Убийство образов.

      Наверное, Реймонд с Гильдой, считавшие свечи в кабинете миссис Адамс бессмысленными, иногда ошибались. Хотя, факт оставался фактом — той, кто уходит в пять-шесть часов вечера, было бесполезно их хранить. А вот Реймонду, уже второй раз с этим сталкивавшимся, не помешало бы купить подсвечник, чтобы не вылезать из кабинета совсем.       — Опять сидеть ночью с фонарями? Да кто вообще придумал строить психушки рядом с электростанциями, раз те так любят перезагружаться? — кипятился дежурный у изолированной зоны, пока остальные выдавали завтрак через отверстия в двери.       — Чувак, ну такие правила. Мне очень интересно, куда мы их должны деть? Типа, они здесь в темноте сидеть будут?       — Адамс сказала, что их просто под надзором будут держать в нескольких палатах первого этажа. Понятно, что нас поставят как надсмотрщиков, — пожал плечами третий.       — Ну ахуеть теперь! И нам с ними в палате сидеть всю ночь? — возмутился дежурный. «На самом деле это явно лучше, чем оставлять их внизу, — думал Реймонд, неся завтрак, где уже как месяц лежала потрёпанная салфетка. А ведь он все еще держал ее в кармане. — В любых вариантах лучше отправлять их наверх, хоть свежим воздухом подышат. Там вроде окна у некоторых палат наверху, точно ли Адамс одобрила? Хотя, если с дежурными непосредственно в палате…»       Реймонд быстро прошел мимо, лишь кивнув дежурным. Блейк спал на рабочем месте, Питера не было — отлично работают, ничего не скажешь. Питер, конечно, мог быть в туалете, что более всего вероятно, но Реймонда колотило от работы Блейка как не в себя. Он же вообще никакущий!       Открывая дверь, Коттон с облегченным вздохом обнаружил потирающего глаза Нормана. Тот протяжно, не прикрывая рот, зевнул и слегка потянул руки вверх, выгибаясь. Реймонд отвернулся на такой вид, ведь Паттерсон оказался без штанов и, не прикрываясь, болтал тонкими ногами. Мало ли, что проснется в этой комнате еще помимо пациента, учитывая, что о сны Реймонда только набирали обороты. Норман смял одеяло в сторону и со слабой улыбкой, пока что не подкрепленной самодовольством или безумием, посмотрел на Реймонда.       — Все как обычно, — Коттон кивнул, ставя завтрак. И правда: каша остывала слева, а ложка, все стеклянное и бьющееся справа. Реймонд иногда замечал, что дома накрывал примерно также, то ли набивая руку, то ли просто привыкнув к такой картинке. — Сегодня две упаковки джема, считай праздник.       — В честь чего? — любопытно прищурился Норман.       — Отключают электричество на ночь, так что будешь со всеми в общем зале, — Реймонд сел, вытаскивая таблетку и кидая в воду.       — А Эмма?       Реймонд кивнул и услышал звонкий смех, эхом отходящий от стен. Ему больше и не надо, судя по всему, кроме как быть с Эммой. Реймонд почувствовал странный укол внутри: неужто ревновать начал?       Коттон вытащил джем, пока Паттерсон не думал прикрыть ноги, водя ложкой по каше и надув губы. Он смирно сидел, не мотал головой и не пытался что-нибудь опрокинуть. Реймонд, заметив его отстраненность — он даже ничего не ляпнул с утра, странно это, — протянул упаковки и подпер щеку.       — Ты чего задумался? — первым спросил Реймонд, не ожидав от себя подобного.       — Какой сегодня день? — тихо спросил Норман, завороженный кашей.       — Четвертое июня, — спокойно ответил он, повернув голову от странного вопроса. Конечно, ожидать можно чего угодно, но никогда ранее Норман не интересовался реальным миром и движением времени.       — Быстро летит время. Казалось, только вчера я слышал «двадцать шестое апреля».       Норман мято улыбнулся, словно был тронут своими словами, задумчив. Реймонд, помедлив, раздумывая, а стоит ли, медленно положил руку по одной из сторон подноса. Норман, естественно, заметил ее, прошелся взглядом по лицу Коттона, спустился к шее, прожигая взглядом каждый сантиметр — Реймонду казалось, он даже это чувствовал, — прошелся по плечам и внимательно спустился по халату, замечая на конце морщинистую руку. Рука Паттерсона ответно дернулась, совсем незаметно, нервно легла на стакан, водя пальцем по окружности.       Реймонд сглотнул, чувствуя мурашки по телу от того, чем он вообще занимается, и не остановился. Норман не глупый и все быстро схватил, возвращаться бессмысленно, особенно, если так хочется.       — А кто тебе это сказал? — на самом деле питая интерес, воскликнул Реймонд, ведь год Паттерсон не назвал.       Норман пристально смотрел на руку, игнорируя и вопрос, и сладкий джем. Закусил губу, трепетно и кротко ответил, пальцы оказались на сгибе подноса. Маленький тонкий изгиб — большое, непреодолимое препятствие двух взаимосопротивлявшихся чувств. Норман, посмотревший на врача, Реймонд, подпиравший щеку силой.       — Мама, — на вдохе ответил Норман, победивший Коттона.       Теплые, тонкие и нескончаемо сухие пальцы, как бы Реймонд больше не гадал, какие они. Легкий тремор, очередной кивок и размеренное дыхание Коттона при легком шелесте по его вспухшим венам. Тишина, прерываемая звоном ложки, тихим чавканьем и ничего больше. «И все же Норман не сирота, и бумажки, заверенные родителями, у Беллы хранятся. Как давно было это двадцать шестое апреля? В восемьдесят девятом или восемьдесят третьем, к примеру?»       Реймонда терзали мысли до вечера, пока не пришлось поднять давно затекшую поясницу, с неприязнью размяться и взглянуть на часы. Пора.       Закрыв кабинет, он устало потер лоб, глянув в сторону палаты Нормана. Никого, да и лампы уже дергались. Коттон был рад, что отсидел в кабинете последние три часа и не работал вольным грузчиком, нося матрасы в приемную гостиную. Уместить порядка ста пятидесяти-двухсот человек в одном зале? Вполне возможно, если дело проходило в Трентоне.       Будь он тут впервые, создалось бы впечатление, будто он в фильме ужасов. Если что-нибудь крикнуть, эхо пронесется до поворота, а там вверх по лестнице. Любой шорох, шум, стук или шаг, писк — все становилось жутким и ненормальным, как только пациентов собирали наверху. Еще и «морг» за дверью, где каждый месяц на несколько часов оставляли одного-двух человек. Коттон поджал губы, вспоминая лицо умершей женщины, ее пустые глаза и обветренные губы, волосы с остатками рвоты и открытый рот, где от зубов были лишь остатки в виде торчащих колышков. Тело осматривать он сразу отказался, тогда только проходя практику. Наверное, это было к лучшему.       Поднявшись, его чуть ли не столкнули обратно волнующиеся медсестры, лихорадочно слонявшиеся по коридору. Коттон кое-как пробился и через столовую, где кухарки открыто ругались на правительство, что отключает электричество, вышел в зал.       Гильда зажигала свечи и, заметив Реймонда, быстро протянула ему подсвечник, заветный ключ — явно осталась под конец смены, чтобы закрыть дверь и спрятать в кармане брюк. Коттон качнул головой, взглядом благодаря Харпер и, стараясь остаться незаметным в хаотичном звуке тех, кто выл и что-то бормотал, вместе с одним парнишкой-стажером поднялся на второй этаже.       — И что ты будешь делать?       Харпер, на удивление, серьёзно отнеслась к предположению ошибочного диагноза Паттерсона и не думала отвлекаться. Коттон был благодарен, что его банально выслушали.       Он набрал побольше воздуха, сомневаясь в собственной авантюре, но понимал, что других вариантов не было.       — Во время отключения электричества я останусь в архиве и с помощью справочника и других карточек поищу заболевание.       Гильда еле заметно кивнула, взгляд расплылся, будто она о чем-то задумалась. Так сильно не хотела задавать вопросов? Реймонд лишь мельком повернулся к Норману, чувствуя спиной поглощающий его взгляд и к несчастью был пойман. Прикрыв глаза на секунду, боясь утонуть в чарующем кошачьем взгляде, Гильда, уже коснулась его плеча.       — А карточки для того, чтобы проверить препараты и реальную симптоматику? — прищурилась Харпер, скрестив руки. — Пф, даже думать особо не пришлось.       — И мне нужна твоя помощь. Достанешь ключ для архива?       — А сам?       — Не покажется ли подозрительным, что какой-то санитар с нижнего этажа, — последнее он особенно подчеркнул, — всеми силами пытается получить ключ от архива, по удивительному стечению обстоятельств находящийся рядом с кабинетом нашей драгоценной миссис Адамс, — на этом моменте он совсем ушел в утрирование, — да еще и поругавшийся с ней неделю назад?       — Поругались? — Реймонд выгнул бровь: Харпер из всего монолога выхватила такой мелкий кусок?       — Ничего особенного, — отмахнулся он тут же.       Харпер насупилась, шумно вздохнув. Цыкнула и через силу выдала:       — Хорошо, но у меня есть условие.       — Валяй, — смело выпалил Реймонд, только потом вспомнив все возможности этой женщины и поняв, что погорячился.       — Ты говоришь мне все о вашем общении с Норманом. Начиная от темы и заканчивая поведением.       — Гильда, ты… — протянул он, оценив, в какую задницу угодил.       — Не перебивай, я не соглашусь без этого.       Реймонд предполагал, что ее общение с Норманом шло туго, но чтобы самый востребованный психиатр просила помощь у него, нижайшего в иерархии больницы… Насколько же Паттерсон для нее крепкий орешек?       — У вас настолько все плохо? — воскликнул Коттон, и Гильда дернулась: попал прямо в яблочко. Харпер уже хотела выпустить на него когти и кошкой накинуться, но он, скребя сердцем и понимая, что быть таким откровенным больше не с кем, согласился. — Твоя взяла. С того момента Коттон уже думал, как ему придется видеться с Паттерсоном тайно, чтобы выдача таблеток не затягивалась на подозрительные полчаса. «Уже о свиданиях думаешь, извращенец? — презрительная сторона Коттона выпустила свои когти. — Как же ты отвратителен».       Реймонд тут же был готов ответить ему, что это всяко лучше, чем обманывать себя до сумасшествия.       Реймонд не терял времени, и, только открыв дверь, тут же взял с полки DSM-III, самый новейший справочник из всех американских. Коттону казалось, что главным отличием всех заболеваний являлось условное разделение на экзогенные (вызванные внешними факторами) и эндогенные (генетически обусловленные). Он был уверен, что болезнь Нормана — шизофрению он отказывался принимать — имело все шансы быть приобретенным в процессе взросления и развития. Но в какой момент? Где он вообще жил последнее время, как и с кем? Куда делись родители? Реймонду необходимы ответы на эти вопросы для подтверждения причин, но пока что он мог руководствоваться лишь записями в блокноте, собственной памятью и наблюдательностью. «Хорошо же Адамс, у нее вся заверенность на ладони, а у меня, так, — он скользнул взглядом по карточке, — лишь жалкий клочок бумаги».       И дело уже в симптомах. Вдруг клозапин изменил Нормана настолько, что шизофрения преобразилась в другое заболевание? Бред, конечно, но что ему оставалось? Капризы мальчишки, его подозрительность теряли свое постоянство, уступая место общительности и проявлениям его спокойной стороны, не подвластной «Богу», но было ли это только из-за таблеток? Или так было всегда, просто он, как недоверчивое животное, вошел во вкус жизни здесь только через месяц?       Коттон открыл блокнот, дав воспоминаниям начала мая вспыхнуть с огромной силой, захватить разум тогда еще холодного бутона-Реймонда. «Переменчивое настроение, капризы». «Мышечная отстраненность (психологическая заторможенность?)» — Реймонд сразу предположил дереализацию. «Галлюцинации — слуховые, зрительные». «Значит, галлюцинации, бред и приступы дереализации являются основными. Перфекционизм и капризы уже второстепенные — только если они не относятся к общему симптому, к примеру «чувство повышенной социальной роли». Тогда что в списке симптомов значение имеют галлюцинации вместе с дереализацией? Про вид мышления и бред, конечно, заикаться бессмысленно, потому что он встречается в каждом втором заболевании».       Он решил шерстить папки пациентов, уже выписанных и сверять данные со справочником. Одними лишь фактами Реймонд не удостоверится, нужны были реальные люди и их препараты. Вдруг жертвой клозапина стал не только Норман? Не мог же он один иметь какое-то особое заболевание. Реймонд покачал головой, не веря в собственный бред и судьбу, которая его завела к конкретным чертям. Зато каким волнующим…       Он открыл первую папку, сразу прикидывая, имел ли место быть диагноз. Все с самого начла пошло не по плану, стоило понять, что галлюцинации как симптом встречаются чуть ли не повсеместно и в самых распространённых заболеваниях, поэтому частые проверки информации в справочнике были просто необходимы. «Галлюцинации при поражении мозга? — прочитал Коттон и фыркнул. — Серьезно, самое первое? Неожиданно». «Диссоциативное расстройство личности? Нет, Норман видит галлюцинацию, но не ощущает, что делит с ней тело». «Униполярная депрессия? Вообще бред, исключительно депрессивные эпизоды у него отсутствуют». «Передозировка наркотическим средствами? Не смешите». «Болезнь Паркинсона? Когда-то я уже упоминал его при разговоре о Паттерсоне, но при Паркинсоне преобладают двигательные нарушения, тремор, которого у Нормана нет и в помине. Или был, но потом пропал?» «Расстройство личности? Неуточненное? А вот здесь стоит остановится поподробнее…»       Реймонд, вздохнул, кидая очередную папку обратно. Все сходилось и сужалось опять к шизофрении, но Коттон уже не верил собственному мозгу, привыкшему доверять бумажкам больше, чем размышлениям. Норман не шизофреник, диагноз явно поставили исключительно на основании галлюцинаций, забив болт на остальные симптомы.       Коттон опрокинул голову, совершенно не чувствуя азарта, кой был час назад. Реймонду казалось, что он абсолютно опустошен, но ведь стопка еще не закончилась и в справочнике открыта не последняя страница. «Может, слишком мало посмотрел? Не считая папок тридцать с шизофренией, заболевания сильно варьируются».       Он развалился на стуле, желая положить ноги на стол и отпить горячего кофе, но места почти не было, да и думать о напитке некогда. Прикрыл ненадолго глаза, стараясь успокоить внутренний недовольный голос, требующий прекратить бессмысленные поиски, согласиться с диагнозом «шизофрения» и поскорее спуститься к остальным.       Только задремав, Реймонда разбудил скрип двери, и он, вскочив, был рад, что не закинул ноги: мало ли, кого принесло сюда сейчас. Быстро повернувшись, пытаясь разглядеть силуэт в тени, Реймонд лишь устало вздохнул про себя.       — Ой, а ты тут? Я тебя искала, но совсем не думала, что ты тут окажешься. Все работаешь? — в свет вышла она в белой блузке, не накинув халат.       Или сняла заранее?       Коттон оперся на спинку стула рукой, взглядом намекая, что сейчас совсем не время для их диалога. Джесси, казалось, даже не посмотрела и лишь подошла вплотную к столу, с интересом разглядывая записи.       — Да, просто папки разбираю, — отмахнулся Коттон.       Искоса глянув на ее пальцы, что уже гладили справочник — словно так буквы лучше останутся на листе — Реймонд для вида взял следующую папку. Он мельком листал ее, не обращая внимания на Джесси, которая оглядывалась по сторонам, словно здесь впервые. Тянула время, топталась на месте. Чего-то ждала?       — Когда освободишься?       Ее приятный голос щекотал ухо, но никак не душу. Джесси настойчиво положила руки на плечи Реймонда, слегка сжимая их. Коттон напрягся, прокрутив ручку несколько раз.       — Скоро, — бросил он, проявляя искренний интерес к миссис Пинч, покоящейся на портрете и точно застывшей в диагнозе «унитарная депрессия». — Ты что-то хотела?       — Совсем ничего, разве что… — протянула Джесси, помедлив секунду. Тепло отразилось на груди Реймонда, а дыхание и душистый запах окутали его через несколько секунд. — Ты устал, и я подумала, что провести немного времени вместе будет хорошей идеей.       Ее шаловливые пальчики огладили нахмурившегося Коттона, прошли как следует до конца ребер и обратно, попутно дразня пуговицы рубашки. Джесси хихикнула, когда одна из них поддалась, прижалась к нему на второй и мокро, со звуком облизнулась прямо над ухом. Ее дыхание сбилось, в то время как рука Реймонд дернулась против шалости.       — Джес, не сейчас, — он накрыл ее блуждающие ладони, кусая губу, лишь бы на эмоциях не нагрубить, — я не занимаюсь таким на работе.       — Но мы совсем одни, тем более, с момента свидания прошло…       — Джесси, я все тебе сказал, — разворачиваясь и смотря на нее, еле выдержал Реймонд. Как вообще стажерке хватает смелости настаивать на сексе на рабочем месте? Коттон, конечно, развлекался в школе, но сколько лет назад это было? — Когда у меня появится время, тогда и посмотрим. Сейчас я занят и, если ты хочешь подождать, то постой немного за дверью. Я всегда работаю один.       Джесси вздохнула, но Коттон, неохотно, но оставил поцелуй на ее щеке, поймав легкую улыбку. Маленькие шаги и скрип двери заставили Реймонда отшвырнуть одну папку и взять другую. Почему руки Джесси стали какими-то вульгарными и слишком липкими, оставляли неприятные ощущения?       Реймонд нахмурился, видя расшифровку на карте без номера: «Латентная шизофрения». «Только потому, что она латентная, посмотрю, — лениво оправдываясь, подумал Реймонд. В любом случае совсем закрывать глаза на заболевания, связанные с шизофренией, попросту нельзя.       На фотографии мужчина средних лет с глуповатой улыбкой, взгляд рассмотреть не удалось. Реймонд сразу заметил то, отчего презрительно фыркнул: в качестве лечения больной принимал хлорпромазин. Глянув на часы, он назвал эту карточку последней. Он медленно повел по строчкам, пропуская слова и давно решив, что некий мистер Коттон — как иронично, боже, — явно не имел дела с таким пациентом ранее, судя по лечению. «Преимущественно бредовое расстройство, убеждения не… общепринятым, а работа мышления… в заблуждение. У пациента… признаки активного развития пищевого… — тут Реймонд был готов спуститься еще на одну строчку, начиная закипать от злости к себе. Как он мог за полтора часа так и не найти даже близкого к расстройству Нормана? Он и правда хотел все закрыть, если бы не… Он наклонился ближе, подставляя подсвечник, будто ему привиделось. — У пациента наблюдаются признаки активного развития расстройства пищевого поведения, причем неумышленного (примечания: пациент не употребляет пищу в течение определённого количества времени, жалуясь на неправильность подачи, использование стеклянных стаканов и железных вилок, называя их грязными)».       Как же это было похоже! Реймонд перелистнул страницу, обнаружив очень мелкий шрифт психиатра. В сравнении с этим даже у Гильды подчерк лучше. Коттон прищурился, чувствуя острую необходимость прочитать и эти вкладки. Проблемы с питанием, явно заметные у Нормана ранее, присутствовали и здесь. Реймонд шумно вздохнул, пододвинув к себе справочник, потому что, видимо, это еще не конец. «Пациент наблюдался на протяжении двух месяцев, что не привело к значительным открытиям. Причиной заболевания оказалась наследственность, потому все силы ушли на корректирование латентной шизофрении. Пациент, помимо применения универсального психического препарата, — Реймонд закатил глаза, вспоминая бред психиатрии конца пятидесятых с лоботомией и первыми нейролептиками, которые принимали поголовно все, — подвергся проведению лоботомии с целью улучшения состояния здоровья. Спустя время его общее поведение заметно поутихло, он пристрастился к еде, часто по этому устраивал шум. Было решено выписать его, так как кроме требования пищи никаких жалоб на самочувствие не наблюдалось».       Джесси стояла за дверью, но Реймонд даже не вспомнил о ней, задумавшись над ворохом листов. Ведь, если так подумать, то все сходилось: справочник четко говорил о дереализации пациентов, том самом магическом мышлении, что Реймонд счел бы метафоричностью, галлюцинации более четкие и часто в лице фантома, бред… Все то очень похоже, не говоря уже о личных подозрениях Коттона.       Реймонд на секунду отстранился, даже не смотря в листок. Неужто нашел? Неужто… Коттон посмотрел номер расстройства в классификации и был готов прихлопнуть себя к чертям: ответ был так близко, буквально следующий по списку! Он закрыл папку и тихо рассмеялся над собой, ситуацией в целом и впервые подумал о самом главном, а именно, что в противовес собственной отстраненности он сделал все, чтобы определить диагноз мальчишки. Реймонд был в отчаянии, близкой к тихой радости, открывая блокнот и быстро делая пометки ко всему, что прочел, даже думал разобрать его стихи, если те имели какой-то намек на прошлое. А ведь имели же! Дергание головой он не смог объяснить, но, по крайней мере теперь с уверенностью хотелось изменить впечатанное «шизофрения» на осязаемое и доказанное лишь в теории «шизотипическое расстройство личности» — именно так его переименовали в DSM-III.       Реймонд вел под руку боязливую Джесси, пусто смотря прямо. В приемной гостиной все было завалено белыми матрасами, некоторые из которых пропитаны желтизной, но тщательно скрыты простынями. Он быстро отпустил ее, тут же оглянулся в поисках заветной подруги и таких же пациентов неподалеку. Торчащие локоны Эммы особенно заблестели, стоило Коттону пробежать взглядом по помещению; найти того, ради кого тайная вылазка осуществилась, не составило труда. Даже в собрании людей, чьи лица были освещены мягким оранжевым цветом, Реймонд нашел бы Нормана и без помощи Томпсон.       Гильда махнула ему рукой, стоило взглядам пересечься, отчего Коттон кивнул и, обходя матрасы, пошел к ней. Она сидела на полу, опираясь на колонну. Реймонд уже хотел ругать ее небрежное отношение к собственному здоровью, но сложенный плед спас ситуацию.       — Нашел что-нибудь? — смотря снизу-вверх, тут же поинтересовалась Харпер.       Реймонд охотно сел рядом, отказавшись от предложения сесть на плед вместе с ней. Полушёпотом, наклонив голову к ней, но смотря куда-то в бесконечное белое пятно людей, Коттон рассказал все подробности поисков.       — И что ты думаешь? — Гильда явно имела в виду его шансы выйти отсюда как можно скорее.       Как бы сильно врачи не любили пациентов, нахождение здесь периодично давило на каждого.       — Шизотипическое расстройство лишь поддерживается препаратами, хотя, естественно, чем меньше у него будут проявляться галлюцинации, тем быстрее, — спокойно ответил Реймонд, потирая пальцы.       — Я ожидала чего-то вроде «Гильда, ну ты же понимаешь, что Адамс просто так его не отпустит и будет выжимать до последней капли». Еще больше я удивлена, что ты вообще решил разобраться во всем.       — Ну, — протянул Реймонд, и сам не зная, когда то странное изменение его настигло. Явно не в момент осознания своих чувств, а намного раньше, — уж что есть.       Гильда лишь хмыкнула и легла ему на плечо. Коттон не сопротивлялся, не отталкивал, лишь вдохнув запах всегда чистых и блестящих волос — интересно, сколько упаковок шампуня она потратила? — и мельком улыбнувшись. Все-таки их дружба, самая странная из всех у Реймонда существовавших, не раз подтверждала правильность выбора. Коттона Харпер удивляла, ведь старше его всего на год, а стала одним из самых доверенных друзей. Реймонду оставалось только гадать, что происходило, если вдруг смены сдвигались, и он не видел ее, вечно думающую, заключенную в поток собственных решений и пациентов Гильду.       — Увидел бы нас Дон… — хихикнула Харпер, лучше укладываясь на плечо, и Реймонд невольно поддался в ее сторону.       — Меня такие зазнайки, как ты, никогда не привлекут, так что пусть выдохнет, — Коттон легко щелкнул ее по носу, на что она фыркнула, засмеявшись.       И не важно, что люди вокруг, ведь их дружба была пусть и совсем недолгая, но странно-крепкая и терпеливая, связанная одним пациентом, и, возможно, одними самоощущениями. К чему он об этом подумал?       Коттон перевел взгляд на толпу, сквозь которую Паттерсон и его подружка были как на ладони. Среди блеклых, полуживых и совершенно невменяемых представителей нижнего этажа Эмма выглядела странной. Представить сложно, как среди одних психов другой будет казаться необычным. Реймонд усмехнулся, перестав умышленно глазеть на Томпсон. Смотреть только на Эмму было бы тем же самым, как смотреть на команду противников на футбольном матче.       Паттерсон, вечно в белой одежде, с такой же кожей, ресницами, бровями. Норман, совершенно не похожий на себя прошлого, появившегося в этих стенах месяц назад, и Норман сейчас, в глазах которого мелькали свечи, волосы приятно блестели, а одежда уже не было настолько мешковатой. «А ведь анорексия могла развиться у него на фоне…»       Коттон чувствовал, как внутри все натягивается, словно тетива, не хочет даже думать о мерзких вещах, которым пациент мог подвергаться. Однако он отдавал отчет, что ощущения его идут со стороны врача, и со стороны человека, постигшего симпатию.       — Знаешь, они такие хорошие, — определив, куда направлен взгляд Коттона, произнесла Гильда. — Норман, наверное, не приди тогда в библиотеку, не был бы рядом с Эммой.       — Так печешься о ней? — выдал первое, что пришло в голову, Реймонд.       — Да, — непринужденно ответила Гильда, видимо, прекрасно все понимая.       Реймонд молча пожал плечами, не спуская взгляд с Нормана. Есть в нем что-то… Что-то неизвестное.       Коттон пристально разглядывал черты лица, форму носа, линию тонких, уже касавшихся его кожи губ, пальцев, которые ненавязчиво поглаживали его утром. Реймонд с ухмылкой сумасшедшего, блеском в глазах понимал, что пустота стала для него светом, а самый живой девичий блеск превратился в неестественность.       И Паттерсон поймал его. Поймал в мышеловку взглядом, скользящим до этого по Эмме, потолку и высоким колоннам, теперь попадая напролом в зрачок Коттона. Тот слегка проморгался, словно ему показалось, и, не отводя взгляда, продолжил с легкой ухмылкой. Они бы сидели так долго-долго, скрываемые от остальных пациентов, незамеченные дежурными и медсестрами. Взгляд слишком много говорил им. Даже Гильда, смотревшая явно на Эмму, не заметила.       Норман резко изменился в лице. Улыбка спала, блеск свечей оттенило другое ощущение, не пустое, но и не бликовое от счастья. Реймонд нахмурился, а Паттерсон уже настойчиво толкал пациентов, на четвереньках двигаясь к нему. В душе неожиданно скопилась липкость, стало неприятно, хотелось проглотить или выплюнуть то, что он поселил. Как будто Паттерсон не был намерен засмеяться, игриво сесть на колени Реймонду или начать спорить с «богом».       — Мне нужно в туалет, — спокойно произнес Норман.       Реймонд кивнул, беря фонарик и подсвечник, шустро переданный Гильдой.       Норман шел сзади, цепляясь за халат, и как же хорошо, что света не было, людей тоже. Коттон чувствовал тело спиной, пальцы, вплотную схватившие рукав выше локтя, и совсем не ожидал такой реакции. Разве так должно быть? Вздохнув, Коттон поправил рубашку, останавливаясь у двери.       — Я видел, как ты на меня смотрел, — тихий шепот, ни одного касания, но клетки уже взбудоражены и раздражены до предела. Реймонд неприятно повел плечами, Паттерсон ловко обошел его, заломив руки назад и пристально смотря. Требовал ответ, чертенок, ждал реакции, словно она была ему вообще необходима.       — Норман, иди, — сухо ответил Реймонд, слегка толкая его в сторону прохода.       Коттон отдал ему фонарик, довольствуясь пламенем свечи. Норман оставил странную улыбку и затерялся в проходе, оставляя Реймонда, прижатого к стене и совсем потерявшегося.       Подсвечник тяжелый, медный и довольно старый, но пламя разгоралось сносно. Реймонд присмотрелся, подставив руку. Быть может, от такой даже можно погреться осенью, когда в больнице холодно, но лишь руки. Быть может, свеча смогла бы согреть и отвлечь его, не дать мурашкам пробежать по коже и успокоить внутреннюю кошку.       А от кого эта самая кошка в нем поселилась?       — И все-таки, что с тобой? — спросил Реймонд в тишину, чувствуя неприятную легкость.       Он ведь так быстро во всем разобрался, что даже смешно: не искал заболевание десятками лет, не открывал новое и не брал на анализы всевозможные частички Нормана. Реймонд был уверен в диагнозе, стоило вспомнить, что расстройства личности в принципе порождаются детством и травмами. Это был странный, нет, удивительный парнишка.       — А тебя это так волнует? — резкий голос, от которого Реймонд вздрогнул и дернул головой.       Норман стоял в проходе и, не стесняясь, поправлял нижнее белье, только потом надев как следует штаны. Коттон усмехнулся абсолютной независимости и небрежности, протянув руку для фонаря. Норман улыбнулся немного по-детски, вертя фонариком в руках и осветил лестницу, стены, даже в потолок задрал голову. Его тонкая кисть, держащая громоздкую вещицу, простота и раздражающая независимость. Слишком искренне, красиво и маняще. Реймонд оперся на косяк двери, так как Паттерсон не собирался выходить, и скрестил руки на груди. «Даже сейчас он творит невесть что, но, судя по всему, не отвлекается на фантома. Может ли быть так, что периодично его заболевание отключается и можно заметить того Нормана, которым он был? Наверное, я несу полную чушь».       Сердце частым маршем застучало от этой мысли в ушах, а легкие, словно птицы в клетке, на секунду отказались принимать кислород. Все в голове вмиг спуталось, ведь ранее Реймонд даже думать о таком не планировал.       — Да, волнует, — спокойно ответил Реймонд, пока Норман не засветил ему в лицо. Коттон зажмурился и махнул рукой, чудом зацепив фонарь. — Какого черта, Пат…!       Реймонд дернул фонарь, быстро открыв глаза, но Норман, держа другой конец, поддался вперед и оказался предельно близко. Легкие ещё раз оказались предательницами, и ноги начинали медленно подкашиваться.       — Так расскажи, упрямый баран!       Коттон хотел отойти, ведь это слишком резко, но Норман вцепился в него как проклятый. Теперь их двоих освещал фонарь, зажатый между телами, а где-то внизу непринуждённо покоился подсвечник.       — Паттерсон, с каких это пор ты начал говорить со мной на ты? — издеваясь, спросил Реймонд.       — Нельзя? — игриво, с опаской воскликнул он.       Его словно толкнули вперед, он сделал совсем маленький шаг, для Коттона слишком большой, что заставило его по инерции отшагнуть, наконец-то отвоевав себе фонарь.       — Можно, — Реймонд потянулся рукой к его голове, будто хотел потрепать волосы, но одернул сам себя. Готов ли он? А сможет ли Норман?       — А обнять тебя можно? — смело спросил Норман, поддавшись вперед.       — Я тебе уже говорил, что этого не стоит делать, — наклонил голову Реймонд, вспоминая день прогулки. Да, Норман и правда почти обнял его, когда отходила Гильда, но Коттон всячески изворачивался, ведь обнять его на глазах работников не мог: весь Паттерсон был чем-то личным, сидящим в своей клетке и не выходящим без сопровождения. — Норман, все-таки ты пациент, и, пусть мне просто не позволено тебя трогать.       — Однако ты сам мои руки гладил, — пожал плечами Норман. На секунду замолчал, хмыкнул. — Раз уж тебе не положено, то я пойду? Реймонд, судорожно вздохнув, даже не дал сдвинуться ему с места, сжал руку и не имел ни малейшего представления, зачем. Потому что так просится? Норман шмыгнул носом, лихорадочно выпутываясь из цепкой хватки, но Коттон сжал руку сильнее, силой поднимая голову на себя. Паттерсон надул губы, пытался казаться высокомерным, но Реймонд запомнил этот взгляд, появившийся утром. «Сдается мне, чертенок, что я просто на просто не выдержу, — билось в голове, — это же надо было…»       Реймонд, чувствуя собственную невменяемость, слепо провел рукой вниз, огладив тонкую шею. При желании он мог даже посчитать пульс, который явно достиг цифры в восемьдесят ударов в минуту. Заведя руку назад, Коттон остановился и как следует прошелся пальцами, пока Норман терпеливо ждал, кусал губы и держался за халат.       — Ты ударился? — он пальцами касался маленьких бугорков на шее. — Норман, где ты упал?       Паттерсон прикрыл глаза, выдохнув и опустив голову. Диалог не из приятных? Однако парнишка был не из тех, кто любил подолгу молчать, тем более в компании Реймонда.       — Я сам, — холодно ответил Норман, коснувшись руки Коттона. — Ногтями.       — Боже, Паттерсон…       Реймонд медленно добавил вторую руку, расположив пальцы по всей длине шеи. Норман вздрогнул, попытался отойти, даже сморщился, словно не хотел, чтобы Коттон и дальше это продолжал. В какой момент они поменялись ролями и теперь на пятки наступал Реймонд?       — За что ты так с собой? — тихо спросил Коттон, ведь на обеих сторонах шеи были небольшие бугорки словно чечевица, выложенная на коже.       — Он, — Норман наклонил голову и отчаянно поддался вперед. Коттон не заметил его голову, которая упала на его плечо, — он опять за свое. Сам говорит, что его ничего не злит, однако постоянно пугает по ночам, я постоянно просыпаюсь в сонные параличи… Последнее время даже говорить толком не могу, теряюсь в пространстве и теле. Я такой слабый, как это отвратительно со стороны смотрится.       Норман перед ним не похож на прежнего: он потупил взгляд, не бросал капризов, а наоборот, жался к нему. Так вот, какой он, настоящий Норман? Коттон погладил его, сначала осторожно, чувствуя собственное напряжение, многократно проходя по царапинам и линии роста волос. Шея, первые позвонки, возможность даже проследить их до лопаток, мелкие царапины, пугающие и заставляющие прижать его к себе. Норман бы обнял его крепче, разрешая, а Реймонд бы обнимал, обнимал, обнимал… И так до рассвета, пока вновь не включат электричество, и люминесцентные лампы застанут их тела врасплох.       — Знаешь, за что ты мне нравишься? — вдруг воскликнул Коттон, наконец-то осознавая внутри себя, на что екает его сердце и почему так сильно хочется поцеловать Паттерсона прямо здесь и сейчас. — Знаешь ведь, да?       — Чего? — смотря на Реймонда с чистым вопросом в глазах, воскликнул Норман.       — Ты всегда выходишь из любых ситуаций победителем, — начал Реймонд, даже не веря, что настолько сошел с ума от той свободы и легкости, когда наконец-то произнес это вслух. — Ты убеждаешь других подкладываться под тебя, а сам наступаешь им на спины. Ты состоишь из всего того, что выводит из себя, но твои мысли, слова и та правда, которую ты мог вытаскивать из людей по щелчку пальца просто заставляют меня не спать ночами.       — Твои метафоры просто отвратительны, — усмехнулся Норман, вскинув голову, но теперь не для того, чтобы пытаться скинуть шершавую ладонь.       Реймонд, все еще оглаживая щеку, хотел пальцем пройтись по губам, ведь даже не запомнил их в тот раз.       Видимо, в этот раз он и правда выбрал сладость вместо бесконечного глотания горечи в порыве остановить принятие всего вокруг, что на деле оказалось самым необходимым.       — Твои стихи не лучше.       Одна рука уже чувствовала ребра сквозь кофту, а Норман не сопротивлялся, пальцами скользил по рубашке. Прямо как во сне…       — Да пошел ты.       Коттон был слишком слаб, чтобы отпустить его. Он слишком слаб, поэтому его подбородок оказывается почти вплотную. Реймонд уверен, что челка, заметно упавшая, сейчас касается лба парнишки, что он это чувствует и не просто так тянет его за воротник. Даже если сейчас щелкнет пуговица, это не проблема, ведь дальше они ни за что не зайдут. Реймонд первым — даже представить сложно, — забрал его губы. И пусть Норман раньше открыл Коттону мир симпатии к своему полу, но мокрый, настоящий поцелуй был за ним. Губы Нормана и правда оказались сухими и тонкими, а движения языка неуклюжими. Чем сильнее, чем глубже и чувственнее целовал Реймонд, давно прижав его за талию к себе, тем сильнее Норман тянул его на дно потаенных чувств, которым теперь ничего не оставалось, как открыться. Ведь, что самое важное для Коттона, именно такой Норман ответил ему. Его настоящий, удивительный Норман.       Реймонд думал сжать тело сильнее, но Норман замер. Он перехватив его руки, остановившись. В следующую секунду отстранил голову, смотря на Реймонда. Коттон выгнул брови, не понимая, что происходит, но ноги мальчишки будто резко начало отказывать и тот не упал. Реймонд не успел ничего сказать, как услышал всплески жидкости, льющейся на пол. Тонкие руки мальчика сжали ткань, и Норман часто задрожал.       — Норман! — воскликнул Коттон, пытаясь помочь ему и поддержать, но в то же время сделать шаг назад, дабы не запачкать ботинки. Нормана рвало желудочным соком и остатками позднего ужина. При каждом позыве его плечи поднимались, а сердце Реймонда, наоборот, опускалось.       Норман попытался отдышаться и поднять голову, подавив новый позыв, но не успел. Его наклонило, вырвало совсем маленьким количеством. Норман крупно задрожал, из-за чего Коттону пришлось подхватить его под животом. Паттерсон уткнулся в потрепанный халат, прижимаясь к груди мужчины и расслабленно выдыхая. Реймонд позволил Норману потереться о ткань, прекрасно понимая, что потом будет сам отстирывать его от остатков рвоты, но не мог оттолкнуть его, чувствуя влагу под глазами.       — Тшш, сейчас все хорошо.       Он успокаивал Нормана легкими поглаживаниям, не рискуя целовать макушку, на которую было больно смотреть: волосы совсем не набирали густоты. Где же был этот маленький парнишка, что приехал совсем без сил, сохранив капли рассудка где-то глубоко внутри?       — Так всегда, — он быстро оправился, ответил сухо и даже холодно. Рукавом протер подбородок, даже не поднял взгляд. — Меня постоянно тошнит.       — Лучше не становится?       — По утрам, бывает, не хочется, — невесело усмехнулся Норман.       — Пойдем, тебе явно нечего делать вместе со всеми, — ответил Реймонд, оглянувшись, — ты много слюны проглотил?       Норман сам облокотился на него, полностью доверяя. Казалось, он даже не смотрел на дорогу, освещаемую фонарем, лишь оглянулся назад, туда, где остался одинокий светильник и дверь, отделяющая их от остальных.       — А что мне с ней еще делать? — ответил Норман, нарочно вытирая нос о его плечо. Реймонд промолчал, но точно направленное цыканье заставило Паттерсона охотнее продолжить. — А что? Ты сам предложил.       — Да я и не отказывался, — помогая спуститься, по-особенному ответил Реймонд.       Наверное, впервые его слова по отношению к Норману в точности отражали все, что творилось внутри.       Странная легкость настигла его тело, просочилась в вены и дальше по организму, когда Норман уснул. И как этот капризный прежде мальчишка вдруг стал таким покладистым? «Может, у него реально раздвоение личности? — внутренне усмехнулся Реймонд».       Странные чувства — странная легкость. Светя фонарём в пол, отчего лицо Нормана было в чарующей полутени, Коттон прекрасно понимал, что все только начиналось и то, как он завтра будет во всём разбираться, только ждало его. Все-таки тяжело быть лечащим врачом того, кого целовал пять минут назад. «Лечение больных всегда должно стоять на первом месте, поэтому любые чувства под строжайшим запретом, Реймонд! — почему-то внутри не было замирания или страха, не было паники, мир не рухнул, когда воля отца, его порабощение понятиями беспрекословного подчинения и мнимой чести, не дали ответа внутри сына. Оглянувшись, уже поднимаясь по лестнице, Коттону пришла в голову одна занимательная мысль. — Может, вполне возможно обрести спокойствие, приняв и долг и правду о себе? Ведь, если так посудить, еще не один наш диалог с Норманом не испортил ни меня, ни его. Видимо, мистер Коттон, вы были не правы, ой как не правы».