Убийство образов.

      Реймонд медленно поднял на нее взгляд, тело непроизвольно дернулось.       Будто его поцарапали ножом.       — Я передала твои отчеты своему знакомому из больницы МакЛин, он займется его лечением, — Коттон только открыл рот, как Белла остановила его движением руки. — Нет, он никак не причастен к клозапину! Именно он мне выговор сделал касаемо электрошоковой… — она говорила сухо, безжизненно, но вместе с этим пыталась оправдаться. — Рей, я думала, так будет лучше. Всех шизофреников так лечат.       — Да как вы…       В один момент он почувствовал, что все рассыпалось, упало к ногам песком, будто и не было. Он смотрел в глаза той женщине, что отводила взгляд и трепала пуговицу на рубашке, рядом с которой раньше была брошь. Она, быть может, в чем-то сомневалась, а у Коттона в ушах звенело от осознания, что происходит.       — Но Рей, несмотря на мои ошибки, это ненормально. По крайней мере, в пределах больницы. Люби кого хочешь, мне все равно, но это — твой пациент, — она выделила последнее, скрестив руки. Голос был совсем не похож на прежний, будто она пыталась его вразумить. — Ему необходимо лечение, а не…       Внутри так кипели эмоции, так щекотало грудь и казалось, что он задыхался, что хотелось закричать, но он лишь сжал спинку стула и нахмурился. Тело напряглось, словно было в нетерпении от ее слов, таких жалких и правдивых.       — Кто? — тут же огрызнулся он, поддавшись вперед. — Врач, совративший пациента? Врач, распустивший руки? Грязный извращенец? Или как ты меня теперь назовешь?       — Рей, прекращай! Ты и сам все понимаешь, — на лице вмиг показалось недовольство, какое он встречал часто, — что на работе в первую очередь нужно держать себя в руках и соблюдать кодекс! А если бы своими чувствами ты навредил пациенту?       Реймонд скривился от правды, шумно втянул носом воздух. Внутри что-то тянуло, но он игнорировал: спутанные мысли кричали громче. Он не заметил той первичной боли, что уколола, заставила вздрогнуть.       — Для нашего же блага я больше не буду давать тебе индивидуальных пациентов, однако, как и обещала, надбавку к зарплате я учту…       — Да к черту эту надбавку! — перебил ее Реймонд, шаркнув стулом и отодвинув с пронзительным скрипом. — Белла, ты сейчас шутишь? Какой МакЛин, это находится в сотнях километров отсюда! Какие к черту специалисты, я тебе уже по полочкам разложил его диагноз! Что же ты за мать такая, что опять посылаешь его в другую точку континента?       Он сделал прерывистый вдох, чтобы успокоиться, но внезапно понял кое-что еще.       — Ты опять бежишь от ответственности?       — Замолчи! — Изабелла ударила по столу кольцом, но пыл Реймонда уже было не унять. «Я не могу так просто это оставить! — кричало в голове, но всегда холодная часть ума, лобная доля, как диктовала медицина, уже знала ответ. — Но так правильно. Так, черт возьми, будет правильно».       Даже если Белла говорила все неосознанно, с целью вразумить Коттона охладеть к Норману, то в его голове все вставало на свои места. Спазм в горле начал душить, по коже прошел табун быстрых мурашек, заставив поежится.       — Реймонд Коттон, я здесь директор и мне решать, куда и как направлять пациентов! Норман пройдет лечение в больнице с лучшей аппаратурой и специалистами; тем более, его страховке еще два месяца. В случае чего я сама буду оплачивать ему лечение, как законный опекун. А тебе уже сейчас стоит заканчивать это битье в закрытые ворота. Не будь влюбленным подростком, успокойся и сядь, это не вся информация, — Изабелла указала на стул, но Реймонд не сдвинулся с места, заставляя ее говорить при такой напряженной обстановке. — На следующий месяц…       В тот момент он был готов встряхнуть руками и уйти, убежать от лавины событий. Нормана упекут в другое заведение — наверное, она решила об этом раньше, чем Коттон принес ей бумаги. Он зажевал щеки внутри, пытаясь удержать весь благой мат. К чему тогда держать этот официальный тон, ходить с записями, думать о том, что скажешь и не задавать лишних вопросов? Отец говорил о защите собственной чести, но какая к черту честь, если сейчас единственного человека, которому он открылся, забирают невесть куда? Тогда имеет ли это значение для самого Реймонда?       Тело пропустило иное, не похожее на прежнее чувство. Реймонд выпрямился и гордо поднял голову. Пока Белла бубнила на фоне, он лишь молча смотрел на нее с холодом и… Он хотел без притворства и лжи последний раз попробовать достучаться до нее.       — Ты обвинила ребенка в смерти мужа, который трахал его на протяжении нескольких лет. Ты сломала жизнь человеку, и решила только сейчас вспомнить о том, что у тебя есть приемный ребенок. Поставила ему неверный диагноз, тестировала неизвестный препарат. Держала в одиночестве, чтобы он не рассказал ничего остальным, а его «подопечным» приказала молчать! Белла, ты смешна до ужаса, — твердо говорил Реймонд, опустив руки, не напрягая. Лишь кончиками пальцев он ощущал миллионы иголок. — Знаешь, он совсем не такой, каким ты его представляла. Он совсем не «овощ», или как ты их зовешь, не твоя подопытная мышь, — он надменно усмехнулся, не спуская взгляд и ловя эту волну презрения, шока, возможно, заметив немного страха. — Ты просто избалованная женщина, погрязшая в своей бесконечной любви к педофилу.       — Реймонд, а тебе не кажется, что ты начинаешь перегибать палку?       Изабелла поднялась, опираясь дрогнувшими руками на стол и поддавшись вперед, вытягивая шею. Поза неуверенная, дыхание участилось, прерывистая речь — она и сама понимала, что Реймонд прав, только до сих пор не хотела признавать это даже сквозь истерики, слезы и рассказы «какому-то» врачу. И сложно же доносить до людей среднего возраста что либо, они будут отрицать всё до последнего.       — Я правильно сделала, что подписала соглашение на его перевозку. Реймонд, тебе нужно отвлечься от работы с ним, потому что твой тон и поведение начинает выходить за рамки подобающего. Реймонд тихо фыркнул и уже отошел к двери. Хотелось плюнуть под ноги, да вот только ковер слишком красивый.       — Да ладно, ты серьезно? Ты сама до сих пор зависишь от трупа под землей. Зависть к молодоженам, потому что у них лучше, чем у тебя, подаренная ваза, сборник DSM, надменное отношение. Да ты приемного сына сюда упекла, чтобы отомстить ему за то, к чему он не причастен! Белла, ты сама выплескиваешь всю свою скорбь на остальных. Не тебе ли пора перестать цепляться и реветь по вечерам? Тебе нужно отвлечься от работы, а не мне.       Изабелла издала какой-то возглас и почти закричала, но он не услышал. Реймонд громко хлопнул дверью с другой стороны и только тогда напряженно выдохнул. Сил ругаться не осталось, лишь тупой болью отдавалось все услышанное в районе груди. Коттон засунул руки в карманы, сдерживая желание присесть на корточки и отчаянно закрыть лицо. Выдохнул, закусил губы — не верил до самого конца, пытался переубедить, подкорка головного мозга уже подавала безумные идеи по спасению Нормана, но Коттон знал, что это все просто от жалости. Жалости, ощущения беспомощности к себе или Паттерсону, он не знал. «Надо сказать Гильде, — перед тем, как уверенно пройти мимо ординаторской и спустится в тринадцатую палату, подумал Реймонд».       Умалчивать такое с какой-то стороны будет бережно по отношению к нервной системе Харпер, но слишком жестоко по отношению к упрямой натуре, которая сейчас — а Реймонд это знал — всеми силами пыталась принять и прожить смерть Эммы. Вот так, за полчаса, но все понимали, зачем и почему.       Подойдя к двери, он услышал разговор в самом его разгаре, неразборчивые слова Гильды на повышенном тоне. Что там происходит? Реймонд только надавил на ручку, как часть диалога стала более отчетлива.       — Уилл, это абсолютно глупо! Я не уследила за ней, это не твоя ответственность! — глухой голос и всхлипы точно принадлежали Харпер, но открывать дверь он не стал.       — Гильда, тебе важна эта работа, а я найду другую. В любом случае, я тоже подпортил ее лечение.       — Но веревку она украла в мою смену!       — Мне все равно! Пожалуйста, оставайся тут. Все равно я… Все равно… — он протянул достаточно большую паузу, будто либо долго собирался с мыслями, либо долго придумывал, что сказать. Но Реймонд знал: Уилл никогда не скажет этого вслух по понятным причинам.       — Это уже не важно.       — Уилл, я что-нибудь придумаю, она меня поймет, — продолжала Харпер неспокойный голосом, звук начал приближаться к двери. — Ты здесь совсем не при чем …       — Так будет лучше.       Послышались громкие шаги в сторону двери, и Коттон только успел быстро отойти. Уилл выскочил через секунду, опешив при виде Реймонда. Заметно растерялся, быстро кивнул и пошел по коридору.       — Уилл, подож… — следом выскочила Гильда, даже не заметив сначала Коттона.       Ее волосы были сильно взъерошены, лучше было собрать их в хвост сегодня. Увидев, что он уверенно идет к коридору, она хотела пойти следом, но ее остановил Реймонд. Он положил руки на ее плечи, и Гильды поджала губы, жалостно выдохнув. Его это совсем не касалось, но Уилл все понимал и это решение принял давно, думал Коттон. Наверное, поэтому он со временем совсем перестал быть похожим на себя.       — Не знаю, что у вас произошло, но, если он решил это сделать, его вряд ли что-то остановит.       — Он всегда так, — пожала плечами Гильда, в руках держа стакан с водой. Покрутив его, Харпер глотнула и немного облокотилась на Реймонда. — Все делает ради других.       Коттон лишь посмотрел на нее с неким сожалением: быть может, ей было бы хорошо с ним. Сколько раз Уилл помогал самому Реймонду советом или простым разговором? До определенного времени его можно было смело назвать человеком причудливым и даже смешным, но этот образ довольно быстро слетел. Коттону было жаль, что Гильда не смогла увидеть этого. «Возможно, убеждая себя в том, что Уилл все такой же, она намеренно отталкивала его. Ведь и сама не дурочка, все понимает, — подумал Реймонд, мельком улыбнувшись, но совсем не от радости».       — Ты не права, — возразил он, сжав ее плечи. Гильда повернула голову, отпив еще немного. Глаза красные, опухшие от слез, бликовавшие при свете лампы. — Конечно, Уилл поможет всем и всегда, но сейчас он делает что-то такое, чего не сделал бы ради никого из нас. Видимо, он и правда запал на тебя, миссис Харпер.       — Шутишь, — выгнула брови девушка, отвернувшись и фыркнув.       — Тебе судить, я просто сказал, что думаю, — хмыкнул он, похлопав ее по плечу. — В любом случае, наш Уилл оказался не таким простачком, каким мы его считали.       Реймонд махнул задумчивой Гильде, что нахмурилась на его слова, и мято улыбнулся.       Внутри было совсем неспокойно: еще бы сохранять холодный контроль после таких новостей. Реймонд, изворотливо обходя людей, даже не обратив внимания на взволнованную, только приехавшую Джесси, слепо шел в тринадцатую палату. Железная лестница приветственно скрипнула, прохлада этажа окутала спину и голову. Коттон только сейчас коснулся лба и вытер пот, отметив, что подобную реакцию тела он видел впервые. Закусил губу, коротко махнул дежурным, даже не остановился, ничего не сказав. В голове гудела единственная мысль увидеть его, прижать к себе и не отпускать до тех пор, пока не вырвут из рук или он сам не уйдет.       Реймонду казалось, что второе может произойти быстрее — только сейчас, открыв для кого-то еще свои чувства, он начал сомневаться в их взаимности. А ведь правда, за что Норману вообще что-то чувствовать кроме привычной благодарности любого пациента? «Мог ли он просто потянуться за тем, что давало комфорт, без чувств и какой-то мишуры? — подобные вопросы мучили его в который раз, и он никак не мог совладать с ними».       Тринадцатая палата за два месяца все-таки изменилась — Реймонд теперь не просто смотрел на нее мельком, как на остальных. Да вообще этаж перестал быть непритягательным, лампы не казались тусклыми и серыми, прохлада начинала освежать, а частый шум воды… Коттон предпочитал не думать, какое отношение он имел к кабинету гидротерапии, потому что все возвращало его в одно проклятое утро, после которого Блейка наконец-то уволили.       Реймонд усмехнулся, подходя к палате: Питер облокотился на стену и дремал, скрестив руки. «Лучше не будить, итак впереди день суматошный, — неоднозначно усмехнулся Коттон».       Ему хотелось повторить прошлую неделю, наверное, одну из самых счастливых за последнее время.       Норман укутался в одеяло и давно сопел, когда Коттон открыл дверь. Его расслабленная фигура, абсолютное спокойствие и ровное дыхание. Реймонд, подойдя чуть ли не на носочках, лишь бы не разбудить его, присел на корточки и прикрыл глаза, а губы расплылись в тонкой улыбке. Если с ним все хорошо, если его ничего не тревожит, то временные волнения напрасны. «Может, мне с тобой убежать? — подумал Реймонд и на секунду был готов сделать это хоть сейчас. А что мешало ему просто украсть Нормана и уехать? Коттон усмехнулся этим бредням, ведь ответ лежал на поверхности: мешал закон, документы Нормана из психиатрической больницы и его несовершеннолетие».       Однако желание что-то делать, а не ждать машины, что увезет Паттерсона, крепко засело в голове, как только гнев отпустил. Стоило накрыть его щеку и погладить пальцем, как Норман приоткрыл глаза, спросонья сначала разглядывая руку, а не его владельца. Реймонд усмехнулся, легонько задев его нос, и заставил поднять на себя взгляд.       — Ты не был дольше, чем пятнадцать минут, — хриплым голосом произнес Норман, но в словах не звучала обида.       — Прости, задержался, — пожал плечами Реймонд, робко погладив его волосы — все такие же мягкие, но тонкие, совершенно не держали форму. Участки, где их недоставало, немного заросли и теперь не так замечались касаниями, — спи, я уже со всем разобрался. Реймонд боялся вопроса про Эмму. Учитывая, что Норман пережил и что ему предстоит услышать, новости об Эмме приведут его к сильнейшему нервному срыву. Коттон не мог сказать ему правду, по крайней мере, прямо сейчас.       — Подобного больше не будет? — тихо спросил Паттерсон, отводя взгляд, и Реймонду стало горько от вопроса.       Он поцеловал его в лоб, получив быстрый ответ на щеке.       — Нет, больше никогда. Этого вообще не должно было случаться, — заправив его волосы за ухо, произнес Коттон. — Когда проснешься, мы с тобой поговорим об этом, если захочешь, ладно?       Норман кивнул, совершенно обессиленный на различные издевки и построение логических цепочек. Он закрыл глаза, забирая и подкладывая руку Реймонда себе под щеку, а рот расплылся в хитрой улыбке. Коттон все же сумел дотянуться до стула, поменять и дать Паттерсону на растерзание левую руку, правой подперев свою щеку и задремав.       Казалось, в этой тишине он слышал дыхание Паттерсона, еле уловимый скрип матраса, если он менял руку или дергал ногой. Будто его насильно усыпляли, но он был вполне рад, довольствуясь теплом и спокойствием Нормана.       — Вечно ты меня спасаешь, — со вздохом произнес Норман, шурша одеялом. Реймонд приоткрыл один глаз, заметив, что его пятки показались из-под серой ткани, — а я ни разу ничего не сделал. Стыдно мне, что ли.       — Ты не прав. Ты просто забыл, как много сделал.       Норман вздохнул еще раз и окончательно погрузился в сон, позволяя телу расслабиться, а лицу прижаться к мягкой ладони. Реймонд большим пальцем аккуратно двинул вперед, задевая ресницы — они, как и брови, были почти не заметны — и спустившись на его скулу. Вокруг тихо, под рукой нежное лицо, в голове пусто, а на душе удивительно легко. Коттон старался запомнить этот момент, лишь думая, о чем бы им поговорить через несколько часов. «Может, сводить его в свой кабинет? Разобрать вместе коробки или обсудить музыку? Может, рассказать о современной политике? Ему явно будет что ответить, — размышлял Реймонд, откладывая уход еще на пять, десять минут».       Он забыл о завтраке, Доне, с которым ему бы поменяться, Гильде, которой хотел рассказать про Нормана, Эмме, тело которой катили в морг. В голове совсем пусто, а под рукой его мягкая щека.       В обед Реймонда остановила Белла у дверей в ординаторскую и, отведя чуть в сторону, холодно прошептала на ухо.       — Нормана заберут завтра утром, так что сейчас можешь ехать домой, а к пяти утра быть здесь. Выведешь к главным воротам, Гильде тоже можешь сообщить.       Коттон сглотнул, быстро кивнув, и понимая, что все опасения правдивы — Белла думала об этом не первый день. Наверное, не случись у них разговора, не найди она блокнот, она бы просто молча увезла его, пока Реймонда не было в больнице. Однако Изабелла говорила совсем монотонно, но Реймонд заметил, как она прятала взгляд.       — Вы будете с ним? — тут же спросил Коттон.       — Не знаю, — отмахнулась она и уже собиралась спрятаться в кабинете, но он остановил ее словами.       — Думаю, он хотел бы, чтобы вы тоже проводили.       Секунду Белла стояла неподвижно, но затем все-таки надавила на дверную ручку.       Реймонд забрал его последний ужин. Неся жалкий поднос с рисом и маленькой котлетой, ему было сложно осознать в полной мере, что совсем скоро это не будет входить в его обязанности. Он терял людей слишком быстро и неожиданно и, казалось, должен был привыкнуть, но времени смириться со скоропостижным фактом за сутки у него никогда не было.       — А сегодня таблетки не будет? — нахмурился Норман, не заметив знакомой салфетки. Он мельком посмотрел на еду, отстранившись. — Как-то некомфортно мне без нее. Можешь положить рядом?       — У тебя всегда так было? — получив в ответ кивок, Реймонд понял, что шизотипическое расстройство куда более обширное, чем казалось сначала. — Это связано с твоей придирчивостью к расположению предметов?       — Наверное. Вроде такое называют перфекционизмом… — протянул Норман.       Так все-таки эта система приборов с самого начала была не случайна.       — Тогда у тебя гиперперфекционизм, — усмехнулся Реймонд, вытаскивая уже сильно потрепанную салфетку. Норман цыкнул, улыбнувшись в ответ, и с аппетитом принялся ужинать. Реймонд внутренне ликовал, наблюдая за его улучшениями, звоном вилки и совершенным отсутствием стеснения есть при нем. Это так тронуло Коттона, что он неожиданно выпалил:       — Слушай, а не хочешь в следующий раз поесть в столовой со всеми? Норман на секунду остановился, вилка с рисом замерла в воздухе.       — Ну, если честно, я не знаю, — растерянно произнес он. — Не то чтобы я обращал внимание на людей, но ловить их взгляды на себе не хотелось бы.       — Думаешь, кто-то будет смотреть на тебя?       Норман кивнул и взглянул так, словно это вполне очевидно. Реймонд подпер щеку рукой, внутри резко возникло желание в шутку стащить немного риса, но он тут же одернул себя.       — Здесь мало кому есть дело до остальных, — начал Коттон, облокотившись на стул. — В большинстве случаев всем вообще все равно, они в своих головах.       — Все равно сомневаюсь, — быстро ответил Паттерсон с едой во рту.       Реймонд понял, что его сейчас лучше не трогать и открыл папку, делая вид, что увлеченно читал выученные им наизусть записи. Иногда он исподлобья поглядывал на него, отмечая, что его аппетит за все время толком не пошатнулся. Значит, клозапин хоть и вызывает рвоту, но       С их последнего диалога с Изабеллой, казалось, весь вопрос с клозапином закрыт, но проблема его влияния на гормоны все еще интересовала Реймонда, пусть и в качестве дополнительной информации. Одно ясно точно: клозапин — атипичный нейролептик, почти не вызывающий экстрапирамидных расстройств, возможно, имеет антидепрессивный и седативный эффект. Последнее подтверждается уменьшением раздражительности Нормана и нормализацией сна. Работа с галлюцинациями…       Реймонд резко закрыл папку с характерным хлопком: у него нет больше желания копаться в этом. Он посмотрел на Паттерсона, который даже не обратил на это внимания. Коттон устал от этих папок и бесконечных повторений симптомов, потому отложил ее на тумбочку, обращая внимание на Нормана, его поведение и состояние. Это куда важнее.       Норман увлеченно ел, что-то мыча себе под нос. Реймонд сначала принял это за очередную вольность головного мозга, но после заметил закономерность. Паттерсон точно что-то напевал, так что Коттона невольно потянула в его сторону.       Эта глухая мелодия напомнила что-то до боли знакомое, легкое, мотив отчетливо напоминал диско. Прямо как…       — Это же АВВА*, да? — вдруг воскликнул Реймонд, подняв брови. Норман поднял голову, прекратив. — Мотив одной их песни похож. Не помнишь слова?       — Ну, — пожал плечами Норман, отламывая котлету. Он расфокусировал взгляд, слегка нахмурившись. — Что-то похожее на «take a chance on me. We can go dancing, we can go walking… — он прищурился. — Аs long as we're together»*… Дальше не помню. Коттону казалось, бурный трепет и резкое воспоминание перекрыли кислород. Он уставился на Паттерсона, сначала даже не услышав, как его окликнули. А все лишь потому, что … «Listen to some music, maybe just talking, get to know you better, — звучало в голове, потому что, несмотря на непопулярность АВВА среди подростков, отец включал ее постоянно».       Он сглотнул и глупо усмехнулся: нет, сейчас думать об отце совсем не к месту. Коттон, очнувшись, переглянулся с Норманом, который продолжал подозрительно на него смотреть. Секунда и он резко подорвался на месте, ровно сел, щелкнул пальцами и улыбнулся.       — А Майкла Джексона слышал? Keep on with the force don't stop…Don't stop 'til you get enough*… — напел Коттон, вспоминая те года.       — Ой, какой же из тебя певец посредственный… Нет, этого не слышал, — протянул Норман, но в следующую секунду растерянно дернув рукой. — А! Куда?!       Реймонд, наигранно удивившись, охотно жевал рис.       — А кто из нас еще посредственный? — он гордо вскинул голову. — Я, между прочим, в юности музыкантом был!       — Говоришь так, словно старик, — закатив глаза он, когда ему обратно протянули вилку. Паттерсон доел котлету и поднял голову, прищурившись. — Подожди, музыкантом? Тогда почему ты сейчас здесь?       — Ну, мне не повезло с семьей, — ответил Реймонд, пожав плечами. — Отец хотел, чтобы я был врачом.       — А, твой отец… Помню, — воскликнул Норман, совсем положив вилку и потянувшись к стакану чая.       Резко Реймонд почувствовал себя униженным: он, один из безбашенных парней в школе, с радостью ошивавшийся с девчонками вместо уроков, во всем потакал отцу. «Но с другой стороны мне ничего не оставалось, когда мать ушла».       — А включишь мне своего Майкла Джиксона, не замеченный судьбой певец? — хитро произнес Норман, подперев подбородок ладонями.       Реймонд прыснул в кулак от «Джиксона», понимая, что «не замеченный судьбой певец» теперь его новое прозвище.       До позднего вечера Коттон рассказывал о давней страсти, пока Норман развалился на кровати и периодично просил заново поставить песни. Он все смотрел на пластинку, ее цикличные движения, рукой аккуратно водил по корпусу проигрывателя, все спрашивал про новые и старые песни, а Коттон допускал в речи жесты, закинув ногу на ногу. Не стесняясь, отпил уже холодного чаю из стакана Паттерсона, думал даже сходить и заварить им кофе, да не стал: хотелось дать Норману отоспаться перед отъездом. Реймонд комментировал почти каждую песню, если мог что-нибудь вспомнить.       — «Billie Jean*» очень хорошо заходила на концертах. Но когда в восемьдесят седьмом появилась «Ваd*», вообще порвала все списки!       — А она у тебя есть? — подперев подбородок рукой, с блеском в глазах воскликнул Норман.       — Нет, она только на кассетах, а для них магнитофон тяжелый и громкий, я сюда не принесу.       — Тогда в следующий раз, — грустно вздохнул Норман, смотря на медленно крутившуюся пластинку.       Реймонд кивнул, на секунду закусывая губу и поглядывая на часы — их последний раз наступит через восемь часов.       — Ты сегодня не говорил с «Богом» за весь вечер. Почему?       — Он что-то бубнит себе поднос там, в углу, — Норман показал в дальнюю часть комнаты, — но его перекрывает музыка, так что мне все равно.       Реймонд не стал его расспрашивать, потому что, честно говоря, ему было все равно на галлюцинации. Норман уже переставал быть только его пациентом, а становился большим.       Собеседником. Другом. Возлюбленным.       Питер постучал в дверь и сказал, что они с дежурными меняются, и ему нужно выключать свет. Реймонд глянул на часы — и правда, уже одиннадцать. Попросил еще пару минут и остановил пластинку.       — На сегодня все, — Реймонд старался замаскировать дрожь в голосе и осознание, что время не щадит его совершенно, он встал и подошел к Норману, — ложись спать.       Он думал молча поднять проигрыватель с пола, развернуться и уйти, но кого он пытался обмануть? Себя? Разве за все это время он не понял, что это абсолютно глупо? Подавляя неприятные ощущения в районе груди, он присел на корточки перед кроватью. Паттерсон понял его без слов, тут же обвил шею руками и поцеловал. Реймонд прикрыл глаза, накрыв плечи и размеренно целуя, запоминая эту пропасть, куда он падал всякий раз, стоило им целоваться. Губы Нормана были требовательными, но Коттон пресекал любую попытку углубить поцелуй, лишь мягко касаясь губами, иногда цепляя нижнюю.       В один момент он допустил ту самую глупую подростковую мысль, что подобного у него больше не будет. И, возможно, даже был прав. Пришлось отстраниться и пробыть в объятиях Нормана еще немного. Реймонду показалось, что Паттерсон все чувствует, знает.       — Доброй ночи, — сказал Коттон, поглаживая его руки от плеч до локтей, сминая ткань, будто цепляясь.       — Доброй, — мято улыбнулся Норман, слегка дернув головой в сторону. В следующую секунду он нахмурился и цыкнул. — Да ладно, ты серьезно? То есть именно сейчас тебе надо было поднять голос?       Реймонд лишь вздохнул, поднимая проигрыватель и решив оставить их наедине, надеясь, что голос в голове не доведет его до панической атаки.       Однако он боялся, что завтра утром это и произойдет.       Он так и не заснул. Заварил кофе, подышал свежим воздухом у главного крыльца, закурив. Проверил, ушла ли домой Изабелла — свет в ее кабинете слабо горел. Коттон просто стоял и наблюдал только зарождавшийся свет на горизонте, не веря, что это конец. Втянул сигарету, белый дым растворился в свежести. Он прикрыл глаза и облокотился на колонну.       — Это правильно, — тихо произнес Коттон, пробуя эту фразу на вкус. — Для него это будет правильно.       Коттону стало ясно понятно, что все решит только время, его лечение и их дальнейшая жизнь.       Приедет ли Паттерсон, если Реймонд даст ориентир? Коттон не мог ответить на этот вопрос без тревоги, но нутром понимал, что это честный вопрос по отношению ко всему тому, что происходило между ними.       Реймонд поставил звонкий поднос в этой тишине и слабо улыбнулся: Нормам даже не проснулся. Его щиколотки выглядывали и блестели между брюками и линией носков, лицо спряталась в сером одеяле — Реймонд хотел запомнить его спящую фигуру как можно сильнее, даже не зная зачем. Наверное, так чувствовалось. «Мне слишком поздно дали желаемое, — невесело хмыкнул он, вспомнив, как вначале думал избавиться от этой капризной и гордой особы».       Он подошёл к постели почти на носочках. Умиротворённое лицо, приоткрытые губы и одеяло, открывшее плечо. Реймонд аккуратно присел на корточки, коснувшись щеки. Ему кажется, или у Паттерсона появился легкий румянец из-за прохлады в палате? Норман тут же дёрнулся, так что Коттон не успел погладить его нос, провести только пальцами по губам.       Потому что целовать было бы больно.       — Сколько времени?       — Около пяти утра.       Норман привычно потёр глаза, одеяло спустилась к животу. Коттон захотел замедлить время настолько, насколько возможно, увидев тусклый блеск в сонных глазах. Рука дернулась притянуть его к себе и внимательно разглядеть голубое море, наполненное легкой беспечностью, но Норман, зевнув, разместил руки вокруг его шеи и облокотился, немного свисая с кровати.       — Ну и зачем ты меня поднял в такую рань?       Реймонд положил руки на ребра, чувствуя тихий ритм сердца.       — Давай ты поешь, и я расскажу?       Норман, ранее не заметив, быстро повернул голову и опешил.       — Это… — он сначала нахмурился, но затем широко улыбнулся. — Серьезно, сэндвичи?       Коттон с хитрой ухмылкой поцеловав его щеку: видеть радостного Нормана много стоило. Он убрал его руки, открыл упаковки и пододвинул горячие кружки. Чай из ординаторской, который обычно никто не пьет, может очень неплохо выручить.       — Тебе чай, мне кофе, — пояснил Коттон, чувствуя, как на его колени опирались ладони.       — А сэндвичи? — Норман уже облизнулся.       — Всё тебе.       В голове эта фраза звучала бодро, давала ощутить нечто невероятное внутри, но на деле заставила его вздрогнуть. В груди на тонкой цепочке повис огромный камень: Реймонд не знал, что Норман будет есть потом. Паттерсон тем временем ел охотно, не обращая внимание на него. Разве что сначала кусал жадно и быстро, даже толком не прожевав, а после просьбы Коттона не торопиться, замедлился, но все равно умял первый сэндвич примерно за минуту.       — Так почему так рано? — не унимался Норман с набитым ртом.       Реймонд наклонил голову, отпил кофе, лишь бы перенести напряжение тела на одну только руку. Мысли в голове молчали. Аккуратно посмотрел на настороженного Нормана, его второй сэндвич, лежащий на упаковке, пока не тронутый. Неужто он все так тонко чувствует? Коттон слепо накрыл его руку, лежавшую на краю. Взгляд он так и не поднял, словно стыдясь сказать прямо сейчас. Погладил пальцы Нормана, нагретые кружкой, костяшки, заметил маленькую родинку на запястье. По спине пробежали мурашки, когда он выпрямился.       Главное — сказать, а потом… Реймонд не знал, что потом.       — Тебя увозят.       Тишина, Норман спустил ноги с кровати, пододвинулся к стулу рядом.       — В смысле увозят? — робко переспросил Паттерсон, уже прекрасно догадываясь.       — Тебе назначили лечение в другой больнице.       — И ты об этом знал?       — Только вчера сказали.       Реймонд сглотнул, думая отпустить руку, но ощутил ее дрожание. Норман пребывал в состоянии оценки пару секунду, а затем суматошно посмотрел по сторонам. Растерянный взгляд, словно он искал оправдание сказанного в пустоте. Коттону стало не по себе.       — И ты ничего не сделал? — прошептал Норман, дыхание сбылось. — Ты совсем ничего не сделал?       — Я не мог, в этом вопросе у меня связаны руки, — оправдывался Коттон, наконец-то полностью подняв голову и корпусом повернувшись к нему.       Внутри что-то начало трепетать, но совсем не от радости.       — А забрать меня? Увести, как тогда? — суматошно воскликнул Паттерсон, выдергивая руку. — Хоть что-нибудь!       — Меня посадят Норман! — не сдержался Реймонд, подняв голос. — Если я тебя хоть пальцем трону, Белла упечёт меня сразу!       — И ты просто оставишь это так?       Норман вскочил с кровати: эмоции слишком переполняли его. Он нахмурился, часто дышал, кисти сжались в кулак, и, стоило Коттону тут же подняться следом, налетел на него. Глухой удар пришелся на плечо, Реймонд остановил последующий в грудь и прижал Нормана к себе. Паттерсон продолжал попытки ударить, кряхтя и не сдерживая голос.       — Какого, блять, чёрта? Ты просто оставляешь меня одного!       Быть может, это слышно в соседей палате или за дверью, но Реймонду все равно. Конечно, Паттерсон будет злиться, конечно, он будет кричать и выливать эмоции прямо здесь и сейчас — и в этом нет ничего неправильного. Коттон терпел глухие удары и молчал, прижимая к себе, расположив руки на спине. Были эти кряхтения злостью на него или этот маленький несправедливый к нему мир, Коттон не знал. Норман ударил его в грудь тыльной стороной ладони, будто просто пихая, уже не пытаясь скинуть руки и лишь часто дыша в плечо. Реймонд сожалел, что все так вышло, чувствуя дрожавшую спину, но пойти выше этого он не мог.       — Забери меня, — сдавленно прошептал Норман, сжимаясь в его плечо губами. — Пожалуйста, забери.       — Не могу, — сглотнул ком в горле Коттон.       И дело было совсем не в Белле или больнице — хотя, конечно, страх не реализовать желания отца, так тонко вшитые в его жизнь, все равно оставался глубоко внутри. Реймонд с самого начала не понимал этих отношений, боялся их и принимал только свою сторону. «Если ты забудешь все это, значит, так и должно быть, — думал Коттон, — а я как-нибудь, но справлюсь».       Реймонд закрыл глаза, слушая сопение и жадные глотки воздуха. Прошептал на ухо, чтобы даже стены не услышали.       — Прости меня.       Норман еще раз ударил его, затем еще несколько раз, мотнув головой. Его спина неожиданно напряглась, словно он что-то сдерживал.       — Не прощу, — с нотами вновь зарождающегося гнева ответил Паттерсон. Он поднял голову, но слезы уже стояли в глазах, — не прощу, не прощу, не прощу!       Он тихо повторял это, но сил на поднятие руки уже не хватало, а теплые ладони на его макушке, видимо, все-таки произвели успокоительный эффект. Норман оставлял мокрые следы на плече, а Коттон кончиками пальцев запоминал его тело, сохранявшее их общее, родное тепло.       Реймонд зарылся пальцами в его волосы, заправил пару прядей за ухо, открывая красное лицо и заплаканные глаза. Спустя десять минут слез у Паттерсона не осталось физических сил, или вместо злости к нему пришло то самое поедающее изнутри сожаление. Норман прикрыл глаза, положил горячую кисть на холодную ногу Коттона, удобнее устроившись.       — Насколько это далеко?       — Массачусетс, — выдохнул Реймонд, проводя по волосам медленно и заботливо, пытаясь запомнить в памяти каждую прядь, — рядом с Нью-Йорком. Белла говорила, что это будет клиника лучше.       — Как ей можно вообще доверять? — фыркнул Норман, больше расслабляясь на его ногах и свешивая носки с постели.       Реймонд задумался, продолжая перебирать его волосы. А ведь и в правду, с чего ей верить? Поначалу вообще отношения были никудышные, полные страха и взаимонеприязни, а сейчас… Совсем недавно она плакала на его плече, просила заварить ей травяной чай.       — Когда человек предстает перед тобой тем, кем является на самом деле, ты хочешь ему доверять, — начал Реймонд, посмотрев на него и проведя по тонкому плечу. Спустился к ребрам, ведя чувственно, осторожно, словно мог сломать в любой момент. — Тебе просто не остается выбора, потому что нет ничего ценнее искренности. Искренность есть то, к чему приходят не сразу, а тяжелым трудом. Если человек признается в чем-то, значит, он уже прошел достаточно много, чтобы ему верить.       Норман смотря поначалу в одну точку, заворожено хмыкнул, цепляя руку Реймонда, прежде накрывшую грудь, и прижал к лицу. Коттону показались комментарии излишними, а Паттерсон не сдержал любопытства, повернув голову и прищурившись.       — Значит, ты мне доверяешь? — вместе с этим он сильнее прижался к ладони.       — Да, — ответил Реймонд даже не думая. Разве над этим нужно рассуждать, когда он буквально вчера вечером неумело пел ему песни? А когда испугался паука, рассказал про Генри Коттона, улыбнулся и засмеялся вместе с ним? Он погладил его щёки, аккуратно помассировал виски. — А ты смог б…       — Уже.       Коттон и не предполагал, что ответ будет иным.       Норман прикрыл глаза, подставляя все лицо под мягкие пальцы: он хотел оставить на себе чувство его рук.       — Кстати, — начал Реймонд, когда его подушечки пальцев коснулись сухих губ, — как ты… Вернее, почему ты так пытался со мной, ну, сблизиться?       Норман открыл сонные глаза, поддавшись вслед пальцам, немного вытянув губы. Коттон надавил в ответ, получив сначала улыбку, а потом легкий укус, заставивший отпрянуть. На секунду даже забыл, с кем имел дело, так что на лице отразилось удивление. Норман, продолжавший хитро улыбаться, теперь и вовсе засмеялся.       — Ты такой смешной с этого ракурса, — лениво протянул Паттерсон, на что Реймонд лишь фыркнул, щелкнув его по носу. Норман задумчиво посмотрел в потолок, укладывая свои руки на животе, поднимая колени и ставя ноги углом. — Наверное, потому что в первый раз ты посмотрел на меня прямо, не отвел быстро взгляд, как другие. Не глядел с неприязнью, сомнительностью даже.       — Сомнительностью?       Реймонд чуть наклонился, опираясь на руки. Лицо Паттерсона, украшенное привычной хитростью, спокойным ясным взглядом, еле заметными мешками под глазами. Вот бы у них было больше времени, ещё совсем немного.       — Как будто я кусок дерьма или типа того.       — Тоесть, мой взгляд… «С самого начала все сказал за меня что ли? — в мыслях недоумевал Коттон. — Да нет, я же тогда даже не думал о таком».       — Ты смотрел с интересом, без презрения. Я и так не понимал, где нахожусь, куда меня ввели, зачем раздевали, — Норман отвёз голову в сторону, тяжело сглотнув, — а ты был будто не из них. Твой взгляд успокаивал, а не пугал.       Реймонд поцеловал его в лоб в благодарность за откровение, но, стоило вспомнить хронологию их взаимоотношений, захотелось как следует врезать себе прошлому.       — Я таким ублюдком был, — серьезно произнес Коттон, отведя взгляд. Норман вздохнул, переплетая их пальцы, — ты не представляешь, как мне стыдно.       Норман ничего не ответил, с горечью смотря на него, но Реймонду не нужны были слова. Достаточно знать, что Паттерсон принимает его и таким прошлым холодным ублюдком.       — Ты слушал меня, ввел диалог, пусть не всегда меня устраивающий, — тихо начала он, повернув голову и пряча взгляд вместе с носом в ладони. — Ты постоянно что-то записывал, если мы говорили, приходил все с новыми и новыми записями. С тобой было легко, даже спокойно, что ли, так что я…       Дверь скрипнула, Паттерсон резко притих. В проеме показалась Гильда, потиравшая глаза — видимо, она все же решила его проводить, несмотря на то, что ее еще в обед отправили домой. Она кивнула Реймонду, показала на наручные часы, а он уже углядел клетчатую рубашку у нее в руках.       — Положи на стул, пожалуйста, — аккуратно сказал Реймонд, что Харпер без лишних слов сделала.       Было ясно, что после истерики у нее не осталось сил хоть как-то реагировать на происходящее.       Реймонд переглянулся с Норманом: в его глазах уже тревога, страх.       Паттерсон, поняв все в один миг, подскочил и обвил руками его шею. Он отчаянно прижался, сминая халат Реймонда на спине.       — Норман…       — Дайте мне еще немного времени, пожалуйста, — проскулил он, на что Коттон сжал его талию, уткнувшись лбом в шею.       Но они оба знали, что им его все равно не хватит. Перед смертью не надышишься.       Тянуть больше нельзя. Реймонд, пересилив себя, не целует Нормана, как хотел бы, а лишь позволил ему расцеловать щеку и висок. Коттон аккуратно отстраняет его, так что Паттерсон оставил последний легкий поцелуй на скуле и первым поднялся на ватных ногах. Коттон молча дал одежду, не зная, как вести себя сейчас, боясь выйти из палаты, здания. Боясь увидеть машину, посадить туда Паттерсона и… А что дальше? Что будет с ними дальше? Ранее его никогда не пугала неизвестность так, как сейчас, не бурлила кровь внутри от волнения, не хотелось все бросить и закрыться изнутри, остаться с Норманом и говорить, прямо как сейчас: непринужденно, свободно, словно у них еще полным полно времени.       Паттерсон снял больничную кофту, Реймонд остановился взглядом на его спине. Он немного поправился, что, несомненно, хорошо. Руки были такие же тонкие, очертания позвоночника уже представляли впадину посередине, лопатки заворожено двигались, когда вся белоснежная утонченность скрылась под тканью рубашки. Норман повернулся, посмотрел на него без улыбки, словно намеревался что-то сказать, отчего Реймонду стало тошно — почему все вообще происходило именно так?       — Ты мне нравишься, — вполголоса произнес Паттерсон, не прерывая зрительного контакта ни на секунду.       Признание не привнесло в его грудь облегчения, а совсем наоборот.       — Норман, не говори такого, — первым отведя взгляд, ответил Реймонд.       Нет, он не готов был услышать это сейчас, на пороге чертовой разлуки неизвестно насколько.       Но вместе с этим ему захотелось улыбнуться, даже рассмеяться по-дурацки и обнять, целуя макушку.       — Я тоже чувствую и хочу об этом говорить! Если бы я знал, знал заранее, я… — запнулся он, но Коттон в два шага подошел к нему, соприкоснувшись лбами.       Норман всхлипнул и криво улыбнулся, руками поглаживая щетину на лице Реймонда. Коттон тут же положил руки на его талию, поправляя рубашку, ведя кисти выше, до лица. Он не верил, что эти порывы, трепет, ощущение, что в следующую секунду он задохнется, и есть чувства, и есть эмоции.       — Спасибо тебе, ягненок, — шепнул Коттон, соприкоснувшись носами и мягко целуя дрогнувшие губы.       Отправляя его в неизвестность, он решил оставить надежду у себя. Он решил открыть для себя, что значит безусловно верить во что-то, видя вокруг подтверждение обратного.       — Норман, просто запомни: «Трентовская психиатрическая больница». Я буду тут, слышишь?       И Норман ответил слабое «Да».       Выйдя на крыльцо, держа руку между лопатками Нормана, словно ведя, Коттон тут же увидел ее силуэт у ворот. Все-таки она пришла.       Норман шел ровно, не смотря по сторонам, не оборачиваясь. Его руки смиренно лежали в карманах больших брюк, на голову была надета потрепанная кепка, почти полностью скрывшая светлые волосы — так он еще больше похож на простого рабочего, подумал Реймонд. «Однако ему намного лучше шли бы костюмы».       Белла оглянулась, услышав скрип ворот. Сглотнула, невольно выпрямилась и взглядом указала на машину.       — Водителю я все объяснила. Так что…       — Мы поняли, — твердо ответила Гильда, стоящая рядом.       Она аккуратно коснулась плеча Нормана, отведя в сторону. Реймонд убрал руки в карманы, немного поежился от прохладного утра. Солнце уже светило в лицо из-за деревьев вдалеке, отчего все вокруг бликовало и ярко отражалось. Он невольно огляделся, не слушая хриплых наставлений Гильды, осознавая, что все вокруг выглядит… Мило? Коттон не знал, как еще описать приятные теплые цвета, расстелившиеся пятнами в поле, свет, искусно падавший на деревья и кустарники, певчих птиц в глубине леса, запах свежей травы, будто после дождя. Мир оживал.       — Извините, можно побыстрее? Мне к определенному времени надо его доставить, — внезапно в тишину ворвался закуривший водитель, перебив Харпер.       — Простите, — формально пробубнила Гильда, тут же возвращаясь к Норману. — Ты меня понял? Все будет хорошо, Норман, я обещаю.       Паттерсон кивнул, шепнул ей что-то на ухо, вызывая вымученную улыбку у Харпер, и повернулся к Коттону. Быстро подошел, поправляя кепку.       — Нравоучения дали? — прищурившись, спросил Реймонд.       — Миссис Зеленые волосы неизменна, — пожал плечами Норман, тихо усмехнувшись.       Реймонд думал не утяжелять ситуацию и напоследок отшутиться, но Паттерсон, стоило им посмотреть друг на друга, кинулся в объятия.       И Коттон обнял, наплевав на окружающих.       — Все это время я тебя так долго ждал,       Но я вернусь, возьму я и приеду, — шепнул Норман, спрятав лицо. Реймонд прикрыл глаза, запоминая все до мелких деталей, чувствуя нервный трепет внутри, уколы иголок на пальцах. — И ты расскажешь мне, как ты больницу улучшал,       И заведем мы с тобой равную беседу.       Коттон втянул носом воздух, прикрыл глаза и в самое ухо твердо ответил.       — Хорошо, — в голове добавив родное по-своему «ягненок».       Когда он сел в машину, их взгляды не отрывались друг от друга. Ни тени улыбки, лишь попытки поймать неизбежное, отчего Коттона пробило на…       Слезы.       Белла в последний момент подошла к окну и что-то шепнула Паттерсону на ухо, но Реймонд уже отвернулся и отошел совсем, шокировано уставившись себе под ноги. В горле ком, в глазах немного печет, словно он и впрямь сейчас прослезится.       А затем он уехал. Тяжелая серая машина, освещенная только вставшим солнцем, забирала с собой его Нормана, оставляя пустоту. Реймонд глядел ей в след до самого поворота, даже не зная, что чувствовать, когда совсем потерял ее силуэт. Все закончилось, его здесь больше нет, нет в округе. Глаза начало печь сильнее, он попытался выдохнуть, лишь бы остановить этот поток. Теперь между ними пропасть из расстояния, страхов и одной лишь тонкой надежды. «Сведет ли нас когда-нибудь судьба? — вольная мысль, ничем не подкрепленная, но такая живая, что запомнилась Коттону лучше всех слов, сказанных когда-то».       — Есть ли у меня шанс что-то исправить? — тихо воскликнула Белла.       Ее голос пронзил тишину, отдаленный шум речушки, ветер, шелестящий листья. Ее голос волнительный, слабый, на который Реймонд медленно повернулся корпусом, готовый усмехнуться: и ее глаза красные. Гильда давно молча ушла вперед, и уже сейчас закрыла главную дверь.       Но Белла и не думала убегать.       — Есть, — ответил Реймонд, поймав ее отчаявшийся взгляд, — он всегда есть, миссис Адамс.       Он не мог злиться на эту женщину, даже зная, что только она стала причиной опустошения тринадцатой палаты. Не мог отвернуться от нее, не мог не ответить, проигнорировать и уйти. Потому что Норман, ягненок, удивительный человек заставил его пробудить то, чего избегал, открыть людям то, чего сам боялся.       В какой-то момент и Белла сломалась вслед за Реймондом.       — Мне так стыдно, так стыдно… — корила себя она, скрестив руки и уткнувшись в плечо Коттону. Он молча слушал ее всхлипы, спасая от ветра спиной, держа руку на тонком плече. — Что я делаю, Реймонд… Мой муж умер, а я, я просто измываюсь над ним! Я ведь догадывалась… Эта фотография Августа, его бешеный взгляд… А как он запирался в туалете с ней, Рей! Господи, я такая идиотка!       — Тише, тише… — шептал Реймонд, чувствуя странное, необъяснимое облегчение вместе с тяжестью утраты, превратившейся в ощутимый осадок на душе.       Его глаза все еще были мокрыми, а туш Беллы отпечаталась на халате, когда он завел ее в здание.       Этим июньским утром она наконец-то проснулась, а он простил ее. Этим июньским утром он доверился ему и впервые дал шанс их истории. То дерево, взращенное отцом, наконец-то треснуло и рухнуло, а вместо него появилось ядро необъяснимой легкости: надежда.