Убийство образов.

      В голове застучал звук проклятого сердца, заглушивший все остальное. Его лицо, фигура, даже пальцы, которые он робко потирал, не сдвинувшись с места… Реймонда хватило лишь на то, чтобы сглотнуть и подавиться кислородом.       Это, должно быть, проекция его головного мозга, больная и уже изрядно измотанная?       Воспоминания с головой потопили его, оставив отголоски разума оправдываться перед ним, реальным. «Быть не может, — мелькнуло в голове, но нет — прямо перед ним Норман».       Реймонд так и не сел, забыв про счет времени. Норман неловко втянул губы, дыхание успокоилось, а взгляд все также был прикован к Коттону, намекая на хоть какой-нибудь ответ. Реймонд, только открыв рот, понял, что совсем ничего не может из себя выдавить, словно он в бескрайнем космосе, где есть только его мысли, дрожь в теле, отдавшаяся преимущественно в колени и сухость в горле.       — Проходи, — отводя взгляд, прокашлявшись, пробормотал Реймонд.       Нет, для такого старика как он, это слишком не перевариваемая ситуация. Норман кивнул, опустив взгляд, видимо, тоже смущаясь собственного появления, быстро приблизился, поставил захваченный чемодан на стул и присел, поправляя пиджак, на другой. Бросив взгляд на потрепанные пуговицы, складки, образованные из-за долгого сидячего положения, светлое пятнышко на рукаве, ровный треугольный воротник, а под ним, о господи боже, белоснежная рубашка! Сначала Реймонд не обратил внимания, но сейчас, потирая руки и не собираясь садиться, она особенно бросилась в глаза. Аккуратная, размер в размер… «Где же ты был? — голос в голове подал то самое тихое, нежное «ягненок», но Коттон отмахнулся. Сейчас перед ним не ягненок, а настоящая снежная лиса, если такие вообще бывают: такая же спокойная, с мягкой улыбкой и блестящими глазами».       Как он нашел больницу? Как лечение? Рекомендации передали? Они подействовали? На чем добрался? Не укачало по дороге? Не жмут ботинки? А что в чемодане? Обзавелся состоянием? Как процедуры? Не было больно? Откуда пиджак? А сколько был в клинике? На чем приехал? Как ты? Как ты, Норман?       — Чай, кофе? — потирая челюсть, немного облокотившись на стол, чтобы наконец-то расслабиться, первым воскликнул Реймонд.       Забывшись точно так же и пересекаясь с ним взглядом, Паттерсон резко проморгался и быстро снял шляпу, секунду подумав.       — А есть зеленый чай?       У него отрасли волосы, и, смотря на него сверху, Коттон даже нахмурился: проплешин не было совсем, лишь растрепавшиеся, зачесанные назад пряди по длине точно ниже ушей. Он что, вышел со страниц обложки журнала девяносто второго года или откуда в нем все это?!       — Есть все, — завороженный, ответил Реймонд.       Поставив чайник, он сел напротив Нормана. Рука дернулась, чтобы погладить щеку, но он себя остановил. Во-первых, Паттерсон только приехал и не факт, что до сих пор питал чувства к нему, да и вообще был за любой тактильный контакт. Все-таки расстройство сказывалось на его восприятии. А во-вторых, это уже не тот Норман, что был прежде. Он явно давно не дергал головой, больше не задирал подбородок. Легкая приветливая улыбка и… Глаза. Реймонду казалось, он сидит уже не несколько минут, а целую вечность, смотря в ярко-голубые глаза. В них нет пустоты, даже оранжевые блики от ламп казались играющими во взгляде, направленном глубоко в Коттона.       Они продолжали неловко молчать, только чайник шумел на фоне. Реймонду хотелось думать, что это совсем не неловкость, а лишь общение взглядами, когда объяснений не надо, но сам без конца потирал запястья, даже не притронувшись к шариковой ручке рядом.       — Так значит, ты теперь управляешь здесь всем? — оглянувшись, начал Норман.       — Да, уже как года два или около того, — кивнул Коттон. Закусил губу, понимая, что продолжать диалог просто обязательно, но чувствовал дрожь в голосе, пустоту в голове.             — Работы много, но не пыльная, больше думать надо.       — Всегда было интересно, чем она занималась, — поставив локоть на стол и продолжая бегать взглядом по полкам, задумчиво протянул Паттерсон.       Для Коттона это стало прямым намеком, по крайней мере, любопытный взгляд Нормана не мог его обмануть. Реймонд тоже огляделся и, пользуясь преимуществом в виде кресла на колесиках и достаточным пространством между столом и подоконником, отъехал к шкафу, вытаскивая пару папок и вспоминая, что это и о чем. Боковым зрением он заметил, как Норман пододвинулся ближе — он все делал правильно.       — Основная часть всей информации — отчеты о поставках и счета за воду, электричество, газ. Конечно, хотелось бы, чтобы первого было больше, а второго меньше, но пока всё наоборот, — Норман усмехнулся в ответ на это, и Реймонд посмотрел на него еще раз.       Паттерсон даже сидел, как тогда: подперев ладонями подбородок, в упор смотря на Реймонда. Нет, все-таки его характерные черты и привычки никуда не делись, а, быть может, он просто никогда не забывал, каким был с Реймондом. Внутри разлилось странное ощущение, похожее на тепло, оседавшее, как дым, в легких.       — Когда Белла уехала…       — А где она сейчас, не знаешь? — перебил Паттерсон, будто ждал ее упоминания.       — В девяностом она уехала в Белмонт. Разве она, — он закусил губу, аккуратно продолжив, — она не приезжала к тебе в МакЛин?       — Мы говорили несколько раз, помню, фрукты привозила, — Паттерсон посмотрел в окно, словно присматривался. — Она будто другой стала, а когда меня выписали, сказали, что она уехала из города.       Реймонд нахмурился, удивившись сразу тому, что Белла опять уехала куда-то, и тому, что лицо Нормана после сказанного не отразило ни единой эмоции, оставаясь таким же спокойным, умиротворенным.       — Если бы я знал хотя бы адрес, письмо бы отправил. Все-таки, она… — он на секунду замолчал, опустив взгляд и поджав губы. — Она навещала меня, своим присутствием помогала со всем справиться.       Его слова отдались пронзительный болью и шумным глотком кофе. Он посмотрел в кружку: напитка была ровно половина.       — Если мне придет от нее письмо, — глухо ответил Реймонд, бегая взглядом по полкам, — я позвоню тебе.       — Но тогда тебе нужен будет мой номер, — ухмыльнулся Норман, но Коттон не рисковал и все также был отвлечен на толстые папки. — Я оставлю тебе где-нибудь позже, ладно?.. Подожди, а вон там, сверху, случайно не…?       Реймонд поднял руку, Норман попросил повести ее на себя до тех пор, пока его пальцы не почувствовали холодный картонный корешок. Казалось, он мог узнать эту книжонку так просто, на ощупь очертив выпуклые римские цифры.       — Уже четвертое? — не сводя взгляд с пальцев, вытаскивавших книгу в синей обложке, на одном дыхании сказал Норман.       — Нет, третье, дополнение, — пояснил Реймонд на обложке букву R. — Выпустили относительно недавно, но… — он не сдержал улыбки. — В этом пересмотре окончательно убрали гомосексуальность из реестра психосексуальных заболеваний, дали примерные описания некоторым заболеваниям, пусть только на уровне исключительно клинических особенностей. По сравнению со вторым переизданием, ее даже приятнее держать.       — А третье у тебя есть?       — Конечно, по нему уже и Изабелла работала, но я сразу отложил, как пост занял.       Норман попросил справочник и Реймонд тут же достал его, словно этого и ждал. Любопытство, ярый интерес в глазах, пожалуй, стали главным преступником вечера: могли запросто отвлечь Коттона от всего. Он уже замечал это когда-то, когда Норман впервые зачитался вторым переизданием. Коттон все еще помнил, как они тогда обсуждали шизофрению.       Норман провел пальцами по твердой обложке, Реймонд заворожённо смотрел на плавные движения, невольно опираясь на ладонь подбородком: нет ничего лучше счастливых или, по крайней мере, радостных людей. И когда ему успели так промыть голову, что теперь чужая радость так грела сердце?       А может, все потому, что его радость не могла не греть?       — В девяносто четвертом хотят издать уже четвертое, а пока мы разрабатываем систему только по нему, — он повертел DSM одной рукой, осматривая будто впервые. Он заметил, как Норман поднял бровь и только хотел спросить, что за система, как Коттон сразу пояснил. — Систему номеров пациентов. Понятно, что имена и фамилии почти трехсот человек не запомнит никто, а разбираться в карточках как-то надо. Я думаю расширить номера, добавить номера палаты. Пробовал вешать распечатки карточек на кровати пациентов, но почти все были порваны либо ими, либо их соседями на следующий день, так что пока все только в разработке.       — Мне кажется, создание личных номеров для каждого пациента подчеркнет их индивидуальность, — отвлекаясь от справочника, но прощупывая и листая страницы, воскликнул Паттерсон. — У нас так в клинике было.       — Думаю, ты сам понимаешь, — медленно протянул Реймонд, замявшись, — что лишь единицам, как ты, будет дело до такого, а медперсонал будет ворчать от количества работы и ненадобности.       — Всем нужна индивидуальность, потому что это будет видеть общество, — уверенно произнес Норман, посмотрев в его глаза.       Коттон задумался, качнув головой, посмотрев куда-то в потолок. В какой-то степени Норман и прав, да вот только сколько мороки будет с тем, чтобы работники не перепутали одну цифру в номере и не выписали мальчику с деменцией те же нормотимики? Быть может, когда-нибудь, но не сейчас.       А когда тогда?       Норман пролистнул все страницы одним движением и поднес в лицу, шумно вдохнув. Реймонд усмехнулся, не сводя взгляд. Паттерсон, словно довольный кот, продолжал любоваться справочником, будто она самая прелестнейшая из всего возможного.       — Обожаю запах новых книг, — объяснил Норман и вдруг встрепенулся. — А третье переиздание у тебя все-таки осталось?       — Наверное, только в архиве, а что? — вдруг выпрямился Реймонд.       — Я читал его в клинике, хотел посмотреть, есть ли разные издания — мой психиатр сказал, что да, но у них только в одном формате. Я вообще неплохо поднял словарный запас, начитался разных историй. Не скучал, если так вообще можно сказать, — он усмехнулся, а       Реймонд смотрел на него, словно он мифическое существо: настолько сжалось сердце, гортань дернулась. «Норман устрашающе спокоен, словно… Словно либо хотел что-то скрыть, либо пришел не остаться, а попрощаться».       Чайник щелкнул, Реймонд только заметил его шум, повернулся. Легкая тюль изогнулась под легким ветром, слой пара повелся вслед за ним. Коттон на секунду прикрыл глаза, настраивая себя на прежний лад: больше всего не хотелось засорять голову негативными мыслями в тот момент, когда хотелось запомнить Паттерсона, нового, другого в самых мелких деталях.       — Слушай, как смотришь на то, чтобы разместиться на диване и все обсудить? — вскакивая и осознав, что кружка, помимо его собственной, сейчас наполнена недопитым чаем Гильды, Коттон быстро ее взял, обходя стол. Он чувствовал, как его взгляд скользит по каждому движению. — Все равно о работе я могу забыть на это время.       — А разве директор не самое ответственное лицо в больнице, которое должно всегда работать? — с хитрым прищуром, но уже не тем капризным тоном, а наигранной издевкой спросил Норман.       — Разок всем можно, — уже надавив на дверную ручку, Реймонд головой кивнул в сторону дивана.       Шум воды и зеркало напротив раковины заставили Реймонда удивляться самому себе еще раз. Взгляд такой бешеный, даже нервный, волосы немного растрепались, видимо на ветру. Его будто подняли рано утром и заставили назвать всю таблицу Менделеева. «Нет, когда такое было, взгляд уже был уставшим, — хмыкнул про себя Коттон, опираясь на края раковины».       Он боялся возвращаться назад точно так же, как говорить с Норманом. Боялся опозориться, показать себя в более худшем свете. Когда у него появились такие мысли? Наверное, когда он понял, что сердце стучало часто, а потухнувшие желания поджигали вновь. Наверное, когда Паттерсон был таким безмятежным, словно внутри него ничего не разгоралось. «Да чему бы разгораться? Рей, это были односторонние чувства, — уверял он себя, но сказанное Паттерсоном, когда он менял больничную кофту на уличную, было чем-то большим до сих пор».       Когда он зашел, Норман уже расположился на диване. Чемодан оставался на стуле и, когда Реймонд кивнул на него с вопросом, не забудет ли потом, Норман лишь отмахнулся.       — Нет, я его столько тащил, что привык к чему-то в руке.       Коттон пожал плечами, стряхивая кружку, кидая пакетик и вытаскивая бисквиты. Он мысленно поблагодарил чутье, заставившее именно сегодня прикупить чего-то сладкого.       Словно он с самого утра ждал гостей, просто сам того не осознавал.       — У тебя прибавился медперсонал, да? — невзначай спросил Норман, отпив чай. Реймонд сидел рядом, щелкнул светильником — теперь кожа Нормана по оттенку напоминала неспелый персик. — Так много девушек ходило…       — Да, много стажерок, ходят и очаровывают дежурных, но, думаю, это всегда так было, — усмехнулся Реймонд, вспоминая, как его очаровала Бетти в школе, потом обманчиво Джесси на парковке. Сколько ошибок он наделал, сколько раз сомневался в себе, чтобы прийти к этому моменту, где его сокровище сидело перед ним и ровно держало кружку, не дергая рукой. Норман, не моргая, смотрел сквозь него. — Все хорошо?       — Да, я просто думаю, — моргнул Паттерсон, наклонившись к кружке.       — О чем? — тут же произнес Реймонд по инерции.       Будь они на три года младше, он бы и тогда задавал вопросы на каждое его слово. Волнение сидело в нем, как блоха в шерсти собаки, выедало все, что можно и не оставляло следов к ее обнаружению.       — Тебе точно будет интересно? — с сомнением спросил Норман.       Но Реймонд даже не думал о таком.       — Мне всегда интересно все, что ты говорил, — он скрестил руки, расслабленно облокотившись на спинку. — Разве могло что-то измениться?       — Я странно себя чувствую, — пожал плечами Норман. А эта привычка пожимать плечами в неловкие признания не исчезла. — Тут столько девушек разных фигур и характеров, думаю, очень подходящих тебе. Ты же нашел себе кого-то, да?       Норман опустил взгляд ниже его лица, Реймонд сразу просчитал примерный угол и сам посмотрел на свои руки.       — Я, наверное, лезу туда, куда не стоит, — пробубнил Паттерсон, нахмурившись, явно чувствуя себя придурком. Он поднял руку ладонью к нему. — Иногда у меня все еще бывают необдуманные фразы, не подумай ничего, я не…       Коттон, тут же пересекаясь взглядом, и понимая, что попал в яблочко, накрыл его плечо одним движением.       — Я так и не полюбил женщину. Ни одну. Не тянет к ним совершенно, — посмотрев в стену напротив, он почесал затылок. — Как-то пусто с ними. Сначала клокочет что-то внутри, но после первой ночи проходило всегда. За все это время я был только в одних отношениях, да и то меньше трех месяцев — потом совесть начинала терзать. Будто это место всегда занято было.       Коттон сначала не понял, что сказал, но после ошарашено уставился на Паттерсона, чувствуя, как его плечо дернулось, а глаза широко распахнулись.       — Может быть… — выдал Норман, остановив руку с кружкой на середине пути к губам. — Нет, ничего.       — Что? — решив не подать виду, Коттон криво усмехнулся.       Однако они оба услышали все правильно, и поняли, вероятно, тоже.       — Нет, это бред, — отмахнулся Паттерсон, нервно хлебнув.       Реймонд закусил изнутри щеки, желая не оставлять между ними никаких неловких пауз, иначе самые разные мысли так и напрашивались на анализ. «Черт бы меня побрал».       — Я и твой бред помню, — задумчиво протянул Коттон, прикрыв глаза на секунду: и правда ведь помнил, очень многое помнил.       — Хей, это был не бред, — иронично отозвался Норман, нахмурившись. — Только так я мог докричаться до окружающих!       Реймонд недоверчиво повернул на него голову, оскалившись. Руки, скрещенные на груди, пришлись как нельзя кстати, он немного выпрямился.       — Знаю-знаю. Но розовые шторы и сопли… Мда, Норман…       — Тц, нашел над чем смеяться! Вспомни себя, как ты паука испугался!       — Говорит тот, кто вокруг куста с розами водил хороводы.       — Да ты сам не лучше! Вспомни, как со стула почти грохнулся.       — А ты сам уже и забыл, как вечно меня подначивал?       — Но ведь не я краснел, когда в щеку поцеловал.       Норман положил ногу на ногу, поставил локти и оперся подбородком. Реймонду пришлось сесть ровно, оказавшись с очаровательным противником на равном уровне. Он выгнул брови, уже и не помня, краснел на самом деле или Паттерсон просто лукавил, но решил идти до конца.       — Я? — он указал на себя пальцем, пока Норман, в чьих глазах вовсю плясала игривость, повернул голову на бок. — Да я в жизни не краснел от поцелуев!       — Но ты даже убежал от меня! Рей, да ты точно покраснел тогда!       Резко движение его руки и он заробел, почти коснувшись лба Коттона. Реймонд рефлекторно отстранился, чем, вероятно, и вызвал растерянность Паттерсона.       — Просто хотел щелбан дать шуточный, — пояснил Норман, убирая руку. — Эмоции, все дела.       Реймонд поддался вперед, глухо хмыкнув и подставив лоб. Пусть лицо и было спокойно, но рука сжалась в кулак. Паттерсон не говоря ни слова, легонько щелкнул его и недоверчиво покосился на поднятый взгляд.       — Ну, надо же было порадовать твое чувство превосходства.       Норман цыкнул и одним движением снял очки только расслабившегося Реймонда.       — Лучше порадуй меня своим прежним лицом, а то очки делают тебя еще более занудным.       — Теперь я зануда? Да ладно, Норман, кто из нас еще зануда?       Но Норман лишь рассмеялся: и как они, мужчины за двадцать упивались подобными детскими разговорами? Но для Реймонда это стало отдушиной после рабочего дня с физической стороны, тогда как морально он не находил себе места, а потому заново учился отключать мозг.       Очки он все-таки не тронул, когда потянулся к чашке с кофе, а после перебил Нормана, заговорившего про доставки, одним, пожалуй, самым нетерпеливым вопросом.       — Как твое заболевание?       Паттерсон ожидал этот вопрос: поставил чашку, положив руки на колено и смотря куда-то в окно. Реймонд мельком повернулся тоже: уже начинало темнеть, ветер усилился, приоткрыв форточку. Тюль вилась под его дуновением широкими волнами все сильнее и сильнее.       А сердце Реймонда только начало успокаиваться, разве что по телу пробегала дрожь при одном внимательном взгляде на него: нет, он стал чертовски привлекательным в свои двадцать один, как в профиль, так и в анфас. «Найти бы тебе хорошенькую девчонку, — мельком подумал Реймонд, смотря на юное для него лицо, но, зная его историю, отметил не свойственный юности задумчивый, подозрительно непоколебимый вид. — Я в его годы был совсем другим».       И это осязание не могло не делать больно: ничего хорошего в раннем взрослении не было и никогда не будет. У Паттерсона слишком рано забрали детство и беззаботность, взвалив огромную ответственность и кошмары.       — Ну, сейчас я в стадии ремиссии, меня выписали, назначили препараты, которые я пью через день, — начал Паттерсон пожав плечами и все смотря в сторону тяжелого стола. — На самом деле, шизотипическое расстройство не такое страшное, как шизофрения, но у меня обнаружили не только его. Я, я… Эм, ну…       — Не торопись, — Реймонд на выдохе накрыл его руку, отвлекая. — Если тебе тяжело, то не надо, я не требую.       — Все в порядке, я способен говорить об этом, — слабая, на удивление доверительная улыбка Паттерсона и снятие руки Коттона сделали свое, — просто говорить это вслух кому-то кроме психиатра из клиники очень волнительно. Когда я уехал, в дороге, как мне сказали, у меня случился острый приступ психоза, скорее всего, сильные галлюцинации…       — Синдром отмены, — тут же пробубнил Реймонд, ответив за него, ведь Норману тогда не давали клозапин с утра.       — Да. Мое состояние по прибытию ухудшилось, у меня случилась дереализация — мир для меня просто был пустым. Мне сказали, что рефлекторно я все-таки функционировал, — он странно хмыкнул, будто хотел усмехнуться, но в их ситуации было не до смеха, — держал ложку, ел, но даже не понимая, что именно. Время для меня не шло, я смутно помню всё, будто вокруг белая стена, только голос в голове. Когда я позже начал говорить, я удивлялся, почему не забыл слова.       — Ты сказал, что помимо шизотипического расстройства тебе поставили что-то еще.       Норман сглотнул, делая глубокий вдох и выдох. Реймонд кончиками пальцев чувствовал его волнение.       — Посттравматическое расстройство и подозрения на депрессию, — на одном дыхании выдал Паттерсон, а Коттон горько прошептал «так и знал». Следы мужа Беллы на нем не могли пройти бесследно. — Все мои панические атаки на определенные слова или темы как раз связаны с первым, а второе могло развиться из-за резкого синдрома отмены — в клинике клозапин мне уже не давали, поставив, вроде бы, на какие-то транквилизаторы и нейролептики.       — Сколько ты там был? Именно госпитализация?       Норман поджал губы, опустив взгляд.       — Полтора года. Они могли и отпустить раньше, но психиатр настоял, — он начал говорить тише. — Мы с ним долго… Долго обсуждали электрошоковую…       — Только не говори мне, что… — его голос погрубел тут же, а Реймонд был готов собирать вещи и ехать в МакЛин для разбирательств с врачами.       Норман остановил его вымученным взглядом.       — Да, чтобы не прописывать мне антидепрессанты и без того нагружать организм, мне сразу прописали ЭСТ. Все со слов моего психиатра, Рей, но они делали что могли.       Коттон тяжело вздохнул: электрошоковая терапия была его слабым местом, которое он до сих пор обходил стороной после этого случая. Слишком невыносимо видеть пациентов на кушетке, с испуганными глазами, ломавшимися ногтями — настолько сильно они сжимали неподдающуюся ткань кушетки или впивались ими в собственные ладони, совершенно не представляющих, что произойдет в следующее мгновение. Пожалуй, данная процедура была самой спорной: скажешь прямо и как есть — пациент откажется и ни за что не доверится врачам, а умолчишь — так хотя бы можно контролировать особо буйных.       — Да, сначала было страшно, очень. Только на ЭСТ я осознавал, что сейчас будет, тихо скулил, но тело всегда неподатливое было, так что меня везли — видимо, я изрядно был травмирован этим здесь, что только очередной шокирующий опыт становился лечением. Даже сейчас, если думаю о кляпе, становится не по себе. Так продолжалась некоторое время, а потом я… Начал оживать и вне процедур, — пусто смотря вперед, явно не без боли вспоминая то время, тихо говорил Норман.       Реймонд чувствовал, что необходим ему, но боялся тронуть, задеть не так, как надо. Он аккуратно, пробуя еще раз, положил руку ему на плечо и Паттерсон тут же среагировал, повернувшись. Реймонду было горько, горько внутри смотреть в его глаза, чувствовать его попытку расслабиться, но ведь не зря говорят, что глаза боятся, а руки делают.       — Мое молчание продлилось около нескольких месяцев, в это время меня как раз водили на процедуру. И в один момент я проснулся, увидел фигуру, бейджик… Заговорил с психиатром, он оказался очень хорошим и терпеливым человеком, — его голос дрогнул, он сам пододвинулся к Коттону. Реймонд просто слушал, проникал в боль Нормана, молча проживая его с ней — это все, что он мог сделать для него, — правда, Рей, я чувствовал себя услышанным. Он мне открыто сказал все диагнозы, видя заинтересованность, все объяснил, чем, конечно, заработал мое доверие. Мы очень долго прорабатывали детство, я вспоминал все, что со мной случилось тогда… Учился контролировать собственные припадки, слышать себя. Не «Бога», а именно себя.       У Реймонда невольно сжалось сердце, словно в него брызнули холодную воду, освежая мысли трехлетней давности. «А ведь я совсем ничего для тебя не сделал тогда».       — Я даже читал, мне принесли и художественную литературу, и публицистику, — он слабо улыбнулся, Коттон погладил его по плечу. — В какой-то момент я стал будто осознаннее. Не было перепадов настроения, разве что я плакал часто, но Джек — так звали психиатра — говорил, что это освобождение. И правда, Рей, самое настоящее освобождение. Я чувствовал такое только тогда, когда…       Норман на секунду нахмурился, поднял взгляд в потолок, а у Реймонда все упало на пол.       — Когда мы с тобой разговаривали и ты… Выкрал меня из больницы? — будто спрашивая у Реймонда, воскликнул Норман. — Да, именно тогда я впервые ощутил нечто подобное.       — И как тебе это ощущение? — аккуратно спросил Коттон.       — Как будто я ожил, никак по-другому не опишу, — в уголках глаз показались морщины, такие светлые и еле заметные, но Реймонд давно хотел их поцеловать. — Я чувствую себя умным и подготовленным к жизни. Я знаю природу своих галлюцинаций, знаю, что делать, когда у меня нахлынывает истерика, сам контролирую принятие таблеток.       — А «Бог» еще появляется? — вопросы шли больше на автомате, хотя Коттон до сих пор пытался прислушаться не к себе, а именно к нему.       Будто сейчас окончательно начал бояться его потерять, но был бессилен, не замечая ничего вокруг, кроме слов, слов, слов… Норман покачал головой.       — Только его шепот, да и то давно неразборчивый. Джек сказал, что он вернется, просто через время. Моя единственная пожизненная проблема — это мое заболевание. Стадии ремиссии держатся от нескольких месяцев до полугода, а затем около месяца, даже при условии интенсивной терапии, меня могут посещать ночные кошмары, панические атаки, голоса.       Норман явно прошел через это и по растерянному лицу и так ясно: шизотипическое расстройство, как и любое другое расстройство, поддавалось лишь частичному контролю. Укол боли пронзил внутренности Реймонда, он с сожалением посмотрел в пол, закусив щеки. Он даже не предполагал, что от осознания пройденного Норманом пути больно будет и ему.       — И так все по кругу, но это лучше, чем постоянные галлюцинации и внутренние конфликты, что было раньше.       — А где… — начал Коттон, нехотя подняв взгляд, но решив не показывать копившееся внутри. — Где ты жил после?       — Я думал, меня заберет Белла, но она уехала, так что еще год я жил в предоставленной квартире на пособия для людей с ограниченными возможностями. Много денег уходило на препараты, дневной стационар. Джек помогал бесплатными консультациями, я устроился на полный рабочий день в библиотеку, так как размер пособия был ну очень маленьким — да и я был способен работать.       — Значит, вы с ним приятели? — стараясь сделать тон голоса максимально обыденным, воскликнул Коттон.       — Да.       — А как ты на работу устроился? — оберегая вопрос «Как же ты сюда приехал? Зачем, Норман?», произнес Реймонд.       — Прошел собеседование: насколько помню, они лишь мельком посмотрели мои документы, изобразили ситуации с клиентами, научили работать с талонами и дали подписать договор. Белмонт меньше Трентона, так что у них недостаток рабочей силы, особенно в библиотеках. В принципе, я всем доволен, — протянул Норман, неловко посмотрев на Коттона.       Реймонд хлопнул его по плечу, поднимаясь и беря в руки кофе. Он не мог смотреть ему в глаза: казалось, прежние желания теперь стали отвратительными.       — Я рад, что… Что ты не пропал. Джек, видимо, прекрасный специалист.       — Да, но все же начало этому дал ты, так что я благодарен и тебе, — он повернул голову в бок, положив руки на коленях. — Да и, не знаю, как ты, но для меня то время…       — Норман, не надо, — перебил Реймонд. Поднял взгляд, полный растерянности, давно пропавшей улыбки. Это стало последней каплей, после чего Реймонд, прикрывая глаза руками, слушал бешенное сердце. — Норман, господи, я такой эгоистичный ублюдок. Я же абсолютно не думал про твое лечение! Мне стоило делать все то, что творил это Джек, а не…       — «А не» что? — тут же серьезно воскликнул Норман, стоило Реймонду на секунду замяться. Он взял его за запястье, оттягивая руку от лица — Реймонд поддался, понимая, как глупо выглядел — и мягко обхватил ладонь. — Рей, я все это время жил не только своим лечением. Еще полтора года назад я спросил у своего психиатра, что есть любовь и как она проявляется. И он мне ответил предельно просто: «Если человек среди всех людей в одном помещении тут же выберет тебя, если спросит, кто ты есть и что, попробует даже помочь, то это и есть самые настоящие чувства». И мне понадобилось все это время, чтобы решиться на это и приехать сюда.       Коттон не выдерживал и отвернулся, тяжело вдохнув. Внутри все сжималось от осознания, что Норман, этот Норман, где-то внутри все еще его Норман черт возьми прав. Он топнул ногой, совсем теряясь, падая в омут сумбурных мыслей, которые ранее отмахивал, но сейчас окончательно запутался.       — Послушай, — Паттерсон приблизился, коснулся его щеки, заставляя посмотреть на себя, — я вижу, что ты все еще винишь себя и в этом. Рей, ты не сделал ничего плохого, чтобы так корить себя.       — Вот именно: я не сделал абсолютно ничего, — грубо выдал Реймонд, брови сошлись на переносице, когда он посмотрел на него. — Зачем ты приехал? Норман, ты просто был мальчишкой, которому нужна была помощь, а я выглядел, прямо как насильник, — Коттон замотал головой, отрицая все, боясь самого себя, как маленького паука.       Потому что эти бесконечные споры ему так осточертели, выжали полностью, что Реймонд, наслушавшись хороших новостей от Нормана, просто начал сравнивать себя с этим идеальным врачом, не ввязавшимся в связь с пациентом. «Но ведь он больше не твой пациент. Он уже три года как не твой пациент, так его чего ты бьешься головой об стены?»       — Но именно ты вытащил меня оттуда. Только ты увидел меня среди всех, ты слушал мои бредни, ты рисковал своей репутацией, ты видел во мне больше, чем пациента, — Норман приблизился к его лицу, поглаживая колючую щетину и мешки под глазами. — Рей, ты дал мне больше, чем Джек: ту любовь, которой мне никогда не хватало. Не всё, что противоречит медицинскому кодексу, неправильно. Не все, что противоречит твоим нормам, неправильно. Рей, какой же ты иногда узколоб, раз все еще думаешь, что просто совратил меня, что я ничего не чувствовал! Ты никогда не был для меня врачом, а потому все, что было мною сделано, все мои чувства, всё было настоящим, а не созданным искусственно под гнетом того, что ты врач, а значит, всегда поможешь.       — У тебя просто не было выбора, — тихо произнес Реймонд, скривившись.       — Но сейчас он у меня есть, — на ухо добавил Норман.       Коттон не стал вырываться из ладоней, обхвативших его лицо. Взгляд, полный моря, спокойного, искреннего по отношению к нему, казалось, честного и с самим собой, своими чувствами — Реймонд глубоко вздохнул, чувствуя трепет внутри и свинец в голове, который давно хотелось вытащить.       — Норман, — шепотом произнес Коттон, чувствуя его дыхание на своей щеке, — почему ты вернулся?       — Потому что обещал.       — И это все?       — А еще потому что я скучал по тебе.       Лицо другого Нормана, не похожего на себя прежнего, но не менее удивительного, было так близко, что Реймонду казалось, будто он опять задохнется. Паттерсон тонкими пальцами гладил его челюсть, очаровывал взглядом, как в их первую встречу, в последующие. Почему Коттон вообще сомневался? Почему он опять начал бояться того, что нахлынуло? Ведь перед ним его Норман, который взял на себя ответственность когда-то, вселил необъяснимую надежду и вернулся. Не этот ли Паттерсон, которого Реймонд увидел сквозь израненное жизнью и людьми тело? Он самый.       Реймонд, осознав все одним потоком мыслей, дал себе свободу. Позволил убить наконец-то сидевшее неверие, призрачное отрицание и страх, страх, поглотивший его когда-то. Его хватило лишь на то, чтобы криво улыбнуться и упасть. Упасть головой на его плечо, упираясь носом в дрогнувшую шею и чувствуя под щекой подушку в виде мягкого плеча пиджака. Реймонд прикрыл глаза, чувствуя все прежнее, заснувшие в июне восемьдесят девятого и вновь проснувшееся сейчас. Ладони грели ему спину, Реймонд тихо рассмеялся, понимая, что всегда жаждал именно этих объятий, не скованных теперь ни чем: ни общественностью, ни личными загонами, ни посторонними в голове «ягненка».       — Ты не представляешь, как я скучал по тебе, Норман. Как же мне, черт возьми, тебя не хватало, Норман!       Прерывисто вздохнув, не держа больше тело в мысленных оковах, он навалился на Нормана полностью и даже не заметил, как тот ойкнул, и они приняли горизонтальное положение. Коттону было все равно, он лишь вдыхал тонкий запах стирального порошка с тем самым знакомым оттенком старой одежды и ведомым только ему домашним запахом Нормана. Такая привилегия была доступна Коттону вместе с возможностью аккуратно сминать поправившееся тело.       — Ты сейчас всю рубашку помнешь, — не сдерживая тихого смеха, произнес Норман, а его кисти трепали темные волосы Коттона.       Неважно, как глупо он выглядел со стороны, не важно, сколько сейчас времени. Он совершенно точно не хотел отстраняться от Нормана, казалось, погрузившись в сладкий и долгожданный омут.       — И пусть.       Реймонд затянул сигарету, смотря в поле, густоту темных деревьев. Он отложил всю работу, быстро собрался и вместе с Норманом вышел за ворота. Охранник, молодой парень, пожал ему руку на прощание и лишь кивнул рядом стоявшему Паттерсону.       Норман держался рядом, поймав общую волну, крепко сжимая чемоданчик. Ветер и недавние жаркие объятия окончательно растрепали его укладку, но теперь только отдаленно напоминали мальчишку-Нормана. Но Реймонд, покосившись на него на секунду, заправил пряди за ухо: такой Паттерсон нравился ему куда больше.       — Ты приехал на такси, да? — смотря на очертание города, спросил Реймонд. — Как тебе Трентон?       Все-таки, красиво в Трентоне — по сравнению с полным высоток, тесным и задыхающемся в собственном дыме Нью-Йорке, его город походил на маленькое пристанище спокойной жизни людей в возрасте. Если Гильду город всегда душил, она хотела в шум и толпу, то мечтой Коттона было, чтобы его оставили в покое. «Наверное, это лишь следы отца».       — Ну, теперь я вижу в нем не только глоток свежего воздуха, а неплохую инфраструктуру. Мне здесь нравится, приятный город, люди тоже выглядят обходительными. Я не знал, где брать такси, когда вышел с поезда, одна женщина мне все объяснила.       Реймонд кивнул, затянув сигарету, замолчав. Это была не неловкость — скорее, наслаждение миром, открытым и свободным для них двоих. Осенние сухие листья так терлись друг о друга, создавая звук льющейся воды, если особо не прислушиваться — Паттерсон тихо отметил это.       Реймонд предложил Норману сигарету, больше так, для вежливости, он отказался.       — Никогда не понимал тенденции курить, — протянул он, но не отошел, когда столб дыма потянулся в его сторону.       Небо было ясным, темным, лишь легкий просвет можно было заметить за очертанием больницы. За полем и небольшой рощей электростанция, которая все еще выключала раз в полгода электричество в больнице. Коттон ухмыльнулся, понимая, что именно прихоть начальника станции так сблизила их с Норманом.       — Ты здесь надолго? — нехотя спросил Реймонд, не смотря на Паттерсона.       Он точно также спросил, как предложил ранее сигарету, понимая, что это неизбежно. Реймонд поежился, а Норман, вздохнув, сделал шаг в его сторону. Робкое касание его рукава было невозможно не уловить, ощущение тепла, все еще блуждавший между ними ветер. Разве нужно Норману уезжать? Разве в этом есть какая-то нужна? Бог убит, хотя бы сознанием, Норман свободен, хотя бы временно.       Но у этого Нормана другая жизнь в другом городе, о чем Коттон не мог с сожалением вперемешку с радостью не думать.       — Честно говоря, поездка получилась совершенно спонтанной, так что у меня есть деньги только на обратный билет, — пожал плечами Норман. Реймонд не ответил, выдыхая, но он невзначай продолжил. — Хотя я бы хотел тут остаться.       — Так оставайся, — выпалил Реймонд, опустив сигарету. Переглянувшись, он легонько улыбнулся. — Заодно побудешь у меня, упадешь на мягкий диван. Когда прихожу с работы, тут же на него валюсь, а он не скрипит, как прежний.       — Так ты все-таки купил новый? — усмехнулся Норман, повернувшись к нему лицом. — Я все думал, изменится ли у тебя что-то за это время.       — Ну, когда появилась зарплата выше, я поменял некоторое в доме.       — Приехать, посмотреть, что ли, — протянул Норман, давно ехидно улыбаясь.       Реймонд цыкнул, ведь Паттерсон уже давно все понял.       — Поехали со мной, а? — выбросив сигарету и наступив, отчаянно прошептал Коттон.       В мыслях застрял образ Нормана, который снимает шляпу, оставляет чемоданчик сначала у входа, а после ужина раскладывает все содержимое по свободным полкам в квартире Коттона. Паттерсон, чувствуя на своей щеке большой палец, лишь вздыхает, понимая, что не может ничего изменить. Он приблизился, прикрыв глаза и слегка нахмурившись. Реймонд недоуменно посмотрел на него, решив не перебивать.       Вполне очевидно, что и в нем сидело очень много.       — Мне теперь кажется, что этих трех лет не было. По крайне мере, я бы очень этого хотел. Как будто меня перепрошили за пятнадцать минут и вернули обратно. Я так боялся, когда собирал вещи, когда садился на поезд. Думал, что ты меня либо забыл, либо уже поздно возвращаться, и ты давно занят, но… — Паттерсон, запнувшись и уже не зная что и как сказать, прикрыл лицо руками, усмехнувшись от безысходности внутри. — Я такой дурак, Рей.       Хватит с них терзаний, хватит постоянного волнения и дрожи в руках. Коттон просто не выдержал.       Он зацепил его подбородок, погладил скулы, ссутулился, но и Норман приоткрыв глаза, потянулся к его лицу. Мазнул пальцем по губам, когда чемодан упал с глухим звуком, а на плечи Коттона легли холодные руки.             — Я и сам дурак не меньше.       Он уже не так целует, с другим чувством. Его тонкие губы стали увереннее, в них проснулась жадность. Нет, в них двоих проснулись желания, погубленные когда-то, сейчас вырванные из клеток. Реймонд пару раз все-таки ударился о его десну, лишь напористее прижав его, языком чувствуя быстрое поднятие уголков губ. Поцелуи Паттерсона всегда были отдельными от всех поцелуев, ведь заставляли чувствовать волнение, отдававшее в теле дрожью. Спустя столько времени мандраж остался, но теперь Хьюберт уверенно касался его.       Коттону было так все равно на окружение, шелест листьев, возможное появление работников, их взгляды. Какая я разница, когда в груди все разрывается? Как разница, когда спустя столько времени к нему вернулся Норман?       Ему и дела нет до всего этого.       — Останься со мной, — выдохнул Реймонд, прижимаясь к нему лбом, чувствуя, как мурашки вновь пробежали по спине. — Норман, оставайся здесь, перевози вещи, работай в нашей библиотеке. У нас есть платные клиники с другими специалистами. Норман, оставайся, тебя никто отсюда не гонит.       Норман подставил свое лицо, ответно двинув лбом и проводя по острому носу своим, с еле заметным бугорком, если внимательно погладить пальцами — Коттон помнил это. Реймонд, наконец-то положив ладонь на его грудь, без стеснения забравшись под пиджак, расслабленно выдохнул.       — Да ведь только к тебе одному я приехал, так что и гнать не кому.       — Тц, вечно найдешь, какую фразу вывернуть, — цыкнул Реймонд, прикрыв глаза и наслаждаясь частым стуком. И все-таки он тоже, тоже…! — И откуда это все в тебе?       Норман лишь пожал плечами, не двигаясь с места, не отстраняясь, не прекращая гладить напряженные плечи.       Как будто он — давний сон, теперь ставший самой настоящей реальностью.