Мы думали: если знаем, что такое «один», то знаем и что такое «два», ведь два — это: один и один. Теперь мы понимаем, что предстоит еще очень многое узнать о том, что такое два. (с)сэр Артур Эддингтон
-4-
«…прошу уволить меня без отработки двухнедельного срока, по соглашению сторон, с вычетом из заработной платы…» Число, подпись. Я поставил размашистую закорючку на листочке, заботливо выданном мне Катей, секретарем нашего генерального, и смело ввалился в его кабинет. Иван Борисович Гнуть меня уже ждал. - Это что такое? – спокойно осведомился он, разглядывая моё заявление об уходе. - Заявление, - кратко озвучил я очевидное. Язвить не хотелось, да и не стоило, если я надеялся уйти спокойно и реально без отработки. Гнуть немного повздыхал, повертел в руках листочек и требовательно уставился на меня: - Очки сними. Я послушно снял огромные солнечные очки и уставился на него в ответ. Борисыч внимательно рассмотрел мою морду лица, в частности - её новое украшение, оставленное Котом, и снова вздохнул. Отложил моё заявление и, скрестив пальцы, кивнул мне на кресло напротив. - Присядь, пожалуйста. - Спасибо, я постою. Я ненадолго. - На жопе тоже синяки? – сердито нахмурился Гнуть, и я поспешно плюхнулся в кресло. - У меня всё отлично, Иван Борисович, - заверил его я. – Просто захотелось перемен. - Рома перестань, - Борисыч снова вздохнул. – Я же знаю тебя, как облупленного, забыл совсем? Ты можешь вешать лапшу на уши Сомову, но ко мне, прошу, прояви уважение и не делай из меня полного дебила. Я тоскливо промолчал. Похоже, легкое увольнение и понимающее руководство слабо сочетались между собой. - Я не буду тебя пытать о причинах. И о том, откуда у тебя это, - он обвинительно ткнул пальцем в сторону фингала. – Но я хочу, чтобы ты знал. Я не первый день живу на этом свете и прекрасно понимаю, что нормального отношения к геям в нашей стране нет и в помине. Мне плевать на твою личную жизнь, мне главное, чтобы работник был хороший, а ты хороший работник, хотя и пытаешься периодически доказать обратное. Поэтому я хочу, чтобы ты знал: замалчивание подобных происшествий внутри нашей компании - это плевок лично мне в душу. Да, я знаю, что ты гордый, а стучать западло. Но если у нас завелось такое говнецо, то это не только тебя касается. Это может аукнуться кому угодно. И в первую очередь – мне, я же тоже не святой. - Вы тоже гей? – истерически хихикнул я. - Нет, - сердито нахмурился он. - Но и у меня есть особенности и слабости, как и у любого нормального человека. - Иван Борисович, не переживайте. Эта травма – не рабочая. И не причина моего увольнения. - А в чем причина? И я снова тоскливо замолчал. Нет, я, конечно, мог что-нибудь сочинить, и Борисыч, возможно, даже сделал бы вид, что верит, но наш гендир был одним из немногих людей в моей жизни, которых обманывать совершенно не хотелось. - Ладно, можешь ничего не говорить. Обещал же, пытать не буду, - Гнуть задумчиво побарабанил по столу пальцами. – Но давай договоримся так. Я сейчас сделаю вид, что я не видел никаких заявлений. И буду делать вид ровно до завтрашнего утра. Прошу тебя не тратить время зря, а хорошенько подумать. Да, ты мне нужен, как работник, но тебе эта работа еще нужнее. Надеюсь, ты это понимаешь? Молчи! – он требовательно взмахнул рукой, заметив, что я открыл рот, чтобы что-то сказать. – Если уж молчишь, - прибавил он тише. – Я твоего согласия не спрашивал. Иди сейчас работай, а если до завтра не передумаешь, то утром спокойно отпущу тебя на все четыре стороны, без всяких вычетов. Я молча кивнул и быстро смотался из кабинета, пока Борисыч не передумал. Большего мне, собственно, сегодня и не нужно было. Так в чём же причина? В моей безграничной наивности? Когда я сначала связался с одним ненадежным дебилом, а потом умудрился влюбиться в другого, обладающего хваткой бульдога? Или причина в том, что мне до смерти всё надоело и пора уже валить? Я не знал, да и похер. Вернувшись вчера вечером к себе домой, я снова припомнил наш с Андроновым спор. За минувшие сутки я отлично отдохнул, неплохо развеялся и был готов сносить леса и спиливать горы. С Кириллом оказалось легко и комфортно. Он не задавал никаких вопросов, ничего не предъявлял и не ждал. Не спросил, откуда у меня это разноцветное украшение на лице, сделав вид, будто его и нет. В общем-то, ему было на меня в принципе довольно фиолетово, и этот факт неимоверно порадовал. Он только мельком упомянул, что Лика переживала за Кота, но я его успокоил, что с Котом всё супер и можно не париться. Более мы прошлую ночь не вспоминали, нашлись занятия гораздо интереснее. А уже дома, расслабленно вытянувшись на кровати, я со свежими силами достал из глубин мозга наш с Андроновым новый спор и взялся за вивисекцию. И взглянув на ситуацию трезвыми глазами, первое, что я понял сразу, ясно и кристально чисто, это то, что ломать голову над причинами подобного Котиного поведения и предложенной авантюры – гиблое дело. Причина может быть в чём угодно. Луна в козероге, несварение желудка, временное или постоянное помешательство. Дерьмо случается, палки стреляют. Короче, проехали и забили. Второе: я зря недооцениваю Андронова. О его упёртости, дотошности и аналитических способностях можно складывать легенды, чем, впрочем, у нас в компании и занимаются все, кому не лень. И если есть, что раскопать, он это непременно раскопает. И вот именно это второе вызывало нехилую тревогу. Я вскочил и нервно побродил по комнате из угла в угол. Кот обязательно что-нибудь найдет. Печально, но факт. Хотя из второго факта автоматически проистекает третье: а чего, собственно, хочу я? Чего я боюсь? Ну, узнает Кот, что я не так к нему индифферентен, как выглядел всё это время. Ну, побесится немного. И успокоится, это же Андронов! Он не будет таить зло за пазухой и лелеять свои обиды. И сам же прекрасно поймет, что два года было всё отлично, так что плевать на разовый прокол. Не будет осуждать, он меня никогда и не считал идеальным. Да, возможно будет временное охлаждение, но всё устаканится. Так что – в чем проблема? Надо просто с ним поговорить. Я застыл посреди комнаты и, уставившись в распахнутое окно, машинально потёр шею. В этом-то и была проблема. В том, что тогда придётся расплачиваться. А делать этого ой как не хотелось. Я не могу сейчас признать техническое поражение, только если совсем не будет других вариантов. Печально, но после стольких лет я умудрился вляпаться с этим спором, как начинающий сосунок. И даже тяжкое похмелье не может служить мне оправданием. Но это уже не важно. Что случилось, то случилось. Едем дальше. Какие у меня шансы отбрехаться? В принципе – неплохие. Тут можно действовать по ситуации, Андронов в импровизации не силён, поэтому вполне можно будет вывернуть всё так, что я смогу и признаться, и спор не продуть. Свести вничью. Кот еще и рад будет этой ничьей, если обыграть все правильно. С этим разобрались. Супер. Едем дальше, точнее – немного назад. К импровизации тоже следует подготовиться. Что может Кот раскопать? Какие-то мелкие моменты, нюансы, подозрительные ситуации за эти два года – спишем на муки совести за вранье и умалчивание о том первом поцелуе. Ему это понравится. Что еще? Я не писал стихов и не рисовал его имя с сердечками в блокноте. На работе – всё идеально. Никаких задушевных бесед с коллегами или подозрительного поведения. Вот разве что Юрка… Но и тому я не изливал душу, не было такой потребности, хотя подозреваю, что он о чем-то догадывается, да и про тот поцелуй в курсе. Я достал телефон и набрал Юркин номер. Вряд ли он меня сдаст, но подстраховаться не помешает, опять же учитывая дотошность некоторых кошачьих. - А я всё ждал, когда же ты мне, наконец, позвонишь, - раздался в трубке насмешливый Юркин голос. - Мда? – мгновенно насторожился я. Причина Юркиного ожидания могла быть только одна, и меня это не радовало, хотя чего я еще ожидал? У Коти были целые сутки форы. - Ну, извини. У меня и личная жизнь есть, а не только твоя. - Знаю я твою личную жизнь. Я на неё сегодня уйму времени потратил. - Значит, Андронов тебе звонил, - утвердительно произнес я. - Звонил, - согласно. – Просил о помощи со спором. - Ну и как? Ты помог?.. - Помог, естественно! – Юрка саркастически хохотнул. – Разве можно было упустить такую возможность оставить тебя с носом?! – и прибавил язвительно: - Ты же, милый мой, ни-ког-да не проигрываешь! Где-то в районе желудка хлестнуло и разлилось ледяной паникой. - Что ты ему рассказал? – холодно осведомился я и психанул еще сильнее. - Разумеется, всё! – язвительно хихикнул тот. – Как ты страдаешь по нему лунными ночами, тоскуя и умирая от любви! А что? Есть что-то еще? - и он противно заржал. – Ладно, не ссы, Рома. Завтра всё увидишь. Ледяная паника пробежала вдоль позвоночника и жестко вцепилась в горло. – Юра, какого хуя?! – сипло поинтересовался я. - Какого хуя ты лезешь, как последнее дерьмо и подкладываешь мне свиней?! В тебе, тварь такая, как в мешке с говном ничего не держится, что ли? Обязательно надо раскрыть свой поганый рот и растрепать всем о моих чувствах?! В ответ повисло мёртвое молчание. Я ещё успел подумать, что, наверное, слегка перегнул палку, когда в трубке раздался спокойный голос Юрки: - Королёв, ты мудак. Пошёл ты на хуй. А следом – короткие гудки. Я аккуратно отложил телефон. Пальцы слегка подрагивали. Зря обидел Юрку, сам виноват, но с этим – позже. А что – сейчас? А сейчас, походу, пора валить. Я понимал, как никогда кристально ясно и чётко, что от такого я никогда не отбрехаюсь. Можно отбрехаться от разовых порывов похоти, приводя аргументы, потыкав мордой в неоспоримые факты. Отбрехаться от любви? Тут каждый факт и аргумент можно вывернуть в любую сторону. Отбрехаться от любви перед Котом? Перед непрошибаемым, самовлюбленным Андроновым, который пребывает в твердой и святой уверенности в собственной неоспоримой привлекательности? Андроновым, на которого вешаются все подряд, а он принимает это как данность? Нет уж, спасибо. Я трезво оценивал собственные возможности. Самое жуткое, что я прекрасно сейчас понимал, какая у него будет реакция. Что я увижу при встрече в Котиных глазах? Отвращение? Презрение? Вот уж нет, это бы я легко пережил, не привыкать. Жалость? А вот это уже ближе к реальности. Кот не будет осуждать и устраивать истерики. Готов поспорить, он это принял и понял. Понял, наверное, даже с чувством облегчения. Кот всё простит, аннулирует спор и преданно подставит плечо. Простит и пожалеет. Меня ощутимо передернуло истерической судорогой, я запрокинул голову и в голос заорал, обращаясь неведомо куда и неведомо к кому. Похер. Пора валить. Вот и как рассказать такое Борисычу? Нет, он поймёт, конечно же, кто бы сомневался. И даже противной жалости в глазах не будет, но… После бессонной ночи я даже в отдел не заходил, сразу прошёл в кабинет гендира и накатал заявление. Стало на порядок легче. Теперь осталось только пережить этот день. Если повезет, то так и не встретить Андронова – в большом пятиэтажном здании это довольно легко. Если не повезёт… что ж. Завтра меня здесь уже не будет. Я уверенным шагом дошел до отдела маркетинга, проигнорировал вопли Витьки Сомова и с утроенными силами засел за работу. Надо завершить всё начатое, закрыть хвосты и сдать дела так, чтобы и комар-Сомов носа не мог подточить. Как минимум, это я должен Борисычу за его адекватность. Хвостов было много, и я выпал из жизни офиса почти на весь день. Только ближе к вечеру, оторвавшись от монитора, ощущая, как ломит застывшую напряженную шею и яростно урчит в желудке, я понял, что победил эту грёбаную работу, и что до смерти хочу курить. В офисе было на удивление пусто, разве что две девчонки шептались в уголке, стреляли в меня веселыми глазками и тихо хихикали. Плевать. Я нацепил на нос темные очки и бодро пошлепал в сторону курилки. Буду я еще шугаться всяких Котов и сидеть как крыса у себя в офисе, с риском умереть от никотинового дефицита. Не на того напали. А в курилке с какого-то перепугу оказался почти весь пропавший офисный планктон, дружно отлынивающий от работы. Но без Андронова, что не могло не радовать. Было шумно и весело, словно сегодня не понедельник, а как минимум рождественская предпраздничная пятница. Похоже, в процессе трудового запоя я упустил какой-то загадочный движ, но меня сейчас это слабо волновало. Похер. Меня завтра здесь уже не будет, и плевать, что сейчас происходит. Мне бы только быстренько покурить… Дверь в курилку лениво приоткрылась и на пороге, конечно же, ровно по расписанию в моём личном прогнозе подлостей, нарисовался Андронов собственной персоной. Он вполз в комнату, заметил меня и застыл, а я нелогично расстроился, что он почему-то тоже в огромных солнечных очках и выражения глаз сейчас не видно. И смысл тянуть кота за яйца, кому от этого будет легче? Нет уж, я предпочитаю встречать неприятности с открытым забралом. Я сдернул свои очки и пытливо уставился на бывшего приятеля: пусть уже скорее всё начнется и благополучно закончится. А тот почему-то весело оскалился и, стянув свои очки, уставился на меня восторженно, с ярко выраженным победным блеском в радостных глазах. Народ вокруг зашептался и дружной лавиной рванул на выход, оставляя нас в нечаянном интимном одиночестве. И что он нашел тут такого веселого, хотел бы я знать? Я честно готовился совсем не к этому. Я был готов увидеть на морде Кота что угодно из широкого спектра эмоций, но никак не глупое счастливое выражение. Концы с концами не сходились, задача требовала анализа свежих данных, и я мгновенно сосредоточился и присмотрелся к Андронову повнимательнее. Итак. Блондинистые вихры заляпаны и заглажены количеством годовой продукции двух небольших парфюмерных заводов, окей, немного странно, но хрен с ним, может, Кот решил слегка изменить имидж. А ещё мне кажется до боли знакомым его странный наряд – тонкие шёлковые брюки и майка в облипку переливчатого нежно-розового цвета – именно в таком Юрка в прошлом году заявился на одну закрытую вечеринку, и я его весь вечер беспощадно стебал. На Андронове сей костюмчик смотрелся и вовсе вырвиглазно смешно и нелепо, что вызывало большие сомнения в том, что Кот мог надеть такое по доброй воле. Тем не менее он его надел. И сейчас то ли красовался передо мной, то ли умирал от естественного смущения, жуя незажженную сигарету. Так что тут сейчас вообще происходит? К чему вся эта нереальная радость и веселье? «Один» плюс «один» сложились, и получилось «два», поэтому размышлял я не очень долго. Вот прямо сейчас, ровно в рамках заключенного между нами пари, Котя реально меня пытается соблазнять и сам же нехило веселится со своих попыток. И Юрка реально ему вчера в этом помог. Или он пытался помочь мне… и вовсе не тем, что предательски растрепал Андронову всё о моих чувствах, о которых он, по сути, и не был в курсе, по крайней мере, до вчерашнего вечера. А вот этим вот безумным маскарадом, новшествами в Андроновский повседневный гадероб, искренне рассчитывая, что я весело и уморительно проведу время, угорая над неуклюжими попытками соблазнения. Ты мудак, Рома. Но с этим – позже. Я трясущимися пальцами зажег спичку, поднёс огонек к несчастной сигарете и проникновенно произнес: - Отлично выглядишь, Котик. И в темпе слинял, пока не выдал себя оглушительным и беспощадным ржачем. Вывалился в полупустой коридор, отбежал метров на двадцать – до какой-то подсобки с канцтоварами и пыльными тряпками – и, ввалившись туда, захохотал искренне и с неизмеримым чувством облегчения. Он – что? Действительно собрался играть инфернальную голубую версию Казановы, ну не идиот ли?! И он реально рассчитывает, что из этого что-то выйдет, или просто искренне развлекается? Впрочем, он обычно действительно с удовольствием развлекается, когда ввязывается в очередной спор. В любом случае, я непременно должен это видеть – всё, в деталях, от начала и до конца. Я обессиленно навалился на какие-то коробки, всхлипывая и икая, с полок что-то посыпалось, ну и плевать. Увольняться и валить резко расхотелось. Разве могу я упустить такую возможность? Любоваться на первые и такие милые Котины шаги по жестокой голубой ниве соблазнения. Но для начала необходимо взять себя в руки и потренироваться все-таки не ржать неудержимо каждый раз при встрече с ним. И не забыть бы забрать заявление у Борисыча... После окончания рабочего дня, остаток которого я провел в кладовке, мысленно припомнив и высчитав Юркин график, я уверенно поднялся на третий этаж панельной хрущевки в спальном районе. Юрка обожает сладкое, это я помнил на сто процентов. Поэтому в руках я сжимал огромную коробку шоколадных эклеров. Прозрачную коробку, что немаловажно, мне сейчас нужны были самые веские и наглядные аргументы. Дверь долго не открывали, но я звонил и звонил, справедливо рассудив, что если Юрки нет дома, то никому эти звонки не помешают, а если дома, то пусть убедится, что отступать я не намерен, так что пусть бросает все свои дела. Или заканчивает, я терпеливо подожду, мне совсем не впадлу часами давить на кнопку звонка. Наконец, дверь приоткрылась и на пороге нарисовалась мрачная Юркина физиономия. Он сердито попялился на меня. И на коробку в моих руках. И снова на меня. - Рома, ты все равно – мудак, - вздохнул он и слегка посторонился. - Согласен, - кивнул я, ужом просачиваясь в Юркину квартиру. – Так как будем меня лечить?