Пламенное золото

      Она проснулась, сама не зная, от чего именно — головной боли или ужасной жажды. После того, как Джой осушила несколько бокалов воды, она попыталась вспомнить, что же произошло накануне. Был свадебный пир, быстро поняла Джой. Лорд Тайвин и Санса поженились, и вся семья и многочисленные гости праздновали это событие. Джой на радостях даже выпила вина — бокал за бокалом, пока ее разум не наполнила расслабляющая веселость, а потом… она отчетливо помнила, что ходила по галерее и громко рассказывала о картинах, а слова сами рвались наружу — все, что она знала, о чем она думала. Только кому она рассказывала это? Не самой же себе. С ней точно кто-то был, да только кто? Не член семьи — это точно, иначе она бы вспомнила сразу.       Джой встала с кровати, распахнула ставни и вдохнула немного морского воздуха — прояснилось в голове, но не в воспоминаниях. Вцепившись руками в подоконник, Джой всматривалась в горизонт, где Закатное море сливалось с голубым небом. Солнцу не угрожало сегодня быть спрятанным за тучами. Несмотря на отголоски вечера накануне, Джой почувствовала, что ей стало лучше. Почему-то ей даже захотелось улыбнуться, и она сделала это, но потом до нее долетел прохладный порыв ветра, Джой поежилась и захлопнула ставни. — Леди Джой, лорд Тайвин желает вас видеть у себя в кабинете, — доложила служанка, пришедшая застилать постель, и заставила Джой отвлечься от одних размышлений и тут же озадачиться другими.       Приглашение сулило большие перемены в жизни. Лорд Тайвин редко вызывал ее к себе. Обычно он почти не заговаривал с ней. Джой не слишком-то его боялась, потому что знала, что не может вызвать его гнев. У нее даже не было таких полномочий. Джой почти не разговаривала с ним, чтобы раздражать его своими шутками. Джой не противилась его воле, потому что лорд Тайвин не приказывал ей ничего делать. Джой не позорила дом Ланнистеров, потому что просто не имела ни желания, ни возможности это делать.       За все время ее жизни здесь такие разговоры наедине имели место лишь дважды. Первый раз, когда Джой после смерти матери привезли в Утес, и лорд Тайвин сообщил ей, что отныне этот замок — ее дом. Второй раз случился, когда Джой предстояло пойти в подземелья вместе с Сансой, и лорд Тайвин раскрыл ей весь план, чтобы Сансе потом не пришлось испытывать муки совести из-за обмана.       «Я бы могла понять все еще тогда», — думала Джой, когда только узнала о свадьбе Сансы и лорда Тайвина. Ей следовало догадаться, что не просто так лорд Тайвин заботится о душевных терзаниях жены своего сына, но Джой не привыкла углубляться в его мотивы — только не тогда, когда лорд Тайвин отдавал ей приказы. В редкие моменты, когда она могла что-то сделать для лорда Тайвина, Джой была сосредоточена лишь на том, чтобы исполнить это в точности.       Облачаясь в одно из недавно пошитых платьев, чтобы предстать перед лордом Тайвином в должном виде, Джой размышляла, что же ее ожидает на этот раз. Догадок было немного: наверняка лорд Тайвин собирается выдать ее замуж. С тех пор, как Джой впервые вышла в свет, на нее стали обращать внимание, и Джой знала, что причина такого интереса таится именно в том, что она стала пригодной для брака.       Кто-то пытался замаскировать свои намерения хорошими манерами и учтивостью, а кто-то сообщал о них едва ли ей не в лицо, но Джой понимала, что перестала быть невидимкой. Оставайся она бастардом, живущим с матерью в Ланниспорте, куда изредка наведывался отец до своей смерти, никто бы и не взглянул на нее — никто бы даже не узнал о ее существовании. Но Джой была бастардом, живущим в Утесе Кастерли под протекцией Лорда Утеса. Она получила хорошее образование, носила шелк и золото, за нее обещали хорошее приданое — и это меняло дело, хотя Джой все еще оставалась Хилл. Возможно, живи она не в Утесе, а в другом замке, это не уберегло бы ее от презрения и насмешек, но над Ланнистерами потешаться было себе дороже, а кровное родство Джой с ними было признанным, и посему даже фамилия бастарда не могла оттолкнуть предполагаемых претендентов на ее руку.       Самостоятельно заплетая волосы в косу, чтобы занять чем-то руки и унять волнение, щекочущее нутро, Джой раздумывала, за кого же ее выдадут замуж. Было несколько семейств, кто проявлял к ней явный интерес. Вполне вероятно, что главы именно этих домов переговорили с лордом Тайвином насчет свадьбы, но с тем же успехом лорд Тайвин мог выбрать для Джой любого другого мужа, которого посчитал бы подходящим.       В одном сомневаться не приходилось — это обязательно будет сын лорда, потому что лорд Тайвин не согласился бы на меньшее даже для племянницы-бастарда. А раз так, то это большая удача. Многим не везет так, как повезло Джой. Немногим смерть родителей принесла блага, и Джой, пусть и пронесла тоску по матери и отцу сквозь годы, понимала, что если бы они остались живы, ее судьба была бы незавидной. Джой взяли на воспитание в Утес только потому что она была живым напоминанием о Герионе, единственным, что осталось от него, пропавшего без вести.       Едва переступив порог кабинета лорда Тайвина, Джой присела в реверансе. Ее никто никогда не заставлял это делать, и она едва ли должна была, будь она обычной племянницей, но Джой никогда не забывала о том, что этот человек для нее сделал, а благодарить его кроме как почтительными реверансами ей было нечем.       Лорд Тайвин посмотрел на Джой, задержав на ней взгляд немного дольше, чем делал обычно. — Скоро я отправлюсь в столицу, — сказал он, сразу перейдя к делу, — и ты поедешь со мной. — Это было не тем, что Джой ожидала услышать. О замужестве речь не шла, если только жених не ожидал ее в столице. — Ты вступишь в свиту Мирцеллы и станешь ее фрейлиной при дворе. — Это большая честь, — мгновенно выдохнула Джой, едва слова лорда Тайвина дошли до ее сознания. Это было гораздо лучше, чем замужество. Быть при дворе! В свите принцессы! Большинство бастардов о таком и думать не смели. — Кроме того, — продолжил лорд Тайвин, будто не заметив того, что уже одна только эта перспектива вознесла Джой до небес, — когда мы прибудем в столицу, король подпишет указ, утверждающий твое право на фамилию Ланнистер.       Джой показалось, что кабинет поплыл у нее перед глазами, а пол и вовсе исчез из-под ног. Джой Ланнистер! Она боялась даже мечтать о таком. Великой удачей было то, что ее взяли на воспитание в Утес, но дать фамилию… внутри у Джой все задрожало, по спине побежал игольчатый холодок, но она продолжала слушать лорда Тайвина, боясь показаться неблагодарной своим невниманием. — При дворе ты научишься вести себя как подобает благородной леди из великого дома и со временем найдешь для себя мужа, подходящего к твоему новому статусу, — перечислил лорд Тайвин строгим тоном. Сомневаться, что все будет именно так, как он сказал и никак иначе, не приходилось.       Не найдя слов, которые могли бы выразить всю ее признательность, Джой снова присела в реверансе, да так низко, что у нее заныли колени. — Благодарю вас за эту честь, — пролепетала она на выдохе. Голос Джой так дрожал, что первая часть фразы прозвучала почти неслышно, а вторая — чересчур высоко. — Я вас не разочарую. — Разумеется, — согласился лорд Тайвин, будто и здесь не предусматривал иных вариантов. Джой тоже не предусматривала — она не собиралась заставлять его пожалеть о даруемой ей милости.       Обратно в свои покои Джой возвращалась чуть ли не вприпрыжку, и каждый раз, когда она на мгновение оказывалась в воздухе, мысленно произносила свое новое имя. «Джой Ланнистер». Джой Ланнистер — фрейлина принцессы Мирцеллы. Нет, ей и сниться не могло такое. «Найдешь мужа, подходящего к твоему новому положению». Теперь это может быть не просто какой-нибудь сын лорда, а, возможно, даже старший сын лорда! Джой сможет со временем сама стать хозяйкой в каком-нибудь замке, у нее может появиться что-то свое. Джой Ланнистер. Ланнистер! Ее воображение разукрасило недавно придуманный фасон платья в красный с золотом, и ее ноги, в то время как Джой поднималась по ступеням, подкосились, так что ей пришлось ухватиться за перила, чтобы не упасть. — Ты выглядишь очень счастливой, — услышала она насмешливый голос сверху.       На лестничной площадке несколькими ступенями выше стоял и смотрел на нее темноволосый смуглый мальчишка примерно ее возраста. Его глаза были прищурены, но по-доброму, что сгладило впечатление от тона его голоса. Мартелл, поняла Джой. Тристан, вспомнила она. — Ты же меня помнишь? — спросил Тристан, по-своему истолковав ее взгляд. — Ты вчера была немного не в форме, но я понадеялся, что не настолько все печально, — он ухмыльнулся так дерзко, что Джой почувствовала себя опозоренной из-за того, что вообще прикладывалась накануне к кубку. — Мы вместе смотрели картины, — не слишком уверенно, но все же высказала свое предположение Джой, чувствуя, как румянец жжет ее щеки. — В западной галерее, да, — деловито кивнул Тристан, удовлетворенный состоянием ее памяти. — И ты обещала показать мне остальные. Предложение все еще в силе? — Если ты хочешь, — Джой смутилась еще больше. Что-то настораживающее было в том, как принц говорил с ней. Будто они были давно знакомы — или, по крайней мере, немного дольше, чем один день. — Хочу, — заявил Тристан. — Мне понравилось, как ты рассказываешь. Надеюсь, ты без вина не менее красноречива, — он снова ухмыльнулся, и Джой почувствовала, как румянец ползет вниз по ее шее. — Мне не стоило увлекаться, — попыталась оправдаться Джой, преодолевая оставшиеся ступеньки до того места, где стоял Тристан. — А почему бы и нет? — небрежно осведомился Тристан, и Джой поняла, что не в его намерениях было пристыдить ее. Видимо, все это время он просто подшучивал над ней. — Вчера был праздник, и ты была счастлива за свою подругу… родственницу… тетушку? — Я и об этом говорила? — ее смущение становилось все более и более для Джой обременительным. Она не знала, куда себя девать. — Немного, — миролюбиво признал Тристан, когда они вместе пошли по светлому коридору, по стенам которого были развешены гобелены. Тристан шел немного впереди, будто это он собирался ей что-то показывать, а не она ему. Джой начала понемногу приходить в себя, когда перестала чувствовать его пристальный взгляд на себе. — Но по тебе и так это было заметно. Почему ты такая красная? — он мельком взглянул на нее, опять вогнав Джой своей прямолинейностью в краску. — Я… это неловко, что ты помнишь все, что я говорила, но я не помню ничего из того, что говорил ты, — со смущением призналась Джой. — Потому что я ничего и не говорил, — снова ухмыльнулся Тристан, продолжив путь как ни в чем не бывало. — Не хотелось перебивать тебя, когда ты была так вдохновлена. — Тогда было бы честно, если бы и ты что-то рассказал мне, — неловко, потому что насмешливый голос ввергал ее в нервозность, предложила Джой. — Хорошо, что бы ты хотела узнать? — незамедлительно согласился Тристан. Он по-прежнему шел впереди нее, но теперь опять повернулся к ней лицом и пошел спиной вперед. Джой смогла видеть добродушный блеск в его глазах, и это ее успокоило. Она не знала, что Тристан умеет и так тоже, ей уже успело показаться, что дорнийский принц был горазд только насмешничать.       Джой хотела бы знать, как вчера они оказались вместе. Почему именно Тристан Мартелл стал ее слушателем? Как так вышло, что они оказались в галерее вместе? Но спрашивать такое и признаваться в полном бессилии своей памяти Джой не хотела и спросила о другом. — Кажется, вы попали на свадьбу Сансы и лорда Тайвина случайно. До этого вы путешествовали? — Да. Мы были в Норвосе, у моей матери, — небрежно отозвался Тристан. — А до этого — в Пентосе, но совсем недолго. Мы отчаливали тоже оттуда, и я хотел снова побывать в кайвассном салоне, но Квентин не согласился, потому что он зануда. Но зато мы успели на свадьбу, так что вчера я решил простить Квентина за ту несправедливость с салоном.       Джой непроизвольно улыбнулась. — Ты давно не виделся с матерью? — От Арианны она знала, что принц Доран с женой уже много лет живут отдельно, но Джой не могла в точности соотнести рассказы Арианны и возраст Тристана, к тому же была не против послушать эту историю от него самого.       Тристан оглянулся через плечо, чтобы удостовериться, что коридор идет прямо и не собирается сворачивать, и ответил только тогда, когда снова посмотрел на Джой. — Впервые в осознанном возрасте. Мне понравилось с ней общаться, хотя трудно было привыкнуть к мысли, что эта женщина — моя мать. Вообще я начал это затем, чтобы у Квентина и Маргери было побольше времени побыть вдвоем, но мама оказалась интересной, — пояснил Тристан. — Она о многом может рассказать. Думаю, я буду переписываться с ней, когда вернусь в Дорн. — Что ж, это хорошо, что твоя мать тебе понравилась, — с сомнением произнесла Джой, не зная, как еще реагировать на ситуацию, когда родителя приходится узнавать, будто незнакомого человека. — Ты думаешь, что это ненормально, — будто прочел он ее мысли. Для Тристана это, видимо, не выглядело таким уж странным. — Вовсе нет, — Джой почувствовала, что снова краснеет. — Просто необычно, но… на самом деле в свое время мне самой пришлось вот так же знакомиться со своей семьей. Я просто жила с матерью, изредка нас навещал отец, а потом оказалось, что у меня гораздо больше родственников, чем я думала. — Притом очень богатых и влиятельных, — не преминул напомнить Тристан. — Но здесь же к тебе неплохо относятся, так? Понимаю — эти люди не родители, но хоть какая-то семья. — Замечательно относятся! — поспешила заверить его Джой. — Я никогда не знала нужды ни в чем. И они сделали все, чтобы я не чувствовала, что я бастард, хотя вообще о таком трудно позабыть. — Я считаю, что это правильно и так должно быть везде, — с неожиданным пылом заявил Тристан. — Мой дядя Оберин любит всех своих дочерей, хотя они все бастарды. Он относится к ним так, как относился бы к законным, но Змейки не хотят быть законными — это бы наложило на них так много обязательств. С младшими из них я рос вместе в Водных Садах, и они ничем не отличались он сыновей и дочерей благородных лордов, которые тоже там воспитывались. — Да, твоя сестра рассказывала мне про ваших кузин, — сказала Джой, стремясь показать свою осведомленность. — Но это все — исключения. Часто в Вестеросе к бастардам относятся пренебрежительно. Но теперь это неважно… — радость снова наполнила ее, — лорд Тайвин хочет сделать меня Ланнистером, и я стану фрейлиной в свите Мирцеллы! — Принцессы Мирцеллы? — переспросил Тристан, будто во всем Вестеросе нашлась бы другая Мирцелла, имеющая право на собственную свиту. — Это действительно повод для счастья. — Это же ты был обручен с ней, так? — уточнила Джой несмело, не зная, как реагировать на сказанное Тристаном. Его слова никак не соответствовали тому тону, которым принц их произнес. — Да, это был я, — согласился Тристан без особого энтузиазма. — Слышал, теперь у нее уже другой жених. — Роберт Аррен, Лорд Долины, но сейчас они не вместе. Сразу после объявления о помолвке Роберт уехал в Долину, а Мирцелла осталась при дворе, — в точности передала ему Джой слова тетушки Дженны. Джой случайно услышала, как Дженна рассказывала об этом Арианне, а теперь ей выпал шанс воспользоваться полученными сведениями. — Значит, ты тоже скоро отправишься в столицу? Как жаль. Я надеялся, что ты покажешь мне все здесь. — Осторожно! — коридор поворачивал, и из-за этого Тристан рисковал врезаться затылком прямиком в стену. Джой не обращала на это внимания, потому что Тристан то и дело оглядывался через плечо, чтобы рассмотреть путь, но сейчас он почему-то позабыл это сделать. Тристан лишь беспечно рассмеялся, хотя избежал столкновения только благодаря своевременному окрику Джой. — Не пытайся убежать от темы, — поддел он ее, остановившись. — Я вовсе не… — Джой еще не отделалась от неприятного ощущения и взыгравшего в ней страха, когда гость чуть было не расшиб себе голову. — Конечно, я покажу! Что успею… — добавила Джой. — Но в случае чего твоя сестра проведет тебе экскурсию не хуже — Арианна давно освоилась здесь. — Спасибо, свою сестру я не хочу, — ухмыльнулся Тристан. — Мне ее и в Дорне хватило. Надеюсь, что ты будешь моим единственным проводником.       Джой почувствовала, что опять краснеет, но на этот раз от удовольствия.

***

      Мягкий утренний свет обрамлял спальню. Слуги еще не приходили, чтобы привести супружеские покои в порядок, и там сохранились следы ночной деятельности Сансы. На кушетке стоял поднос с остатками полуночной трапезы, там же, небрежно накинутый на спинку, лежал халат. На столе остались несколько исписанных листов пергамента, но лишь одно письмо было запечатано и готово к отправке. Несколько смятых записок, которым было не суждено увидеть получателей, лежали возле чернильницы. — Как она отреагировала? — Санса еще лежала в постели и только проснулась, когда Тайвин уже вернулся в их спальню после разговора с Джой. Ее голос был сонным, а движения — ленивыми и плавными, когда Санса переворачивалась на другой бок. — Так, как и должна была: с благодарностью. Можно точно сказать, что Джой сделает все, чтобы я не пожалел о том, что даровал ей эту привилегию. — Строгий голос Тайвина разрушал атмосферу сонного царства, которая сохранялась здесь до его прихода. — Может, если бы у некоторых других членов моей семьи было немного больше осознанности, то мне не пришлось бы тратить столько лет на уговоры исполнить свой долг.       Санса нежно улыбнулась мужу и погладила его по предплечью — докуда дотянулась из лежачего положения. Тайвин еще не вышел из своего рабочего состояния, но Санса знала, как это исправить. — Главное, что теперь все хорошо, — мягко сказала она, подпирая щеку свободной рукой. — Джейме на своем месте, Серсея замужем. Лансель и Виллем скоро покинут Утес и женятся. Джой под присмотром Мирцеллы станет истинным Ланнистером. Ну а до замужества Жанеи еще годы и годы — об этом пока можно не беспокоиться. Так что все прекрасно — ты обо всем позаботился, теперь можно и отдохнуть. — Ее пальцы скользнули ниже по его руке, чтобы переплестись с его пальцами.       Тайвин изучающе посмотрел на нее, и Санса сразу поняла, о чем он подумал. Тайвин должен был поехать в столицу — этот план не изменился. И, пусть Сансу удручала перспектива очередного расставания, она знала, что оно будет последним. Санса улыбнулась, чтобы показать, что все в порядке, но улыбку испортил зевок. — Остались лишь мелочи, а потом мы наконец-то будем вместе, — добавила она, не зная, для кого говорит это: для Тайвина или все же в большей степени для собственного утешения. — Желала бы я, чтобы мы вовсе не расставались, но хочется уже покончить со всем поскорее и насладиться тем, что ожидает.       Тайвин сел на край постели, и их сцепленные руки опустились на одеяло. — Я рад, что ты это понимаешь. Я сделаю все как можно скорее и вернусь к тебе. — Но ты мог бы вообще туда не ехать, — вздохнула Санса, переворачиваясь на спину, чтобы иметь возможность видеть мужа. — На Кивана можно положиться — ты собираешься оставить ему дела насовсем, так к чему сейчас туда ехать и все проверять? — Санса, — с нажимом произнес Тайвин. Его обычные интонации никуда не делись, но теперь любой укор звучал на порядок мягче. — Твои чувства мне понятны — не думай, что мои собственные отличаются, но я должен удостовериться. Кроме того, мое присутствие в столице позволит Кивану отлучиться и присутствовать на свадьбах сыновей, увидеть Дорну и Жанею. Это будет справедливо. Он не видел семью уже давно, и он заслуживает того, чтобы воссоединиться с ними хотя бы ненадолго.       Санса кивнула. Она приподнялась с подушек, игнорируя легкий и привычный прилив тошноты, и положила голову Тайвину на грудь, удобно устроившись в его объятиях. — В мое отсутствие, — продолжил Тайвин, поглаживая ее по спутанным после сна волосам, — тебе придется контролировать дела Стены. Но если не хочешь — я оставлю это на Крейлина. Ты и так делаешь достаточно.       Санса почувствовала, как непроизвольно хмурится, но ее лицо было спрятано у него на груди, и Тайвин не мог заметить перемены ее выражения. Когда же Санса подняла взгляд на Тайвина, ничто не могло выдать ее истинных чувств. — Дела Стены? — переспросила она, едва ощутимо касаясь подушечками пальцев ткани его камзола. Санса была счастлива, что муж вернулся к ней этим утром, а не углубился в работу, которой всегда было предостаточно. — Мне приходят отчеты с Драконьего Камня о проделанной там работе, — объяснил Тайвин, продолжая пальцами расчесывать волосы Сансы. Это было нелегким занятием, но Тайвин никогда не останавливался перед трудностями. — Остальные вопросы уже решены, но обсидиана нужно добыть как можно больше, чтобы по возможности не возвращаться к этому снова. Все, что нужно, — сообщать о стадиях работы твоему брату. Он пишет в ответ, как идут дела на Стене, не возникает ли в чем-то необходимости. — А если возникнет необходимость в чем-то? — Не должна возникнуть, — уверенно сказал Тайвин. — Но если все же возникнет — напишешь мне, — сказал он, явно только затем, чтобы успокоить Сансу и оставить ей четкие инструкции, какие не давали бы простора для самодеятельности. — Не станем отнимать у Джейме и Арианны их обязанности — такое похвальное рвение нужно поощрять, так что все, что связано с Утесом, останется на них, но Севером придется заняться тебе. Если у тебя есть на это силы, — повторил Тайвин, подчеркивая, что он ни к чему ее не принуждает. — Я не возражаю, — откликнулась Санса с улыбкой. — Вообще-то это всегда была скорее моя обязанность, нежели твоя. — Теперь так и будет, — Тайвин оставил поцелуй на ее лбу, и Санса прикрыла глаза, зажмурившись от удовольствия. Она не желала портить первое их утро в роли мужа и жены вопросами, хотя слова Тайвина вселили в нее тревогу. Он говорил так, будто рассчитывал, что Санса останется здесь все то время, что он пробудет в столице. Правда, они и не обсуждали обратное, но Сансе казалось само собой разумеющимся, что ее возвращение на Север совпадет с отъездом Тайвина в Королевскую Гавань. Кажется, это было естественным решением только для нее, ведь и сир Мерлон накануне усомнился, что ее состояние позволит ей проделать обратный путь. Но дело было не в состоянии ее здоровья. У Сансы были свои обязанности — гораздо шире пересылки отчетов Джону. У Тайвина был долг в столице, но долг Сансы был на Севере, и она не видела причин, которые могли бы воспрепятствовать его исполнению.       «Поговорю об этом с Тайвином позже», — решила Санса, предпочтя приятное необходимому. Это утро она желала провести иначе. — Ты чего-нибудь хочешь? — спросил Тайвин, чем неизменно интересовался у нее каждый день. — Нет, — сказала Санса по привычке. — Хотя… — она явственно почувствовала во рту знакомый вкус. — Лимон. Хочу лимон. — Лимонное пирожное, ты имеешь в виду? — уголок губ Тайвина дернулся.       От такого предположения Сансу замутило. — Нет, именно лимон. И покислее.       Его глаза смеялись, когда Тайвин недоверчиво взглянул на жену, пытаясь понять, шутит она или нет. Санса была серьезна как никогда, а Тайвин был привычен исполнять ее маленькие желания. — Хорошо, будет тебе лимон.       Они завтракали вдвоем, в своих покоях, не заботясь о постороннем вмешательстве. Тайвин — обычной едой, а Санса — лимоном, который показался ей вкуснее всего, что она пробовала в жизни. Легкая недосказанность и сомнения Сансы были единственным, что отравляло момент, но Санса предпочла оставить это без внимания.

***

      Они прогуливались по высокому берегу прочь от Крэга, держа лошадей под уздцы. Несмотря на хмурое небо, ветер с моря дул несильный, было почти тепло, и волны шумели где-то внизу. Тонкая, пережившая зиму трава вдавливалась в землю от каждого шага и уже не выпрямлялась. Рейнальд говорил, что хочет узнать Рослин получше и побыть с ней наедине вдали от издевок Джейн. Этим они и занимались каждое утро, гуляя по окрестностям и разговаривая о чем-нибудь — темы всплывали сами собой, и разговор мог увести их гораздо дальше изначально обозначенных пределов.       Они были женаты достаточно времени, чтобы уже Рослин могла носить ребенка, но знали друг о друге они слишком мало и, пусть и ложились в одну постель каждый вечер, все еще не делили супружеское ложе так, как подобало мужу и жене.       Рослин, бывало, забавлялась мыслями о том, как странно и не по порядку у них все получилось. Наверное, в других обстоятельствах с таких вот романтичных прогулок на природе чьи-то истории любви только начинались. У них же с Рейнальдом все было вразнобой: и их свадьба, и тот первый, странный поцелуй. Но с Роббом все было и того поспешнее, все произошло за одну ночь, которая слилась с несколькими последующими за то недолгое время, что они были вместе. С Рейнальдом у нее было время все переиграть и начать заново. Да, сперва была свадьба, потом поцелуй, а уже после этого Рослин впервые ощутила приятный трепет, когда муж коснулся ее руки — не в первый раз, но все равно как-то по-особенному, и вот с того момента все уже пошло по порядку. И когда они поцеловались во время одной из своих прогулок, Рослин наконец-то ощутила то, чего не ощутила в первый раз. Ей этого хотелось — по-настоящему, а не потому что жене предписывалось хотеть. — Наверное, гораздо интереснее расти в доме, в котором много детей, — предположил Рейнальд. — У тебя же много братьев и сестер. Очень много, — уточнил он. По сравнению с семьей Рослин его собственная и правда казалась крошечной.       Рослин покачала головой, глядя себе под ноги. — У нас не самая дружная семья, — вздохнула она. — Отец уже давно немолод, и у него слишком много сыновей, которые хотели бы назвать себя Лордом Переправы после его смерти. Эта враждебность ощущается всегда. Интересно, каково отцу доживать свои дни, зная, что после его смерти весь дом погрузится в хаос? Может, поэтому он так и цепляется за жизнь? Делает то единственное, что может, чтобы оттянуть неизбежное? — Рослин посмотрела на мужа, желая услышать, что думает об этом Рейнальд. — Я никогда не смотрел на это под таким углом, — признал он. — Я сама до недавнего времени не смотрела, — Рослин снова опустила взгляд себе под ноги. — Когда я еще жила в Близнецах, то была слишком глупа, чтобы что-то понять. Если я и чувствовала что-то, то не обращала на это внимания. — Ты была не глупа, просто слишком юна, — мягко ответил Рейнальд, и его пальцы в кожаной перчатке бережно скользнули по ее плащу в том месте, где скрывался ее локоть. — Кто-то сказал бы, что это одно и то же, — возразила Рослин, стараясь утаить улыбку, вызванную прикосновением, которое должно было приободрить ее. — Мне хочется верить, что юношеская глупость отличается от глупости как таковой. Иначе… у меня плохие новости для многих.       Рослин рассмеялась, откинув голову назад. Ее взгляд охватил низко висевшие над землей тучи, которые здесь, на высоком берегу, казались еще ближе. — Но иногда я думаю, что, возможно, не все так безнадежно, как кажется. Я жила некоторое время в Риверране со своим старшим братом Эммоном. Он второй сын моего отца, но теперь у него есть Риверран. Зачем ему претендовать на Близнецы и вступать в борьбу, если у него есть Риверран? Этот титул делает его важнее нашего отца. — Ну, твоему брату Близнецы, может, и не нужны, зато Ланнистеры не отказываются ни от чего, что могут получить. Вспомни, кто его жена. — Леди Дженна не такая. Она очень добрая, она заботилась обо мне, хотя не должна была. Даже когда я еще была женой Робба, она была рядом, она давала мне советы и приносила мне отвар, чтобы я быстрее понесла.       Рослин увидела, как брови Рейнальда свелись на переносице, что ничуть не умаляло его привлекательности в ее глазах, но заставило Рослин насторожиться. — И с чего ей было это делать? — спросил Рейнальд, взглянув на Рослин вопросительно. — Действительно считаешь, что из-за доброго нрава? — Ее поступки говорят сами за себя, — твердо возразила Рослин. — Если только ты правильно истолковала цель этих поступков. Думаешь, лорду Тайвину было выгодно, чтобы ты понесла? В его интересах скорее было, чтобы ты сделала это не раньше Сансы Старк при худших обстоятельствах, а при лучших — не сделала вовсе. И я не думаю, что леди Дженна оказалась в Близнецах, где с момента своей свадьбы не бывала ни разу, совершенно случайно именно в то время, когда там был Робб Старк.       Рослин замотала головой. — Нет. Не может такого быть. Она же не могла…       Но она могла. Рослин десятки раз слышала от леди Дженны о том, что она всегда останется Ланнистером, пусть даже ее муж — Фрей, как и все ее дети и внуки. Правда, это было уже после того, как Робб умер, и Рослин оказалась в Риверране. В Близнецах же Рослин не усомнилась бы ни на мгновение, что леди Дженна там с благими целями, что если она и не считает себя частью этой семьи, то по крайней мере хорошо относится к ее членам. Рослин вспомнила, как даже после отъезда Робба на Север леди Дженна принесла ей отвар. — Думаю, это уже бесполезно, — обреченно вздохнула Рослин, увидев леди Дженну на пороге своих покоев. — Если я сейчас не беременна, то ничего уже не поможет. — Это не помешает. Его действие для разных случаев. Ты еще не слишком опытна в таких вопросах, но можешь мне поверить, — мягко, но настойчиво ответила леди Дженна. Она не ушла, пока не убедилась, что Рослин осушила чашку.       Рослин прислонилась спиной к большому валуну — одному из тех, что на свой лад украшали высокий берег, — и прикрыла глаза. — Прости меня. Стоило оставить свои догадки при себе и не портить твое хорошее мнение о леди Дженне, — заговорил Рейнальд. — Ты не виноват, — ответила Рослин, не открывая глаз, — просто тогда я была слишком наивной. Но сейчас это все уже неважно: Робб мертв, Ланнистеры победили, а леди Дженна все равно заботилась обо мне хотя бы даже после этого. И, вероятно, я не скоро увижу ее снова, если вообще увижу. — Я тобой восхищаюсь, — сказал Рейнальд, и Рослин даже с закрытыми глазами могла представить его улыбку, которую замечала на его лице очень часто в последнее время. — Не всякий смог бы взять себя в руки и пережить разочарование так быстро.       Рослин открыла глаза. — Я не обидчивая, — сказала она, хотя внутри зияла пустота. Рослин вытянула руку вперед и за шею привлекла к себе мужа для поцелуя. Его дыхание приятно овеяло ее лицо на миг перед тем, как их губы соприкоснулись. Рослин оказалась зажата между телом Рейнальда и валуном, и физические ощущения довольства позволили ей отвлечься от душевной тоски.       Валун закрывал их от ветра с моря, за ним было тихо, они будто оказались в уединении в маленькой комнатке где-то в замке. Рослин видела карие глаза мужа прямо перед собой и не могла насмотреться. В ее груди, кажется, прямо от сердца, отходили волны, бередящие душу и призывающие разделить нечто большее, чем они делили обычно. Это ощущение преследовало ее последние дни, но Рослин не спешила что-то предпринимать. Ей нравилось ощущать эти вибрации внутри такой длительный срок. Ей было интересно, сколько вообще это может продолжаться. Отсутствие спешки оказалось недооцененным даром.       До них донесся грохот кареты по дороге, из-под колес которой разлетались во все стороны камни. Рослин и Рейнальд выглянули из-за валуна, и им удалось разглядеть герб с шестью ракушками на дверце. Карета остановилась, проехав немного вперед, и из окошка высунулась голова Джейн. — Вы не поверите, какие новости из Утеса! — воскликнула Джейн, помахав им рукой, и умолкла с одушевлением в лице, ожидая реакции и расспросов. — Какие же? — спросила Рослин. — Лорд Тайвин женился на Сансе Старк! — Джейн расхохоталась. «Она дала обещание не выходить замуж второй раз, — подумала Рослин, потрясенная новостью. — Но также Санса должна была оставаться Ланнистером». — Видели бы вы свои лица! — Так это была шутка? — нахмурился Рейнальд, продолжая держать Рослин за талию. — Нет, но ваши лица были забавными, — жизнерадостно ответила Джейн, будто не замечая угрюмости брата, а вернее уже к ней привычная. — Неожиданно, правда? Я думала, что Санса Старк на Севере. Разве не туда она отправилась в прошлом году? Как вы думаете, как так получилось, что она вышла замуж за лорда Тайвина? — Лучше скажи мне, Джейн, откуда ты едешь? — поинтересовался Рейнальд, бдительность которого не усыпили попытки сестры перевести тему. — А это, братец, не твое дело, — усмехнулась Джейн. — Вас подвезти до замка? Или мое общество разрушит вашу супружескую идиллию около дороги? — Поезжай одна, — ответил Рейнальд безапелляционно. Его хмурый вид говорил о том, что разговор не закончен, хотя сейчас он готов был позволить Джейн от него уйти.       Когда голова Джейн скрылась внутри кареты, а возница получил разрешение продолжать путь, Рейнальд проводил карету отрешенным взглядом. — Она вообще ночевала в замке? — Что? — мысли Рослин были заняты новостями о свадьбе Сансы и лорда Тайвина. Она не могла думать ни о чем другом и поначалу даже не поняла, о чем говорит Рейнальд. — Джейн. Она ночевала дома? Откуда она возвращается? — Почему тебя это заботит? — недоуменно спросила Рослин. Обычно Рейнальд стремился отделаться от сестры как можно скорее. — Потому что «а это, братец, не твое дело», — передразнил он. — Я отвечал точно так же, когда… когда мне нужно было съездить в Гибельную крепость, — Рейнальд взглянул на Рослин. Невозможно было сказать, что расстраивало его больше: необходимость упоминать Гибельную крепость или тайна Джейн. — Ты думаешь, у Джейн тоже кто-то появился? — Рослин даже не знала, как реагировать на такие новости. — А что еще она могла бы так скрывать? Она ничего тебе не рассказывала?       Рослин покачала головой. — Ничего. — Если она и расскажет, то наверняка тебе, а не мне. Попробуй разговорить ее. Не хочу, чтобы Джейн наделала ошибок, как я в свое время.       Рослин кивнула. Он назвал свою связь с Лауриной Бейнфорт ошибкой? Рослин не была к этому готова. Обычно ее муж вообще не упоминал о бывшей любовнице — то была единственная тема, которой они не касались никогда. — Что это с тобой? — Рейнальд нежно погладил ее по щеке тыльной стороной пальцев. — Ты расстроена? Из-за леди Дженны? — Нет. Из-за Сансы. — Рослин подняла глаза на мужа и увидела, что причина ее беспокойства ему недоступна. — Я не думала, что все выйдет так. Мне казалось, Санса вернулась в Винтерфелл навсегда, избавилась от Ланнистеров. Я говорила, что представляла свою счастливую жизнь там. В действительности эта жизнь досталась Сансе, но она предпочла вернуться к Ланнистерам, вышла замуж за одного из них. Теперь-то, верно, по своей воле, — с горечью добавила Рослин. Рейнальд мягко улыбнулся, затягивая Рослин в объятия обратно за валун, снова защищая от ветра. — Ты не знаешь всей правды. Но можешь выяснить ее, если хочешь. Ты же в хороших отношениях с Сансой и ее матерью. — Какое теперь отношение я имею к ним? — с унынием спросила Рослин. — Леди Кейтилин иногда мне пишет, но она просто расспрашивает меня о моих делах, волнуется, как я устроилась здесь. Хотя многие из моих кровных родственников и этого не делают. — Это не значит, что ты не можешь написать леди Кейтилин сама и задать вопрос. В самом страшном случае она просто ничего тебе не ответит. — Ты прав, но я просто не понимаю… возможно, мне и не надо понимать, но Санса… и лорд Тайвин… Невозможно. — И впрямь странно. Она же мать его внука. — Он ее враг, и он вел войну с Роббом! — возразила Рослин. — Как она могла?! — Рослин… — Рейнальд прижал ее к себе. — Я не хочу давить тебе на больное место, но наши с тобой отношения же наладились. Хотя поначалу ты тоже не хотела принимать ситуацию. — Ты не участвовал в войне лично, — удрученно ответила Рослин. — А если бы участвовал? Все, у меня не было бы и шанса завоевать твою симпатию? — с улыбкой спросил Рейнальд. — Это совершенно другое! — Она хотела сказать, что нет никакой симпатии, но это было бы ложью — заявить такое. — Как скажешь. Но тебе нет смысла думать обо всем этом, пока ты не знаешь ничего, кроме факта свадьбы, озвученного Джейн. А моя сестра не слишком надежный рассказчик, когда дело доходит до слухов.

***

      Впереди была темнота, непроницаемая, непроглядная, тянущая к себе, зовущая. Алис шла ей навстречу, хотя все внутри нее леденело от страха. Алис чувствовала, знала, что впереди, в этой тьме, ее подстерегает опасность, клинок, боль, но не могла не идти вперед. Ноги сами несли ее, хотя внутренности сжимались, выталкивая из тела воздух, и Алис плакала, потому что хотела бежать прочь, но не могла. — Алис… Алис! Просыпайся.       Она открыла глаза, словно вынырнула на поверхность, и перед ее лицом вместо тьмы засиял свет, успокаивающе полыхавший огонь в камине в детской. Алис заснула прямо в кресле, после того как уложила Эдрика поспать днем перед вечерним пиром. Сейчас перед ней был Клей, и это его рука была на ее плече, прогоняя остатки тревоги. — Уже? — пробормотала Алис, оглядываясь. За окнами зияла ночь, и детская погрузилась в уютный полумрак. На ковре перед камином были разбросаны детские игрушки, в расположении которых усмотреть особый порядок смог бы только их владелец. — Леди Кейтилин попросила, чтобы мы привели Эдрика в Великий Чертог. Она уже там, встречает гостей, — объяснил Клей, поглаживая плечо жены, пока Алис сидела в кресле, пытаясь окончательно избавиться от ощущения еще большей усталости чем та, что одолевала ее днем. — Найлин разбудила Эдрика, — Клей выпрямился, чтобы заглянуть в открытую дверь детской спальни. — Теперь пытается его одеть.       Алис кивнула и поднялась с кресла. Ее тело после сна в неудобной позе ныло, но дух сна почти улетучился, гораздо быстрее, чем это бывало прежде. Некогда Алис боялась ехать в Винтерфелл, зная, что призраки будут тревожить ее здесь еще пуще, и не ошиблась, но рядом всегда был Клей, который не оставлял ее один на один с кошмарами. Здесь, в уютной детской, воспоминания о мрачной крипте под Винтерфеллом быстро теряли зловещесть.       Сонный Эдрик с закрытыми глазами сидел на кровати, а Найлин силилась запихнуть его безвольно повисшие руки в рукава синего с серым камзольчика, который подошел бы к его глазам. Алис присоединилась к кормилице, и общими усилиями им удалось одеть Эдрика, но расшевелить его было задачей более трудной. Укладываться спать днем он не желал, был активен, зато теперь явно с удовольствием продолжил бы смотреть сны. Алис взяла гребень, чтобы расчесать его пышные золотые кудри. Эдрику нужно появиться на пиру в лучшем виде, а после он может снова отправляться в постель. Это Алис и сообщила ребенку, но Эдрик не отреагировал. В спальню заглянул Клей. — Как у вас успехи? — Бери его на руки и идем, — скомандовала Алис, поддерживая Эдрика в сидячем положении, чтобы он снова не свалился на сбитую постель. — Да он же спит на ходу, — возразил Клей. — Пока я несу его по всем этим лестницам, он уснет окончательно. Милорд, — бодрым голосом обратился Клей к Эдрику, — пора знакомиться с вашими подданными, причем вам придется идти к ним на своих ногах.       Алис заметила, что голос Клея произвел на Эдрика большее впечатление, и ребенок хотя бы открыл глаза. Клей взял Эдрика за одну руку, Алис взяла за другую, и они ловко сняли Эдрика с кровати и поставили на пол.       Сжимая в пальцах маленькую ладошку, Алис подумала о том, что Эдрик подрос еще больше с тех пор, как она вернулась в Винтерфелл. Санса сейчас в Утесе Кастерли наверняка сходит с ума из-за разлуки с сыном. Она слишком переживала из-за того, что проводит с Эдриком мало времени, даже когда ее отделяли от детской несколько лестничных пролетов.       Клей несколько раз предлагал Алис вернуться в замок Сервин, но она отказывалась. В Винтерфелле Алис уже не могла проводить в постели дни напролет. Здесь она была нужна Эдрику и леди Кейтилин, и ее мужу. Алис приходилось прилагать усилия, чтобы не разочаровать их. Она ненавидела то, на что ей приходилось идти, но и была благодарна. Так Алис хотя бы могла почувствовать, что делает что-то полезное, что ее дни не проходят впустую, заполненные лишь страхами и сомнениями. Эдрик заставлял ее забыть о тревогах. Рядом с этим ребенком невозможно было оставаться погруженной в себя.       Сначала медленно, потом быстрее переставляя ноги, Эдрик шел вместе с Клеем и Алис по коридорам Винтерфелла. Он любил спускаться по лестницам, но сегодня для этого не было времени, а потому Клей брал Эдрика на руки всякий раз, как перед ними оказывались десятки уходящих вниз ступеней. На подходе к Великому Чертогу Эдрик окончательно проснулся и даже развеселился, услышав исходящую оттуда музыку. — Как я выгляжу? — забеспокоилась Алис, вспомнив, что совсем забыла позаботиться о собственном внешнем виде. Она так и осталась в том платье, которое надела с утра. Алис поднесла руку к волосам, чтобы удостовериться, не выпали ли пряди из-под сетки для волос. — Идеально, — заверил ее Клей, оставив быстрый поцелуй на губах жены, перед тем как они вместе вошли в Великий Чертог.       В Чертоге уже собралось много лордов и леди. Кто-то из гостей уже сидел за столом, кто-то стоял и разговаривал. Алис не припомнила, когда в последний раз была в таком многолюдном обществе, и ей сделалось не по себе от взрывов смеха и шума голосов. — Лорд Сервин! И моя милая племянница! — к ним подошел Артор Карстарк. — Ты прекрасно выглядишь, замужество тебе к лицу, — заявил он с широкой улыбкой.       «А вам к лицу — владение Кархолдом», — вертелось на языке Алис, но вместо этого она улыбнулась ему в ответ, крепче сжимая ручонку Эдрика в своей. — Дядя, я рада вас видеть в добром здравии. Надеюсь, дела в замке идут хорошо. — Прекрасно, — заверил ее дядя. Тут он опустил взгляд и заметил Эдрика. — А это наш юный лорд. — Он снова улыбнулся и поклонился Эдрику, который мгновение смотрел на лорда Кархолда широко распахнутыми синими глазами Талли, а затем важно кивнул. Артор дружелюбно усмехнулся. — Не далек тот счастливый час, когда вот так за руку ты будешь вести собственного ребенка, Алис, — проговорил он, снова переводя взгляд на племянницу. — От души желаю, чтобы это счастье ты обрела как можно скорее. — Благодарю вас, дядя.       «Как любезен он стал», — подумала Алис, когда дядя отошел. Раньше все ее родственники были так озабочены ее наследством, а не ей самой, но теперь их как будто заинтересовала Алис, будто им вдруг стало не все равно на ее счастье. Алис не знала, как относиться к этому. Дядя едва ли желал ей зла, но теперь она не была уверена, нужны ли ей его добрые намерения. — Ты в порядке? — шепнул Клей, когда они, по-прежнему держа Эдрика за руки, двинулись по чертогу дальше, выискивая в толпе нарядных гостей леди Кейтилин. — Да, — Алис изобразила улыбку. Она не знала точно, о чем спрашивал ее Клей. Может, он был обеспокоен тем, как Алис отнесется к присутствию своего дяди здесь, а может, он предполагал, что бесцеремонные намеки на пополнение в семье ее расстроят. Алис была далека от когда-то присущего ей состояния порядка, но она не хотела расстраивать мужа.       Леди Кейтилин была в темно-синем платье, ее рыжие волосы, в которых теперь уже отчетливо были различимы пусть и редкие, но явственно серебристые нити седины, были собраны в сетку. Едва заметив Клея и Алис, леди Кейтилин быстро подошла к ним, извинившись перед Робеттом Гловером, с которым она вела беседу. — Спасибо. Все прошло без происшествий? — получив в ответ кивок Клея, леди Кейтилин взяла внука за руку и повела его к месту во главе стола, где обычно сидела Санса. На высоком сиденье уже были разложены подушки, чтобы голова Эдрика возвышалась над столом. Леди Кейтилин усадила внука на трон Королей Севера, а сама села на свое привычное место рядом.       Великий Чертог наполнился младенческим воплем, но исходил он не от Эдрика. Полненькая и розовощекая леди Леона держала на руках нареченную Эдрика, и именно малышка Вилария кричала во все горло, воплем своим перебивая даже громогласные мужские голоса. Леди Леона не растерялась и довольно быстро урезонила дочь — как-никак та была уже третьим ее ребенком, и опыт у леди Леоны имелся. После этого гостей пригласили рассаживаться за столом. Места Клея и Алис были неподалеку от леди Кейтилин. Они все — и леди Кейтилин с мейстером Лювином, и лорд Болтон, и Клей с Алис, сидели по одну сторону стола, как приближенные Хранительницы Севера. По другую сторону стола, будто намекая на повод, по которому все собрались сегодня в Винтерфелле, сидели Мандерли в сине-зеленых одеждах, украшенных трезубцами: толстый Виман Мандерли, два его сына, Вилис и Вендел, ненамного уступавших отцу своими объемами, леди Леона, жена Вилиса, держала на коленях малышку, а рядом с ней сидела ее старшая дочь Винафрид.       Эдрик вел себя тихо, но ерзал на своих подушках и с любопытством и опасением оглядывался по сторонам, впервые пребывая в таком многочисленном обществе, состоящем из незнакомцев, однако от страха не плакал. Особое его внимание привлекал высеченный на спинке каменного трона рисунок, и Эдрик так и норовил повернуться спиной гостям. К счастью, он быстро заметил высеченные на подлокотниках трона головы лютоволков. Эдрик разглядывал их, наклоняясь, но теперь он хотя бы не был повернут к гостям затылком. Рука леди Кейтилин ни на миг не отрывалась от плеча внука, чтобы Эдрик ненароком не свалился на пол.       Когда все гости наконец-то расселись, леди Кейтилин поднялась с места, и все голоса мгновенно стихли. — Лорды и леди, — обратилась леди Кейтилин к гостям. Она спокойно улыбалась, не выказывая легкомысленности, к которой она и не была склонна, но вместе с тем демонстрируя неподдельную приязнь. — Благодарю вас, что вы приняли приглашение и проделали такой долгий путь до Винтерфелла. Сегодня мы собрались здесь, чтобы стать свидетелями важного события, которое определит будущее Севера. Моя дочь Санса Старк, Леди Винтерфелла и Хранительница Севера, и лорд Виман Мандерли, Лорд Белой Гавани, приняли решение объединить наши дома путем брачного союза Эдрика, наследника Винтерфелла, и Виларии Мандерли, — торжественно объявила леди Кейтилин.       Гости заколотили кулаками по столам, и зал наполнился одобрительными возгласами. Алис обвела всех взглядом. Было ясно, что северяне поддержат этот союз, и все же ей было радостно получить подтверждение. Кажется, в глазах леди Кейтилин тоже на миг мелькнуло облегчение, когда она садилась на свое место.       Имя Ланнистеров ни прозвучало ни разу, и едва ли кто-то мог вообще вспомнить о львах, когда Эдрик был наряжен в цвета Старков и Талли. Правда, его макушка была, пожалуй, самой светлой из присутствующих, но мало кто обратил на это внимание.       Леди Леона встала из-за стола и с дочерью на руках подошла к Эдрику, чтобы жених мог увидеть поближе свою нареченную. Вилария еще не избавилась от младенческой пухлости, ее щеки выпирали из чепца, завязанного ленточками под подбородком, и платьице в бирюзовых кружевах делало ее совсем бесформенной, однако в общем она была обычным ребенком.       Эдрик изучил свою невесту на удивление пристальным взглядом. Вилария протянула в его сторону пухлую ручку, Эдрик ухватил ее и оставил на тыльной стороне ладошки поцелуй, хотя Алис знала точно, что никто не подговаривал его делать это. Гости рассмеялись. Громогласный смех снова испугал маленькую невесту, и она заплакала. Леди Леона прижала дочь к груди, чтобы успокоить, а Эдрик громко заявил: — Мне она нравится! — За гулом стоявшего в Великом Чертоге смеха его услышали лишь Виман Мандерли и его сыновья, кто сидел ближе всего, но они рассмеялись еще громче и передали слова малыша своим соседям, а те — своим, и зал наполнился еще одним раскатом смеха. Многие леди умилились, найдя Эдрика хорошо воспитанным маленьким лордом, леди Кейтилин тоже выглядела довольной и с гордостью взглянула на внука, который теперь увлекся кубком в виде головы лютоволка, который стоял перед ним.       Главное событие свершилось, и теперь гостям предстояло как следует его отпраздновать.       Рыдающая Вилария была передана в руки служанки, а Алис вызвалась проводить Эдрика обратно в детскую, но тот окончательно перевозбудился от обращенного к нему внимания. Сидеть во главе стола Эдрику понравилось, покидать свое место он не желал. Леди Кейтилин стояла с ним рядом, продолжая придерживать внука за плечо, пока Эдрик вертелся и ерзал на подушках. Он выкрикивал что-то, но его детский гомон мало чем отличался от успевших выпить лордов. Шум в Великом Чертоге стоял такой, что детский голосок Эдрика гармонично с ним сливался. — Жаль, что Сансы здесь нет, — сказала леди Кейтилин Алис. — Понимаю, что в такой ситуации сантиментам нет места, однако ничего не могу с собой поделать. — Санса согласилась с тем, что так будет лучше, — напомнила Алис, стремясь приободрить женщину, которая сделала для нее так много. — Санса тоже сожалеет, что ее здесь нет, но, во всяком случае, она будет присутствовать на свадьбе… когда-нибудь.       Леди Кейтилин благодарно улыбнулась. — Конечно, так и будет. Спасибо тебе, Алис. Как ты себя чувствуешь? Ты выглядишь…       Алис подняла брови. Ей заранее не нравился ни один из вариантов ответа, который должен был прозвучать. — Я просто заснула в детской, — объяснила Алис. — Ты проводишь с Недом так много времени, но дети и правда успокаивают душу. Ты почувствуешь это еще лучше, когда у тебя родится собственный ребенок. — Конечно, — согласилась Алис. Ребенок…       В последнее время дух будущего ребенка всегда витал неподалеку. И дня не проходило, чтобы кто-то не напомнил Алис о ребенке. Это было закономерным этапом. Помолвка, свадьба, беременность… Алис думала о неизбежном итоге каждую ночь, когда она пыталась заснуть в объятиях мужа, прижатая сильными руками к его горячему телу, когда ее собственное только возвращалась к привычным ритмам после супружеских утех.       «Может, именно сейчас это случится», — думала Алис, глядя на тлеющие угли в камине. Она не знала, как к этому относиться, просто понимала, что ей придется с этим свыкнуться, как и со многим другим. Алис не знала, хочет она этого или нет. Казалось, многие люди вокруг хотели, и Алис примирилась с этой мыслью.       Эдрик посидел за столом вместе с гостями еще немного, но в итоге, утомившийся, все же сдался на милость Клея и Алис, которые повели его обратно в детскую, где их возвращения уже поджидали Подрик и Найлин. — Как все прошло? — дрожащим голосом спросила Найлин, которую волновало все, что касалось ее подопечного. Подрик взглянул на Найлин, и его рука качнулась к ее руке, но прикоснуться он все же не решился. — Эдрику пришлась по вкусу его невеста. Так ведь? — спросил Клей, обращаясь к ребенку.       Эдрик согласно кивнул, улыбаясь. Его щеки все еще были красными после нахождения в жарком чертоге. — Мама обещала, что мы сможем вместе иглать, — сказал он. — Когда? Я смогу поиглать с ней?       Алис впечатлилась, что Санса перед своим отъездом на Запад все же успела переговорить с сыном о помолвке. И, что самое удивительное, Эдрик каким-то чудом это запомнил. — Все будет так, как скажет твоя леди-бабушка, — рассеянно произнесла Алис, не зная, что отвечать. Ее не посвятили, как долго планирует Виман Мандерли с семьей оставаться в Винтерфелле и предполагается ли, что Эдрик и Вилария продолжат свое знакомство. Алис посмотрела на Клея. — Что сказала леди Кейтилин? — Вероятно, леди Леона с дочерью задержатся в Винтерфелле на какое-то время. Так что у тебя будет время поухаживать за своей невестой, как ты уже делал это сегодня, — добавил Клей, обращаясь уже к Эдрику. — Он поцеловал ей руку, представляете? — поведал он Подрику и Найлин, которые, конечно, не могли знать подробностей. — Лорд Мандерли может не сомневаться, что пристроил внучку удачно. — С пеленок уже в брак, — улыбнулась Алис. — Что ж, пора укладывать тебя. Пойдем.       Но Эдрик плюхнулся на ковер посреди детской и расхныкался. — Ну что ты, — Алис присела перед ним. — Уже поздно, пора спать. Разве ты не хочешь, чтобы Найлин рассказала тебе сказку? Сегодня тебе расскажут в два раза больше сказок, чем обычно. — Я к маме хочу, — прорыдал Эдрик, цепляясь пальцами за ковер. — Где мама? Я хочу к маме. Когда она придет?       Сердце Алис дрогнуло, и она растерянно взглянула на остальных, не зная, что делать. Мужчины выглядели такими же обескураженными, как она. Найлин первая среагировала и взяла Эдрика на руки так легко, будто он ничего не весил. — Мама скоро приедет. Разве ты не помнишь, что она уехала делать очень важное дело? Как только твоя мама сделает очень важное дело, она сразу же вернется, — Найлин разговаривала с Эдриком одновременно успокаивающим и серьезным тоном, один оттенок перетекал в другой, пока она покачивала ребенка на руках. — Ее нет уже долго, — плакал Эдрик, вовсе не замечая попыток успокоить его. — Потому что дело очень серьезное, — невозмутимо объясняла Найлин, не заколебавшись ни на мгновение. — Твоя мама сама очень хочет к тебе приехать, но пока не может. Помнишь, мы читали ее письмо? Она писала, что очень скучает по тебе.       Клей подал Алис руку, помогая подняться. — Идите. Мы с Найлин сами его успокоим и уложим, — сказал им Подрик с уверенностью, которой — Алис помнила это слишком хорошо — не обладал по приезде в Винтерфелл. Теперь его застенчивость проявлялась преимущественно с Найлин рядом.       Клей с беспокойством посмотрел на кормилицу, которая расхаживала по детской с Эдриком на руках, продолжая с ним разговаривать. Эдрик тер глаза кулачками. — Часто это с ним бывает? — спросил Клей. В отсутствие Сансы ответственен за все происходящее в детской был он. Как, впрочем, и за многие другие дела.       Подрик пожал плечами. — Иногда, но Найлин умеет его отвлекать. — В голосе Подрика звучало очевидное восхищение.       Алис и Клей вышли из детской, доверившись навыкам незаурядной кормилицы и Подрика. — Больно смотреть на это, — не сдержалась Алис. — Казалось бы, Эдрик должен был привыкнуть, что Санса с ним не всегда. Найлин проводит с ним куда больше времени, но ему нужна именно Санса. — Он же знает, что это Санса — его мать, а не Найлин, — ответил Клей резонно, не допуская смягчающих интонаций в голосе. — Пусть Санса проводит с ним мало времени, но все же Эдрик всегда ждет ее прихода, а сейчас она не приходит. — В его тоне не было осуждения, но слова сами по себе звучали осуждающе. — Думаешь, Санса скоро вернется? — Если бы Санса все еще была Сансой — я бы был уверен, что скоро. — А Санса — больше не Санса? — удивилась Алис. — Санса теперь — наверняка уже жена Тайвина Ланнистера и совсем скоро — мать его ребенка. Захочет он отпускать ее на Север, как же, — хмуро проговорил Клей. — Вернемся на пир? — предложил он совершенно с другой интонацией. — Или ты слишком устала? Возня с детьми отнимает много сил.       Алис поглядела на мужа, сомневаясь. — Я не устала, но хотела бы сходить в другое место. — Куда же? — В крипту.       Брови Клея поднялись недоверчиво, и в следующее мгновение ее муж покачал головой. — Алис… — начал он, явно полный решимости объяснить ей, какая глупая это затея. — Послушай, в последний раз, когда я была там, случилось нечто ужасное, и я помню об этом, и оно всегда перед глазами, в моих кошмарах. Может быть, если я схожу туда сейчас и смогу убедиться, что там никого нет и безопасно, то буду впредь вспоминать уже этот последний раз. Хуже уже не станет, — добавила Алис последний аргумент. — Хорошо, пойдем, если ты считаешь, что это поможет, — не стал спорить Клей, доверившись ее уверенности. — Только оденься потеплее, пожалуйста.       Они спускались в крипту рука об руку, и каждый новый сквозняк выдувал из Алис решимость. Она помнила, как шла по этим ступеням тогда, как темнота расступалась, как ею овладевал страх, но любопытство раз за разом побеждало. Воскресали перед глазами и другие картинки — ее многочисленные сны, во всем своем разнообразии, но неизменно вселяющие в нее мерзкий страх и ощущение неизбежного. Алис застыла, занеся ногу над очередной ступенькой. Клей, который шел впереди, обернулся, заметив ее колебания. — Передумала? — Нет. — Алис, это необязательно… — Я должна. — Алис, эти мучения тебе ни к чему.       Алис вырвала свою руку из его пальцев. Отчаяние и злость на собственную слабость охватили ее. — Как ты не понимаешь? Это мой единственный шанс! Я не знаю, что еще мне делать! Уже прошло так много времени, но оно не исчезает. Все, что мне осталось — это встретиться со своим страхом здесь. Если и это не поможет, то не поможет уже ничего. Я навсегда останусь вот такой. — Меня это не пугает, — твердо ответил Клей, глядя в глаза жены с несгибаемой волей. — Зато меня пугает, — Алис спустилась на несколько ступеней вниз, обгоняя его, но потом все же остановилась, чтобы пропустить Клея вперед. Ее мужу не приходилось иметь дело и с половиной того, что Алис ощущала внутри себя каждый день.       Они шли неторопливо, и Алис озиралась по сторонам, глядя на каменные статуи давно почивших Старков, на круги света вокруг факелов. У нее внутри снова разгоралась решимость. Да, это единственное, что может помочь. Алис уже привыкла жить с мыслью, что ей нужно постараться сделать лучше жизнь других, если ничего поправить в собственной она не в состоянии. Но, может, не все еще потеряно с ней самой. Может, эта схватка все же не проиграна.       Злосчастное место ее единственного наяву и сотен во сне кошмара приближалось, и с каждым шагом переставлять ноги было все труднее. Туфли будто отяжелели, превратились в камни, которые едва можно было двигать с места на место. Клей и Алис остановились. — Все хорошо, — сказал Клей, поглаживая большим пальцем костяшки ее пальцев. — Я рядом.       Алис кивнула, не глядя на мужа, потому что ее взгляд был прикован к темноте впереди. Там тоже горели факелы, чего не было в ее снах, но все же очередной коридор крипты уходил вперед. Но даже там должен был он однажды закончиться.       Двинувшись дальше, вскоре они остановились у статуи отца и братьев Сансы. Алис не успела разглядеть их в прошлый раз, но могла сделать это теперь. Она знала их всех, видела живыми, говорила с ними. Теперь их нет, и это осознание пало на нее непосильной тяжестью. Каково же Сансе было приходить сюда? И леди Кейтилин?       «Если бы тогда на моем месте оказалась Санса, она была бы убита прямо здесь, — подумала Алис. — У ног своего отца и братьев». Невидимая рука так сильно сдавила ее горло, что стало трудно дышать. Паника взвилась внутри Алис словно змея. Страх излился ядом по ее телу, а хвост бил во все стороны, разгоняя дрожь по конечностям. — Алис! — Клей попытался схватить ее за руки, но Алис отшатнулась от него. Она помнила, как ее хватали, чувствовала, как после этого наступает боль. — Алис! Все хорошо, здесь никого нет, только мы. Ты в безопасности. Все хорошо.       Алис сопротивлялась, но слова все же проникали в сознание, медленно там оседали, возвращая спокойствие. — Здесь только ты и я, — настойчиво повторял Клей. — Больше никого. И я тобой. Рядом. И всегда буду. Никто тебя не тронет. Ты мне веришь?       Алис кивнула раньше, чем осознала, с чем соглашается. — Ты позволишь мне взять тебя за руку? Это все еще я.       Алис протянула мужу охладевшую ладонь, теплые пальцы Клея сжали ее. — Взгляни сама, — предложил он. — Здесь никого. Только эти статуи. — Он потянул ее к ним ближе. — А здесь просто стена. — Тьма оказалась не такой глубокой, как Алис думала. Очередной уровень крипты кончался, и там была просто стена с небольшой нишей.       Здесь он и прятался, поняла Алис, но эта мысль сжала ее в тиски страха только на миг, потому что сейчас ниша была пуста, и рука Клея беспрепятственно скользнула по древней кладке. — Видишь — тут никого, — повторил Клей. — Только мы. — Вижу, — кивнула Алис.       Они стояли посреди коридора, а вокруг горели факелы. Алис повернула голову и посмотрела в сторону, откуда они пришли. По стенам далеко вперед бежали огоньки, но в конце будто было светлее. — Нам туда, — решила Алис, глядя в сторону лестницы, которая вела наверх. — Идем же.

***

      Пир продолжился и без виновников торжества. Леди Леона развеселилась, когда необходимость все время покачивать малышку на коленях исчезла. Кейтилин тоже чувствовала себя расслабленнее, когда не нужно было следить за Недом, чтобы он не упал с подушек. Ее внук вел себя достойно, и Кейтилин испытывала за него гордость. Она не могла и помыслить, что когда-то дурно думала об этом ребенке лишь потому, что в нем текла кровь Ланнистеров. Теперь Кейтилин забыла об этом. В Неде текла ее кровь, он был ее внуком, прекрасным мальчиком, которого она полюбила. — Эдрик просто чудесен, — заговорила леди Леона, когда они улучили момент, чтобы поговорить без посредников. — У моей малышки будет чудесный муж. Правда, я не знала, что это произойдет так скоро. — Леди Леона рассмеялась беспечно и радостно, явно сдавшись на милость этого пира после расставания с малышкой. Вино расслабило ее, и Кейтилин подумалось, что после родов леди Леона, наверное, впервые получила возможность немного развеяться.       Они были почти одного возраста, и старшая дочь леди Леоны, Винафрид, была всего на несколько лет старше Сансы, средняя, Вилла, должно быть, и вовсе ее ровесницей. Младшенькая Вилария была не иначе как подарком судьбы — так поздно, когда, должно быть, уже никто не ожидал. Наверняка это добрый знак — невеста специально для будущего Лорда Винтерфелла.       «Я бы тоже могла подарить мужу еще детей, останься Нед жив, — подумала Кейтилин. — Маленьких мальчика или девочку». Она уже давно не думала об этом. Сейчас эта мысль больше не причиняла ей боль, но распространялась по телу терпким сожалением. Когда Нед еще был жив, Кейтилин считала себя достаточно молодой для беременности, но теперь она стала бабушкой и чувствовала, как новая роль откликается в ней. Теперь у нее есть внук, и немногие знали, что через каких-то несколько лун на свет должен был появиться еще один. Эта мысль радовала Кейтилин больше, чем осознание, кто будет отцом ребенка Сансы на этот раз. — Иногда жизнь преподносит сюрпризы, — заметила Кейтилин, стараясь улыбнуться, чтобы не казаться слишком угрюмой рядом с радостной леди Леоной. — Пройдут еще годы, прежде чем дети смогут пожениться, но почву стоит готовить уже сейчас. — Конечно, — согласилась леди Леона. — Вы не столько бабушка, сколько Леди Винтерфелла сейчас, миледи, но я всего лишь мать, которая рада за свою дочь. Мой свекор так же дальновиден, как и вы, — леди Леона усмехнулась, — он видит в этом союзе начало огромных перспектив для всей семьи, но я не вдаюсь в подробности. Моя дочь станет Леди Винтерфелла — чего еще мне желать?       Кейтилин наблюдала за радостью леди Леоны. Когда-то она радовалась мысли, что Санса станет королевой. Кейтилин лишь покоробило это воспоминание о собственной ошибке. Тогда ее стремления выходили за рамки слепой материнской радости, она мыслила практичнее. Теперь ей приходилось делать то же самое поневоле.       Кейтилин не могла поспорить с тем, что Виман Мандерли полон решимости извлечь из этого союза выгоду, но Санса не отставала от него в этом стремлении, а Кейтилин представляла прежде всего интересы дочери. В лице Мандерли Винтерфелл столетия имел верных союзников, но теперь связь двух домов была крепка как никогда. — Наверное, вам странно осознавать, что самая младшая из ваших внучек помолвлена прежде остальных? — доброжелательно спросила Кейтилин у Вимана Мандерли. Из всех лордов она была не против породниться именно с ним. — Вообще-то, у меня есть возможность в скором времени выдать замуж еще одну — Виллу, — поведал лорд Виман, поглаживая свою бороду с чувством гордости то ли за любимую внучку, то ли за новые и новые перспективы, которые открывались перед ним. — Разве она не в Королевской Гавани? — удивилась Кейтилин, недоумевая, почему леди Леона ничего не сказала ей об этом. — Да, но мое согласие на этот брак гарантирует возвращение Виллы на Север. Младшая моя внучка станет Леди Винтерфелла однажды, Вилла — Леди Дредфорта. Боюсь, Винафрид такими темпами сделает худшую партию из всех троих, но мы не станем любить ее меньше из-за этого, — лорд Виман рассмеялся в свою бороду.       Кейтилин постаралась скрыть от него свое потрясение, которое, впрочем, лорд Мандерли и так вряд ли бы заметил, поглощенный собственными мыслями о блестящем будущем своих внучек. Первое мгновение идея казалась Кейтилин невозможной, но потом… Чего Мандерли еще желать? Даже недоверие Вимана Мандерли к лорду Болтону не позволит ему упустить шанс вернуть любимую внучку из Красного замка, пусть пленницей она не перестанет быть даже на Севере. — Что ж, если Вилла вернется на Север, это будет прекрасно. И она, конечно, сможет раньше порадовать вас правнуками, чем малышка Вилария, — примирительно улыбнулась ему Кейтилин, надеясь, что лорд Виман не заметил ее замешательства. — Безусловно. И это еще одна услуга, за которую стоит благодарить леди Сансу. Честно говоря, когда Галбарт пытался убедить меня, что связь с Ланнистерами Северу на пользу, я ему не верил. — Лорд Виман усмехнулся так, будто всерьез сожалел о своем былом недоверии. — Но теперь я вижу, что он был прав. Пусть с условиями, но Вилла вернется.       Благодарить Сансу за это? Кейтилин не могла поверить своим ушам, даже когда лорд Виман снова вернулся на свое место за столом. Она огляделась по сторонам в поисках Клея Сервина. Может, он знал, что все это могло означать? Но взгляд Кейтилин зацепился только за лорда Болтона, который сидел за столом в окружении пустых стульев Кейтилин, Клея и Алис, и вот этот человек точно знал, в чем дело. — Я и не знала, что вы вновь собираетесь жениться, милорд, притом на Вилле Мандерли, — холодно заметила Кейтилин, когда опустилась с ним рядом, стараясь сохранять неприступный вид, но из них двоих это лорд Болтон был тем, кого невозможно было вывести из равновесия. — Разве вы не сами заговаривали о моей женитьбе, миледи? Теперь вы возражаете? — невозмутимо отозвался он, будто Кейтилин не раскрыла его план. Его бледные глаза смотрели внутрь нее, и в его взгляде с одинаковым успехом можно было усмотреть любую эмоцию — или никакую. — Вовсе нет, но эти интриги в духе Ланнистеров мне не по душе. Вернуть Виллу из столицы? Как это возможно? После такого вы все еще будете отрицать, что имеете к Ланнистерам какое-либо отношение? И как во всем этом участвовала моя дочь? — допрашивала его Кейтилин, и ее гнев подсказывал ей, что она имеет на это полное право. — Как же я могу не иметь к ним никакого отношения, миледи, если как раз ваша дочь и есть Ланнистер? Я служу ей, как служите и вы. И вашей дочери этот план не показался никакой интригой, хотя в остальном она на вас весьма похожа. — Вы переписывались с ней за моей спиной? — резко спросила Кейтилин, игнорируя комментарий о сходстве, сказанный неизвестно к чему. — Леди Санса остается Леди Винтерфелла — пусть она далеко, но она все еще может принимать решения на этот счет, и она дала согласие на возвращение леди Виллы из столицы. Вы мне не верите? Мне показать письмо? — его взгляд показался Кейтилин издевательским. — Нет нужды, — ответила Кейтилин, хотя на самом деле была бы не против взглянуть на доказательство и понять, что затеяла ее дочь. Да и дочь ли вообще? Или это очередные интриги Тайвина Ланнистера? Тревога за Сансу снова охватила Кейтилин. Как бы ее дочь сама не оказалась жертвой очередных интриг.       Но все же чем больше Кейтилин обдумывала новость, тем больше убеждалась в том, что Санса вполне могла поддержать подобную инициативу. Санса слишком тесно сотрудничала с Болтоном прежде, Санса вызвала его в Винтерфелл, чтобы он оставался здесь в ее отсутствие. Санса доверяла Клею, ведь они были друзьями, но Болтон — другое дело. Его верность не вызывала сомнений… но в то же время вызывала их слишком много. Не было лучшего способа привязать его к себе, чем через брак. Так почему бы и не брак с Мандерли — другими сильнейшими союзниками? Они все окажутся привязаны друг к другу тесной связью, так что ни один не сможет отступить без потерь. Санса укрепляла свои позиции как умела. Не только брала, но и отдавала, платила за верность. Вассалы обязаны были быть верными, но Санса желала закрепить эту верность надежными способами. Когда Мандерли, Болтоны и Старки окажутся связаны брачными союзами, против такой мощи ни один лорд не пойдет, за кого бы сама Санса ни вышла замуж. Теперь их положение будет в безопасности. Кейтилин не нравилось, что Болтон ведет свою игру, но это было взаимовыгодно, и ей ничего не оставалось, кроме как смириться. — Миледи, вам письмо из Утеса Кастерли, — Кейтилин так глубоко погрузилась в раздумья, что не заметила, как над к ее уху склонился мейстер Лювин. Он извлек из широкого рукава и протянул ей конверт с печатью с оттиском в виде льва Ланнистеров. — Ворон принес письмо только что, — добавил мейстер. Кейтилин развернула пергамент слегка дрожащими пальцами.       «Свершилось, — писала Санса, — теперь Тайвин и я — муж и жена перед богами и людьми. Не беспокойся, мама, проблема решена. Не рискую просить тебя пытаться объяснить Эдрику все это, но в любом случае поцелуй его от меня и скажи, что я люблю его очень сильно».       Кейтилин свернула письмо и обернулась к гостям. Объяснить Неду будет проще, чем северянам, собравшимся здесь. Но она должна попробовать. Сейчас, пока они не узнали об этом от других. — Как я понимаю, случилось то, зачем леди Санса отправилась на Запад? — поинтересовался лорд Болтон, который явно слышал слова мейстера. — Так и есть, — подтвердила Кейтилин, сворачивая письмо. — Теперь необходимо сообщить эту новость всем, притом так, чтобы она была принята как должно. — Я бы не советовал вам сообщать новость всем разом, леди Кейтилин, — отозвался лорд Болтон тихим голосом, наклоняясь к Кейтилин. — Всеобщая реакция может быть не такой, какой вам хотелось бы, — многозначительно добавил он, чтобы Кейтилин могла явственнее представить недовольство северян. — Лучше для вас сообщать это лично, как это уже начала делать леди Санса. — Мандерли и Гловер знают. — Как и незаменимый Клей Сервин. Лорду Амберу должны сказать вы. Ему это не понравится, конечно, но вас он уважает. — Кейтилин взглянула на лорда Болтона, и тот едва заметно кивнул, как бы подтверждая, что готов взять на себя ненавязчивое информирование других лордов.

***

      Она сидела перед зеркалом и расчесывала свои волосы, отмечая, что зеленый цвет уже почти вымылся из них, и их требовалось покрасить заново. Вилла могла себе это позволить. По правде говоря, в Красном замке им было позволено все… кроме возвращения домой, на Север. С заложниками здесь обращались как с гостями, им покупали дорогие наряды, их обучали всем наукам, они могли делать, что хотели. Те, кто был помладше, могли позабыть правду и почувствовать себя как дома, но только не те, кто был старше, вроде Виллы, которой шел девятнадцатый год. Они были здесь заложниками, а вовсе не гостями.       Вилла отложила гребень и пошла к гардеробной. В Королевскую Гавань возвращалась удушающе теплая погода. Ничто не заставляло Виллу так скучать по дому, как это тепло, пусть даже в столицу Вилла приехала поздней осенью и провела здесь всю зиму, если можно было назвать зимой ту погоду, что стояла в столице несколько месяцев. Столичная зима была несравнима с северной. И Королевская Гавань не могла сравниться с Белой Гаванью. Все здесь было не то.       Вилла выбрала легкое бирюзовое платье с полупрозрачными рукавами, будто волны омывали ее руки. В Красном замке заложникам не запрещалось носить цвета домов на себе, и Вилла этим пользовалась. Она снова села перед зеркалом, чтобы заплести длинные зеленые волосы в тугую косу, когда дверь в ее покои открылась.       Вилла сделала вид, что не заметила этого. Она невозмутимо взяла в руку гребень и стала водить им по идеально гладким волосам, не сводя взгляда со своего отражения и напрягая слух.       Несколько мгновений спустя перед ее лицом сверкнула цепочка. Мужская рука удерживала цепочку вверху за край, а на уровне глаз Виллы сверкали в утреннем свете изумруды в обрамлении камушков поменьше. Изумруды задержались перед ее лицом ровно настолько, чтобы Вилла могла разглядеть их, а потом другая рука перехватила второй конец цепочки, чтобы надеть ожерелье на шею Виллы. Рука Виллы со сжатым в пальцах гребнем едва дрогнула, когда Вилла опускала ее, чтобы позволить этому случиться.       Когда ожерелье было застегнуто, сир Люцион поправил волосы Виллы, высвобождая их из-под цепочки. На мгновение его пальцы задержались на шее Виллы. Можно было бы подумать, что это произошло случайно, но Вилла имела слишком долгое знакомство с этим мужчиной, чтобы быть настолько наивной. — Вам нравится, миледи? — прошептал сир Люцион, наклоняясь к ней. Вилла сидела с идеально ровной спиной, напряженная, как струна. Дедушка всегда называл ее храброй, но Королевская Гавань отняла у нее даже это.       Вилла упорно игнорировала взгляд сира Люциона в отражении, хотя краем глаза не могла не замечать блеск его зеленых глаз и золотые волосы. Она рассматривала изумруды на своей шее, которые идеально подходили к ее бирюзовому платью, визуально углубляя его цвет. В прошлый раз, когда сир Люцион подарил ей украшение, Вилла не носила его подарок под предлогом, что он не подходит под ее одежду. В этот раз он все учел… мерзавец. — Оно подходит под ваши наряды? — в его голосе звучала улыбка, будто сир Люцион точно знал, о чем Вилла подумала. — Мне было бы очень приятно, если бы вы носили мой подарок… леди Вилла.       Меньше всего на свете Вилла хотела бы каким бы то ни было образом делать этому человеку приятно, но даже ее имя он будто смаковал, заставляя Виллу ненавидеть то, что было дано ей от рождения ее самым дорогим человеком.       Вилла снова ничего не сказала, но сира Люциона это не смутило. Его ладонь легла на ее колено, и тонкие ткани платья были незначительным барьером. Наверняка он чувствовал тепло ее кожи так же хорошо, как Вилла чувствовала тепло его ладони на ее ноге.       Она предпочла сделать вид, что не заметила и этого. Вилла снова взяла гребень и начала расчесывать волосы, сосредоточившись только на том, как ее рука двигалась в отражении, и как драгоценный камень на ее кольце поблескивал от каждого движения. Рука сира Люциона скользила по верхней части ее бедра медленно и оттого нестерпимо мучительно. Сохранять невозмутимое выражение лица было непросто, но, сжав зубы, Вилла пыталась.       Она знала, что сир Люцион не позволит себе ничего большего — он никогда не позволял, — поэтому не трудилась сопротивляться. В конце концов, у ее сомнительного положения были и преимущества. Она была единственной из заложников, кто выбирался из Красного замка. Впервые сир Люцион взял ее на прогулку по улицам столицы, когда Вилла впервые позволила ему так же коснуться ее ноги. Она не могла избежать этого, но могла извлечь из этого выгоду. Или утешала себя этим. Терпеть это стоило ей больших трудов, чем ему — вывести ее из замка. Пусть выгуливать заложников по городу было запрещено, но сир Люцион пренебрегал запретами. Смеясь, он говорил Вилле, что для Ланнистеров не существует никаких запретов. И на празднике в честь помолвок короля и принцессы Вилла тоже появилась благодаря стараниям сира Люциона. Он щедро вознаграждал ее за те вольности, что Вилла ему позволяла, хотя Вилла все равно чувствовала себя использованной, какой, впрочем, и была.       Сир Люцион отдернул от нее руку и выпрямился, прежде чем Вилла смогла понять, в чем дело. Дверь в ее покои снова отворилась, но Вилла не могла увидеть, кто пришел, не обернувшись. — Лорд-десница, — сир Люцион слегка наклонил голову в знак почтения. Он любил похвалиться тем, что он родственник и десницы короля лорда Тайвина, и его брата, который исполнял обязанности десницы в отсутствие лорда Тайвина. Однако сейчас заявить о своем родстве не посмел.       «И чем я так притягиваю к себе Ланнистеров сегодня?» — недовольно подумала Вилла, но встала, чтобы сделать реверанс. — Кузен. — Киван Ланнистер отвечал холодно. — Я хотел бы поговорить с леди Виллой наедине.       Когда сир Люцион удалился, улыбнувшись Вилле в последний раз из-за спины десницы, сир Киван подошел к Вилле. Она не стала приглашать его сесть, только выпрямилась, ожидая, что будет дальше. — Это ожерелье довольно дорогое. Откуда оно у вас, миледи? — серьезно, без намека на угрозу или любопытство, спросил десница. — Оно было со мной, когда я приехала сюда, милорд. Мне подарил его мой дедушка, — солгала Вилла. Наверняка, если она и могла положить конец этому, то помощи следовало просить у десницы, но он тоже был проклятым Ланнистером, которому нельзя было доверять. — И что сир Люцион делал в ваших покоях, миледи? — таким же ровным голосом спросил сир Киван. — Сир Люцион часто нас навещает, чтобы убедиться, что у нас есть все необходимое. Он делает для нас даже больше, чем обязан. — Вилла ненавидела себя за то, что ей приходилось представлять этого человека в лучшем свете, чем он был, лучше, чем он даже заслуживал. Да, сиру Люциону поручили приглядывать за заложниками-северянами, и фактически они ни в чем не нуждались, но Вилла обошлась бы и без такого повышенного внимания. — Как это щедро с его стороны, — ответил сир Киван, коротко усмехнувшись. — Да, очень щедро, — согласилась Вилла, не зная точно, поверил десница ей или нет. Даже если и не поверил, то наверняка закроет на это глаза. Какое ему дело до судьбы заложницы-северянки? За нее некому вступиться здесь, как и за других мальчиков и девочек. — Наверное, вам интересно, зачем я пришел к вам, миледи. Что ж, не буду томить: у вас есть возможность вернуться на Север.       Вилле пришлось приложить усилие, чтобы скрыть удивление. Недавно на Север уехал Гавен Гловер, но никто не рассчитывал, что это может повториться, — по крайней мере не так скоро. И конечно Вилла не рассчитывала, что это может произойти с ней. — Возможность? — переспросила она. Она испытала непомерное облегчение от одной лишь мысли, что она сможет избавиться от сира Люциона навсегда. — И что же это за возможность такая? По доброте душевной отпускаете? — не удержалась она от издевки.       Столица научила Виллу быть подозрительной и не слишком доверять чужой доброте. Однако сир Киван не разозлился на нее за дерзость. На Юге всех северян считали дикарями, враждебно настроенными, подозрительными, едва ли не одичавшими. Сир Люцион называл Виллу диковинкой. Возможно, сир Киван тоже отнесся к ней снисходительно, не ожидая от Виллы иного поведения. — Вы сможете вернуться домой при условии, что выйдете замуж. Ваш лорд-дед дал согласие на помолвку. — Почему же я в таком случае еще не собираю вещи? — Если вы согласны на это, то уже сегодня вечером сможете их собирать.       Это было слишком прекрасно, чтобы оказаться правдой, поэтому во всем этом Вилла явственно чувствовала подвох. Отпускают из столицы? Чтобы она вышла за северянина? Было бы логичнее, если бы ее выдали замуж здесь, на юге, за человека Ланнистеров, чтобы держать ее в заложницах вечно. Сир Люцион бы точно не отказался от такого. — И кто же мой жених? — рискнула поинтересоваться Вилла. Подвоху больше неоткуда было взяться — так она рассудила. — Русе Болтон, лорд Дредфорта, — невозмутимо отозвался сир Киван.       Чего-то подобного следовало ожидать. Ее бы не отпустили на Север, если бы она выходила замуж не за лояльного Ланнистерам лорда. Дедушка любил ее достаточно, чтобы не выдавать ее замуж против воли, но он любил ее достаточно также и для того, чтобы попытаться вернуть ее домой любым способом. А Вилла любила Север достаточно, чтобы согласиться на любую жертву. И она хотела сбежать от сира Люциона.       Когда сир Киван ушел, Вилла снова села перед зеркалом. Она не могла поверить в свое счастье. Она вернется домой! Домой! Она подумала про сира Люциона и сдернула ожерелье с шеи. Только бы после ее отъезда он не нашел ей замену среди других заложниц. Вилла перебрала в памяти близких ей по возрасту северянок, которые также томились в Королевской Гавани без права вернуться домой. Она не желала никому подобной участи. Вилла могла больше не бояться за себя, но боялась за ту, что должна была занять ее место. Все эти девочки были так уязвимы, они бы тоже побоялись сказать кому-то о том, что происходит.       Но ночью перед отъездом Вилла поняла, что напрасно списала себя со счетов. Она все еще была в Королевской Гавани, и расслабляться раньше времени не следовало. Она уже лежала в постели, готовая вот-вот погрузиться в сон, когда дверь в ее покои отворилась.

***

      Завтрак уже подходил к концу, когда Санса появилась на пороге трапезной. Она редко радовала их своим присутствием здесь по утрам — обычно Санса поднималась с постели поздно. Члены семьи и гости уже успели разойтись по своим делам, и Джейме сидел в трапезной в компании одного лишь отца и первый заметил Сансу. Она двигалась неспешно — Джейме уже успел к этому привыкнуть, потому что так бывало, когда Санса чувствовала себя неважно. Отец большое внимание уделял самочувствию жены, и всей семье невольно приходилось делать то же самое. — Санса! — обрадовался Джейме. — Как хорошо, что ты к нам присоединилась.       Санса улыбнулась. Было заметно, что проснулась она недавно, и на ее лице сохранились остатки сна. Наверняка она постаралась прийти поскорее, чтобы застать их здесь, поэтому не тратила много времени на то, чтобы привести себя в порядок. — Я только посидеть за компанию, — извиняющимся тоном произнесла она.       Стул Сансы был свободен, и Санса опустилась на него чуть более тяжело, чем прежде. Она положила руку поверх левой руки отца, и лорд Тайвин тут же развернул ладонь, чтобы взять руку жены в свою. Джейме почувствовал, что на его лице рискует нарисоваться совершенно идиотская улыбка, хотя теперь он частенько видел отца со стороны, с которой не привык видеть. При этом даже такой человечный жест вроде держания за руки со своей женой Тайвин Ланнистер делал с таким видом, будто исполнял дело государственной важности — настолько уверенно и невозмутимо, что никто не мог усомниться в необходимости именно этого действия, а не какого-то другого. — Ты рано, — спокойно заметил отец, продолжая трапезу. — Но чувствую себя выспавшейся, и вообще мне гораздо лучше, чем обычно, — весело ответила Санса, отвечая на вопросы, которые не прозвучали. — Мне захотелось прогуляться. — Очень хорошо, в саду сухо. — Не хочу в сад, хочу к морю, — голос Сансы сделался игриво-капризным. Джейме начал медленно намазывать масло на кусок хлеба, которому не суждено было оказаться в его желудке. Джейме не хотелось, чтобы отец и Санса думали, будто он следит за ними, но в удовольствии насладиться сценой отказать себе не мог. Потом можно будет пересказать все Арианне. — Помнишь, как мы однажды гуляли по берегу? Можно было бы повторить.       Джейме не имел понятия, о чем идет речь, но на месте отца он непременно бы согласился, если бы его жена предложила ему что угодно с такой заманчивой интонацией. К счастью, Арианна была инициативной женщиной, и Джейме за все время их брака никогда не приходилось страдать от скуки.       Отец же оставался собой в любой ситуации. — Исключено, — неуклонно ответил он. — Ты не в том состоянии, чтобы проделать такой длинный путь пешком. — Но в прошлый раз я выдержала, — возразила Санса слегка разочарованным тоном. — И проспала после этого почти сутки — так умоталась, — лорд Тайвин задержал на жене пронизывающий взгляд. Санса слегка прищурилась в ответ. — Ты ни за что не признаешься, что устала, но это и неважно. В твоем положении нельзя так напрягаться. — Я хочу погулять, — настаивала Санса. — Может, завтра мне снова будет плохо, и я не смогу половину дня встать с кровати.       Неповиновение отцу не нравилось — Джейме знал это слишком хорошо на собственном опыте. Однако происходящее все еще не было похоже даже на перепалку, и мало того, что отец не принялся спокойно настаивать на своем и даже не поставил точку одним взглядом — а он мог и такое, когда не хотел утруждать себя объяснениями, — отец пошел на компромисс. — Я понимаю, но пешком ты не пойдешь и верхом тоже не поедешь. В карете — хорошо, но надо взять мейстера с собой. — Я прекрасно себя чувствую, — возразила Санса, будто не понимая, что ей уже повезло больше, чем сотням тех, кто осмеливался высказывать Тайвину Ланнистеру свои желания. — Необязательно, что через час будет то же самое, — все же поставил точку отец.       Санса улыбнулась. Почему бы не улыбнуться — своего она все же добилась. Пусть с оговорками, но отец разрешил прогулку, и это что-то да значило. Они с Сансой покинули трапезную вместе, и Джейме сообразил, что и ему надо идти, чтобы позволить, наконец, слугам, убрать со стола. Джейме положил на тарелку намазанный маслом кусок хлеба, который свое отслужил, и встал, отодвинув стул.       В холле он увидел Маргери, которая сидела на подоконнике и задумчиво смотрела в окно, видя по ту сторону явно не внутренний двор замка, а что-то, что лишь ей было ведомо. Арианне и Квентину было, что сказать друг другу после долгих лет разлуки, и они теперь часто проводили время вместе. Младший брат Квентина нашел себе проводника в лице Джой, а Маргери, видимо, оказалась предоставлена сама себе. Хозяином Утеса по-прежнему был отец, но тому сейчас явно было не до гостей — если он вообще когда-нибудь утруждался тем, чтобы развлекать их лично, поэтому Джейме решился добровольно возложить эту обязанность на себя, причем не то чтобы сильно против этого возражая. — Позволите составить вам компанию, миледи, раз уж моя жена похитила вашего мужа? — заговорил с ней Джейме, пытаясь сделать свой голос веселым, чтобы Маргери очнулась от явно тлетворной задумчивости и тоже повеселела.       Маргери повернулась к Джейме и ответила ему приятной, но все еще не лишенной печали улыбкой. Она похорошела еще больше с момента их прощания в столице. Вероятно, Маргери уже не была той же девушкой, которая только-только вышла замуж, как и Джейме не был тем же самым мужчиной, который тогда только собирался добыть для себя невесту. — С удовольствием, милорд. — Маргери вложила свою руку в протянутую ладонь и встала с подоконника.       Вспомнив слова отца про сад, Джейме предложил Маргери отправиться именно туда, и она согласилась. Они вышли из замка и пошли по садовой тропинке, не зная толком, о чем говорить. Они были слишком чужими друг другу, чтобы разговаривать о личном, и все же недостаточно чужими, чтобы вести безликие светские беседы. — Я рада, что у вас с Арианной все хорошо, — первая заговорила Маргери, обозначив дальнейший ход разговора. — Могу сказать то же и про вас с Квентином, — поспешил сказать Джейме, радуясь, что Маргери избавила его от участи проводить экскурсию по саду. От отчаяния Джейме в голову пришла и такая мысль. — Все сложилось на редкость удачно, разве нет?       Маргери кивнула, скользя взглядом по медленно оживающим после зимы кустарникам и деревьям. — Так и есть. — Вы сами решили бороться за свое счастье, а в ином случае сейчас это вы были бы хозяйкой этого замка. Не прямо сейчас, — поспешил исправиться Джейме, вспомнив, что официально Леди Утеса теперь стала Санса, — но вы меня поняли.       Маргери усмехнулась, поспешив кивнуть, чтобы не вынуждать Джейме давать дальнейшие объяснения и пояснения. — Квентин любит поддразнить меня этим, — Маргери тепло улыбнулась, когда заговорила о муже. — Не поверите, но моя жена шутит точно так же, — не смог не сказать Джейме, потому что после знакомства с Маргери Арианна постоянно пыталась Джейме этим поддеть. — Напротив — охотно поверю. У них много общего, все же они брат и сестра. — Должно быть, вы скучаете по собственным братьям, — предположил Джейме, вспомнив, что и Маргери не единственный ребенок в семье. Он сам, наблюдая воссоединение своей жены с братьями, не мог не думать о Тирионе и Серсее, которых ему не суждено было увидеть вновь. Серсея даже при всем том, что пребывала в добром здравии, едва ли решилась бы наведаться в Утес после всего содеянного. Арианна говорила про Квентина и Тристана постоянно — не всегда лестно, но это, видимо, было семейной чертой. — Я знала, что рано или поздно мне придется покинуть семью. Каждую женщину приучают к этой мысли с детства. Она оставляет свой отчий дом, но зато находит новый. И обретает новую семью, — голос Маргери звучал ровно, будто она смирилась с такой судьбой, но все же Маргери была леди, и она не позволила бы демонстрировать печали больше, чем было бы приемлемо. Она и Джейме были не настолько близки, чтобы быть слишком откровенными друг с другом. — Мне лишь сейчас пришло в голову, что, будь вы моей женой, то сейчас Санса стала бы вам кем-то вроде мачехи.       Маргери хихикнула, и с ее лица слетела тень печали. — Это было бы забавно, — признала она. — Но нам необязательно родниться, чтобы чувствовать себя родными. Санса и я — больше чем подруги. Санса помогла мне устроить мое счастье. И вы тоже помогли. И пусть с вами меня ничего не связывает кроме кратковременного сотрудничества и очень отдаленного родства, я понимаю, что все же хотела бы назвать вас своим другом. Если вы не возражаете.       Такое предложение привело Джейме в большее смятение, чем можно было предположить, но он быстро взял чувства под контроль. — Совсем нет. Думаю, расстройство нашей даже несостоявшейся помолвки дало нам лучший старт для хороших отношений, чем мог бы быть. Сейчас и я с радостью назову вас своим другом.       Джейме поцеловал ее руку, и Маргери сделала неглубокий полушутливый реверанс.

***

      Несмотря на осторожность возницы, Сансу мутило всякий раз, как под колесо кареты попадал камень или оно угождало в углубление на дороге. Даже подушки, которыми ее обложили со всех сторон, не спасали. Санса знала, что согласилась на это сама, но ехать верхом было бы еще хуже. Санса старалась скрыть свое состояние от Тайвина, который сидел с ней рядом, и прежде всего — от мейстера, который сидел напротив и не сводил с нее проницательного взгляда, которому — не иначе — обучали прямиком в Цитадели.       Когда они оказались на берегу, морской воздух немного исцелил ее. Санса сделала глубокий вдох, прикрыв глаза, позволив свежему ветерку пощекотать ее кожу и отвести от лица выбившиеся из прически пряди. Санса все еще помнила прошлую их с Тайвином прогулку в деталях, но теперь над морем сияло солнце, вода казалась светлее, и волны более дружелюбно и спокойно накатывали на берег, почти не оставляя после себя пены. Это была другая часть берега, она не была отрезана выступами скал от остального пляжа, поэтому Санса ощущала этот раз как первый. Санса поняла, что на самом деле ей было неважно, куда и какими путями добираться, она просто хотела побыть с Тайвином. Санса взяла мужа за руку, и они вместе медленно пошли вдоль кромки воды.       Санса стремилась вдохнуть как можно больше соленого воздуха, от чего ее голова начинала приятно кружиться. Тайвин ничего не говорил, и его молчание не гнело бы ее, если бы ей самой не было, что сказать. Стоило поговорить об этом уже давно, но Санса чувствовала — возможно даже знала точно, — что не услышит ничего обнадеживающего, а потому откладывала разговор раз за разом. Может, дело было в том, что по крайней мере эту сторону своего мужа она успела уже узнать хорошо, или же предупреждение Дженны оказало на нее влияние, но Санса знала, что Тайвин не просто так ведет себя так, будто полон решимости оставить ее в Утесе. Санса долго не решалась поговорить начистоту, но теперь отступить было нельзя. «Я его жена, — напомнила себе Санса. — И я имею право сказать, если я с чем-то не согласна. Мы должны быть искренни друг с другом. И Тайвин терпеть не может недомолвки». — Я хотела обсудить кое-что, — негромко сказала она в тот самый миг, как волна с легким шуршанием омыла берег, но это не помешало Тайвину расслышать ее слова. — Конечно, — легко согласился он, и его пальцы чуть более сильно сжали ее, призывая к действию. — Что тебя тревожит? — «Он так заботится о том, что тревожит меня, но по-прежнему не говорит о том, что тревожит его самого», — с легкой обидой подумала Санса, но сейчас речь была не о том. — Мне следовало сказать об этом раньше, не знаю, почему я не решалась, — она взглянула на Тайвина с надеждой, что он поймет. Ее тревожило это. Они были мужем и женой, но изредка Санса чувствовала ту грань, которую ей все еще боязно было переступать. Пожалуй, слишком долго она пробыла в положении, когда ей не было разрешено говорить Тайвину все, что она думала. Сейчас она все еще прощупывала границы дозволенного, не зная, как далеко она может заходить. Наверное, в такой ситуации это было неизбежно. — Ты можешь обсуждать со мной все, — напомнил Тайвин. — Ты сама говорила о том, что это так. Что мешает тебе в этот раз? — То, что это касается нас с тобой. Кажется, наши представления о ближайшем будущем не совпадают. — Санса замедлила шаг, повернувшись к нему лицом, и Тайвин тоже остановился. Санса смотрела на мужа, но по лицу Тайвина ничего нельзя было сказать наверняка. — Я думал, мы уже обсудили много раз, почему я должен уехать, — его голос был спокоен, но Санса и не ожидала иного. — Обсудили. Твой отъезд — дело решенное, но мне кажется, я пропустила момент, когда мы с тобой решили, что я останусь здесь.       Тайвин слегка поднял брови. — Какое еще развитие событий ты видишь? — осведомился он невозмутимо, и Санса с ужасом была вынуждена убедиться, что самый логичный для нее вариант совершенно не был таковым для него. Волна жара пробежалась по ее спине. — Как это какой? — поразилась Санса, не пытаясь утаить эмоций. — Я должна вернуться на Север.       Их руки все еще были сцеплены, но Сансе показалось, что пальцы все же разъединились, и она утратила с Тайвином связь. — В твоем положении? Нет.       Она заранее знала, что ответ будет именно таким, но все равно опешила на миг. Его вкрадчивое «нет» перевернуло ее последние надежды. — Не как в тот раз, — уточнила Санса, продолжая цепляться за мизерные возможности. — В карете, с комфортом, как полагается, как ты и говорил. — Мне показалось, что получаса в карете только что тебе должно было хватить, чтобы понять, что и это — не решение. — Тайвин все же заметил ее состояние, и Санса с досадой прикусила губу, опустив голову. — Просто сейчас еще слишком рано, но после обеда я чувствую себя прекрасно всегда. — Да, прекрасно, — кивнул Тайвин. — Когда ты сидишь на одном месте в замке, а не когда тебе нужно преодолеть значительное расстояние с самого утра и до наступления ночи, если ты планируешь добраться до Винтерфелла раньше, чем наступит лето.       Санса поджала губы, не найдя, что ответить, и Тайвин продолжил: — Ни тебе, ни ребенку не пойдет на пользу тряска в карете по Королевскому тракту. В прошлый раз в поездке была необходимость, но сейчас никакой необходимости в ней нет. — Спокойный и твердый голос Тайвина уменьшал шансы Сансы переубедить его с каждым произнесенным словом, но отступать она не собиралась. — Как это нет? Я Леди Винтерфелла, и мое место на Севере. — Так и есть, но сейчас у тебя есть работа поважнее — заботиться о себе и о ребенке. Дела Севера можно решать на расстоянии, как ты это успешно и делала все это время. — Чтобы решать эти дела лучше, мне нужно быть на Севере. — Это не обсуждается. Я не позволю тебе вредить себе. Пиши письма — пожалуйста, сколько пожелаешь. Веди переписку с матерью, Болтоном, Джоном Сноу — с кем хочешь, но ни о каких поездках не может быть и речи. В Винтерфелле у тебя будут дела с утра до вечера, и ты не сможешь их игнорировать, совершенно забудешь о себе, а тебе в твоем состоянии надо больше отдыхать.       Он был прав. Санса и сама знала, что не сможет игнорировать дела. Она и прежде часто забывала об отдыхе, приемах пищи и даже о сне, когда выдавались особенно трудные дни. В Утесе, где ей почти ничего не приходилось делать, к тому же самочувствие толком не позволяло, Сансе сперва было даже непривычно просто лежать на одном месте на протяжении часов. — Я понимаю, но если в твое отсутствие мне станет лучше? Если тошнота прекратится, я бы могла вернуться в Винтерфелл, — попыталась Санса нащупать почву для компромисса, как им повезло сделать это за завтраком.       Однако она поняла, каким будет ответ ее мужа еще до того, как Тайвин его озвучил. — Дело не в тошноте — без нее твоя утроба не опустеет. В твоем состоянии тебе нужно беречь себя как никогда прежде, а у тебя всегда были проблемы с этим. Будет лучше для всех, если ты просто останешься здесь, где о тебе позаботятся, и тебе не придется делать больше, чем будет нужно. Ты не согласна? — Это не только о Севере и о делах Леди Винтерфелла, это об Эдрике. Я не могу его бросить. — Если воззвать к чувству долга не получилось, приходилось пробовать другие способы. Но Тайвин остался непоколебим, как Утес, который возвышался за его спиной. — Ты его не бросила — с ним его бабушка и достаточно знакомых ему людей. Его могут привезти сюда, если ты пожелаешь. Это даже пойдет тебе на пользу. Но отправляться в путешествие самой в таком состоянии — этот риск не оправдан. В прошлый раз с тобой ничего не случилось, но совсем необязательно, что так будет сейчас.       Тайвин опустил руку ей на живот, и Санса поняла, что у нее нет аргументов, которые могли бы его переубедить. Но и слова мужа убедили ее лишь наполовину. Тайвин был прав во всем, но Сансе все еще казалось невозможным оставить Север так надолго. Ей придется пробыть в Утесе до самых родов и еще некоторое время после, прежде чем она почувствует себя достаточно окрепшей для путешествия. Тайвин едва ли понимает, насколько это было проблемой для нее. Он-то в своем замке, и ее место, как его леди-жены, именно здесь — было бы, не будь она еще и Леди Винтерфелла. — Что с тобой? — его пальцы мягко коснулись ее щеки, пока ладонь другой руки продолжала лежать на ее животе. — Неужели ты не понимаешь, что это только для твоего блага? — Я понимаю, но разве это не может заставить меня грустить? Я рассчитывала, что смогу скоро вернуться в Винтерфелл. Я не планировала задерживаться здесь дольше. — Ты не останешься здесь одна. С тобой будут Джейме и Арианна, да и твоя подруга Маргери не собирается уезжать. — Да, ты прав, — Санса улыбнулась, ощущая, какой натянутой вышла улыбка. Тайвин вгляделся в ее лицо. — Если тебе есть, что сказать, то сделай это сейчас, чтобы снова не оставалось каких-то недопониманий между нами. — Его большой палец скользил по ее скуле, пока его рука ненастойчиво, но поддерживала ее голову, вынуждая Сансу смотреть на мужа.       Он-то точно не рассказывал ей всего, а сам говорил об отсутствии недопониманий. Тайвин выглядел таким убежденным в собственной правоте, что Сансе было неловко даже продолжать спор. Она уже представляла его взгляд, который он бы обратил на нее. Для Тайвина ее нахождение здесь было очевидным. Должно быть, для Сансы тоже все должно было быть именно так, но почему-то не было. Несмотря на то, что она попала в ловушку исключительно из собственных надежд, Санса испытывала опустошение. Ей придется остаться в Утесе! Ей нравился этот замок, и ей нравились люди здесь. Сансе нравилось отдыхать и чувствовать чужую заботу, она не скучала по работе, бесчисленным делам и письмам, и иной раз ей было лениво заниматься этим даже по ночам, в пик своей активности и хорошего самочувствия… Однако Санса скучала по сыну, маме, по дому. И ей придется забыть о возвращении в Винтерфелл на много лун. — Я сказала все. Пойдем, — она снова взяла Тайвина за руку. — Не хочу пока возвращаться. — На деле ей не хотелось снова трястись в карете, чувствуя, как подкрадывается к горлу горечь, и в очередной раз осознавать, что путешествие обратно она выдержать не в силах, хотя бы потому что лишилась сильнейшей мотивации, что подгоняла ее на пути сюда.       Внесение ясности должно было вселить в нее легкость, какая обычно приходит на смену гнетущей неизвестности, но вышло наоборот. Наверное, это ее ошибкой было полагать, что Тайвин позволит ей предпринять повторное путешествие. Вот даже сир Мерлон сомневался в этом, а он знает лорда Тайвина, может, и дольше, но не так близко, как Санса. Или Дженна. Ее слова и вовсе не стоило бы подвергать сомнению. Она ошиблась, пожалуй, лишь однажды, когда заявила, что раз ее брат не женился повторно за столько лет, то уже и не женится. И все же Дженна была одной из первых, кто раскрыл их тайну, а те слова вполне могли оказаться проверкой.       Неспешно прогуливаясь вдоль кромки воды, они продолжали что-то обсуждать, но прогулка больше не могла приносить Сансе удовольствия, и она отвечала невпопад. Она не могла не думать, какой ее жизнь станет теперь. Тайвин уедет, а она останется здесь.       Когда они вернулись в замок, Санса почувствовала себя еще хуже после повторной поездки и неизбежного осознания, что в самом деле глупостью будет возвращение на Север. Если ей придется переживать такое каждый день, она просто сойдет с ума. Без поддержки мужа она едва ли поднялась бы по ступеням — такое головокружение ее одолело. Однако принципы были важнее. — Я могу дойти сама. Просто мне нужно посидеть немного и отдохнуть. — Санса, ты все равно ничего мне не докажешь, — не внял ее словам Тайвин. — Поэтому просто позволь мне помочь.       Выбора у Сансы не оставалось, и она в самом деле позволила мужу довести ее до покоев. По пути они встретили сира Мерлона, который оставался в замке, ожидая распоряжений Сансы. Самое время было их отдать. — Вы можете ехать в Крейкхолл, сир Мерлон. Настолько, насколько пожелаете, — сказала Санса, после того как сир Мерлон поклонился и ей, и Тайвину.       Санса не стала задерживаться дольше. Она прошла мимо так быстро, как могла, сразу же начав корить себя за грубость. Тайвин взглянул на нее, но предпочел ничего не говорить. Он ушел, как только довел ее до покоев и убедился, что она в порядке. У Тайвина еще было достаточно дел, а он и так посвятил жене все утро.       Не раздеваясь, лишь бросив на кушетку плащ, Санса устроилась на кровати прямо поверх покрывала, опершись спиной о подушки. Когда она закрывала глаза, ее мутило сильнее, поэтому приходилось рассматривать ставшее привычным убранство комнаты, в свете дня выглядевшей совсем не так, как в полумраке ночи. Не успела Санса заскучать или окончательно погрузиться в уныние, как в дверь постучали, и на пороге появилась Маргери. — Мне сообщили, что ты вернулась, — Маргери легко впорхнула в комнату, и Санса как никогда прежде ощутила потерю легкости в себе самой. — Джейме рассказал, что у вас с лордом Тайвином была романтическая прогулка к морю, — Маргери подмигнула. — Ты видела Джейме? — Санса удобнее устроилась на подушках, когда Маргери села у кровати. У нее не было желания обсуждать романтику, которой не случилось, и Маргери, к счастью, поняла намек. — Мы провели вместе утро: гуляли по саду и подружились, кажется.       Санса рассмеялась. — Неужели? Не поздновато? — Мне кажется, сейчас самое время, — усмехнулась Маргери. — Как ты себя чувствуешь? — Неважно, — призналась Санса. — Для меня теперь и верховая езда, и даже поездки в карете — сущее наказание. Тайвин прав — мне надо сидеть здесь и даже не думать о Севере. — Так он и сказал? — поразилась Маргери. — Конечно нет. Но я предполагала, что вернусь в Винтерфелл после свадьбы. Тайвин считает иначе — не хочет, чтобы я рисковала. — Чем? — Своим здоровьем, ребенком, наверное… — Здесь ты могла бы и поспорить с ним, — заявила Маргери с такой убежденностью, что Санса усомнилась, помнит ли ее подруга, о ком они говорят. С другой стороны, Дженна тоже велела ей себя отстаивать. — Марлин Фоссовей, знаешь, сестра Леонетты, приехала на мою свадьбу с Джоффри глубоко беременной. Из самого Простора! Правда, ее муж приехал с ней. Наверняка ему было спокойнее, что он сам мог присматривать за ней и контролировать, чтобы с ней ничего не случилось. — Я понимаю, что Тайвин прав, — вздохнула Санса. — На практике мое желание осуществимо едва ли. Это такая пытка — просто лежать, когда накатывает тошнота. А куда-то ехать при этом, пусть даже в карете… Я же не ездила никуда после того, как приехала в Утес. Сегодня был первый раз.       И не потому ли Тайвин согласился на эту прогулку, чтобы наглядно продемонстрировать Сансе ее полную беспомощность? — Получается, твой муж даже раньше тебя понял, что ты не в силах поехать обратно? — полюбопытствовала Маргери, придвигая стул ближе к кровати и упираясь локтями в край постели, когда она наклонилась к Сансе. — Видимо, у вас глубокое взаимопонимание.       Санса не смогла не усмехнуться. — Взаимопонимание, да.

***

      Как Санса могла хотя бы на миг предположить, что он позволит ей в таком состоянии ехать обратно?       Тайвин мог смириться с первой ее поездкой, мог даже восхититься ее стойкостью, если изменить уже ничего не мог, но повторение этого опыта никак нельзя было бы назвать как-то иначе нежели безответственностью, и потворствовать этому он не собирался. Тайвин помнил взгляд жены — удивленный, даже шокированный, — когда он спросил ее, какие варианты развития событий видит она. Конечно, Санса думала о Севере и долге — Санса никогда не думала о себе, она всегда выбирала кого-то или что-то другое, о чем ей нужно было позаботиться и подумать, но теперь это и неважно. Тайвин будет об этом думать, и ее обиды не заставят его отступить. Иногда нужно просто делать то, что необходимо, невзирая на остальное.       К этому разговору следовало вернуться еще раз, потому что какие-то недоговорки оставались, и Тайвин это знал. Он собирался сделать это вечером, когда страсти улягутся, но Санса опередила его, появившись на пороге его кабинета почти перед самым обедом, когда Тайвин уже закончил дела и встал из-за стола, чтобы пойти в трапезную. — Нам нужно поговорить, — объявила Санса, складывая руки на груди. Не иначе как придумала новые аргументы, которые должны были переубедить его. Не выйдет. — Сейчас? Как насчет отложить это до послеобеденного времени? Ты неважно позавтракала, — напомнил Тайвин, но Санса лишь упрямо мотнула головой. — Сейчас. — Ее голос звучал настойчивее, чем тогда, на берегу. Тогда она была ошеломлена, а теперь, видно, собралась с мыслями. Тайвин вовсе не привык видеть ее такой. Обычно Санса была в высшей степени уступчива, что не могло не радовать. Меньше всего Тайвину нравились их редкие конфликты. — Хорошо. Что успело случиться за те два часа, что мы не виделись? — Я просто обдумала твои слова. И не согласна с твоими доводами.       Тайвин поднял брови. — Вот как? — Мне этого недостаточно. С чего ты решил, что я чем-то рискую? — произнесла Санса с таким видом, будто отрепетировала эти слова в голове, прежде чем войти в кабинет. Спустя мгновение Санса облизала губы и немного смягчилась. — Тайвин, о каких рисках идет речь, скажи мне? Мейстер каждый день навещает меня по два раза и уверяет, что все в порядке. Есть что-то, чего я не знаю? — Я уже сказал, что как бы ты ни старалась выполнять рекомендации мейстера, все может пойти не так, — терпеливо повторил Тайвин. — А еще все может пойти хорошо! — нервно воскликнула Санса, держа руки сложенными на груди, вцепляясь пальцами в собственные локти. — Ты думаешь, в Винтерфелле не позаботятся обо мне должным образом? Там моя мать, там мейстер Лювин, который знает меня с младенчества… — Дело не в том, что о тебе там плохо позаботятся. — А в чем тогда? Вот леди Фоссовей была на свадьбе Маргери и Джоффри глубоко беременной, но с ней ничего не случилось. — Ты обсуждала это с Маргери, — понял Тайвин. — Почему нет? Это позволило мне посмотреть на ситуацию с другой стороны, как ты и учил меня делать, — заявила Санса, будто Тайвин должен был гордиться тем, что она его же уроки применила против него. — И я не понимаю, с чего ты взял, что со мной обязательно что-то должно случиться. Я совершенно здорова, с ребенком тоже все в порядке — я слышу это каждый день. Ты думаешь, если бы что-то было не в порядке, я бы рвалась на Север? Да я была бы первой, кто решил остаться здесь! Безопасность ребенка — первое, о чем я думаю, и у меня, как и у тебя тоже, нет никаких причин за него волноваться. И если все так хорошо, то почему я не могу вернуться к своим делам на Севере? — Я уже сказал тебе, почему, — внутренне теряя терпение, но внешне оставаясь спокойным, ответил Тайвин. — Ты не сможешь там соблюдать рекомендации мейстера — ты погрузишься в работу и забудешь о себе. — Или ты просто хочешь контролировать меня, и если я останусь здесь, то тебе будет легче сделать это! — Тайвин едва удержался, чтобы не возвести глаза к потолку от подобного предположения. Санса была в отчаянии, и ее попытки добиться желаемого были похвальны, но бесполезны. Санса снова и снова набрасывалась на него с новыми аргументами, но почти мгновенно смягчала тон и пыталась воззвать к его человеческим чувствам. — Я понимаю, что один раз ошиблась и случился тот инцидент с бастардом Болтона, но ничего такого больше не повторится, я обещаю. И я обещаю не утруждать себя работой — это останется на маме, да и она сама не позволит мне ничего делать. Просто я буду там, с ней и сыном.       Тайвин вздохнул, восхищаясь стойкостью жены. Санса была упорна, она боялась начать этот разговор, но, начав, не хотела сдаваться без боя. Все ее попытки были бесполезны, и она наверняка это знала. В другой ситуации бессмысленную борьбу можно было назвать глупостью и пустой тратой сил, но Тайвин уважал несгибаемость Сансы.       Жестоко с его стороны было поступать так — будто наблюдать со стороны за пойманной бабочкой, которая стремится вылететь, но не может, знать при этом, насколько тщетны ее попытки, но все же позволять ей пытаться. — Санса, дело не в контроле. Будет лучше, если ты останешься здесь. — Ты мне что-то не договариваешь, — уверенно заявила Санса. — И я хочу, нет, я имею право знать, что именно. Что это? Что-то не так с ребенком? Мейстер Крейлин говорит тебе что-то, что не говорит мне?       Санса смогла его удивить, когда Тайвин уже было собирался поставить в вопросе точку. Подобное предположение даже для него было немыслимо. Санса могла подозревать его во многом, но не в этом. — Нет. Ты думаешь, я бы не сказал тебе, если бы ребенок был в опасности? — Тем не менее все же есть что-то, о чем ты мне не договариваешь! В чем дело? — Ты несколько недель слушала, как я говорил тебе, что ты останешься в Утесе, не решаясь возразить, а теперь оказывается, что это я тебе что-то не договариваю. — Многие женщины путешествуют, когда они в тягости, и с ними совершенно ничего не случается. Это не причина оставлять меня здесь, — продолжила гнуть свое Санса, проигнорировав его слова. — Я вообще не думала, что я чем-то рискую, это ты мне внушил эту мысль! — она расцепила руки, чтобы ткнуть пальцем в грудь Тайвина. Санса медленно подходила к нему, продолжая говорить. — С самого начала, как только я приехала, ты принялся меня убеждать, что мои действия могли как-то навредить мне или ребенку! По твоему мнению, мне и встать лишний раз нельзя, ведь тогда я рискую ребенком! Я даже не думала об этом до этого! Это были твои опасения. Но почему, если многие женщины… — Эти многие женщины — не моя жена.       Санса удивленно качнула головой, остановившись посреди кабинета. — Но… — Я не хочу, чтобы ты рисковала собой, — заговорил Тайвин. Если она будет думать так, как думает, то не выбросит из головы мысль об отъезде, а он никак не мог позволить ей уехать. — Ты можешь выполнять все рекомендации мейстеров, и даже тогда все может пойти не так. До самого конца мейстер может быть уверен, что все протекает хорошо, а в итоге… — перед его глазами как наяву встали пропитанные кровью простыни. — Нет, ты никуда не поедешь. Останешься здесь и будешь делать все, что Крейлин скажет тебе делать.       Санса недоверчиво отшатнулась, но Тайвин сам шагнул к ней, взяв жену за плечи, желая впечатать в нее свои намерения, но подействовать могли лишь слова, та искренность, которой Санса желала. Тайвин ненавидел признаваться в своих слабостях — он никогда этого не делал, но Санса хотела правды. — Если с тобой что-то случится… — произнес Тайвин, выделяя каждое слово, которое давалось ему с усилием. Напряжение заполнило его целиком. Мысль о том, что он может потерять Сансу, как потерял Джоанну, в этот миг показалась ему реальнее, чем когда-либо прежде. И испугала гораздо сильнее. Тайвин будто заново испытал то ощущение пустоты после потери — так остро, будто оно пронзило его только что. Это никогда не ощущалось как быстрый удар, когда боль настигает мгновенно и больнее всего в первый миг. Нет. Это всегда было долгим процессом, и боль была одинаковой с каждым проходящим мгновением. Острие проникало медленно, раня каждую частичку, не останавливаясь, давая отдохнуть. Легче не становилось никогда — боль была перманентной. Острие проникало медленно, разрывая все изнутри, но разверзшиеся кровоточащие пустоты уже было нечем заполнить. Тайвин сильнее сжал плечи Сансы, лишь бы ощутить, что она действительно рядом, в его руках, теплая и живая. — Я не выдержу этого снова.       Тайвин будто услышал собственный голос со стороны, слова — правдивые и изобличающие — все же были сказаны, и ощущение, что Санса услышала их и теперь все поймет, прожгло его с новой силой. Тайвин поспешно отпустил ее и отошел, будто с ним вместе могла отстраниться от нее и его правда, но Санса не была настроена отступать. — И ты говоришь мне это только сейчас? — ее щеки мгновенно стали красными от прилившей к ним крови, а голос дрогнул так сильно, что тронул даже душу Тайвина. — Все это время ты не хотел меня терять, но из всех аргументов, что ты привел, ты не счел нужным озвучить мне самый главный?       В ее надломившемся голосе не было упрека — лишь недоверие и боль. — Сначала ты согласилась с моими доводами, пока Маргери Тирелл не порассказывала тебе глупостей, — холодно ответил Тайвин, чувствуя себя отвратительно из-за мысли, что теперь они обсуждают то, что он чувствовал. Все это время Тайвин даже в своих мыслях не решался задерживать эту мысль чуть дольше из малодушия и страха. И как только Сансе могло нравиться, когда прежде они сидели и обсуждали ее чувства, будто раскладывали их по полочкам, разбирая на составляющие, пытаясь понять, куда их пристроить, чтобы они не мешали никому жить? Гадостное ощущение. — Дело не в доводах, а в том, что ты все еще выбираешь не рассказывать мне ничего о себе! После того, как ты пообещал, пообещал в богороще, перед богами, что постараешься быть откровеннее, ты решил не рассказывать мне о том, что терзало тебя все это время! — Санса снова обхватила себя руками. В ее глазах блестели слезы, но они пока еще не пролились. — Санса… — Нет, даже более того! Ты говорил, что рядом со мной забываешь о своих тревогах. И при том еще спрашиваешь, когда это ты мне лгал? — Это не было ложью.       Санса моргнула и с возмущением уставилась на него. Слезы скользнули по ее щекам, но теперь Санса начала злиться. — Правда? То есть всякий раз, находясь со мной рядом, кладя руку на мой живот, ты не думал о том, как боишься, что я возьму и умру? Так не думал, что запретил мне возвращаться домой! — ее глаза сверкали, покуда она распалялась все больше. — Все это время в твоей голове были такие мысли, а ты решил ими не делиться! Правильно, зачем мне знать? Зачем мне знать о том, что ты боишься, что я умру. Скажешь, мне стоило догадаться? Может, и стоило. Но мы договаривались не об этом, а о том, что ты будешь со мной делиться своими тревогами, хотя бы попытаешься! — Ты можешь не повторять это слово в каждом предложении? — не выдержал Тайвин. Санса опешила. — Какое слово? — Он выразительно посмотрел на нее. — Что ты чего-то боишься? Вот, что тебя тревожит?       «Что ты умрешь, дурочка». — Просто забудь или хотя бы не говори об этом. — Неужели тебе не стало легче, когда ты сказал мне? — ее голос снова звучал нежно, будто Санса боялась, что другой реакцией спугнет его, и Тайвин не расскажет ей больше ничего. — Неужели тебе не тяжело держать все в себе? — А тебе стало легче услышать об этом? Это в самом деле то, чего ты так хотела услышать? Тебя обрадовали такие новости? — Меня обрадовали не новости, а твоя честность. Не радует лишь то, что мне снова приходится вытряхивать из тебя признание. — Санса вздохнула. — Думаешь, я должна одинаково реагировать на то, что ты просто хочешь контролировать меня, и то, что ты просто не хочешь меня потерять? Может, для тебя это все одно, главное результат, что я останусь здесь, как ты хочешь, но для меня — нет. — Ты не можешь уехать, ты это знаешь. — Знаю. Но я останусь, потому что мне важны твои чувства, и я не хочу, чтобы ты за меня боя… чтобы ты волновался за меня. Я хочу, чтобы тебе было спокойно, когда ты будешь там, в столице, вдали от меня. Я хочу, чтобы ты все сделал по плану, не отвлекаясь на волнения за меня… Я приму от тебя любую правду, Тайвин, любую. Только говори мне ее. Пожалуйста.       Тайвин едва мог поверить, что из всей этой ситуации Санса вынесла такой вывод и все еще хотела, чтобы он чем-то с ней делился. После того, как он поделился с ней таким, она все еще хотела его откровенности. — Мысли могут быть отравляющими. Теперь мои мысли отравляют еще и тебя. — Это не так, — мягко сказала Санса. — Мы не будем обсуждать это, если ты не хочешь, не будем вспоминать об этом разговоре, но только запомни: ты меня не потеряешь, — пообещала она, и Тайвин, хотя лучше нее понимал, что Санса не может ничего знать и тем более что-то гарантировать, в это самое мгновение позволил себе поверить ей.