***
В мягком свечении больших люстр девятнадцатого века, Ганнибал учтиво пожимал руки знакомым и незнакомым коллегам. Все хвалили его выступление на минувшей конференции. Доктор Лектер лучезарно улыбался, купаясь в лучах вожделения и зависти, потому что знал, что безупречен. Ганнибал услышал знакомый стук каблуков и обернулся, не позволяя угаснуть своей улыбке ни на Ватт. — Bravo, Ганнибал, — мягким и глубоким голосом сказала Беделия, подходя ближе. — Ты сразил каждого в этом зале. Ганнибал поцеловал протянутую ручку и легонько сжал своей, прежде чем отпустить. Его глаза блестели, отражая комплименты. — Твое доброе слово мне дороже любого из них, — сказал Ганнибал вполне искренне. Большинство его коллег были слишком скользкими карьеристами с собственным набором психологических травм. У Беделии же была одна травма, но с ней она стала лишь многогранней. — Уилл, разумеется, воздержался от Вашингтона? — Двух психоаналитиков в его жизни вполне достаточно, — сказал Ганнибал весело. Беделия равнодушно оглядела толпу в почти одинаковых костюмах. — Очень жаль, — сказала она на выдохе. — Они все горят желанием посмотреть на твоего «мальчика». Ганнибал опустил внимательный взгляд на женщину. Беделия всегда говорила с ноткой гордой усталости или скуки. Потому что так люди не видят за ее словами угрозы. Но Ганнибал что-то почувствовал. Он не смог сосредоточиться на своих инстинктах, потому что их тихую беседу прервал звонкий раздражающий голос Фредерика Чилтона, который, конечно же, не пропускает ни одной конференции, куда его пускают. — Увидеть Доктора Лектера на подобной конференции все равно, что увидеть белого кита! — Здравствуй, Фредерик, — Ганнибал вежливо улыбнулся, позабавленный. Чилтон окинул внимательным взглядом Беделию, которая стойко выдержала его со снисходительной улыбкой. — Доктор Беделия Дю Морье, Доктор Фредерик Чилтон, — представил их Ганнибал. — Та самая Дю Морье, на которую напал пациент? — Чилтон вскинул брови и скользко улыбнулся. Беделия улыбнулась в ответ, как будто не замечая его бестактности. Многие среди их коллег интересовались ее случаем, который произошел не столь давно, но не многие имели наглости говорить о нем. Она в долгу не осталась. — Мне повезло — нападение не запятнало мою репутацию, что бывает не с каждым. Ведь это вы помогали ФБР в поимке Чесапиского Потрошителя? Кажется, по вашему замыслу, Абель Гидеон должен был им оказаться. Лицо Чилтона исказилось, но он быстро взял себя в руки и растянул губы в сладкой улыбке, обращаясь к Ганнибалу. Такой сорт людей, как Фредерик Чилтон, не слишком раздражал Лектера — скорее забавлял. Они стремились к славе и признанию, которые, как вода на гусе, нисколько к ним не прилипали. — Печальная правда, — Чилтон натянуто улыбнулся и почти сразу опустил уголки губ вниз. Он прочистил горло. — Абель Гидеон убил бедную медсестру, в деталях повторив последнее, к тому времени, известное убийство Потрошителя. Любой бы подумал также. — Это было до того, как вы сказали Доктору Гидеону, что он Чесапикский Потрошитель? Ганнибал со сдержанным весельем наблюдал за перепалкой Чилтона и Беделии. Последняя могла быть остратна язык, когда ее не сковывали рамки отношений «доктор-пациент». Если бы не удачное стечение обстоятельств, в виде убитого Гидеона, Чилтон бы непрменно подвергся суду за неэтичные методы лечения пациента. Подобные взаимные тыкания иглами были совсем не редкостью на конференциях, где собираются люди с докторскими степенями. Ганнибал аккуратно коснулся локтя, стремясь отвлечь женщину от Фредерика, за линчеванием которого ему стало скучно наблюдать. Он почувствовал легкую досаду от желания поделиться с Уиллом, как он устал от психиатрического общества. Как-бы сильно Ганнибал не любил позволять себе теряться в самовосхвалении, все же это были лишь блеяния овец, восхищающихся умом homo-sapiens. Не более того. Он поймал себя на скучающем оглядывании толпы, когда звонкий голос вырвался из общего шума. — Что-бы там Уилл Грэм не говорил, все дело в детстве Потрошителя. Дело всегда в нем, — многозначительно заметил Чилтон, стараясь вернуть себе превосходство в беседе. Он покрутил ручку трости, которую не уставал таскать с собой, чтобы добавить себе важности. — Все эти психопаты имеют проблемы с женщинами или с фигурой отца. Возможно, и нам известны такие случаи, имело место домашнее насилие. Несомненно дело в детской травме. Чесапикский Потрошитель — мясник, который лишь старается компенсировать свою значимость. Губы Ганнибала дрогнули. При всей бездарности Чилтона, даже он не мог быть настолько некомпетентным. В статьях о Потрошителе часто писали вещи похуже, но от некогда консультанта ФБР по этому делу, Лектер ожидал чего-то более… Глубокого, нежели беглого анализа по книжке 80х. — Вы опускаетесь до Теда Банди, Фредерик. Психиатрия значительно продвинулась вперед, — заметил Ганнибал, сложив брови домиком, как обычно делают родители, чтобы показать ребенку, что разочарованы его поведением в песочнице. — Со всем уважением, Ганнибал, — снисходительно ответил Чилтон, ощущая ложное превосходство над собеседниками. — Я работал над профилем Потрошителя с ФБР до вашего мужа. И моя специфика работы в клинике… — он сладко улыбнулся. — Позволяет мне лучше разбираться в таких личностях, как Потрошитель. — Возможно поэтому его так и не поймали, — опередила Ганнибала Беделия с легкой улыбкой. Она подняла взгляд на Лектера, не желая видеть оскорбленное лицо Чилтона и сменила тему. — Скоро начнется выступление профессора Вертова. Ганнибал отсалютовал Чилтону бокалом шампанского перед тем как последовать за Беделией. Фредерик натянуто улыбнулся, обманываясь, что выиграл этот раунд, но в душе чувствовал, что лишь туже затянулась петля.***
— Еще раз: почему ты здесь? — Беверли размешала пластиковой палочкой сахар в стаканчике кофе из автомата. Она и Уиллу предлагала взять эту бодягу, но тот лишь покачал головой. — Джек хочет, чтобы я поговорил с ней, — Уилл пожал плечами и облокотился о широкий подоконник в холодном коридоре здания ФБР. — Это я как раз поняла. Я не поняла почему ты согласился. Раньше ты никогда так не делал и не то, чтобы сейчас у тебя прибавилось поводов начинать, — Девушка намекнула на всю эту чехарду, которая происходила между Джеком и Уиллом. Уилл сжал губы в тонкую линию и посмотрел в пол. Не то, чтобы у него был выбор. Джек открыто манипулировал им, впрочем как и всегда, требуя от него очной встречи с Миссис Уэст. Он обозвал это бюрократическими «штучками» ведь подобные случаи семейного помешательства встречались редко. Обычно дальнейшим составлением профиля, проведением тестов и анализов после задержания занимались психиатры. Уилл никогда не был частью этой долгой процедуры. Вот только Миссис Уэст ни с кем не идет на контакт. Она в шаге от того, чтобы ее признали невменяемой, но Джека такой исход не устраивает. Безусловно, Эмилия Уэст была сообщницей своего мужа и помогала ему заманивать жертв, но у ФБР не получилось доказать непосредственно факт убийства, совершенного женщиной. Основная линия защиты — Эмилия попала под влияние мужа, будучи уже психически уязвимой и абъюзивные отношения лишь усугубили дело. Она не могла до конца осознавать происходящее и является очередной жертвой своего мужа, потому что знала, что он убьет ее, если она не подчинится. И такая позиция, конечно, не освобождает Эмилию от ответственности, но существенно смягчает наказание, вплоть до принудительного лечения сроком до восьми лет*. Джек же надеялся, что Уилл сможет разговорить Эмилию и выявить ее полную вменяемость и участие в убийствах. — Я вижу, чего добивается Джек, — начал Уилл тихо, но уверенно, не отрывая взгляда от лакированных носков своих туфель. — Он как будто будет наблюдать за Миссис Уэст, но в действительности под наблюдением буду я. Беверли свела брови к переносице и медленно моргнула, осознавая сказанное. — Джек не тестирует тебя, Уилл, — женщина встретилась с прямым взглядом Грэма и поправила себя. — Джек конечно может, но… Зачем? — Он хочет толкнуть меня дальше, — Уилл закусил нижнюю губу, отдирая зубами отмершие участки кожи. — Я никогда не общался с теми, кого ловил. Лишь смотрел на оставленную ими сцену, усеянную кислым безумием. — Он шумно вздохнул и продолжил бодрее. — Джек думает, что я нестабилен. Что ж, вот и узнаем. Уилл оторвался от подоконника и уверенным шагом пошел в сторону комнаты для допросов. Беверли осталась позади, потому что ей было не положено присутствовать на подобных процедурах. Она проводила друга тревожным взглядом и подумала, что Джеку пора заканчивать все эти кошки-мышки.***
Молодая девушка, на вид не больше тридцати, сидела напротив Грэма в небольшом помещении. Холодный свет ламп падал на ее лицо, выделяя ее высокие скулы и синяки усталости под глазами. У Эмилии Уэст были короткие светлые волосы до плеч, красивые пухлые губы и выразительные карие глаза. Она действительно была хороша собой, если отбросить ее заключение. Понятно почему ей так легко удавалось заманивать жертв домой. Никогда не подумаешь, что красивенькая девушка причастна к убийствам. Уилл поставил перед Эмилией небольшой металлический контейнер с пластиковой ложкой, накрытый крышкой, чтобы дольше сохранять тепло. Он старался приятно улыбаться для испуганной и уставшей девушки. — Пожалуйста, поешьте, Миссис Уэст. Уверен, что еда, которой вас кормят отвратительна. Здесь, кажется, копченная на костре телятина. Я не уверен. Это готовил мой муж, а я в кулинарии не силен, — Уилл закинул крючок и намеренно беспечно почесал щетину, как-бы вспоминая. — Но поверьте — это ужасно вкусно. Эмилия недоверчиво посмотрела на профайлера, но затем заинтересованно опустила взгляд на контейнер. Ганнибал приготовил для Эбигейл и Уилла пару блюд перед отъездом, мягко говоря, не слишком доверяя кулинарным способностям мужа. А тот действительно мог питаться однодолларовыми макаронами с порошковым сыром из супермаркета. Девушка неуверенно потянулась к крышке контейнера и открыла ее со второй попытки. По комнате распространился изумительный запах печеного мяса, сладкого соуса и свежих трав. Эмилия взяла пластиковую ложку и когда первый кусочек коснулся ее языка, она не смогла сдержать стона. — Потрясающе! — вырвалось у нее. Заключенная напрочь забыла о своем гордом молчании. — Я ничего вкуснее в своей жизни не ела. Ваш муж повар? — Она посмотрела на Уилла. Тот беззлобно усмехнулся. — Кулинария — одна из его страстей. — Уилл поддался чуть ближе и добродушно спросил. — Ваш муж готовит? — Мой муж… — Эмилия опустила взгляд на еду и ее глаза немного потухли под веянием воспоминаний. — Он любит готовить мясо на День Независимости. Мы собирали друзей во дворе на барбекю. Знаете, совсем как обычная американская семья, только… Только без детей. У вас есть дети? — Девушка посмотрела на Уилла с надеждой. — У меня есть дочь, — ответил он с нежной улыбкой. Рыбка захватила наживку и позволила острому крючку вонзиться в кожу, проткнуть ее плоть, но еще не поняла этого. По другую сторону стекла, которое притворялось зеркалом, в соседней комнате стояли Джек и Алана, внимательно наблюдая за допросом. Доктор Блум, в узкой юбке почти до колен и зеленой блузке, передающие ее нежность, мягкость и строгость, резко контрастировала с грубой фигурой Кроуфорда, которая как будто была высечена из камня в духе монументальной скульптуры соц-реализма. — Она доверяет ему, — сказал Джек уверенно. Он не отрывал взгляда от Уилла. Алана посмотрела на коллегу и снова вернулась к наблюдению за Эмилией. Лишним было говорить, что вся затея не понравилась ей с самого начала. Она скрестила руки на груди и спросила: — Все еще питаешь сомнения насчет Уилла? — Сомнения… — Джек небрежно указал на свою голову. — Питают мои мысли. Я не привык сомневаться в своих людях, Алана. — Так отпусти, — девушка развернулась к Кроуфорду. — Уилл не тот, кого ты ищешь, пока не доказано обратное. Ты либо принимаешь это, либо нет. Полумеры — не твой стиль. Джек обернулся к Алане и поднял брови вверх, но ничего не сказал. Из-за стекла тихо лилась размеренная беседа. — Я не знаю, как все это началось. Не помню, откуда начался счет, но когда я очнулась — я уже была глубоко в норе, — тихо говорила Эмилия, смотря на свои руки. В уголках ее глаз застыли нерешительные слезы. — Он говорил мне, что делать, а я не могла отказать. Потому что… Уилл внимательно смотрел на девушку, которая не могла заставить себя произнести страшные слова. Он мог понять каждое ее слово, каждое терзающее ее чувство, но намеренно не впускал их в свое сердце, оставаясь небрежно-равнодушным к страшной исповеди. — Мой муж монстр, — сказала Эмилия, всхлипнув и закрыв лицо руками. — Я убеждала себя снова и снова, что не так, но… — Снова приглушенный всхлип через тонкие пальцы. — Что это говорит обо мне? Я не хотела замечать монстра, потому что это означало бы, что я привлекаю монстра, — Она отняла руки от лица и прикусила губу. — Ваш муж любит вас, Эмилия, — сказал Уилл, заглядывая в мокрые глаза. Он потянул леску на себя. — Вы не можете знать. — Но вы можете. — Я не знаю во что верить. — Верьте в то, что у вас было. В вас нет ничего неправильного, Эмилия. — Я знаю это. Я не убивала этих людей, я лишь… Делала то, что он говорил мне делать, — Эмилия поддалась ближе, желая, чтобы ее услышали, приняли и простили. Хотя-бы один человек. — Он наслаждался силой, которая была в его руках. Наслаждался насилием, — сказал Уилл очень тихо. — Но вы… Неужели вы не любили его? Неужели не любили быть с ним в эти моменты, потому что так вы были ближе, чем когда либо? — Я делала все из любви к нему. Всегда. Он говорил мне, что чувствует себя живым, когда отнимает жизни других. — А вы? — Первое правило рыболова гласит: никогда не ослабляй леску, при этом предоставляя рыбе некоторую свободу. Губы Эмилии дрогнули. Она с надеждой смотрела на Уилла, думая, что он точно сможет понять ее и ни за что не осудит. Ему можно сказать. Девушка с трудом заставила себя сказать, все еще не решившись до конца, пока первые слова не появились на свет. — Да, — она кивнула несколько раз. — Я никогда не чувствовала себя такой живой, как когда была с ним в эти моменты. Нам было хорошо вместе. Уилл накрыл руки Эмилии своими и легонько сжал, без слов благодаря ее за сотрудничество. Джек улыбнулся, показывая щербатые зубы и прошептал: — Попалась.***
Когда Ганнибал вернулся домой на первом этаже еще горел свет. Он с тихим щелчком открыл дверь, зашел в прихожую, поставил дорожную сумку на пол и снял пальто. По дому разливалась третья симфония Чайковского. Через минуту к нему подбежали радостные собаки. Ханна поставила свои передние лапы на мужчину, получив долгожданные ласки. Ганнибал еще гладил любимицу по холке, тепло улыбаясь, когда услышал тихие шаги. Он поднял взгляд и увидел улыбающуюся Эбигейл. Девушка подбежала к нему и совсем по-детски кинулась в теплые объятия. — С возвращением! — Я скучал, Эбигейл, — Ганнибал легко погладил девушку по щеке большим пальцем. Его взгляд метнулся к проходу, ожидая мужа, но он быстро вернулся к дочери. От Эбигейл это не укрылось. Она отстранилась, не переставая улыбаться. — Пойдем со мной, — Эбигейл поманила Ганнибала и вместе с ним собак. Они оказались в столовой, где горел свет и был накрыт стол. Ганнибал в удивлении вскинул брови, а Эбигейл развела руками и торжественно провозгласила, широко улыбаясь: — Та-дам! — Она рассмеялась, глядя на лицо приемного отца. — Мы взяли один из твоих самых простых рецептов и решили приготовить ужин по случаю твоего возвращения. Тебе нравится? Впервые, Ганнибал не смог найти слова. Он подошел к столу, рассматривая композицию из перьев и рогов в его центре. Эбигейл продолжила: — Уилл готовил мясо и накрывал на стол, а я занималась всем остальным, — Эбигейл посмотрела на Ганнибала и ее улыбка немного угасла, опасаясь отрицательной реакции. Ганнибал обернулся к дочери и взял ее за руку, сказав: — Все замечательно, Эбигейл, — в конце его голос дрогнул, не поддавшийся контролю. Из кухни с тремя тарелками, наполненных прилично украшенным мясом с салатом, вышел Уилл, полностью сосредоточенный на том, чтобы ничего не уронить. Расставив все по местам, он взглянул на мужа, кротко улыбнувшись. — Язык под соусом Дюксель, — объявил Уилл, явно подражая манере Ганнибала. — Агриппине** однажды захотелось узнать вкус языка певчего соловья. С тех пор римляне украшали свой стол паштетом из соловьиных языков. Могу вас заверить, что этот соловей пел ужасно. Улыбка Ганнибала была совсем легкой, но его глаза блестели ярче любой улыбки. Последний раз для него готовила ужин Леди Мурасаки.***
Эбигейл довольно быстро расправилась со своей порцией и еще быстрее сбежала из-за стола под предлогом выгула собак. Ганнибал и Уилл остались наедине, доедая остатки языков и смакуя вино. — Я всегда подозревал в тебе кулинарный талант, Уилл, — нарушил молчание Ганнибал. Он совсем не лукавил, говоря это. Возможно, дело было в долгой разлуке, которая не имела отношения к расстоянию, но язык получился невероятно нежным и сочным. — Я искусно топил его в порошковом сыре, — пошутил Уилл, делая глоток сладкого красного. Ганнибал действительно улыбнулся его шутке. Он аккуратно взял мужа за руку, как будто боясь разбить его кожу резким движением, и тихо сказал: — Я скучал, mylimas. — Я знаю, Ганнибал, — губы Уилла дрогнули и он опустил взгляд на переплетенные руки. — С помощью пищи мы выражаем наши чувства, которые не подвластны словам, Уилл. И также с помощью пищи мы определяем нашу религию и тех, кто ее разделяет. Ты приготовил для меня ужин. Приготовил его вместе с нашей дочерью, — Ганнибал поднес руку мужа к губам и медленно поцеловал ее, не торопясь отстраняться. — Есть много способов сказать невысказанное. Я… — голос Уилла дрогнул. Он почувствовал, как закололо в носу и стало трудно говорить. Небесно-голубые глаза нашли карамельные. — Я думал, что ты любишь меня настолько, насколько способен. И мне было этого достаточно, — Потому что никто не мог любить его всецело, как любят матери своих детей и в сто крат сильнее. Уилл не знал любви матери и питался крохами любви, которые подкидывал ему отец. Никто не хотел его горя и его радости. — Уилл… — Ганнибал накрыл его руку второй ладонью и крепко сжал, почти до боли. — Я всегда люблю тебя настолько, насколько способен. Всегда. Вся любовь во мне — твоя. Только твоя. Глаза Уилла покраснели, потому что он мог чувствовать это в своей груди. Каждое слово эхом отдавалось по ребрам. Все эти годы он думал, что то, чем является Ганнибал — далеко от спасительного тепла. Он думал, что для Ганнибала любовь лишь еще одно человеческое чувство, которое он на себя примерил, в действительности же испытывая к Уиллу что-то другое, но близкое. Чесапикский Потрошитель не может любить, потому что он отошел от человеческих страстей, потому что постигал высокое. Но все эти годы, Уилл Грэм наблюдал, как Потрошитель готовил, играл на клавесине, рисовал и наслаждался музыкой — все это он делал с великой любовью, которая не доступна большинству человечества. — «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего…» — Ганнибал открыто смотрел на Уилла, когда под его веками скопилась влага. — «Не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит», — продолжил Уилл, поддаваясь вперед, чтобы уткнуться носом куда-то в область скулы мужа, потому что это было все слишком. Ганнибал повернул голову и накрыл мягкие губы своими, даря нежность и тепло, которые их обоих избегали долгое время. Они сидели в тишине, вслушиваясь в дыхание друг друга, не решаясь отпустить мгновение Откровения. Ганнибал гладил непослушные кудри, запечатлевая этот вечер в своем Дворце памяти, когда Уилл нарушил молчание. — Джек Кроуфорд не оставит нас, — сказал он очень тихо, совсем рядом с ухом Лектера. — Я буду разочарован, если он поступит противоположно, — Ганнибал лениво рождал слова. — Он хочет меня, но пока не решил в каком качестве: в аквариуме или на сковородке. Ганнибал усмехнулся, представив на секунду картинку в своей голове. Он сказал: — Джек делает то, для чего создан. — Я знаю, — Уилл поднял голову, заглядывая в глаза Ганнибала. — Я хочу поймать для него самую крупную рыбу, которую он не в силах заглотить. — Не сомневаюсь, он будет долго ее переваривать. Кто же это, Уилл? — его глаза заблестели. — Чесапикский Потрошитель.