***
Чонгук усложнил себе жизнь. Ещё тогда, когда впервые попытался спровоцировать Тэхёна на активные действия, полагая, что гея в нём распознал безошибочно. Тогда он положил начало своему долгому падению. Сейчас, когда от недопонимания не осталось и следа, а Тэхён оставил своё актерство и ужимки где-то за дверями отделения, должно было всё проясниться, но стало почему-то только сложнее. Чонгука редко вот так тянуло к людям. Особенно в последнее время. Настолько, что влечение уже становится до ужасного очевидным. Перестали мерещиться картинки, где Тэхён голый, и прочая пошлятина тоже, зато под закрытыми веками поселились другие: Тэхён поправляет чёлку аккуратными длинными пальцами, Тэхён смеётся и смешно фыркает в стакан с чаем, Тэхён возбуждённо и сбивчиво что-то объясняет… И от этого начинало сладко ныть в груди. Ненавязчиво, осторожно, словно на пробу. Но начинало. Так, как лет с шестнадцати не было. В том, что у него серьёзные проблемы, Чонгук убедился, когда, к своему стыду, хотел передёрнуть в душе на светлый образ бесящегося Кима. И… не смог. Стало неловко ужасно, что он, взрослый мужчина, хочет вот так вот стоять и дрочить на коллегу, на нового хорошего знакомого, на человека, к которому тянет и по которому начинает теплеть на душе. Хуже всего, когда ты понимаешь, что в мыслях больше нет места пошлости. Это означает, что ты практически уже упал. Куда-то далеко в чужой омут. А не факт, что омут этот тебя примет. Не факт, что ноги о тебя не вытрут, почуяв слабость. Тем не менее, зная это, Чонгук упал. А Тэхён перемены в поведении своего сонбэ, разумеется, заметил. Вот только показывать этого не спешил. Они решили оставить всё пока как есть, хоть и очевидна давно обоим взаимная симпатия. Так пусть и будет «как есть». Они не перестали ругаться и спорить, иногда по мелочам, иногда разногласия были серьёзными — несколько дней тяжёлой работы сделали своё дело, все стали раздражительнее. И на протяжении этой недели ленивые стычки вполне могли бы закончиться ссорой, если бы Тэхён вёл себя как раньше: выводил на конфликт, бесил, нарочно кусался и фамильярничал. Но он почему-то научился себя останавливать. Чонгуку начало казаться, что они Кима перевоспитали. Тогда как сам Тэхён всего лишь наблюдал. Чонгук боится резких движений, судя по тому, как вечно дёргается в сторону, стоит вскочить или замахать руками. Тэхён давно перестал вести себя импульсивно, но заметить это всё успел ещё в самом начале. Боль Чонгуку жуть как не нравится, вернее даже будет сказать, что тот её вообще боится. Это стало понятно в их первую ночь. Причём боится до абсурда. «Не кусайся», «не шлёпай», «не тяни за волосы»… И это только начало списка. Тэхён и сам не понимает — всегда ли был таким любопытным и так уверенно подмечал детали или только сейчас появился этот скилл. До безумия сильно захотелось выяснить природу страхов Чонгука. Откуда они взялись? Но не так уж много источников, где эту информацию можно было бы добыть. Спросить напрямую — пока нет уверенности, что Чонгук не пошлёт. Спросить у Юнги — сто процентов ведь знает, в чём дело — вариант дерьмовый, но лучше первого и однозначно стоит внимания. Нужно лишь подобрать момент. А ещё у Чонгука часто болит голова. Возможно, потому, что не вылезает с работы и питается одним кофе, кто ж знает. Но, сидя напротив, Тэхён начал замечать эти его сведённые к переносице брови и пальцы, которыми тот не оставлял тщетных попыток складочку меж бровей размять, чтобы полегчало, всё чаще и чаще. Очевидно, это не помогало вообще никак. Тэхён начал задерживаться в отделении допоздна. Не уходил, пока не уйдёт Чонгук. Неизвестно, как тот относился к таким выходкам, а вот реагировал достаточно спокойно, отправлял домой по-хорошему, только это, разумеется, не работало. Тэхён ныл, что устал, капая на нервы, но сидел и изображал бурную деятельность, пока Чонгук, не выдержав, не начинал сам собираться на выход. Вот и сегодня Тэхён задерживается. И соображает, что рабочий день давно закончился, только когда зевота начинает драть ужасно. Он поднимает взгляд и смотрит на Чонгука. Тот снова хмурится и трёт эту свою переносицу. Жалкое зрелище. Ну зачем себя мучить? — Болит? — слегка севшим от долгого молчания голосом. — М? — вскидывает рассредоточенный взгляд. — Голова болит? — Нет, я в порядке. — Я же вижу, что болит, зачем врать? — Тэхён… — Может, таблетку? Чонгук молчит с минуту, задумавшись о чём-то. — Нет, я пил, мне не помогает. — Ффух, — Тэхён встаёт со своего кресла, потягиваясь. Сейчас главное, чтобы не оттолкнул, иначе будет неловко. — Давай помогу, — останавливается за спиной у моментально напрягшегося Чонгука. — Расслабься, я ничего плохого не сделаю. Осторожно опускает руки на чужие плечи, которые от напряжения становятся ещё каменнее. Сейчас расстегнуть бы все эти пуговицы от горла до самого низа, стянуть с красивой, напряженной спины ненужную ткань, провести ладонями по твёрдым мышцам, размять каждый сантиметр, чтобы расслабился настолько, что ровно сидеть не смог, и… — Закрой глаза. — Тэхён, не надо. — Да я осторожно. И воспользовавшись тем, что открытого сопротивления Чонгук не оказывает, легонько ведёт пальцами по шее. Тот едва заметно вздрагивает от прикосновения к чувствительной коже. Тэхён отклоняет его голову назад, затылком на своё солнечное сплетение, и принимается аккуратно большими пальцами разминать виски. В ответ слышится приглушённое мученическое мычание. — Тшш, сначала немного больно будет, потом пройдёт. Не хнычь, а то подумают, что мы тут трахаемся. — Тц, язык без костей. Тэхён в ответ лишь хмыкает и принимается разминать теперь уже кожу всей головы, всё так же осторожно массирует виски, не обходит вниманием и складочку на переносице, разглаживая её пальцами. Она оказывается упрямой, сдаётся далеко не с первой попытки, но всё-таки исчезает в конце концов. — Не хмурься, ты напрягаешься и только хуже делаешь. — Ты где этого понахватался? — У мамы часто болит голова, я много раз наблюдал за тем, что делала массажистка. Не уверен, что правильно делаю, но по идее, хуй его знает, правда, чьей, кровь должна разогнаться, должно стать приятно, а после боль если не уходит, то хотя бы немного полегче становится, — Тэхён безошибочно понял, к чему было это самое «понахватался». — Уже приятно, — шепчет тихонько, расслабляя лоб окончательно. Тэхён то нежно гладит, то настойчиво растирает кожу долгих десять минут, спустя которые у него, по-правде говоря, начинают неметь пальцы и болеть запястья. «Ужас. И как массажисты вообще живут эту жизнь?!» — Всё, хватит, — бормочет Чонгук и, не открывая глаз, перехватывает его запястья, а потом притирается к его телу затылком, устраивая голову поудобнее. — Постоишь так? Минуты две хотя бы? — Конечно. Отпусти руки, поглажу ещё немножко, может, всё-таки станет получше. — Мне уже получше, просто постой так чуть-чуть. Тэхёну не по себе. Нет, с Чонгуком ему сейчас более чем уютно. Он уже нафантазировал себе всякого интересного, такого, что захотелось в охапку сгрести и спать уложить с собой. Плевать на то, какие между ними отношения. Плевать на «как есть». Это всё не важно. Но создаётся впечатление, что эта близость сейчас Чонгуку нужна слишком сильно. Неизвестно почему. Вот это ощущается до ужаса неловко. И самое странное — ему, Тэхёну, она тоже сейчас жуть как необходима. — Я постою, но потом домой, ладно? Чонгуку хочется спросить «к кому домой?», чтобы Тэхён ответил «к тебе или ко мне». Ему всё равно куда, лишь бы не в одиночестве опять. Но он этого, разумеется, не говорит. — Хорошо, — выдаёт просто. Тэхёну хочется, чтобы на его вопрос ответили вопросом. «Вместе?», например. Он бы тогда, естественно, ответил «конечно». Куда угодно, лишь бы не в одиночестве опять. Но кто бы спрашивал, чего Тэхёну хочется.***
В конце концов список возможных способов убийств, которые соответствовали бы богам, что ещё не были задействованы, оказывается закончен. Тэхён на пару с Чонгуком приходят к неутешительному выводу — жертв, судя по всему, должно быть огромное количество. И чем больше становилось заметок, тем меньше оставалось идей, как эти знания использовать. Та самая ситуация, когда избыток информации заводит в тупик, только сильнее всё запутывая. Вот тогда-то и происходит четвёртое убийство. В этот раз убийца, очевидно, решил пристрелить всех зайцев разом и наследил в троекратном размере. Послание в виде скрещенных колец, вырезанное на коже, греческие буквы там же, только написаны перманентным маркером, и… внушительных размеров бутылка в заднем проходе. На место преступления Чонгук выехал с Юнги, решив не брать младших. И не пожалел об этом своём решении: в квартире стоял по-настоящему ужасный запах. Налицо все признаки отравления, что позже подтвердил ползающий из одного угла комнаты в другой с камерой и в перчатках Хосок. — Яд? — Сто процентов. — Есть предположения, какой? — Точно не «маска». Судя по видимым признакам, таким как рвота, например. Кровь артериальная, а не венозная, значит, гипоксия. Плюс видишь борозды от ногтей на шее? Очевидно, пытался разодрать её, потому что задыхался. В общем, предположений, что именно это может быть — масса, но я склоняюсь к самому простому варианту. Скорее всего, банальный цианид в больших количествах. — Цианид… фантазия у него, что ли, закончилась? — Предыдущие жертвы умерли спокойно и не страдая, «маска» очень изящно встраивается в лимфатическую систему и кровоток. Человека мгновенно накрывает слабостью, и он почти сразу, можно сказать, засыпает. Как действует цианид, и какие мучения при этом испытывают, я думаю, ты знаешь и без меня. Но что ещё более страшно, так это… — Хосок заминается, глядя на торчащую из разорванного ануса бутылку. — Глаза были широко раскрыты. Это свидетельствует о том, что жертва… — Испытывала страх и чувствовала всё, что происходило. — Да, ты прав. Я думаю, преступник почему-то хотел, чтобы именно эта жертва страдала. — Хорошо, я свяжусь с ребятами, начнём выяснять личность убитого. Отправь, пожалуйста, фото рисунка и текста нам в отдел как можно скорее, к моменту получения полной экспертизы нужно разгадать эти грёбаные ребусы. — Чонгук… — М? — Всё заходит слишком далеко, здесь что-то нечисто. Он словно… пытается о себе заявить, понимаешь? — Понимаю, Хоби. Всё становится на свои места. Как много ты видел жертв с бутылками в заднице? Это месть. И месть за насилие. Преступник, очевидно, парень, над которым надругались. У нас есть две линии. Первая — детский дом, вторая — университет, исторический факультет, скорее всего. Как только мы найдём, где эти линии пересекаются, у нас будет конкретный подозреваемый. — Давайте хорошо поработаем и закроем побыстрее это дело, тут уже даже мне не по себе, хотя я трупов немерено повидал на своём веку.***
— Это греческий алфавит, — Юнги жуёт ручку и утвердительно кивает сам себе. — Хорошо, онлайн-перевод с фото не работает, он не видит в этой писанине буквы. Ищем алфавит и пытаемся транслитерировать. — По поводу богов… это Гера. Богиня семьи и брака. Номер четыре, — вклинивается Тэхён из-под вороха бумаг. — При чём тут семья? — хмурит брови Чонгук. — Мейцо, сходи в лабораторию за фотографиями с места убийства. Юнги, что там с его женой, тебе отдали протокол допроса? — Да, ничего интересного, кроме той ссылки, что ей прислали пару дней назад. — Что за ссылка? — оживляется снова Тэхён. — Тебе знакомо понятие «даркнет»? — Ну-у-у, плюс-минус. — Это интернет-серверы, не контролируемые государством. Там, как правило, находятся сети по продаже наркотиков, оружия, чёрный рынок чего угодно, от органов до пиратского контента. — Вау, настолько всё серьезно? И такое не банят? — Банят, конечно. Но на место забаненных ссылок приходят новые и новые. Заблокировать весь даркнет полностью на сегодняшний день так же невозможно, как разработать тест на определение наличия в крови чего-то из разряда «спайсов». Химическая формула постоянно меняется, и это вещество неуловимо. То же самое с сетями даркнета. Поэтому всё не так просто. Подобное есть в каждой стране, безопасники всего мира пытаются бороться с этой заразой, но, сам понимаешь… — И к чему эта лекция про даркнет? Мейцо закатывает глаза и принимается разъяснять информацию дальше, Чонгук не без удовольствия делает себе пометку, что эти двое наконец-то начинают срабатываться. — Несколько дней назад жена убитого получила сообщение с номера-однодневки, там была ссылка, которая не открывалась через обычные браузеры. Она бы списала всё на спам. Но отправитель добавил к ссылке чем-то вроде «компромат на вашего мужа», ну, знаешь, эти уловки, чтобы заманить воспалённый женский мозг в ловушку. Женщина говорит, что давно подозревала мужа в изменах, не один раз ловила вроде как, но прямых доказательств не было, а мужик умел убеждать. Они так и мирились, и всё никак разойтись не могли. Она, не будь дурой, в конечном итоге сообразила, что в самой ссылке есть название браузера, через который ссылка работать будет. Нашла «Оnion», который уже несколько лет апстор отказывается блокировать, вставила ссылку и получила доступ к теневому ящику, в котором лежали несколько десятков фотографий убитого с различными девушками. Преступник, очевидно, долгое время следил за ним, чтобы определить ему место в своей красивой легенде. — Судя по всему, действительно намёк на Геру. Даже не намёк, а прямое указание. Порезы в виде перекрещённых колец. Ну, знаете, так обычно на свадебном кортеже или вообще где угодно обручальные кольца изображают. Эту богиню описывают, как жену Зевса, постоянно терпевшую измены, жестокую женщину, избавляющуюся от соперниц с помощью ядов, уловок всяких и прочей ерунды, — кивает в довершение Чонгук. — Давай, Мейцо, гони за фотками. — Окей, босс. — Юнги, ну что там с буквами? Сами сможем или в лабораторию дешифровщикам надо отправлять? — Да нет, я перевёл на английские буквы сначала, потом корейские взял. И… что-то странное. — Покажи. — А можно мне будет посмотреть фотографии тела, — внезапно выдаёт Тэхён, на что получает только тяжёлый недоуменный взгляд и короткое, но ёмкое: — Нет. — Но… — Я сказал нет. — Чонгук… — Что там с буквами, Мин. — Ну вот, на, смотри, — тот протягивает исписанный блокнотный лист. «АКУГ МОДБР Я» — Эм… — Наоборот! Читайте наоборот, — глаза Юнги внезапно расширяются и становятся похожими на блюдца. — «Я рядом Гука», здесь с ошибками, но именно так и написано… — шепчет Тэхён, озвучивая очевидное. — Блять, просто блять, — выдыхает Юнги. — Позовите Намджуна, — совершенно убитым голосом добавляет теперь уже сам Чонгук, чувствуя, как похолодела от липкого страха спина. В его практике было множество разных вещей, но с таким он ещё не сталкивался. Чтобы убийца адресовал послание лично следователю? Что это значит? Они знакомы? Неужели нарочно выстраивал линию убийств таким образом, чтобы дело передали в двадцать восьмой отдел, зная, что никому, кроме Чонгука, подобное дело поручить не смогут? Или это получилось случайно, и убийца только потом узнал, кто является следователем? Как бы там оно ни было, одно очевидно — серийный убийца, устроивший эту зачистку, знаком с Чон Чонгуком. На каком жизненном этапе они пересеклись, и как жизнь свела их снова? Или… он просто находится в отделе? — Никому не расходиться, ждём распоряжений от Намджуна, под подозрение попадают все.***
— У тебя есть объяснение этому дерьму? — Нет. — Ты учился в том же учебном заведении, был знаком, возможно, пересекался как-то с кем-то из убитых? — Нет, я ни о ком из них даже не слышал. — Где ты учился? — Корейский национальный полицейский университет в Ансане и магистратура по юриспруденции в Корё, сам прекрасно знаешь. — Да, знаю. Не понимаю, зачем вообще спрашиваю, даже не близко… — Намджун, чисто теоретически… это может быть он? — Кто? — непонимающе хмурит брови суперинтендант, но тут же уверенно отрицательно качает головой. — Нет, Чонгук, это никак не может быть он. Во-первых, для подобного туповат. Во-вторых, трусоват. Ну и в-третьих, я сильно его припугнул, но не имея уверенности в том, как он себя поведёт, держал под наблюдением. Он по-прежнему в Тэгу, с тех пор как я его туда спровадил, и вернуться ему банально не хватит смелости. Знаешь же, по нему решётка плачет. — Тогда нет идей, — выдыхает Чонгук устало. — По-хорошему, я должен передать дело другому следователю, ты не можешь продолжать расследование. Как и вся твоя команда. Да что там говорить… весь наш отдел в целом. Кто был посвящён в детали? — Ну, кто?.. Парни. Юнги, Мейцо и Тэхён в первую очередь, они от начала до конца были в курсе всего. Хосок и его команда экспертов, Хосок полностью, эксперты только в том, что касалось ядов и способов убийств, но я не могу гарантировать, что они не лезли в детали сами, в конце концов, они делают вскрытия и составляют отчеты. И ты, — Чонгук выдерживает тяжелый взгляд начальника и продолжает: — Нас всех легко проверить, по всем четырём случаям у меня есть алиби, это было либо во время моего рабочего дня, либо я оставался сверхурочно, можно проверить по камерам. Тэхёна проверить тоже легко, он дольше всех задерживался со мной в отделении, мы не знаем только, где он был в момент первого и второго убийств. С Юнги точно так же, разве что уходил он часто раньше, как и Мейцо, но я больше чем уверен, что алиби есть у всех. — Не обязательно присутствовать при убийстве, чтобы его совершить. — Не такие уж высокие посты занимали люди, чтобы их заказывать, да и когда ты последний раз слышал о киллерах и прочей ерунде? Я лично последний раз такое видел, когда в кино ходил. Хочешь, отстраняй, Намджун, это дело угрожает моей жизни и здоровью, которого, как ты прекрасно знаешь, и так почти не осталось, я не держусь за это дело, мы не в дерьмовом детективе на KBS. Но под подозрением все, если мыслить подобным образом. Я банально пока не знаю, что с этим можно сделать, и какие по итогу будут последствия. Первый в голову приходит Хосок. Во-первых, он судмед, и если кто и мог создать или достать подобные яды, то только он. Во-вторых, у него свободный график, и когда он присутствовал, а когда отсутствовал на рабочем месте, ещё нужно выяснить. Чего не скажешь о его команде. Остальные эксперты работают по официальному графику, на работе, как и мы, допоздна. Но загвоздок много. И так я могу сказать про каждого, кто касался этого дела. — Что ты предлагаешь? Сам понимаешь, ситуация из ряда вон — если это кто-то из нашего отдела, я потеряю свой пост и полномочия. И тогда я тебе уже никак не помогу. Но что-то мне подсказывает, что если мы сможем сами, без помощи посторонних сотрудников из комитета вычислить убийцу, то это может сыграть нам на руку и стать смягчающим обстоятельством, когда начнутся проверки. А начнутся они сто процентов, так как случай сам по себе уникальный. Намджун зависает на секунду, а Чонгук наблюдает за отстранённым, усталым лицом начальника, и впервые в жизни задумывается о том, что тот не железный и, очевидно, устал ужасно. Намджуну сорок шесть, не выглядит на свой возраст, конечно, но по-хорошему уже спокойно может уйти на пенсию, закон позволяет. Работал в органах всю жизнь, занимает не последнюю должность, и обеспечения от государства хватит на безбедную старость, но отчего-то продолжает работать. Чонгук многим ему обязан. Так сильно у него, на самом-то деле, в долгу, что ни одна извилина не повернётся подумать о том, что вот этот человек может быть причастен к убийствам… Возможно, оно и к лучшему бы — потерять это дело, поувольняться всем и наконец отдохнуть. Но если Намджун уйдёт спокойно на заслуженный, безбедный отдых, то у Чонгука всё ещё есть кредит, все ещё есть необходимость содержать квартиру, платить налоги за машину и байк, и увольнение сейчас никак не на руку. Не говоря уже о том, что детская мечта, а потом и цель в жизни — стать полицейским, спасать жизни — с недавних пор доступна ему только пока у Намджуна есть пост или хотя бы доброе имя и репутация, чтобы замолвить словечко. — Ладно, ждём результаты экспертизы, работаем без паники в штатном режиме, от тебя и твоей команды жду отчёты о наличии алиби с доказательствами. Хосок и команда также отчитаются передо мной, я подготовлю своё алиби, его проверишь ты. — Намджун, это даже звучит незаконно. — Чонгук, ты хочешь сейчас всё бросить, забить на то, через что пришлось пройти, и уволиться? Или предпочтёшь хотя бы довести дело до конца и уйти по сокращению с содержанием? — Уходить, я так понимаю, будет обязательно? — Я постараюсь всё уладить, но будь к этому готов. Чем больше жертв, тем меньше шансов нам всем выйти из воды сухими. Только не распространяйся об этом. Мы друг друга поняли? — Ну естественно. — Всё, тогда за работу.***
Он забился в угол, захлёбываясь слезами. Го Пакпао обманчиво нежно улыбается, больно хватает за плечи и, отдав приказ своему псу Чау стоять на стрёме, тащит на кровать. Дживон тоже плачет, сидит на полу у двери, на лице и шее красуется россыпь синяков, но они ничто по сравнению с тем, что творится сейчас на лице у него самого. Опять разбили губы, один глаз заплыл и не видит, в голове пульсирует… А ведь Дживон едва ли уступает по силе и комплекции Пакпао, мог дать отпор, но почему-то не сопротивляется. Всё сопротивление закончилось, едва начавшись, стоило Чау сказать, что ещё одно слово или писк против, и всё общежитие узнает, что в этой комнате «два пидора долбятся в свои норки». И непонятно, почему Дживон плачет. Не его тут собираются изнасиловать, не его парень просто сидит и смотрит, не с него срывают одежду, заломив руки так, что от боли в глазах темнеет всё сильнее. Он начинает злиться на себя, на Дживона и на ситуацию. Вот опять. Он просто жалкий и слабый, и никто ему тут не в состоянии помочь. Даже он сам. А любовь… А что эта ваша любовь? Он всю жизнь её искал и к ней стремился. Быть любимым, быть нужным. Любовь. Вот к чему она приводит, вот на что готовы люди ради любви. Ни на что. Готовы просто сидеть и смотреть, как кто-то заживо сгорает, лишь бы спасти свою шкуру от банальных слухов. Пара ударов куда-то в солнечное сплетение, и тело становится ватным, а сознание плывёт. Однако как чужой член вбивается в тугое кольцо мышц, он чувствует прекрасно. Острой, жгучей болью по всем внутренностям. Всё ещё пытается сопротивляться, изо всех сил сжимаясь. Надеется, что Пакпао сейчас тоже больно. Над ухом вскрик, видимо, да, больно. Ещё удар куда-то под рёбра, и управлять собственным телом становится невозможно. На задворках сознания бьются вопросы: «Ты ненавидишь «пидоров», так почему сейчас трахаешь одного из них, добившись этого насилием? Боишься соприкоснуться плечом, столкнувшись где-нибудь в коридоре, чтобы не заразиться «гейством», но… трахаешь гея. Зачем?» Он обмякает, глотая слезы и чувствуя тошнотворный вкус собственной крови во рту, а последнее, что остаётся в памяти, — это новый виток боли, которая, кажется, никогда теперь не закончится, ощущение чего-то горячего по бёдрам, чужое влажное дыхание. Пакпао наконец расслабился, ему больше никто не доставляет проблем своим сопротивлением. Вот и вся любовь. Всё большое и светлое. Все надежды на тепло и желание обрести наконец семью. Он давно понял, что девушки ему не по нраву, и оставил мечту о браке и обо всём сопутствующем. Но кто же знал, что остатки надежд разобьются вот так вот больно. 25.09 Гера Богиня — хранительница семейного очага, но при этом злая и мстительная ревнивица, жена Зевса, постоянно терпевшая измены, все непотребства со стороны мужа выносившая ради мирового господства. Гера нарушает гармонию для создания полярных качеств материи, а потому является причиной возникновения новых божественных сущностей. Но какой бы светлой и дарящей жизнь ни была эта богиня, никто не отменял её злонамеренности, толкающей на убийство соперниц и прочих неугодных лиц.***
Чонгук возвращается в кабинет подозрительно спокойным. Словно не ему оставили послание на трупе всего несколько часов назад. Тэхён наблюдает за ним украдкой. — Что, если это жена? — неуверенно тянет Мейцо. — Не думаю… Всё указывает на то, что наличие у убитого жены и любовниц — это лишь удачное для нашего грека стечение обстоятельств. Помогло подстроить всё так, как того требует его легенда. Поэтому они, скорее всего, просто невольно стали действующими лицами, случайными участниками представления. — Нет, если хотя бы предположить вариант… — Да какой вариант? Очевидно же всё было с самого начала! — вскидывается Тэхён. — А что ты так яро сопротивляешься? Ты появился из ниоткуда, толкаешь свою теорию сумасшедшую, и самое интересное, что действительность ей соответствует. Знаешь Чонгука, в курсе всего расследования, попал сюда, можно сказать, незаконно, может быть, это ты вообще этот псих?! — Меня отправил сюда отец, и алиби у меня покруче твоего будет, я на работе каждый день допоздна сидел! — А может, и нет никакого отца, может, это сообщник твой? — Да вы сдурели, что ли, все, а ну прекратите этот балаган! Разумеется Чонгука никто не услышал бы, и полемика была бы продолжена тем же Тэхёном, который терпит только придирки Чонгука и ничьи больше, но всех заставляет вздрогнуть и замолчать трель телефона. Тэхён нервно хватает трубку, решив сбросить и вернуться к перепалке, но видит имя отца на экране, тушуется от того, что речь только что шла как раз о звонящем, и принимает вызов, подняв руку в воздух и взглядом умоляя всех помолчать. — Да, пап? — Тэхён, отпросись с работы и приезжай в клинику доктора Пак Богома. Она недалеко от нашего дома, там мама посещала терапевта, помнишь, где это? — Что случилось? — сердце колотится до шума в ушах сильно. Сознание топит страхом, мозг предательски подбрасывает самые ужасные предположения… А вдруг преступник узнал, что это он, Тэхён, помог разобраться с его теорией, и напал на кого-то из родни? Очевидно, на лице у Тэхёна сейчас было написано всё, что он чувствует, потому что Чонгук подходит ближе и прислушивается к разговору. А Тэхён не то чтобы против, с каждой секундой бледнея. — Ничего страшного, не переживай, у мамы случился инсульт, она попала в реанимацию, но кризис миновал, сейчас её уже перевели в обычную палату. — Почему сразу не сказал? — Как-то не успелось, ну, сейчас уже всё хорошо. Приедешь? Мы с Минхо уже здесь. — Д-да, я сейчас отпрошусь. Тэхён отключается и переводит взгляд на Чонгука, склонившегося к нему, чтобы слышать детали разговора. — Мне нужно в больницу… — Да, я слышал. Давай отвезу? Тебе в таком состоянии за руль нельзя. Тэхён хмурится непонимающе. «А какое у меня состояние?» Чонгук отвечает на его мысленный вопрос кивком головы вниз, и Тэхён опускает взгляд на свои руки. Трясутся. — Если тебе не сложно, то отвези, — бормочет тихонько, к собственному удивлению, совершенно спокойно выказав слабость и легко согласившись на помощь. — А что случилось-то? Чонгук обводит парней взглядом и понимает: преступнику это и нужно. Сначала они будут грызть друг другу глотки, ударившись в подозрения, потом их будет бросать из жара в холод от постоянного страха, потому что убийца обозначил: вот он я, здесь, незримо присутствую. «Незримо», — он спотыкается мысленно на этом, но не успевает ухватить виток размышлений за хвост, так как Тэхён его окликает и объясняет ситуацию коллегам. — Моя мама в больнице, буду вам признателен, если хотя бы сейчас вы перестанете на меня кидаться, — и Чонгук понимает, что хотел ответить сам, от него этого ждали, но он завис, и Тэхёну пришлось отвечать самому. — Пока мы отсутствуем, подготовьте оба отчёты по каждому дню, когда были совершены убийства. Если вы в эти дни и время находились на работе, то просто напишите об этом. Камеры в отделении Намджун проверит сам. Если вы были дома, то подготовьте свидетельства людей, которые могут это подтвердить. Если таковых не имеется, то всё равно указывайте, где находились. Также с каждого детализация вызовов с мобильных устройств начиная с первого дня расследования. Это всё передать Намджуну. Ну что ты так смотришь, Мейцо? Мы вернёмся и тоже сядем за отчёты, не надо так смотреть. Под подозрением все, в том числе и Намджун, он тоже отчитываться будет. Дело, как и наша работа в этом отделении, в принципе под угрозой, всё зашло слишком далеко. До вечера. И да… систематизируйте всё, что отправит Хосок, к моему приезду, если успеете. — Что за пиздец творится? — бормочет растерянно Юнги.***
Чонгук не просто так предложил подвезти до больницы. Во-первых, ещё утром он выходил подышать, и не видел камри Тэхёна на парковке, а значит, тот приехал, скорее всего, на такси. Возможно, просто не захотел садиться за руль, возможно, закончились деньги на бензин. А во-вторых, даже если бы Тэхён был на машине, пускать его за руль в таком состоянии точно нельзя. Они знакомы что-то около месяца, может, чуть больше. Чонгук видел Тэхёна в самых разных состояниях. Видел грубым и эксцентричным, когда тот только пришёл и пытался показаться крутым похуистом. Видел пьяным. Видел возбуждённым, видел получающим оргазм, видел сонным и уставшим после. Видел заинтересованным и воодушевлённым, когда начинало что-то получаться, видел раздосадованным, когда размышления заходили в тупик, видел даже расстроенным и вывернутым наизнанку после того, как пришлось присутствовать на опознании трупа. А вот таким, как сейчас, ещё ни разу не видел. Растерянный, жующий нервно губы, отчаянно прячущий руки, охваченные тремором, между коленок, напуганный до чёртиков, судя по всему, и невыносимо уязвимый сейчас. Чонгук некстати задумывается о том, что Тэхён ещё совсем юный. Всего двадцать четыре года, только-только разобрался с учёбой и всем остальным, только вырвался на свободу, год погулял, и его запихали в такую жуткую ситуацию. На деле, если разобраться, обычный тепличный ребёнок, получивший желанную свободу от учёбы и по какой-то причине разгулявшийся на славу. Наверное, невероятно тяжело. А Тэхён вон всё равно не сдавался. Работал. И теперь, судя по всему, совсем расклеился. И это можно понять. — Да не прячь ты их, давай сюда, — не отпуская руль, одной рукой тянет Тэхёна за рукав, осторожно сжимает холодные пальцы. — Не волнуйся, всё будет хорошо. — Легко сказать… — О, поверь, не легко. Давно тремором страдаешь? — Сто лет такого не было. Последний раз, наверное, ещё в универе на сессии. — Ты был в армии? Тэхён закатывает глаза, ну, будет сейчас вот это обычное: «Не служил — не мужик, как так можно, и всё прочее». — Нет, не был, альтернативную службу проходил тут, на гражданке, во время учёбы, три года почти. — Я тоже не был, — бросает неожиданно Чонгук и грустно усмехается. — Серьёзно? Как тебя тогда в полицию взяли? — Я по здоровью не прошёл, хоть и очень хотел. В универе только военную кафедру проходил. — Так, а как в полицию взяли? У тебя сильно плохо со здоровьем? Чонгук моментально мрачнеет — наверное, пожалел уже, что вообще начал этот разговор. Но а на что надеялся? Думал, Тэхён ответит на вопросы и своих не задаст? — Меня в полицию на полставки, как Мейцо в своё время, взяли ещё во время учёбы в университете, если быть точнее, когда магистратуру тянул. Закончил я год назад, и там случилось кое-что, из-за чего к моменту выпуска я уже по здоровью не проходил. Хотя в универе на военку прошёл. Военкомат, в общем, в шоке был. Теперь вот жалею, что не пошёл после первого курса, как все. Был бы уже офицером. Спрашивать, что именно случилось и какого плана у Чонгука проблемы со здоровьем, не хочется. Но жутко интересно. Тэхён немного отвлекается от мыслей о матери. — В полиции я держусь благодаря Намджуну, он закрыл глаза на мои проблемы со здоровьем и очень сильно помог с продвижением по карьерной лестнице. Это я к тому, что… блять, творится настоящая дичь. С нами уже всё и так понятно — если преступник окажется в отделе, никто не знает, чем это обернётся, но Намджун может потерять работу, потому что не уследил за собственным отделением. А я полечу со своего места вслед за ним. Никто тебя не осудит, если сейчас ты решишь, что это слишком, и оставишь нас. Становится очень опасно. Я даже больше скажу… я буду рад, если ты отойдёшь в сторону. Так ты будешь в безопасности. — Я не собираюсь уходить, пока всё не закончится, хотя бы потому, что мне любопытно, — игнорируя приятную боль в груди от этого «я буду рад, если ты будешь в безопасности». — Собираешься храбриться и делать вид, что совсем не страшно? — Чонгук кивает на его руку, которая в чужой ладони давно перестала трястись. Тэхён пытается руку отнять, обиженный таким прямым намёком на его слабость. — Прости, я переборщил. Давай сменим тему? — Валяй. — Почему ты не на машине? — Эта ваша зарплата, знаете… решил поэкономить. Не растут финансы. — А у тебя камри же, да? Какой объём двигателя? Тэхён не спешит отвечать и Чонгук соображает сам. — Да ладно, три и пять, что ли? Да это же на бенз заебёшься работать… — Ну вот я и заебался. У тебя у самого японец, дорого брал? — Да, этот дорогой краун был. — Неплохо нынче следователи зарабатывают? — Ага, если бы. Это кредит. — У-у-у, много ещё платить? — Да почти всё уже, месяца два осталось. Разговаривать о машинах, финансовых проблемах и прочей ерунде проще, чем о работе или семье, например. Тэхён внезапно понимает, что не слышал о родне Чонгука ровным счетом ничего. Даже банального — есть она у него или её нет. Вопрос вертится на языке, формулируясь в более учтивую форму, чтобы не задеть в случае чего, но задать его не получается, ибо навигатор бодро оповещает, что они приехали, и чёрный краун плавно тормозит на парковке. — Ты тут до конца дня? — Нет, я ненадолго, потом обратно на работу. — О, ну тогда давай я тебя подожду. — Давай. — В машине подождать или проводить? И по правилам хорошего тона человеку, который тебе помог уже только что, нужно сказать, что дальше справишься сам, и не напрягать его. Но кто это такой, этот ваш «хороший тон»? Тэхён с ним не знаком. — Сходи со мной, если не трудно, я быстренько.***
— Тэхён! Привет, — отец подходит и приобнимает за плечи. — Пойдём, Минхо ещё там сидит, я в туалет выходил. — А что случилось-то? Как это произошло? — Инсульт, Тэ. У мамы часто болела голова, и вот во что это вылилось. Но кризис миновал, главное, что удалось избежать последствий, она не парализована, только немного пострадала речь, но с этим врачи обещают разобраться. А это… — Это следователь Чон, — перехватывает отцовский взгляд, устремлённый в конец коридора, где Чонгук послушно устроился в кресле и уставился в телефон, дожидаясь Тэхёна. — Вы с ним знакомы, он мой начальник в полиции. — Занимательный молодой человек. Так внимателен к подчинённым? Что он тут делает? Вы… — Он просто довез меня, пап, а мне приятно, что он поддерживает, поэтому он здесь. Пойдём уже.***
— Тэ, куда ты? Десяти минут не посидел! — Минхо тормозит его, когда он, открыв дверь, уже собирается выйти из палаты. — Обратно на работу. — Какая работа? Забудь уже про это глупое наказание. Пап, скажи ему, что всё кончено с этим. — Да, Тэтэ, я предлагаю тебе закончить со всем этим и вернуться до… — Это будет закончено тогда, когда я сам решу, что оно закончено. Сейчас я уходить не планирую. — Но мама болеет. Тэхён начинает раздражаться. Нет, брата он любит ужасно. Минхо — его самый надёжный и добрый в мире хён. Его безопасное место. Но иногда, знаете… человеку нужно дать свободу. Как любому тепличному цветку — подышать. Тэхёну в своё время не дали. Сначала учеба, потом родители с этой армией, потом административная работа и снова учеба, так четыре года ни вздохнуть, ни продохнуть. Там, где не было учёбы и родительской опеки, были дела компании, где не было их, был Минхо, который хоть и заботился самым нежным образом, но порой буквально душил своей гиперопекой. А Тэхёну давно не пять, и даже не пятнадцать. И это перебор. Вот как сейчас. Происходит что-то страшное — надо обязательно младшего к себе привязать, чтобы он ничего не делал, просто сидел рядом двадцать пять на восемь. Только толку от этого? Сколько можно за чужими спинами прятаться, расти словно рассада помидорная на даче у бабушки Ким в палисаднике, бухать, когда есть хоть немного свободы, и ввязываться в ерунду? Внезапно до Тэхёна доходит. Вот эта вот забота, это желание постоянно контролировать его жизнь и «делать как лучше», граничащие с внезапным пофигизмом или невозможной вседозволенностью «лишь бы был доволен» — это и толкало на разного рода отвратительные поступки. То гиперзабота, то гиперотсутствие, нет золотой середины. И кого винить? Тех, кто хотел «как лучше»? Нет, себя самого за свою неустойчивость. Радует, что хотя бы на двадцать пятом году жизни пришло осознание того, что делать что-то не ради своего удобства и спокойствия или, наоборот, внимания родственников — тоже важно. Тоже часть жизни и часть становления как личности. — Хён, я сейчас ничем здесь не помогу, она спит, и, по словам доктора, проспит до завтра. Ни мое отсутствие, ни присутствие погоды не сделают. Я должен идти работать, отпусти руку. Я заеду к ней вечером после работы, а потом ещё утром перед. — Всё дело в нём, да? Знаешь, Тэ, я никогда не лез в твою личную жизнь, но он вообще-то твой начальник, и что это такое… — Минхо, ты переходишь границы, отпусти Тэ, чего ты так вцепился. Действительно, нет смысла ему сейчас сидеть тут. Ничего в любом случае не изменится, мы с тобой здесь, зачем ему оставаться, если он хочет работать? — отец поднимается со стула, перехватывает руку Минхо. Тэхён смотрит на отца с благодарностью. И понимает, что делает это в первый раз за очень большой промежуток времени. В кои-то веки он действительно благодарен и открыто это демонстрирует. Постоянно были одни ссоры на ровном месте, а ведь отец всегда пытался понять, невзирая на разницу поколений, что уже по сути своей сложно. А Тэхён этого, кажется, совершенно не ценил. — Спасибо, пап, я заеду вечером, звони мне в случае чего, — кланяется, пожав отцовскую руку, и выскальзывает в открытую дверь. Старший Минхо с удивлением рассматривает сжатые в кулаки руки старшего сына. — Ты передержал его в тепле, Минхо, он уже вырос. Тебе не стоит больше так сильно заботиться о нём, пора бы заняться и своей личной жизнью тоже. Тэхён тем временем нетвёрдым шагом доходит до места, где ждал следователь, и тот подрывается с кресла, бросается навстречу. Отец и брат видят, как на другом конце коридора совершенно собственнически этот самый следователь опускает руки Тэхёну на плечи, что-то тихонько говорит и увлекает в объятия. Минхо-младший непроизвольно дёргается. — Отец, ты должен прекратить его работу в полиции. Это опасно, это глупо, сумасбродно, бессмысленно и, судя по тому, что я вижу, аморально. — Не понял? — Ты что, не видишь? Да его же начальничек этот совращает, смотри, как зажал! Ты знаешь нашего Тэ, он никогда не умел выбирать себе любовников. — Не мне тебе рассказывать, что все его несостоявшиеся отношения — это твоих рук дело. — Я спас его не от одного наркомана, между прочим, сказал бы мне «спасибо»! — Он тебя никогда об этом не просил. Правда ведь? Когда ты уже поймёшь, что он отдельная личность и сам должен выбирать, как ему жить? Пока я, каюсь, безуспешно, старался сделать так, чтобы Тэхён наделал ошибок, для того, чтобы понимал, что ответственность за них нести ему одному, ты продолжал ему потакать, сводя все мои усилия на «нет». И делил эту ответственность на двоих. Я только недавно это понял. С тобой ведь я в своё время поступал точно так же, как с ним. И сработало. Ты вырос прекрасным человеком, вот я и думал всё, чего же метод воспитания одинаковый, а младший такой оболдуй. И на днях понял, а сейчас убедился. Ты слишком привязан к нему и слишком заботишься. Балуешь его с детства. Наши методы воспитания разнились, вот и вышло то, что вышло. Я его на длинной привязи, ты же к нему с объятиями. Не думаю, что ему это нравилось хоть когда-нибудь. Так давай не будем лезть хотя бы сейчас, когда у него вроде бы появился хоть какой-то вектор в жизни. Кто знает, куда это приведёт. А следователь… я узнавал про него. Он неплохой человек. И не думаю, что Тэхёна когда-либо к чему-то принуждал. Посмотри, как наш за него цепляется. Зная Тэтэ… это дорогого стоит. Обычно он клоунит в любой непонятной ситуации, а тут вот спокойно показывает свои слабости. Не получилось у нас воспитать, может, хотя бы у этого Чона получится. Тэхён давно не разговаривал со мной уважительно, а сейчас видишь, что происходит? Мне кажется, есть подвижки в правильную сторону. — Но… — Давай без «но». Тебе самому неплохо бы съездить на работу. С мамой я побуду, а ты поезжай домой, выспись хорошо, и утром в компанию, там новый договор с логистами нужно будет обсудить и подписать. Хочешь быть директором — надо бы иногда и работать. И Минхо слушается. Не потому, что согласен. Не потому, что прислушался к словам отца и принял их, как должное. Нет, он слушается, скрипя зубами, сжав кулаки и обиженно сопя. Куда проще держать возле себя и заботиться, объясняя это всё братской любовью, чем позволять кому-то делать это за тебя. Куда проще, чем даже самому себе признаться, что любовь эта братской быть перестала лет эдак восемь назад. Куда проще, чем признать, что это именно твои чувства аморальны.***
Чонгуку плохо здесь. Да, это не похоже на муниципальные унылые больницы, где он успел побывать. Но тут всё те же ослепительно белые стены. Отвратительный запах антисептика и медикаментов. И всё та же угнетающая атмосфера. За десять минут отсутствия Тэхёна он успел даже немного поработать, зависнув в чате с Юнги. Но в мыслях продолжала свербеть мысль, что вот ещё минут десять в этом месте, и голова взорвётся от напряжения. Чонгуку ужасно не нравятся больницы. Но Тэхён не заставил себя долго ждать, немного попрепирался с братом в дверях палаты и улизнул. Подходит к нему совершенно разбитым и расстроенным. И что делать в такой ситуации, подсказать мозг отказывается, зато подталкивает к решительным действиям глупое сердце. Он уже показал, насколько неравнодушен, привезя Тэхёна сюда и дождавшись. — Мне можно тебя обнять? — Если честно, я только этого и жду. Две секунды на то, чтобы, случайно мазнув губами по чужому лбу, устроить удобно в своих руках и легонько прижать к себе. Ещё пять на то, чтобы Тэхён пробубнил, что же с мамой всё-таки случилось. — Всё будет хорошо, она поправится, главное, что не парализовало, по статистике после инсультов… — А ты у нас дохрена эксперт во всём, получается. Откуда ты можешь знать?! — Тэхён внезапно пытается выпутаться из объятий. — Тшш, я ни в коем случае не обесцениваю твоё беспокойство, но моя бабушка пережила два инсульта, спокойно восстановилась после них, прожила прекрасно не один год, а умерла несколько лет назад вообще от рака. Я знаю, о чём говорю, и просто пытаюсь объяснить тебе, что не стоит слишком сильно бояться. Раз на раз, конечно, не приходится, но с твоей мамой, судя по тому, что я от тебя услышал, всё правда будет хорошо. Успокойся. И тот успокаивается. Устало выдыхает в обтянутое рубашкой плечо, и внезапно: — Ты побежал со мной и даже куртку не взял? Вечером прохладно будет… — Всё нормально, не переживай. — Почему ты мне не разрешаешь фотки смотреть? Раньше я смотрел. Вопрос застаёт врасплох. Но Чонгук быстро собирается с мыслями. Это же Тэхён, разумеется, будет сейчас прыгать от темы к теме. — Потому что сейчас ты моя ответственность. И если я считаю, что так будет лучше для твоей психики, я тебя от этого отгорожу. «…ты сейчас заткнёшься, и ты будешь помогать разгребать, как ты сказал, наше дерьмо, делать то, что я говорю, и только попробуй начать жаловаться, сейчас ты под моим началом…» «Ты моя ответственность» Если бы Тэхёну было семнадцать, он бы подумал, что у него что-то с сердцем, настолько сейчас странно в груди защемило. Но Тэхёну не семнадцать, он взрослый человек, пусть и несостоявшийся пока. Он прекрасно понимает, что это значит. С сердцем проблем нет. А вот со всем остальным… Ким Тэхён, как же ты так влип? — Не слишком ли много заботы на одного никудышного меня? — Не слишком. Ты и сам, я думаю, понимаешь, чем тебе это аукнется, там действительно отвратительное зрелище. Но я ничего не запрещаю, сильно захочешь — смотри. Разве что мне же потом тебе волосы в туалете держать. Но это детали. «Мне до пизды кто тебя сюда засунул» «Мне до пизды какой у тебя и с кем уговор» «Либо ты работаешь и не отсвечиваешь, либо катишься куда-нибудь приблизительно нахер» «Как-то быстро вам стало не «до пизды», следователь Чон, не находите?» — Фф-ух… хрен с тобой. Кстати, не смущает вот так обниматься стоять посреди больничного коридора? — Тэхён приподнимает голову и вглядывается в тёмно-карие глаза напротив. — Я за свою жизнь столько раз от чего-то отказывался, ибо «смущает» (и боялся кому-нибудь рассказать, и боялся попросить помощи, настолько долго, что пролетел со службой в армии, но приобрёл строчку «инвалидность первой группы» в медицинской карточке, только Тэхёну об этом знать не обязательно), что в свои двадцать шесть могу себе позволить не смущаться вещей, на которые и внимания-то никто не обратит. Это же сущая мелочь. А тебя не смущает? Твои родственники выглядывали из палаты, а ты тут с начальником… — Пофиг. Они знают про меня, — молчит, думает о чём-то, отстраняется и идёт к выходу.***
— Я думаю, это Хосок, — заявляет Тэхён уже в машине. — Он патологоанатом, он легко бы добыл яды, он запросто мог бы разделаться с кем угодно из убитых. Мы ничего не знаем о его прошлом, и он мог скрыть любую деталь в отчётах о вскрытии тел, мог наоборот что-то добавить, у него столько полномочий, что вообще можно все эти отчёты как свой собственный сценарий к фильму писать и управлять событиями. — Я тоже об этом думал, но вряд ли он в таком случае так быстро рассказал бы про яд. — Может, ему надоело играться. Хочет, чтобы его поймали или что-то в этом роде? — Я сомневаюсь, что это может быть он. Помимо всего прочего подделать отчёт — задача весьма сложная. Кроме него самого, ты видел, на вскрытии присутствуют минимум два ассистента, а сам отчёт проходит через ещё троих, чтобы приложить результаты всех анализов и так далее. Следуя твоей логике, там должна быть целая ОПГ из судмедэкспертов… Нет, не думаю, что это он. А вот, например, Чимин… — Да он же божий одуванчик, он мелкий и слабый, вечно сидит в своём архиве. Как-то хрен знает… он архивариус — логично, что должен был бы учиться на историка, но мы проверили списки всех студентов истфака тех лет, и среди них нет Пак Чимина. Даже если он сменил имя, списки были с фотографиями со студенческих пропусков. Его там точно не было. — Блять, у меня ощущение, что мы где-то вот прям уже рядом, но постоянно смотрим не в ту сторону. Упускаем какую-то мелочь, и из-за неё несостыковки вот эти. — Но это точно не Чимин. Скорее засранец Мейцо, но не Чимин. — Почему так яро защищаешь? — прищуривается Чонгук. — Потому что он бы не смог, ты его видел?! Ну чего ты так уставился? Сам же знаешь, я во время убийств почти всегда был с тобой в отделе, убийца из детского дома, а у меня, как видишь, вполне себе присутствуют родители, и вообще… — Чтобы убивать, необязательно присутствовать. — Совсем уже чокнулся, ненормальный? — Тэхён, забывшись, на эмоциях хлопает Чонгука по ноге, и обмирает, понимая, что забыл кое о чём важном. Тот вздрагивает и хватается за коленку. Бледнеет тут же настолько, что кожа по цвету может посоревноваться со стенами больницы, откуда они вышли несколько минут назад. В машине повисает тишина, слышно только сбивчивое дыхание Чонгука, что глаза зажмурил и замер. А Тэхён сам испугался, и теперь не знает куда себя деть. «Несильно ведь шлёпнул, совсем легонько… чего он?» — Чонгук, прости, пожалуйста, я не хотел распускать руки, это случайно вышло… Чонгук рвано выдыхает и заводит машину. — Чонгук… — Тэхён тянется к чужому плечу. Тот осторожно перехватывает его руку и мягко отводит её от себя. — Не нужно трогать меня пока что, пожалуйста. И давай перестанем ссориться по поводу работы. Уверен, убийце только это и нужно сейчас. Тебя в участок или домой подкинуть? И всё бы ничего, если бы Чонгук хотя бы посмотрел в его, Тэхёна, сторону, а не пялился куда-то в окно. — В участок. Я… прости, правда не хотел, тебе было больно? — В участок так в участок, — и чёрный краун выруливает с парковки клиники. «Со мной всё понятно, а вот ты, Чон Чонгук… Я ведь ничего о тебе не знаю. Куча тараканов в голове, куча триггеров, скрытность… А не водишь ли ты нас всех за нос? И в безопасности ли я вообще рядом с тобой?»