Убийство образов.

      Любоваться закатом можно только с веранды и из оконцев в палатах. Небо заливалось то малиновым, то персиковым цветом, но для Коттона оно оставалось оранжевым и красным. Все постепенно темнело, и легкая серая дымка в десятках километрах отсюда сгущалась. Со второго этажа видно лес, которым окружен и город, по вечерам превращавшийся в большое темное пятно. Огни Трентона разбавляли тьму, но свет был искусственным, способным лишь делать вид благополучия.       Реймонд топтался у кабинета Беллы уже пятнадцать минут и ждал, пока та закончит прием с одним мужчиной в смокинге, и позволит жалкому санитару с жалкой бумажкой уехать домой на пару дней. Так вышло, что недосып привел к понижению давления, из-за чего Гильда насильно потащила его на прием к врачу. Благо, больничный на неделю не дали, а это значило, что можно спокойно взять часть работы на дом.       Дверь открылась, и Коттон оторвал взгляд от стены. Темнокожий мужчина криво улыбнулся и показался за порогом, облегченно вздохнув. Реймонд фыркнул носом от усмешки: все новички через нее проходят с такими же лицами. Мужчина посмотрел на него с растерянностью, но Коттон лишь кивнул. Тот поджал губы и кивнул в ответ, словно его сейчас принимали в ряды трудящихся.       Кабинет миссис Адамс был старомоден до ужаса, но только так добавлял молодости директору на фоне. Хрустальная ваза стояла на подоконнике с давно завядшими, сухими, свернувшимися хризантемами. Рядом — еще пара горшков, но совсем невзрачных, с маленькими зелеными ростками. Изабелла пыталась вырастить тут новую жизнь, но все цветы попеременно вяли. На стол была постелена белая кружевная скатерть, на подставке для бумаг стояла тонкая чашка. — Миссис Адамс, — начал Реймонд, только закрыв дверь. Она приподняла голову, сверкнула взглядом с вопросом «Что?» и параллельно что-то записывала. — У меня тут справ… — Неделя уже прошла, Реймонд. Как там 20194? — перебила Адамс, даже не посмотрев на листок, который Коттон пальцами тер на уровне живота. Ручкой указала на стул напротив. — Садись.       Реймонд слегка опешил, но сел, справку положив на край стола. Подмышкой он все равно держал папки пациентов блока «12-18», так что тут же открыл четвертую папку в стопке. На самом деле записи здесь были скудными и даже однотипными: «Принял таблетку; Галлюцинации; резкая смена настроения». И так из раза в раз — вернее, два раза в день. — Жив, — лениво бросил Реймонд, потому что говорить о Нормане в тот момент не хотелось категорически, мысли и действия мальчишки оставили горячий след на внутренностях. Изабелла посмотрела на него с немым упреком, ведь шутка совсем не смешная. В то время Коттону хотелось пива и поспать. —  Не кричит, редко стучит в двери, за исключением моментов, когда просит стакан воды. Галлюцинации… — Ты же знаешь, что мне нужно. Не затягивай, — не смотря на него, поторопила Изабелла.       Она активно что-то листала в справочнике на подставке. Весь ее стол был завален не лишними бумагами, а только самым необходимым — проверяемыми папками, парой книг, набором канцелярии и небольшой композицией из свечей. Зачем ей на рабочем столе свечи? Электростанция, конечно, иногда проводит проверки и на ночь выключают свет, но Белла работает до шести-семи вечера… Однако некоторые из длинных, словно пальцы, восковых свечей были уже расплавлены наполовину.       Однако Белла все ждала начало ее самой любимой части и даже подперла кулаками подбородок. Она с любопытством, скрытым под пеленой строгости лица, смотрела на Реймонда. — Принимает таблетки два раза в день. Тошнило пару раз. Жаловался на боли и порывы головокружения. Однако спустя неделю он все меньше бывает в той простра… — Реймонд остановил себя, ведь это были записи из блокнота, сделанные совсем недавно. Однако стоит ли говорить Белле об этом? Наверное, не стоит, ведь к клозапину это относится лишь косвенно, думал Реймонд. — Единственная проблема у него развилась еще в первую встречу и не пропадает до сих пор. У него гиперкинез тела в виде непроизвольных толчков в разные стороны. Его словно кто-то толкает, особенно когда у него сильно выражены галлюцинации. — Это же экстрапирамидные расстройства, верно? — Изабелла выгнула бровь, перевернув страницу справочника. — Верно. Однако я не могу точно диагностировать ему вид этого гиперкинеза. Акатазия, дистония, да даже паркинсонизм — я не могу описать его состояние ни одним из этих диагнозов, так как у него четкие толкания тела. — Хочешь сказать, это расстройство не похоже на видимые тобою ранее? — она наклонила голову в сторону, прищурив глаза. — Нет, безусловно, что-то похожее есть, — Реймонд цокнул, вспоминая своих пациентов. — Например, у 02194 из шестнадцатой палаты брадикинезия — снижение скорости движения тела. Однако при этом состоянии наблюдается и повышения тонуса мышц (становятся твердыми, неподатливыми), а это в корне спорит с вялостью 20194. Да и у пациента болезнь Паркинсона, брать его как весомый пример я не хотел, но они чем-то похожи. — Тогда оставь этот вопрос. Те специалисты передали мне слабую выраженность экстрапирамидных расстройств и я буду верить им, — Белла закрыла справочник на подставке и потрепала брошь на груди. Маленькая темно-синяя птичка никогда не сдвигалась с места, независимо от внешнего вида Изабеллы. — У мальчика это может быть простым проявлением шока от смены обстановки.       Реймонд хотел усмехнуться, однако стоило сохранять самообладание. Замашки директора он знал, но чтобы доверять словам неизвестных Коттону «специалистов»… Нет, он выше этого. С этим особенным гиперкинезом он так ничего не решил, Гильда вообще не замечала за ним такого. — А что насчет анализов? — спросила Изабелла, откинувшись на кресле. Казалось, будто оно обволакивает своей кровавой тенью но, бесспорно, подходит к бордовому книжному шкафу сбоку.       Реймонд молча отдал ей отчет о сдаче крови, лежавший в папке Нормана. На самом деле Реймонд и сам мысленно кусал губу от волнения — если результаты будут зависеть от клозапина, Изабелла разгорится пламенем и, быть может, заставит и дальше давать мальчику препарат. И совсем неважно, будут эти изменения в лучшую или в худшую сторону. «Мне порой кажется, что эта женщина знает намного больше, чем говорит. Несмотря на наш разговор, она ничего не переспрашивает, не задает вопросы «Почему именно так? Поясни. Откуда такая информация?». Либо она пытается создать образ врача, которому и так известны все эти термины, либо она и знала все то, что я скажу, — гадал Реймонд, пока Белла манерно держала в воздухе листок, вытянув худощавые пальцы. В подтверждение второму предположению ее взгляд даже не бегал по строчкам».       Реймонда напрягала эта непонятная таинственность, висевшая в комнате, висевшая на груди Адамс в виде птички из камешков. Именно этим чувством не была наполнена ни одна из комнат: Коттон знал стены здания наизусть. Но пятнадцатый кабинет всегда был неизвестным ни ему, ни окружающим. Изабелла хранила свои мысли внутри, ни с кем не говорила о личном и никогда никому не позволяла трогать вещи на полках. Смотреть — пожалуйста, сколько угодно, но стоит только тронуть…       Вернемся к анализам. Самым важным для Коттона был уровень лейкоцитов. Именно эти клетки крови отвечали за защиту крови от эндогенных (повреждения плода во время беременности) и экзогенных (механические повреждения ребенка) патогенов. Важность для Нормана была большая — невозможно знать наверняка, чем он был болен в прошлом месте. И будь показатель ниже трех тысяч лейкоцитов на микролитр, можно бить тревогу. Агранулоцитозом болеть никто не хотел (как раз уменьшение количества лейкоцитов до семисот пятидесяти на микролитр). «Семь с половиной тысяч… — вспомнил Реймонд, пока Изабелла писала что-то карандашом на листке. Коттон углядел цифры и сокращения слова «тромбоциты». — Значит, анализы ей лично никто не приносил. Однако у мальчишки все более чем в норме, по крайней мере, с щитовидной железой проблем у него не будет, что тоже зависело от количества лейкоцитов». — Показатели гематокрита низковаты, — пальцем проходясь по таблице, произнесла Изабелла, словно говорила сама с собой. — И тромбоциты…       И правда, Коттон тоже заметил, что объем эритроцитов по отношению к жидкой части крови был не впечатляющим. Этот показатель часто уменьшался у больных при дефиците железа. Норман был слаб, упал в обморок на сдаче крови. Реймонд был уверен, что у Паттерсона анемия при недостатке витаминов. Но вкалывать что-то ему было бы опасно — кровь итак медленно свертывалась, судя по показателям. — Да, у него явно недостаток витаминов, — произнес свои догадки Реймонд вслух. — Может, прописать ему хотя бы витамины для детей? — Не повлияют ли они на лечение… — пробубнила грубо Белла, видимо, тоже думая, как решить эту проблему. Однако в ее голове были явно другие способы, а не витаминки. — Только если в лучшую сторону, — тут же ответил Коттон, пододвинувшись к ней на стуле. Он говорил строго, но надменность в голосе всеми силами старался убрать. Пальцем он нашел СОЭ и пару раз постучал по надписи, привлекая внимание женщины. — СОЭ (скорость оседания эритроцитов) тоже в норме, значит, проблем с гемоглобином и эритроцитами у него нет, это так. Однако показатели лейкоцитов лучше контролировать. Да и порезаться у нас в больнице легко, а кровь будет сложно остановить. С этим тоже нужно что-то предпринять. Витамины как раз способствуют… — У нас нет таблеток для детей, мы взрослая больница, — выгнула бровь Белла, холодно ответив. — Реймонд, несмотря на это, я не хочу, чтобы что-то влияло на его лечение. Есть и другие способы. Например, добавлять ему в еду побольше овощей или фруктов. Что там таким больным нужно?       Коттон нахмурился, деловито покусал щеки и это была его первая ошибка. «Я же привел ей все аргументы, чтобы Норману оказывали больше внимания. Он еще ребенок, Белла, хоть и считается твоей мышью! Он все еще ребенок, организм которого переживает огромный стре… — на этих громких мыслях он замялся и нахмурился сильнее. — А ты, придурок, этому лишь способствуешь». — Но ведь обычные витамины для больных тяжелой анемией у нас точно есть, — бросил Реймонд и поддался вперед.       Повышать амплитуду колебаний, из-за чего голос стал громче, не стоило, ведь это стало его второй ошибкой.       Изабелла никогда не любила кричать. Истерика было вовсе не ее методом воздействия и, как не странно, действовала даже на Дона в исключительных случаях. Сейчас она нарочито медленно откинулась на кресло, выгнула бровь и посмотрела прямо в глаза Коттону. Реймонд проглотил слюну и невольно выпрямился. Самым тяжелым было то, что она делала это плавно, из-за чего увеличивала время, которое придется провести им тут вдвоем. — Реймонд Коттон, не стоит давить на меня, — произнесла Адамс с нотками стали в голосе. — Сейчас я занята другим, но, так и быть, отыщу для него баночку.       Коттон поднялся, оставив напоследок справку. Адамс посмотрела на нее искоса и манерно кивнула сама себе. Теперь Реймонд официально на больничном, а потому, можно уйти когда он сам того захочет — по крайней мере, фальшивая уверенность сейчас играл ему на руку. — Вы делаете это не для меня, хоть я и попросил. Потому что если мальчик умрет, никаких отчетов о вашем клозапине не будет.       И, кажется, он попал в самое яблочко.       Замочная скважина поддалась, дверь резко открылась, без скрипа или стона, закрывшись сиюсекундно. Коттон силой сжал ручку, словно так вымещать злость легче. Кусая губу, он почти закричал на всю квартиру, но вместо этого бросил ключи на блюдце режущим уши звоном. «Ни черта ни легче».       Реймонд первым делом умыл лицо холодной водой. Кожу обожгла резкая смена температуры, но после рабочего дня, наполненного бесконечной нервотрепкой, это было то, что нужно. Живот скрутило стальной хваткой из-за пропущенного приема еды, поэтому Реймонд выпил половину стакана с водой. Не дожидаясь, пока это чувство пройдет, Коттон зацепил полотенце с полки в спальне и, даже не закрывая дверь в ванную, пошел в душ. «Это надо же было…!»       Горячая вода приятно обжигала тело, словно смывала остатки истерик, взглядов, шепота. Ванная соединяла спальню и кухню, которая находилась напротив прихожей. Вечер Коттона представлял собой походы скорее через ванную, чем гостиную — отчего та теряла свою ценность. Закончив натирать свое тело мочалкой он, преисполненный голода, сразу пошел на кухню. Красная кожа в районе груди и живота уже не доставляла дискомфорта, наверное, продолжительное время. Казалось, только у психов бывают ритуалы или галлюцинации, однако у Реймонда были свои действия, которые он повторял из раза в раз, будто они, как мантра, будут воздействовать на него психологически. «Норману бы тоже не мешало съедать котлеты на ужин, — подумал Реймонд, грея еду на плите, похожую на больничную — картофель и котлета из говядины. Он не стал дожидаться ужина в шесть часов вечера, да и сталкиваться с Норманом еще раз он не хотел. Гильда приезжала как раз в без пятнадцати минут шесть, и Реймонд договорился с ней. Она благополучно принесла ему ужин и поговорила насчет состава чая, а Коттон благополучно сбежал». Стук.       Кофе не разлился, звонко ударившись о стеклянный стол. Реймонд подумал спросить самого себя, зачем он на ночь пьет бодрящий напиток, но ответ был очевиден — кофе сейчас далеко не бодрящий, а привычку поддерживать надо. «Да кому сдались эти привычки? — его казалось, может взбесить сейчас все, что угодно».       Одной рукой он потянулся к розетке, чтобы включить маленький телевизор на толстом деревянном комоде, но первым взгляд зацепился за телефон. Обычный домашний телефон, серый, с довольно длинным проводом и удобным набором цифр. Хотя, Реймонд был уверен, что когда-нибудь потом и такое расположение станет неактуальным. «Может, рассказать ему? — мелькнула в голове мысль, стоило вспомнить простой шестизначный номер, который он набирал, не глядя. Сейчас Дон должен быть дома. — Ничего ужасного не случится, если я… Вкратце расскажу о пациенте»       Он помнил тот день, когда разумная мысль поделиться проблемой с другом казалось той самой, способной оставить лишнее волнение. Коттон продолжал настойчиво убеждать себя в непричастности его самого к состоянию мальчика и его проблем, однако порой смотрел на него, как в свои стажерские дни. Тогда он глядел на всех с интересом, был внимателен к мелочам, ставил диагнозы и сравнивал препараты сам, без помощи остальных. Мог до безобразия долго листать старые справочники, делать пометки и разбирать истории заболеваний людей, совершенно непричастных к нему. Его жизнь тогда была наполнена вдохновением, и он уже тогда знал, что скоро на его пути станет простое выгорание. Выгорание, причиной которого стал главный манипулятор.       Впрочем, Коттон всегда винил других в собственных проблемах, но в ссоре с Норманом никогда не мог понять, чем закончилась их дуэль. Наверное, одержал победу все-таки Реймонд — во всяком случае, власти у него больше, а значит, выигрыш и за ним. — В принципе, Дон не станет расспрашивать про диагнозы, побочные эффекты, полную симптоматику и протекание заболевания по дням, — оправдался Реймонд, наклонившись к телефону. — Он же не как его жена, в конце концов.       И Коттон был прав — не нужно долго быть знакомым с Дональдом Харпером, что бы понять его психологический портрет. Суровый дежурный с большой любовью к жене и ненавистью к пациентам. Думалось, что это вид любого из них, однако Харпер никогда не совмещал работу с личной жизнью, оставляя необходимую преграду в целости и сохранности. Многие из дежурных быстро ломались, начинали спиваться в реальной жизни, когда проблемы и тайны больницы смешивались с суматохой ночных баров. — Дональд Харпер у телефона, — произнес в трубку глухой голос и слегка кашлянул.       Реймонд ухмыльнулся — они с давним другом так похожи. Коттон, решив составить ему компанию в приятном деле, вытащил сигарету из лежавшей на столе открытой упаковки. — Опять куришь в квартире? Ай-ай-ай, Гильда будет ругаться. — Коттон наигранно почти пропел «ай-ай-ай», держа трубку плечом, пока Дон раздраженно буркнул: «Ну да, вот была бы у тебя жена, ты бы так не сказал…».       Реймонд закурил и откинулся назад, вытянув ноги перед собой. Провод от трубки был длинным, что позволяло даже положить голову на спинку дивана. Одной рукой он потянулся к керамической кружке и размешал кофе.       Коттон не пьет кофе с сахаром, но сегодняшний вечер стал исключением. Весь день это одно большое противоречие, не способное к существованию в хронологическом порядке, которое хочется вычеркнуть, закрасить перманентным маркером на линии жизни. Сахар уже растворился, сладость сразу осталась на губах, стоило прикоснуться к краям кружки. Реймонд сморщился, почувствовал выедающую изнутри злость за то, что сам сделал кофе таким горьким. Сегодня его ничего успокоить не может. Почти швырнул кружку в стену, но вовремя одумался: случайно разбить драгоценного друга, одобряющего его жизнь, не хотелось. Она была его спасением, вернее, ее содержимое. Постоянная горечь в горле, то от табака, то от дрянного кофе, не проходила, и он хотел такой приторной и непонятной сладостью заглушить ее в себе. Непонятно лишь, убрать горечь в себе настоящем или в этом образе. — О чем хотел поговорить? — втягивая, спросил Дон и выдохнул.       Реймонд вздрогнул и вернулся в свою потрепанную временем гостиную. Он лишь утвердительно промычал и задумался на несколько секунд. Как преподать ему информацию о мальчике? Как назвать — пациент или подопытный? Что за лекарство? Новое или старое, просто в Америке пока не популярно? Гильда знает или нет? Если знает, почему не сказала? Или она привязалась к нему? И как быть…       Коттон поджал губы и долго смотрел в одну точку, разглядывая трещины на сером ламинате. Линии были имитированные, Реймонд сам укладывал его прошлым летом, но сейчас эти трещины казались ничем иным, как складками на одежде. «Как на штанах у Норм… Что? — подумал Коттон, широко раскрыв глаза. Теперь даже пол в собственной квартире говорил о то ли пациенте, подопытной крысе, друге… Реймонд, казалось, начинал бредить». — Об одном случае на работе. Хочу, чтобы ты меня выслушал и, возможно, сказал свое мнение, — сгорая от глупости сказанного, неуверенно закончил Реймонд и на том конце трубки громко рассмеялись. Огромных страданий стоили эти искренние слова в поисках поддержки, а Дон так с ним обошелся? Да что б он еще хоть раз ему позвонил! — Выскажу свою мнение… Господи, Рей, ты в порядке? Я ожидал что-то в духе «Ублюдок, я сейчас расскажу тебе историю, ахуительнее всех на свете, а ты подтвердишь мои слова». Коттон цыкнул и сделал пару отрывистых вдохов дыма, из-за чего подавился. Он сразу отодвинул трубку от уха, так как смех Дона был слышен даже на расстоянии. — Решил с Уиллом подружиться? Я смотрю, тебе это на пользу пошло, — быстро ответил Реймонд, с явной издевкой. Он тоже знал, на что стоит давить. — Еще хоть слово про Уилла, — заскрипел зубами Дон, прокашлявшись, — и я тебе яйца оторву. Реймонд нарочито громко рассмеялся, но быстро вернулся к исходному состоянию — заставить Харпера бросить трубку и поссориться по глупости можно по щелчку пальцев, а вот вариться в этой каше после не было ни малейшего желания. — Ладно-ладно, не кипятись, — серьезно ответил Коттон, вспоминая, что стоит говорить Дону, а о чем лучше молчать. — У меня правда на работе появилось кое-что необычное. — Ну, ты знаешь, что я очень холоден ко всему этому, так что вряд ли смогу вставить свои десять пенсов, — цокнул языком Дон.  — Я говорю исключительно про свой этаж, что у вас там на втором я знаю чисто по слухам. А вообще, скажу заранее, — Реймонд даже чуть повысил голос, но только для того, чтобы подчеркнуть важность предупреждения, — никому ни слова. Проговоришься — хана нам обоим. — Контрабанду теперь доставляешь что ли? Даже если так, мне все равно, только не впутывай меня в это дело.       Вдохнув побольше воздуха, Реймонд даже немного выпрямился. К чему такой трепет? Он заглушил волнение в животе полным глотком горячего напитка, но даже тот слабо помогал. Горечь отступила в район яремной впадины, но хотелось бы убрать ее совсем. — Ага, а еще проституток в больницу вожу, — усмехнулся Реймонд и пальцами застучал по подлокотнику. Может, сказать про стажерку, которую он видел совсем недавно? Перенести диалог на момент попозже, когда Коттон напишет текст и гордо зачитает «В тринадцатой палате проживает…», чем еще больше раззадорит Дона и они, пожелав друг другу доброй ночи, лягут спать. Однако хватит оттягивать это дело — раз уж решил, то выполняй. — У нас неделю назад в отделении появился один новый пациент. Его отправили ко мне в тринадцатую палату. По ночам спит, почти не агрессивный, таблетки пьет неохотно, но пьет… Но суть не в этом. У меня есть одно задание от Изабеллы, и этот парнишка в нем главное звено…       Прошла лишь половина дня, а часть сотрудников уже испустила дух. Возня с главной истеричкой нижнего этажа, Анной, была слышна даже в тринадцатой палате. Девушке, судя по всему, приснился кошмар, и, стоило дежурным на утреннем обходе зайти в палату, пациентка тут же начала действовать. Она кричала и крутила руками по сторонам так сильно и напористо, словно оберегала себя от неведомых ей сущностей. Конечно, Зои всегда имела с собой пару ампул феназепама. Сам Реймонд видел, как Анна успокоилась и ровно сидела на полу. — Вы все просто куклы, — дрожащим голосом шептала она, гладя волосы, падающие ей на плечо. Механические движения, будто была роботом, никого не пугали. Периодично ее даже приходилось «заводить — раз в неделю в операционной, пуская ток под напряжением семьдесят вольт». — Вы все — пластиковые куклы… Вас здесь нет… Нет! Я одна, совсе-е-е-ем одна… — Может, участить ей процедуры? — шепнула Зои, когда Реймонд пришел на шум в районе половины десятого. — Не надо, ей и минимальной дозы хватает. Тем более, у нее даже не депрессия, в более сильном лечении, чем медикаментозном, она не нуждается. — А что, если миссис Адамс все-таки…? — Хватает и того, что ЭСТ (электросудорожная терапия) стоит у Анны только по прихоти Изабеллы.       Когда балаган утих, а часы в главном зале пробили час дня, все огромной толпой пошли в столовую, кроме тех, кто сдвинул график. Коттон тоже решил принести обед Норману, и только потом пообедать самому. — Один обед для пациента, — хмуро произнес Реймонд, и женщина на раздаче одарила его уставшим взглядом.        Самым странным было то, что Реймонд брал с собой салфетку, которую попросил еще тогда Норман. Более того, он написал единицу и приносил таблетку только на ней, а если забывал, то мальчик сам отказывался ее пить. И все же Реймонд, который злостно кусал губы и выгибал брови, из-за чего с лицом происходили странные вещи, смиренно выдыхал и шел за необходимым атрибутом в этом ритуале. Видимо, эту битву Паттерсон выиграл.       Коттон всегда кидал таблетку в воду и ждал, пока Норман сравнит ее по цвету с тем, что видел ранее. Парнишка всегда приглядывался к ней, словно сомневался в собственно изобретенном процессе, с трепетом брал стакан и частенько закрывал ухо одной рукой. — Я сказал что выпью, завались, придурок!       Коттон пару раз тихо прыскал в кулак от смеха, когда ссора с невидимым «ним» становилась цикличной. Это выглядело так, словно Паттерсон ругался с комаром, которого видел лишь он сам. В это была доля правды — комары больно кусаются, оставляют след на коже. И когда утром Норман сам кинул таблетку в воду, залпом выпив, Коттон подумал, что «комар» пытается взбесить пациента особенно настойчиво.       Сейчас, идя с подносом в комнату, по коже Реймонда прошел странный холод. Погода была ясная, теплая, часть пациентов планировали выводить на задний двор. Дежурные бодро болтали друг с другом даже на нижнем этаже, обменивались новостями и советовали то или иное телевизионное шоу. Ничего не должно было вызывать в Реймонде такие физические реакции. Только подойдя к двери, Коттон силой унял холод, дабы не вызвать со стороны дежурных никаких лишних мыслей. Кивнув лениво смотрящим на все дежурным, он надавил на ручку и дверь противно заскрипела. — Утром меня вырвало чем-то желтым, — сухо воскликнул Норман, смотря в стену сзади Реймонда. Он доел обед, перед этим выпив таблетку — однако следовало делать наоборот, но Коттон не хотел спорить с мальчиком, так как был сильно измотан. — Остатки пищи были? — Что-то водянистое и желтое. — Желудочный сок, — объяснил Реймонд, хотя, скорее самому себе.       Помимо отчетов, Коттон всегда носил маленький коричневый блокнот. Рассматривать Паттерсона стоило с нескольких сторон — влияние клозапина и сама болезнь. Так как Белле безразлично второе, вся эта информация хранилась у него лично и была предоставлена ему одному. Реймонд пробежался по записям глазами и решил добавить симптом рвоты в столбик побочных эффектов клозапина — отравления быть не могло, иначе мальчику стало бы плохо еще вечером.       Записи выглядели чаще всего как дневник — когда Реймонд что-то записывал, мыслительный процесс работал особенно слажено.       Пациента 20194 вырвало утром желудочным соком, в послеобеденный сон он жаловался на сильные головные боли, на что ему дали снотворное по позволению миссис Адамс и он проспал до ужина. Из отличительных черт можно выделить неуверенность в наличии экстрапирамидных расстройств (гиперкинез тела под вопросом — условные рефлексы\посстравматическое расстройство), свойственной подросткам дистонии тоже не наблюдается. Может ли клозапин быть причастен к этому? Если это так, значит…       Он почувствовал мимолетное касание. Норман, чертов 20194, прямо сейчас наклонился в его сторону и едва заметно, но ощутимо касался ткани халата. Что он себе позволяет?! Реймонд на секунду опешил, но силой одернул руку так, что одновременно поддался всем телом назад. Его качнуло на стуле, он почти упал, вовремя вцепившись ладонями в край тумбочки. Норман, кажется, никак не отреагировал, когда его руку оттолкнули и потянулся к колену, словно хотел помочь. Коттон был близок к тому, чтобы швырнуть в него стул. Блокнот полетел в сторону, а сам Коттон, сильно скребя пластиковыми ножками стула по полу, отъехал назад. — Не трогай!       Нормана самого откинуло назад, он оперся руками и пустым взглядом посмотрел на Реймонда. В его сердце заметалось отвращение. Огромным табу было для Коттона, если его хотели коснуться пациенты. Сердце забилось чаще от неожиданности и Реймонд сильно зажмурился и выдохнул — успокоился. Первое желание: встать и уйти, как раз Норман доел. Второе: сделать это спокойно, ведь мальчик не пытался его убить. Пока. — Ты что это удумал сделать? — строго спросил Реймонд, одарив юношу не самым теплым взглядом. Мерзкая, липкая жидкость покрыла его сердце, заслонив собою все теплое, что хотел сделать Реймонд под влиянием слов причудливого друга. — Мне лишь на секунду стало интересно, что ты писал, — Норман гордо поднял голову и поджал губы. Но Реймонда это даже не тронуло, как обычно. В другой ситуации он бы усмехнулся и покачал головой, но сейчас стоял в стороне и совсем не собирался подходить. Норман в один миг стал омерзителен. — Впрочем, я доел, так что можешь забирать. — На вы, мистер Паттерсон, — строго произнес Реймонд сцепив руки в замок на животе, — мы с вами на разных ступенях в обществе. — Ты всего лишь жалкий врач, а я такой же «пациент», — Норман пальцами показал кавычки и с силой врезался в стену, будто специально ударился головой.       Он молчал, и Реймонд тоже, продолжая удивляться редким словам парнишки. Город и правда не так крут, как тот же Лос-Анджелес — население меньше ста тысяч человек, известного для страны совсем немного. Если так подумать, Норман осознает нынешнюю ситуацию, но кто-то кричит ему идти в другую сторону или, наоборот, направляет в нужную. Внезапно Норман напрягся, а после презрительно фыркнул. — Заткнись. Я не злился. Все ты врешь! Я себя лучше знаю!       Реймонд решил просто пожать плечами, постараться выкинуть из головы это, и начал собирать поднос с посудой. Бульон с зеленью был наполовину выпит, а корки черного хлеба остались на блюдце рядом. Норман держал в руках яблоко и, видимо, не собирался его есть прямо сейчас. Реймонд не стал ждать и поднял поднос. Ком в горле, четкое желание выставить Нормана за двери больницы за такое неправильное поведение, неприязнь четырех стен — все это Реймонд проглотил отчаянно и быстро, потому что совесть теперь не стеснялась помыкать им на полную катушку.       Надавив на ручку, Реймонд почти открыл дверь. — Ам… Мистер! — воскликнул Норман, пытаясь остановить его.       Коттон закусил губу, ведь это не первый и явно теперь последний раз, когда парнишка останавливает его у выхода. На секунду Реймонд прищурился. А ведь Паттерсон тоже читает его и изучает повадки, чтобы использовать в дальнейшем в своих целях. Норман, быть может, способен понять его внутренние споры с самим собой, но в тоже время ими с помощью личностных конфликтов. «Совесть, ты реально этого хочешь? — спросил Реймонд с надеждой на отрицательный ответ, но его она была той еще предательницей». — Чего тебе? — шумно выдохнув, он повернулся одной головой. — Пожалуйста, приносите мне всю еду на тарелках также… Также как сейчас, — Норман замялся, и сминал простынь руками.       Наклонив его голову, можно было заметить, что на макушке и вниз до затылка волос меньше. Ранее Коттон не видел этого, но теперь густота волос прерывалась с тремя волосинками в отдельных областях. Выбривали? А могли и оторвать, или даже он сам.       Реймонд наклонил голову на поднос, будто сам запоминал положение тарелок. На самом деле внутри все еще что-то грызло ребра, словно старая или новая недосказанность. — Ничего не обещаю, но если тебе это важно… — Важно.       Коттон не ответил и вышел из комнаты. Злость окатила его волной, заставляя кусать щеки. Только потом он окончательно осознал, что хоть он и извинился, однако что-то осталось внутри и искренняя безысходность ломала его по косточкам медленно и с ядовитым удовольствием. — Мальчик с шизофренией, которому дают неизвестный препарат и не пишут никакие процедуры… — Дон повторил всю информацию, помычав. — Я почти уверен, что его прислало правительство. — В эту глушь? Конечно, на что еще им тратить сотни тысяч долларов, — усмехнулся Реймонд, сделав глоток. — А вдруг у Беллы целый полигон препаратов, которые она тестирует на других? — предположил Дон довольно смело и открыто, словно поверил в такую вероятность. — Потом же нам все расхлебывать. И посадят тоже нас, если не будет точных доказательств. — Пф, тогда я с точностью утверждаю, что она из спецназа, — потушив сигарету, прежний настрой Реймонда улетучился, словно он пришел домой в лучшем расположении духа. – Выполняла секретные поручения, миссии и эта — одна из таких. — Знаешь, она вполне могла стать кем угодно, но не только спецназовцем, — голос Дона помрачнел, будто он вспомнил плохую историю. Но чувство, будто они две девушки, которые обмениваются слухами, осталось. И как Реймонд докатился до такого? — Белла совсем с ума сошла, уже столько времени прошло со смерти, она не успокоится никак, все тешит себя мыслями, как бы воскресить умерших. Точняк, а вдруг она кровь мертвых пациентов собирает для всяких там обрядов? Жуть.       Умер? В кабинете Реймонд — по крайне мере, ему так казалось — не видел ни фотографий, ни каких-нибудь лишних вещей. Цветы в вазах стоят везде, лишь ее надменная поза и постоянная работа вызывает подозрения, но совсем не связанные со смертью. Хотя, она бы сошла за ту, кто хранит труп под столом. — Смерти? Кого она грохнула? — ухмыльнулся Коттон, смотря в потолок.       Окурок от сигареты тлел и окончательно погас в пепельнице на столе, от скуки Реймонд разглядывал стопки писем на полках, адресованных не ему. Конечно, его уголок там был, но существенная часть была занята предками. Единственные для него письма от матери было жалко выбрасывать — она иногда писала очень красивые тексты, описывала природу Питтсбурга… Задумавшись об этом, голос Дона стал своеобразным колоколом, пробудившим от очередных раздумий о прошлом. — У нее бы сил не хватило убить кого-то, — по голосу было ясно, что Дон закуривал уже вторую сигарету. — У нее муж умер относительно недавно. — Муж? Она была замужем? И как давно? — Лет пять назад.