***
Кто-то будил ее, бормоча что-то испуганным полушепотом. Ее трясли за плечо нерешительно и боязливо. — Миледи, леди Кейтилин, просыпайтесь, — доносилось из темноты. Кейтилин открыла глаза и увидела прямо перед собой блестящие в полумраке широко распахнутые глаза юной служанки. — В чем дело? — Леди Санса послала за вами. Она хочет вас видеть. Прямо сейчас. Кейтилин испугалась не меньше служанки. Она тут же поднялась с постели, не стала тратить время на то, чтобы привести себя в порядок после сна, лишь набросила на плечи халат. По пути в покои дочери она тщетно пыталась вправить в сетку растрепанные волосы, этим привычным движением скорее пытаясь успокоить себя, но получалось скверно. Что-то серьезное произошло, раз Санса пожелала ее видеть в такой час. Войдя в спальню дочери, освещаемую лишь несколькими свечами, стоящими у кровати, Кейтилин увидела Сансу, которая также растрепанная со сна мерила комнату шагами. Даже полутьма не укрыла от взора Кейтилин алого бархата халат с золотой вышивкой, но едва ли теперь это могло удивить Кейтилин — и не такие секреты хранила ее дочь за дверями своей опочивальни. — Санса, что случилось? — Санса будто заметила ее не сразу, нервно теребя руками край золотого пояса, но звук голоса матери привлек ее внимание, и Санса удивленно воззрилась на Кейтилин, будто не ожидая ее здесь увидеть. — Мам… — Санса тяжело сглотнула, и Кейтилин показалось, что перед ней стоит не Леди Винтерфелла, а маленькая девочка, которая прибежала к ней за утешением после очередной выходки Арьи. — Я беременна. Кейтилин показалось, что на миг у нее помутнело в глазах, пол зашатался под ногами, но затем она увидела, как в глазах Сансы мелькнули слезы, и Кейтилин усилием воли приказала себе собраться. Она нужна своей дочери, нужна прямо сейчас, и другого шанса у нее не будет. Кейтилин решительно подошла к Сансе, обняла дочь крепко и порывисто, не давая себе времени на сомнения и раздумья. — Ты уверена? — спросила она, когда они обе, не разжимая объятий, опустились на смятую постель, еще хранившую следы тревожного сна Сансы. Санса тревожно кивнула. — Мейстер Лювин ушел от меня только что — он подтвердил. — В ее глазах, когда Санса отстранилась, стояли крупные слезы. — Я не знаю, что мне делать, мама, — беспомощно пролепетала Санса — слова вырывались из нее явно быстрее, чем возникали в голове мысли. — Тайвин уехал, а я здесь, одна, в таком положении… Кейтилин погладила дочь по плечам, поспешно соображая, что ей следует делать с сыплющимися на нее откровениями. — Ты не одна, — проговорила она, стараясь прийти в себя от таких новостей. — Вместе мы что-нибудь придумаем, но сначала ты должна рассказать мне, что произошло. Почему он уехал? — Кейтилин все еще не могла произносить его имя так же легко, как это делала Санса. Санса рассеянно кивнула, безропотно принимая условия Кейтилин. — Тайвину нужно было уехать, чтобы решить дела, он обещал, что мы поженимся, как только он вернется. Это было моим решением, я виновата — я хотела, чтобы все было нормально, чтобы нам не пришлось расставаться сразу после свадьбы, но я не знаю, когда он вернется. А если через полгода? Если через год? Всем все станет ясно, все поймут, что случилось, — Санса еще пуще залилась слезами и упала на постель, лицом уткнувшись в колени матери. Рука Кейтилин инстинктивно потянулась к волосам дочери. — Этот ребенок не должен родиться вне брака, — приглушенно простонала Санса. — Он не родится вне брака, — заверила Кейтилин дочь, стараясь, чтобы ее голос звучал уверенно. — Лорд Тайвин ни за что не позволит этому случиться, но ты должна рассказать ему о ребенке — тогда вы поженитесь, и все будет в порядке. Плечи Сансы задрожали от бессильного рыдания, а Кейтилин гладила дочь по голове, понимая, что свой выбор она сделала только что, когда поддержала Сансу. Она должна быть на стороне дочери всегда, она должна быть рядом, что бы ни случилось. Пусть Санса любит Ланнистера, выходит за него замуж, пусть вынашивает его детей — это все неважно, это не может отвернуть ее от дочери, иначе что она за мать. — Я люблю его мама, я так его люблю, — прошептала Санса, резко садясь на постели и обхватывая руками запястья Кейтилин. Ее глаза покраснели, из-за стоящих в них слез мерцали отчаянным блеском. — Я знаю, ты не можешь этого понять, ты не хочешь, чтобы мы были вместе, и я правда могу быть без него… я же была — долго была. Я даже боялась на что-то надеяться, я могла только мечтать. — Слезы скользнули по ее щекам из-под ресниц, когда Санса сомкнула веки. — Я пыталась, никто не может упрекнуть меня в том, что я не пыталась выбросить его из головы, но я… — Санса сглотнула и открыла глаза, полные обреченности, — теперь, когда я знаю, что мое чувство взаимно, я не могу отказаться от него. Я не хочу. Если бы Тирион был жив, я бы никогда… и Тайвин никогда бы, но теперь… — Санса покачала головой, глотая слезы, — я хочу, чтобы Тайвин был рядом, я хочу быть с ним. Знаешь, тогда я молилась, чтобы Ланнистеры проиграли. Когда я узнала, что Станнис побит, мне казалось, что и я потерпела поражение, но все оказалось совсем не так… И Санса наконец-то рассказала все. Начала с Битвы на Черноводной, иногда возвращаясь к событиям еще до ареста отца или вспоминая уже то, что случилось после его смерти. Но больше всего Санса рассказывала про свой брак с Тирионом, про лорда Тайвина, который так неожиданно для нее самой стал к ней близок, как она не сама, а под влиянием упреков мужа, поняла, что все это значит, как уехала в Утес, как боролась с собой каждый день, как винила себя и пыталась загнать чувства в угол, как у нее ничего не выходило. Санса говорила и говорила, поначалу снова и снова содрогаясь от рыданий, но постепенно слезы ее высохли, Санса расслабилась, ее голос стал увереннее, и к концу рассказа Санса казалась уже совершенно спокойной, чего нельзя было сказать о Кейтилин, которая чувствовала внутри такое смятение, что на переосмысление всего сказанного ей должно было потребоваться очень много времени, но его не было, потому что Санса ждала. — Я знаю, ты считаешь это ужасным, — быстро проговорила Санса, как только Кейтилин набрала в грудь воздуха, чтобы ответить. В глазах дочери читалась мольба опровергнуть эти слова, и Кейтилин не могла отказать ей в этом — не теперь, когда Санса наконец-то открылась ей после столького времени в отдалении. — Вовсе нет. Непросто принять это, но есть кое-что важнее, чем мои убеждения. Я твоя мать, и я должна поддерживать тебя, что бы ни случилось. Я подарила тебе жизнь, но ты сама не принадлежишь мне, и я не имею права вмешиваться в твою жизнь. Я не хочу усугублять все, я лишь хочу облегчить твои страдания, хочу тебе помочь. Если ты его любишь… что ж, так тому и быть. Ты остаешься моей дочерью, несмотря ни на что. Я долго не замечала главного, но ты для меня важнее, чем моя боль от потерь или ненависть к Ланнистерам. Ты гораздо важнее. Из глаз Сансы снова полились слезы, ее губы дрогнули в улыбке. Кейтилин знала, что это добрые слезы, но ей все еще невыносимо было видеть дочь плачущей. — Ты не представляешь, как важно для меня это услышать, — прошептала Санса, крепче сжимая руки матери в своих. — Я всегда думала, что ты не сможешь понять меня, а между тем мне так хотелось, чтобы ты поняла. Мне так хотелось, чтобы ты меня поддержала, мама. Кейтилин высвободила руки, но лишь затем, чтобы вытереть щеки Сансы от слез. Вина проникла в ее грудную клетку, попрекая Кейтилин за то, что та вселила в Сансу неуверенность. Родитель должен быть тем человеком, к которому ребенок может прийти за советом всегда, который внушает доверие, а Кейтилин вынудила Сансу думать, будто она выступит против родной дочери, что Санса не может на нее полагаться. — Но ты должна сказать лорду Тайвину о своем положении. Если вы решили пожениться, то теперь придется сделать это, не откладывая. — Я не знаю, где он сейчас, и ворон не найдет его в пути. А если… если он изменил планы? Если письмо придет в Утес, когда он уже отправится в столицу? А если… — Санса закрыла лицо руками. — Это так сложно. Я не знаю, куда мне бежать и за что хвататься. Каждый день на счету, нельзя просто сидеть и ждать, что все само решится. — Возможно, тебе самой стоит к нему поехать, — предложила Кейтилин, зная, что Санса не решится озвучить этот вариант, даже если ей и пришла в голову такая мысль. — Так будет быстрее и надежнее, чем сидеть здесь и не знать, получил ли он письмо и что собирается предпринять. Легче что-то делать, чем просто сидеть и ждать, находясь в зависимости от решений, принятых кем-то другим. Санса посмотрела на мать с благодарностью, но сомнения не покидали ее. — Как же я оставлю Север в такой момент? — Это временно, к тому же лорды не всегда сидят в своих замках. Вот и лорд Тайвин не сидел в Утесе, когда двадцать лет служил десницей при Эйерисе, — ничего же не случилось. Тебе не стоит волноваться. — Кейтилин как могла ласково улыбнулась дочери и успокаивающе погладила ее по волосам. — Разве что северяне слегка взбунтуются, когда узнают новости, но я попытаюсь утихомирить их. — Я уже приняла меры, чтобы этого не произошло: заключила союз с Белой Гаванью, согласившись на помолвку Эдрика с новорожденной внучкой Вимана Мандерли. Я ужасная мать, да? — Нет, совсем нет, — заверила ее Кейтилин. — Порой приходится идти и на такие меры. Когда твоему брату нужно было пройти через Близнецы на юг, я договаривалась с лордом Фреем. Мне пришлось согласиться на помолвку Робба и Рослин, я пообещала руку Арьи одному из внуков Уолдера Фрея. Пришлось бы пообещать и твою, будь ты свободна от Джоффри, а мой брат шутил, что мне стоило бы радоваться, что Фрей не так давно обзавелся новой женой, иначе и я могла бы стать ценой его поддержки. Иногда родителям приходится идти на такие меры и надеяться, что это не помешает его ребенку обрести счастье. Санса улыбнулась с явным облегчением. — Прости меня за все, что я тебе за это время наговорила. Я не желала тебя ранить, но мне так не хотелось снова спорить. Санса обняла мать, и Кейтилин прижала Сансу к себе, чувствуя, что с самого момента воссоединения в Риверране они не были так близки друг к другу. — И ты меня прости за все. Мы больше не будем спорить из-за Ланнистеров, я обещаю. Постепенно осознание наваливалось на Кейтилин, заставляя все внутри сжаться. Лорд Тайвин будет здесь, он женится на Сансе, ее дочь уже носит его ребенка… Это было ужасно, просто отвратительно, но теплые объятия дочери, ее нежное «мама»… Это стоило всего. Кейтилин как-нибудь смирится, боги будут милостивы, и ей не придется много общаться с зятем. Главное, что Санса счастлива, что между ними больше нет раздора. Кейтилин ласково погладила Сансу по голове. — Хочешь, я расчешу твои волосы? — Как в детстве? — Как в детстве. Волосы Сансы за годы стали гораздо длиннее, но остались такими же шелковистыми. Пока Кейтилин водила по ним гребнем, за окном постепенно светлело, и ее мысли очищались, а тревога понемногу оставляла ее. Как-нибудь она справится, и не с таким справлялась. Ей не нужно становиться с лордом Тайвином друзьями, просто как-нибудь ужиться, а Кейтилин не впервой делить крышу с нежелательным родственником. Кейтилин устыдилась своих мыслей о Джоне. Мальчик ничего ей не сделал, он не был угрозой ее детям, а вот лорд Тайвин был — и стал погибелью Робба. Кейтилин прикрыла глаза, продолжая расчесывать волосы дочери. У нее еще будет время, чтобы свыкнуться. Это будет трудно. По-настоящему трудно, но она попытается ради Сансы. Кейтилин открыла глаза, когда почувствовала прикосновение пальцев дочери к своему запястью. Их взгляды встретились в отражении. — Я все понимаю, — тихо сказала Санса, и Кейтилин отчетливо услышала в ее голосе боль. — Спасибо, что ты пытаешься. Кейтилин выдавила из себя ответную улыбку. — Мне обещали, что это станет самой важной битвой в моей жизни, и я должна выиграть ее для тебя. Для нас обеих. Для семьи.***
Когда они вышли на шумную улицу Ланниспорта из душной ювелирной лавки, Арианна все еще не могла оторвать взгляда от нового кольца, и Джейме пришлось придержать край ее одеяния, чтобы оно не угодило прямиком в грязь. Затруднительно было это сделать, когда все улицы Ланниспорта превратились в сплошное месиво. Арианна наконец отвлеклась от созерцания нового украшения и очаровательно ему улыбнулась — след ее восторженного удовольствия еще не рассеялся, и Джейме знал, что следующие несколько часов ничто не сможет испортить ей настроение. — Я забыла поблагодарить тебя за подарок. — Часы выбора не прошли даром. Все могло бы быть проще, если бы Арианна согласилась приглашать ювелира в Утес, чтобы выбирать себе украшения в куда более приятной обстановке, но Арианну все время куда-нибудь тянуло, поэтому они вместе ездили в Ланниспорт по любому поводу, а поход в ювелирную лавку был одним из них. Выбирала украшения Арианна часами, находя в этом процессе истинное удовольствие, которого Джейме не хотел ее лишать, хотя ему самому ожидание давалось куда сложнее. — Я могу купить тебе все из этого, — все же говорил иной раз Джейме, когда Арианна сужала круг драгоценных «фаворитов» до десятка спустя несколько мучительных часов. — Вся идея в том, чтобы выбрать лучшее, — качала головой Арианна. В итоге на это уходило больше времени, чем хотелось бы, а из лавки Арианна выходила с одним-двумя украшениями, в которые, однако, по собственному признанию была «влюблена до невозможности». Джейме подсадил жену на лошадь, с чем Арианна с присущим ей изяществом справилась бы и сама, но она никогда не возражала такой заботе, и очень скоро это вошло в привычку. Оказавшись в седле, одной рукой взяв поводья, другую Арианна выставила вперед, развернув к себе тыльной стороной ладони, чтобы снова полюбоваться кольцом. Джейме нравилось видеть ее радость — когда Арианна выглядела такой довольной, ему и в голову не приходило жалеть ни золотых драконов, ни потраченного времени. — Тебе нравится? — спросила Арианна, когда Джейме сел на свою лошадь. Арианна повернула руку к нему, демонстрируя кольцо. Драгоценный камень заманчиво сверкал даже в отсутствие солнца, спрятанного за тяжелыми темно-серыми облаками, в которых уже несколько дней тонули верхние башни Утеса. — Очень нравится, — заверил ее Джейме. — Тебе все к лицу. — Арианна довольно улыбнулась и снова занялась лицезрением кольца. — Возвращаемся домой? Арианна вздохнула. — Хотелось бы, но Джасты приглашали нас на обед, помнишь? — Кажется, уже не в первый раз. — Нужно вернуть визит, но так не хочется, — пожаловалась Арианна. — Леди Ланна снова начнет свои речи, что ее сын станет прекрасным мужем для Джой. — Они и так приглашены в Утес на свадьбу Аддама и Лаурины, что им еще нужно от нас? — И после этого нам придется возвращать сразу два визита. Их настырность раздражает, хотя разве такой уж плохой этот брак? — Это решать не мне, — покачал головой Джейме. — Почему же? Ты наследник Утеса, и в отсутствие отца ты решаешь все вопросы, разве не так? — Они медленно направились по улице, еще не определившись, куда точно держат путь. — Не такие вопросы. У отца наверняка есть планы на Джой, в которые помолвка с Джастом может и не входить. — Разве он бы не поделился с тобой своими планами? — Необязательно. Но вот я должен обязательно поделиться с ним своими, если собираюсь сделать что-то… безрассудное. В противном случае все может кончиться не слишком хорошо. — Неужели? Когда Кейтилин Старк похитила его брата, отец, естественно, не стал сидеть, сложа руки, и тем более полагаться на правосудие Роберта. Он попытался спровоцировать Речные земли на открытое противостояние, и весть об этом, конечно же, должна была дойти до столицы и до Неда Старка. Он бы поехал вершить правосудие сам, как и водится на Севере, на что отец и рассчитывал, — тогда Старка можно было бы захватить в плен и обменять на Тириона, но все пошло не так, как задумывалось: Нед Старк не смог покинуть Королевскую Гавань, потому что Джейме напал на него на улицах столицы. Джейме не стал делиться всеми подробностями с Арианной, тем более что в провокации Речных земель активно участвовал Григор Клиган. — Можешь мне поверить. — Хорошо, но мне все еще кажется, что твоя инициатива как наследника и активное участие в делах семьи понравилась бы твоему отцу, — не отступилась Арианна. — Разве не этого он всегда от тебя ждал? — Если эта инициатива не навредит его планам — вполне. И это мы скоро проверим — отец написал, что приедет в Утес. — Думаешь, он успеет на свадьбу Аддама и Лаурины? — Он явно едет не затем, чтобы преподнести свадебный дар новобрачным. Хочет посмотреть, как мы справляемся. — У тебя нет причин беспокоиться — ты выполняешь свои обязательства как должно. — Как и ты. Даже слишком. Вот к чему ты снова ввязалась в подготовку к очередному торжеству? — Мне это не в тягость, не волнуйся, — успокоила его Арианна. — Мара по-прежнему мне помогает, и теперь процесс идет гораздо легче. Мне почти не приходится ничего делать — только согласовывать детали. Кроме того, организовывать свадьбы тоже нужно уметь — вдруг, пригодится однажды. Да и Аддам с Лауриной, считай, уже друзья семьи. — Очень убедительно, — усмехнулся Джейме. — Я серьезно, — добавил он, поймав ее взгляд. — Так что насчет Джастов? Наш долг — поехать к ним и с достоинством преодолеть это испытание. — Сегодня ничто не сможет испортить мне настроение, даже долг, — Арианна снова подняла руку с кольцом на уровень глаз. — Я попытаюсь отвлечь леди Ланну — буду нахваливать каждое блюдо, что нам предложат, а ты говори, как прекрасно она сегодня выглядит. Глядишь, ни о сыне, ни о Джой ей и вспомнить будет некогда.***
Ей приснилась безумная улыбка, стальная хватка на запястье и объявшая ее паника. Страх и боль. Алис проснулась в слезах и проплакала половину утра, а после, обессиленная, раскинувшись на простынях, размышляла, что пришло к ней первым — страх или все-таки боль. Она помнила, что, кажется, быстро пожалела, что вообще пошла в крипту. Ее должно было преследовать дурное предчувствие, не могло не преследовать, если знать, что случилось потом. Алис должна была испугаться уже тогда. С другой стороны, разве она не должна была почувствовать настоящий страх, уже когда встретилась с опасностью лицом к лицу? А может, поняла она это еще позже, когда все кончилось? Но кончилось ли? Казалось, она зависла в том дне, и его события преследовали ее неотступно. Алис не могла убежать, не могла спрятаться. Знала, что рано или поздно, днем или ночью, вновь ощутит липкий страх, услышит хищный голос совсем близко, почувствует на себе одержимый взгляд. Никто не мог защитить ее, никто не мог помочь ей. Разумом Алис понимала, что в безопасности, но это цикличное возвращение к прошлому отключало здравомыслие, оставляя лишь голые ощущения, яркие, острые, беспощадные к Алис. Она ненавидела себя за это. Ненавидела за то, что оказалась слаба. И глупа. Все, что произошло тогда, — исключительно ее вина. И то, что происходило теперь, — тоже, как и то, что когда-либо будет происходить. Почему ее решительность проснулась в такой неподходящий момент? Алис не могла решиться ни на что, ни на одну вещь, что могла бы принести ей счастье, но решилась на глупую авантюру, и решительность погубила ее навсегда. Дверь открылась, но Алис не стала поднимать голову от подушек, чтобы посмотреть, кто пришел. Она знала, кто. Клей вчера вернулся из Винтерфелла, а когда он бывал в замке, то навещал ее непременно. Глухой удар возвестил о том, что дверь он закрыл, толкнув ее ногой, а значит, руки у него были чем-то заняты. — Ты не завтракала? — наверняка увидел нетронутый поднос на столе. Значит, он принес ей обед. Уже обед! Алис снова ощутила жгучую ненависть к собственной слабости. Так она и проводит день за днем — пропуская их мимо себя. — Я забыла. Она почти не чувствовала голода, но даже когда чувствовала — ей не хотелось подниматься с места, прислонять подушки к спинке кровати, садиться самой, облокотившись на них, ставить поднос к себе на колени и приниматься за еду. Или же вставать с постели, одеваться, отодвигать стул, садиться за стол и приступать к трапезе. На это все у Алис не было никаких сил — чересчур много движений, каждое из которых казалось слишком трудным. — Мейстер говорит, что тебе нужны силы на борьбу. Откуда им взяться, если ты ничего не ешь? Алис знала, что он хмурится, и увидела это воочию, когда Клей подошел ближе и поставил поднос на кровать. Он никогда не попрекал ее открыто, хотя, возможно, ее отказ делать хотя бы что-то для собственного блага оказывался за гранью его понимания. — Зачем мне бороться? — Разве ты не хочешь поправиться? — Я хочу… — «чтобы это все кончилось». Чтобы этот страх больше никогда не приходил, чтобы она не чувствовала себя беспомощной. Алис просто хотела, чтобы ничего плохого не случалось с ней, но знала, что уже случилось, и что случится вновь. — Я не хочу есть. Я ничего не делаю, почему я должна хотеть есть? — Ты постоянно думаешь. На это тоже уходит энергия. Иной раз она удивлялась, как он ее терпит. Раньше было ясно — Алис представляла из себя леди, а не безвольное существо, которое почти не покидало постели. Клей постоянно говорил что-то про то, что ему нравится о ней заботиться, но она не заслуживала его заботы. Алис не могла обречь Клея на то, чтобы он заботился о ней вечно. Она тысячу раз говорила, что он заслуживает кого-то получше, чем она, но Клей не соглашался. — Алис. — Что? — Тебе нужно есть. Он сам поставил подушки вертикально у изголовья, помог ей сесть, водрузил поднос ей на колени. — Ты будешь есть или мне нужно кормить тебя с ложки? Алис лениво перевела на Клея взгляд. — А ты и с ложки готов кормить меня? — Если придется. Он действительно зачерпнул ложкой суп и поднес ее к ее губам. Клей поднял брови, ожидая, что она откроет рот. Алис открыла. Суп еще был горячим, но жар, приливший к ее щекам, был горячее. Ей было стыдно за то, что вслух она отказывалась от его заботы, при этом понимая, что без Клея она пропадет. Алис хотела бы быть сильной, подкрепить действием свои слова, но вместо этого просто уступала Клею, в который раз признавая перед ним свое полное и невольное бессилие. — Не надоело тебе возиться со мной, как с ребенком? — устало спросила Алис, когда Клей опустил руку, чтобы зачерпнуть ложкой еще супа. У нее самой не хватило бы духу даже до самой ночи собраться и что-то сделать, но она не должна была вынуждать Клея потакать ее глупым капризам. — Нет. И почему она раз за разом отказывала ему? Едва ли кто-то заботился бы о ней вот так, едва ли кто-то проявил бы к ней такое терпение. Алис теперь вообще никому не нужна, а Клею нужна, притом за просто так. Клей готов взять ее в жены даже такую, даже если она просто будет лежать целыми днями, смотреть в потолок и ничего не делать. — Алис, — позвал он, и Алис увидела, что ложка с супом снова зависла перед ее лицом. — Ты надеешься, что мне станет лучше. — Конечно, надеюсь. Твое состояние тебе же в тягость. Тебе должно стать лучше. — А если не станет? — он пристально посмотрел на нее. — А если я всегда буду такой? Такой безвольной, вечно уставшей, такой… никакой. Ты только представь. — Представил. Что дальше? — И ты действительно хочешь связать со мной свою жизнь? Даже с такой мной? — С любой тобой. Он поднес ложку ближе к ее лицу. — Ты должен меня понять, — заговорила Алис, чувствуя себя обязанной хотя бы как-то оправдаться в его глазах. — Если я увижу, что сделала тебя несчастным, я буду винить себя до конца жизни. Я уже виню себя, что вынуждаю тебя идти на такие жертвы. — Ты первая заметила, как сильно ты отличаешься от меня и Сансы. Если ты не в силах взять на себя ответственность и принять решение — это не значит, что другие не могут. Если бы я всего этого не хотел, тебя бы здесь не было. Если бы мне все это надоело, тебя бы здесь не было. Но я хочу, чтобы ты была здесь, я хочу о тебе заботиться, поэтому ты здесь и поэтому я кормлю тебя с ложки, как ребенка, — Клей сунул ей в рот ложку. — И если я женюсь на тебе, то потому что я этого хочу, а не потому что ты вынудила меня идти на какие-то жертвы. — Это ты сейчас так говоришь, а потом можешь пожалеть, — возразила Алис, проглотив суп и совершенно не почувствовав вкуса, хотя вкус был — она не сомневалась в этом. — И это будет моя вина, а не твоя, если я пожалею. И за меня ли ты боишься? Или за себя? Что это ты можешь пожалеть? — Я уже приняла однажды одно решение, и вот теперь я здесь. — До этого ты приняла еще одно и сбежала от нежеланной свадьбы. Если один раз ты ошиблась, то это еще не значит, что ты будешь ошибаться всегда. — Но могу и ошибиться! Прости. Ты так заботишься обо мне, но я не могу простить себя за прошлый раз. Как ты и говорил, ответственность лежит на том, кто принимает решение. — Неужели тебе в самом деле было бы проще, если бы кто-то сделал выбор за тебя? — Если кто-то решает за тебя, можно винить во всем его. Это проще, чем знать, что ты своими же руками все разрушил. — Другие люди, которые рушат твою жизнь, не позаботятся после о том, чтобы отстроить все заново. Но для себя ты можешь и постараться. — Я не могу, — Алис отодвинулась от ложки. — И я больше не хочу. Клей не стал спорить. Он переставил поднос, чтобы Алис снова могла улечься в постели. — Но никто не сможет тебе помочь, если ты не позволишь. — Все бесполезно — оно возвращается. Насколько бы лучше мне ни становилось, потом все начинается сначала. Зачем вообще пытаться, если результат один? В таком случае лучше просто ничего не делать. Пока я ничего не делала, все было нормально, а когда решилась на что-то, все кончилось. — Сейчас ты могла бы быть замужем за кем-то из своих родственников. — И ненавидела бы дядюшку, зная, что это он виноват в моем несчастье, но сейчас в своем несчастье виновата только я. Я могу ошибиться снова, а могу не ошибиться, но это неважно. Оно все равно вернется и всегда будет возвращаться. Алис проследила за тем, как Клей отводит от нее задумчивый взгляд. Он пытался понять ее, но едва ли понимал, каково это — проходить через одно и то же снова и снова. Как бы далеко Алис ни бежала — все было тщетно. Она могла думать, что все налаживается, что вот он — путь на поверхность, — но то был обман. И когда Алис было плохо и страшно, она не верила, что это может когда-нибудь закончиться. Алис мутило, когда она вспоминала обхватившие ее руки, хотя она осознавала, что в действительности в комнате она одна. Алис пугалась каждого шороха, она не могла спать в темноте, она больше не могла выносить музыки, потому что за ней Алис чудился угрожающий шепот. — Если бы я только мог сделать так, чтобы тебе стало легче… — Ты делаешь так, чтобы мне не стало хуже, а это уже очень много. Мне жаль. — В каком положении я, и в каком — ты. Не нужно жалеть меня, у меня все прекрасно. На самом деле Алис не была бессильна. Если бы сейчас она решилась один раз, то смогла бы сделать счастливее одного человека, который этого заслуживал. Ей едва ли может стать хуже — не тогда, когда Клей рядом. Но ему станет лучше, если они поженятся. Она принесет ему счастье — единственное, что может она дать, если он говорит правду, что примет ее даже такой, а после этого ей уже не придется принимать никаких решений. Алис взглянула на Клея, который сидел на краю ее постели. Она могла бы осчастливить его прямо сейчас. Вот его пальцы комкают край простыни, а она могла бы взять его за руку — для этого только нужно приподняться на постели — и затем могла бы сказать нужные слова. Алис сделала усилие, чтобы сесть. Клей удивленно взглянул на нее, когда Алис коснулась его руки. — Я думаю, мы можем это сделать. — Что сделать? — Пожениться. Он посмотрел на нее настороженно, но Алис заметила недоверчивую радость в его глазах. Она еще могла сделать что-то хорошее, кого-то порадовать. Алис была потеряна навсегда, но с Клеем еще не все было кончено. — Ты правда согласна? — Да. Думаю… да, согласна, — Алис улыбнулась, чтобы придать своим словам убедительности. Глаза Клея светились от восторга, и когда он прошептал, что только что Алис сделала его счастливейшим человеком, она знала, что Клей совершенно искренен. Он обнял ее, и Алис, отвечая на объятия, подумала, что это решение, пожалуй, пока что весьма оправдывало себя. Возможно, даже ее совесть утихнет на время, а мысль о том, что она набралась храбрости и на что-то наконец решилась, хотя бы недолго погреет ей сердце.***
Глядя на свое отражение, Санса пыталась посмотреть на себя глазами простого путника, который мог бы встретить ее на дороге. Догадался бы он, что это Леди Винтерфелла прячет под плащом свои пламенные волосы? Санса надвинула на лоб капюшон плаща, черного и лишенного символики, которая могла бы помочь определить личность человека под этим плащом скрывающегося. В дверь ее спальни постучали, и на пороге возник сир Мерлон. Он был одет так же, как и она, и взгляд больше не мог зацепиться за герб Крейкхоллов, по которому сира Мерлона обычно узнавали издалека. Рыцарь поклонился ей. — Все готово, леди Санса. Мы можем отправляться в путь. Санса улыбнулась. — Так сделаем же это, сир. Санса первая вышла из своих покоев, наконец-то ощущая внутри знакомую легкость. Запустив руку под плащ, Санса опустила ладонь на живот, где, пока еще невидимо для посторонних, рос их с Тайвином малыш. В сопровождении сира Мерлона Санса спустилась в холл, где ее поджидала мать. Эдрик еще спал, и с ним Сансе пришлось попрощаться накануне вечером, а заодно и объяснить, почему ей снова потребовалось его оставить. Санса не стала лгать — сказала лишь полуправду, что ей понадобилось увидеть Тайвина. Эдрик отнесся к ее причине с пониманием и даже признался в том, что сам был бы не против повидаться с дедушкой, потому что тоже успел соскучиться. Эдрик предпринял попытку напроситься поехать с ней, но Сансе пришлось отказать. Взамен она подарила Эдрику три заранее опустошенных чернильницы: две были отлиты в форме голов лютоволков, а третья была инкрустирована драгоценными камнями. Эдрик, получив желаемое, на какое-то время остался удовлетворен таким обменом, и прощание не закончилось слезами. Мама обняла ее на прощание и поцеловала в обе щеки. — Счастливой дороги и будь осторожна, — обнимая дочь, леди Кейтилин тоже коснулась живота Сансы, как бы намекая на то, что не только о себе Санса должна теперь заботиться. — И ты тоже. Я постараюсь вернуться так скоро, как только смогу, — пообещала Санса. Теперь она доверялась матери без колебаний, чувствуя облегчение из-за того, что все наконец-то разрешилось, пусть и таким своеобразным способом. Желания Сансы исполнились — все до единого. Она примирилась с матерью, приблизила встречу с Тайвином — и это произошло, потому что все шло своим чередом, как Санса и пожелала. Отрадой служила желанная свобода от страхов и сомнений, теперь — Санса была уверена в этом — ее с матерью больше ничто не смогло бы оттолкнуть друг от друга. — Леди Санса, лорд Болтон у восточных ворот, — доложил запыхавшийся слуга, который появился из коридора. Мама перевела на нее вопросительный взгляд. — Тебе необязательно говорить с ним сейчас. — Но я и пригласила его затем, чтобы поговорить, — возразила Санса. — Теперь придется сократить свою речь, но я не стану избегать разговора. Леди Кейтилин незачем было возражать. Санса больше и не боялась, что мама станет. Впервые за все время между ними установилось прежнее понимание. Сансе могло бы быть трудно поверить в реальность происходящего, но она видела внутреннюю мамину борьбу. Подвоха не могло быть — леди Кейтилин действительно пыталась примириться с происходящим, и Санса была благодарна ей за эти попытки и мало-помалу восстановленный дома мир. Когда Санса прошла к восточным воротам, она увидела лорда Русе и сопровождающих его людей с эмблемами дома Болтонов. Санса вежливо улыбнулась, спускаясь по лестнице ему навстречу. — Как вовремя вы приехали, милорд. Еще несколько минут — и мы могли бы вовсе не встретиться. Лорд Болтон поклонился ей, успев при этом пробежаться по ней своими бледными глазами. От него наверняка не укрылась незатейливость ее наряда, но это было Сансе только на руку. — Вы куда-то собираетесь, леди Санса? Санса улыбнулась, взяла его под руку и повела к лестнице, чтобы их разговор не дошел до ушей тех, кто сновал по двору. — Я собираюсь поехать в Утес Кастерли, — прямо сообщила Санса, испытывая истинное удовольствие от возможности говорить прямо, не пытаясь смягчать или приукрашивать свои слова. — В мое отсутствие моя мать снова возьмет на себя обязательство управлять Винтерфеллом. Я хочу, чтобы вы были рядом с ней и оказывали ей содействие в защите интересов моего сына. Скоро такая необходимость может возникнуть. — Разве этому есть причина, леди Санса? Случайно не та же, что и вашей поездки в Утес Кастерли? — Я знаю, что вы написали лорду Тайвину, будто бы я отвергла предложение назвать Эдрика Старком, задолго до того, как я на самом деле отказалась это сделать. Вы выполнили условия нашего уговора, поэтому теперь я охотно поделюсь с вами своими планами: сейчас я еду в Утес, и на Север я вернусь уже женой лорда Тайвина. Я останусь Хранительницей Севера и после свадьбы, и я рассчитываю, что своему выбору вы останетесь верны. Взгляд ледяных глаз прошел сквозь нее. Санса знала: он все понял и понял быстро, потому что читал письмо Маргери и наверняка думал о том, насколько ее слова могли оказаться правдивы. Санса лорда Болтона в тот раз не обманула — они оба это понимали. Пожалуй, он мог бы думать, что именно по этой причине Сансе и достался Север, — по причине склонности к ней лорда Тайвина. Теперь же его догадки подтвердились, но Сансе уже было все равно, что лорд Болтон думает о ней. Ей лишь было нужно, чтобы он оставался на ее стороне и исполнил свой долг. — Вы готовы, миледи? — спросил сир Мерлон, когда Санса вернулась к южным воротам, где под редкими, падающими с нема снежинками стояли два оседланных коня в ожидании своих всадников. Санса улыбнулась сиру Мерлону и кивнула. Ей не слишком-то хотелось возвращаться в седло, но это было пустяковым неудобством по сравнению с тем, какая награда ждала ее впереди. Санса села на лошадь и в последний раз окинула взглядом двор, задержав взор на серых плащах домашних гвардейцев. Санса знала, что сиру Мерлону не пришелся по душе ее план: он предлагал ей отобрать самых способных людей для сопровождения, но Санса не хотела, чтобы все в округе узнали о поездке Леди Винтерфелла на юг. В путешествии по Королевскому тракту их будет только двое — она и сир Мерлон — и для всех встречных они будут простыми путниками, так будет быстрее и удобнее, а большое количество людей могло бы только задержать ее в пути и вызвать ненужные вопросы. С того момента, как Санса приняла окончательное решение отправиться в Утес, сомнения ни разу не навестили ее. Санса покидала Винтерфелл с гораздо большей уверенностью, чем была у нее, когда она только подъезжала к этим воротам год назад.