***
Норвос произвел на нее куда худшее впечатление, чем Маргери надеялась. Верхний город раскинулся на утесе и продувался, казалось, всеми ветрами, неизменно колючими и ледяными. В городе по десятки раз на дню звенели колокола, и все местные жители знали, что этот звон каждого из колоколов означает, а Маргери громоподобный звон напрягал, как и немыслимое количество правил, что за ним таилось. Именно звон гигантских колоколов, коих было три, командовал жителям Норвоса, когда следует ложиться спать, принимать пищу, работать, молиться и — что поразило Маргери больше всего — когда заниматься любовью. Она чувствовала себя некомфортно, как себя чувствует поначалу любой путник, оказавшийся в незнакомом месте, но обилие обычаев, которых Маргери не понимала, неумение отличить звон колокола Нум от колокола Нарры и Ниэля заставляло ее чувствовать себя еще более потерянной и обособленной от тех, для кого эти порядки были обыденностью. Маргери не решалась высказаться по этому поводу прямо, но чувствовала, что Квентин и Тристан испытывают то же ощущение, что и она, и это хотя бы немного, но утешало ее. Более колючей и ледяной, чем ветра, показалась Маргери леди Мелларио. Ей было чуть больше сорока лет, но нельзя было сказать, будто бы она сохранила остатки красоты — вся ее красота осталась при ней, и даже несмотря на рождение троих детей леди Мелларио оставалась очень стройной. Длинные черные волосы, которые опускались до самых бедер, слегка завивались на концах, и никто не посмел поинтересоваться, настоящие ли это волосы. Темные брови леди Мелларио от природы были изогнуты так, что придавали ее лицу несколько высокомерное выражение, а глаза, темно-изумрудные, смотрели очень пронзительно, будто собирались заглянуть собеседнику прямиком в мозг. Когда они впервые встретились, леди Мелларио улыбнулась, но улыбка всякий раз получалась какой-то снисходительной, и явно не такой улыбки ожидали от матери сыновья при первой после многих лет разлуки встрече. Тем не менее, леди Мелларио, не прекращая улыбаться, расцеловала в обе щеки сначала старшего сына, потом младшего, затем подошла к Маргери и, сжав ее руки в своих ладонях, объявила, как счастлива она увидеть дочь, пусть даже не ту, которую родила. Гостям хотелось привести себя в порядок после долгой дороги, но снаружи раздался звон колокола, заставив Квентина, Маргери и Тристана вздрогнуть от неожиданности. Леди Мелларио не повела и бровью, только спокойно сообщила, что сейчас подадут обед, и лишь после гости смогут расположиться в своих комнатах, так и быть, пропустив молитву, в которой они все равно ничего не смыслят. Всю трапезу леди Мелларио расспрашивала сыновей о путешествии, о Пентосе, о Дорне, и с большим вниманием слушала их ответы, отправляя в рот изящными пальцами виноградинки. Маргери заметила, что съела леди Мелларио совсем немного, и испугалась, как бы голодание не оказалось еще одной норвосской традицией, потому что стол был уставлен множеством вкусных блюд — особенно Маргери пришлась по душе зимняя коврижка с имбирем, которая сама по себе была сладкой, но кусочки имбиря приятно обжигали язык. Это напомнило о Дорне и о тех яствах с легкой остротой, к которым Маргери уже успела привыкнуть. Общение со свекровью кончилось со звоном колокола, когда все вокруг пришло в движение, слуги бросились убирать со стола, а гостям пришлось оставить блюда недоеденными и перейти в другую комнату. За несколько минут до повторного звона Квентина, Маргери и Тристана быстро провели до комнат, которые они должны были занять, а после слуги поспешно разбежались, потому что молиться, повинуясь колоколу, должны были все без исключения. Маргери переглянулась с Квентином, и в ее душе еще больше укрепилось чувство, что этот город никогда не будет ей близок, и все, что будет сопровождать их пребывание здесь, будет вызывать только больше и больше отторжения. Однако, как это водится обычно, понемногу Маргери привыкала и к пробуждению под звук колокола, и к трапезам под цепким взглядом леди Мелларио. Маргери даже немного полюбила колокола, когда они возвещали о начале молитвы, ведь тогда леди Мелларио покидала их ровно до того момента, когда колокола подавали свой голос снова, и вот тогда Маргери снова начинала ненавидеть этот звон, от которого нигде нельзя было скрыться. К счастью, за пределами трапезной Маргери удавалось избегать компании леди Мелларио. Этому способствовал Тристан, который подходил к матери, целиком завладевал ее вниманием и снова и снова находил причины, почему ему просто необходимо сообщить ей что-то важное наедине, что он нуждается в ее совете, а вот вчера он наткнулся на заброшенный сад, просто произведение искусства, и не могла бы она пройтись с ним по забытым дорожкам и рассказать историю этого сада — все это очень его интересует, и ее отказ смертельно его обидит. При этом Тристан обращал к леди Мелларио полный мольбы взгляд, который использовал без зазрения совести всякий раз, как ему было нужно получить желаемое. На Квентина это действовало через раз, но сердце матери было мягче. Леди Мелларио снисходительно улыбалась и соглашалась, а Маргери и Квентин получали возможность побыть вдвоем и отправлялись в Нижний город, который нравился Маргери куда больше. Там жили обычные люди, а простой люд, как известно, веселиться умеет куда лучше, чем любой богач. Маргери и Квентин переодевались в простую одежду, чтобы слиться с толпой, и шли в одну из таверн, где слышался гул голосов, из угла доносилась веселая музыка, которая так и тянула пуститься в пляс, и немногие противились этой тяге — ритмичный стук каблуков и тяжелых башмачных подошв о доски пола, казалось, сотрясал все заведение. — Опять сегодня пропустим твои любимые имбирные коврижки, — поддразнил ее Квентин, усаживаясь за грубо сколоченный стол, покрытый толстым слоем воска. — Зимние коврижки, — поправила его Маргери. Норвоссцы очень педантично относились ко всему на свете, а леди Мелларио особенно — она постоянно поправляла Маргери, когда она говорила что-то неправильно или путала колокола. — И как же я рада вырваться наконец! — воскликнула Маргери, когда перед ними на стол поставили железные кружки с насха. Сладость меда перебивала вкус от перебродившего козьего молока, и этот напиток нравился Маргери больше, чем черное пиво, которое они с Квентином попробовали во время одного из первых их визитов в Нижний город. — Тристан всегда творит невесть что, но в этот раз он так удачно творит что надо, — согласился Квентин. — Я бы не сказала, что это удача, — усмехнулась Маргери. — Скорее прекрасно работающий план. — План? — удивился Квентин. — Что это значит? Если только… Теперь я, кажется, понимаю, почему ты настояла на том, чтобы взять Тристана с собой. — Серсея подала мне идею, — не стала отрицать Маргери. — Я спросила у нее, что нужно сделать, чтобы твоя мать не возненавидела меня так, как Серсея меня возненавидела, когда я стала невестой Джоффа. Серсея сказала, что леди Мелларио после стольких лет разлуки не выпустит тебя из объятий, а это значит, что о совместном отдыхе можно будет забыть. Вот я и решила взять Тристана с нами. Квентин хлопнул ладонью по столешнице. — Вот хитрец! — О чем это ты? — Да ты хоть понимаешь, как этот мальчишка нажился на нас обоих? Что ты пообещала ему взамен за такую услугу? — Всегда вставать на его сторону, если у вас с ним будут разногласия, — ответила Маргери. — Выходит, он нажился только на мне, — покачал головой Квентин. — Я просил его не путаться у нас под ногами и давать уединяться, а взамен он вытребовал, что после возвращения он поселится с нами в Солнечном Копье, видите ли, он уже слишком взрослый для Водных Садов, а еще лошадь. — Лошадь? — рассмеялась Маргери. — Какую еще лошадь? — Он услышал где-то — не исключено, что от тебя, — что твой брат разводит лошадей, сказал, что хочет лучшую. Так что этот вопрос мне невольно пришлось бы решать через тебя. Но каков наглец! А я-то думал, почему за эту плату он согласился не мешаться под ногами только на корабле, а как бы я ни пытался переубедить его, он только хитро улыбался. Он уже тогда с тобой договорился! — Про корабль я и не подумала, — призналась Маргери. — Мыслями я уже представляла, как мне придется делить тебя с твоей матерью. Что ж, это все детали. Главное, что Тристан нам содействует, и мы можем побыть вдвоем. — Он мог бы сделать это и за бесплатно, все же мы не чужие друг другу люди. — Далеко пойдет, — усмехнулась Маргери. — Может, когда подрастет, то сможет заменить принца Дорана в Малом совете. — Для этого нужно нечто большее, чем вымогать лошадей у родственников, — возразил Квентин, но Маргери видела, что предприимчивостью брата он скорее гордится, нежели порицает. — Сейчас времена таковы, что нужно только нужное имя, задатки у Тристана есть, а потенциал всегда можно развить. — Только ему не говори об этом, а то совсем зазнается, — попросил Квентин. — Что ж, хорошо сработано, а я чувствовал, что что-то не так! Конечно, Тристану должно было не хватать матери все эти годы, но чтобы он так воспылал к ней любовью… — Я уверена, что он вовсе не против отвлекать ее, она же действительно его мать — ему с ней интересно. Да и леди Мелларио тоже не должна быть против, даже если раскрыла наш замысел. — Думаешь, раскрыла? — Она не кажется мне глупой. К тому же я ей не нравлюсь, и она наверняка ищет подвох. — Кажется, ей никто не нравится. Серсея вела себя так же с тобой? — Она хотя бы поначалу старалась быть любезной, — пожала плечами Маргери. — А леди Мелларио… Ты не помнишь, была ли она такой, когда ты был маленьким? — Кажется, не была. Как я и говорил, она может злиться на отца, а заодно и на нас всех. Она ничего не рассказывает о себе, ты заметила? Только расспрашивает нас обо всем, а Тристана и расспрашивать не надо. Может, заслать его выведать что-нибудь о ней, раз он все равно работает под прикрытием? — Так ты рискуешь попасть еще на одну лошадь, — усмехнулась Маргери. — Нет, он придумает что-нибудь получше — зачем ему две лошади? А так мы хотя бы что-то узнаем о ней. — Даже если узнаем, это едва ли сделает наши отношения теплее. — Почему нет? С Серсеей ты подружилась. Это моя постоянная занятость настолько на тебя повлияла? — Я подумала, что раз Серсея сделала попытку к примирению, то не стоит этим пренебрегать. Сансе она причинила куда больше зла, но Санса же ее простила. — Вероятно, потому что знала, что больше они никогда не увидятся. — Возможно. Ну а мне стоило простить, потому что еще много лет мы с ней будем видеться слишком часто. И я бы не сказала, что мне приходится делать над собой усилие, — сочла своим долгом добавить Маргери. — Серсея так мила со мной. Никогда бы не подумала, что стану говорить о ней вот так, что стану просить у нее советов, что она будет пытаться помочь мне. Мы должны были оказаться в одной семье, в итоге так и вышло, но к этому времени все совершенно изменилось. Но, кажется, мне просто суждено иметь свекровь, которая меня ненавидит.***
Стараясь сбежать от невеселых мыслей, матери и самой себя, Санса решилась на короткую поездку в замок Сервин. Она, наконец, решилась поговорить с Алис, а вызывать ее в Винтерфелл ради неприятного разговора не хотелось. Клей, как и ожидалось, вызвался ее сопровождать, и всю дорогу они то заговаривали, то умолкали, погружаясь каждый в свои мысли. Клей, как Санса предполагала, думал об Алис, Санса же возвращалась мыслями к Тайвину и думала, насколько сильно его слова повлияли на то, что она делала теперь. Мать, спроси Санса у нее совета по этому поводу, сказала бы, что это манипуляция, и Санса не должна поддаваться. «Но я же понимаю, какое воздействие он оказывает на меня, — мысленно возразила Санса. — Я понимаю, что в его словах есть смысл, поэтому на основе этого и приняла решение. Свое решение». Даже ее отец говорил однажды Роббу, что нельзя дружить со своими вассалами, и теперь с Алис Санса собиралась поступить точно не по-дружески. — Я хочу поговорить с ней наедине, — сообщила Санса, когда Клей подвел ее к покоям Алис. — Нет. — Нет? — Она не в лучшем состоянии, а я чувствую, что ты проделала этот путь не затем, чтобы осведомиться о ее здоровье. — Ты не видел ее несколько дней, ты не знаешь, в каком она состоянии, — возразила Санса. — Она уже несколько лун в одном состоянии, Санса, и это состояние далеко от ее прежнего. Твои слова ее расстроят. Я не могу просить тебя не делать того, что ты задумала, но я должен быть рядом с Алис. — Ладно, — согласилась Санса, отчасти тронутая его заботой об Алис и отчасти благодарная за возможность не оставаться одной. Клей будет на стороне Алис, но раз она так изменилась, возможно, будет неплохо, если Сансе не придется оставаться с ней наедине. — Спасибо, — Клей не дал ей возможности собраться с мыслями и открыл дверь. Санса вошла в комнату. — Смотри, кого я привел к тебе, — очень мягким голосом, как будто разговаривал с тяжело больной, сказал Клей. Алис с момента последней их встречи стала еще более тусклой. Это слово пришло Сансе на ум первым. Даже не бледной — ведь дело было не в коже, а во всем облике, который будто утратил краски. — Алис, — позвала Санса, потрясенная этими изменениями. Ей казалось, что до ее отъезда все было не настолько плохо. — Санса, я рада тебя видеть, — Алис улыбнулась через силу, встала с кресла и подошла к Сансе, чтобы обнять. Обхватив тонкий стан Алис руками, Санса с горечью подумала, что не может человека, лишившегося всего, лишить последнего, что у него есть. «Не могла, — подумала Санса. — Не будь я Леди Винтерфелла, не побывай я на Стене, не собирайся я выйти замуж, я бы никогда на такое не пошла». — Как ты себя чувствуешь? — спросила Санса, отстранившись, чтобы вглядеться в лицо Алис. Ее светло-серые глаза будто стали еще бледнее, а на веках стали отчетливее видны голубые венки. Санса сильнее вцепилась в Алис, испытав страх, что, если она отпустит Алис, то снова произойдет что-то страшное. — Гораздо лучше, — бесцветно улыбнулась Алис. — Клей очень обо мне заботится, — она обернулась на Клея, который встал за спинкой ее опустевшего кресла, и улыбнулась ему. — Я слышала, твой гость уехал. Алис отвернулась, чтобы поправить подушки в кресле, но Клей успел сделать это за нее, и Алис подарила ему слабую улыбку. — Гость? Да, уехал. Я хотела поговорить с тобой. Видя, как плохо Алис, пусть она и отрицает это, Санса все меньше и меньше хотела заговаривать о том, что расстроит Алис еще больше. Но откладывать ни к чему — рано или поздно это должно было случиться. — Я слушаю. — Алис, мне нужна поддержка Кархолда. — Я Леди Кархолда. У тебя уже есть моя поддержка и всегда будет, — заверила ее Алис с той непосредственностью, с которой друзья в детстве клянутся всегда оставаться друзьями. Эти слова разбили Сансе сердце. Если бы этого было довольно… если бы маленькая леди без замка могла дать ей ту поддержку, в которой Санса теперь нуждалась. — Этого недостаточно, — осторожно проговорила Санса, бросив взгляд на Клея, который смотрел на нее из-за спины Алис. — Клей должен был рассказать тебе, для чего я поехала на Стену. Я должна быть уверена, что могу рассчитывать на земли рядом со Стеной, что они помогут Дозору в случае необходимости. Последний Очаг и Кархолд ближе всех к Стене, я должна поддерживать с ними постоянную связь, я должна разговаривать с теми, кто управляет замком, кто распоряжается людьми, кто принимает решения. Ты Леди Кархолда только на словах, не на деле. Ты не можешь помочь мне с моей целью, будучи в таком положении, — мягко закончила Санса, ненавидя себя за то, насколько, должно быть, лживо звучала интонация ее голоса, когда как суть самих слов оставалась безжалостна. — Ты хочешь, чтобы я вернула замок себе? Сейчас я… — Не совсем, — прервала ее Санса, желая покончить с этим мучением поскорее. Пусть уже Алис возненавидит ее и все кончится. — Полагаю, если за все это время ты так и не решилась на то, чтобы вернуть себе утраченное, ты просто не хочешь этого. Я не стану принуждать, но в таком случае ты должна отказаться от своих прав в пользу Артора Карстарка или же выйти замуж за кого-то из своих родственников, как хотел дядя твоего отца, и предоставить ему право распоряжаться землями за тебя. Выцветшие глаза Алис расширились. Она побледнела еще пуще, и Клей опустил руку ей на плечо, а Алис потянулась своей ладонью накрыть его пальцы. — Что? — недоверчиво переспросила она. — То, что я настаиваю на том, чтобы ты перестала стоять посередине, — с трудом проговорила Санса, чувствуя, что едва ли сможет когда-нибудь простить себя за это. — Либо займи законное место, либо откажись от него и позволь занять его другому. Я хочу, чтобы ты сделала, наконец, этот выбор. Или я сделаю его за тебя. — Санса, — предостерегающе произнес Клей. Санса проигнорировала Клея, Алис тоже будто не обратила внимания на попытку ее защитить. — Ты знаешь, что сейчас я не в состоянии занять это место. — Так позволь снять с тебя это обязательство, — попросила Санса. — Отдать Кархолд… по собственной воле. Санса наклонилась ближе к Алис, удержалась от порыва взять Алис за свободную руку, чтобы не выглядеть еще хуже в собственных глазах и глазах Алис. — Я знаю, что такие выборы даются тяжело. У тебя было достаточно времени для принятия решения, но больше этого времени нет. На глаза Алис навернулись слезы, ее плечи дрогнули. — Подожди меня снаружи, — сказал Клей Сансе и обошел кресло, чтобы склониться над Алис. На этот раз Санса не стала возражать и просто покинула комнату, испытывая облегчение и вину в равной степени. За многократные посещения замка она успела узнать здесь все, поэтому направилась прямиком в кабинет Клея, чтобы дождаться его там. Дрожь в руках не прекращалась, и Санса сжала одну руку другой, чтобы успокоиться. Она не имеет права на эти волнения — это она отобрала у Алис замок, в этой ситуации нечего и сочувствовать себе. Как Хранительница Севера она поступила верно, как друг — просто отвратительно. — Я не ожидал от тебя такого, — заявил Клей, как только вернулся, ее чувство вины вернулось вместе с ним. — Знал бы, что ты на такое способна, не позволил бы тебе идти к ней. — Не учи меня, как я должна себя вести, — отрезала Санса. — Мне нужен Кархолд на моей стороне. Либо с Алис там, либо без нее — это не моя прихоть, это необходимость. С Севера надвигается армия мертвецов, на кону стоят наши жизни. — Это не причина вот так вываливать все это на Алис после всего, что случилось с ней… — он осекся. — …по моей вине? — подсказала Санса. — Это ты хотел сказать? — Нет, не это, но я рассчитывал на большее понимание с твоей стороны по отношению к ней. Что случилось, Санса? Что заставило тебя так торопиться? — Алис это пойдет только на пользу — ты не мог не видеть, что так все и кончится. Когда мне сказали, что я буду править Винтерфеллом, я испугалась, но мне и в голову не пришло отказываться. Я сделала все, чтобы научиться править, у Алис было много времени на то же самое, но в глубине души она просто знала, что есть те, кто справится с этим лучше нее. — Я мог бы достать для тебя этот замок, если он так тебе нужен. — К чему напрасные жертвы? В Кархолде сидят не наши враги, лишь Карстарки. Я была готова поддержать притязания Алис, потому что она настоящая наследница, потому что она женщина, как и я, и я могу понять ее положение, потому что мы подруги в конце концов. Но Алис отказалась от этих притязаний, а мне нужен хозяин Кархолда не только на словах, но и на деле — в первую очередь на деле. Артор будет благодарен мне за то, что я дам ему этот замок, а его голос за меня будет более весом, чем голос Алис когда-либо стал бы. Я не могу упустить такую возможность — мне сейчас любая поддержка будет кстати. — Позволь спросить, зачем тебе поддержка и почему именно сейчас тебя стало это заботить? Разве ты собираешься сделать что-то, что не понравится северянам? Твой Ланнистер что-то задумал? — Он вовсе не… Возможно, я и собираюсь кое-что сделать, — призналась Санса, зная, что Клею-то она, конечно, может рассказать. В любом случае долго хранить этот секрет не выйдет, рано или поздно о свадьбе узнают все. — И что же именно? — Я собираюсь выйти замуж. — За кого-то из Ланнистеров? — За лорда Тайвина. — И избежать этого нельзя? — Кто тебе сказал, что я хочу этого избежать? Клей медленно кивнул, почти не выказав удивления, и углубился в раздумья. — Значит, тебе нужно, чтобы лорды не слишком сильно возмутились, — решил он. — Ты думаешь, что благодарность Карстарков за замок и титул заставит их поддержать тебя и одобрить твой брак с Ланнистером? — Если бы не другой Ланнистер в Шепчущем Лесу, до них очередь наследования не дошла бы вообще. И я непременно напомню им об этом. — Звучит уже убедительнее. Кто еще на твоей стороне? — Болтон. — Санса еще не рассказала ему о своих планах, лишь велела мейстеру Лювину послать ворона в Дредфорт. — А вместе с ним, надо полагать, и Дастины с Рисвеллами. — Вероятно. — А что насчет остальных? Ты говорила, что Амбер согласился с твоими доводами. — Он согласился на альтернативу подачек Ланнистеров, но у меня нет причин думать, будто бы он согласится видеть здесь самих Ланнистеров. — Не велика потеря, на Севере не один Амбер живет. — Он один из самых важных моих знаменосцев, — не согласилась Санса. — Я уже написала Гловеру и пригласила его в Винтерфелл. Может, если сумею убедить его, он сможет повлиять и на Флинтов. Это звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой, но попробовать стоит. — Ты чересчур пессимистична. Прямо скажем, до этого момента ты времени даром не теряла и ни с кем не ссорилась. Многие остались весьма хорошего о тебе мнения. — Когда узнают, что я собралась сделать, быстро передумают. А кому-то и передумывать не придется — Локку, например. — Один на один он горазд исходить ядом, но большего от него ждать не стоит. К тому же в подобных вопросах он будет ориентироваться на мнение Мандерли, а с лордом Виманом ты в прекрасных отношениях. — Не знала, что буду радоваться этому настолько сильно. — Возможно, для успеха твоего дела тебе стоит всему Северу показать, насколько вы в хороших отношениях, — многозначительно предложил Клей. — Про верность Мандерли Старкам впору песни сочинять, но для большего успеха могу предложить тебе заключить с Мандерли формальный союз. — Как? Я не смогу выйти замуж за кого-то из них. — Ты — не сможешь, но у Вимана Мандерли не так давно родилась третья внучка, а у тебя как раз есть подходящий по возрасту сын. — Помолвить их? — Санса пришла в ужас. — Эдрик еще совсем ребенок. — Мандерли — второй по значимости дом на Севере, — напомнил Клей, — а Белая Гавань… ты знаешь, что есть Белая Гавань, союз с ней задушит в зародыше любые недовольства. К тому же этой помолвкой ты покажешь, что следующей Леди Винтерфелла станет северянка. Это на Юге сейчас в моде заключать союзы с другими великими домами, а ты, пусть сын твой — Ланнистер, не прельщаешься на это, показав, что для тебя ничего не изменилось, и единство Севера осталось в приоритете. Да и Ланнистерам нечего возмущаться — Белая Гавань ближе всего к югу, еще и торгует со столицей, там даже верят в Семерых. В знак дружбы можешь вернуть Виману ту его внучку, что сейчас в Королевской Гавани — подобное поощрение за верность и других подтолкнет к тому же. Подумай над этим. — Я думаю о сыне. Не нравится мне мысль сейчас его связывать этими помолвками. Вдруг, когда Эдрик вырастет, ему понравится кто-то еще, а он уже будет связан обещанием с другой? — Иначе никак. Ты хочешь выйти замуж за Ланнистера, при этом и не потерять ничего? Ты выбрала личное счастье, твоему сыну за это расплачиваться. Те, кто женился по любви, детей женят по расчету. — Я вовсе не считала, что у моего решения не будет последствий. — Не сомневаюсь, что такие заблуждения тебе не присущи, но союз с Белой Гаванью сможет решить твои проблемы на долгие годы и, что самое важное, обеспечит стабильность, которой ты так желаешь. Болтон даже с Рисвеллами и леди Дастин не даст тебе и четверти того, что может предложить союз с Белой Гаванью — Мандерли гораздо больше уважаемы среди северян. Пришло время для более долгоиграющих союзов. — Мандерли и Старки уже роднились когда-то, кажется, после Танца Драконов, — припомнила Санса. — Рикон Старк взял в жены Джейн Мандерли. Клей удивленно вскинул брови. — Какая хорошая у тебя память. Ты всю свою родословную помнишь так хорошо? Санса улыбнулась. — Нет, дело в другом. В этом союзе родились две дочери, младшую звали Сансой Старк. Это было так странно — видеть свое имя на семейном древе, понимать, что эта девочка родилась и умерла задолго до моего рождения. Потом я опускала взгляд в самый низ, где были Робб, я, Арья, Бран и Рикон, и понимала, что однажды под нашими именами разрастется очень много ветвей, и уже мы окажемся в середине семейного древа. Но так вышло, что ветви будут отходить только от меня, я стану последней Сансой Старк. Да и вообще последним Старком — ниже будут одни только Ланнистеры. — В них будет течь кровь Старков и Первых людей, другое имя этого не изменит и не сотрет имена тех, кто правил Севером тысячи лет. — Мои руки сотворили все это, а я даже не пыталась ничего исправить. — Я тебя понимаю. Любовь и не в такие рамки загнать может, но самое интересное в том, что в этих рамках ты видишь не ограничение своей свободы, а нечто совершенно противоположное. Твой долг — заботиться о Севере, но ты имеешь право испытывать чувства к другому человеку и желать выйти за него замуж. — А что насчет твоих чувств к Алис? Ты женишься на ней и без Кархолда? — Я женился бы на ней, если бы только она сказала мне «да». — Может, и этот выбор мне стоит сделать за нее? — Не надо. Я хочу, чтобы она была уверена, как ты уверена, выходя за своего Ланнистера. Этот выбор должна сделать только она сама.***
Он предложил Сансе остаться ночевать в замке, но она отказалась. Проводив ее, Клей пошел в спальню Алис. Он позвал к ней мейстера перед уходом, и тот должен был уложить ее в постель, но, зайдя в комнату, Клей обнаружил, что Алис сидит все в том же кресле, спрятав лицо в ладонях. С ней рядом на столике стояла чашка с травяным настоем — мейстер рекомендовал его пить, чтобы Алис могла успокоиться и не думать о дурном. Клей знал, что помогает это мало, что вкус горек, и Алис ненавидит пить «эту отраву», но она все же пила, потому что Клей упросил. Все же иногда ему казалось, что какие-то из методов мейстера приносят свои плоды, и Алис приходит в норму, но потом все возвращалось к началу. Дурные воспоминания не блекли — блекла сама Алис. — Санса уехала? — тонким голосом спросила Алис, отнимая руки от лица. — Да. Я предлагал ей переночевать в замке, но она отказалась. — Я такая слабая, — с надломом проговорила Алис. — И ты, и Санса — вам пришлось много пережить, но вы нашли в себе силы встать, а я сломалась тут же, как только что-то случилось. Я думала, что я сильнее. Я думала, раз мне духу хватило провернуть побег за спиной дяди, значит, я уже не та слабая послушная Алис, но этого оказалось недостаточно. — Ты не слабая — не каждому дано вставать во главе людей и вести их. Ты просто другая, но это не делает тебя хуже, — повторенные множество раз слова заучились будто стихи. Постепенно Клей находил ключи ко всем словам Алис, брошенным в моменты тревоги. — Делает. Еще как делает, — печально продолжила Алис, беспокойно ерзая в кресле. — Ты и Санса… вы понимаете друг друга, помогаете друг другу, вы похожи. А я… просто я… Тебе следовало бы быть там с ней, а не здесь со мной. — Боюсь, у Сансы на этот счет другие планы, да и у меня тоже. — Все равно. Ты мог бы найти кого-то лучше, чем я. Таких много. Они все лучше, чем я. Я сама от своего замка отказалась, сломалась при малейшей сложности. Зачем тебе такая нужна? Ты заслуживаешь лучшего. — Позволь мне самому решать, чего я заслуживаю. Алис отвернулась. Чего она хотела добиться? Опровержений? Сочувствия? Что бы это ни было, но она верила в то, что говорила. Она действительно считала себя недостойной, часто корила себя за свое прежнее поведение, за свое теперешнее состояние и вообще за все, что было связано с ней прямо или косвенно. Алис считала себя его должницей, а Клей просто хотел, чтобы ей стало немного проще, чтобы ей было, на кого положиться, раз уж на семью она рассчитывать давно уже не могла. Ее замок и титул не значили для него ничего — у него были свои замок и титул, которыми он готов был делиться с ней. Между ними всегда стояла нерешительность Алис, а теперь и ее странная болезнь. Иной раз казалось, что она снова проходит через то, что прошла в ту ночь, — ее охватывала дрожь, и Алис сжималась всем телом, обнимала колени руками, хватаясь за место, на котором уже давно зажила оставленная бастардом царапина. Будто Алис снова оказывалась там, будто ее снова ранили, будто все произошло заново. Это случалось время от времени, каждый раз одинаково, в тех же деталях, без изменений. Иногда Клей был с ней в такие моменты и держал ее за руку, а порой Алис не желала его общества и гнала от себя, как сделала это и в тот злополучный вечер. И даже когда Алис позволяла ему быть рядом, после этого она неизменно винила себя, что удерживает его. — Это не может продолжаться больше, я не могу оставаться здесь, — простонала Алис, мотая головой. — По какому праву я могу тут быть? — Ты моя невеста, — напомнил Клей. — Это ложь! Ложь, придуманная тобой, чтобы защитить меня. Ты уже так много для меня сделал, но мне нечем тебе отплатить, так перестань заниматься благотворительностью! — Мне не нужно, чтобы ты мне чем-то платила, — эта мысль сама по себе была оскорбительна, но Клей пытался сохранять спокойствие. Это было нелегко сделать, видя, как Алис страдает, но он должен был пытаться ради них обоих. — Это самое ужасное! Другие были готовы пойти на любую низость, лишь бы получить от меня мой замок, а ты делаешь для меня все, а взамен тебе ничего не нужно! А теперь мне, к тому же, и нечего тебе отдать. — Ничего мне не надо от тебя, — сжав челюсти, заставил себя выговорить Клей. — Надо, — Алис посмотрела на него, и в ее глазах боль перемежалась с оттенком навязчивого безумства. — Но ты боишься признаться. Почему ты боишься явно сказать, что ты хочешь? — она вскочила с кресла и подошла к нему. — Боишься показаться не таким благородным? Ты уже давно мог бы все получить, но ты делаешь вид, что тебе ничего от меня не надо. Всем что-то от меня надо, но ко мне ты был ближе их всех, а так и не попытался ничего взять. Клей отступил от Алис на несколько шагов, стараясь не смотреть ей в глаза. Если бы он только мог как-то помочь ей… тогда Алис бы не говорила эти речи и не винила во всем себя. — Я просто хочу помочь тебе, — с расстановкой произнес он. На Алис не действовало его спокойствие, она лишь еще больше беспокоилась. — Не затем, чтобы получить что-то взамен, а просто потому что хочу сделать для тебя что-нибудь. Что угодно. Теперь, когда ты осталась без замка, ты сможешь быть свободна от навязчивых приставаний, мы можем больше не притворяться женихом и невестой, если ты не хочешь. Ты свободна отныне, если желаешь. — Ты хочешь, чтобы я ушла? — Я хочу, чтобы тебе стало лучше. — Почему ты поступаешь вопреки собственным интересам? — Твои интересы для меня важнее. — Спятила здесь явно не я! — объявила Алис и отошла от него. — Вот зачем тебе это нужно? — спросила она уже спокойнее. — Раньше я хотя бы была нормальной, а во что теперь я превратилась? Мейстер говорит, что я поправлюсь, но я ему не верю. Неужели ты готов терпеть меня такую всю жизнь? — Я тебя не терплю. Мне доставляет удовольствие что-то делать для тебя. Я привез тебя сюда, чтобы о тебе позаботиться, чтобы избавить тебя от нежелательного внимания, чтобы ты чувствовала себя в безопасности вдали… от того места, где все случилось. — Ты только портишь себе жизнь, — покачала головой Алис. — Одно твое присутствие делает мою жизнь гораздо лучше, чем она была до тебя, прими ты это уже наконец.***
Санса вернулась в Винтерфелл затемно. Она не хотела оставаться в замке Сервин, но, приехав в Винтерфелл, поняла, что ей, в сущности, было все равно, где находиться. Последние дни она везде чувствовала себя не на своем месте, будто существовало какое-то важное дело, которое ей необходимо было сделать, о котором она совершенно забыла, и подсознание не давало Сансе успокоиться. Ей доложили, что днем в замок прибыл Галбарт Гловер, но было уже слишком поздно для разговора, к тому же Санса чувствовала себя слишком измотанной — и это ощущение тоже стало частым ее сопровождающим. Гловеру Санса написала в первую очередь после отъезда Тайвина, потому что он показался ей золотой серединой между лордами, которые в открытую ее не одобряли, и Русе Болтоном, который должен был посчитать ее еще более ведомой Ланнистерами после новостей о свадьбе. Насколько ее ставка оказалась верна, Сансе предстояло убедиться совсем скоро, а пока она поднялась наверх и прошла через детскую в спальню сына. Эдрика уже уложили, он явно видел не первый сон, и Санса села на край его постели, стараясь не потревожить безмятежный сон. Свет из-за приоткрытой двери в детскую падал на пол и часть кровати. Санса протянула руку и погладила сына по золотым кудрям. Эдрик еще так мал, неужели она должна связать его помолвкой уже сейчас? Конечно, до свадьбы еще долго, а договоренности всегда можно будет расторгнуть, как это случилось с Маргери и Томменом и ее собственной помолвкой с Джоффри. Сейчас союз с Белой Гаванью ей бы и впрямь пригодился. «Я решу это позже, — решила Санса, — когда переговорю с Гловером и остальными и посоветуюсь с Тайвином». Санса рассердилась на саму себя — это лишь отговорки и боязнь принимать решение самостоятельно. Она и так знала, что Тайвин бы сделал на ее месте — он сам укреплял дом Ланнистеров через союзы с представителями других домов. Помолвка Томмена и Ширен задумывалась им из рациональных соображений, а вовсе не по причине взаимной симпатии двух детей, которым посчастливилось сдружиться. Даже нелепый союз Ланнистеров с Фреями, который устроил лорд Титос и с которым Тайвин все еще не мог смириться, он использовал во время Войны Пяти Королей. Союзы — благое дело, особенно если заключаются они между могущественными домами — это был тот урок, который Санса уже давно обязана была усвоить. — Ты говорила, что Джейме нужно время, чтобы решиться на женитьбу. Санса почувствовала, что смущение заставляет ее щеки краснеть. Лорд Тайвин уже второй раз вспомнил ее слова, и это было по-настоящему приятно. Интересно, что он чувствовал, когда кто-то другой приводил в аргумент его слова? — И Джейме очень упрям. — Я знаю. И ты говорила, что все Ланнистеры упрямы, потому-то нам и бывает так сложно договориться, — отозвался Тайвин, чем вызвал в Сансе еще большую бурю смятения. «Урок» подошел к концу, и они снова вернулись к обсуждению нежелания Джейме жениться. Пройдет ли он проверку приездом Серсеи? Вслух Санса выражала совершенную уверенность, но в мыслях сомневалась. — И я не отказываюсь от своих слов, просто… не понимаю. — Чего же ты не понимаешь? — Ну… — Санса замешкалась, не зная, как лучше выразить свою мысль. Да и стоило ли вообще выражать ее, раз речь заходила о чем-то личном? — Что ты хочешь сказать, Санса? — ободрил ее Тайвин, и Санса решилась. — Вы сами женились по любви, почему своим детям вы не даете возможности сделать то же самое? — Кажется, я уже говорил тебе, почему не могу позволить Джейме жениться по любви. — По этому поводу вопросов нет, но может же ему понравиться еще кто-нибудь! Маргери, вот, не понравилась, но это не означает, что надежды нет. — Предлагаешь подождать, пока на него снизойдет озарение? — Я не одобряю саму идею женитьбы по договоренности, — призналась Санса, набравшись храбрости. — Раньше одобряла, потому что меня воспитали так, но теперь, после того, что случилось с Маргери и Квентином, на что им пришлось пойти, чтобы быть вместе… Зачем так мучить своих детей? Маргери была бы несчастна и с Томменом, и с Джейме, просто потому что ни один из них не Квентин Мартелл. И Джейме бы такая женитьба не принесла счастья. Разве вы хотите, чтобы он был несчастен? А Серсея? Она была несчастна в первом браке и не хотела замуж снова. — Родители договариваются о таких браках для своих детей не потому, что хотят сделать их несчастными. Цели бывают разными, например, заключить выгодный союз, сделать дочь королевой. И дети обязаны подчиняться, они должны делать то, что им велено. — Я бы не смогла женить Эдрика на ком-то против его воли, — возразила Санса, — у меня бы сердце разорвалось. Единственное, чего я хочу, чтобы он был счастлив и волен сам выбирать свою судьбу. Лорд Тайвин кивнул так, будто подвергал сомнению сказанное, и Санса решила, что он сейчас развенчает ее убеждения, как любил это делать, но сказал лорд Тайвин другое: — Я понимаю твою точку зрения. Возможно, когда ты станешь Леди Винтерфелла, а твой сын подрастет, ты поймешь мою. Тем вечером, лежа в одной постели с Тирионом, Санса мысленно вернулась в кабинет лорда Тайвина и продолжала дискуссию, на что в действительности храбрости у нее не хватило. Родители, конечно, имеют право требовать от детей послушания, но она бы так со своим сыном никогда бы не поступила. Теперь же, лежа в своей постели в Винтерфелле, Санса понимала, что Тайвин в очередной раз оказался прав — идея с обручением уже не казалась ей совершенно неприемлемой. Жаль, что Эдрику приходится расплачиваться за желание его матери быть счастливой, но союз с Белой Гаванью пригодится не только сейчас — такое родство и в будущем может оказаться весьма полезным. Любопытно, что бы на это все ответила мама, если бы Санса сочла нужным поделиться с ней своими соображениями. Сказала бы, что все это блажь, что вот к чему ведут ее глупые желания? Тайвин настаивал, что им нужно поговорить и помириться, но Санса не знала, как и подступиться к матери после всего, что той наговорила. Клей и не поддержал ее, и не осудил, просто принял происходящее как данность, исполнил свой долг, дав совет, в котором Санса нуждалась. С мамой вряд ли выйдет так же просто. Санса действительно повела себя грубо, но ей было так плохо после отъезда Тайвина, что быть доброй она просто не могла. Ей хотелось кричать. Когда они увидятся снова? Долго ли ждать? Во всяком случае, дольше, чем она была готова. Санса думала, что сможет выдержать разлуку, но теперь даже мысли о предстоящей свадьбе не спасали, а ожидание казалось невыносимым. Снова ей приходилось просыпаться в постели одной, снова засыпать одной, и не было причин заканчивать дела поскорее, потому что никто не ждал ее прихода, ей не к кому было торопиться. Санса утешала себя, что это лишь временно, что Тайвин скоро вернется, да только скоро ли? Сейчас он наверняка лишь только оставил позади Ров Кейлин, а Утес Кастерли и Королевская Гавань еще далеко впереди. Тайвин сказал, что у них обоих еще остались дела, и Сансу утешала мысль, что все, что делает сейчас она, идет на благо их семье, как и все то, что делает он. Но больше всего Санса желала встретиться с Тайвином поскорее и только потом вспоминала, как склонны ее желания сбываться. Когда Санса хотела избежать тягостных объяснений и развеять неизвестность над своим браком, она пожелала, чтобы конфликт с Тирионом решился сам собой, и Тирион умер, так что Сансе не довелось узнать, смогли бы они ужиться вновь или были обречены из раза в раз возвращаться к одному и тому же. Когда Санса пожелала, чтобы мама сама все поняла, и Сансе удалось бы избежать мучительных объяснений, леди Кейтилин наткнулась на Сансу и Тайвина в богороще, что вылилось в самую крупную их ссору. Сансе хотелось продолжить загадывать желания, но нет, не стоило ей желать скорейшей встречи с Тайвином, иначе и это желание исполнится совсем не так, как она ожидает. Ей нужно делать то, что необходимо, и примириться с матерью наконец. Желать примирения она не станет: самый верный шаг для примирения — отменить свадьбу, а на это Санса не была готова пойти. Пусть все остается как есть и идет своим чередом, пожелала Санса. Новых подарков судьбы ей не надобно, она уже получила больше, чем смела мечтать.