#Откровеночка, или Делу время, потехе — хорнябрь!

Сколько Гриша себя помнил, у него крышу рвало от женщин в чулках. В мелкую сетку, в крупную сетку, именно чулки или даже колготки — просто покажите ему затянутые в капрон красивые ноги, и Гриша встанет на колени и станет рабом обладательницы этих ног. Собственно, так Нателла его и завоевала — надела короткую юбочку, чулочки в крупную сеточку, пожеманничала и утащила в тёмный уголок. В тот вечер был зачат Макс, и вся жизнь Гриши изменилась бесповоротно. Вот и сейчас, заглянув в уборную «Канарейки», Гриша застыл, едва успев дверь за собой закрыть. Форменные брюки и китель были аккуратно сложены на фаянсовой полке рядом с раковиной. Фуражка венчала эту стопку сверху. А Жилин в голубой милицейской рубашке, задрав ногу на край раковины, кряхтя, поправлял сбившиеся чулки. Чулки, грёбаный блядский боже, которого нет. — Жилин, это у тебя что? — Выдавил Гриша, подавляя желание немедленно бухнуться на колени и ползти, ползти к этим прекрасным стройным ногам, как кристаллически поебать, что мужским. — Где? — Удивился Жилин, похлопав своими, прости господи, которого нет, накрашенными ресницами. — На ногах, братан. — А, — Жилин похлопал себя по бедру, глухо отозвавшемуся на шлепки ладони из-за тонкой поблёскивающей ткани на коже, — дык это, голубчик, чулки. Импортные, знаешь ли. Красивые чулочки для нежного и ранимого создания. Меня, то есть. Он заухухукал ещё, дурак несчастный, и убрал ногу с раковины, оперативно подтягивая чулок выше по бедру. Гриша отлично отдавал себе отчёт, что выше резинок чулок видны обычные мужские плавки, что между ног у Жилина не влагалище, а член… Сил и выдержки хватило только на то, чтобы обернуться и закрыть дверь на задвижку. Это к Нателлиным чулкам он в итоге обрёл кое-какую устойчивость, а из-за коляски за девочками из банды Железные Каблуки было особо не побегать. Зато сейчас, вновь встав на ноги, Гриша понял, что либидо разыгралось не на шутку. И, упав на колени, покаянно двинулся к Жилину вот так. Ползком. — Это что это ты, голубчик, удумал? Что это ты вдруг на колени встал, а? — Заволновался Жилин. — А ну, вставай быстро, тут тебе не церковь, чтоб колени преклонять. Церкви закрыли уже все, так сказать, советская власть, ничего святого не осталось, ушла история, всё. — И я — всё, — прохрипел Гриша, стянул перчатки, кинул их в раковину, не глядя, ухватил Жилина за щиколотки и медленно повёл ладонями вверх, — ты зачем эту историю… Надел? Жилин опешил, но и не торопился отталкивать его. Смотрел только, растрёпанный и взволнованный, дышал глубоко, редко и тихо-тихо. — Я всегда так ношу, — вдруг сказал он почти шёпотом, — нравится потому что мне. А ты вот так — чего? — А для меня, Жилин, как говорят американцы… — Ладони уже поднялись к резинкам чулков, и Гриша рвано выдохнул от контраста ощущений под рукой. — Святое это, в общем. То самое, перед которым колени преклоняют. — И целуют, — совсем тихо добавил Жилин и вдруг потянулся к дужкам его очков. Гриша покорно позволил снять их с себя, отряхнул чёлку со лба и взглянул на Жилина снизу вверх. — И целуют. Можно? Жилин вздохнул. — Тебе, голубчик, всё можно. Гриша зажмурился — и припал губами к горячей коже под прохладным капроном. Язык шершаво прошёлся по ткани, вминаясь. Жилин взволнованно охнул и отступил на шаг назад, оперся о стену спиной. Гриша потянулся за ним, но в этот раз подхватил Жилина под пятку, поднял его ногу и поставил себе на плечо. — Спокойно, отец. Жилин сглотнул: — Да я и не… Ох! Гриша вжался ртом в соблазнительную щиколотку, мокро и медленно вылизывая ткань. Жилин над ним замер, тихо дыша, а он сам полностью погрузился в ощущение тёплого тела, пахнущего чем-то домашним и родным. Чулки были потрясающего качества: ни одной затяжки, гладкие, приятные. Гришу прошила дрожь, член дёрнулся, наливаясь тяжестью. Это было так хорошо и знакомо: просто ласкать чью-то красивую ногу языком, подобострастно постанывая. Увлёкшись, Гриша двинулся выше, целуя, вылизывая, посасывая нежную кожу сквозь капрон. Очнулся только от лёгкого прикосновения пальцев к волосам. — Гриш… Жилин никогда не звал его по имени. Гриша не был уверен, что Жилин вообще это имя помнит. — Гриш, хватит, — взмолился тот, — Гришенька, хороший мой, я ж так не смогу… Подняв взгляд, Гриша упёрся глазами во внушительный стояк под облегающими плавками. И машинально облизнулся. Жилин задушенно заскулил — и Гриша увидел, что он кусает себя за предплечье. — Что такое, отец? — спросил Гриша, кладя ладони Жилину на внутренние стороны бёдер. — Не нравится? — Нравится, — выдохнул тот, — но я ж не железный, Гриш, мне нужно… Ткнуться носом в мокрое пятно на трусах было легче лёгкого. Гораздо тяжелее — пережить голодный, жаркий стон Жилина. В член будто молния ударила — так дёрнуло желанием. — Отсосать тебе, что ли, Жилин? — Как бы в пустоту спросил Гриша и, не дожидаясь ответа, наощупь накрыл губами мошонку. Жилина аж подкинуло: он вцепился пальцами Грише в волосы, но не тянул — держался. Всем телом, дрожа, приподнялся на носочках, когда Гриша отогнул резинку трусов и, ехидно сверкнув на Жилина бесстыжим взглядом, накрыл ртом его член. Взявшись поудобнее за упругую поджимающуюся задницу, Гриша, туго обхватив губами ствол, вобрал глубже, выпустил и снова вобрал… Жилин вдруг поддал бёдрами, заставляя взять чуть ли не до горла, и тут же заохал, погладил по щеке: — Я не хотел… — А ты делай, что хочешь, — у Гриши голос немного сел от возбуждения, и Жилин подвис, по-совиному моргая. Поэтому, чтобы его добить, Гриша исправился: — Делай, что хочешь, Серёга. Сильные пальцы тут же схватили в охапку его волосы, и он едва успел прикрыть губами зубы, чтобы не освежевать член. Жилин, как оказалось, жалостью не страдал: трахал так, что у Гриши слёзы, сопли и слюни обильно текли по лицу — тот закашливался то и дело, жмурился, но покорно прижимал губы к стволу, пускал головку по языку к глотке. Жилин на каждое сглатывание отзывался стоном, кривил рот, кусал губы и искренне старался быть тише, но не выходило. — Гриша… Гри-и-иша… Гриш! На последнем вскрике Жилин напрягся всем телом, стиснул пальцы на волосах и толкнулся глубоко, резко, кончая ему куда-то в глотку. Гриша подавился, чуть отодвинулся, сосредоточенно сглатывая, чтобы не укусить Жилина, дурака несчастного, за член. Посмотрел вверх — и понял, что попал. Жилин кончал красиво. Запрокинув голову, выгнувшись, он выводил потрясающе мелодичные стоны, которыми полнилось и гудело всё его подтянутое жилистое тело. Его такого хотелось — и целовать, и любить, и просто, по-животному хотелось. Гриша дождался, пока последние капли спермы стекут ему на язык, поднялся на ноги и, ухватив расслабленного Жилина за щёки ладонями, крепко поцеловал. Он немного побаивался реакции — мол, Жилин отстранится, скажет, что фу… Не сказал, загудел только удовлетворённо, как обожравшийся кот, и скользнул языком вдоль языка, положил ладони на плечи. Ласковый, доверчивый. Гриша так увлёкся поцелуем, что не заметил, когда руки Жилина соскользнули ему на грудь, а потом на ширинку брюк. Очнулся только, когда пальцы крепко стиснули член и мягко проехались до основания, в трусы. С влажным чмоком Жилин оторвался от него и бессовестно поиграл бровями: — Трахнуть меня хочешь? — Умеешь ты, Жилин, уговаривать, — прорычал Гриша, подаваясь в настойчиво надрачивающую ладонь, — только смазки нет. — А ты между бёдер суй, — Жилин уткнулся носом ему в шею, шумно вдохнул, мокро поцеловал над ключицей, — и какой я тебе после такого Жилин, голубчик? Серёжа я, Се-рё-жа. — С-серёжа, — сквозь зубы выдохнул Гриша — оргазм оказался вдруг слишком близок, — лицом к стене. — Это моя фразочка! — ухухукнул Жилин, но послушался. Гриша накрыл его собой, вдавил в стену и, пристроив член между крепко стиснутых бёдер, жарко выдохнул на ухо: — Поехали. Жилин стонал, как заправская блядь, и так подавался на его член, что Грише казалось — они и вправду трахаются. От одной мысли, что обычно застёгнутый на все пуговки Жилин будет насаживаться на него этой ладной твёрдой задницей, внутри которой будет тесно и сладко, крышу сносило подчистую. Так Гриша и кончил — без крыши, но сгорая от желания Жилина выебать. Пусть даже не в этот раз. Жилин изогнулся, цапнул его за воротник водолазки и поцеловал: вдумчиво, жёстко, заявляя свои права. Гриша гладил его по подставленной заднице, по поджимающемуся под ладонью животу, по покрытой редкими волосками груди и никак не мог нацеловаться в ответ. Перехватывал воздух — и снова прижимался к приоткрытому, манящему рту. С ума сходил. В дверь вдруг забарабанили. — Шеф, вы там живой? — озабоченно спросил Пистолет. Жилин дурашливо хихикнул и тут же зажал себе рот ладонью. Чертовски испачканной в гришиной сперме ладонью. — Нормальная история, — громко ответил он, глядя Жилину прямо в глаза, — рабочее совещание у нас тут с товарищем министром получилось. Ждите, скоро выйдем. — Есть, шеф. Жилин зачарованно пялился на него, как очаровательный крольчонок на умудрённого жизнью удава. Гриша поднёс его испачканную руку к губам и нарочно медленно, широкими мазками языка начал слизывать собственную сперму. — Скоро ли? — прошептал Жилин восхищённо. — Очень скоро, — Гриша ответил, не отвлекаясь, — а потом поедем ко мне в коттедж. У меня там смазка есть. — Импортная? — Жилин задрожал слегка. — Контрабандная? — Да, — честный ответ был способом прощупать сторону, — а что, Жилин? Дачу взял, а смазку не возьмёшь? — Возьму, — выдохнул тот, — просто то, что ты бандитник, так заво-о-одит! На последнем слове Жилин умоляюще застонал и, обняв его рукой за поясницу, притёрся бёдрами. И, видит бог, которого нет, Гриша очень, очень сейчас жалел, что не может перемещаться силой мысли.