Убийство образов.

      Когда начали стрекотать сверчки на улице, Эмма с Гильдой уже лежали под куполом простыни, подвешенной над кроватью, вооружившись фонариками. В середине июля было привычно жарко, потому окно было раскрыто нараспашку, выходя в темный-темный задний двор, которого Эмма боялась больше всего. Мало ли, какие чудовища могли показать свои острые клыки во тьме! Гильда боялась совсем не страшных чудовищ, но ее подруга часто жалась к ней, слыша на улице звуки. Громкий звон пожарной машины, проезжающей по дороге, совсем выбил Эмму из колеи, так что теперь она устроилась между ног маленькой Харпер с фонариком и шепотом читала книгу. Гильда молча уткнулась ей в макушку, любовно обвив руки вокруг живота. Как же тут всегда спокойно, не слышны постоянные телефонные разговоры, запах сигарет Гильда здесь никогда не чувствовала. Намного лучше, чем дома! Жаль, что остаться тут навечно никак не получалось, так что Гильде оставалось лишь наслаждаться и надеяться на максимальную продолжительность таких моментов. И все же здорово, что миссис Томпсон, несмотря на очень помятый вид и уже сильную хромоту, благосклонно разрешила маленькой Харпер переночевать у подруги.       — Гильда, это точно монстр! — запищала Эмма, когда услышала скрип половиц на первом этаже и чьи-то голоса.       — Эмма, это просто твои родители, — она заботливо погладила ее по голове. Оказалось, что Эмма не такая смелая, как думалось ей сначала.       — Давай лучше читать. Мне кажется, что Джим до Города Драконов не доберется…       — Главные герои всегда добиваются своего! — замотала головой Эмма. — Вот бы в этом Городе была бы какая-нибудь красивая девочка…       — А как же принцесса Ли Си? Если они ее спасут, может быть, Джим даже… — протянула Гильда, защекотав бока Эммы.       — Женится? Ну нет, точно не на ней! — Эмма засмеялась и заерзала, вовсю пытаясь выбраться из цепких лап подруги. — Гильда, ну хватит! Ахах!       Гильда не выпускала ее и наигранно хмурилась, спрашивая, что такое с Эммой и может лучше позвать ее мать — вдруг бедняжке стало плохо! — но вскоре сорвалась и засмеялась в ответ. Два звонких голоса вместе пронзили стены и о том, что родители Эммы на самом деле все слышали, маленькая Харпер подумала лишь в тот момент, когда дверь приоткрылась.       — Девочки, а ну-ка тише! — голос миссис Томпсон показался сиплым, а силуэт чуть сгорбленным. Даже шарфа Гильда не разглядела, смотря на женщину через дырочку в простыни.       — Ладно, мам, — шепнула Эмма, но все в этой комнате знали, что с шепота на звонкий голос она перейдет достаточно быстро.       — Ложитесь спать, уже поздно, — выдохнула «дрожжевая» тетушка — уж больно полюбила Гильда, — ее так называть и как-то странно хмыкнула. — Иначе отберу фонарики.       — Ну мам, последняя страничка! — взвыла Эмма, замотав ногами. Только Гильда удерживала ее, не позволяя случайно упасть с тесной кровати, где двум малюткам повезло умещаться, но только благодаря крепким объятиям.       — Потом вы сразу спать! — на последнем слове голос миссис Томпсон дрогнул, будто она внутренне хотела что-то заглушить. Гильда нахмурилась и хватка на животе Эммы слегка усилилась. — И без ваших фокусов!       — Ладно…       — Я к вам зайду через десять минут, чтобы уже спали.       Миссис Томпсон оставила дверь приоткрытой, и свет коридора проникал в их уютный уголок. Впрочем, он лишь давал спокойствие и защиту от монстров в углах комнаты.       Эмма продолжила читать шепотом, а Гильда слушала ее и начинала дремать. Подруга читала медленно, растягивая слова и иногда прося Гильду помочь ей с произношением. В целом, вечер был очень, ну очень хорошим. Они иногда останавливались и обсуждали сцены, диалоги, шутили над героями и пробовали угадать, что было дальше.       — Хм, если они сделали Эмму кораблем, то могут ли сделать ее человеком? — вслух подумала Эмма, смотря наверх.       — Наверное, — пожала плечами Гильда, невольно радуясь, что у нее уже есть Эмма-человек.       — Тогда давай в нашей игре я смогу перевоплощаться в разные формы?       — Но я должна перевоплощать тебя! — напомнила Гильда. — Я ведь играю роль Люка.       Эмма задумалась, невольно опустив фонарик и сильнее поджав ноги под себя. Она облокотилась на подругу, утопая в объятиях.       — Хорошо, тогда как насчет того, чтобы у тебя была скрытая способность? — Эмма немного поерзала, специально щекоча ее. Маленькая Харпер усмехнулась, ведь тогда совсем не боялась щекотки, особенно, если речь шла о рыжих кудряшках. Ну как можно бояться такой красоты?       — И если мы найдем еще кого-нибудь на роль Джима, можно будет даже сценку сыграть из книги!       — Я могу спросить в школе желающих… — выпалила Гильда, только потом подумав, что сказала.       Конечно, ее одноклассники все еще читают книги, но многие давно уже перешли на «взрослые занятия» и целыми днями непрерывно слушают радио дома, гуляют по дороге и сидят у центрального фонтана с подростками. Будет ли им это интересно также, как Гильде с Эммой? Маленькая Харпер думала забрать свои слова назад, но Эмма, кажется, уже придумывала костюмы будущих актеров.       — А давай целый спектакль поставим! — Эмма вскинула руки вверх, восторженно закричав и Гильда в шутку ущипнула ее, напоминая о правиле «Не шуметь!». Подруга скрестила руки на груди. — Не будь как мама, а!       — Давай спать? — предложила Гильда, все еще волнуясь о настроении матери Эммы. — Завтра пораньше встанем и еще почитаем.       Гильда знала, что плохое настроение вещь присущая и взрослым и детям, но понятие грусти, даже некой злости, и «дрожжевой» тетушки — вещи для нее несовместимые. Она хотела спросить об этом у Эммы, но будто остерегалась заводить эту тему. Она, быть может, никогда не видела мать такой и все еще живет в мире прекрасного и доброго. И Гильда хотела оставить ее в этом мире как можно дольше.       «Лишь бы не так, как у нас, — твердила она себе, смотря на всегда веселых и счастливых родителей Эммы. Однако иногда она все же замечала, как мистер Томпсон нервно теребил пуговицы пиджака, а миссис Томпсон, бросая на него взгляд, сжимала кулаки до отпечатков ногтей на ладонях. Чаще всего в такие дни Эмма ночевала у Гильды и ни одна из них не подозревала, что происходило в доме. — Лишь бы они были счастливы».       — Только если мы… — продолжала Эмма, вертя фонариком по всей комнате. Разве ей не страшно увидеть призрака где-нибудь в углу? Гильда улыбнулась, ведь ей хотелось знать, что причиной отсутствия страха Эммы стала она сама.       Грохот внизу перебил подругу, и она невольно сжалась. Возможно, упал стул и не один, немного проехавшись по паркету. Кто-то громко грозно что-то сказал, отчего у Гильды сильнее все сжалось внутри.       — Гильда, что за шум? — нервно сглотнув, Эмма аккуратно вынырнула из укрытия и дернула головой вверх.       Спустить все на шум на улице не получится. Гильда схватила ее за руку, упорно светя фонариком в книгу. Может, они прочитают еще страничку? Улыбка спала с лица, она понурила голову и поджала губы.       — Ничего особенного, — отмахнулась Гильда, нетерпеливо пробежав глазами по книге. — Не обращай внимания, все хорошо.       Эмма посмотрела на нее, как на ненормальную, затем на руку и снова на нее. Возможно, нарекая Эмму большой трусихой, Гильда не учла, что она безумно любит семью и чуть что, забывает про собственный страх. Стоит увидеть только ее общение с матерью или обмен шутками с отцом.       — Это же шум в доме, да? Надо сходить и проверить, — тут же поняла она, хотя не догадаться было сложно. Послышался громкий голос, не доходивший до второго этажа, так что Гильда не разобрала ни слова. Зато Эмма попробовала дёрнуться вперед, но все было тщетно. — Гильда, ты чего? Это же мои родители!       Гильда поправила очки и отложила фонарик. Вторая рука коснулась драгоценной Эммы вместе с повторным шумом внизу.       — Вот поэтому тебе туда не надо, — она настоятельно держала Эмму за руку, решив, что ни за что ее никуда не отпустит. Нет, только не к двум ругающимся взрослым, которые могли зацепить в случае чего ребенка. — Пожалуйста, Эмма, мы будем только мешать им сейчас.       — Гильда, пусти меня, — Эмма нахмурилась, чувствуя что-то неладное. Она дернула рукой, но Гильда отчаянно замотала головой, прося ее не уходить. — Да что ты заладила?! Пусти меня.       — Эмма, я старше тебя и знаю, что делаю! — она сама начала злиться, дернув Эмму за руку. Подруга все-таки села, но без малейшего желания следовать указания Гильды. — Ты должна меня слушаться.       — Да с какой стати?       — А с такой, что я смогу взять ответственность за нас с тобой перед твоими родителями!       И Гильда была готова взять ответственность даже за родителей Эммы, лишь бы не повторилось, лишь бы не повторилось…       Эмма тяжело вздохнула и поддалась. Гильда была удивлена, что подруга быстро сдалась, но так даже лучше. Эмма не рвалась, лишь грустно и с надеждой посмотрев на нее. Она и правда поверила маленькой Харпер.       — Это будет на твоей совести. Если что-то случится, я тебе не прощу.       — Конечно, Эмма, все будет только на моей совести, — не совсем понимая, что именно она говорила, ответила Гильда и погладила по руке. — Так будет намного лучше. Эмма, это дела взрослых, но никак не нас, так что нам не стоит лезть во все это, ладно? Это как с коленкой, помнишь? Или когда я упала с дерева? Ты сказала мне довериться тебе и подождать взрослых. И я доверилась, так что, пожалуйста, доверься и мне, Эмма.       Гильда все боялась, что картины ее детства повторятся в жизни Эммы. А, может, именно она своим присутствием навлекла на них эту беду?       Послышался звук, словно что-то упало, треснуло. Эмма замерла на секунду, со страхом смотря на Гильду. У маленькой Харпер сжалось сердце, отчего она притянула к себе подругу. В голове гудело, что им стоит не лезть не в свое дело, совсем не стоит. Гильда поцеловала макушку Эммы и закрыла ее уши. Та зажмурилась, прошептав «Это на твоей совести. Я доверяю тебе свою семью, Гильда». И Гильда прекрасно понимала, что Эмма из-за страха, смешанного с любопытством жертвует вторым. Какая же она честная и искренняя с ней, с малюткой Харпер!       Дверь осталась открытой, и только маленькая Харпер смогла расслышать громкий голос.       — Я же говорил тебе, что был на работе, зачем подозревать меня во всем!       — Я прекрасно понимаю, что ты был у этой суки… — фамилию Гильда не расслышала. — Думаешь, она просто так живет рядом с нами? Никак нет! Все для того, чтобы тебя увести!       Молчание в несколько секунд стало для маленькой Харпер роковым, а для Эммы осталось прежней тишиной. Эмма не пыталась скинуть руки подруги, лишь лежала к ней спиной и терла лоб от волнения. Гильда поцеловала ее еще раз, напоминая про доверие. Тогда ей казалось, что она сможет потянуть и эту ношу и свою собственную одновременно.       Гильда легла рядом, не убирая ладоней и делая вид, будто собиралась спать.       «Так лучше, так Эмме будет намного лучше».       — Милая, так больше продолжаться не может. Твои истерики мне надоели. Ты не пьешь таблетки, которые тебе прописали, хотя они начинают контролировать твои скачки поведения куда лучше, чем та же травка и бессмысленные походы в церковь! — судя по всему, мистер Томпсон поднял голос. — Сколько денег ты уже отдала, вымаливая свои грехи? Очнись, Маргарет, у тебя растет ребенок, а ты продолжаешь делать вид, что ничего не происходит!       — Я не хочу пить эти таблетки, хватит манипулировать мной! Думаешь, я не знаю, что ты приносишь мне все, что сделает меня невменяемой? Ты просто хочешь убить меня и уйти к своей шлюхе…       — Не кричи ты так, у нас дети на втором этаже! — хоть мистер Томпсон и пытался успокоить жену, но злился еще больше. От каждого крика Гильда вздрагивала и упорно не понимала, что происходит. Миссис Томпсон чем-то болеет? Но последние две недели она была веселой и заботливой, не кричала, да и мужа вечером встречала с улыбкой. Гильда сама это видела, когда на кухне вместе с Эммой слушала радио. Послышался стук, скрипнула дверь. — Если ты не возьмешься за лечение, Маргарет, я заберу дочку, и мы уедем. Я не могу видеть, как ты убиваешь себя каждый месяц, как постоянно меняешься в настроении, как отдаляешься от меня! Прости, дорогая, но я так больше не могу. Я найду хорошую клинику, где тебе…       Дверь с ужасным грохотом хлопнула. Другая закрылась через несколько секунд, но уже не так сильно, а слабо, будто с заботой. Спустя примерно минуту, оказавшаяся для Гильды вечностью, она открылась, и послышались тяжелые шаги наверх. Гильда сглотнула и сильнее уткнулась в подушку, оставив руки на ушах Эммы. Подруга не дрогнула, даже не отреагировала. Гильда быстро посмотрела в лицо подруги и блаженно улыбнулась: Эмма положила руку под щеку и размеренно дышала. Маленькая Харпер прижалась к ней с легкой дрожью.       Шаги медленные, но твердые; их обладатель, остановившийся у открытой двери. Прошел вперед, поднял с пола фонарик — видимо, они совсем не заметили, как книжка и фонарики полетели на пол — и случайно посветил девочкам в лица, отчего Гильда зажмурилась, но тут же услышала быстрое «Простите, малютки». Свет погас и уступил место тьме, где маленькая Харпер смогла спрятать лицо.       — Эмма, Гильда… — прошептал мистер Томпсон, кровать под ним прогнулась. Он тоже сидел под тканевым куполом, словно укрывался вместе с ними от остального мира. — Простите меня, что все слышали, — он догадался по рукам маленькой Харпер, — простите. Обещаю, такого больше не будет, Эмма, я обещаю.       Он сидел так еще немного и вскоре встал, шмыгнул носом и закрыл дверь с другой стороны. Гильда медленно убрала руки и поджала губы. Поднялась на локтях, на ощупь убрала пару непослушных прядей с лица Эммы. За что им все это? Гильда до самой дремы задавала себе этот вопрос и не понимала, чем даже прелестнейшая Эмма заслужила ссору ее родителей. Была ли это первая ссора, как думалось Гильде сначала? Знает ли она о болезни ее матери?       Теперь, обнимая подругу и засыпая с мокрыми глазами, Гильда боялась одного: что Эмма тоже перестанет боятся воображаемых ночных монстров и на их место придут настоящие, человеческие и родные.       Они обе любили время после уроков, когда в их части города машин и людей почти нет, что позволяло спокойно ходить до дома и никогда не нарываться на неприятности. Гильда чувствовала, что была обязана защищать Эмму и всегда брать за руку, будто она ее сестра. Эмма видела в их после урочных прогулках увлекательное путешествие по знакомому маршруту. Ведь им двоим никто не мешал представить, что она везла Гильду, как Люка-машиниста, держа за руки, куда-нибудь совсем далеко, пыхтела и лучезарно улыбалась. Им двоим не надо было ничего большего, кроме как своего чудесного мира, где существовали драконы и динозавры. Гильда прошла мимо своего дома, идя к любимой непокрашенной калитке. Может, стоило в августе предложить родителям Эммы всем вместе покрасить забор? Хотя, миссис Томпсон становилось все хуже, она набирала вес и редко выходила из дома.       — Знаешь, Брэд просто придурок, — покачала Гильда головой, закрывая входную дверь. Она хотела по привычке закрыть ее на ключ, но надобности в этом днем не было: люди в округе закрывали двери и калитки только ночью. — Ну кто в своем уме будет кидать орехи из рогатки в девочек?!       Гильде не понравился этот мальчик с самого начала. Как назло в конце августа вернулась семья, жившая по соседству, а с ними и смуглый мальчик лет одиннадцати, что любил вечно задирать девчонок. Если маленькую Харпер, сумевшую сильно его пнуть однажды, он не трогал, то вот Эмму часто задирал. Подкравшись к ней сзади, пока Гильда увлеченно гладила свои косы и смотрела куда-то высоко-высоко, негодяй запустил Эмме в голову грецкий орех. Эмма крикнула «Ай!», потирая затылок, а Гильда ринулась к хохочущему Брэду. Да как он…! К несчастью, забрать деревянную рогатку и, тем более, догнать — да даже приблизиться, — Гильде не удалось, зато Эмма буркнула под нос, лежа на плече подруги: «Я больше никогда не поведусь с мальчиками». И маленькая Харпер хотела поцеловать ее в щеку, привычно шепнув: «И правильно. Подруги так никогда не поступят, в отличие от мальчиков».       — Мерзость! — Эмма характерно дернула плечами, снимая жилетку. Оглядевшись, ни в гостиной, ни на кухне «дрожжевой» тетушки не оказалось. Впрочем, если она решила прогуляться, то это к лучшему: больным стоит либо самим выходить на улицу, либо часто проветривать комнату. — Пусть только попробует появиться в нашей школе, я ему…       — Вы же будете в разных классах, — Гильда посмотрела на нее с пониманием, приобняв за плечи. — Милая, он не стоит твоего внимания.       — Мы говорим так, будто он мне мог нра-нравится, — Эмма запнулась, сильно сморщившись и мотая головой. Она переглянулась с подругой, которая в точности повторяла ее наморщенный лоб и нос, так что им оставалось только одно: вместе выразить отвращение к подобным поступкам мальчишек.       — Ни за что в жизни! — прокричали вместе они и через секунду засмеялись.       Гильда охотно пошла на кухню, словно она у себя дома. Она уже давно приходила сюда, как к себе, пока ее мать странным образом уходила по вечерам на несколько часов, да еще и ярко красила губы. Дома становилось скучно, несмотря на всегда работающее радио, стопки журналов и обилие кукол. Гильда впервые чувствовала себя одинокой даже на качели родного дома, с надеждой смотря на соседские. Куда веселее на них, вдвоем! Куда лучше было прийти к миссис Томпсон и втроем поглазеть на старые чемоданы времен дедушки Эммы, на пуговицы времен первой мировой войны. Миссис Томпсон, пока девочки сидели ан ковре в гостиной, молча гладила Эмму по голове и грустно смотрела на их веселье.       — Знаешь, не хочу я замуж. Мне тебя хватает, — пролепетала Эмма, утаскивая их рюкзаки в гостиную.       Гильда и сама бы осталась навсегда в этом доме, играла бы с ней в приключения и помогала печь «дрожжевой» тетушке лимонные пироги. Она бы поделилась рецептами, которые ей рассказали, принесла бы свои игрушки и книги. С Эммой они бы заново построили убежище из подушек и простыни, болтали бы до глубокой ночи и светили фонариками сквозь дырочки в ткани. Гильда думала, что через год, когда Эмме будет уже восемь, они смогут семьями поехать в другой городок. Миссис Харпер же знакома с мистером Томпсоном, судя по рассказам Эммы, так в чем проблема собраться всем вместе?       — А поехали на велосипедах в город? — неожиданно предложила Эмма как кстати.       — Хочешь попасться на глаза сестрам Трейси-Шмейси? — Гильда фыркнула, вспоминая этих противных девочек.       — Переедем их к чертям, — злобно ухмыльнулась Эмма, так что Харпер стало не по себе. Услышав наигранно напряжённый глоток Гильды, она лишь рассмеялась, — не принимай все так близко к сердцу.       — Тогда сходишь за велосипедами? — делая вид, что ей чуждо удовольствие от чужих страданий, ответила Гильда и подошла к холодильнику. — Я пока налью лимонад, будешь?       Эмма кивнула и уже открыла дверь, выходящую ближе к заднему двору. Удивительно, что дуб, росший там, распустил свои ветви, будто щит и Гильда могла увидеть его могучие кисти, стоило вплотную подойти к двери или высунуть голову из окна кабинета мистера Томпсона, находившегося на втором этаже. И как она смогла запомнить столько всего за одной лето? Зато какое лето… Яркое, теплое, равнодушное к горю и приветливое к счастью, такому необузданному и большому, что создавалось впечатление, будто лето продолжится и в сентябре, и в октябре, ноябре, январе… И в декабре обязательно!       «Вот бы Рождество провести всем-всем вместе, — подумала Гильда, уже вытащив огромный кувшин с крупными дольками лимона и разливая по стаканам. — Вот бы Эмма обрадовалась!»       Гильда пнула дверь одной ногой, и тут же услышала то, что заставило опрокинуть стаканы на каменную плитку. Эмма пронзительно закричала. Закричала, закричала, закричала. Сердце юной Харпер пропустила удар, она хотела стремительно побежать на крик, если бы маленькое тело не находилось буквально за поворотом. Дуб, по несчастной случайности, своим толстым стволом и обширной листвой не сразу показал Гильде картину, а лишь тогда, когда она потянулась к Эмме.       Эмма на коленях сидела недалеко от дуба, Гильда медленно подходила ближе, с каждой секундой ее сердце билось еще сильнее, а руки начали трястись. Кожаный башмак сорокового размера. Дуб, не сломленный ничем, все также величественно стоял, покачивался на ветру и защищал свою любимицу, которая качалась вместе с ним. Шерстяной шарф больше не понадобится миссис Томпсон, которая сейчас, как заметила Гильда, был заменен на что-то тугое и привязанное к широкой ветке дерева.       — Эмма… — прошептала Гильда не своим голосом. — Эммочка…       Эмма не ответила. Она смотрела прямо, прямо на тело «дрожжевой» тетушки, будто запоминала эту страшную картинку. Ее плечи пробила крупная дрожь, она всхлипнула и Гильда сделала шаг вперед, чувствуя, как ее душит атмосфера. От слова «душит» ей стало только хуже, она зажмурилась, колени подкосились. Эмма надрывисто вздохнула и воздух резанул отчаянный вопль. Она заплакала, заплакала навзрыд, даже не утирая глаза руками, как сделала бы, упав с дерева. Упав с дуба.       — Нет, мамочка, нет… — закрывая рот рукой, Эмма рвала траву.       — Эмма, — Гильда постаралась перейти на свой обычный голос, сжимав рукава школьной рубашки и продолжая упорно смотреть на согнувшуюся подругу.       Она не могла, не позволяла себе смотреть чуть выше, даже ботинок, лежавший совсем в стороне, вводил ее в страшную крупную дрожь и тихий ужас. Как же… Как же «дрожжевая» тетушка вообще решилась на такое? Гильда собрала всю смелость и посмотрела на силуэт, заставший в воздухе. Лицо, закрытое волосами, чему ее неокрепшая психика сказала огромное спасибо, ведь не травмировалась настолько сильно, насколько могла.       Но что, если ветер подул и закрыл лицо миссис Томпсон, а Эмма видела? Что, если она видела всё?       До Эммы оставался один шаг, который маленькая Харпер сделала, собрав все мужество, которое в ней было. А было его не так много, чтобы, например, закрыть глаза Эмме и как можно скорее позвать на помощь. Возможно, миссис Томпсон еще была бы жива.       — Эммочка, пожалуйста… — Гильда аккуратно коснулась ее плеча, но подругу начало часто трясти даже сильнее.       Маленькая Харпер испугалась не на шутку и сделала шаг назад, вздрагивая от взгляда, обращенного к ней. Эмма, красная от слез морщилась и, сжимая губы, смотрела на Гильду с ненавистью. Зеленые глаза горели странной злостью, от которой сердце Гильды забилось чаще, а глаза широко распахнулись. Она не заметила, как очки съехали на нос, из-за чего общая картинка немного поплыла, но взгляд, полный отчаяния, недоверия и мысли, что ее предали, навсегда остался в голове Харпер.       — Не подходи ко мне! — закричала Эмма, сорвав с шеи крестик и крепко сжав его в руке. Гильда только сейчас оценила длину изделия и напряженно сглотнула. — Не приближайся! Как ты могла скрывать от меня что-то… Когда они ругались, ты же закрывала мне уши, ты не хотела, чтобы я все слышала…!       Она не узнавала прежнюю Эмму. Где та честная девочка, которая сейчас бы только упала вместе с Гильдой на траву, пуская себя в отчаянные крики? Почему Эмма так злится на малышку Харпер, если та всегда хотела уберечь ее? Не было и дня, чтобы Гильда не думала об Эмме, не было и часа, чтобы Гильда забывала про причину таких же мешков под глазами подруги, такой же слегка чудной походки… Гильда уже тогда думала, что Эмма тоже может заболеть и…       А вдруг в один момент и Эмма свяжется с крепким дубом, который станет ее последней опорой?       — Эмма я всего лишь… — начала Гильда, но позволила себя перебить.       В груди щемило так сильно, что ей было невообразимо тяжело от представления всех эмоций внутри подруги. Так Эмма еще ее младше…       — Я не хочу ничего слышать, — начала Эмма, начиная глубоко дышать — Ты знала обо всем с самого начала, а я, идиотка, поверила тебе, что ничего страшного не происходит! Это ты всех убила! Это из-за тебя, это ты виновата! Только ты!       Закричала Эмма, все еще держав крестик и… Махнула правой рукой. Гильда охнула, попыталась издать звук или закричать, но голосовые связки будто отказали.       — Это ты виновата, ты и только ты! Мамочка, пожалуйста, — вопила Эмма, махнув рукой еще раз, совсем неосознанно.       Крестик, изящный острый конец которого казался Гильде красивым, сейчас во всю длину вошел в бедро подруги. Ее правое бедро, некогда закрытое юбкой, начало истекать кровью. Она даже не заметила боли, продолжая кричать.       — Только ты! Ты виновата, потому что не сказала мне ничего, обманула, уничтожила!       Гильда надрывно вдохнула воздух, сейчас показавшийся ей ледяным, Эмма отвернулась, наклонив голову и продолжая махать руками в истерике. Гильда уже хотела позвать на помощь, но Эмма будто застыла в воздухе. Она упала на землю и Гильда только потом заметила камень. Эмма, судя по всему, отключилась, отчего Гильда перепугалась и заплакала. Паника настигла ее еще сильнее, когда странные судороги прошли по телу бессознательной подруги. Один, раз, два.       Первый приступ эпилепсии случился у Эммы в семилетнем возрасте из-за черепно-мозговой травмы, — значилось в карточке 31194, когда Гильда впервые ее открыла.       Гильда сорвалась с места, испуганными глазами ища людей. Маленькая Харпер была напугана, ее руки тряслись от всего увиденного и единственное, что она хотела, это побежать домой. Вернуться к матери и больше никогда не появляться на этом страшном заднем дворе. Даже качели, которые она увидела боковым зрением в последний раз, остались для нее чем-то дорогим, но ужасно страшным. Эмму слегла поддёргивало, когда Гильда с трусостью понеслась прочь. Она бежала домой, не оглядываясь и думая, что начала бы молиться, если бы знала молитвы. А ведь Эмма знала!       — Там… Там человек… Человек умер! — кричала Гильда, выходя за калитку.       Послеобеденная тишина прерывалась шумом машин, игрой детей и криком Гильды. Харпер сжимала юбку и продолжала кричать, оглядываясь по сторонам. Пара взрослых мужчин, случайно проходивших по улице, ринулись на помощь, одна женщина вышла на улицу и крикнула, что позвонила в полицию.       Белая покрашенная калитка, ухоженный двор и никаких деревьев. Стоило Харпер подбежать к двери, она тут же открылась и суматошная миссис Харпер выбежала, чуть ли не столкнув Гильду с крыльца.       — Дочка! — Миссис Харпер, увидев уставшую дочь, опустилась на колени и обняла малютку, шепча на ухо. — Милая моя, мама с тобой, мама теперь здесь. Как же так случилось… Бедный Альберт…       А Гильда, ощутив родные объятия, горько заплакала на ее плече, вытирая сопли рукавом. Она не верила, что сентябрьский день обернулся всем этим. Она хотела все стереть из памяти, забыть «дрожжевую» тетушку и веревку, забыть ботинок и явно разбитые стаканы с лимонадом. Вот бы Гильда никогда не видела всего этого!       Мать гладила ее по голове до тех пор, пока Харпер не вырвалась, услышав вой полицейской машины. Миссис Харпер, стоило дочери дернуться, не пустила ее и покачала головой.       — Мама, пойдем, пожалуйста, — попросила Гильда, сжимая собственную грудь, ведь оставила там Эмму совсем одну и убежала.       — Гильда, тебе не стоит на это смотреть, — настаивала мать, пытаясь успокоить дочь. — Доченька, тебе хватило того, что там было, не надо себя мучать еще больше.       — Мама, там моя… — начала Гильда и впервые задалась вопросом, а можно ли назвать Эмму сейчас подругой? — Там Эмма, я убежала как полная трусиха…       — Нет, детка, ты хотела уберечь себя, так бы многие на твоем месте поступили. Ты слишком мала, чтобы видеть такое, слишком, — миссис Харпер нахмурилась и наклонила голову. — Это я тебя не уберегла, а ведь знала, знала все…       Гильда продолжала упрашивать маму прийти. Когда глазки Харпер немного прояснились, она почти не плакала и силой пыталась скрыть часто бьющееся сердце, дрожащие колени, мать посмотрела на нее долго и пристально. Она поцеловала ее в лоб и прошептала.       — Господь всевышний, за что нам все это…       Мать быстро пришла в себя и еще раз спросила Гильду, точно ли она хочет прийти туда. Харпер, пока мать поправила ей очки, посмотрела на знакомый, любимый дом, ненавистный задний двор и дерево, откуда снимали тело. Гильда, ища Эмму среди людей, кивнула головой, надеясь поговорить с подругой. Ведь разве бывает, что Люк-машинист и паровоз-Эмма расстаются? Нет, ни за что, ни за что на свете. Миссис Харпер, ведя за руку дочь, медленно подходила к калитке. Людей собралось не мало: мужчины стояли и тихо переговаривались, а женщины закрывали лицо платками и бурчали.       — Вот ведь сумасшедшая!       Харпер поддалась вперед, чтобы сказать, что они не правы и привести кучу этому доказательств, но мать дернула ее за руку и покачала головой. Нет, не стоит сейчас пытаться кого-либо переубедить, ведь они простые прохожие, не знающие правды.       Дойдя до калитки, Гильда прикрыла рот рукой и хотела побежать на помощь к подруге, желая сделать хоть что-то, хоть самую малость, лишь бы Эмма больше не плакала и не видела родное тело, которое сейчас укладывали в черный мешок. Эмму несли в носилках двое мужчин, ее все еще трясло и она издавала странные звуки, похожие на мычание или типа того. Гильда сделала резкий вдох, желая поговорить с Эммой, но она была быстро пронесена мимо в сторону машины скорой помощи.       Харпер казалось, что прямо сейчас она запрыгнет в машину к работникам и поедет с ней, с Эммой, с ее самой лучшей Эммой! Но ее порыв был остановлен твёрдой рукой, принадлежавшей, как оказалось, мистеру Томпсону. Тот примчался с работы по первому звонку служб, и наверняка сам чувствовал себя еще хуже, но Гильда заметила в его глазах ясность. Словно он был готов к этому. Маленькая Харпер впервые захотела расплакаться за кого-то другого, видя в каждой каменной мускуле настоящее мужество и сдержанность.       — Гильда, не надо здесь находиться. Идите домой, пожалуйста, — без эмоционально произнес он, в глазах стояли слезы.       — Мистер Томпсон, мне так жаль… — Гильда заплакала в ответ, чуть ли не обнимая мужчину.       Миссис Харпер стояла рядом, сочувственно положив руку на плечо Мистеру Томпсону. Он не снял ее, но смотреть в глаза женщине не мог.       А Гильда, маленькая Гильда все кричала у себя в голове протяжно и высоко.       — Эмма, пожалуйста, не игнорируй меня, пожалуйста! Эмма, я готова извиниться, Эмма! — последние слова всегда вылетали с хрипом и горячими слезами.       Гильда распахнула глаза, тут же силой сжав одеяло от резкой боли в груди. Вскочила, не успев опомниться, и часто задышала, оглядываясь вокруг. За окном уже светало, тени от деревьев бросались на стену напротив и напоминали Гильде о тени дуба. Она ощутила неприятный холод, прошедший по спине вместе с острым чувством паники. Это надо же было такому сну присниться… Несколько вдохов и выдохов за пару секунд, чтобы прийти в себя, и Харпер выпрямилась, открывая легкие, когда даже дышать было невозможно. Наощупь Гильда вытащила цепочку и крепко сжала крест в руке, второй прочесывая волосы. Хотелось вырвать их с корнем, убрать или даже сжечь, как книгу. Сжечь все! Сжечь всех!       «А что, если Эмму… — дала она волю мыслям, произнесла их в голове и не удержалась от порыва слез».       Она зажмурилась, горбясь и наклоняя голову, заплакала, как не ревел Норман, как не хныкала Клара, но могла заплакать Эмма, ее двадцатипятилетняя Эмма и больше ничья, только ее. Два слога: Эм-ма. Эмма.       От слез и переизбытка кислорода у нее закружилась голова, из-за чего общая паника перешла в головокружение и порывы хрипений. Она не могла кричать, иначе разбудила бы мужа.       Почему все так? Почему прошлое опять затмевает ей спокойное, размеренное настоящее? Когда уже Харпер сможет оставить образ маленькой Харпер позади и полностью отдать себя семейной жизни? Ведь все это время она умалчивала свое прошлое, рассказывала про мать и их частые переезды, как всегда училась и, подробнее изучив эпилепсию по книжкам, познакомилась с психиатрией в целом. Разве имеет Гильда право заставлять мучится мужа своими секретами, своей болью? Нет, ведь не для этого она в него влюблялась, не для этого засыпала с ним в одной кровати. Ей необходимо, как больным таблетки, вытащить из себя мысли, поселившуюся недавно в голове. Гильда должна сказать это вслух.       «Я хочу, чтобы…»       Конечно, сложно не заметить частое дыхание и плачь рядом с собой, особенно Дону, который не впервые ловил жену в таком состоянии. Гильда зажимала рот рукой, лишь бы не будить, но резко проснувшийся Дон сразу понял в чем дело. Он коснулся ее плеча, а Харпер дрогнула от испуга и расплакалась еще больше, но теперь готовая упасть в родные объятия.       — Гильда… Гильда, что с тобой? — спрашивает ошеломленный муж, обнимая жену и поглаживая по спине. — Милая, неужто опять?       Гильда закивала, прижимаясь к горячей груди и наваливаясь всем телом. Дон ровно сидел, поглаживая ее по спине, пока она плакала, споря внутри себя. Ведь она может попробовать потянутся к Эмме еще раз? Нет, она слишком долго жила в этом, чтобы уничтожать себя и дальше. Но ей просто нужно еще немного постараться! Нет, не нужно! И так по новой.       В какой-то момент Гильда выдавила из себя одно единственное, что стало мостом к признанию.       — Я порой хочу, чтобы это все закончилось.       Она проглотила накопившуюся во рту слюну и шмыгнула носом, поглаживая грудь Дона. Муж аккуратно поднял ее лицо, погладил щеку и, пусть не видел заплаканных глаз, Гильда знала, что он чувствует, как внутри нее все сжимается с большей силой. Харпер страшно и задача Дона сделать все, чтобы страх ушел.       — Потерпи до конца июля, солнышко, — целуя ее висок и отчаянно поглаживая, просил Дон. В его голосе слышалась хрипота после сна и не особо здравый разум после алкоголя, но Харпер была благодарна банально тому, что он был рядом. — Мне выплатят зарплату, я продам квартиру, и мы съездим куда-нибудь. У меня остались родственники в Филадельфии, помнишь? Мы поживем недельку у них, может дольше… Она прикрыла глаза, делая глубокий вдох и выдох. Внутренняя паника уходила, оставляла место свежести после холодных слез и пробуждала ее тело, реагирующее на горячие руки мужа. Харпер так устала от ночных кошмаров, что в один момент, когда Дон уже описывал природу Филадельфии, склонила голову, беря обе его руки и крепко сжимая.       — Я хочу, чтобы Эмма, — ее голос дрогнул, дыхание на секунду перехватило. В такие моменты она понимала, как нелегко людям признаваться в их тайных желаниях, вытаскивать их наружу и выворачивать наизнанку. Ведь она не единожды ловила себя на мысли, что, не будь Эммы вовсе, она бы осталась в своем городе, на своей качели в родительском доме. Не будь Эммы, было бы совсем, совсем иначе, — Эмма исчезла.       «Никто бы не умер рядом со мной и я, быть может, не заставляла страдать Дона, не мучила себя разговорами с Эммой. Не будь ее, не было бы и половины того, что я сейчас имею, — пронеслось в голове Гильды, но только от одного ей стало тяжело: рядом с ней не было бы Дона, которого невозможно не любить. Если бы Эмма в один день просто…»       В груди стало тяжело, заныло с ужасно силой, истошные рыдания вырвались сами по себе, а Дон прижал ее еще сильнее. Гильда упала, зарываясь носом в его грудь, словно на нем зеленый, приятный свитер, часто служивший ей салфеткой, и пытаясь успокоить саму себя. Ничего не получалось, все мысли слились в большую кашу и теперь Гильде казалось, что она сойдет с ума быстрее Эммы. Ей казалось, что все на этом свете против нее, раз признание правды для нее настолько тяжелый и утомительный труд. Однако слова пронеслись в голове, которые она прошептала после. Дон начала целовать ее макушку и силой обнимать.       — Гильда, рано или поздно это произойдёт. Несмотря на боль от этих слов, Харпер прекрасно понимала, что после этого маленькая Харпер останется далеко-далеко позади.       «Я хочу, чтобы она умерла».       Она так и не достучалась до Эммы, хоть и ломала всевозможные стены: караулила ее перед школой и пыталась разглядеть в толпе идущих домой ребят. Эмма будто испарилась. Даже шериф, стоящий у калитки, перестал навещать дом подруги только через несколько дней. Вскоре после этого мать увезла девочку на другой конец города, уже в многоквартирный дом со страшным крыльцом. Что и говорить, Гильда ненавидела это место так же, как любила Эмму.       Вскоре вскрылась измена мистера Томпсон с миссис Харпер и Гильда все с надеждой ждала, как покойная жена первого пришла бы к ее матери и вразумила. Ведь именно ее поступок поставил жирный крест на дальнейшей дружбе с Эммой! Впрочем, стоило отдать должное: ее мать была не настолько отвратительна, чтобы приглашать посторонних к себе в дом. Уходила сама, целуя дочь в лоб еще не намазанными яркой помадой губами и тихо шептала: «Будь хорошей девочкой, мама скоро вернется». Но Гильде было уже одиннадцать и как только двери закрывались, ни одна ее мускула не шевелилась. Она молча делала уроки, молча чистила зубы перед сном и молча натягивала на мокрое после душа тело майку, в которой спала. Понятие «ответственность» слишком рано постучало к ней в дверь, точно так же, как и мать, пришедшая однажды в слезах домой. Больше на ночь она не уходила.       Не стоило даже пытаться отрицать или придумывать оправдания, что жизнь Гильды превратилась в идеологию и стремление к одному: Эмме. В силу возраста она не знала ничего о странном поведении Эммы, ее криках и самоистязании в тот день, поэтому мысль узнать все на свете сама пришла в ее юную головку. Учеба заменила ей все: друзей, родных и даже интерес к христианству, из-за чего вскоре она отреклась от веры, сняв крестик и выбросив на глазах у матери. Миссис Харпер молча развернулась, не найдя слов, и ушла, оставив четырнадцатилетнюю Гильду одну в комнате. Тогда они обе поняли, что все кончено. Их история, как счастливой неполной семьи Харпер, закончена. Записи об эпилепсии стали толчком. Большой прорыв, звучащий как «в городе Трентон штата Нью-Джерси ведутся исследования о людях, больных эпилепсией». По сути, у нее больше ничего не осталось в городе и она начала собирать вещи.       «Если Эммы там не окажется, — пообещала она себе накануне, оставляя ключи под ковриком, — я отпущу ее».       Переехав в Трентон, предварительно разругавшись с матерью и оборвав все связи с тем городом, она зажила новой жизнью. Ей удалось поступить в медицинский колледж и освоиться в близстоящем общежитии. Впрочем, нелюдимость осталась и даже в комнате по шесть человек она лишь молча и без остановки училась. Казалось, только прогулки по набережным в никчемных попытках найти Эмму оставались единственным ее отдыхом, пока ее не задел какой-то безбашенный смуглый парень на роликах.       — Эй, осторожнее!       Так и началась их маленькая история. В Дона-студента сначала очень быстро влюбились ее глаза, а сердце пришло к этому только спустя год.       Дон стал ее моральной опорой, словно надувной круг в море. Гильда и так знала, что зависима от мужа, что без него ее психическое состояние вряд ли покажет силу и упорство. И этот человек работает психиатром в больнице для душевнобольных? Харпер была слаба, но в окружении колбочек, хрустяшек и стекляшек у нее развязывался язык и подтверждался диплом о законченном образовании. Сначала она стала психиатром в больнице Чарльза Трентона и только потом чьей-то женой. Придя в больницу в конце восемьдесят шестого года, она работала на первом этаже, однако через месяц ее отправили на второй. Было это из-за попытки повысить невесту по просьбе Дона, работающего в тот момент еще ниже — дежурный блока «1-6» — или Гильда на самом деле была нужна людям выше гораздо больше всегда серой Зои, вопрос, конечно, открытый.       Ранее она уже видела рыжеволосых людей и не раз, но спутать непослушную короткую стрижку и зеленые глаза невозможно. Ее сердце забилось чаще, она поправила очки, уже не такие тяжелые, как детские, и сглотнула. Дернула Лесли за рукав, отвлекая от разговора со стажером.       — Кто это? — мотнув головой в сторону предположительно Эммы, воскликнула Гильда.       — 31194 из тридцать шестой палаты.       — А имя?       — Вроде бы Эмма, — пожала плечами подруга, тут же отворачиваясь к пареньку. — Она вообще недавно легла, хотя раньше ходила в дневной стационар.       Она все высматривала ее медленные движения, короткий взгляд и напряженное тело, никак не понимая, когда из нее успели сделать такого пустого человека. Эммы, ее Эммы здесь больше не было, а вместо нее, будто клеймо, был номер. Гильду отвлекли, заставив идти помогать с выдачей таблеток.       Идя по коридору, она не знала, что делать: смеяться или плакать. Но теперь она понимала, что это только начало. Начало истории пустой Эммы и бросившей все ради нее Гильды. Но стоило ли оно того?