как будто совсем реально и все же… — Он испытывает то же, что и ты. — Вы не знаете этого наверняка, — пугаясь того, что в самом деле может поверить, а потом разочароваться, сказала Санса. — Я знаю. В ту ночь, когда Тайвин узнал о твоих чувствах, он все равно что признался в своих. А может, сделал это еще раньше, когда примчался в Утес сразу после битвы и стоял над твоей кроватью, забыв про новорожденный Ключ к Северу. Санса прижала ладони к горячим щекам. — Не может быть. Все это время… Первым порывом Сансы было бежать на конюшню, седлать лошадь и возвращаться в Королевскую Гавань. Она даже придумала предлог: Белая Лилия. Сбежавшая кошка. Она может вернуться за ней. Все же кошка явно умная, и Эдрик ее любит, он даже капризничать вздумал, когда понял, что кошка не спешит появляться. Да, можно сказать, что Эдрику будет не хватать его пушистой подруги… Но, вспомнив лорда Тайвина, Санса постаралась унять дрожь и думать трезво, не отвлекаясь на ощущение счастья, расползавшееся по телу, и толики испуга от того, что все это еще могло оказаться неправдой. — Если это так, — медленно произнесла Санса, отняв руки от лица, — почему он ничего не сказал мне? Почему он ничего не сделал? Ладно, когда Тирион был… но когда он умер… Почему? Он же знал, что я бы на все согласилась. Дженна приподняла брови, услышав это. Санса, и без того пребывавшая в возбуждении, и не подумала смутиться. — Очевидно, именно поэтому не сказал. — Но разве… он не хочет того же? — волнуясь, спросила Санса. Все мыслимые и немыслимые рамки приличий стирались. Дженна — единственная, кто может сказать хотя бы что-то, и Санса не боялась показаться невежливой или бесцеремонной. Они семья. Условности неважны. Дженна, понимая это, тоже говорила прямо. — Он хочет. Но достойный человек, как он сказал мне однажды, не ставит свои эгоистичные желания выше интересов семьи или ее членов. — Это и мое желание тоже. — Ты забываешь о Севере. — Хотите сказать, возможность подчинить Север привлекает его больше, чем я? — Нет, не это. Ему нет никакого дела до Севера с самого рождения Эдрика. Север принадлежит твоему сыну, там находился бы Эдрик или в столице. Ты вышла за Ланнистера, произвела на свет плод Старка и Ланнистера, на этом Север можно считать принадлежащим Ланнистерам. — Тогда зачем я туда еду? Если это все больше не имеет никакого значения? — Потому что так надо. — Для кого? — Для тебя. Это же твой дом. Твоя мать едет с тобой, потому что для тебя так будет лучше. Для тебя мой брат старается. Ты же сама сказала, что твои интересы он ставит выше. Кому как не ему понимать ценность родной крепости. Ланнистеры лишили Старков всего, и когда-то Винтерфелл действительно был способом увеличить могущество Ланнистеров, но теперь Винтерфелл — это подарок тебе. Ты пережила много боли из-за Ланнистеров, но теперь ты вернешься домой. Мой брат не всесилен, всего отнятого он тебе не вернет, но что мог отдать, отдал. — Но… — Санса хотела сказать, что лорд Тайвин совсем не спросил ее мнения, а потом вспомнила его слова в день похорон Тириона: «Я действую так, как действую, чтобы только тебе было лучше. Возможно, я и неправ. Но я не думаю, что ты заслуживаешь еще больших страданий и разочарований». Дура. Какая же она дура. Почему он ничего ей не сказал? Он говорил. Говорил ей все это время. «Ты знаешь, как высоко я тебя ценю. Я беспокоился о тебе, когда ты лежала там, и я не знал, откроешь ты глаза снова или нет». И показывал ей еще чаще, а она ничего не замечала. Думала, насколько его поступки из ряда вон. Когда-то, тысячу лет назад, она думала о том, что на лорда Тайвина не подействовали бы никакие женские уловки, что эти глупости работают только тогда, когда человеку ты небезразличен. Сколько раз Санса флиртовала, заигрывала, а лорд Тайвин поддерживал ее шутливый тон. Он шел у нее на поводу, выполнял ее маленькие капризы и даже делал ради нее то, чего не стал бы делать никогда ради других. — Какая же я дура, — сказала Санса вслух. — Это было так очевидно, а я ничего не понимала. — Это не было очевидно, раз ты не поняла, — возразила Дженна. — Я понимаю, что ты чувствуешь. Мой брат делает все с такой уверенностью, что никому в голову не придет оспаривать его действия. Все уверены, что просто так он ничего не сделает, все для дела. Ради семьи. В последнюю очередь можно подумать, что его ведут чувства, а не долг. Но и такое, как теперь видно, случается. Ты не одна. Я видела Тайвина в таком состоянии много лет назад, но и я сомневалась, не зная, могло ли это повториться снова. Ты же совсем ничего не знала. Ты не могла догадаться. Санса была вынуждена признать, что это так. И все же… Как она могла не заметить? Внутренний голос буквально кричал на нее, обвиняя в слепоте. Лорд Тайвин забрал ее у Тириона, целовал ее в лоб, он усадил ее к себе на колени, в конце концов он действительно ответил на ее поцелуй. Нет, если бы он ничего не чувствовал, он бы ничего не сделал из этого. Теперь она знала точно и корила себя за то, что ничего не поняла. Как она могла? И что было бы, если бы она догадалась раньше? Нет, о таком вовсе думать нельзя. Нельзя. Нельзя. — Но… — Санса чувствовала, что хочет снова разрыдаться, — неужели это конец? — прошептала она. — Он преподнес мне бесценный дар, принеся при этом в жертву все остальное? — Никогда, — убежденно проговорила Дженна, и Санса воспряла духом. — Что ты и могла понять за это время, так это то, что желаемое он всегда получает. Я не верю, что он отпустил тебя насовсем, не верю, что он мог просто оттолкнуть свой шанс. Что-то тут нечисто. Это не Тайвин. Тайвин от таких возможностей не отказывается. — Вы правда думаете, что он бы так просто все это не оставил? — спросила Санса. — Что он не мог взять и отпустить меня, — она знала, какой ответ хочет услышать. Она не выдержала бы услышать другой. — Тот Тайвин, которого я знаю, точно не оставил бы. Но это уже его дело, тебе лишь нужно пользоваться полученной возможностью. Тайвину нелегко было тебя отпустить, я уверена в этом, — Дженна приблизилась и положила обе руки Сансе на плечи. — Я знаю, что ты уже успела подумать о возвращении, но ты не должна возвращаться. Если ты приедешь в столицу, снова оттуда ты не уедешь. Сама не захочешь, да и он тебя не отпустит. Ты должна принять тот дар, что он преподнес тебе. Тебе нужно сделать то, ради чего это все и затевалось. Заявить на Север свои права, как Тайвин и хотел для тебя. Ради чего он и отпустил тебя. А все остальное предоставь ему. — Я постоянно думаю о Севере, — призналась Санса. — Но я не уверена… не знаю… Будь он рядом, мне было бы легче. — Конечно. Всем легче, когда за ними стоит такой человек. Но этот путь ты должна пройти сама. Не одна, конечно. Но Тайвин помог тебе, как только мог. Дальше ты должна действовать сама. Дать другим увидеть то, что он в тебе видит. И, что еще важнее, увидеть это самой. — Что же это? Дженна улыбнулась. — Что ты и без него все можешь. Может, кое-где он и помогал тебе подняться и направлял тебя, но идти ты можешь и без него. Санса испугалась. Она не хотела идти без него. Может, какое-то время, если так нужно. Но не всегда. — Он же не может оставить меня? Не может же? Он же не даст нам расстаться навсегда? Я все увижу, что мне нужно увидеть, и я все смогу, но совсем без него я не хочу. Я понимаю, о чем вы говорите, но это же не повод… — Не даст, — Дженна обняла ее. — Тебе просто нужно немного подождать. Нам, женщинам, вечно приходится ждать. Ждать мужчин с войны, ждать рождения детей. Первый шаг ты сделала. Да и не придется тебе сидеть, сложа руки. Русе Болтон, конечно, получше моего Эммона, от души надеюсь, что тебе не придется разгребать на Севере то, что мне пришлось разгребать здесь после правления муженька, но ты точно не заскучаешь. Наведешь порядок на Севере, склонишь на свою сторону северян, а там уже и Тайвин поймет, что жить без тебя не может, — Дженна подмигнула. — А вдруг он все же… — Я не дам ему так просто о тебе забыть, обещаю. Тайвин ненавидит мою настойчивость, но так просто он от меня не отделается. — Но вы здесь. И я здесь. А он там. — Незначительное препятствие, — махнула рукой Дженна. — Упрямство моего брата куда страшнее. Он написал мне письмо, хочет, чтобы я и Рослин вместе с твоей Элис поехали на Запад, Тайвин наконец-то нашел Рослин жениха. Но я не была бы мной, если бы его послушалась. Поеду повидаюсь с ним в столице, оспорю кандидатуру для Рослин и попробую разузнать про твой вопрос. Санса не сдержала улыбки. Облегчение захватило ее, и Санса, которая мгновение назад чувствовала, как ею вот-вот завладеют слезы, теперь хотела смеяться от радости. — Я вас обожаю. — Я тебя тоже, милая. И еще моего братца-идиота.