Знак равенства

      Дни пролетали быстрой чередой, и она не успевала уследить за ходом времени. «Неужели это конец?» — билось у неё в голове, но Гермиона пыталась запихнуть эту мысль куда-то на задворки сознания.       Разочарование всегда исходило из собственных ожиданий и выстроенных иллюзий. Она не хотела сама себя загнать в эту ловушку, но надежда всё равно прорастала внутри ростками, опутывающими сердце, и Гермионе не хватало сил вырвать их, как сорняки.       — Гарри, — окликнула она друга, когда тот вошёл в гостиную.       Гермиона специально задержалась внизу, пока все остальные разошлись по своим комнатам. То, насколько он отдалился от неё, заставляло её переживать и чувствовать себя виноватой, особенно если учесть, что у неё самой внутри теплились счастье и влюблённость.       — Да? — он повернулся к ней.       Видимо, опять летал допоздна, подумала она, подметив его уставший вид и залёгшие тени под глазами.       — Посидишь со мной? — попросила она, откидывая плед и как бы приглашая его присоединиться.       На лице Гарри появилось сомнение, а морщина разрезала лоб, словно это был отрицательный ответ, но, наверное, её взгляд всё же заставил его вздохнуть и сказать:       — Конечно.       Он приземлился рядом с ней, и Гермиона накинула на него половину пледа, мысленно радуясь тому, что ей всё-таки удалось его убедить остаться с ней.       Раньше они часто оставались втроём в гостиной допоздна: Гермиона делала домашнее задание, а Гарри с Роном упорно пытались тоже что-то написать, но в итоге сдавались и садились за шахматы. Это воспоминание отдавалось чем-то пряным и тёплым, словно надел шерстяной свитер в холода или вышел на палящее солнце, поставляя лицо лучам.       Она почувствовала укол вины за то, что всё это осталось лишь воспоминаниями на странице их истории. Они отдалились — это очень явно сквозило в воздухе. И поэтому сейчас, сидя с ним под одним пледом, ей захотелось остаться здесь, в этом моменте. Притвориться, что ничего не изменилось.       — Что с твоей рукой? — она нахмурилась и аккуратно дотронулась до перебинтованного предплечья.       — Потянул на тренировке, ничего страшного, — Гарри повёл в сторону здоровой ладонью, словно отмахиваясь от её беспокойства.       — Тебе нужно ответственнее относиться к своему здоровью, — строго произнесла Гермиона, качая головой.       Но, вопреки её ожиданиям, он даже не попытался изобразить виноватое выражение лица, а вместо этого криво улыбнулся и хмыкнул.       — Старая добрая Гермиона, — его фраза могла бы быть насмешливой, если бы не теплота, с которой та была сказана.       — Гарри, я даже не представляю, что ты будешь делать после Хогвартса, — она вздохнула, кладя голову на его плечо. — Пообещай, что будешь хорошо питаться и не убьёшься в первую же неделю.       — Ну, меня, как всем известно, убить довольно сложно, — он засмеялся, касаясь щекой её виска. — Вон Рита Скитер вообще недавно написала, что я каждое утро пью Феликс Фелицис, днём зелье бессмертия, созданное с помощью философского камня, а по вечерам тренируюсь с самыми тёмными магами, чтобы быть готовым к новой войне.       — У тебя есть Феликс Фелицис, а ты не делишься? — возмутилась Гермиона, но тут же широко улыбнулась.       — Извини, мне нужнее, — Гарри приподнял больную руку. — Видишь, забыл принять одним утром и вот что произошло.       Они замолчали, и тишину нарушал только умиротворяющий треск брёвен в камине. Гермиона любила гриффиндорскую гостиную за тот уют, который в ней царил. Любила даже шумные посиделки, когда кто-то устраивал вечеринку в честь победы на квиддиче или без повода. Любила и оставаться здесь поздними вечерами, как сейчас, когда помещение погружалось в темноту, рассеиваемую лишь огнём в камине.       — Ты в порядке? — тихо спросила она, не глядя на него.       — Да, насколько это возможно, — в его голосе засквозила грусть, тут же передавшаяся ей, будто их связывала невидимая нить, через которую они могли друг друга чувствовать.       — Я не буду говорить длинных речей обо всём этом, — задумчиво призналась Гермиона. — Потому что не думаю, что ты хочешь их слушать.       — Спасибо, — коротко ответил он, а потом глубоко вздохнул, будто решаясь на что-то. — Я никогда не спрашивал тебя, но… почему ты рассталась с Роном? Мне казалось, вы так долго шли друг к другу.       Она замерла, пытаясь найти внутри себя нужный ответ. Чуть повернула голову, вглядываясь в лицо Гарри; он не смотрел на неё, напряжённо глядя перед собой.       — Может, это было слишком долго? — риторически спросила Гермиона, понимая, что ей нужно быть с ним сейчас искренней. — Знаешь, когда чего-то так долго хочешь. Вроде купленного десерта, который ставишь в холодильник, но потом мама говорит тебе, что его можно съесть только на праздник. И ты ходишь несколько дней, думая только об этом чёртовом шоколадном пудинге и как здорово будет, когда ты наконец сможешь его съесть. И вот наступает тот самый день, перед тобой ставят тарелку, ты пробуешь — и понимаешь, что... это не то, что нужно. Ты представлял совсем другой вкус. У тебя есть выбор: доесть пудинг или взять красивое яблоко, лежащее рядом с тобой. И тебе чертовски хочется сейчас это яблоко, — она замолчала, переводя дыхание.       — Ты сравнила Рона с едой? — Гарри приподнял бровь и повернулся к ней.       — Лучшая метафора, которую я смогла выдать, — уголки губ дёрнулись.       — Лучше и я бы не смог, — пробормотал он, откидываясь на спинку дивана и прикрывая глаза. — Ты думаешь… я тоже пудинг?       В горле встал ком оттого, какой печалью сочился его голос. Как надломился на слове «тоже», будто бы кто-то прошёлся ржавым гвоздём по его горлу.       — Нет, что ты, — Гермиона впилась ногтями в ладонь, пытаясь привести себя в нормальное состояние. — Ты точно тыквенный сок.       Пара секунд густой тишины прервалась их смехом, вырвавшимся из них одновременно — громкого, заливистого и искреннего, прикрывающего зияющие раны бинтом.       — Я пойду спать, — Гарри провёл ладонью по лицу. — Очень устал. Ты идёшь?       — Только закончу домашнее по трансфигурации, — она кивнула на лежащий пергамент.       — Хорошо, — он поднялся и направился к лестнице. Однако перед тем, как поставить ногу на ступеньку, обернулся и позвал её: — Гермиона?       — Да? — откликнулась она, подвигая к себе учебник.       — Ты же раньше не любила яблоки.       По коже пробежали мурашки, а сердце ударилось о рёбра, словно намекая на её ещё более точную метафору, которую она использовала, даже не осознав этого.       — Видимо, полюбила.       Гарри кивнул и скрылся на лестнице, оставляя её с произнесённой оголённой истиной и колотящимся сердцем.

***

      — Готовы? — Драко обвёл всех внимательным взглядом.       — Уже взял свои любимые шорты, — Блейз вскочил на ноги и, зевнув, потянулся. — Пэнси, захватила солнцезащитный крем?       — Тебе-то он зачем, придурок? — пробурчала та, закатывая глаза.       — Чтобы намазать бледную задницу Малфоя, — хохотнул Забини. — А то сгорит и превратится в варёного рака.       — Я думаю, Гермиона сама с этим справится, — кинула шпильку Джинни, усмехаясь.       — Джинни! — воскликнула та, швыряя в подругу подушку.       — Ну Блейз, так Блейз, — пожал плечами Драко, притворно расстроенно вздохнув, но уголки его губ подрагивали от еле сдерживаемой улыбки.       — Идите все отдыхать, — устало выдохнула Гермиона, прикрывая веки и касаясь их пальцами. — Нам рано вставать.       — Хорошо, мам, — Блейз подмигнул и первый скрылся за дверью.       Пэнси с Джинни последовали за ним, но Уизли, перед тем как выйти, бросила на неё последний цепкий взгляд.       — Ты очень напряжённая, — заметил Драко, наблюдая за ней с другого конца дивана.       — Потому что они как будто не понимают серьёзности всего происходящего, — раздражённо выплюнула Гермиона, всплёскивая руками. — Будто от этого путешествия не зависит будущее всего человечества.       — Юмор — это способ расслабиться. Замылить картину перед глазами. Вроде как Ридикулус, — он пожал плечами и поднялся с дивана, подходя к ней. — Если смеёшься над тем, чего боишься, часть страха будто теряется.       — Я устала, — призналась она, закусывая губу и поднимая на него глаза. — Я чертовски устала от этого всего.       — Я тоже, — он кивнул, и подтверждение его усталости можно было увидеть по следам на его лице. — Но это ответственность, которую на тебя возложили против твоей воли, ты понимаешь это? Ты не обязана тащить на себе всё это, — он неопределённо дёрнул плечом.       — Мы должны спасти их всех, — раздражённо произнесла Гермиона, всплёскивая руками. — Никто другой этого сделать не сможет.       — Я не грёбаный Поттер, не спаситель мира, — резко ответил Драко. — Мне насрать на мир — пусть сгорит. Я делаю это, чтобы спасти себя и тех, кто мне дорог. Все остальные — ничто.       Слова застряли в горле, когда он обхватил её горящее лицо руками, вглядываясь в него. И осознание того, что она теперь одна из этих людей, разлилось по телу дрожью.       — Если бы у тебя была возможность спасти только своих близких, при этом пожертвовав остальным миром…       — Я бы сделал это, — Драко не дал ей договорить, наклоняясь к ней и выдыхая эти слова прямо ей в губы. — Я бы пожертвовал всеми, если бы знал, что ты находишься в безопасности, Грейнджер.       Эти слова подцепили что-то внутри неё, и ей захотелось прижаться ещё ближе, поэтому она взялась пальцами за воротник его рубашки и уткнулась лицом в его шею.       Гермиона знала, что такое самопожертвование. Видела это на примере Гарри, идущего на верную смерть, в прямом смысле погибшего ради того, чтобы выжили остальные. Она сама могла бы так поступить, если бы потребовалось; это вкладывалось в её жизненные принципы. Это было правильно.       То, что говорил Драко, правильным не было. Однако это то, что заставляло её почувствовать свою значимость и важность. Являться для кого-то тем, кто смог бы пожертвовать миллиардами ради твоего счастья.       Гарри никогда не сделал бы этого, как и Рон. И Гермиона не осудила бы их за такое решение, потому что сама бы поступила точно так же. Жертвовать собой, не другими.       Тогда почему это звучало так чертовски притягательно, почему ей хотелось слышать это от Малфоя, ощущать эту неправильность в его поцелуях и прикосновениях?       Она провела влажными губами по его шее, скользя к подбородку, тем самым вырывая у него рваный вдох, и почувствовала, как его пальцы крепче обхватывают её талию.       — Не знал, что тебя так заводит мысль о конце света, — хрипло сказал Драко, немного отстраняясь от неё.       Его глаза потемнели и напоминали цветом мокрый асфальт — когда дождь прибивал к земле всю пыль и воздух становился чище. Дышать было проще. Точно так же Гермиона чувствовала себя рядом с ним, когда он смотрел на неё так.       Она могла дышать.       — Просто поцелуй меня, — попросила она, и Драко тут же выполнил её просьбу, накрывая её губы своими.       Сначала медленно обвёл языком её нижнюю губу, потом потянул её зубами на себя, вырывая у неё полувсхлип-полустон. Гермиона прижала его ближе, и они упали на диван.       Провела пальцами по его волосам и лицу, сцепила руки за его спиной, стараясь стать ещё ближе, — как будто это было возможно, учитывая, что между ними не осталось ни миллиметра свободного пространства.       — Грейнджер, — предупреждающе протянул Драко, скользя ладонью по её груди и талии.       И она понимала, какие слова он собирался сказать. В этом «Грейнджер» было всё — он давал ей возможность остановиться, нажать на этот стоп-кран. Но ей больше не хотелось тормозить. Ей было необходимо нажать на педаль газа, не боясь не вписаться в резкий поворот.       Поэтому Гермиона схватила его за лицо, поднимая к себе, чтобы он смог не только услышать, но и увидеть ту уверенность, которую она ощущала.       — Я хочу этого, — просто призналась она, не стараясь завуалировать свои слова в какие-то намёки.       Не пытаясь оставить себе обратной дороги, сжигая её, не заворачивая правду в какие-то красивые обёртки. Оголённая правда — и Гермиона увидела, как вспыхнули зрачки Драко, словно она подожгла и его.       Его прикосновения стали ещё более настойчивыми, будто Гермиона наконец сняла чеку с гранаты, будто всё сейчас должно было взорваться. Мерлин, она действительно этого хотела. Ощутить его обнажённую кожу, стать ещё ближе.       Весь мир висел на волоске, и к чёрту все сомнения. К чёрту синдром отложенной жизни и всю неуверенность. Потому что то, как она чувствовала себя рядом с ним, Гермиона не ощущала никогда и ни с кем.       Он дарил ей свободу быть самой собой; рядом с ним не нужно было носить какую-то маску или что-то скрывать.       Гермиона потянулась к его рубашке, и под её пальцами верхняя пуговица выскользнула из петельки, открывая ей обзор на его ключицы. Она не остановилась на этом, продолжая понемногу оголять его кожу, пока наконец полы рубашки не распахнулись, позволяя увидеть его торс.       Она тут же протянула руку и с наслаждением провела ей по его телу. Как Гермиона и предполагала, на ощупь Драко был тёплым и твёрдым. От её прикосновения он вздрогнул и прикусил губу, будто сдерживаясь.       Она приподнялась, не отрывая рук от его груди, и провела языком по ложбинке его ключицы, а после укусила, вырывая у него сдавленное шипение.       Драко схватился за края её футболки, потянув наверх, и она подняла руки, чтобы помочь ему. Одежда полетела в сторону, и на секунду ей захотелось прикрыть свой простой бежевый лифчик. Она дёрнулась, уже собираясь это сделать, но он перехватил её ладони, останавливая.       — Ты охренительно красивая, — тихо произнёс он, склоняясь над ней. — Просто. Охренительно. Прекрасная.       Его губы коснулись её груди, и она задрожала от этого ощущения. Через ткань белья она чувствовала его горячее дыхание и язык, обводящий её сосок.       Драко переплёл их пальцы, и её зрачки зацепились за тёмное пятно, выделяющееся на бледной коже. Его метка находилась рядом с её шрамом, и это смотрелось инородно. Почти как оксюморон. Сочетание несочетаемого, как и они сами.       Смущение на задворках разума где-то тонуло и терялось под его прикосновениями, плавилось, как плавилась она сама.       — Я... — её голос дрожал. — Я раньше не…       Скорее всего, Малфой и так об этом знал или по крайней мере подозревал, но она испытывала необходимость озвучить это. Он поднял на неё взгляд, не отрываясь от ее груди, и эта картина прошибла её разрядом тока.       — Ты хочешь остановиться? — Драко прозвучал хрипло.       — Нет, — без сомнений ответила Гермиона.       Потому что она и правда не желала останавливаться, терять это ощущение предвкушения в каждой клетке тела. Она готова была прыгнуть в эту пропасть, держась лишь за него, как за единственный спасательный круг.       Драко оторвался от её груди и скользнул ниже, обводя языком пупок. От его влажных прикосновений осталась мокрая дорожка, и от контакта с воздухом кожа в этих местах становилась холодной, резко контрастируя с его горячим языком.       Она выгнулась навстречу его рту, закрывая глаза и погружаясь целиком в эти новые ощущения.       — Грейнджер, — позвал он её, и она приоткрыла веки.       Его ладони находились на её бёдрах, а сам Драко был растрёпанный и покрасневший, зрачки почти полностью поглотили серебристую радужку, и она могла поклясться, что никогда не видела ничего сексуальнее.       — Я могу? — его пальцы коснулись ширинки её джинсов, и Гермиона кивнула.       Она приподняла таз, помогая ему освободить себя от одежды, оставаясь лишь в одном белье. И наверное, это не должно было смущать, раз он уже видел её до этого в купальнике. Но в этот раз всё ощущалось по-иному, будто бы между ними исчез последний барьер. Растворился сахарной ватой в воде от плавящих нутро вздохов и касаний.       Остались только они и возбуждение, скользящее в воздухе искрами, отдающимися в тело.       — Ты до сих пор его носишь? — Драко коснулся кулона на её шее.       — Конечно, — она улыбнулась, накрывая его ладонь своей.       — Эта ведь всего лишь безделушка, — он склонился, целуя её. — Я куплю тебе десятки более подходящих и достойных тебя украшений.       — Эта всё равно будет самым дорогим, — пробормотала Гермиона, зарываясь пальцами в его волосы.       Он хмыкнул ей куда-то в район ключицы, и она крепче вцепилась пальцами в его спину. Драко скользнул пальцами вниз, касаясь края её белья и на миг замирая, словно вновь прося разрешения. Она в ответ лишь шире расставила ноги, желая наконец ощутить его прикосновения там.       Он понял её, и его ладонь оказалась под её бельём. Гермиона зажмурилась, откидываясь назад и вжимаясь спиной в диван. Чёрт. Она и не представляла, что это могло чувствоваться так.       — Ты уже такая мокрая, — его голос прошёлся по её слуху, как будто бензин, влитый в костёр, распаляя ещё больше.       Она и сама это чувствовала — как его пальцы скользили, обводя клитор. И она застонала, подаваясь ему навстречу.       — Чёрт, я… — пробормотала она, не понимая, что «она».       — Ты выглядишь как чёртово произведение искусства, — прошептал Драко, а потом его пальцы исчезли, оставляя её слишком пустой.       Звякнула пряжка ремня, и этот звук прошёлся по её нервам, отдаваясь дрожью. Гермиона и не подозревала, что это может быть таким возбуждающим. В этом звяканье буквально сквозило синонимом слово «секс».       Она наблюдала за тем, как скользили его руки по её коже, запечатляла малейшие нюансы, чтобы потом вспоминать все его прикосновения, воспроизводить их в памяти, перечитывать, как самую любимую книгу.       Это оказалось сильнее жажды, потребности в пище или сне — Драко вытеснил все её желания, заполняя пространство и мысли исключительно собой, и ей было необходимо, просто необходимо, чтобы он заполнил и её собой.       Гермиона провела ногтями по его позвоночнику, и он толкнулся к ней, жарко выдохнув. Она чувствовала, как он тоже желал её, — доказательство этого упёрлось ей в бедро.       Замерев на мгновение, она неуверенно протянула руку, касаясь выпуклости в его белье. Драко зашипел, запрокидывая голову, но не двигался, позволяя ей самой сделать то, что она посчитает нужным.       На ощупь он был твёрдым, даже твёрже его перекатывающихся мышц, и Гермиона сначала погладила, а потом сжала его член в ладони, проверяя реакцию, которая тут же последовала — Малфой дёрнулся, закусывая губу и продолжая следить за её движениями.       Драко выглядел ошеломлённым и возбуждённым настолько, что она почувствовала себя удовлетворённой. Он реагировал так на неё. Это она заставляла его вот так тяжело дышать. Из-за неё он еле сдерживался.       Его пальцы так крепко стискивали её бёдра, что, скорее всего, там останутся синяки, но ей хотелось ещё сильнее. Драко перехватил её руку и поцеловал ладонь, всасывая кожу. Мерлин, такое простое движение, вызвавшее табун мурашек.       — Я хочу увидеть тебя полностью обнажённой, — его голос прошёлся низкими вибрациями по её коже, и она облизала губы, приподнимаясь.       Ещё никто не видел её полностью голой, и это должно бы её смутить, но он смотрел на неё так, что у неё не оставалось и шанса на сомнение. Поэтому она потянулась назад, расстёгивая лифчик, и тот упал вниз, обнажая её грудь.       Его зрачки впились в неё, и он приглушённо выдохнул, аккуратно обхватывая её полушария, а потом припал губами к соску, очерчивая его языком.       Гермиона застонала, выгибаясь навстречу его движениям, и обхватила его голову.       — Ты на вкус как самый дорогой виски, — пробормотал Драко, продолжая скользить губами по её груди. — Как амброзия.       Она потянула его наверх, потому что ей было жизненно необходимо поцеловать его, почувствовать его язык в своём рту, и её обнажённая грудь соприкоснулась с его. Гермиона слышала биение его сердца, которое стреляло неровной чередой, и эти импульсы передавались ей.       — Я хочу тебя, — прошептала она, отрываясь от его губ и начиная целовать острую скулу. — Драко…       Он дёрнулся вперёд, вжимаясь в неё, показывая, насколько сильно он хотел её. Это была жажда в её первозданном виде. Гермиона схватилась за край его белья и потянула его вниз, освобождая стоящий член.       Она готова была отдать всё, лишь бы наконец-то почувствовать его внутри. Она нуждалась в этом.       Кажется, Драко считал всё по её лицу, поэтому мягко толкнул её, укладывая, и навис сверху. Гермиона инстинктивно обхватила его талию ногами, и это оказалось чертовски удобной позой. Словно именно там им и место, прямо на его спине.       Но этого всё ещё было недостаточно. Хотелось ещё ближе, ещё горячее, ещё оголённее. Его пальцы скользнули внутрь неё, заставляя выгнуться навстречу этим прикосновением, а зубы прикусили мочку уха.       Она рвано выдохнула, ощутив, как его член коснулся её там, и с силой втянула воздух, которого внезапно стало не хватать, в лёгкие. Интересно, можно ли умереть от кислородной недостаточности, вызванной возбуждением?       — Я могу? — спросил он, обводя её ушную раковину языком.       — Да-да, — ответила Гермиона, нетерпеливо подаваясь вперёд.       Его пальцы выскользнули из неё с тихим хлюпаньем, а потом она почувствовала, как он легко толкается в неё, входя лишь на несколько сантиметров.       Это ощущалось непривычно, но не неприятно, и это было всё ещё…       — Недостаточно, — всхлипнула она.       — Ещё немного, — Драко поцеловал её в висок, медленно продвигаясь вперёд. — Подожди ещё немного, моя девочка.       Она напряглась, чувствуя, как он заполнял её, а удовольствие смешивалось с тянущим ощущением. Гермиона зашипела сквозь стиснутые зубы, и Драко тут же замер, прекращая движения.       — Мне остановиться? — его голос звучал напряжённо.       — Нет, — она помотала головой, обхватывая его плечи руками. — Не нужно.       В его глазах плавилась жидкая ртуть, и Гермиона тонула в ней, захлёбываясь. Его руки были на ней, он был в ней, её окружали запахи кедра, свежести и цитрусов.       Медленно он снова начал двигаться, давая ей возможность привыкнуть. И спустя время тянущее чувство притупилось, сменяясь удовольствием, разливающимся по телу. Тогда она сама дёрнула бёдрами ему навстречу, показывая, что готова к большему.       Тяжесть его тела приковывала, её давили все эти новые ощущения, она сама будто целиком превратилась в струну, а Драко играл на ней, вырывая звучащие мелодией звуки.       И тогда его толчки стали активнее и глубже. Это было невероятно — чувствовать его в себе, принимать его. В ней смешались все эмоции, сбились в один огромный ком, не позволяющий думать и анализировать. Ей хотелось врасти в него, пустить в нём корни, оплести, как лиана оплетала всё, что вставало на её пути. Выжечь на нём себя, остаться в нём этим ожогом и яркой вспышкой.       Гармония — вот что между ними билось в унисон. Чистейшая гармония из толчков, вздохов и звуков сливающихся тел. Её руки гладили его везде, куда могли дотянуться, словно подушечки её пальцев тоже хотели запомнить его, выучить наизусть, чтобы в каждом её следующем касании всегда была часть его.       Было чертовски хорошо. Нет, идеально. Она, как и любая девушка, всегда пыталась представить и предугадать, каким будет её первый раз. В какой-то период времени ей казалось, что её первым мужчиной станет Рон, но сейчас, видя отблеск серебристой радужки, Гермиона понимала, что по-другому случиться не могло.       Это должен был быть он. Во всех Вселенных, параллельных мирах всегда он — другого выбора не существовало. Не подразумевалось.       — Ещё, — тихо простонала она, когда угол проникновения немного сменился.       Драко послушался, продолжая двигаться, заставляя её дрожать, всхлипывать и хвататься за него руками.       Может быть, это ощущалось так прекрасно потому, что они делали это за миг до того, как мир мог сдетонировать. Может быть, дело было в том, что им по девятнадцать, они влюблены, и это само по себе делало это всё особенным. А может быть, они встретились в подходящей точке в нужное время, израненные и одинокие после войны. В знаке равенства, стоящем между ними и соединяющем их прочными канатами.       В чём бы ни состояла причина или причины, Гермионе точно ясно было одно — всё происходящее составляло её суть, заставляло чувствовать себя невероятно важной и счастливой.       И правильнее этого не могло существовать ничего.