🎴
На дворе — ночь. Тэхен, у которого сна ни в глазу, рассматривает потолок. Спать втроем на одном разложенном диване весьма неудобно: Ким вжался прямо в стену, посередине спит Чонгук, а слева от него уместился Виталиан — с трудом, конечно, и он, удивительно, еще не свалился с дивана, хотя грозится. Чонгуку удобнее всего: его окружает тепло с двух сторон, одну ногу он закинул на бедро Виталиана, а рукой приобнимает его за шею; Виталиан обнимает его за талию, прижав к себе, чтобы было удобнее. Тэхен чувствует себя на этом диване лишним, но кровати нет, а на прохладном полу спать не хочется. Спать действительно не хочется. Тэхен ой как устал — до безумия, но организм попросту отказывается провалиться в сон. Он ни на что не обращает внимания, словно вокруг него абсолютно ничего нет. На душе как-то спокойно становится. Ким рад, что Чонгук в порядке, и рад, что Джевона теперь нет в живых. Все-таки этот ублюдок заслужил такой расправы. И если какой-то придурок посмеет еще раз поступить так с Чонгуком, то Тэхен, как минимум, снесет ему ебало до кровавого месива, за шкирку пронесет по асфальту, и втопчет эту тупую голову в землю. Ким резко выпадает из собственных мыслей, замечая, как Чонгук начал дрожать и ерзать на месте, полностью отстранившись от Виталиана. Виталиан, давно видящий десятый сон, этого и не замечает. Чон тихо скулит, поворачиваясь на бок, к лицу Тэхена, на что тот тоже поворачивается к нему лицом, и хмурит брови, пытаясь понять, что происходит с парнем. Чон жмурится, шепчет во сне что-то неразборчивое. — Чонгук? — шепотом. Чонгук тихо мычит и скользит ладонями по чужой мощной груди, на что Ким откровенно ахуевает, наблюдая за этим с раскрытыми от удивления глазами. Чон морщит лицо и вдруг цепляется за ткань футболки Кима, потянув к себе ближе. — Тэхен… — скулит Чонгук, разлепляя сонные глаза. Его ресницы дрожат, а губы поджимаются. — Мне страшно. Ким хлопает пару раз глазами, но аккуратно реагирует: обвивает талию Чонгука, прижимает его голову к своей груди и утешительно гладит парня по затылку, словно пытаясь убаюкать, как маленького ребенка. Чонгук — почти ребенок. Может, и взрослый, но все еще глупый. — Кошмар приснился? — шепчет Тэхен, наклоняясь к уху Чона. Тот почти незаметно кивает. — Не бойся. Я рядом. Чонгук, у которого дрожь так и не унялась, прижимается к чужому крепкому телу только больше, с трудом закрывая глаза, боясь, что кошмар снова повторится; он цепляется за Тэхена, как за спасение, и обнимает со всей силы. Тэхену кажется это нереально очаровательным. — Спасибо, — тихо отвечает Чон. Ким коротко улыбается. Он обнимает Чонгука как можно крепче, давая понять, что никуда не денется и будет здесь, рядом. Всю ночь. Всю жизнь. Чонгук спустя какое-то время засыпает, а Тэхен глядит на него и не может сдержать улыбки из-за милого лица. Чонгук очень красивый — на него не засмотреться очень трудно. Он привлекает взгляды, а уж взгляд Тэхена прикован с самого детства, с самого знакомства. При знакомстве Тэхен и не думал, что Чонгук станет для него целой жизнью, целым кислородом. Вспоминая о поступке Джевона, у Тэхена предательски лихорадит тело. Он даже и не представляет, как можно было поступить так с Чонгуком. Картинку, что просится в голову так назойливо, он старается не воспринимать, не представлять. Он знает: вспомни он об этом еще раз, и собственная злость его сожрет. С одной стороны Тэхен винит себя: что слегка опоздал, что не мог сделать все гораздо быстрее, что позволил Джевону сделать с Чонгуком подобное. Но с другой стороны винит еще и брата, который тоже так нехило проебался перед их общим другом. И они обязательно должны перед ним извиниться — не чтобы собственную вину сделать меньше, а чтобы Чонгук на них не обижался. Чувства Чона гораздо важнее, чем собственные. Тэхен готов ради его прощения унизиться до безумного, но лишь бы получить заветное: «Ладно, придурок, я тебя прощаю». Для Тэхена эти слова действительно важны. Он понимает, что поступал слегка неправильно по отношению к Чонгуку. Из-за этого вина душит, не дает свободно дышать. Однако лишь одно осознание приятно греет душу: Чонгук здесь. Он обнимает его со всей силы, будто боится упустить, и, кажется, уже провалился в новый сон, перестав дрожать всем телом. Ким рад хоть как-то помочь — этими теплыми, успокаивающими объятиями, аккуратным и неторопливыми поглаживаниями, короткими поцелуями в лоб или макушку. Хоть какая-то от него польза сейчас. Ким хочет сказать Чонгуку слишком много: как его душит вина, как ему стыдно за то, что они поссорились, как он сделает все, лишь бы тот его простил. Но будить его сейчас из-за такой чуши вряд ли стоит, потому Тэхен тяжело выдыхает и старается успокоить свои порывы. В конце концов, у них впереди еще целая вечность, и хоть ее будет все равно мало — он успеет сказать все, что думает.🎴
Тэхен просыпается от шебаршения на диване. Он с трудом разлепляет словно налитые свинцом веки, пытаясь понять, в чем причина. И мгновенно понимает — Чонгук все никак не может удобно лечь. Он снова дрожит и хмурится, морща красивое лицо, словно его что-то гложет и не дает покоя. — Роднуль, че такое? — Тэхен приподнимается на локте, накрывая другой ладонью чужое плечо — и парень вздрагивает всем телом. — Тише, это я. Че случилось? — Холодно, — еле как выдавливает из себя Чонгук. У него сиплый голос — то ли простудился, то ли ото сна такой. Тэхен молча кивает, поднимается с дивана, боковым зрением замечая, что место Виталиана, где он спал, опустело. Он подходит к шкафу, доставая с верхней полки теплое одеяло, которым они накрываются обычно зимой, и возвращается обратно к дрожащему от холода Чонгуку, укрывая его. Ким наклоняется, прислонясь губами ко лбу, чтобы проверить наличие температуры у малютки, и грустно вздыхает — лоб оказался очень горячим. — Так лучше? — обеспокоенно спрашивает Ким, усевшись рядом с телом Чонгука, который, видно даже через одеяла, прислонил колени к животу, желая поскорее согреться. Чонгук еле слышно угукает и Тэхен тяжело выдыхает, бережно оглаживая затылок Чона ладонью. Он рассматривает его сонное лицо, чувствуя, как ему стало грустно от осознания, что Чонгук умудрился заболеть. Неудивительно, скорее даже ожидаемо: он ведь ушел из дома Виталиана в ливень, так еще и сидел в сыром подвале. Было бы странно, если бы не заболел. — Побудь со мной, — просит Чонгук тихо. Тэхен аккуратно устраивается сзади Чонгука, обнимая его со спины. Тэхену не видно, но Чонгук коротко улыбается. Кажется, с течением времени ему становится легче. И Ким очень рад, что в этот момент он может помочь хоть чем-то. Спустя каких-то жалких десять минут, Чонгук мирно засыпает. А вот Тэхену снова не спится — кажется, пару часов сна ночью (точнее, он заснул почти под утро) его организму хватило. Он аккуратно поднимается, дабы не разбудить Чона, и бредет неторопливым шагом на кухню. Замечает сидящего Виталиана за столом — рассматривает какие-то новости в телефоне и попутно пьет дешевый кофе, который Тэхен прикупил, возможно, где-то неделю назад. Смотрите-ка, не противится, даже нос не морщит. И что стало с его братом? — Че сидишь тут? — задается вопросом Тэхен, упираясь плечом в стену и скрещивая руки на груди. Виталиан поднимает удивленный взгляд, явно не ожидающий, что кто-то проснется в такое время: на часах около девяти утра. — Собираюсь на работу. Забавно это, в самом деле: человек, который видел собственными глазами, как вчера повалили целую толпу Бродячих Псов, спокойно пьет кофе и собирается пойти на работу. Это даже звучит абсурдно, но Тэхен не собирается приебываться. У самого-то жизнь тоже пиздецом насыщена, даже похлеще будет. — У Чонгука температура, — как бы невзначай делится с братом Тэхен, заметив, как Виталиан отложил телефон и серьезно на него посмотрел. — Высокая? — его тон звучит обеспокоенно. — Может, купить ему лекарства или еще что-то? Фруктов? Тэхен вздыхает полной грудью и подбирается к кухонной тумбочке, чтобы сделать себе кружечку кофе, тем самым заставляя Виталиана повернуться на стуле, дабы видеть, что тот делает. — Я могу взять отпуск и… — Не парься, Итальяно. Я сам за ним присмотрю. Вряд ли тебе нужны проблемы на работе, — в этот момент младший Ким выглядит очень понимающе, и не винит брата за то, что тот собирается на работу, когда Чонгук себя плохо чувствует. Против обязанностей не попрешь. — Оставишь деньги? Я на нуле сейчас. — Сколько нужно? Есть карта? Я переведу. — Сколько не жалко, номер карты сброшу СМС-кой, — отмахивается Ким, налив кипяток в кружку с насыпанным кофе и сахаром; вода в чайнике после недавнего использования еще не остыла, и от кофе исходит пар. — Я позвоню Юнги, он посидит с мелким, пока сбегаю в аптеку. — Черт бы побрал этого Джевона, — ругается Виталиан, понимая, что в плохом состоянии Чонгука виноваты не только они, но и он. — Нет, не так, — Тэхен отрицательно качает головой. — Пусть черт трахнет его во все щели. Виталиан не может сдержать улыбку, что лезет на лицо. — Заслуженно, — согласно кивает старший.🎴
После того, как Виталиан уходит на работу, Тэхен звонит Юнги (и он оказался не очень доволен тем, что его разбудили в десять часов утра), прося его о том, чтобы он притащил свою жопу к ним на хату. Мин, хоть и против своей воли, но пришел. — У тебя, блять, должна быть очень веская причина, из-за которой я поднялся в десять ебаных утра, — первое, что говорит парень. По его лицу сразу понятно, что тот еще не до конца проснулся. И, скорее всего, даже не успел умыться, потому что из-за тэхенового «срочно» пришлось поторопиться. Даже один носок наизнанку надет. Тэхен хотел бы поржать, но сам с самого утра не в настроении — то, что Чонгуку плохо в физическом плане, очень его расстраивает. — Малютка заболел. Мне нужно сбегать в аптеку, оставлять его одного не хочу, — оправдывает ранний звонок Тэхен. Юнги хмуро проходит внутрь квартиры, приоткрыв дверь в зал, где и расположился спящий заболевший Чонгук. — А Вит куда упиздовал? — Работа, — пожимает плечами Ким, натягивая на ноги грязные кроссовки — он по их поводу не особо парится. Вообще насрать, если честно. — Я мигом, минут двадцать. Если начнет как-то странно себя вести во сне — обними его и скажи, что рядом. — Странно? — не понимает Мин, скрестив руки на груди. — Блять, ну ты ж не тупой, Юнги, — Тэхен засовывает банковскую карту в передний карман джинсов. — Будет трястись, дрожать, что-то шептать и хныкать — это странно. Ему, кажется, кошмары снятся. — Неудивительно, — фыркает Юнги. — После такого кому бы кошмары не снились. Тэхен открывает входную дверь, звонко скрипнув старым замком, а затем выглядывает из-за плеча: — Позаботься о нем, Юнги, — Мин демонстративно закатывает глаза и кивает, тем самым говоря, что и так все понял. — И не смей засыпать, блять! — Да ебаный, свали ты уже, — ругается Мин, едва ли не выталкивая Тэхена из собственной квартиры. За пару минут уже все мозги выебал, честное слово. Когда Тэхен, наконец, уходит, Мин неторопливым шагом проходит на кухню, чтобы сделать себе кофе и не упасть мертвым грузом в любой момент — он жутко не выспался за эту ночь. Тело походит больше на мешок, набитый картошкой. Парень надеется, что хоть кофе, — напиток, блять, Богов, — поможет ему взбодриться. Сделав себе кружку кофе, Юнги проходит в зал, садясь на свободной стороне дивана, закинув ногу на ногу. Он включает телевизор, что выглядит, скорее, как ящик, что вот-вот и сломается — тот в квартире Тэхена стоит аж пять лет, если не больше, и им почти никто не пользуется. Он убавляет звук, дабы не разбудить мирно сопящего Чонгука, и медленно пьет кофе. Напиток действительно бодрит со временем — проходит около пятнадцати минут, и в кружке осталось кофе всего лишь на донышке. Юнги слышит скрип замка и как он закрывается. Тэхен вернулся. За это время, слава Богу, Чонгук не умудрился проснуться, да и во сне себя нормально вел, не подозрительно. Даже не ерзал, что удивительно для такого человека, как Чон. Хотя, может, это Мин его плохо знает, и он так всегда спит — словно младенец, которого хуй разбудишь. Отложив почти пустую кружку прочь на журнальный столик, Юнги поднимается, чтобы встретить друга. Он помогает ему с пакетами (видимо, он посчитал нужным все-таки прикупить Чонгуку фрукты — витамины, все дела). Парни проходят на кухню. Юнги шарится в пакете, словно надеясь, что ему что-то тоже купили, но в пакете явно не хватает жеста «фигушка». Достает апельсины, мандарины, яблоки, что лежат в целлофановых пакетах, и поднимает взгляд на друга. — Слышь, — он обращает на себя внимание друга, который доставал лекарства из другого пакета. Их не так много, но они должны помочь бедному болеющему Чону. — Как-то мне надоела вся бытовуха. Мы давно не собирались, может, выпьем компанией? — Чонгук болеет, — напоминает Тэхен, рассматривая таблетки в упаковке. — Какое, нахуй, «выпить в компании»? — Блять, ну не сейчас же, — он немного злится. — Как выздоровеет. Может, ему это будет на пользу. — Устал от бытовухи он, — хмыкает Тэхен. — Буквально вчера мы угандошили стайку псов. Вряд ли бы нормальные люди назвали это бытовухой. — А кто сказал, что я нормальный? — усмехается Мин коротко. Ну да, кто бы сомневался. — Все приключения на жопу ищешь, — усмехается ему Ким в ответ. — Сам ведь такой же. Тэхен не станет спорить: конечно, он такой же, абсолютно. Будучи наркобароном, по-другому и не живется никак. У него что не день, то пиздень. И моргнуть не успеет, как новые проблемы на его жопу найдутся. Но пока что все спокойно. С Джевоном они расправились, так что волноваться больше не о чем. Главное теперь — это вылечить Чонгука и поставить на ноги. Тэхен заботливо нарезает апельсины, избавляет их от корки, также и с яблоками: все косточки убирает, на дольки режет. Делает Чонгуку теплый чай с медом, и, уложив нарезанные фрукты на тарелочку, а в другой руке держа кружку с напитком, проходит в зал, поставив посуду на журнальный столик. Он недовольно фыркает при виде грязной кружки с недопитым кофе. — Малютка, — Тэхен слегка трясет Чонгука за плечо, дабы разбудить. Тот слегка приоткрывает сонные глаза, не понимая, что происходит вокруг. — Тебе нужно подкрепиться и выпить таблетки. Хорошо? Чонгук, хоть и проснулся буквально только что, старается действовать бодро — только слабость во всем теле не дает ему даже должным образом сесть на диване. — Погодь, — останавливает его Тэхен, подпирая Чонгука под локоть, усаживая на диване. Чон благодарит его кивком и, до сих пор сонный, все еще клюет носом. Мило, конечно, но тому явно не здоровится, а это очень расстраивает. Чон делает глоток чая. Тэхен, встав с дивана, подходит к шкафчику, где лежит старая аптечка: из нормального там остались лишь бинты и никому ненужная ношпа. Он возвращается к Чонгуку с градусником, встряхивая его и просовывая Чону под руку, пока тот еле как двигает челюстью, пережевывая дольку яблока. Юнги, наблюдающий за данной картиной, грустно вздыхает. Чонгука жалко, но он надеется, что тот поскорее встанет на ноги и станет свежим, как огурчик. — Ничего не болит? — Тэхен беспокоится очень. Чонгук вялый, бледный, вообще как неживой. За этим наблюдать не то что грустно, но и страшно. — Голова, — сухо говорит Чонгук. Ким открывает упаковку жаропонижающего, выдавливая одну из таблеток. Он протягивает ее Чону и тот по-прежнему вяло запивает ее чаем. Тэхен достает градусник из-под подмышки Чонгука, замечая, что на нем пугающая цифра. — Пиздец, — недовольно цыкает он языком. Юнги кивает головой, чтобы парень и его оповестил о цифре. — У него температура под тридцать восемь. — Я наелся, — перебивает его Чонгук. Тэхен удивленно вскидывает брови. — Ты всего одну дольку яблока съел, малютка. Давай еще немного, а? — ему в ответ отрицательно качают головой. Чонгук накидывает одеяло по плечи и скручивается подобно ежику, прикрывая глаза, желая снова провалиться в сон. — Не заставляй его, Тэхен, — шепотом говорит Мин. — Это нормально при простуде — и кусок в глотку не лезет. Тэхен лишь поднимает на него грустный взгляд и тяжело вздыхает. Он наклоняется, чтобы аккуратно чмокнуть Чонгука в висок. — Пойдем, — Ким кивает другу на выход. — Чонгук, зови если что, хорошо? Чон сонно мычит, как бы соглашаясь, и парни выходят из зала обратно на кухню. Они считают обязанным покурить — зажигалка щелкает два раза. Тэхен и не знает, что делать. От болезненного вида Чонгука ему как минимум хочется убиться. — Давай отвлеку тебя, — предлагает Юнги. Тэхен кивает, мол, удиви меня, и Мин усмехается: — Хосока же знаешь, да? Это тот тип, что такой хмурый и недовольный вечно ходит, дружок Итальяно еще. — Еще бы он мне не запомнился, — хмыкает Тэхен, затягиваясь табачным дымом. — Он вчера пару псов пристрелил и даже бровью не повел. Я ахуел, если честно. Вроде весь такой интеллигент, а хлопает людей, как профессиональный киллер. — Да я сам в ахуе был, — усмехается Мин. — И это… Короче. Ким приподнимает бровь, ожидая, когда Юнги продолжит незаконченную фразу, но тот мнется, словно не хватает смелости сказать что-то заветное вслух. — Че? — уже сердится Тэхен. — Кажись, я на него запал. У Тэхена едва ли глаза на лоб не лезут. Новость, которая как по лицу с ноги уебала. Неожиданно, однако, пиздец. — Ты че, реально щас? — недоумевает Ким, продолжая таращиться на Мина, что затягивается сигаретой в очередной раз. — Нет, блять, я тут клоуном подрабатываю, — цыкает Мин. — Конечно, блять, серьезно. Честно, я хуй знает, что делать. Он же, блять, недоступный, как бриллиант в охраняемом музее, а я как воришка ебливый, у которого даже плана нет. — Нихуя себе, вот это сравнение, — Тэхена это даже рассмешило на долю секунды. — Ты поэтому про бытовуху вдруг запиздел? Мин коротко кивает. — Как поставлю Чонгука на ноги — устроим че-нибудь. Молись, чтобы Итальяно и его дружки не были заняты. — Ну да, я же, блять, верующий, — Юнги тушит сигарету о пепельницу. — Каждый день молюсь на икону. — С нашей-то жизнью хули и не помолиться, — улыбается Тэхен. Это точно. Мало пиздеца им хватает — влюбились двое, как идиоты, в недоступных.🎴
Проходит буквально пару дней, и Чонгук свежий, как огурчик, что Тэхена очень радует. Он договаривается с Виталианом о встрече, мол, выпить вина и пивка, на что тот без всяких сомнений соглашается. Виталиан отработал эту неделю, как и его друзья — у них график работы совпадает, что удивительно, — и поэтому отдыхает. А Чонгук, к слову, на Тэхена до сих пор обижается. И когда они собираются в супермаркет, они почти не разговаривают. Точнее, Тэхен-то пиздит без умолку, а вот Чонгук молчит так, словно ему отрезали язык. Это заставляет Кима и злиться, и грустить одновременно, но он не дает об этом знать. В конце концов, он понимает, что действительно провинился. — Мы прикупим бухла и пожрать, — говорит Тэхен, садясь за руль своей любимой ауди. Боже, эта тачка — идеальна во всем, и с течением времени Ким любит ее только больше. — Садись в машину. Чонгук, словно бы назло, выпендривается — встает напротив капота машины, повернувшись к нему задом, и для вида даже скрещивает руки на груди. Тэхен усмехается и демонстративно закатывает глаза: когда Чонгук обижается — за этим наблюдать очень забавно. Он ведет себя как злой крольчонок, которому явно не хватает внимания. Тэхен рад бы его предоставить: обнять так крепко, чтобы ребра и позвоночник захрустели, расцеловать все лицо, не упуская ни один миллиметр, но это ему, к сожалению, еще не позволено. — Роднуль, сядь уже в тачку и перестань выебываться, а? — со смешком просит Ким, выглядывая из приоткрытого окна. — Чем быстрее управимся, тем лучше, сечешь? Чонгук его будто бы не слышит — продолжает стоять на месте подобно статуе. Ким лишь коротко усмехается, — Боже, этот зайчонок доведет его либо до белого каления, либо до переизбытка милоты, — и аккуратно давит носком ноги на педаль газа. Машина слегка трогается с места, а Тэхен, выглядывающий из окна, высунув еще и руку, наблюдает за тем, как капот ауди касается чоновой задницы. Чонгук слегка пятится вперед оттого, что машина заставляет его потерять равновесие, но, не сдержавшись, его губы расплываются в глупой улыбке. Тэхен самый настоящий дурак — извиняется по-своему. — Сядешь, не? — улыбается ему Тэхен, когда Чонгук, наконец, поворачивается к нему лицом. Чонгук, подавляя свою улыбку, что так и лезет наружу, все-таки садится на переднее сидение, коротко глянув на своего друга. — Так бы сразу. Машина трогается с места. Чонгук упирается пятками в сидение, и Тэхен ничего против не имеет — вообще пофиг, если сидение замарается. Если Чонгук что-то делает (как-то портит имущество, может, даже по случайности) его это ни капли не злит. Даже если Чонгук поступит как-то хуево, вряд ли Ким будет злиться. Не может он злиться на этого малыша долго, ей-Богу. Достав пачку сигарет, что лежала в бардачке как запасная (как говорится: на черный день), Чонгук вытягивает оттуда сигарету и под нахмуренный взгляд Кима подкуривается. Гадит словно бы назло — серьезно. Тэхен тяжело вздыхает, понимая, что сегодня ему хорошенько так помотают нервы. Ну и ладно, ему не привыкать. В конце концов, они живут с Чонгуком предельно давно, и он научился терпеть его выходки. Спросите, мол, а зачем он специально вытворяет подобное? Ответ вполне очевиден: он до сих пор обижается. А если он обижается, то нервам пиши пропало. Не только тэхеновым, между прочим. Когда они подъезжают к супермаркету, Чонгук пулей выбегает из машины. Тэхен, ей-Богу, с ним сегодня с ума сойдет. А если и не двинется кукушкой, то ему будет даже как-то странно. — Слышь, не убегай далеко, блять! — ругается Тэхен громко, блокируя машину, наблюдая за тем, как Чонгук уже скрылся за раздвижными дверями супермаркета. «Помоги мне, блять, Боже» — единственное, что сейчас крадется в голову. Он чувствует себя какой-то мамкой, которая не может уследить за собственным ребенком. Однако все еще не злится. Чонгуку как минимум нужно целый день мотать на хуе тэхеновы нервы, чтобы вывести его из равновесия. Наверное, будь на месте кто-нибудь другой, он бы давно на него накричал и послал к хуям собачьим, но увы — тот, кто действует ему на нервы, Чонгук, и послать его нахуй он не то что не хочет, но и не может. Нет, ну вы видели эту энергичную милашку? Тоже бы, наверняка, не смогли накричать. Проходя в супермаркет, Тэхен сразу же хватает Чонгука, что ожидал его у дверей, под локоть. — Я не понял, ты че ведешь себя как пиздюк? — шипит он ему на ухо, а Чон либо инстинкт самосохранения потерял, либо непонятно что еще, улыбается ему в ответ. И молчит, щуря глаза. Пиздюк — самый настоящий. Ким цыкает языком и ведет Чонгука, который успел захватить тележку, к стеллажам с разновидным алкоголем. — Пивко хочешь? — Тэхен знает, на что давить. Ну вот, не зря они живут столько вместе — знают слабости друг друга наизусть. Чонгук, вполне ожидаемо, кивает ему. — То-то же. Будешь выебываться — куплю тебе ссанину за тысячу вон. Чонгук заметно негодует — это можно понять по сдвинутым к переносице бровям и надутым губам. Но все же выебываться перестает. Они ходят по супермаркету: Тэхен берет несколько коробок пива, Виталиану и его друзьям — четыре бутылки полусладкого вина (что удивительно: брат даже скинулся, чтобы Тэхен не тратил лишних денег); берут и чипсы, и кириешки, и сушенную рыбу. Чонгук просит у Тэхена купить ему бутерброд — и он, кто бы сомневался, отказать ему не может. Видеть его довольную мордочку, когда кассир пробивает продукты и алкоголь, действительно стоит. Ким рад делать Чонгука счастливым, даже если в этом «счастье» заключается всего лишь гребаный бутерброд с беконом. Когда все продукты пробиты, они укладываются в тележку. Парни выгоняют ее на улицу. Пакеты с продуктами помещаются в багажник машины, что встречает их веселым бибиканьем. — Слышь, — Тэхен упирается кончиком языка в верхний ряд зубов, задумчиво разглядывая тележку супермаркета, которую, по идее, они должны оставить у самого входа. — Прокатиться с ветерком хочешь? Чонгук мыкает, вскинув брови, не понимая, что под этим Тэхен имеет в виду. — Заскакивай, — парень кивает на тележку. Чонгук бы счел Тэхена сумасшедшим, двинутым на всю голову. Однако есть небольшое «но»: Чонгук точно такой же, а потому с радостью запрыгивает в тележку, без лишних раздумий. Небо незаметно темнеет — уже почти вечер, возможно, около шести часов. «Закат очень красив», — сказал бы Чонгук, но Тэхен бы оспорил это: ведь, даже если закат сейчас и вправду красив, Чонгук красивее него в сто тысяч раз. За ним бы вечность наблюдать: как он кричит и громко хохочет, когда Тэхен катает его на тележке, как его пряди волос от потока ветра разлетаются в воздухе, как его губы расплываются в широкой улыбке, как он крепко держится за края тележки, чтобы не упасть к чертовой матери. Это мгновение, пожалуйста, на паузу — нужно записать его на кассету, чтобы заново воспроизводить по новой. Им весело. Наверняка, другие бы подумали, что они — самые настоящие сумасшедшие, что свихнулись окончательно, может, назвали бы их детьми. Но весь кругозор внезапно сузился до них, Тэхена и Чонгука, и все остальное перестало волновать. На улице свежо. Сине-фиолетовое небо, уже почти за горизонт севшее солнце, громкий смех двоих — кажется, это и есть счастье. Счастье Тэхена, определенно, только в нем — в Чонгуке. Больше ни в ком и ни в чем. Ведь никто не сделает его таким счастливым, как Чонгук. У счастья только его имя, и это неоспоримо.🎴
Они возвращаются обратно домой. Через пару минут приходят и Юнги с Чимином, помогая Чонгуку и Тэхену достать алкоголь из пакетов. Они уже открывают пиво, не став ждать других гостей — пофиг, они все равно вино пьют. Тэхен, замечая слегка нервный вид друга, весело улыбается и несильно толкает Юнги в плечо, из-за чего он едва ли не упускает бутылку пива из рук. — Че, ссышь? — с улыбкой спрашивает он. — Да иди ты в пизду, — улыбается Мин, после отпивая глоток пива. Он в этот момент задумчиво рассматривает тот самый старый ящик (читай: телевизор), а после продолжает: — Впервые в кого-то втюрился за долгое время. Будет хуево, если не в ответ, да? — несмотря на такие слова и мышление, он как ни в чем не бывало улыбается. Тэхену бы такую силу оптимизма — ему явно не хватает. — Да, — не спорит он. — Будет хуево. С тяжелыми вздохами, они одновременно приставляют горлышки бутылок к губам, отпивая пиво. По этому ощущению каждый из них соскучился — по этой легкости, по этому спокойствию, по осознанию, что торопиться некуда. — В кого ты там втюрился? — вдруг говорит Чонгук. Юнги вскидывает брови, а затем хлопает себя по лбу — кажется, даже несмотря на музыку, что играет в колонке, парень все равно его услышал. И этого ему хотелось меньше всего — расспросов и уточнений, мол, в кого именно влюбился и как сильно. Мину вообще не до этих разговорчиков про любовь — он до сих пор в ахуе с того, что такое случилось. Казалось бы, он весь такой независимый парень, а теперь что? А нихуя — теперь он хочет познакомиться с Хосоком поближе. — В себя любимого, — уклоняется от ответа Юнги со смешком, а Тэхен прыскает со смеху, сдавая его с потрохами. Его бы как ебнуть разок, чтобы не забывал, с кем дело имеет, но морду друга даже как-то жаль — и так недавно по ней получил. Чонгук выжидающе на него смотрит, намекая, что явно не поверил в эту лапшу на уши. — Да блять, — ругается он, морща нос, понимая, что от Чонгука нихуя не утаишь. В комнате воцарилось неловкое молчание. Чонгук как хищник: так и продолжает ожидающе, изучающе глядеть на своего друга, словно проникая под кожу, дабы выдавить из его уст всю правду. Еще чуть-чуть и Мин реально сдастся, ибо взгляд Чонгука выдержит мало кто. Один из таких «силачей» — только Тэхен, и то не всегда сможет, что уж говорить про Юнги, который чувствует себя сейчас как под дулом пистолета. Чимин, зашедший в это время в зал, удивленно вскидывает брови от этой внезапной тишины, что таится в комнате. Это странно: парни обычно галдят как надо, даже соседи жалуются, а тут будто церемония какая-то проводится. Обет молчания приняли, что ли? — Вы че? — с улыбкой спрашивает Пак, оглядывая парней по очереди. — Сдох кто? Че за тишина? — Ага, — смеется Тэхен. — Сдохла гордость Юнги, вот и хороним. Юнги цыкает языком и толкает Кима в плечо, на что тот ржет только больше. — Ну а че? — не понимает парень. — Правда же. — Да нихуя! Подумаешь, Хосок мне симпатичен. И че? Не буду я ему вылизывать ботинки и унижаться, лишь бы добиться внимания. Да и вообще, нахуй мне этот напыщенный индюк сдался? — Братан… — Чимин со смехом отходит от двери, а у Юнги внезапно прошелся холодок по спине. — Ты зря это сказал. Тот самый Хосок, о котором буквально недавно говорилось, и компания из Виталиана и Намджуна проходят вглубь зала. Юнги, замечая серьезный взгляд Хосока, резко отворачивается к Тэхену и морщит лицо — по нему сразу понятно, что тот закричать и провалиться сквозь землю хочет. Тэхен его открытый рот воспринимает как немое «бля-а-дь!», и ржет так громко, что уши закладывает; его словно щекоткой мучают. — И вам добрый вечер, — несмотря на неловкую ситуацию, Хосок улыбается парням. А в мыслях Юнги только: «Блять, Юнги, ебаный ты дурак, ну какого хуя ты попал в такую ситуацию?! Почему всякое говно происходит только у тебя в жизни, блядь? Почему? За что? Боже, блять, уберите меня отсюда, молю…». Однако вида не показывает — по нему и не догадаешься, что тот внутри орет, как сумасшедший. — Тэхен, — Виталиан садится к нему на диван. — Рад тебя видеть, — с едва заметным кивком, словно подтверждение данных слов. Тэхену как-то странно: кажется, после той ситуации, когда они спасали Чонгука, они как-то незаметно сблизились. Это даже звучит странно, но ведь это реально происходит, и в это сложно поверить. Младший Ким и никогда бы не подумал, что такое произойдет в действительности. Казалось бы, совсем недавно Тэхен его и терпеть не мог, а сейчас словно камень с души упал — и дышится теперь свободно. — Я тоже рад тебя видеть, Итальяно, — с улыбкой он ему отвечает. Без лжи, абсолютно. То ли день такой счастливый, то ли еще непонятно что, но ссориться ни с кем не хочется. Тэхен будто бы освободился от дурных мыслей о своем брате. И ведь правда: теперь он чувствует себя лучше. Легче, он бы сказал. Хосок садится к Юнги. А Мин, кстати, и не перестает свой внутренний крик — ему правда хочется провалиться сквозь землю и быть подальше отсюда, а Хосок, как назло, после услышанных слов все равно сел прямо к нему. Намджун садится рядом с Чонгуком, а тот, в свою очередь, напротив братьев. За этими идиотами нужен глаз да глаз. Смотря на таких Тэхена и Виталиана, у Чонгука непонятно куда девается обида. Он чувствует себя на данный момент очень счастливым — прямо внутренности от этого безграничного чувства переворачивает наизнанку, серьезно. — Выпьем за новую встречу, — такой себе тост, но для них более, чем сойдет. — Выпьем! — хором отвечают ему парни, и слышан звон бокалов и кружек. Глупое слово на язык просится, но… Чонгук себя чувствует, как среди родных людей. Более того — как будто среди семьи. Может, это только ее зарождение.