***
Кейтилин давно не видела дочь такой счастливой. Сначала ей казалось, что всему виной разлука, но нет — Санса вернулась совсем не той, что уезжала. Ее губы не были сложены в улыбке, но улыбались будто сами глаза, и взгляд непривычно светился. Кейтилин гадала, что случилось: неужели поездка на Стену и встреча с Джоном так на нее повлияли? Кейтилин все еще претила эта мысль, но, наверное, ей стоило быть мягче. Она потеряла всех сыновей, но Санса потеряла не всех братьев, и, возможно, Кейтилин немного завидовала — у нее самой на всем свете только Санса и осталась. Может, ее дочь соскучилась по сыну, по дому? Кейтилин вспомнила, как они приехали в Винтерфелл в первый раз. Санса тогда даже расплакалась перед пиром, так была рада возвращению, однако теперь ее чувства были противоположными. С того дня Кейтилин узнала о дочери гораздо больше, но все же недостаточно, чтобы разгадать новую загадку. Может, Санса ей еще откроется, понадеялась Кейтилин. Это было бы справедливо, ведь Кейтилин приложила все силы в доказательство того, что она достойна этого доверия. Она почти не лукавила в разговоре с дочерью. Конечно, расчет в ее действиях имелся недвусмысленный — она хотела, чтобы Санса доверяла ей. Однако рассказы Подрика тоже не прошли мимо цели — теперь Кейтилин гораздо лучше могла представить, что происходило с ее дочерью все эти годы. Она же сама когда-то приехала в чужой замок к чужому мужчине и родила тому ребенка. Конечно, Нед никогда не был врагом ей, но и Бес Сансу защищал. А что до его родственников… Кейтилин неохотно готова была согласиться, что увлечением Ланнистеров не было мучить маленьких девочек. Может, не будь Санса Ланнистером, это бы продолжало происходить, но имя, которое Кейтилин так не любила, подобно свадебному плащу покровительствовало Сансе и защищало ее. Кейтилин шла по скрипучему снегу, приподняв полу плаща. Прежде Санса волновалась, что Кейтилин слишком много времени проводит в крипте Винтерфелла и, пожалуй, небезосновательно, как Кейтилин готова была, наконец, признать. К тому же Кейтилин опасалась туда ходить после того как выяснилось, что все это время бастард Болтона прятался именно в крипте. Усомниться в правдивости этой догадки Кейтилин не могла — это предположение слишком доходчиво объяснило бы некоторые странные звуки, которые Кейтилин прежде списывала на крыс или летучих мышей. Ей было не по себе от мысли, что все то время, что она сидела там и иногда вслух говорила с мужем и детьми, кто-то мог наблюдать за ней из темноты. Это и беспокойство Сансы привели к тому, что мужа и детей Кейтилин теперь вспоминала в богороще. Талли, выросшая в Риверране, она молилась Семерым всегда, но ее потери раз за разом вели ее мимо выстроенной Недом специально для нее септы в богорощу. Старые Боги были богами Неда, и Кейтилин казалось, что именно в богороще, где он проводил так много времени до отъезда в Королевскую Гавань, Нед мог услышать все те слова, что она ему так и не сказала. Кейтилин остановилась поодаль, когда заметила у чардрева две фигуры в темных плащах. Она сначала приняла их за одну, так близко они стояли. Один человек был выше, другой — ниже, в наброшенном на голову капюшоне. Подсознательно Кейтилин уже понимала, кто стоит перед ней. Таким высоким мог быть только один человек, Тайвин Ланнистер, и Кейтилин терялась в догадках, что он мог забыть в богороще Винтерфелла. Насколько она знала, лорд Тайвин не слыл набожным человеком, но даже при всем этом его религией скорее была вера в Семерых, как почти у всех, кто родился к югу от Перешейка. Но лорд Тайвин был в богороще не один, и Кейтилин отказывалась верить в то, что это ее дочь стоит сейчас так близко к нему. Но когда фигуры поменяли положение, будто потянулись друг к другу, капюшон спал, и яркие на фоне белого снега рыжие волосы рассыпались по спине, строить иллюзии дальше стало невозможно. Первым порывом было пойти туда и… …Но Кейтилин развернулась и пошла обратно, в первый момент ощущая внутри странное спокойствие оттого, что все встало на свои места. Нет, не Джон был причиной счастья Сансы, и не возвращение в Винтерфелл, не встреча с сыном. Дело было совсем в другом. Я поговорю об этом с Сансой позже, решила Кейтилин и только теперь заметила, что ее руки в перчатках крепко сжаты в кулаки. Вернувшись в свои покои, Кейтилин тотчас же постаралась утихомирить взыгравшие в ней чувства отнюдь не положительного характера. Вчера они с Сансой так хорошо говорили обо всем, и если сейчас она устроит скандал, то ничего хорошего из этого явно не выйдет. Но сильное чувство, возмущение, которое поднималось из глубины души, заставляло Кейтилин снова и снова вскакивать с места и ходить взад-вперед по комнате. Нет, не могло это быть правдой! Ей явно привиделось это. Не могла ее дочь и этот человек… Этот человек, который убил ее сына, этот Ланнистер… Кейтилин поняла, что в сущности даже не представляла такого исхода. Она, может, еще могла принять мысль, что Сансе пришлось лечь в постель с Бесом, чтобы зачать ребенка, но что могло заставить Сансу целовать лорда Тайвина… От этой мысли Кейтилин ощутила такое головокружение с сильнейшим приступом тошноты, что ей пришлось нащупать стул и поскорее сесть. Ладно еще этот поцелуй, но поведение Сансы… И как она сразу не разглядела влюбленности? Хороша мать, которая не может определить природу набора таких явных признаков! Как же могло так получиться? Кейтилин задохнулась от возмущения и поняла, что не в силах более сдерживаться. Сансу она нашла в кабинете в компании Клея Сервина и с удивлением обнаружила, что потратила на борьбу с собой добрую половину дня. И проиграла. Лучше бы в богороще Санса целовалась с Сервином, хмуро подумала Кейтилин. Теперь-то стало понятно, чего лорд Тайвин так возражал, чтобы Санса связала свою судьбу с кем-то еще. На Сансе было платье, которое она надевала на пир в первый день в Винтерфелле, слишком нарядное для обычного дня. Совсем некстати Кейтилин вспомнилось то, что Санса плакала, сжимая в руках именно это платье и глядя на него так, будто оно было чем-то большим, нежели просто красивым и дорогим куском ткани. Чутье подсказало, что все не просто так. Это была не радость от возвращения, а печаль из-за разлуки. А еще на шее Сансы красовалось рубиновое ожерелье, и Кейтилин подумалось, что Санса явно нацепила на себя все подарки одного человека не просто от хорошего настроения. Это взбесило ее еще больше. — Оставьте нас, — Кейтилин не узнала свой голос. Слишком резкий, каким она никогда не говорила с дочерью, что даже Санса с удивлением на нее посмотрела. Санса, просто чудо, какая хорошенькая в этом платье и со рвущимся из-под маски Леди Винтерфелла счастьем. Ну почему причиной был именно этот человек?! — В чем дело, мама? — с недоумением спросила Санса, когда Клей Сервин тактично удалился, оставив их наедине. Кейтилин не стала тратить время на предисловия — у нее уже не было на это никакого терпения. — Я видела вас в богороще. Санса явно постаралась сохранить самообладание и выпрямилась. — Осуждаешь меня? — Кейтилин поразилась этому вопросу. Конечно, очень глупо было бы со стороны Сансы начать отпираться, но… возможно, в глубине души Кейтилин мечтала услышать: «Это не то, о чем ты подумала». Она всем сердцем желала, чтобы это и впрямь оказалось не тем, но с каждым мгновением шансов на это оставалось все меньше. Их не было совсем с самого начала, но в глубине души Кейтилин позволила себе слабость надеяться. Напрасно. Но ответа на вопрос она найти не могла. Осуждала ли она дочь? За что? Кейтилин осознала, что вообще не понимает, что произошло на ее глазах. Кажется, картина была ясна, но как… как до этого дошло? — Что вас связывает? Этот вопрос, видимо, поставил в тупик уже готовую защищаться Сансу. — Так сразу и не скажешь. — Неужели? — вскипела Кейтилин. — Я не знаю, как объяснить тебе, — на удивление миролюбиво ответила Санса. — Нас связывает так много, что мне кажется, будто бы мы были связаны всегда, — Санса допустила на лице странную, мечтательную улыбку. — Это не объяснить одним словом «любовь», это что-то большее, что-то более глубокое. Кейтилин понимала, что не понимает ничего. Одно упоминание любви в контексте увиденного вызывало в ней отторжение. — Санса, ты не можешь его любить, ты что, забыла, кто он? — Я помню, кто он. Да, он сражался против Робба… — И убил Эдмара. Улыбка совсем пропала с лица Сансы. — Эдмара убила я, — жестко отрезала она. От благодушия на ее лице не осталось и следа. — Потому что твой Эдмар пожелал, чтобы я выбирала, чью смерть я хочу увидеть: Тайвина или Эдрика. И так уж вышло, что жизнь дядюшки в рамках такого выбора показалась наименее ценной. — Санса! — Что? Я многого тебе не договаривала, как теперь убедилась, для твоего же блага, но в одном я всегда была честна: в том, кто я есть. Я никогда не скрывала от тебя, что я теперь Ланнистер и как прежде уже никогда не будет. — Быть Ланнистером и делать то, что делаешь ты — разные вещи! — Ты уверена? Если бы я осталась той, кем была, я бы, как ты, пришла в ужас от одной только мысли об этом. Но я давно уже другая. — Санса, он тебя использует. Ему нужен только Север, а не ты, — попыталась воззвать к благоразумию дочери Кейтилин. — Север нужен всем, кто за эти луны предлагал мне брак. Тайвину Север не нужен, он и так принадлежит Ланнистерам. Ты спрашивала, почему он отпустил меня сюда? Вот поэтому. Поэтому и отпустил. Ты была права, он вернул нас домой. Потому что знал, что это для меня важно. Кейтилин покоробило, какой нежной интонацией Санса сумела выделить имя врага, при этом сохраняя суровый тон для остальных слов. — Санса, но это же глупость. Ты не можешь его любить. — Почему же не могу? — Санса, он наш враг! Санса возвела глаза к потолку. — Ну снова ты начинаешь… — Одно дело — приспособиться к сосуществованию вместе, избавиться от ненависти — боги знают, что это нехорошее чувство. Другое дело — влюбиться по уши в человека, который вел войну с твоим братом! Кто убил твоего брата! — Мама, ты правда думаешь, что можешь сказать мне что-то новое? — обозлилась Санса. — Я винила себя за это чувство! Винила себя за то, что испытываю чувства к человеку, который ведет войну с моим братом, чья семья виновна в гибели моего отца. Но это было год… даже два года назад! Это чувство старше, чем Эдрик! Ты правда думаешь, что сможешь вернуть меня к той стадии вины? Я ее уже прошла по кругу несколько раз. Сначала, когда Тайвин еще не пошел второй раз в военный поход, потом уже после смерти Робба, потом еще Семеро знают сколько раз, когда другие меня этим попрекали. Но у тебя сейчас ничего не выйдет! Санса говорила и говорила, а в разуме Кейтилин запечатлелась лишь одна фраза. «Это чувство старше, чем Эдрик!» — Эдрик… — Нет, он не сын Тайвина, — отрезала Санса так, будто кто-то однажды уже осмелился сделать подобное предположение. — И тем не менее, Санса… Я не понимаю… — Кейтилин не знала, отчего она вдруг вернулась к прежнему спокойствию. Не иначе как разум защищал ее от еще большего потрясения. Но тем же разумом Кейтилин понимала, какие чувства у нее могли вызвать такие новости и, пусть всего спектра она уже не испытывала, все же не могла до конца успокоиться. — Что ты делаешь? Как? Ты… с этим человеком… Санса… — Это то, чего я хотела все это время, — отрезала Санса. — И я вижу, что ты все равно не сможешь понять меня, так что и пытаться объяснять не вижу смысла. Кейтилин вгляделась в спокойное лицо дочери. Это выражение было ей знакомо. Каждый раз, как речь заходила о Ланнистерах, Санса продолжала стоять на своем именно с этим выражением лица. Ей хотелось много всего сказать, прежде всего: он тебя использует, но Санса уже опровергла это. Он скоро уедет, в очередной раз утешила себя Кейтилин и постаралась успокоиться. Ланнистер уедет, а с Сансой ей еще жить. Или он не уедет? Внезапная догадка озарила ее. — Он же не собирается вдруг остаться здесь? Санса вздернула подбородок. — А если вдруг собирается? — Санса… северяне этого не потерпят. — И ты, видимо, тоже не потерпишь. — Просто объясни мне, что происходит! Я не понимаю, что мне думать. Почему он здесь, почему вы… что происходит между вами?! — Я люблю его, мама! И он сделал мне предложение, это все, что я могу сказать! — выпалила Санса. — Ты ничего не можешь с этим сделать! Я уже через все прошла. Я ненавидела себя, винила, пыталась избавиться от этого чувства, но все тщетно. И я не жалею о том, что у меня ничего не вышло, потому что теперь я счастлива. Я счастлива! Ни твои возражения, ни возражения северян не остановят меня! — Я могу поверить в то, что ты потеряла голову от влюбленности не в того человека, с тобой это уже случалось, — холодно сказала Кейтилин, — но в его чувства к тебе я не верю. Ты не убедишь меня. — Неужели? — лицо Сансы скривилось в гримасе враждебности. — Если бы Тайвин не любил меня, ты бы продолжала сидеть в заточении в Риверране, если бы Тайвин не любил меня, он бы никогда не вернул нам дом. Здесь бы сидел Болтон до совершеннолетия Эдрика или еще какой-нибудь предатель, ставший на сторону Ланнистеров. Если бы Тайвин не любил меня, этот меч, — Санса указала себе за спину, — никогда бы не вернулся к нам в руки. Тайвин совершенно не отличается добротой, так что можешь не сомневаться — все это он сделал не по доброте душевной, а из-за любви ко мне. Так что если ты решила снизойти и здороваться с ним, потому что он позволил тебе здесь быть, то тебе следует знать и помнить, почему, а точнее, ради кого, он позволил тебе здесь быть. Ради меня, только ради меня, всегда ради меня. Кейтилин ощутила внутри такую пустоту, будто у нее разом исчезли все аргументы, а вместе с ними и все возмущение. Она смотрела на дочь, в ее горящие глаза, ловила ее полный решимости взгляд. Сансу было не переубедить. Ее невозможно было переспорить прежде, по менее весомым поводам, но теперь… Санса точно не шутила, говоря, что не нуждается в чужом одобрении. Она верила всецело в то, что говорила, и такую убежденность Кейтилин была не в силах поколебать никакими аргументами. Санса стояла напряженная, будто готова была в любой момент снова броситься отстаивать свою любовь, но Кейтилин не была настроена продолжать спор. Она отступила.***
После ухода матери Санса с яростью уставилась на бумаги, что все это время держала в руках. Возможно, она сказала больше, чем хотела, и куда эмоциональнее, чем хотела, но зато к этому разговору не придется больше возвращаться. Матери придется смириться, хочет она того или нет. Мысль о том, что мать прервала разговор и выгнала Клея, казалось бы, разозлила Сансу куда больше. — Сир Мерлон, — позвала она, — найдите лорда Сервина и приведите сюда. Клей как обычно предвосхитил все желания и сам не ушел далеко, верно рассудив, что еще может понадобиться. — Все в порядке? — осведомился он, появляясь в кабинете снова. — В полном, — холодно отозвалась Санса, все еще не избавившись от раздражения, что мать выгоняет лордов из ее кабинета. На этом моменте сосредоточиться было проще, чем обдумывать все, что произошло после ухода Клея. — Так вот, насчет Торрхенова Удела… — продолжил Клей с того места, где они остановились, угадав желание Сансы говорить о делах и только о них. Полностью забить голову лордами, замками и землями все же не получилось, но Санса знала, что не имеет права отвлекаться. Ее не было в Винтерфелле слишком долго, ей нужно много всего сделать — впадать в гнев совсем не время. Хорошо, что с матерью она обсудила детали еще вчера, когда у них обеих было хорошее настроение, потому что делать это теперь было бы сущей пыткой. Санса дослушала доклад Клея, собиралась уже отпустить его восвояси, как вдруг вспомнила про Алис. Как хорошей подруге, ей следовало бы вспомнить о ней пораньше, да и начать разговор с расспросов о ее здоровье, но Санса как-то совсем об этом позабыла. — Как Алис? Надеюсь, ей стало лучше? — постаралась Санса исправить свою оплошность. Клей неопределенно качнул головой, будто говоря: «Как бы лучше, но как бы нет». Не стоило потакать желаниям Алис, в который раз подумала Санса. Алис была преисполнена благих побуждений, а в итоге ее чуть не прирезали. Однако вслух Санса не стала заводить разговор об этом снова. Клей скажет, что это вовсе не ее вина, но Санса и сама об этом знала, однако это не умаляло ее жалости к доле Алис. Будь Санса не ее месте, она бы, пожалуй, справилась с последствиями. Ей приходилось переживать и что-то похуже. Алис же, несмотря на сложности с родственниками, все же оказалась не готова к такому повороту, и Санса ее не винила. Страшное дело, если к подобным превратностям судьбы ты совершенно готов и даже ожидаешь их со смирением. — Где она сейчас? — В моем замке. Думаю, она захочет повидаться с тобой, когда узнает о приезде. — Да, я тоже хочу ее увидеть. Но не сейчас — для начала нужно разобраться с делами. Клей понимающе кивнул и откланялся. Санса слукавила лишь отчасти. Да, у нее накопилось много дел, но при желании она могла бы выделить Алис минутку. Однако даже мысль о том, что в случившемся нет ее вины, не избавляло от неприятного чувства, что все это происходит потому, что Санса недоглядела, хотя была обязана. Тайвин бы точно не пустил все на самотек, в который раз подумала она. Кроме того, Сансу не покидали мысли, что с Кархолдом — вторым замком поблизости к Стене к востоку от Северных гор, тоже требовалось что-то решать. Санса еще не решила, что именно, и до тех пор видеться с Алис не имело смысла. Санса еще некоторое время посидела над бумагами, потом поднялась в воронью вышку, чтобы и от мейстера Лювина получить сведения о том, что случилось в ее отсутствие, и узнала, что Тайвин уже велел отправить несколько писем. Мейстер Лювин спросил, угодно ли Сансе, чтобы письма были отправлены, и Санса дала свое согласие. Не задержавшись у мейстера надолго, Санса дошла до детской, специально улучив момент, когда матери не должно было там быть. Подрик и Найлин беседовали, сидя у камина, пока Эдрик возился на ковре со своими игрушками. Снова придя в раздражение, Санса сделала голубкам замечание, что им надобно развлекать ребенка, а не друг друга. Может, Тайвин был прав, и зря она поощряла все эти любовные увлечения. Наигравшись с сыном и выслушав от смущенной Найлин список новых эдриковых слов и навыков, о которых кормилица позабыла рассказать вчера, Санса немного успокоилась. Дело уже близилось к вечеру, когда Санса вспомнила, что так и не пообедала, и, хотя ее желудок пищи был лишен, ее разум таковой был переполнен. Размышления завели ее в оранжерею, которая уже погрузилась во мрак. Свечи стояли на столах, мерцали в полумраке светлячками. Со всех сторон темные силуэты листьев склонялись над дорожкой. Санса обошла оранжерею несколько раз. Гвардейцев она оставила снаружи, поэтому сейчас ей сделалось жутковато. Странно, что она вообще пошла сюда, наверное, отвыкла, что у нее теперь и здесь есть человек, который выслушает и поддержит. Санса, однако, сомневалась, стоит ли ему рассказывать обо всем, что они с матерью наговорили друг другу. Эта ссора так некстати напомнила другую, которая разрушила все. И надо же было матери еще и ее влюбленность в Джоффри приплести — Тирион сделал то же самое. Ни Тирион, ни мать не знали ее толком, однако все равно умудрялись бить по больному своими сравнениями. Санса опустилась на скамью. Когда она в слезах пересказала Тайвину все, что Тирион наговорил ей, Тайвин тотчас же принял меры. Конечно, то был его сын, и Тайвин не мог не вмешаться, но Санса почему-то была уверена, что и с ее матерью он смог бы поговорить, если бы Санса попросила. «Но я просить не стану, — решила Санса. — Моя мать, и я разберусь с ней сама. Время, когда я ничего не могла сделать сама, прошло». Ей достаточно было знать и того, что ради нее Тайвин постарался бы решить любую проблему. Он всегда защищал ее и вставал на ее сторону. Сегодня она должна была сделать то же самое и не позволить матери наговаривать на него. Санса была уверена в своих словах, обращенных к матери, уверена в любви Тайвина, пусть даже он ни разу не признавался ни в чем подобном прямо. Но теперь Санса знала точно и больше не могла сомневаться, это знание придавало ей сил. Именно теперь, когда Тайвин был с ней, и она каждый раз получала подтверждение его чувств, она чувствовала себя несокрушимой и бесстрашной. Он любил ее, и это было единственным, что имело значение. Находись она в неизвестности, она могла бы уступить в чем-то матери, но теперь она не могла допустить даже чужого сомнения. Это глупость, что мать говорит, Санса-то знает правду. Решив не растрачивать время, которое можно было бы провести с большей пользой, на одинокие посиделки в темной оранжерее, Санса направилась в покои Тайвина, где и нашла его сидящим у камина с книгой. Несмотря на тревогу, сопровождавшую ее с момента разговора с матерью, теперь в душу Сансы закралось умиротворение, и все проблемы отступили на второй план. Санса медленно приблизилась, стараясь не отвлекать его, но Тайвин заметил Сансу, закрыл книгу и отложил ее. Санса присела на подлокотник его кресла, и Тайвин тут же обнял ее одной рукой, положив ладонь ей на бедро. Теперь Санса была готова сама забыть обо всем, что ее терзало, но прежде чем она успела сделать это, Тайвин заметил ее настрой. — Что тебя тревожит? — тихо спросил он, поглаживая ее бедро сквозь ткань платья. — Мама… — также тихо произнесла Санса в ответ. — Она нас видела, — устало добавила Санса. Она заметила, что Тайвина не слишком впечатлили ее слова. Да и не должны было. Мнение леди Кейтилин даже Сансу не поколебало, что уж можно было говорить о Тайвине, который ни перед кем ответа не держал. — Мы и не прятались, — мягко ответил Тайвин. Санса непроизвольно улыбнулась. — Конечно нет. Я мечтала о том, чтобы все было как с Джоном, чтобы она как-нибудь сама все поняла. В который раз убеждаюсь, что стоит быть осторожнее с желаниями. — Раз твое желание исполнено, что не так? То, что она была против? — Я уже привыкла, что она против, — вздохнула Санса. — Вчера мне казалось, что что-то не так, раз она меня поддерживает. Сегодня все встало на привычные места. Я просто… — Санса задумалась, подбирая слова, — не хочу ничего объяснять кому-то. Для меня это как очень давно пройденный этап. В этом вопросе я давно достигла понимания с собой. Мне кажется, ничье чужое понимание мне уже не нужно. — Она твоя мать. — Знаю. И все же я устала объяснять. То, что я делаю, это просто то, что не должно поддаваться обсуждению. К тому же объясняй не объясняй, а мама стоит на своем. — Она изменила мнение по одному вопросу, вполне может изменить его и теперь, — возразил Тайвин. — Возможно. И все же мы поругались, — Санса вздохнула, не желая углубляться в подробности. — Давай не будем об этом. Лучше скажи, что за письма ты сегодня писал. — Ничего не скроешь от Леди Винтерфелла, — усмехнулся Тайвин. — Этот мейстер явно верен тебе. Сансе нравилось, когда он так ее называл. — Леди Винтерфелла должна знать, что происходит в Винтерфелле, — игриво сказала Санса, чувствуя, как вновь возобладавшая было тревога стремительно рассеивается. — Я попросила накрыть нам здесь, поужинаем вместе. — Конечно, у нее была традиция ужинать с мамой и Эдриком в детской, но Эдрика она сегодня уже видела, а с мамой разругалась, так что и этот вечер без зазрения совести можно было отдать Тайвину, не терзаясь чувством вины. — Ты знаешь много северных обычаев? — вдруг спросил Тайвин. Санса пожала плечами. — Какие-то знаю, но много это или мало — сказать не могу. Многие из них не дошли до наших времен, а Старая Нэн для рассказов на ночь выбирала только самые древние и страшные. А что? — Нашел эту книгу в библиотеке Винтерфелла, — Тайвин постучал пальцами по обложке. — В ней упоминается интересный обычай, издавна существующий на Севере. Состоит он в том, что при наступлении зимы старики, младшие сыновья, бездомные, бездетные, холостые и безнадежные должны были покинуть свой дом, потому что тем, у кого было меньше голодных ртов, скорее бы удалось пережить зиму. Иными словами, примерно это ты и предложила сделать лорду Амберу и тем самым соблюла древнюю традицию. — Но я не знала об этой традиции, — возразила Санса. — Зато я уверен, что о ней знал он. — И именно поэтому он не отказался сразу? — Именно поэтому он примет верное решение. — Это лишь совпадение, я совсем не знала о традиции, и моей заслуги в этом нет. — Знала или не знала — но ты, кажется, чувствуешь Север. Санса улыбнулась. На душе у нее окончательно прояснилось. Она ощутила благодарность за то, что эта книжка так удачно попалась Тайвину, а Тайвин взял и улучил момент, чтобы успокоить Сансу. Может, вовсе и не случайно ему попалась эта книга, и если так, то можно ли всерьез утверждать, что Тайвин ее не любит? Не любил бы — его бы вообще здесь не было. Дверь открылась, и в комнату вошли служанки. Санса инстинктивно дернулась, поняв, в какой неоднозначной позе их застали. Тайвин бросил на нее вопросительный взгляд, но тут же все понял и решил убрать руку с ее бедра, но Санса не позволила. Наваждение прошло, и Санса накрыла его руку своей, оставляя на месте. В пекло это все. В собственном замке она не будет прятаться по углам, страшиться того, что о ней могут подумать ее же слуги. Это все не имеет значения. А если слухи дойдут до матери — пусть знает. Это поможет ей поскорее смириться с неизбежным.***
— Зачем ты это сделала, Джейн? Рейнальд собирался высказать сестре все еще вчера, но решил, что не сдержится и наговорит лишнего, поэтому отложил разговор до следующего дня. Вчера он выскочил из спальни матери, как только обнаружил подмену, а потом еще долго мерял шагами собственную спальню, мысленно ругая сестру, которая, несомненно, все это и подстроила. Нарядить Рослин в шаль матери! Нужно же было догадаться! Возмущение росло с каждым разом, как Рейнальд задумывался об этом. Это можно было бы считать предательством, учитывая, что обычно такие моменты он делил с Джейн и только с ней, а она так легко отправила к нему Рослин, рассчитывая непонятно на что. — Иначе ты бы так и не поговорил с Рослин, — пожала плечами Джейн, явно не испытывая и намека на вину. — И что? Это только мои заботы. Как тебе только в голову пришло ее туда отправить? Я столько всего сказал, думая, что она — это ты! — Это и к лучшему, зато узнаете друг друга получше, — осталась глуха к его возмущениям сестра. — Иначе как вы будете это делать, если вообще не разговариваете? — Ты совсем не видишь проблемы, да? К чему Рослин вообще впутывать во все это? Ей нет никакого дела до проблем нашей семьи. — Ей-то как раз есть дело, — возразила Джейн. — Потому что это Рослин! Чем больше она страдает, тем правильнее ей кажется то, что она делает, но это не значит, что этим нужно пользоваться! Все, что касается нашей матери, нашего отца и вообще нашего прошлого — ей это знать необязательно! У нее есть свое прошлое, и оно связано с нашим в том самом смысле, что общих приятных воспоминаний об этом периоде у нас никак не может быть! — Хорошо, ладно, но у вас есть общее будущее, которое ты отказываешься строить! А ведь сейчас, когда уехала твоя… — Вот не смей ничего о ней говорить, Джейн! — вспылил Рейнальд. — Я прекрасно знаю, что ты успела поучаствовать и во всем этом тоже, в том, что она уехала. Не смей больше ни во что вмешиваться, поняла? Особенно в то, что касается меня и моих… моей жены! Джейн возмущенно сверкнула глазами, чем напомнила Рейнальду мать, но про Лаурину вспоминать больше не стала. В остальном же она осталась непреклонна. — Рослин сама захотела пойти, никто не заставлял ее. — О, ты никого никогда не заставляешь, но очень умело направляешь в нужное русло, — с долей издевки отметил Рейнальд. — Она пошла на это, потому что по ее меркам так было правильно, а не потому что она этого захотела. Тебе стоило бы беречь Рослин от ее самоуничижающих желаний сделать все как должно, а не потакать им! На этом Рейнальд счел разговор завершенным и оставил сестру. В душе у него все бурлило от негодования. Джейн хочет помочь, но все портит. Это же нужно было догадаться — заслать Рослин вместо себя! Откуда такие замыслы только берутся в ее голове? Рослин тоже хороша. Наверняка, когда соглашалась на все это, совсем не думала, чем все может кончиться. Во всей этой ситуации, конечно, больше всего его возмущал подлый обман сестры, признавался себе Рейнальд. Он озвучивал свои мысли вслух только потому что был совершенно уверен, что перед ним сестра. Хуже всего было то, что Рейнальд, спохватившись, уже не мог в деталях вспомнить, что именно сказал, но одно было ясно — что бы он ни наговорил, все это предназначалось для ушей его сестры, а не жены. И ладно бы Джейн так подставила его в первый раз… Рейнальд долго думал про внезапный отъезд Лаурины, пока наконец не пришел к выводу, что это, конечно, дело рук его сестры. Не только ее, но в ее участии сомневаться не приходилось. Рейнальд знал, что простить Джейн ему придется — все же она хотела как лучше, пусть даже пока что у нее получалось только вероломно портить ему настроение. Вчерашний инцидент отпечатался в памяти слишком ярко, хотя воспоминания о последнем разговоре с Лауриной тоже не изгладились из мыслей полностью — слишком мало времени прошло. Непринужденно и радостно Лаурина сообщила ему о своей предстоящей помолвке, едва только завидев его на пороге. Лучше всего Рейнальд запомнил ее веселый голос и свое последующее потрясение. Он вполне мог понять ее восторг… мог бы понять, если бы между ними ничего не было все эти годы и Лаурина раз двадцать не рассказывала о своем знакомстве с сиром Аддамом так, будто это было делом давно минувших лет. — Я думал, твои чувства к нему остались в прошлом, — выдавил из себя Рейнальд, когда к нему вернулась способность говорить. — Так оно и было, — беспечно пропела Лаурина. Такое ее поведение причиняло боль. Он-то хотя бы, рассказывая ей о своей помолвке, так не радовался. Хотя и радоваться-то было нечему. — Что изменилось? — Все. Ты думал, что так будет всегда? Что я останусь рядом? — в тот далекий день, когда он ехал к ней с тяжелым сердцем и плохими новостями, она сказала почти то же самое, хотя сила ее слов иссякла довольно быстро. — Я думал лишь то, что ты мне говорила. Не больше. — В этом и проблема. Ты всегда чересчур доверял моим словам, даже если они противоречили друг другу. Ты ничего не замечал. — Видимо, зря. — Рейнальд подумал о том, что Джейн оказалась права, но это было невеликим утешением. Даже наоборот. — Разве? Ты наслаждался моим обществом, а я наслаждалась твоим. И, признаюсь, продолжила бы это делать, но… — Появилась твоя первая любовь. Лаурина пожала плечами. — Появился второй шанс. — Надеюсь, на этот раз тебя ждет успех, — едко проговорил Рейнальд. Ее как будто удивили его слова. — Ты правда желаешь мне счастья с другим мужчиной? Ты совсем меня не любил? — Кажется, это один из тех случаев, когда твои слова противоречат друг другу, как ты и говорила? Рейнальд ушел, а потом всю ночь опрокидывал в себя кубки с вином. Часть его понимала, что все к лучшему. Порвать с ней самому у него не хватило бы духу, хотя он не единожды задумывался над этим. И все же он не желал ей страданий. Рейнальд постарался сделать вид, что отпускает ее легко, но Лаурина явно не притворялась. Она как-то рассказывала ему ту историю уязвленного самолюбия, когда ее отвергли. Лаурина смеялась над этим, и Рейнальд позволил себе поверить, что сир Аддам стал для нее просто воспоминанием из детства, но нет. И если все это время он был тем, кого она хотела, то что же на самом деле для нее значила их с Рейнальдом история? Ничего? Для Рейнальда она значила ужасно много. Хотя бы какое-то светлое пятно в жизни после смерти родителей, а теперь и оно потухло, будто его не бывало. Он верил, что все было правдой, но ошибся. Правдой это было лишь для него, а для Лаурины — игрой, которую она вела в перерыве между погоней за кем-то другим. Что ж, пусть она догонит наконец-то. Заслужила, наверное, спустя столько-то лет. Рейнальд не желал бы Лаурине того, через что проходил теперь сам. Пустота, возникшая после смерти родителей, разверзлась вновь. Наверное, случиться этому было необходимо, но Рейнальд предпочел бы не видеть радости Лаурины по этому поводу. Он был рад обманываться, и если бы эта история, построенная на лжи, закончилась бы также, Рейнальд бы не возразил. Хотя бы не пришлось теперь сидеть, вспоминая ее улыбки и признания и думать, сколько из них были искренними. Ответа он знать не хотел. Остановившись на лестнице, Рейнальд подумал, что к Рослин тоже неплохо было бы зайти. Зная ее, можно представить, что она утопает в чувстве вины. Разве не это чувство толкнуло ее вчера на дорожку, которую так вовремя подсказала ей Джейн? — Я знаю, что это моя сестра все придумала, — сказал Рейнальд без приветствий. — Извини за нее. И меня прости, — неожиданно извинения давались легко, но в конце концов он тоже чувствовал себя виноватым. Он внушал Рослин такой страх, что она буквально тряслась перед ним, а страх был не тем чувством, которое Рейнальд хотел бы внушать кому бы то ни было. Жене — в особенности. — Я сама хотела пойти, — стоически возразила Рослин. Что ж, в этом он оказался прав. — Чтобы самой извиниться. Я не хотела, чтобы ты принимал меня за Джейн, не хотела обманывать, просто… — …испугалась, — закончил за нее Рейнальд. — Тебе не было нужды выслушивать все то, что я сказал. — Но так я узнала тебя немного лучше, — слабо возразила Рослин. — Это был первый раз с того самого разговора… И чьи только мысли кто озвучивает? Рослин говорит то, что внушила ей Джейн, или Джейн передавала ему то, для чего у Рослин до этого момента сказать не было возможности? Они и правда друг на друга похожи — его жена и сестра. Как минимум внешне. — Ты же не хочешь всего этого, а все равно делаешь. Снова твой долг, от которого ты не можешь никуда деться? — со снисхождением уточнил Рейнальд. Рослин мученически кивнула. — Я должна сделать все, чтобы мы пошли навстречу друг другу, — упрямо сказала она. — Ничего у тебя не выйдет, пока я не пойду к тебе навстречу, — возразил Рейнальд. Почему-то с недавних пор его начала умилять, а не раздражать ее послушность этому эфемерному долгу. Он и не предполагал, что сможет узнать Рослин так скоро, притом почти против своей воли. — Так пойди мне навстречу, — с жаром взмолилась она. — Поверь, ты еще не готова к этому. — Я готова, — возразила Рослин. Не понимает, о чем просит, глупая. Не нужно ей это, совсем не нужно. Слову не поверит, придется доказывать делом. Рейнальд притянул ее к себе и поцеловал, стараясь не слишком наседать на нее, прислушиваясь не к собственным чувствам, а к ней. Едва ощутимо Рослин ответила на поцелуй, дрожа всем телом. — Вот видишь. Нам обоим необходимо время, — мягко сказал Рейнальд, отстраняя жену от себя, с удивлением осознавая, какой хрупкой она кажется, когда его руки сжимают ее плечи. — Я могу исполнить свой долг прямо сейчас, — заявила Рослин, вцепившись в него. Каким же человеком нужно быть, чтобы так отчаянно рваться делать то, чего делать не хочешь? Такое упрямство совершенно не сочеталось с его представлениями о ней. Не всякая женщина в такой ситуации умоляла бы об этом. И далеко не всякий мужчина в таком случае отказал бы ей. Рейнальд вспомнил их абсурдную брачную ночь. С тех пор многое успело измениться кроме одного: он все еще не хотел принуждать ее. Это на словах она готова и на все согласна, а стоит дойти до дела, как ее показная решимость улетучится, и она передумает. После одного лишь поцелуя передумала, но разве признается в этом? Она же леди, притом послушная своему долгу. Нет, все же эта ее черта бесит его до дрожи. Как можно с таким усердием вредить себе? — Не надо, — попросил Рейнальд. — Ты не понимаешь, о чем просишь. Никому из нас это не пойдет на пользу. Тебе — в особенности. — Я… — Не сейчас, — настойчиво повторил он. Рослин выглядела совсем жалобно, в ее глазах заблестели слезы. Она действительно думает, что почувствует себя лучше, когда долг будет исполнен? Наверное, стоило бы претворить в жизнь ее желание, чтобы доказать ей обратное, но Рейнальд не станет. Рослин может издеваться над собой сколько хочет, а Джейн может потворствовать ей, но даже вдвоем Рейнальда они не заставят делать то же самое. Ему захотелось как-то сгладить то, что он натворил, но на ум ничего не шло. Рослин хотелось пожалеть, но Рейнальд не мог найти слов утешения и просто смотрел, как слезы текут по лицу Рослин. «А она хорошенькая», — поймал себя на мысли Рейнальд. Как-то раньше ему было не до этого. Все-таки ее стремление исполнить долг — что-то это да значит. Это делает все ее действия совершенно понятными, но в то же время указывает на определенные черты ее характера, которые странно было в Рослин находить. Конечно, не заботиться о себе — не лучшее качество, но зачем тогда нужен муж, если только не делать это вместо нее? Раньше Рослин была безразлична ему, а теперь Рейнальду отчаянно захотелось сделать для нее что-то хорошее, пусть даже ему придется защищать ее от самой себя. Но если у него с таким подходом к супружескому ложу все же когда-нибудь родится дочь, он запретит воспитывать ее подобным образом.***
Последние приготовления не закончились, даже когда долгожданный день бала наконец-то наступил. Джейме чувствовал, что Утес подуспокоится, лишь когда бал наконец-то отгремит, а все гости, коих собралось немало, разъедутся. Наступил вечер, были зажжены свечи, бал вот-вот должен был начаться, но Джейме слышал торопливые, время от времени переходящие в бег, шаги слуг в коридоре. Джейме уже был полностью готов, разглядывал свое отражение в зеркале, пытаясь представить, как он будет выглядеть со стороны. Идея проведения этого торжества раздражала его в два раза меньше, пока Джейме не осознал, что именно ему, как наследнику Утеса, придется встречать гостей, да и вообще делать все то, что должен был делать отец, если бы присутствовал здесь сегодня. Но отец, как Джейме знал, сейчас был далеко отсюда — на Севере — и, вероятно, даже не подозревал о том, что они тут устроили. Джейме еще раз оглядел свое отражение, потом взял со стола бархатный футляр, который ему строго-настрого приказали забрать из ювелирной лавки, когда вчера он собрался в Ланниспорт, и пошел в покои Джой. Джой готовили к балу с особым рвением. Джейме остановился в дверях, наблюдая, как Арианна, чуть ли не расталкивая служанок, сама помогает сидящей перед зеркалом Джой уложить волосы в прическу. На Джой было сиреневое платье из муслина, сшитое по последней моде и причудливо украшенное мирийским кружевом. Если бы Джейме не знал, что перед ним сидит Джой, он бы вовсе не узнал ее — слишком она отличалась от той девочки, что неприкаянно бродила по коридорам Утеса эти годы. До этого момента Джой была слишком мала, чтобы так собирать волосы, а в нарядных платьях Джейме вовсе никогда ее не видел, но теперь Джой преобразилась почти до неузнаваемости. Кружащая вокруг нее Арианна была не менее хороша — ее платье по обыкновению было мартелловских цветов — из тонкого желтого шелка, без рукавов и свободно струящееся по фигуре, с поясом из позолоченных пластин на талии. Ее темные волосы были собраны и старательно обернуты вокруг золотого обруча. То ли из-за спешки, а может, и по замыслу, спереди, где золотой обруч давил на лоб, несколько темных прядей уже выбились из прически. — Джой нарисовала эскиз своего платья сама, — сказала тетя Дженна, которая тоже была полностью готова и пришла посмотреть, как продвигаются сборы. — Я знал, что она увлеклась рисованием, но не думал, что настолько, — удивился Джейме. — Джой прекрасно выглядит, непривычно видеть ее такой нарядной и взрослой. — Да, но почему ты говоришь это мне, а не ей? — улыбнулась тетя Дженна. — Ей будет приятно такое услышать, сегодня ее первый серьезный бал. По-хорошему, ее отец должен быть с ней рядом в такой день, но Гериона давно уже нет… придется тебе взять на себя эту роль. Джейме не брал на себя роль отца даже для тех, кто был рожден от его семени, а тут предстояло опекать кузину, но подобная перспектива его не напугала. В конце концов, ему довелось везти Мирцеллу из Дорна обратно в столицу, но, пусть даже она была более бойкой, с Джой тем более не должно было возникнуть никаких проблем. — Надо так надо, — с нарочитой небрежностью пожал он плечами. — Ты должен был принести камни, — напомнила тетушка. — Я принес, — Джейме достал из-за пазухи бархатный футляр и прошел вглубь комнаты, где Джой все еще сидела перед зеркалом, скромно сложив руки на коленях, а над ней суетились Арианна и три служанки. Заметив Джейме, Арианна подарила ему благодарную, но уже порядком усталую улыбку. Служанки расступились, пропуская Джейме к Джой. Пусть и во всем взрослом наряде, она не утратила присущей ей робости и тут же смущенно опустила глаза. Открыв футляр, Джейме оценил аметисты в обрамлении серебра. Слишком простое украшение для замужней женщины вроде Арианны, но просто идеальное для юной Джой. Джейме не слишком разбирался в тонкостях дамских нарядов, но не мог представить ничего, что могло бы лучше подойти к этому платью и самой Джой. — Очень красивое платье. Мне сказали, что ты нарисовала эскиз сама, — мягко сказал Джейме, застегивая на Джой ожерелье. Джой еще больше смутилась и снова отвела глаза. Ее щеки порозовели. — Спасибо, да, — тихо сказала она. — И эскиз ожерелья тоже ты рисовала? — спросил Джейме. Джой кивнула. Ей явно было неловко, хотя и приятно, но Джейме тоже не чувствовал себя на своем месте, хотя и понимал, что должен всеми силами поддержать девочку. — У тебя талант, — сказал он, чтобы не повторять слово «красивое» второй раз. — Спасибо, — кивнула Джой и нерешительно подняла взгляд. Джейме ободряюще улыбнулся ей в отражении. Все время до бала она казалась куда более уверенной, но теперь, когда день торжества наступил, Джой явно была напугана предстоящим появлением перед гостями. Джейме, в общем-то, разделял ее чувство нежелания становиться объектом внимания перед толпой людей, но не из-за страха, а по другим, уже давно устоявшимся причинам. Джейме отошел, позволив служанкам вновь окружить Джой и доводить ее прическу до совершенства под присмотром тетушки Дженны, а сам в компании Арианны спустился вниз, чтобы встречать гостей. Возможно, он был не так против увидеть некоторых давних знакомых, но одна только мысль о количестве пустых любезностей, которые ему предстояло произнести, стремительно уменьшала его благородное желание. Только присутствие Арианны немного утешало, как и мысль о том, что какими бы испытаниями ни обернулся этот бал, они пройдут через них вместе. — Что ж, пришло время воочию увидеть то, что мы так долго готовили, — с воодушевлением произнесла Арианна, и Джейме увидел, что в ней и следа не осталось от усталости, которую она позволила себе выразить в покоях Джой. — Этот бал еще долго будут вспоминать. — В противном случае усилия Арианны не окупились бы в полной мере. Столько подготовки, столько сил — и столько денег. Но Утесу пора возвращать былую славу — здесь должны проводиться лучшие торжества на Западе. Джейме уже не помнил, когда большим бальным залом пользовались в последний раз, но Арианна постаралась на славу, и теперь зал выглядел по-праздничному, будто и не стоял без дела несколько лет. Полы были натерты до блеска, старые пыльные портьеры заменили на новые. Бальный зал был украшен стараниями вездесущих Мары и Арианны, но преобладал тут все же клубничный или малиновый цвет — Джейме так и не понял. Снаружи уже стемнело, но в зале горели тысячи свечей, и казалось, будто в нем царит солнечный день. Слуги в пошитой по такому случаю новой форме уже сновали по залу, неся позолоченные подносы с закусками и кубками с вином. Начали прибывать гости. Не стоило и сомневаться, что такой бал воспримут как-то иначе, чем попытку пристроить расцветших дочерей, сестер и племянниц, поэтому число молоденьких девушек было подавляющим. Были среди них скромные юные девушки вроде Джой, стремительно опускающие глаза в пол, когда ловили на себе чей-то взгляд; были воодушевленные и одурманенные запахом праздника леди, разглядывающие все вокруг с нескрываемым восторгом; встречались и совсем смешливые озорницы, которые бросали томные взгляды на каждого мужчину в поле видимости и игнорировали покашливания своих степенных матерей. Виллему и Ланселю стоило быть осторожными, потому что сегодня найдется с десяток желающих связать с ними судьбу. Несомненно, и многие молодые и не очень молодые наследники и даже лорды сегодня тоже будут не против взглянуть на едва вышедших в свет девушек, чтобы, возможно, найти себе спутниц жизни. Но кто бы с какими целями ни приехал сегодня, Джейме и Арианне приходилось приветствовать их всех. Джейме смотрел на свою источающую улыбки супругу и дивился ею: она знала имена всех гостей, она знала имена всех их детей, даже тех, кто не присутствовал. Она интересовалась здоровьем многочисленных двоюродных бабушек, тетушек и племянников, о существовании которых мог не подозревать даже сам Джейме, который вырос в Западных землях. Несомненно, ко всему этому руку приложила тетя Дженна, а может, и Джой, которая, как Джейме знал, однажды помогала Сансе заучивать гербы западных домов. Но Джейме ума не приложил, когда Арианна успела овладеть всеми этими знаниями, ведь она так была занята другими приготовлениями к балу. Как бы то ни было, гостей явно очаровывало такое участие. Многим еще не представлялось возможности познакомиться с Арианной, и теперь она своей осведомленностью производила на всех приятное впечатление. Видя это, Джейме сам наполнялся неслыханной гордостью за Арианну. То, как она серьезно подошла ко всему, к такой, казалось бы, важной вещи, о которой сам Джейме даже не подумал, потому что сам давно знал всех лордов и леди, не могло его не восхитить. Он точно не ошибся, когда говорил отцу, что Арианна станет хорошей Леди Утеса. В поток гостей вклинился и сир Аддам Марбранд, который приехал в Утес не ранее как сегодня днем, но совсем не выглядел утомленным долгой дорогой из столицы. Его взгляд по обыкновению готов был вводить в смущение всех девушек. Вместо того, чтобы пройти вглубь зала, Аддам встал рядом с Джейме и Арианной. — Где моя невеста? Уже приехала? — весело спросил он, будто перспектива женитьбы ничуть его не удручала. Произнеся очередное приветствие, Джейме усмехнулся. — Это западня, приятель, но ты сам решил приехать и в нее попасться. — Я догадывался, что однажды все так и будет. Когда отец заговаривал о женитьбе, я все время оглядывался на тебя. Раз ты не женишься, то мне к чему? Вот, где все это время была западня, Джейме, ведь ты женился, значит, и мне придется. — Не заметно, чтобы ты всерьез противился. Аддам пожал плечами. — Почему бы и нет, это разнообразило бы столичную жизнь. Между объездом городских стен и заседаниями Малого совета вклинится жена. Лаурина всегда была хорошенькой, а теперь наверняка выросла в настоящую красавицу. Но странно, что мой отец остановил выбор на ней, он человек строгих нравов, а она, я слышал, довольно свободных. — Наверное, совсем отчаялся, но знал, что женской красотой тебя можно подкупить. — И как он был прав! Порой думаешь, как сильно родители не знают своих детей, а в другие моменты поражаешься, как сильно они знают. Удивительно. — Что ж, я рад, что ты не в отчаянии. — Это не значит, что перед свадьбой мне не будет нужна компания тебя и борского золотого. — Всегда рад прийти на помощь другу. Наконец, спустилась Джой в компании Дженны. Аддам сделал комплименты им обеим, отчего Джой снова смутилась и отвела глаза, а леди Дженна только усмехнулась и потрепала Аддама за ухо, будто он был мальчишкой. Джейме мысленно позлорадствовал, потому что ему самому уже некоторое время удавалось избегать этого ритуала. — Джейме женили, теперь и тебя женим, — весело сказала тетушка. — Еще когда служил здесь пажом, знал, что моя судьба навеки связана с Утесом, — пошутил Аддам. Джейме хлопнул его по плечу. — Ну что, идем знакомиться с твоей невестой? Но намерение это осуществилось далеко не сразу. Сначала Джейме пришлось сказать речь и еще раз поприветствовать гостей, на этот раз всех вместе. Речь ему написала Арианна, и Джейме не преминул еще раз обратить внимание гостей на то, кого именно стоит благодарить за этот праздник. Арианне не свойственно было смущение, но все же Джейме понял, что ей приятно было услышать такие слова. Бал начался. На первый танец Джой, помня о словах тетушки, кузину пригласил Джейме. Джой поначалу казалась скованной, но со временем все же смогла расслабиться и даже улыбалась, когда Джейме делал какие-то замечания о других гостях. На второй танец Джой пригласил Аддам, дав Джейме возможность станцевать с Арианной. Если в столице кто-то еще знал, как танцевать дорнийские танцы, то здесь им с Арианной пришлось бы делать это только вдвоем, поэтому музыка для большинства гостей была привычна, а из дорнийского были только вино и закуски. Арианна даже во время танца оглядывала зал таким придирчивым взором, будто выискивала малейшие недоделки. — Расслабься, — попросил ее Джейме. — Ты трудилась все время до настоящего момента, теперь просто наслаждайся результатом своих трудов. Арианна бросила на него крайне неодобрительный взгляд. — Ну прости, что бросил тебя наедине с гостями, — повинился Джейме. — Конечно, с другом поговорить гораздо интереснее! — ядовито процедила Арианна. — У меня нет твоего красноречия, ты всем говорила что-то разное, а мне нечего было сказать, кроме «я рад». Арианна саркастично улыбнулась, явно не простив его до конца. — Мне с тобой все равно не сравниться, — продолжил умасливать ее Джейме, все более явно ощущая за собой вину — пренеприятное чувство, учитывая, как не хотел он портить Арианне настроение, но все же испортил. — Ты здесь будто в своей стихии, а я, хотя, казалось бы, все должно быть наоборот, совсем не на своем месте. Отец на это, конечно же, сказал бы, что долг есть долг, нравится это или нет. Отец тоже не любил подобные мероприятия, хотя наверняка свои обязанности выполнял без жалоб. «Ни за что не поверю, что мать не делала для него того, что сделала сегодня для меня Арианна. Или за меня», — подумал Джейме. — Ты почти не принимал участия в организации бала и сейчас не изменяешь традиции, — недовольно сказала Арианна. — Но просто постарайся сделать ту малость, что тебе полагается — большего я не требую. Джейме дал клятвенное обещание и увидел, что Арианна смягчилась. Он подумал, что нужно будет найти способ загладить вину, но для начала не нарушить слово. Джейме никогда не скучал по самим танцам, но, как оказалось, скучал по танцам с Арианной. В последнее время они виделись так редко, что теперь он будто заново изучал ее лицо. А она изменилась со дня свадьбы, подумал он. В ее волосах больше не блестели цепочки, а на запястьях не звенели многочисленные золотые браслеты. Ее предплечья оплетали браслеты в виде золотых змей, создавая впечатление множества браслетов, хотя на деле их было лишь два — симметрично на каждой руке. Тот признак ее приближения, тот звон, к которому Джейме когда-то успел привыкнуть, исчез, но Джейме отчего-то не был против этого изменения. Джой совсем запыхалась, когда Аддам вернул ее туда, откуда увел танцевать, но там ее уже поджидал Лансель, который все еще не был охоч до танцев и каких-либо развлечений, но явно получил соответствующие указания от тетушки, отвесил Джой поклон и забрал ее на следующий танец. — Джой запомнит свой первый бал навсегда, — заметила Арианна, наблюдая за тем, как парочка присоединяется к танцующим. — Как ты думаешь, есть шанс, что твой отец узаконит Джой? Джейме поднял брови. — Не знаю, речи об этом не шло никогда. Все удивились, когда он вообще взял ее в замок. Хотя, на второй взгляд, ясно, почему, ведь Джой осталась одна, у нее никого не осталось, но в ней текла кровь Ланнистеров, и она была единственным, что осталось от дяди Гериона. К слову, отец был очень зол на дядю Гериона, когда узнал о существовании Джой. — Может, в память о брате он даст Джой имя отца? Она, конечно, и так часть семьи, но сделать это официально… все же это важно. Особенно для девочки. Джейме осознавал правоту слов Арианны, но решить этот вопрос было вне его компетенции. Сам Джейме был бы не против, стань Джой Ланнистером официально. В их семействе находились те, кто заслуживал полученную по праву рождения фамилию куда меньше.***
Лаурина наконец-то избавилась от присутствия отца и отправилась в путь по периметру бального зала, беспокойно оглядываясь по сторонам. Ее сердце каждый раз беспокойно дергалось, когда среди гостей она видела кого-то с медными волосами, но всякий раз напрасно, а других ориентиров у Лаурины не имелось. Это то, что она запомнила — медные волосы до плеч, стройная широкоплечая фигура и улыбка, от которой ее сердце растаяло безвозвратно. Остриг он волосы за эти годы, или они остались такими же? Он был на войне, Лаурина знала, а значит наверняка остался таким же подтянутым — вес доспехов велик, она как-то попробовала поднять отцовские и подивилась тому, как их можно носить на себе все время. Но улыбка… его улыбка, которая была обращена не к ней, а к другим дамам, ранила тогда и вызывала в ее детском сердце ревность и даже ненависть по отношению к тем, к кому была обращена… но только не к нему, нет, только не к сиру Аддаму. Если он и теперь станет улыбаться так кому-то кроме нее… Нет же, она сделает так, что он будет смотреть лишь на нее одну. Лаурина почувствовала, как в горле пересохло. Она взяла с подноса проходящего мимо слуги кубок с вином и сделала большой глоток. Ей не хотелось танцевать, не хотелось обмениваться с кем-то любезностями, она просто хотела найти его в толпе, хотя и не имела понятия, что ей делать потом. Заговорить с ним? О чем? Как держаться? Постараться быть милой или дерзкой? Как ему придется по вкусу больше? Лаурина попыталась вспомнить, каким женщинам он улыбался при прошлой их встрече. Ее мачеха была темноволосой и сероглазой, а другая девушка… то вообще была служанка, и Лаурина-таки добилась того, что недолгим после отъезда сира Аддама ее погнали прочь из замка. Та, кажется, тоже была темненькой. Ну что же это такое? Неужели для него действительно важен цвет волос? Лаурина всегда гордилась своими золотистыми локонами, под солнечными лучами они переливались и сияли. Конечно, сейчас было не лето, и, хотя в зале было достаточно светло, все же не настолько, чтобы ее волосы засветились. Какая неудача. Но, может, дело и не в волосах. Может, отец прав, и сир Аддам не обращал на нее внимания, потому что она была ребенком? Хотелось бы верить, что это так, и теперь, когда она выросла, у него не будет и шанса, чтобы устоять. Лаурина не заметила, как осушила весь кубок и теперь ощутила иную потребность. С самого утра она не могла запихнуть в себя ни крошки, сходя с ума от предстоящей встречи. От волнения внутренности скручивало и теперь, но Лаурина чувствовала, что если она ничего не съест, то вполне может лишиться чувств. Некоторых мужчин прельщает женская слабость, но Лаурина не могла так рисковать. Она вообще впервые чувствовала себя такой напряженной. Уж если когда-то в жизни она и теряла аппетит, то точно не по вине мужчины! Она схватила с подноса какую-то закуску и проглотила ее в один момент. Это была ошибка — горло тотчас обожгло огнем, да так, что Лаурине показалось, что она вовсе не может дышать, а гортань слиплась. Наружу рвался кашель, Лаурина начала хватать ртом воздух, глазами ища выход. Нет, не может она так себя опозорить при всех. К счастью, одна из боковых дверей осталась открыта, и Лаурина вырвалась из бального заполненного людьми, светлого и душного зала в пустынный, темный и прохладный коридор, тут же зайдясь в спасительном облегчающем кашле. Теперь горло и язык будто раздирало прямо изнутри, и у Лаурины из глаз полились слезы. Она схватилась за шею и сдавила ее так сильно, будто от этого ощущения пожара внутри могли выскользнуть наружу так же легко, как кусочек попавшей не в то горло пищи. Кто-то опустил руку ей на плечо и уверенно направил ее куда-то в сторону. Спустя мгновение Лаурина почувствовала спиной стену и оперлась на нее, продолжая кашлять, обхватив шею обеими руками. — Вот, выпейте, — в ее пальцы вложили кубок, и Лаурина принялась жадно пить, будто от этого зависела ее жизнь. Когда же она подняла голову, чтобы сделать последние глотки, краем глаза она увидела своего спасителя, поперхнулась и снова закашлялась. — Что же вы так неаккуратны, — мягко сказал сир Аддам, улыбаясь ей той самой улыбкой, от которой столько женщин и как минимум одна девочка лишились сна. Нет, это было совершенно несправедливо. Она должна была предстать перед ним не так. Она должна была блистать красотой, при этом скромно опуская глаза в пол или, наоборот, глядя прямо на него, — она еще не решила, а не задыхаться от острых закусок, по ее щекам не должны катиться слезы, а ее в меру бледное лицо не должно быть красным и распухшим. От обиды слезы полились по щекам с новой силой. Никогда еще Лаурина не чувствовала себя такой жалкой и униженной, никогда еще ни перед кем она не представала в таком бедственном положении. Из-за этого она готова была возненавидеть человека, которому не посчастливилось увидеть ее позор… если бы это был не сир Аддам. Но из-за того, что это все же был он, ей стало вдвойне обидно и вдвойне плохо, потому что она не могла его ненавидеть. Лаурина все же попыталась низвергнуть свой гнев, пусть даже и не на него. — Проклятая дорнийка, — Лаурина выпрямилась и вскинула голову, стараясь казаться уверенной. — Это она подсунула мне эту отраву. — Я не сомневался, что будущая Леди Утеса привнесет частичку своей культуры, поэтому осторожничал с закусками сегодня во избежание сюрпризов. — Он говорил это с такой симпатией к дорнийке, что Лаурина снова оказалась во власти ревности. «Эта тоже брюнетка!» — с досадой подумала она. — Мне жаль, что вам пришлось так несладко, но в гневе вы столь очаровательны, что я уже не уверен, что мне действительно жаль. Сердце Лаурины затрепетало, и она мигом забыла про Дорн, закуски и темные волосы. А когда сир Аддам наклонился, чтобы поцеловать ей руку, ей показалось, что ее душа вовсе отделилась от тела и воспарила с песней. Когда сир Аддам выпрямился, Лаурина почувствовала, что в ее ладони зажат кусок ткани. Она раскрыла ладонь и увидела носовой платок. — Благодарю вас, сир, — она промокнула глаза, но это, конечно, было бесполезно. Лаурина сегодня с самого утра не ощущала обыкновенной уверенности, а после этого инцидента чувствовала себя только хуже. Ей казалось, что лицо ее распухло от слез, а слезы делали ее прекрасное лицо просто отвратительным, хотя Рейнальд всегда заявлял, что это не так. Но при нем она и не плакала по-настоящему. Пустить пару слезинок для достижения цели она долго училась перед зеркалом, и все без исключения обманывались. Но теперь слезы были настоящими. Прическа наверняка истрепалась, а на ее светлой шее остались следы от пальцев. Кроме того, если сир Аддам увидел ее, то и другие наверняка заметили, как она убегает из зала в полуобморочном состоянии. Нет, это позор, и Лаурина не собиралась возвращаться в зал. — Не стоило бы приводить чужестранок на нашу землю, тогда бы ничего такого не было, — с раздражением произнесла она, снова злясь из-за своей неудачи. Если он находит, что она прекрасна в гневе, то ни к чему себя сдерживать. — Вам-то не грозит выйти замуж за чужестранца, — ослепительно улыбнулся сир Аддам, чем вновь нарушил ее хрупкую душевную гармонию. — Это утешает, — ответила Лаурина ровным тоном, стараясь не выдать истинных чувств. — Было бы ужасно, если бы мне пришлось есть подобную гадость каждый день. — Я надеюсь, что и без подобной гадости есть способы появления этого симпатичного румянца на ваших щеках, иначе я буду безутешен. «Не может он говорить правду, я выгляжу ужасно», — подумала Лаурина, но его слова снова закрепились слишком глубоко в сердце. Она хотела было возразить, что он ей льстит, но остатки самоуважения напомнили, что при мужчинах не стоит говорить о своих недостатках, а только демонстрировать достоинства. Если она не в силах делать второе, то унижаться первым пунктом тем более не стоит. — Мне нужно в мои покои, — зачем-то поставила она его в известность, впервые в жизни не зная, что отвечать на такие слова. — Могу я вас проводить? — незамедлительно откликнулся сир Аддам. Лаурина кивнула, комкая платок в руке. — Давно вы приехали? — первый нарушил он молчание, когда они пошли по коридору, все больше отдаляясь от бального зала. — Несколько дней назад, — рассеянно ответила Лаурина. Что это он делает? Поддерживает беседу, пытается отвлечь ее или просто интересуется? — А вы? — Только сегодня, — последовал ответ. — Видимо, поэтому я вас и не видела раньше. «Видимо, — обругала себя Лаурина. — Конечно, ты его не видела, без всяких видимо!» Семеро, у нее никогда не было таких проблем. Почему тех, к кому она была равнодушна, очаровать не было никаких проблем, но именно теперь все ее таланты потерялись, заставляя ее выглядеть глупо в его глазах именно в тот момент, когда ей совершенно нельзя было так выглядеть? — Вы когда-нибудь были в столице? — как ни в чем не бывало спросил он. — Увы, не приходилось. Я вообще, можно сказать, впервые оказалась так далеко от дома. — Возможно, ей стоило бы с очаровательной улыбкой намекнуть, что вскоре она рассчитывает оказаться еще дальше от дома, но Лаурина не нашла в себе на это сил. Она снова почувствовала себя такой подавленной, что пытаться исправить ситуацию казалось безнадежным. Уже второй раз в жизни и с одним и тем же человеком она оказалась абсолютно бессильна. Они дошли до ее покоев, и Лаурина нерешительно замерла, распахнув дверь, не зная, зачем вообще пришла сюда. Ее желания метались между тем, чтобы броситься на кровать и разрыдаться и броситься сразу в окно. Она не могла поверить, что это правда происходит. Еще никогда в жизни она так не позорилась. Дышать стало тяжело, будто она опять проглотила что-то неподходящее. Лаурина постаралась сделать несколько глубоких вдохов. Ее состояние не укрылось от внимательного взгляда сира Аддама. — Вы в порядке? — заботливо поинтересовался он. — Да, только… — грудь сдавило такой силой, что уже второй раз за вечер Лаурина почувствовала, что воздуха совершенно не хватает. — Наверное, служанка слишком туго зашнуровала корсет, — на ходу выдумала она причину. — Помогите мне, — совсем уже не осознавая, что говорит, попросила она. Лаурина сделала несколько нетвердых шагов за порог, и сир Аддам, кажется, последовал за ней. Лаурина ухватилась за стену, потому что перед глазами все поплыло. Когда она почувствовала его руки на своей талии, Лаурина ощутила, что проваливается куда-то в темноту.***
— Нет, на моем опыте леди часто падали в обморок под воздействием моего обаяния, но сегодня я как-то совсем не рассчитывал на такой эффект, — беззаботно произнес Аддам. Когда Лаурина выбежала из зала, а Аддам, подмигнув друзьям, пошел за ней, Джейме и Арианна не слишком обеспокоились. Разве что Арианна, потому что она могла представить, что именно взяла с подноса гостья. Для Арианны это было привычной закуской, но неподготовленный человек мог почувствовать себя драконом, как любил пошутить Джейме. Но когда они не вернулись через некоторое время, Арианна начала по-настоящему волноваться. План бала был расписан по минутам, а объявление о помолвке наследника Эшмарка и единственной дочери лорда Бейнфорта было одним из ключевых событий, поэтому виновников было необходимо найти и побыстрее. Может, Аддам уже во весь опор мчался обратно в Королевскую Гавань, а Лаурина — в обратную сторону — в Гибельную Крепость, в объятия своего любовника? Джейме не воспринял опасность всерьез — разговор с другом, видно, вселил в него уверенность, что как минимум Аддам бежать никуда не собирается. Джейме шутил, что, зная Аддама, найти их можно в чьей-нибудь спальне. Так и оказалось. Аддама они нашли рядом с лежащей на кровати в бессознательном состоянии Лауриной. — Что случилось? — спросила Арианна, пытаясь привести девушку в чувство. Маленькие неприятности уже всерьез начинали ее нервировать. Видят боги, в Дорне никогда не случалось ничего подобного, а если и случалось, то она реагировала на это и вполовину не так остро. — Она, очевидно, влюблена, а момент с угощением помешал ее намерению произвести на меня неизгладимое впечатление, — объяснил Аддам. — Хотя напрасно она разволновалась — я действительно неизгладимо впечатлен. Джейме не сдержал смешка. — Может, мейстера позвать? — предложил он, натолкнувшись на свирепый взгляд Арианны. — Не нужно, сейчас она придет в себя, — Арианна подошла к окну и распахнула ставни, чтобы впустить в комнату прохладного воздуха. — Идите отсюда, — приказала Арианна, повернувшись к мужчинам. — Я сама все сделаю. Стоило им удалиться, как Лаурина открыла глаза. Она оглядела комнату, ее затуманенный взгляд остановился на Арианне. — Что случилось? Уж откуда Арианне знать? Не станет же она пересказывать объяснение Аддама, пусть и весьма смахивающее на истину. — Ты потеряла сознание, — сказала Арианна очевидное. Лаурина залилась горестными слезами. — Это такой позор, все должно было случиться иначе. Я стольких сражала наповал без труда, а теперь… с ним… ничего не выходит. Она резко села на постели и закрыла лицо руками, содрогаясь от пронзающих ее тела всхлипываний. Потрясенная Арианна улучила момент, чтобы захлопнуть окно и придумать, что ей делать. Она никогда не была хороша в утешениях, к тому же никак не могла подумать, что именно эту леди ей доведется утешать. — Это естественно, — сказала Арианна. — Флиртовать нормально можно лишь с тем, кто тебе совсем не нравится или нравится несерьезно. Но чем глубже симпатия, тем хуже получается собрать мысли воедино, больше думаешь, как бы на твоем лице не отразилось ничего лишнего, а что уж говорит язык — контролировать невозможно. В голове такая каша, что все попытки сказать что-то вразумительное тщетны, и все усилия уходят на то, чтобы не выглядеть совсем уж дурой в чужих глазах. Лаурина закивала, отнимая руки от лица. — Именно это я и чувствовала! У меня всегда получалось произвести нужное впечатление, но сегодня все становится только хуже и хуже! — Может, это и к лучшему. Вы же поженитесь, к чему притворяться? — А он после этого захочет жениться? — усомнилась Лаурина. Арианна полагала, что у Аддама не слишком есть выбор, пусть он и предпочитает делать вид, что все наоборот. В столицу он так или иначе вернется с женой, Лаурина это будет или нет. Но Арианна не сказала ничего этого вслух, ведь Аддам согласился, а остальное Лаурине знать было необязательно. — Вы поженитесь, и о вашей помолвке объявят сегодня, как и планировалось. Давай приведем тебя в порядок и спустимся вниз, — предложила Арианна, стараясь покончить со всем поскорее. — Я выгляжу ужасно, — Лаурина ладонями стерла слезы с щек. В руке у нее оказался платок, и она, будто только вспомнив про него, воспользовалась им. — Ерунда, просто немного волосы растрепались и глаза покраснели. Никто и не заметит, а если и заметит, то решит, что это ты от радости расчувствовалась. Разве ты не рада? Выйдешь замуж за кого хочешь. Арианна усадила Лаурину перед зеркалом, быстро распустила ее прическу, нашла гребень и расчесала локоны. Без труда Арианна собрала передние пряди так, чтобы они не лезли в лицо. Получилось не слишком замысловато, как было до этого, но на остаток вечера сгодится. В остальном ничего чудовищного с Лауриной не случилось. Арианна потуже затянула ослабленную шнуровку на корсете, впрочем, не слишком сильно, чтобы обморока не повторилось. Перед возвращением в зал они еще некоторое время походили по безлюдным коридорам, чтобы Лаурина окончательно успокоилась, и следы слез пропали с ее прекрасного лица. Арианна подумала, что даже с Рослин ей не пришлось так носиться — хотя если она и могла представить подобную ситуацию, то именно с Рослин, а не с ее соперницей. — Я не думаю, что нравлюсь ему, — сказала Лаурина после недолгого молчания. — Мне кажется, он вообще не любит блондинок. — Мой муж не любит блондинок, — усмехнулась Арианна. — Лорд Джейме? — удивилась Лаурина. — Хотя я заметила, что он действительно предпочитает не глядеть на меня. — А Аддам смотрит на тебя вполне спокойно, так что волноваться не о чем. Для него блондинки, брюнетки и рыженькие — все одно, но об этом Арианна тоже предпочла промолчать. Если к женитьбе Аддам отнесется так же серьезно, как относился к войне и своей службе в городской страже, то Лаурина сможет быть вполне счастлива в браке. — Спокойно, — досадливо повторила Лаурина. — Зато я теряю дар речи, когда смотрю на него. Ненавижу это. Ненавижу. Арианна самопроизвольно погладила ее по руке. Она испытывала все больше симпатии к этой девушке и даже какую-то ответственность за нее… может, дело было в том, что ей пришлось помогать ей, совсем как она помогала сегодня Джой. И в тот момент Лаурина Бейнфорт, которая при первой встрече производила двойственное впечатление, была так же потеряна, как и Джой перед свои первым балом. Конечно, никто в Утесе не мог предположить, что все сложится так. Арианна рассчитывала, что придется тяжело с девицей, которая не захочет выходить замуж и будет стремиться вернуться к любовнику, но все приняло странный оборот. — Я думала, вы виделись всего раз, — сказала Арианна, заинтересовавшись этой историей. — Один раз, в который он не обратил на меня никакого внимания. Арианне было знакомо это чувство. Ее необычайно выводило то, что Джейме поначалу не покупался на ее соблазнения. Поддался ей уже когда они поженились, а до этого только шутил, отвечал на ее заигрывания, но конкретных действий никаких не предпринимал. После такой погони и получения желаемой добычи результата может быть два: полное безразличие и поиск следующей цели, либо еще большее увлечение. — Ты точно хочешь за него замуж? — спросила Арианна, остановившись. — Если тебе важно просто переспать с ним, то предложи ему — Аддам отказываться не станет. Необязательно вам жениться для этого. Лаурина тоже остановилась и пронзительно посмотрела на Арианну. Арианна знала, что среди леди такие разговоры не приветствуются, и большая часть осудила бы такую прямолинейность, но Арианна просто знала, чем все это может кончиться. Страсть ее родителей утихла, но они все еще были связаны клятвами, пусть и жили порознь. Неудачный брак может здорово испортить жизнь. Будь на месте Лаурины кто-то другой, Арианна воздержалась бы от таких советов, но Лаурина тоже успела до свадьбы натворить неодобряемых обществом дел, поэтому Арианна сочла, что ее слова не будут истолкованы как оскорбление. — Нет, мне он нужен, — наконец сказала Лаурина твердо, и Арианна поняла, что девушка пришла в норму и снова серьезно настроена идти к своей цели, несмотря на неприятный инцидент. — Будь по-твоему, — не стала спорить Арианна. Ее делом было просто предложить альтернативу, но она не собиралась вмешиваться дальше. Может, из этого брака и выйдет что-то путное, а нет — так Лаурина не пропадет, да и Аддам тоже. Они продолжили путь к бальному залу в молчании. Когда Арианна вернулась, Джейме снова танцевал с Джой. Они встретились взглядами, Джейме посмотрел на нее и Лаурину, а как только музыка утихла, тут же подошел. Лаурина предпочла скрыться среди гостей. — Все в порядке? — понизив голос, спросил Джейме. — Разумеется, — ответила Арианна, решив не рассказывать о своих опасениях касаемо брака. Это вопрос решенный, о помолвке уже договорились, и было самое время о ней публично объявить. — Давай, ищи лорда Бейнфорта и закончите уже со всем этим, — попросила Арианна, ощутив внезапную усталость. Хорошо, что Лаурина не приняла ее довод, а то пришлось бы еще объясняться из-за сорванных планов. Все должно быть идеально сегодня — насколько это возможно после всего, что уже случилось. Джейме кивнул и ушел, поняв, что лучше ей не возражать, а Арианна осталась стоять вместе с Джой. В их сторону с недвусмысленным желанием направился Найлс Джаст — средний сын Антарио Джаста и Ланны Ланнистер, и Джой тут же попыталась спрятаться за спину Арианны. Арианне все еще было в новинку видеть такую скромность — сама она никогда не вела себя подобным образом. Она упивалась всем вниманием, что ей дарили, и требовала даже больше. Впрочем, Джой до смерти матери жила вовсе не в большом замке, и клеймо бастарда заставило ее быть тихой и скромной, пусть даже ее родичи не уделяли фамилии должного внимания и обращались к ней как ни в чем не бывало. — Ну же, Джой, тебя уже много раз приглашали сегодня, бояться ни к чему, — как можно более мягко сказала Арианна, понимая, что срываться на ни в чем не повинной девочке не пристало. — Но это были Джейме, Мартин и Виллем. И сир Аддам, — несмело возразила Джой. — Вот и познакомишься с новым человеком, а потом общаться с ним станет так же комфортно, как с твоими кузенами, — безапелляционно сказала Арианна. Новый кавалер приблизился, и Джой не успела ничего ей ответить. — Леди Джой, не окажете ли честь? — Найлс предложил Джой руку. Джой бросила на Арианну последний полный немой мольбы взгляд, но все же вложила свои пальцы в ладонь юноши и послушно пошла с ним в центр зала. Многие будут рассчитывать прежде всего на ее приданое, но Джой действительно хороша, несмотря на сковывающую ее скромность, поэтому она и впрямь может кому-нибудь понравиться такой, какая есть. К тому же она весьма талантлива и не обделена хорошими качествами — Ланнистеры дали ей все лучшее, что могли. Кроме имени, разумеется. Кузины Арианны были совершенно другими, подвижными, дерзкими, задорными, но Джой все же была милой, пусть даже ее скромность иной раз казалось Арианне чрезмерной. Она вообще причисляла скромность скорее к недостаткам, нежели к достоинствам, но скромность Джой была настоящей, а не наигранной, и это все же чем-то подкупало. За время жизни в Утесе Арианне пришлось столкнуться со многим, с чем она раньше не имела дел. Как принцесса Дорна, прежде она могла выбирать себе окружение, привыкла к людям, которые были с ней с детства, но здесь ей пришлось самой стать частью уже сформировавшегося общества, которое прежде успешно существовало и без нее. Арианна старалась понравиться не только семье, но и тем людям, чьей леди она однажды должна была стать. Она не понимала, почему для нее это так важно, и она прилагает гораздо больше усилий, чем могла бы от себя ожидать. — Как хорошо они смотрятся вместе, — Арианна услышала умиленный голос и, обернувшись, увидела леди Ланну, которая наблюдала за танцем Джой и своего сына. Найлсу от матери передалась ланнистерская внешность, но сегодня в Утесе подавляющее количество гостей обладали такими чертами — многие приглашенные были как раз теми Ланнистерами из Ланниспорта, про которых Джейме рассказывал ей, и Арианна просто умучилась, пытаясь отличить одних от других. — И в самом деле, — согласилась Арианна, зная, в каком русле обычно проходят подобные разговоры. Но если даже отсутствие имени Ланнистеров не мешает им, то что Арианна может сделать? Джой придется рано или поздно выйти замуж, почему бы и не за этого мальчика. К тому же решать это не Арианне — и скорее всего даже не Джейме. Когда музыка стихла, и Найлс проводил Джой обратно, Джой казалась уже совсем не испуганной, а радостной, пусть даже смущение никуда не исчезло. Новый танец так и не начался. Арианна услышала голос Джейме и повернулась в ту сторону. Джейме произнес небольшую речь о союзах сердец с совершенно серьезным лицом, хотя три дня подряд Арианна слушала, как перед сном он по десять раз повторяет эти фразы, заучивая их, и каждый раз не может удержаться от смеха. Потом Джейме передал слово лорду Бейнфорту. Как только о помолвке было объявлено, и Аддам с Лауриной, уже как жених и невеста, пошли танцевать, Арианна наконец-то вздохнула с облегчением. Леди Ланна подтолкнула сына к Джой и хотела продолжить прерванный разговор, но Арианну спас Джейме, который извинился перед своей дальней родственницей и увел Арианну танцевать. Теперь, когда дело было сделано, Арианна почувствовала себя совсем утомленной. Она не помнила, когда в последний раз нормально спала — вся эта подготовка вымотала ее совершенно. В следующий раз, конечно, придется легче, и она уже будет знать, что делать, но пока об этом даже думать было больно. — Это так обидно, — сказала она Джейме, сама не зная, что на нее нашло. — Столько времени потрачено, сколько усилий: составить список гостей, составить меню, найти хороших музыкантов, придумать, как оформить зал, сколько в зале будет слуг, столов, стульев, какую музыку будут играть, когда какое блюдо подавать, кого с кем вместе посадить на ужине… На все это уходит уйма времени, а в итоге все длится каких-то жалких несколько часов и все равно в любой момент все может пойти не так. Какая-нибудь леди может съесть что-нибудь не то, увидеть мужчину, в которого она влюблена, не в тот момент, упасть в обморок… Какие-нибудь гости все время будут подходить к тебе и что-то спрашивать… — А твой муж будет болтать с другом вместо того, чтобы встречать гостей, — подсказал Джейме. — Именно так, — у нее уже не осталось сил на явную злость. Она просто слишком устала. — Приятно видеть, как люди танцуют, как они улыбаются, как переговариваются, и знать, что все это — результат твоих трудов, но… не уверена, что могу воспринимать все как нужно. — Давай я провожу тебя в спальню. — Зачем? — Тебе нужно отдохнуть. — Бал еще не закончен, впереди ужин и… — …И ты слишком устала, тебе нужен отдых. — Нет, — сказала Арианна, хотя это было тем, чего ей хотелось больше всего на свете. — Я не могу уйти и оставить все без присмотра. — Я знаю, что ты не любишь, когда что-то решают за тебя, но в этот раз я все же рискну, — заявил Джейме и, не дожидаясь окончания танца, вывел Арианну из зала. Когда они оказались вдали от людей и их любопытных взглядов, Джейме поднял Арианну на руки, не успела она и взвизгнуть, и понес вверх по лестнице. Арианна почувствовала себя гораздо лучше. Ей было так одиноко все это время, что они были порознь, и каждый занимался своим, но теперь Джейме снова был рядом и даже нес ее на руках, совсем как в день их свадьбы. Джейме отнес ее в спальню и уложил на постель. — Возвращайся скорее в зал и проконтролируй, чтобы все было идеально, — скомандовала Арианна. — Сначала я проконтролирую, чтобы у тебя был идеальный отдых, — возразил Джейме. — Ты важнее, чем все эти гости, — пробормотал он уже тише, но Арианна все же расслышала. Арианна закрыла глаза, ощущая, что не в силах больше их открыть. Она почувствовала, как Джейме сел с ней рядом на постель и приподнял ее голову, положив к себе на колени, чтобы начать вытягивать пряди из-под обруча. Эта диковина доставила ей за вечер массу неудобств, и именно ее следовало винить за головную боль. Покончив с прической, Джейме разул Арианну и раздел, благо на платье не было ужасающих шнуровок, и Арианна смогла избежать лишних телодвижений. Она уже почти полностью погрузилась в сон, когда ее голова оказалась на подушке, и Джейме укрыл Арианну одеялом. Она уже подумала, что он ушел, но внезапно его рука опустилась ей на голову и погладила по волосам очень мягко, будто Джейме боялся ее потревожить. — Прости меня, — тихо сказал он, наверное, полагая, что она уже спит. — Ты очень старалась все организовать, а я только раздражался, что не могу проводить с тобой так много времени, как раньше. Теперь уже я позабочусь, чтобы все было идеально. Арианна ощутила прикосновение его теплых губ ко лбу, который будто все еще сдавливал золотой обруч, но еще больше тепла разлилось у нее внутри. Теперь стало ясно, почему она так старалась и для кого она так старалась. И Арианна делала это не зря.