***
Покои матери были самым тёплым и комфортным местом во всём дворце. Не было золотого убранства, украшений и больших предметов роскоши. Лишь мать, терпеливо взирающая на своё чадо. Мать сидела на своей светлой пуфе, подогнув под себя ноги, её длинные пальцы умело вышивали на зелёной ткани золотыми нитями. Молчаливо реагировала на кряхтения дочери, повторяющую за матерью её шов. Пальцы зудели от количества уколов, ткань измялась и потеряло свою красоту, но Аста упрямо продолжала своё дело. — Не заваришь чая? — не выдерживает Богиня Милосердия, мягко останавливая руку дочери. Девушка потерянно поднимает на мать глаза и кивает. Тихо звенят чашки, бурлит вода и трещит камин. Пришедшая зима хоть и была тёплой, камин дарил определённую духовность душе. Аста медленно рассматривает травы, выбирает сорты и сыпет в чайник, распространяя аромат по территории покоев. Вдыхает в себя горячий пар, глаза слезятся и сознание тянется ко сну. Утром асинья так и не смогла уснуть, мучая себя и организм бессонницей вот уже третий день. Необоснованное беспокойство бурлило в крови и кипятило сердце. Звонко ставит перед собой и матерью чашки, отгоняя последние отголоски сна. Чувствует нежный взор теплых карих глаз матери и поднимает голову. — Как себя чувствуешь? — Лавн мягко берёт руки дочери в свои, поглаживая тыльную сторону ладони. — Так же, как и весь дворец — грустно, — Аста неловко улыбается, рассматривая мелкие морщины матери. Годы жестоки не только к смертным, долгожители асы точно так же теряли свою красоту, жизненные силы и здоровье, старели и умирали. Страшно понимать, что мать стареет, что со временем настанет и её конец, застать который не повезёт ей и её брату. Смерть родителей то, что она никогда не хотела бы видеть, чувствовать и знать. В детстве казалось, что родители будут жить вечно, но сейчас, смотря на морщины, девушка осознавала медленное приближение смерти. Отцу было столько же, сколько и царю, мать небольшим младше царицы. — Дворец вовсе не грустит, скорее наоборот — взбудоражен от радостной вести скорой свадьбы, — Лавн тянет дочь ближе к себе и заключает в любящие объятия. — Это твоя душа подаёт сигналы и просит расслабиться. Пожалуй, её душа расслаблялась лишь рядом с матерью и её нежным голосом. Глаза медленно закатывались, разум, потерянный в бесконечных днях, засыпал, убаюканный колыбелью Богини Милосердия. Жаль, мир не так же милосерден. Безнаказанной Аста не осталась — Всеотец запретил покидать пределы замка и применять силы. Руки её украшали золотые изящные браслеты, по сути являющие кандалами, что сдерживали её силы. Больше девушка не видела чужие страхи, не читала их души, не могла освободиться от собственного тела, выйти за пределы сознания и реального мира. Сны были чем-то иным, отличаясь от других миров, они связывали все миры воедино, как дерево Иггдрасиль, сливая их в один запутанный поток. Быть взаперти собственного сознания было сродни тюрьме, куда поместили мародеров с Норнхейма. Сраженная истощением сил, Аста засыпала на ходу, ей казалось, что она даже похудела за эти месяцы. Не ясно, сколько ей ещё отбывать своё наказание, гнев царя не смягчился даже с радостной новостью. В царе Одине странно сливались жестокость и милость, мудрость и тщеславие. Каждому из сыновей достались его определенные качества: гордость, сила и тщеславие — Тору; мудрость, ум и жестокость — Локи. Младший принц действительно был жесток в своём молчании, отчуждении и внезапном охлаждении. Будто не было всех этих лет дружбы, доверия, не было бесконечных ночей и вечеров в библиотеке, ленивых завтраков в полдень и вылазок в другие миры через тропы. Было чрезмерно жестоко подарить ей уверенность, хладный разум, чувство безопасности и доверие и беспричинно забрать. Библиотека казалась слишком пустой, в ней невозможно больше сидеть и читать, сказывалась также её слабость. Зелёный цвет мозолил глаза, напоминая высокомерного мага.***
Новость о свадьбе брата была принята Локи в штыках. Ему словно весь воздух из лёгких выбили и сказали, мол, терпи. Аста закрылась у себя в комнате, по дворцу гуляли слухи, что Всеотец лишил её сил. Помолвка выбила из колеи не только второго принца, но и саму девушку, не ожидавшую столь быстрого развития событий. Локи уступил брату любовь отца, его доверие, признание, уступил трон и уважение народа. Закрылся у себя в комнате, погруженный в учения и познания мира, окутанный любовью матери и собственной гордостью. В какой-то момент жизни в неё влетела Аста, оставляя за собой шлейф сирени, улыбчиво протягивая яблоки. В какой-то момент у него появилось то, чего не было у Тора, странное чувство, тревожащее весь организм и всю его суть. Трикстер любил брата, доверял ему и даже готов словить вражеские стрелы, ради защиты глупца. Однако его грело чувство, что у него есть та, кого нет у брата — Аста. Пусть даже если она любила Тора, грезила о нём, глядела ему в след с глупой улыбкой и заикалась в его присутствии. Аста была смелой, язвительной, хранила здравый рассудок, опаляя острым языком. Она была глупой, велась на провокации громовержца, его улыбку и глаза, в которых не было ничего, кроме точно такой же глупости. Пожалуй, они были слишком похожи. Аста была более блеклой версией Тора, более умной и рассудительной, словно его тень. Принц решил, что причинять себе боль видом Асты слишком для него и его стабильности. Скрипел зубами, когда видел её сидящую рядом с Тором на трапезах, смущенно улыбающуюся поздравлениям и радостным откликам. Была ли она счастлива? Локи успешно отгонял её образ перед глазами, пока Тор не сказал ему, что Аста потеряла создание и не просыпается уже второй день. Лекари не отходили от её покоев по приказу старшего принца и лишь недоуменно пожимали плечами, не понимая причину недуга. Локи даже не помнил, как ноги несли его по знакомым коридорам, как сердце сбилось с ритма и стучало где-то у горла, как руки сразила мелкая дрожь, пока не оказался за дверями покоев светловолосой. Привычный запах трав и цветов, перемешанные лекарствами, ворвались в его сознание. Аста лежала бледной фигурой, с обветренными губами, впалыми щеками и глазами. Было ли это ценой за мизерное счастье? Была ли она счастлива? Локи рассматривает её глаза, лица, проверяет температуру и дыхание, пока взгляд не цепляется за браслеты. Ограниченная в своих силах Аста не справилась с истощением, организм, привыкший к бодрствованию не мог понять, почему его клонит в сон и сопротивлялся. В конце концов, Аста просто уснула от нехватки сна. Локи облегченно выдыхает, всего лишь сон. Проверяет её на наличие других болячек, нахмуренные брови расслабляются с каждым её вздохом. Пока её родные волнуются, Аста прибывает в сновидениях, возможно, впервые видя собственные сны. Когда-то асинья призналась, что ещё никогда не видела свои сны. Девушка могла видеть чужие кошмары, мечты и беспокойства, но своих была лишена. Ей было интересно, какого это, когда просыпаешься в страхе или наслаждаешься приятными сновидениями, что аж просыпаться не хочется. Локи был искренне рад, что у Асты появилась возможность почувствовать всё на себе, даже если цена столь велика. Набранной водой сбивал ей температуру, прикладывал мокрую ткань к губам и шее, мазал виски мазью из трав и зажёг любимые ею расслабляющие травы. Долгие годы Аста наблюдала за его снами и его состоянием. Пожалуй, пришло время, когда трикстеру нужно сторожить сон Богини Сновидений.***
Первые лучи зимнего солнца слепят глаза, отсвечивая веки красным, ослабленное тело отказывалось просыпаться, впервые погруженное в крепкий сон. Аста испытала на себе то, что чувствовали другие асы во время её усыплений. Во рту словно песок был посыпан, спина, казалось, скрипела, а желудок сводило страшным спазмом. А ещё были сны, яркие и живые, будто наяву. Улыбка растягивает губы и девушка невольно шипит — пересохшие губы потрескались под натяжением. Вытирает выступившую каплю крови и оглядывается. Вздрагивает и удивлённо моргает при виде младшего принца, спящего в её кресле. Голова откинута назад, отросшие волосы лезли на лицо, ноги закинуты друг на друга, руки скрещены. После стольких месяцев игнорирования, увидев его вальяжно спящим в собственных покоях, Асте захотелось расплакаться, ругаясь бранью. Кидает в него подушку, хмурясь, когда Локи недовольно шипит и открывает глаза. — Ты с ума сошла? — заспанным голосом возмущается, окидывая её задумчивым взглядом, кивает чему-то своему и обратно откидывается на спину. — А ты? — оскорбленная наглостью принца, Аста привстаёт с места, отмечая, что одежду ей так и не сменили. — Что ты здесь делаешь? — Сбиваю твою температуру, — беззаботно отвечает Локи, закинув руки за голову. Ухмыляется, словно ничего не было, словно не он почти отрекся от их дружбы. В этом братья были похожи, прекрасно забывая сделанное ими и не забывая, что сделали другие. — Воды? — Сама возьму! — на шатающихся ногах подходит к тумбе, дрожащими руками наливая себе воды. Гордость топталась под насмешливым хмыком Локи, Аста крепко сжимала в руках кубок с водой, проливая половину содержимого. Платье намокает, спутанные волосы отдавали жарой от температуры, всё тело казалось сухим и Аста зареклась больше никогда не смотреть сны и долго спать. Сколько она вообще спала? — Сама она, конечно, — принц легко встаёт места, Аста завистливо окидывает его бодрую ходьбу. Видимо, долгий сон ей противопоказан. — Весь кувшин на себя разлила, — отнимает у неё кубок и вместе с ним последний шанс на стойкость. Наливает ей воды и аккуратно подносит к губам, внимательно следя за её беспомощными глотками. — Прикажу подготовить тебе купальню и завтрак. Отдыхай. — Прекращай, — грубо кидает Аста, хватая его за рукава камзола. Локи вопросительно поднимает бровь, не предпринимая попыток освободиться. Плен её рук был намного приятнее плена собственной злости. — Прекратить что? — Вести себя так, словно ничего не было. Что ты, что твой брат, — поджимает губы, сдерживая подступающий комок к горлу. — Оба притворяетесь, что всё хорошо, хотя на самом дела ни черта не хорошо! Ты избегаешь меня, а после приходишь ко мне в покои, спишь в моём кресле и насмехаешься надо мной. Трикстер долго смотрит, разглядывая её нахмуренный лоб, красные и опухшие от сна глаза, пересохшие и кровоточащие губы. Перехватывает удерживающую его ладонь и сжимает в своей руке. — Я понятия не имею, что происходит, Аста, — зло шипит Локи, противовес этому мягко придерживая её за ладонь. — Ты запираешься у себя в комнате, Тор говорит, что вы помолвлены, совсем скоро праздник в вашу честь. Единственное, что я понимаю — меня сжигает злость и беспомощность. — Злишься на меня? — холодные руки Локи отрезвляли, мозг медленно, но верно принимался за свою работу. Изумрудные очи отражали золотые солнечные лучи, но даже они не согревали холодное, бледное тело. — На тебя в том числе, — отпускает её и покидает комнату, оставляя Асту в глубоких думах. Больно терять единственного человека, с которым мог делиться волнениями, терять его доверие, но ещё больнее, когда под конец ты осознаёшь, что потерянный был самым близким. Изумруды были любимее сапфиров, холодные изящные ладони согревали лучше, чем большие тёплые, высокая стройная фигура дарила больше спокойствия, в отличии от крупной и огромной. Да и змея была ей ближе, чем гордый лев.***
Быть окруженной таким вниманием было ей в новинку. Странное ощущение, когда все тебе улыбаются, здороваются, спрашивают о самочувствии. Страннее было, когда у Асты спрашивали о старшем принце, о его здоровье, о том, чем он занимается. Тор находился в нескольких метрах от них и можно было спросить у него. Раздражение стало её спутником так же, как и бесконечная тяга ко сну. Девушку раздражали надоедливые асиньи, глупо хихикающие и глядящие честными глазами, раздражал напыщенно-гордый отец. Аста искренне не понимала, чем тут гордиться. Но больше всего её раздражало собственное восприятие ситуации. Бесспорно была рада, но горечь смешивалось со счастьем и отравляло нутро. Неловкие ухаживания Тора льстили, но её словно окатывало волной льда, стоило ей пересечься со взглядом второго принца. Горечь была не только в ней, но и в глубине его изумрудных глаз. После разговора в её покоях они больше не общались. Услышавшая, что все пять дней её сна Локи смотрел за её состоянием, Аста долго проплакала в подушку от нахлынувших чувств. Раздражало, что она не понимала источник этих чувств. Но Локи уже не был столь черствым и даже улыбался ей через другой конец коридора. Или смеялся над её кряхтением и злостью на весь окружающий мир. Бога Лжи разрывало собственное нутро, переполнявшие его ненависть и грусть. Злиться на Асту было чем-то сродни танцу на раскалённых углях. Локи разрешил ей войти, когда она выбила пинком ноги дверь в его сердце, разрешил звать себя её принцем, разрешил входить в свои сны и кипятить ему мозг даже там, разрешил обволакивать свои покои глупыми ароматами свеч. Так что стоит разрешить разбить ему сердце? Разрешить улыбаться как прежде, зная, что эту же улыбку она дарит его брату? В конечном счёте, трикстер знал, что однажды так и будет.