Пламенное золото

      Эдрик сидел на ковре в квадрате тусклого солнечного света и с серьезным видом двигал фигуры по доске для кайвассы, периодически роняя их. Подрик, почти не задумываясь, делал какие-то ходы в ответ, лишь бы Эдрику было не скучно. Мысли же его были совсем не об игре, а о сборнике стихов, спрятанном за пазухой, и о Найлин, которой этот сборник должен был быть вручен с наименьшей неловкостью. Подрик знал себя и подозревал, что без неуклюжих, вставленных невпопад слов все же не обойдется. Найлин улыбнулась ему сегодня утром, когда просила его посидеть с Эдриком, и Подрик все еще чувствовал, как краска приливает к щекам, стоило ему только вспомнить эту улыбку.       «Это тебе», — мысленно репетировал Подрик. Нет, слишком просто. «Прими это от меня». «Это». Что «это»? «Прими эти стихи от меня». Но они же не от меня. Это сборник чьих-то чужих стихов. Только чьих? Подрик достал книжку и посмотрел на имя на первой странице. Нет, если он возьмется произносить это, то точно начнет заикаться. «Прими этот сборник не моих стихов в подарок от меня». Как-то странно. — Что это у тебя такое? — Подрик вздрогнул, когда услышал женский голос.       Найлин слегка наклонилась, чтобы рассмотреть книгу. Подрик, стараясь помешать ей это сделать, вскочил, перевернув доску для кайвассы. — Это тебе стихи не от меня, — выпалил он.       Найлин вопросительно подняла брови. — А от кого? — То есть? А, от кого… Нет, они от меня, но писал не я. Кто-то другой, — Подрик попытался прочесть имя на странице, — неважно. Мне показалось, тебе понравится. — Спасибо, — Найлин смущенно улыбнулась и взяла книжку. — Я обязательно прочту.       Подрик, чувствуя, что даже его шея покраснела, опустил глаза в пол, где Эдрик сидел, потрясенно глядя на перевернутую доску и разбросанные фигуры. Глупо получилось. И как всегда неловко. В детскую вошла леди Кейтилин и окинула взглядом всех троих. — Что здесь произошло? — спросила она с интересом, глядя на учиненный Подриком беспорядок. — Простите, миледи, я сейчас же все соберу, — Подрик хотел наклониться, чтобы приняться за уборку, но леди Кейтилин жестом оставила его. — Позже. Я хочу, чтобы ты прошелся со мной. — Конечно, миледи, — Подрик взглянул на Найлин, но кормилица только едва заметно пожала плечами и снова улыбнулась, прижимая книжку к груди.       Подрик вышел из детской вслед за леди Кейтилин, гадая, чему он обязан такому пристальному вниманию к своей скромной персоне. Обычно он хорошо общался с леди Кейтилин, когда речь заходила об Эдрике, но они никогда не говорили о чем-то другом, притом наедине. Даже после отъезда леди Сансы, когда они стали видеться в детской гораздо чаще — видно, леди Кейтилин пыталась своим присутствием компенсировать отсутствие леди Сансы — предметом обсуждения всегда был только Эдрик, но ради таких разговоров необязательно было уходить из детской.       Подрик плелся за леди Кейтилин, строя догадки, одна другой безумнее, и радуясь, что он по крайней мере успел вручить Найлин сборник. Должно быть, когда Найлин взяла книгу в руки, обложка еще хранила тепло его пальцев. А до этого Подрик держал подарок у сердца, и Найлин прижала книгу к груди, когда он уходил… Ну и что, что снова все вышло неловко, зато книга теперь у Найлин, и она прочтет ее. Книга — подарок получше, чем те цветы, что он приносил ей из оранжереи.       Леди Кейтилин привела его в свои покои, и Подрик занервничал. Что за разговор требует подобной конфиденциальности? Подрик не боялся леди Кейтилин, просто знал, что она настороженно относится ко всему, что связано с Ланнистерами и жизнью леди Сансы в столице. Это, вроде как, ставило их на разные стороны, но Подрика это особо не беспокоило, ведь он служил леди Сансе, а не ее матери, а леди Санса всегда была с ним очень любезна. — Неду повезло, что у него есть ты, — мягко сказала леди Кейтилин, когда Подрик по ее приглашению сел на стул, а она устроилась напротив. — Боюсь, со мной и Найлин он бы совсем заскучал. — Леди Санса решила, что ее сыну не помешает мужская компания, — ответил Подрик, чувствуя, что это лишь предисловие, имеющее мало общего с истинным поводом для разговора. Он чувствовал себя неловко, когда леди Кейтилин называла внука Недом, Подрику было привычнее называть мальчика иначе, но он чувствовал, что так бы противоречил леди Кейтилин, а этого ему не хотелось.       «Ты ничуть не противоречишь миледи, — сказала Найлин, когда он однажды поделился с ней своими опасениями. — Нед — сокращенная форма имени, и к тому же так звали ее мужа, по которому леди Кейтилин тоскует. Я ее понимаю», — Найлин печально вздохнула, и Подрик ощутил вину из-за того, что напомнил ей об утрате. — Да, Санса права. Неду необходим мужской пример перед глазами, — согласилась леди Кейтилин. Подрик сомневался, что он — тот самый подходящий пример, но решил не озвучивать свои мысли. За неимением лучшего сгодится и он. — Тяжело ему будет расти без отца. Мои мальчики всегда брали пример с Неда, пытались подражать ему во всем. — Им повезло, — Подрик поерзал на стуле, ощущая все возрастающую неловкость. Он своего отца не помнил, да и образ матери расплывался в памяти, но Подрик сообразил, что леди Кейтилин пригласила его не затем, чтобы он рассказывал о своих родителях. — А лорд Тирион любил своего сына? — спросила леди Кейтилин. — Они были вместе совсем недолго, но все же…       Кажется, они начали подбираться к сути. Подрик вспомнил, как леди Санса однажды задала ему почти тот же вопрос. Спросила, навещал ли лорд Тирион сына в детской, но подразумевала наверняка почти то же самое, что и ее мать. — Конечно, миледи, — сказал Подрик. — Лорд Тирион очень ждал возвращения леди Сансы из Утеса Кастерли, он даже сам подготовил детскую для малыша, там было очень красиво, и леди Сансе понравилось, когда она наконец приехала. — Почему моя дочь вообще провела так много времени в Утесе? — с задумчивостью, будто спрашивала не у Подрика, а у себя, поинтересовалась леди Кейтилин. — Я всегда считала, что семья должна быть вместе, особенно в такой момент. — Лорд Тайвин счел, что леди Сансе будет лучше во время беременности пожить подальше от королевского двора. — Подрик много раз слышал, как лорд Тирион, коротая вечера в компании Бронна, возмущался по этому поводу: «Безопаснее! Он просто хочет разлучить нас, вот и все! Джоффри больше нет, Серсея тоже наконец-то уехала! Что может Сансе угрожать здесь? Он просто не хочет, чтобы я был счастлив!» Конечно, Подрик не стал делиться подробностями, он знал, что леди Кейтилин охотно бы возненавидела Ланнистеров еще больше, был бы только повод. — А после лорд Тайвин беспокоился, чтобы леди Санса восстановилась, и малышу нужно было подрасти, прежде чем проделать такое расстояние до столицы. — Подрик много раз слышал, как именно так леди Санса объясняла мужу свое долгое отсутствие, когда лорд Тирион, будучи очень счастливым, сетовал, что, находясь порознь, они потеряли слишком много времени. — Как лорд Тайвин заботлив, — сказала леди Кейтилин, не сумев скрыть досаду в голосе. — Лорд Тайвин в равной степени заботится обо всех, кто носит фамилию Ланнистер, — ответил Подрик словами лорда Тириона. Возможно, лорд Тирион на самом деле говорил: «всех, кто носит фамилию Ланнистер, за исключением меня», — но Подрик не стал уточнять. — А что лорд Тирион? Он любил мою дочь? — продолжила расспросы леди Кейтилин.       Подрик чувствовал себя гадко, потому что каждое неправильно подобранное слово могло бы обернуться проблемами. И не столько для него, сколько для леди Сансы, а Подрик однажды уже серьезно подвел ее. Она поссорилась с лордом Тирионом после этого, да так, что они больше не разговаривали. Нельзя допустить, чтобы и со своей леди-матерью она разругалась. Подрик не один раз слышал перепалки леди Кейтилин с дочерью, и почти все до единой — из-за Ланнистеров. Однако леди Санса защищала семью всегда, а своего мужа — особенно. Это заставляло Подрика любить хозяйку еще больше. Если он подыграет ее легенде, ничего не случится. — Они недолго были вместе, миледи, но их отношения были теплыми. Лорд Тирион очень ее любил. — А моя дочь? — Я не могу говорить за нее, миледи, мне были известны лишь чувства моего господина, однако леди Санса питала к лорду Тириону по меньшей мере крепкую привязанность, — ответил Подрик, удивляясь, какими складными у него получаются слова. Не то, чтобы он многое приукрасил, но конец истории лорда Тириона и леди Сансы был так трагичен, и доподлинно не было ясно, когда было положено начало этого конца, что Подрику казалось, будто бы он слишком внушительную часть истории намеренно умалчивает. — Мне кажется, ты знаешь о моей дочери гораздо больше, чем знаю я. Санса ничего мне не рассказывает, — призналась леди Кейтилин. — Я не имею ни малейшего понятия, как она жила все эти годы. Только в общих чертах, но… она выросла без меня, вышла замуж без меня, родила ребенка без меня, а я даже не знаю, как все это было. Я пропустила так много, и Санса не позволяет это восполнить.       Подрик не знал, какой ответ от него требуется. Ему тяжело было понимать женщин, особенно если дело касалось женского горя. Подрику не удавалось найти подходящих слов — даже для Найлин. Все, что он мог, — это пытаться что-то сделать. Но не ему было судить, насколько хорошо получалось. Наверное, неплохо, раз Найлин все еще улыбалась ему с такой теплотой. — Я уверен, что леди Санса не желала вас обидеть, — наконец сказал Подрик. Единственное, что он мог бы сделать для леди Кейтилин, — это рассказать все, что ему было известно о леди Сансе, но Подрик не считал себя тем человеком, который имел право рассказывать. Это леди Сансе решать — что открыть, а о чем умолчать. Не Подрику. — Она боится, что я стану осуждать ее. Мне и правда нелегко понять, как Ланнистеры, которые так много зла причинили моему сыну, могли быть так добры к моей дочери. Но, пожалуй, ответ прост: Робб был их врагом, а Санса стала членом семьи. Нечему удивляться. Но от этого не легче. — Разве вам стало бы легче, если Ланнистеры обращались с вашей дочерью так, как обращались с вашим сыном? Это же хорошо, что к леди Сансе они относились иначе. Король Джоффри мучил ее, а покровительство лорда Тайвина и брак с лордом Тирионом обеспечили ей безопасность, — выпалил Подрик.       Леди Кейтилин посмотрела на него и улыбнулась. — Да, конечно ты прав. Я рада, что Сансе не пришлось вынести все те страдания, которыми ее наделило мое воображение. Я представляла ее несчастной, представляла ее в слезах… Мне стоило бы благодарить богов за то, что они позволили моей дочери даже в логове врага почувствовать себя в безопасности, почувствовать себя счастливой. Санса оказалась на стороне победителей, лояльность Ланнистеров позволила нам вернуться в Винтерфелл. Мне не на что жаловаться.

***

      Серсея подкралась к нему незаметно. Игривое настроение свидетельствовало о хорошем расположении духа, которому Серсея стала подвержена все чаще после возвращения из Водных Садов. Может, какие-то свои печали она по-прежнему скрывала, и порой ее взгляд снова туманился невысказанным страданием, но большую часть времени Серсея была положительно спокойна. Она обняла его сзади, и Оберин подождал, пока Серсея не расскажет, зачем пришла. — Ты должен поговорить с Квентином, — прошептала Серсея с заговорщическим видом, едва приподнявшись на носочки, чтобы оказаться ближе к его уху. — Он вечно в делах, совсем забыл о жене. Маргери страдает.       Серсея больше походила на шпионку, которой поручено было сообщить важные сведения, облекши их в форму флирта, чтобы сторонние наблюдатели не рассекретили ее. Однако наблюдателей не было, а другой причины такого поведения Оберин найти не мог. — Разве сегодня они не вместе? — удивился он, решив поразмышлять над загадкой немного позже. — Кажется, мы с Квентином договорились, что сегодня он весь день проведет с Маргери.       Серсея убрала руки и обошла его. Лучи солнца, падающие с балкона, просачивались сквозь полупрозрачную ткань ее платья и обрисовывали силуэт. Серсея пожала плечами и придала своему лицу выражение печали, насколько оно было возможно при очевидном счастье. — С раннего утра он зачем-то отправился в Тенистый город, — пояснила она. — Обещал управиться поскорее, а его все нет. Маргери даже к нам с Элларией пришла, отчаявшись его дождаться.       Маргери на удивление становилась частой собеседницей для Серсеи и Элларии. То ли в самом деле убедилась, что Серсеи ей нечего опасаться, то ли, привыкшая к обществу своих многочисленных кузин, не могла обойтись без женской компании, а может, так ей было менее невыносимо переносить частое отсутствие мужа. Оберин нахмурился. — Квентин обещал отложить это дело до следующей недели. Совсем забыл про отдых. — И про жену, — вставила Серсея. — Поговори с ним. Раньше вид удрученной Маргери доставил бы мне удовольствие, но теперь мне совсем не хочется смотреть, как она выжимает из себя улыбку. Бедная девочка. Привезли в чужой край и бросили одну.       Серсея обернулась к балкону, когда со двора донесся стук лошадиных копыт. — А вот и Квентин, — заметила Серсея. — Поговори с ним сейчас, а я пока вернусь к Маргери и обрадую ее.       Квентин в последнее время часто выезжал в город, предпочитая самолично делать даже то, что можно было бы поручить другим. Оберин предположил, что племянник тотчас же отправится в кабинет, и пошел туда же. Квентин склонился над столом и быстро что-то писал, не став даже садиться на стул. Он все еще тяжело дышал после быстрой езды и стремительной ходьбы по лестнице. Оберин не стал заговаривать, пока Квентин не закончил писать и не опустился, наконец, на стул, тыльной стороной ладони утерев пот со лба. — Кажется, мы договаривались, что ты сегодня забудешь про работу и вспомнишь про Маргери, — строго заметил Оберин. — Ни к чему откладывать дело нескольких минут до следующей недели, — пожал плечами Квентин. — Если бы ты отсутствовал несколько минут, Маргери бы и не заметила твоего отсутствия. Ты слишком усердствуешь. — Это все на благо Дорна, — возразил Квентин. — Но не на благо твоей семьи. Ты почти не видишься с Маргери. — Она все понимает. — Она говорит тебе, что понимает, но на деле твое вечное отсутствие причиняет ей боль. — Это мой долг. — Стоит ли он того, чтобы терять Маргери? Перед ней у тебе тоже есть долг. Твой отец, как и ты, всегда был поглощен делами Дорна, совсем забыл о твоей матери, но у него тогда не было того, кто мог бы его заменить. А у тебя есть я. — Думаешь, Маргери также обидится, как моя мать обиделась на отца, и сбежит от меня обратно в Хайгарден?       Оберин усмехнулся. — Тебе совсем необязательно проверять это на деле. И кстати о твоей матери: разве ты не хотел навестить ее? Почему бы вам с Маргери не сделать это вместе? — мысль была спонтанной и очень удачной. Едва ли что-то другое могло бы заставить Квентина забыть о делах. Мать он не видел больше десяти лет. — Плыть в Норвос? — усомнился Квентин. — Не знаю, хорошая ли это идея? — Можешь плыть не в Норвос, а куда угодно, главное, вместе с Маргери. У вас было слишком короткое свадебное путешествие, а все знают, что чем короче путешествие, тем печальнее будет брак.       Квентин рассмеялся. — Поэтому ты провез Серсею почти по всем Вольным Городам? — Мне, в отличие от тебя, не нужны уговоры, чтобы путешествовать. У тебя возраст, когда забивать себе голову делами совершенно ни к чему — еще успеется. А вот эти первые годы брака — их уже больше не будет. — Мы с Маргери столько всего преодолели — нас даже вражда семей не остановила на пути к счастью. Думаешь, моя занятость разлучит нас? — легкомысленно спросил Квентин. — Когда вы шли против своих семей, вы делали это вместе, — возразил Оберин. — И вы точно знали, что любите друг друга. Сейчас вы все время порознь, и, если бы в голову Маргери закрались сомнения по поводу силы твоих чувств к ней, я бы не осудил ее за это.       Квентину явно стало хотя бы немного совестно. В этот момент дверь распахнулась, и в кабинет вбежала Маргери, придерживая развевающийся подол легкого зеленого платья. — Квентин! Ты же обещал мне! — в ее голосе одновременно звучали возмущение из-за его отъезда, и радость из-за его возвращения.       Оберин в последний раз бросил на племянника красноречивый взгляд, прежде чем оставить мужа и жену наедине. — Я просто подумал, что мне нужно доделать все дела сейчас, ведь на следующей неделе я не смогу сделать то, что планировал, — услышал он неловкие оправдания Квентина. — Неужели? Это еще почему?! — Потому что мы с тобой уезжаем из Дорна, — объявил Квентин. — Я подумал, стоит сделать перерыв. Да и ты, кажется, хотела познакомиться с моей мамой.       По радостному голосу, донесшемуся из кабинета, Оберин понял, что Маргери окончательно простила Квентина. Вот и славно, подумал он. Конечно, Доран и Мелларио расстались не только из-за занятости Дорана, да и большей частью вообще не из-за нее, но все же это было одной из причин, разъединившей их безвозвратно. Пусть в один момент супруги ощутили, что страсть угасла, и они остались чужими друг другу, они так и не нашли времени, чтобы стать немного ближе. Маловероятно, что Квентин и Маргери повторят такую судьбу, но совместное путешествие им точно не повредит.       Оберин отправился на поиски Серсеи, чтобы сообщить ей, что вопрос улажен, но нашел только Элларию, которая была осведомлена обо всем. — Ну, что там с Квентином и Маргери? Перевоспитал племянника? — поинтересовалась она. — На следующей неделе они отправятся в Норвос, — объявил Оберин. — Где Серсея и почему она такая счастливая сегодня? Мне стоит начать беспокоиться?       Эллария улыбнулась. — Она получила письмо от Мирцеллы, и даже Томмен две строчки в конце приписал. Серсея перечитала письмо раз двадцать и вслух, и про себя. Она убежала писать ответ. — Теперь все ясно — на радостях она и за Маргери решила вступиться, — пошутил Оберин.       Эллария рассмеялась. — Это не так. Маргери — хорошая девочка, мы с Серсеей искренне за нее переживаем. Серсея даже больше: она сама много лет терпела пренебрежение мужа, кому, как не ей знать, каково это. Только наставник Роберта не слишком-то стремился что-то поправить, а вот Квентину повезло, что у него есть ты.

***

— Ты сама говорила, что праздников много не бывает.       Отец произнес это таким тоном, будто не имел в виду ничего особенного, но Лаурина заподозрила, что он не случайно использовал ее слова против нее же. — Ты знаешь, почему я так говорила, и это вовсе не значит, что я хочу ехать в Утес Кастерли на какой-то бал, — с нажимом процедила Лаурина, надеясь, что ее всегда понимающий отец поймет ее и в этот раз. — Но ты поедешь на этот бал, чтобы встретиться там со своим женихом, — непреклонно сказал отец. Лаурина впилась ногтями в мягкую обивку кресла, стараясь сдержаться. Не единожды она убеждалась в том, что приятными словами добиться желаемого проще, чем упреками и истериками. Истерики нужно устраивать с определенной целью, но отец едва ли проникнется пониманием, если она начнет рыдать и кричать. Нужно сохранять самообладание. — Я не могу ни с кем встречаться, у меня уже есть… — Ты его потеряла, Лаурина. Смирись с этим. — Я его не потеряла, он все еще любит меня и желает одну меня! — воскликнула она, вскакивая с кресла. Лаурина сжала зубы, чтобы наружу не вырвалось больших возмущений — она же хотела оставаться спокойной. — Но его жена — не ты, и никогда не будешь, — остался невозмутим отец. — Может, еще буду. — Неконсуммированный брак легко расторгнуть. Ей следовало бы только вселить эту мысль в голову Рейнальда, что Лаурина и делала, стараясь действовать аккуратно. Женитьба явно не пошла ему на пользу, он все отдалялся, и ее слова не оказывали на него прежнего свойства, а о своей невзрачной женушке Рейнальд и вовсе предпочитал не говорить. — Я лишь желаю тебе счастья, Лаурина, а эта погоня счастья тебе не принесет. — Ты ничего не понимаешь! — Я понимаю тебя гораздо лучше, чем ты думаешь, — возразил отец. — Я понимал, как тебе тяжело было расти без матери, поэтому я никогда не был строг к тебе. Я понимал, как тебе тяжело было принять мою новую жену, поэтому я никогда не настаивал, чтобы вы стали друзьями. Я видел, как светились твои глаза, когда Рейнальд приезжал к нам, поэтому я никогда не препятствовал вашей интрижке, но больше он не твой и никогда не будет твоим, как бы тебе ни хотелось этого. Самое время отступиться от Рейнальда и переключиться на того, кто действительно никуда от тебя не денется. — На мужа? — недовольно спросила Лаурина. — Рейнальд мне хотя бы нравился, а вдруг… — Твой жених тоже тебе нравился. Когда тебе было десять, и он приезжал к нам, ты изо всех сил пыталась обратить на себя его внимание.       Лаурина испугалась, что слух подвел ее. Единственный раз в жизни она действительно прилагала усилия, чтобы кому-то понравиться, и тот мужчина, несомненно, заслуживал таких усилий. — Сир Аддам? — настороженно переспросила она. — Но все мои попытки были тщетны. Он больше на твою молодую жену смотрел!       Отец улыбнулся. — Поэтому ты так ее ненавидишь? Ты была лишь ребенком, но теперь выросла, и перед тобой уже никто не сможет устоять. Ты моя дочь, моя красавица. Перестань гнаться за тем, что ушло безвозвратно.       Какая-то часть ее еще хотела побороться. Это было немыслимо, чтобы Рейнальд достался серенькой неказистой Рослин. Сейчас он к ней равнодушен, она даже раздражает его, не может не раздражать, но стоит Лаурине ослабить хватку… Рейнальд возьмет и пойдет к жене, рано или поздно. Все же чему-то его родители научили, воспитали. Лаурине долго пришлось противостоять этому его воспитанию. Он заговорил о браке сразу же, как только в первый раз признался ей в чувствах, может, повинуясь не собственному желанию, а вложенным в голову убеждениям. Тогда Лаурина совершенно не хотела замуж, она заставила Рейнальда забыть о таких мыслях, хотя периодически напоминала забавы ради. Перед самым появлением Рослин Лаурина что-то ощутила, почувствовала, что будто теряет Рейнальда. Каким-то не таким он стал, больше внимания стал уделять замку, а не ей. Осознал, наконец, что кроме него некому продолжать дело отца. Тогда Лаурина стала заговаривать о браке сама. Все еще не слишком-то хотела замуж, но точно не хотела, чтобы Рейнальд ускользнул из ее рук. В конце концов, стать леди Крэга было не так плохо, да и Рейнальд был без ума от нее. Все пошло не по плану, но Лаурина гордилась тем, что даже будучи в браке Рейнальд оставался ей верен. А теперь… бросить все? Отступить? Стоит ли того сир Аддам? Детская наивная мечта о рыцаре едва ли может потягаться с тем реальным, что есть у нее сейчас. Брак, правда, дает более твердую почву под ногами, чем роль любовницы, но Лаурину интересовала вовсе не почва. — И сир Аддам дал согласие? — уточнила она. — Я говорил с его отцом, но сам сир Аддам живет в столице уже несколько лет, ты же знаешь.       Этого-то она и боялась. — А если он откажется?! Если он откажется жениться, а я еще и Рейнальда должна потерять из-за эфемерной надежды? — Он не откажется. Только увидит тебя и тут же согласится. — Ты не знаешь наверняка. — Ты — красавица, на всех балах все смотрят только на тебя, и в Утесе Кастерли все тоже будут смотреть только на тебя. Там же мы объявим о помолвке.       Лаурина не могла проигнорировать уверенность отца в успехе этого замысла. — Если помолвка сорвется, я больше никогда не заговорю с тобой! — пригрозила она на всякий случай, но тут же сменила гнев на милость. — Папочка, пообещай, что сделаешь все возможное, чтобы сир Аддам не отказал. Я хочу его, хочу-хочу-хочу!       Отец усмехнулся в ответ на ее надутые губы. — Значит, ты согласна ехать? — Конечно я согласна, с сира Аддама и нужно было и начинать! Ах, папочка, ты у меня лучший на свете! — она бросилась отцу на шею. — Спасибо тебе, спасибо!       Еще никто не мог устоять перед ее красотой и обаянием, отец совершенно прав. Сир Аддам, правда, устоял при первой встрече, но, в конце концов, ей тогда было всего десять.

***

      Сэм раскладывал на длинном дубовом столе свои древние книги и свитки, попутно что-то объясняя. Лорд Тайвин стоял у камина, заложив руки за спину, и слушал. По его лицу невозможно было сказать, верит ли он хотя бы во что-то или не верит ни во что. Джон не знал, стоит ли рассчитывать на поддержку, обещанную Сансой, ведь его сестра всегда была склонна к романтизации. Однако в одном она была точно права: лорд Тайвин был готов их выслушать, и Джон собирался воспользоваться этим. По этой причине утро они проводили в подземной библиотеке, где Сэм извлек на свет готовые развалиться от любого прикосновения свитки. Пусть лорд Тайвин узнает все — с самого начала. Впервые Дозор был так близок к тому, чтобы получить помощь, — такой шанс нельзя упустить.       Сэм нигде не чувствовал себя так уверенно, как в библиотеке среди этих полок, заставленных книгами. Лучше него замены мейстеру Эйемону не могло бы быть. Конечно, мудрость мейстера ушла вместе с ним, но Сэм любил книги ничуть не меньше, чем Эйемон, а рассказывал о прочитанном с такой увлеченностью, будто вокруг него ничего более не существовало: только Сэм и воспоминания о шуршащих страницах, на которых был наложен отпечаток чужой мудрости, — так Сэм объяснял это Джону. «Один человек использовал всю свою мудрость, весь свой жизненный опыт, чтобы написать эту книгу, — вдохновленно рассказывал Сэм. — А я читаю одну книгу за другой, вбираю в себя смысл жизни сразу нескольких людей; весь их опыт, который они копили всю жизнь, я поглощаю за одну ночь. Можешь ты себе это представить?» В подземной библиотеке Сэм был в своей стихии. Джон не смог бы рассказать о былом лучше, чем Сэм. — Я оставлю вас, — сказал Джон, вмешавшись в разговор, когда Сэм на мгновение умолк, чтобы перевести дух. — Вчера я уже рассказал, что видел сам, Сэм же расскажет о том, чему свидетелем не был никто из нас. Увижусь с Сансой — она должна была уже проснуться.       Лорд Тайвин кивнул. — Поищите ее в комнате, которая предназначалась мне, — сказал он, когда Джон пошел к дверям.       Джон прошел по подземным коридорам, поднялся по ступеням на поверхность. Чем-то этот путь напоминал ему спуск в крипту в Винтерфелле, но крипта была сырой и мрачной, а подземная библиотека была сухим и теплым помещением — иначе книги было бы не сберечь. Наверху Джона встретил привычный звон учебных мечей. Джон прошел через двор и поднялся в Королевскую башню. Здесь останавливались все почетные гости, здесь же были спальни, выделенные Сансе и лорду Тайвину. Джон, пользуясь советом, постучал в соседнюю дверь от комнаты, которую, как он изначально предполагал, займет Санса.       Дверь открылась спустя несколько мгновений. Санса была уже одета, но ее волосы были не собраны, и одна их часть была более беспорядочна, чем другая, будто Джон прервал таинство расчесывания волос. Было очевидно, что проснулась Санса совсем недавно. — Джон? Как ты узнал, что я здесь? — Лорд Тайвин сказал, что вы поменялись комнатами.       Санса подняла брови. — Поменялись комнатами? Так он и сказал? — Нет, но… он сказал, что я найду тебя…       Перед глазами Джона вдруг всплыли те объятия наверху Стены, свидетелем которых он стал, а потом Джон вспомнил, как сегодня утром он поинтересовался, не стоило ли позвать в библиотеку и Сансу, а лорд Тайвин невозмутимо ответил, что она еще не проснулась. Тогда Джон не удивился: он и сам знал, что Санса с детства любит поспать подольше, и лорд Тайвин тоже мог знать об этом, Санса же была и его родственницей тоже, однако…       Санса смотрела на него, все еще полувопросительно подняв брови. — Ты… вы… были вместе ночью?       Санса, казалось, не предполагала, что ее уточнения могут привести к такому умозаключению, и целое мгновение выглядела слишком потрясенной для того, чтобы отрицать что-то или подтверждать.       Джон, сам еще не осознав отношения к своей же догадке, поспешил успокоить ее. — Ты не думай, я не буду вмешиваться, это совершенно не мое дело, просто… раз тебе не нужна твоя комната, может, мне приказать, чтобы не тратили дрова на ее отопление? У нас тут, знаешь ли, туго с этим, — попытался отшутиться он.       Санса нервно рассмеялась. — Я серьезно, — улыбаясь, сказал Джон, пытаясь сгладить напряжение. — Вы, конечно, гости почетные, но у нас тут всегда холодно, так что мы не будем переводить дрова понапрасну. — Ладно. Ладно! Не переводи дрова. Только не дай Семеро из братьев кто-то узнает… — Санса дрожащей рукой провела рукой по волосам и оглядела коридор так, будто там могли скрываться греющие уши братья Дозора. — Даже если узнает, кому скажет? Со Стены мало что удается разнести по всему Вестеросу, не волнуйся. — Ты меня успокоил, — едко сказала Санса. Они посмотрели друг на друга одновременно и заговорили в один момент. — Санса… — Джон… Давай ты первый, — предложила Санса. — Ладно. Это все — правда не мое дело, — повторно заверил ее Джон. — Думаю, ты уже достаточно взрослая, чтобы понимать, что делаешь, к тому же я не знаю всей истории… ты можешь не бояться, что я кому-то скажу. Хотя мне и говорить-то некому. — Спасибо, — сказала Санса. — Для меня важно, что ты не осуждаешь. — Они снова умолкли. Санса стояла, придерживая дверь одной рукой, а Джон оперся плечом о стену. — Мать знает? — наконец спросил он, все еще пытаясь как-то объяснить себе происходящее. — Боги, нет. Когда мы были в Винтерфелле, мы еще не… — Санса осеклась и с тревогой посмотрела на Джона. — Я не хочу знать, — подтвердил Джон. Санса спокойно кивнула. — Ладно. Она не знает. Она осуждает меня и за меньшее. Ты первый из моей семьи… первой семьи, кто отнесся с пониманием.       Второй семьей, видно, стали Ланнистеры. А моей семьей стал Дозор, подумал Джон. За это же никто не осуждает. — Что ты хотела сказать? — спросил Джон, решив, что тему пока можно считать исчерпанной. — Я… где я могу позавтракать? Или пообедать?       Джон не смог сдержать улыбки, когда после такого напряженного разговора Санса заговорила о чем-то таком обыденном, как еда. — Я могу приказать подать завтрак сюда, но я хотел поговорить с тобой, поэтому, возможно, ты не отказалась бы пойти со мной в трапезную? Там сейчас никого. — Здесь — тоже, но Джону не слишком-то хотелось входить в эту комнату. Санса, кажется, поняла его сомнения. — Я была бы не против, — сказала она. — Хочу, чтобы ты показал мне все здесь. — Джон подождал в коридоре, пока Санса снова скрылась в комнате, чтобы взять плащ. За эти пару минут он пытался найти в себе хотя бы какие-то чувства. «Она и правда уже взрослая девочка, — решил Джон, — ей лучше знать». Санса появилась на пороге полностью одетая и с наскоро собранными в косу волосами. — А где Тай… лорд Тайвин?       «Что, можно было не так официально? Что ж, запомню на будущее». Но не настолько же неофициально! Вчера Санса перечисляла все титулы, ни одного не упустив, а сегодня он для нее просто Тайвин. Джон помотал головой, чтобы сбросить наваждение. Это не его дело, абсолютно. — Он с Сэмом в библиотеке. — С тем твоим другом, про которого ты писал? Он уже вернулся из Цитадели? — спросила Санса, когда они пошли по коридору. — Да, вернулся и узнал там то, что может нам помочь.       Они спустились по лестнице, пересекли двор, где все так же звенели мечи, и оказались в трапезной. Сейчас там и правда никого не было — только ряды и ряды длинных столов и скамей стояли, никем не занятые. Джон пошел на кухню отдавать распоряжения, а когда вернулся, увидел, что Санса не стала занимать место за столом на возвышении, где сидели обычно лорд-командующий, мейстер и офицеры, а выбрала обычный стол неподалеку от большого очага. Джон сел на скамью напротив нее. — Расскажи мне про Арью, — попросил он. — Что произошло? Знаю, ты писала об этом, но… хочу услышать обо всем от тебя.       Санса печально вздохнула. — Она исчезла после ареста отца, с тех пор я ее не видела. Ее искали, я уверена, Арья была бы ценной заложницей, как и я. Если бы ее нашли, вернули бы в Красный замок. — Может, она смогла бежать из столицы, — без особой надежды предположил Джон. — Если бы она выбралась, то отправилась бы сюда, — мягко сказала Санса. — Я знаю, что Арья была твоей любимицей, и она тоже любила тебя больше остальных. Арья пришла бы к тебе. Или в Риверран, или в Винтерфелл, или даже в Орлиное Гнездо, но… — Санса не закончила и опустила глаза. — Мне жаль. — Мне тоже. — Джон не желал думать о том, что могло случиться с его маленькой сестричкой. Он все еще помнил, как его рука ерошила ее темные, как и у него самого, волосы. Да, если бы она была жива, то пришла бы к нему. Ей было бы все равно, что в Дозор не берут девчонок. Она бы пришла его увидеть. — Что случилось с тобой за все это время? — спросил Джон. — Как так вышло, что ты вернулась домой? И как так вышло, что… — Санса понимающе усмехнулась, и ее лицо тотчас же приняло мечтательное выражение.       Принесли завтрак, и Санса с аппетитом принялась за него, заставив сначала Джона рассказывать, как начиналась его служба. Джону пришлось припомнить весь путь от Винтерфелла до Стены, он пересказал Сансе разговоры с лордом Тирионом, вспомнил, какое разочарование настигло его поначалу, когда Ночной Дозор оказался по большей части сборищем преступников. — Ну а я считала, что жизнь — это сказка или песня, — рассмеялась Санса. — Все мы склонны заблуждаться. Продолжай, пожалуйста. — Санса внимательно слушала, кивала и поглощала овсянку с таким рвением, будто перед ней стоял пудинг. Санса покончила с едой, когда Джон рассказывал, как чуть не дезертировал, узнав о том, что Робб созвал знамена.       Потом пришла очередь Сансы говорить. Отпивая из кружки подогретое вино, Санса поведала о путешествии по Королевскому тракту на юг, о гибели Леди и первом разе, когда Джоффри и Серсея показали свое истинное лицо, но Санса предпочла не заметить этого и обвинить во всем Арью, Пса — да кого угодно, лишь бы не своего жениха и его мать. — Я чувствовал, что с ними что-то не то, — сказал Джон. — Мальчишка был засранцем, а королева казалась какой-то ненастоящей. — Все чувствовали, что с ними что-то не так, — покачала головой Санса. — Меня пытались предупредить, но разве я послушала?       Рассказывая о Ланнистерах, Санса поглядывала на Джона поверх кружки, будто пытаясь отыскать в его лице следы осуждения. — Я не буду винить тебя, — не выдержал Джон. — Можешь не верить, но я делал то же самое, что и ты. Мне пришлось предать Дозор и втереться в доверие к одичалым. Я всегда считал их врагами, все считают их врагами, ведь они грабят, убивают, насилуют. Да, это был приказ, и я должен был узнать информацию для Дозора. Я пытался сопротивляться, пытался не привязываться к ним. Это же одичалые, враги — я повторял себе это постоянно. Вечерами я уходил подальше от костра, чтобы не слушать их истории: если ты слушаешь истории, ты проникаешься. Если ты путешествуешь с человеком бок о бок, делишь с ними пищу и кров, становится все труднее считать его врагом. Кто-то из них не доверял мне, кто-то меня презирал, кто-то ненавидел. Но были те, кто начал считать меня своим, кто заботился обо мне, кто любил меня. И все это было предательством всех моих клятв, предательством себя самого. — Но ты же не полюбил кого-то из них. Как я.       Джон горько усмехнулся. — Кто сказал тебе, что не полюбил?       Санса неверяще качнула головой, будто не расслышала. — Ее звали Игритт. Ее поцеловал огонь — так одичалые говорят про тех, кто родился с рыжими волосами. Она была так не похожа на леди, на всех девушек, что я знал. Она была бы так неидеальна для мира, в котором я вырос, что стала идеальна для меня в новом мире, который я познал. Она спасла меня, а я ее предал. Бросил ее. Выбрал клятвы.       Санса робко подвинула к нему кружку с подогретым вином. Джон кивнул с благодарностью и осушил ее, обжегши горло. Они посидели в молчании, пока Санса не решилась заговорить. — Ты жалеешь о том, что оставил ее? Хотел бы вернуться? — тихо спросила она. — Мне не к кому возвращаться. Она умерла на моих руках.       Джон вспомнил ту ночь, объятые пламенем постройки, крики вокруг, звук стали, разрывающей плоть… И Игритт. Ее тело на его руках. Так часто они делили на двоих одни шкуры, что и в тот момент ему казалось, что их тела соединились. Настолько, что он чувствовал, как из ее тела уходит тепло. Игритт, которая согревала его столько ночей подряд, стала холодной. Этого не могло быть, это было неправильно. Ее же поцеловал огонь — разве она не должна была пылать до скончания времен? — Мне очень жаль, — услышал он голос Сансы. — Жаль, что ты потерял ее. — Она часто мне повторяла: «Ты ничего не знаешь, Джон Сноу». Думаю, она была права. Тогда я ничего не знал. Я ведь верил, что одичалые — враги Дозора. — Разве это не так? — удивилась Санса. — Ты сам сказал, что они грабят и убивают. Ты писал мне, что Станнис помог Дозору победить их. — Да, они были врагами много лет, но теперь… Все, чего они хотели, Санса, — это перейти за Стену, спрятаться от мертвецов. В этой войне нет сторон кроме двух: живые против мертвых. Одичалые — живые, они могли бы помочь нам, но… этого никому не объяснить! — с горечью воскликнул Джон. — Я знаю правду, остальные — нет. Я мог бы, я хотел бы пропустить их за Стену, тех, кто остался, но я не могу. — Ты же Лорд-командующий Ночного Дозора. — Этого недостаточно. Остальные не знают того, что знаю я. Они все еще считают одичалых врагами, не понимают ничего. И меня не поймут, если я решусь преломлять с одичалыми хлеб. Дозор воевал с ними сотни лет. Мне простили дезертирство, выбрали командующим, как видишь, но если я стану вести переговоры с одичалыми, меня быстро запишут в предатели снова. — Что же ты будешь делать? — Постараюсь достучаться до братьев, объяснить, что нам нужны все люди, что каждый убитый за Стеной пополнит армию мертвых. Может быть, когда здесь будет много людей, которые будут подчиняться мне, я смогу что-то придумать, не опасаясь ножа в спину от своих же. Одичалые — главная проблема для дозорных и северян, убивать их — почти уже дело чести. Новобранцам же разницы нет: кого я назову врагами, с теми и будут сражаться, кого назову друзьями, с теми подружатся. Только хочу посоветовать тебе быть осторожной. — Мне? — Командующих выбирают братья Дозора, пусть Леди Винтерфелла не выбирают, но твой союз с Ланнистерами тоже могут счесть предательством, — предупредил Джон. — Я и сейчас Ланнистер. И мой сын тоже. У меня уже союз с Ланнистерами. — И как? Рады этому северяне? А если ты за лорда Тайвина замуж выйдешь…       Санса покраснела. — Откуда ты знаешь? — Не пытайся убедить меня в том, что весь этот путь он проделал затем, чтобы послушать из первых уст истории про восставших мертвецов. Мне и раньше его приезд казался подозрительным, но теперь все прояснилось. Я не осуждаю, но подумай о том, к чему это может привести. Его присутствие мало кому из северян придется по душе. Одичалые убивали братьев Дозора, а Ланнистеры убивали Старков. Пусть это и в обратную сторону работает, об этом никто никогда не думает. Они побывали только на одной стороне, а вот мы с тобой… мы с тобой побывали на обеих. Только вот то, что знаем мы, другим трудно объяснить.       Санса подперла щеку рукой. — Вчера казалось, что все мои проблемы решены, а сегодня получается, что их только прибавилось. — Прости, что омрачаю твое счастье, — искренне сказал Джон. — Я понимаю твои чувства. В такой момент хочется, чтобы в мире не осталось никого кроме тебя и того, кого любишь. Чтобы не существовало никаких клятв, никаких сторон, никаких условностей. У нас с Игритт была пещера… в ней нам следовало и остаться.

***

      Закончили они только поздним вечером. Пока молодой мейстер закрывал книги и с трепетом складывал их в стопки, Тайвин еще раз поглядел на выцветший рисунок странного существа на странице. Силуэт напоминал человеческий, но был более вытянутым и тощим. Видя интерес Тайвина, Сэм не стал забирать книгу. — Джон Сноу говорил, что мертвецов можно убить с помощью огня, — напомнил Тайвин. — Именно так он одолел того, который хотел убить командующего Мормонта, — подтвердил Сэм. — Но мечом тоже можно, если, конечно, очень постараться. Одного удара будет мало. — А что насчет этих? — Тайвин кивнул на рисунок, — Иных, — говорить о них, как о ком-то реальном, было все еще непривычно. — Одного из них я убил с помощью обсидианового кинжала, который мне подарил Джон, — Сэм исподлобья взглянул на Тайвина, будто боялся в ответ получить насмешку. — Но Джон нашел кинжал в лесу, за Стеной, точнее, Призрак нашел. Призрак — это… — Лютоволк Джона. — Санса рассказывала ему про всех шестерых и даже имена называла. — И что же с этим обсидианом? Мертвецов убить можно с помощью огня или обычной стали, но на Иных действует только обсидиан? — Видимо, так. Мертвецы — просто ожившие трупы, но Иные — более древние и загадочные существа. — Да, я понял, насколько древние. — Тайвин снова взглянул на тусклый рисунок в книге. — Сколько же таких обсидиановых кинжалов у вас имеется? — Очень немного, — ответил вместо Сэма Джон, вернувшийся в библиотеку. Сансы вместе с ним не было. — Но Сэм выяснил, что драконова стекла в избытке на Драконьем Камне. Если бы мы только могли… — Добыть его? — подсказал Тайвин. — Мы можем. — Драконий Камень принадлежал Станнису Баратеону. — Только не после того, как он пошел против законного короля, — веско заметил Тайвин. — Рендилл Тарли отправился туда, чтобы вернуть замок под протекцию короны. Если этот обсидиан там в самом деле есть, его добудут и отправят сюда.       От упоминания лорда Тарли рука Сэма дрогнула, когда он поднял ее, чтобы поставить книгу на полку. Тайвин знал, что Рендилл Тарли куда-то дел неугодного старшего сына, но никогда не интересовался, куда именно. Сэм производил впечатление умного человека, а мейстерская цепь в столь юном возрасте давала повод для гордости, но лорд Тарли, как человек сугубо военный, скорее бы оценил остроту оружия, а не ума.       Покинув подземную библиотеку, Тайвин, раздумывая обо всем, что ему пришлось узнать, пошел в Королевскую башню. Как и вчера, от камина в его комнате исходило тепло. Как и вчера, под шкурами в его кровати лежала девушка. Звук открываемой двери заставил ее сесть в постели. Обнаженные плечи заманчиво показались из-под мехов. — Почему ты пропадал так долго? — спросила Санса. — Я заждалась.       Тайвин и не надеялся, что кто-то когда-нибудь будет встречать его подобным образом. Он закрыл за собой дверь, не давая холодному воздуху просочиться в теплую комнату. — Ты замерзла? — Немного — пока шла через двор, — призналась Санса.       Тайвин сел на кровать, и Санса придвинулась поближе к нему. Он коснулся ее лица, и Санса, прикрыв глаза, прильнула к его ладони. Распущенные рыжие волосы скользнули по ее плечам, прикрывая их. Хотелось забыть о мертвецах, Иных и всем прочем. Хотелось заключить Сансу в объятия и никогда не отпускать ее. — Ты не обиделась, что я не взял тебя с собой? — Нет, про мертвецов я послушала и от Джона, — мрачно улыбнулась Санса. — Твой брат рассказал мне, что ты уже пообещала Стене поддержку всего Вестероса от Севера до Дорна.       Санса выпрямилась. — Если потребуется. До этого может дойти? — Едва ли, если поскорее принять меры. Стена защитит Семь Королевств, если на Стене будут люди и у этих людей будет оружие. — Наверняка еще понадобится провизия, — заметила Санса. — Нужно же будет чем-то кормить этих людей с оружием. — Обеспечить Дозор провизией будет в разы проще, чем людьми или обсидианом. — И ты сделаешь все это? Ты поверил? — У Дозора есть дела поважнее, чем нас дурачить. Такая помощь не будет стоить нам почти ничего, и тем не менее мы будем защищены. — «Почти ничего»? — В сравнении с тем, что нам пришлось предпринять, если бы мертвецы уже прорвались за Стену, это — почти ничего.       Санса содрогнулась. — Не верится мне, что все так просто. Все же это мертвецы. — Этот мейстер собственноручно убил одного из них, а он не выглядит, как человек, очень искусно обращающийся с оружием. Убить их реально, а большего нам не нужно.       Тайвин не стал углубляться в подробности про Иных, которые, умирая, испаряются вместе со своими доспехами и оружием. Сансе довольно рассказов и про обычных мертвецов, ни к чему пугать ее еще больше. — Но их же так много, если верить Джону. — А у Дозора будет много людей и много оружия. И Стена, которая защитит всех нас. Она стояла, стоит и будет стоять. — Как ты только не поддаешься унынию? — спросила Санса. — Что изменники, что мертвецы — ты всегда знаешь, что делать. — Был бы в этом унынии толк. Оно скорее заставит тебя сдаться, а сдаваться нельзя. Не понимаю, что на тебя нашло, Санса. Всю дорогу ты казалась не слишком обеспокоенной.       Санса укоризненно на него посмотрела. — Разве не очевидно? Мы же на Стене, теперь опасность близка. Теперь мы точно знаем, с чем имеем дело. Раньше еще можно было подумать, что это просто детские сказки, но теперь убеждать себя в этом уже не выходит! — Попробуй взглянуть на ситуацию по-другому, — предложил Тайвин. — Неопределенные сведения не давали четкого представления о том, что грядет, но теперь мы точно знаем, с чем имеем дело, и знаем, как этому противостоять. Ты как обычно хочешь сделать больше, чем можешь, но твой брат уже сказал, чем именно мы можем помочь. Мы выполним свою часть, а дозорные выполнят свою.       Санса все еще казалась подавленной. Тайвин привлек ее к себе, и Санса послушно устроилась в его объятиях, продолжая тихо говорить. — Ты думаешь, они точно не переберутся через Стену? У одичалых получается, Джон сам рассказывал. — Мертвые — не одичалые, и все разом не перелезут. У Джона будет много людей, и он сможет оборонять Стену. Я всегда говорил, что один человек на стене стоит десяти под ней, а эта Стена в несколько раз выше любой другой.       Санса глубоко вздохнула, и Тайвин успокаивающе погладил ее по плечу. Он хотел, чтобы она не боялась, хотел, чтобы ей было спокойно. Санса слишком остро воспринимала опасность, возможно, потому что Север был бы первым, что попалось мертвецам, если бы они прорвались за Стену, но Тайвин не видел серьезных поводов для беспокойства. В битвах дело решает количество солдат, их дисциплина, оружие, удачная позиция. Все из этого либо есть, либо это возможно будет обеспечить Дозору. Самое главное, что для всего этого у них еще есть время. — Просто доверься мне и своему брату, — попросил он. — Хотя мне и не приходилось сражаться с мертвецами, но едва ли здесь другая стратегия. Я тебя уверяю: при должной подготовке Дозор даст отпор. — Я помню, как сидела в Твердыне Мейгора во время битвы на Черноводной, — прошептала Санса. — Мы не знали, что происходит за стенами города, лишь изредка кто-то приходил, чтобы доложить Серсее о ходе битвы. Один раз доложат, что победа почти за нами, другой — что все наоборот. И ты не знаешь, чего ждать. Кажется, что время тянется бесконечно. — Мертвецы еще далеко отсюда, они еще не здесь, Санса. Мы примем меры заранее, тогда все будет хорошо, и Джон не позволит им даже приблизиться к Стене. Ты мне веришь? — Верю, — вздохнула Санса. — Если ты говоришь, что мне не нужно волноваться, то мне не нужно волноваться. — Именно так, — он поцеловал ее в лоб. — Нет, не так, — возразила Санса и притянула его ближе для поцелуя в губы. — Больше не отделаешься вот этим.       Тайвин улыбнулся, с наслаждением целуя ее. Пальцы Сансы скользнули по его щеке, ее губы прижались сильнее к его губам. Казалось бы, так долго они ждали до вчерашнего вечера, а теперь казалось, будто они вели себя так всегда, настолько правильным и привычным все казалось. Будто все просто встало на свои места, так, как должно было быть. Все сомнения остались далеко в прошлом, где были обдуманы много раз. Когда пришло время, уже они оба были уверены. — Мне больше не страшно, — сказала Санса, отстраняясь. — Конечно. Ты всегда была храброй. — Когда это? — Хотя бы даже вчера. — Я не была храброй, я была в отчаянии, — улыбнулась Санса. — Не могла позволить тебе снова нами пожертвовать. — Ты отчаянно сражалась за свое счастье. — Нелегко сражаться за свое счастье с тем, кто и есть твое счастье. — Я не хотел вводить тебя в заблуждение, но я не могу так же свободно говорить о своих чувствах, как это делаешь ты. — Мертвецов, значит, ты не боишься, а как о чувствах говорить… — поддела его Санса. — Выходит, что так. — Ты многому меня научил. Может быть, и я смогу чему-нибудь тебя научить.