***
Эбигейл внимательно смотрела под ноги, чтобы не споткнуться о корни деревьев. Она шла по лесу с Ганнибалом, вдыхая полной грудью холодный утренний воздух вперемешку с запахом влажной листвы. Впереди шли собаки, останавливаясь у каждого попадающегося им на пути дерева, чтобы обнюхать их, весело виляя хвостами. Лектер внимательно следил за стаей, но на его губах отражалась легкая умиротворенная улыбка. — Твой биологический отец был охотником, — начал он, разрезав тишину леса. — Он брал тебя с собой? — Мама не разделяла его увлечения. Поэтому мы всегда были вдвоем. — Ты смогла разделить его увлечение, Эбигейл? — Ганнибал остановился и обернулся к девушке. Та замерла. — Мне всегда было жаль животных, — тихо прошептала Эбигейл, чувствуя, как холодеет ее спина. — Папа говорил, что я должна подрасти. Я никогда никого не убивала. — Теперь это не так, — уголок губ Ганнибала дрогнул, а глаза отразили солнечный свет, становясь почти медовыми. Эбигейл опустила взгляд под ноги, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. Образ Николаса никогда в действительности не покидал ее. И тем не менее она здесь, свободная и живая. Убийство сошло ей с рук, благодаря Ганнибалу и Уиллу. Какое-то время они шли в тишине. Ханне постоянно оглядывалась на Ганнибала, словно проверяя следует ли он за ней, а Эрнест приносил для Эбигейл шишки и ветки. — В любом цивилизованном обществе убийство считается табу. С тех пор, как Каин убил Авеля, убийство себе подобного низвергало человека в пропасть, где он изолировался от общества. Существует не так много грехов, которые были бы страшнее этого. И, тем не менее, Бог убивает постоянно, оставляя эту привилегию для себя. Должно быть, ему это нравится, — Ганнибал с лёгкостью перешагнул небольшой обрыв и обернулся, чтобы подать руку девушке. — Разве может человек решать кому жить, а кому умирать? — Эбигейл крепко ухватилась за плечи Лектера и он, словно она ничего не весит, переместил ее на другую сторону. — Мы делаем это каждый день, Эбигейл. — Ганнибал замолчал и замер. Эбигейл стояла рядом. Она посмотрела на мужчину, который в этот раз был без своего привычного костюма, одетый в типичные скорее для его мужа ботинки, простые штаны из плотной ткани, бордовую кофту и сверху короткое пальто. В костюме-тройке по лесу не погуляешь. — Думаешь, твой отец гордился бы тобой? — вдруг спросил Лектер. Его карамельные глаза с лаской посмотрели на девушку. Та вздрогнула. — Я не знаю, — тихо ответила она. — Ответ есть в твоей голове. Эбигейл задумалась. Морщинка пролегла между ее бровей. Она запрещала себе думать об отце в отрыве от его «наследия», которое он оставил ей. — Он смог открыться только тебе, Эбигейл, — продолжил Ганнибал, подталкивая ее к ответу. — Он доверял тебе. Никто не знал его лучше, чем ты. — Только потому что знал, что я слишком любила его, чтобы… Предать. — Он хотел, чтобы ты поняла его и приняла. Эбигейл до боли закусила внутреннюю сторону щеки и с болью посмотрела на Ганнибала. — Чего ты боишься, Эбигейл? — Ганнибал подошел к девушке совсем близко погладил ее скулу легким касанием костяшек пальцев. Ее дыхание сбилось. — Что, если… Если я люблю его, что это говорит обо мне? Ганнибал мягко улыбнулся. Он нежно по-отечески поцеловал Эбигейл в лоб и отошел на пару шагов от нее. — Ты доверяешь мне? — спросил Лектер. Собаки кружили вокруг них, не решаясь идти дальше. Эбигейл смотрела на них и видела лучшее в семье, частью которой она стала. Но образ, который она обнаружила в подвале, не выходил из головы и стоял перед глазами. Единственные люди, которые приняли ее и которые дали ей дом — убийцы хуже, чем ее родной отец. Разве может она доверять им? — У меня нет выбора, — ответила Эбигейл. — Ты и Уилл — моя семья теперь. — Тогда закрой глаза, — Ганнибал остался доволен ответом. Девушка послушалась его, и он продолжил. — Каждая семья любит по-своему. Каждая семья уникальна. Эбигейл не видела ничего, кроме тьмы. Ее ресницы дрожали. Легкие наполнялись холодным лесным воздухом. Пар теплого дыхания летал вокруг. Все, что она слышала был лишь глубокий голос: — Твой отец хотел научить тебя охоте. Это занятие сблизило бы вас. Через него вы бы разделили любовь и доверие. Прислушайся, — шепот был совсем близко. Эбигейл почувствовала, как теплые руки накрыли ее голову по обеим сторонам. — Представь, что эта любовь питает тебя. Это все, что осталось от твоего отца. И как же ты сможешь выразить ее? Вспомни свое детство. Вспомни девочку, которач была любима. Что ты видишь? Эбигейл было страшно. Ей всегда было страшно. Но глубокий голос был совсем рядом и теплые руки обещали поддержку. Она задержала дыхание и увидела. Перед ней стояла маленькая девочка. Совсем, как сама Эбигейл: голубые глаза, обветряная кожа, каштановые волосы и веснушки на лице. Но это была не она. Маленькая Мориса Шур смотрела на нее снизу вверх. — Я вижу Морису, — прошептала Эбигейл, дрожа всем телом. — Она смотрит на меня. — Ты знаешь, что с ней случилось? — Папа… — Эбигейл не могла облечь слова в звуки. Она почувствовала слезы на щеках. — Мне так жаль. Папа убил ее. Он убил ее. — Что он с ней сделал? — Я не знаю, — Эбигел хотела сделать шаг назад, но позади был Ганнибал. Он не давал пошевелиться. Хотелось убежать. — Тело так и не нашли. — Поэтому ты прекрасно знаешь, что он сделал с телом. Она отвергала это всю жизнь. Когда полиция спрашивала ее об отце, она говорила, что ничего не знает, но это была ложь. Эбигейл помнила, как отец водил ее в охотничий домик. Как показывал рога оленей и приносил домой оленье мясо. — Папа говорил, что… Что ничего не должно пропасть. Иначе это будет убийством. Ганнибал прижался щекой к макушке девушки. — Ты дочь своего отца, Эбигейл, но также и больше этого, — прошептал он. — Это в твоей природе. Ты должна почтить Мариссу ради самой себя. Эбигейл почувствовала, как в ее руке материализуется холодный нож. Его рукоятка была приятной и гладкой. Девушка грела ее в своих руках. Марисса смотрела на нее и не шевелилась. Из ее глаз выполз паук. Он пустил паутину к ее щекам. Маленькие волосатые лапки передвигались по детскому румяному личику. Эбигейл стиснула зубы и глубоко вдохнула. На самом деле все было просто. Где-то внутри себя она отыскала это чувство, которое избегала всю жизнь. Марисса Шур должна умереть, чтобы Эбигейл могла жить. Все было до смешного просто. Невесомые шаги девушки не тревожили листвы или пение птиц. Она крепче сжала рукоять ножа и приставила лезвие к горлу маленькой девочки. Дыхание покинуло Эбигейл на несколько мгновений. Ганнибала не было за спиной. Не было леса. Были только она, Марисса и папа. Он стоял чуть поодаль и смотрел. Видишь? — прошептал он, совсем, как в кошмарах. Легким движением руки лезвие рассекло детскую нежную кожу и из горла девочки полилась черная жидкость. Она заливала руки Эбигейл и обжигала теплом. Небесно-голубые глаза распахнулись. Эбигейл обернулась к Ганнибалу и увидела улыбку на его губах. Девушка улыбнулась в ответ, все еще чувствуя страх в груди.***
Невозможно представить, что испытывает человек, прожив два года в медикоментозном бреду. Когда сознание ни разу не было ясным, ни на одно мгновение. Невозможно представить, что чувствует человек, воскресая спустя два года. Вот только Уиллу Грэму повезло быть единственным человеком, который способен такое представить. Он смотрел, как неумело Мириам Ласс размешивает чай, привыкая к пластмассовому балласту вместо руки. Последний раз, когда Уилл ее видел, в горящих глазах было больше подвижности и они всегда были в поисках ответа. Теперь он мог видеть слабое отражение непонимания. Не осталось места даже злости. Джек Кроуфорд сказал, что разговор с Мириам похож на разговор через стену. Ты слышишь ее приглушенный голос, едва разбирая слова и угадывая знакомые интонации, но не видишь человека, которого знал, поэтому лишь догадываешься, что это мог бы быть он. — Ты пришел, чтобы узнать о Потрошителе? — спросила Мириам сломанным голосом. — Джек сказал его звали Фредерик Чилтон. Уилл сел на диване напротив, сложив нога на ногу. Он внимательно разглядывал девушку. Ни одна мышца не дрогнула на его лице. — Что ты помнишь о том дне, когда Потрошитель напал на тебя? — это был слишком банальный вопрос, который ей уже задавали ни один раз, но Уилл должен был услышать это сам. Мириам помотала головой. — Мне жаль, от меня мало пользы. Я ничего не помню с того момента, как пошла к Гуру. — Ты убила Потрошителя. Это более, чем полезно, — ободряюще сказал Уилл и криво улыбнулся. Он почувствовал на себе взгляд девушки и как будто в этот момент она стала больше походить на прежнюю себя: ищет ответы и задает вопросы. — Джек сказал, что вы нашли еще доказательства в доме Потрошителя. Уилл склонил голову к плечу и внимательно посмотрел на девушку, не переставая дружелюбно улыбаться. Кончик его языка показался между губ, словно язык змеи, сканирующий окружение. — Лишь фрагменты его «реквизита», которые могут совпадать с материалами, что были найдены вместе с жертвами: веревка, проволока, хирургические инструменты, цветы, материал, которым он обрабатывал жертв. Улики лишь косвенные. Потрошитель никогда не оставлял следов. Ты — исключение, Мириам. — Я должна буду выступить в суде? — У тебя есть право отказаться. Поскольку, ты убила Чесапикского Потрошителя, никто не будет разбираться в правомерности следствия. Косвенных улик и твоих показаний вполне достаточно. Девушка отвела взгляд в сторону. Уилл отметил, что она была очень сильна. Никто бы не смог сохранить здравый рассудок с Потрошителем в голове в течение двух лет. Он мог лишь гадать какие кошмары снятся Мириам Ласс. Осознавая все, на что он обрек невинную девушку, Уилл не ощущал за собой этого мерзкого и разъедающего чувства. Он здесь, чтобы убедиться, что Мириам завершит свою роль так, как ему нужно. — Я помню его голос, — сказала Мириам, смотря в сторону. Уилл знал, что она видит лишь смутные отголоски медикаментозных воспоминаний о времени, которое она провела в пасти Потрошителя. — Он успокаивал меня. Даже, когда он забрал мою руку, он предупредил меня, что я ничего не почувствую. Я просто уснула… А на утро я проснулась уже без руки. — Что ты ощутила в то утро? — Меня это почти не волновало, — девушка нахмурилась. — Мне было так спокойно… Я помню запах цветов и классическую музыку. Это было похоже на длинный сон, из которого невозможно выбраться. — она замолчала на несколько минут, уходя в себя. — Джек считал, что я мертва, верно? — Все считали тебя мертвой. Мне жаль. Потрошитель никогда не оставлял выживших. — Но меня оставил. — Как ты думаешь, почему он это сделал? — Уилл наклонился ближе к Мириам, действительно желая услышать ответ от нее. Потому что в тот день, он не думал о том, чтобы сохранить девушке жизнь. Он действительно был готов убить ее, но Ганнибал не избрал этот путь. Ганнибал захотел поиграть в игру. — Я думаю об этом каждую секунду, с тех пор, как выбралась из этого подвала. Он не хотел делать меня одной из своих жертв. Он хотел почтить меня по-другому. Это все было частью его большого замысла. Иногда мне кажется, что даже с его смертью, этот замысел еще не закончен. Мне кажется, что он продолжает дергать нас всех за ниточки. Уилл откинулся на спинку дивана, чтобы застегнуть пиджак. Ему пора было уходить. Вставая, он накрыл руку Мириам своей и слегка сжал. — Мне кажется, — прошептал он. — Он сделал это, чтобы посмотреть, что случится, — затем, подумав, добавил, глядя в зеленые глаза. — И ты его не разочаровала, — Уголок губ Уилла дрогнул в усмешке.***
Дверца машины мягко захлопнулась, пока Уилл пытался удержать в руках бумажные пакеты с продуктами. Ганнибал прислал ему внушительный список покупок, ведь его муж имел глупость сказать: «Я еду в город, тебе что-нибудь нужно?». К счастью, помощь быстро подоспела в виде довольных собак и одного чуть менее довольного мужчины. Передавая один пакет мужу, Уилл быстро поцеловал его в щеку, одновременно стараясь смотреть под ноги, чтобы не наступить на многочисленные лапы. Собаки справедливо ожидали, что в пакетах окажется что-нибудь и для них, поэтому не отставали от пары до самой кухни. — Эбигейл решила сделать ремонт в своей комнате, — как-бы между делом сказал Ганнибал, раскладывая продукты в холодильнике. Уилл с интересом посмотрел на мужа, выкладывая из пакета зелень. — И как ты отнесся к этой идее? — Твоя уверенность в моем несогласии почти оскорбительна. — Ты не слишком любишь идти на компромиссы, Ганнибал. Мне трудно представить тебя, принимающим изменения в этом доме. — Я уже принял это изменение в лице Эбигейл. Она часть нашей семьи и ее желание проявить это на бытовом уровне — естественно. Всего через несколько месяцев она уедет в колледж и ей бы хотелось знать, что в нашем доме осталась ее часть. Пусть даже, если это будут гирлянды на стенах. Эбигейл должна чувствовать, что мы ждем ее и не вычеркнем из своей жизни, как только она уедет, — Ганнибал закрыл холодильник и обернулся к мужу, положив ладони на разделочный стол. — Наша жизнь не вернется в точку «До Эбигейл», когда она уедет, — Уилл мягко улыбнулся и подошел к Ганнибалу совсем близко, чтобы положить свои руки на его плечи. — В таком случае я хочу заняться ремонтом. — Он проследил, как дрогнула бровь у супруга. — Я рассчитывал нанять рабочих. — Я хочу быть частью этой перемены, Ганнибал. — Что ж, как пожелаешь, — он намеренно громко и тяжело вздохнул. В кухню вошла Эбигейл, держа в руках коробку. Ее волосы были собраны в хвост для удобства, открывая бледный шрам на шее. — Куда я могу поставить это? — спросила она. Год назад Уилл бы ни за что не подумал, что у него будет дочь. Все эти годы он был уверен, что всегда будут только он и Ганнибал. Но теперь их семья стала больше. И он мог бы притвориться, что они обычные родители, такие же, как и все. Уилл Грэм мог бы притвориться, что таким как он позволено иметь семью, детей, ходить за покупками и быть среди других людей. Он мог бы притвориться, что так будет всегда. Как будто все это не ускользнет от него сквозь пальцы через секунду, как только закроются глаза. Как будто, такие как Ганнибал Лектер могут жить нормальной жизнью. Как будто Уилл не рискует потерять все, как только оступится на острие ножа. Как будто не польются реки крови, если какая-то из кукол откажется танцевать. Раньше это всегда было только об Уилле. Раньше расплатой была бы только его жизнь, которая и так не слишком ценна. Уилл знал на что шел, когда говорил «Согласен». Он не обманывался насчет их семейной жизни ни на одно мгновение. Но теперь Уилл делал вид, что ничего этого нет, ради Эбигейл и ее счастья.***
Маленький телевизор показывал утренние новости, где молоденькая репортерша стояла возле главного здания ФБР. Фредди сделала звук погромче и продолжила есть мороженное из ведерка, пока набирала текст на ноутбуке для новой статьи. «— Прямо сейчас, на срочной пресс-конференции, — начала репортерша. — директор ФБР объявит имя Чесапиксого Потрошителя, терраризировавшего округ Чесапик почти десять лет.» Картинка сменилась на грузного представительного мужчину средних лет на фоне американского флага. Фредди оторвалась от экрана ноутбука. Ее информаторы были не в курсе имени или просто слишком боялись его разглашать. Тем временем, директор ФБР сказал очень много нудных и бесполезных слов, прежде чем объявить то, ради чего все собрались. — Мы готовы с гордостью, официально, объявить вам имя Чесапикского Потрошителя и пообещать, что он больше никогда не потревожит покой американских граждан. Спи спокойно, Америка! Ночью 23 апреля, был задержан и нейтрализован Чесапикский Потрошитель, теперь уже известный по имени Доктор Фредерик Чилтон! » — Вы, блять, шутите, — Фредди уронила ложку.***
Джек выходил из здания ФБР поздно вечером и уже направлялся к своей машине, размышляя об ужине, который приготовила его замечательная жена, когда путь ему перегородила женщина с огненными волосами. — Агент Кроуофрд… — сразу начала она атаку, но была прервана. — Мисс Лаундс, прошу вас уйти от моей машины, в противном случае вас заставят это сделать, — Хорошее настроение Джека испарилось в одно мгновение. Эта женщина и ее профессия не вызывали в нем ничего, кроме отвращения и презрения. — Поверьте, в ваших интересах выслушать меня, — Лаундс проникновенно посмотрела в маленькие глаза мужчины, но тот проигнорировал ее и уже разблокировал машину. Тогда, по отработанной схеме, девушка бросилась к дверце со стороны водителя и полностью заслонила ее собой. — Вам лучше подумать дважды, преждче, чем выводить меня из себя, — сказал Джек притворно снисходительно. Он терпеливо сложил руки перед собой. — Меня тошнит от журналистов у моей двери, теперь журналистка образовалась у моей машины. — Я здесь не ради интервью или громкого заголовка. — Неужели? — Я здесь в качестве ответственного гражданина. Вы обязаны выслушать то, что я скажу. Это касаетая Потрошителя. — Ну разумеется. В сторону, Лаундс! — Гаркнул он вполне привычно. Джек орал на своих подчиненных каждый день. Фредди даже не вздрогнула. Но отошла в сторону, не убирая с лица нахальной улыбки. Она проследила, как Джек открыл дверцу машины, а затем громко сказала: — Вы поймали не того! Потрошитель продолжает разгуливать на свободе, и вы потеряете все, когда правда откроется. Джек уже плюхнулся в кресло, но все-таки посмотрел в глаза Лаундс. — Если бы вы знали сколько раз я мог посадить вас за препятствие правосудию, Мисс Лаундс. — Вы никогда не были близки к правосудию для жертв Чесапикского Потрошителя, — Лаундс нагнулась, чтобы быть с Кроуфордом на одном уровне. — Фредерик Чилтон с позором ушел с хирургического отделения, потому что не мог держать в руке скальпель, чтобы не убить кого-нибудь. Его одногруппники рассказали мне, что он не мог вскрыть даже лягушку. Бросьте, Джек. Фредерик Чилтон слишком глуп, чтобы быть Потрошителем. Мы оба это знаем. Кроуфорд сел в машину, с силой захлопнув дверь. Он мрачно посмотрел на Фредди, заводя мотор. Его губы были поджаты, а брови сдвинуты к переносице. Девушка моментально поняла, что ее доводы были услышаны.***
Уилл приклеивал последнюю полосу обоев в комнате Эбигейл. Ему осталось лишь избавиться от пузырьков воздуха. Девушка, до этого придерживающая стремянку, наконец отдыхала, сидя прямо на полу. Она слышала как у двери с обратной стороны возились собаки, ожидая, когда им разрешат войти в комнату. Ганнибал был на работе и они остались вдвоём на весь день. Эбигейл весь день чувствовала боль в животе из-за непокидающего ее волнения. Сегодня она решила рассказать Уиллу правду. Ей казалось, что наличие между ними хоть одного секрета равносильно болезненному запаху разложения в свежем букете цветов, среди которых затерялся сгнивший бутон. Закончив, Уилл сел рядом с Эбигейл, тяжело вздохнув. Девушка мягко улыбнулась ему. — Теперь эта комната больше похоже на твою собственную? — спросил он. Эбигейл взглянула в его глаза и увидела в них нежность и заботу. — Ты и Ганнибал так стараетесь, чтобы это место стало моим домом. — Это и есть твой дом, Эбигейл. — Я знаю, — девушка улыбнулась шире. — Думаешь, мы могли бы жить где-нибудь в другом месте? В другом мире? В другой жизни? — Это то, чего ты хочешь? — Уилл проследил, как Эбигейл неуверенно кивнула. Он опустил взгляд на свои руки. — Ганнибал никогда не был привязан к одному месту. Мы переехали в Балтимор после… — После того, как ты убил моего отца? — Да, — глухо ответил он и снова посмотрел на Эбигейл. — Если, это то, чего ты действительно хочешь, мы уедем. — Так просто? — Ничего не имеет значения, кроме нашей семьи, — Уилл аккуратно положил руку на спину девушки. — Я хочу быть там, где никто не знает обо мне или о тебе. Я хочу быть в другом месте, — Губы Эбигейл скривились. — Я помню, как ты пришел к нам домой и разговаривал с отцом. Мне интересно, тебе снится этот день? — Чаще, чем я бы хотел, — Уилл провел языком по сухим губам. Он чувствовал, что этот разговор очень важен для Эбигейл. Как и для него. — Я помню, когда увидел тебя в первый раз. Я посмотрел на тебя, так похожую на девочку, которую все искали. Я понял замысел Гаррета Хоббса. Эбигейл опустила взгляд. Ее дыхание стало тяжёлым. Она испугалась того, что увидела в глазах напротив. — Что ты почувствовал в тот момент? — тихо спросила девушка. Лицо Уилла скривилось, как от боли. — Я почувствовал… Предвкушение, — Уилл посмотрел на Эбигейл и в его глазах можно было увидеть вихри глубокой вины со смесью отвращения. В ее же глазах он увидел лишь боль. — Мне стало любопытно, что случится, если Гаррет Хоббс поймёт, что я могу видеть его. — Ты хотел убить его, — сказала Эбигейл и ее голос дрогнул. Она не дала Уиллу продолжить, перебив. — Что ты чувствовал, когда убивал моего отца? Этот вопрос мог бы привести Уилла в ужас пять лет назад, но не теперь. — Я чувствовал силу, — твёрдо ответил он. Уилл подумал о Ганнибале, смывающем кровь с его рук. Эбигейл поджала губы, набираясь смелости, чтобы сказать следующее: — Папа был ужасным человеком и, наверное, ужасным отцом, — девушка почувствовала, как колит в носу, а в уголках глаз скапливалась соленая влага. — Но я любила его. Я ненавидела его за то, что он убил маму и отнял мое детство. И все же любовь сложное чувство, способное на многое, — Эбигейл вытерла слезу и набрала в легкие побольше воздуха. — Поступая плохо с плохими людьми, мы чувствуем себя хорошо. — Уилл узнал в этих словах своего мужа и грустно улыбнулся. — Я чувствовала себя хорошо, убивая Николаса. Мой отец убил лишь одну душу, но я навсегда осталась дочерью убийцы. И я оправдала это звание, убив человека. Так в чем же разница? Я знаю, что ты убил всех этих людей и, вероятно, больше. Больше, чем мой отец, но он мёртв, а ты нет. Я не мертва, благодаря тебе, Уилл. Скажи мне, есть ли разница? Эбигейл дрожала всем телом, и Уилл притянул ее к себе. Он поцеловал ее в лоб, затем в макушку и закрыл глаза. Он чувствовал пепел на языке. Ему казалось, что самое дорогое утекает сквозь пальцы, как замок из песка, разрушенный порывом ветра. — Мне так жаль. Я хотел уберечь тебя от самого себя. От своего мира. — Нет, — Эбигейл замотала головой, но ещё сильнее утыкаясь в плечо опекуна. — Ты никогда не хотел этого. Дело никогда не было во мне. Дело всегда было в тебе. Ты цепляешься за то, чего нет, Уилл. Уилл не хотел слышать этого. Не хотел признавать. Ему казалось, что рушились стены дома, но не было слышно грохота падения камня и кирпичей. Был лишь скрежет собачьих когтей и пение птиц за окном. Это было правдой, как было правдой, что такие, как Уилл Грэм не имеют права на обычную семью и милый сад на заднем дворе. Вся суть заключалась в том, что Ганнибал Лектер никогда не питал ожиданий в отношении своей жизни. Его истинная сущность, которая представлялась Уиллу чёрной с оленьими рогами, не принадлежала миру опер, музыки и званых ужинов. Как в сказке, где ты имеешь все до тех пор, пока действительно не захочешь этого, Ганнибал танцевал под светом великолепия и признанного статуса, никогда не обманываясь о своём происхождении из тьмы и крови. Уилл предпочитал видеть себя существом, сотканным из света и тени, до которого добралась тьма, когда в действительности он был ею рождён.***
Хладный труп Фредерика Чилтона лежал на таком же холодном металлическом столе. Его тело было накрыто тонким белым покрывалом, как традиция из далекого прошлого в дань уважения к мертвым. Вот только даже живым Фредерика Чилтона едва ли уважали, а, когда он стал мертвым, уважения и вовсе не осталось. Горло Чилтона еще не было зашито и взору открывались разорванные мышцы гортани, связки и челюсть, которая смотрелась совершенно неестественно, словно неправильный кусочек пазла в мазайке. Губы на лице почти не угадывались — настолько Мириам Ласс изуродовала его. Джек Кроуфорд стоял один и внимательно смотрел на тело, а в его голове крутились шестеренки. Он стоял у изголовья и смотрел сверху вниз на закрытые глаза мертвого человека. Послышался стук каблуков из коридора. Через минуту в лабораторию вошла Алана Блум. Когда она увидела Чилтона, то замерла и прикрыла глаза, чтобы прийти в себя. Алана знала этого человека несколько лет, хоть никогда и не питала к нему симпатии. — Ты хотел поговорить? — спросила она у Джека. — Да. — Обязательно делать это здесь? — голос девушки дрогнул. Она бросила взгляд на тело. — Обязательно, — отчеканил Кроуфорд. — Я хочу, чтобы ты взглянула. Алана подошла ближе и встала у изножья. Теперь они стояли напротив друг друга. Джек дал девушке защитную маску и перчатки и откинул покрывало. — Что я должна увидеть? — спросила она, натягивая перчатки. — Джек, я не проводила вскрытия с самой интернатуры. — Парни уже провели вскрытие и написали заключение, — Джек потянулся, чтобы взять с другого стола папку и передать ее Алане. — Что ты видишь? Алана долго изучала бумаги. — Разорвано горло, — сказала она севшим голосом. — Он захлебнулся собственной кровью. В остальном, — последний взгляд на заключение Брайана. — Ничего необычного. Что еще, Джек? — Алана была недовольна. Она чувствовала к чему все шло. — Что еще? — не унимался глава поведенческого отдела. — Сила, с которой были нанесены увечья… Поражает, — нашла слово девушка. — Едва ли Мириам была в состоянии такое сотворить, но здесь все может объяснить состояние аффекта. Что она говорит об этом? — Она почти ничего не помнит. Помнит, как выбралась из подвала и увидела Доктора Чилтона. Следующее, что она помнит — машины полиции и себя на полу рядом с телом. Врачи осматрели ее и обнаружили ушиб в височной доле. Чилтон также дал хороший отпор, судя по всему. — Ей повезло во второй раз, — сказала Алана, но не очень уверенно. — Повезло ли? — Джек поджал губы и очень мрачным взглядом посмотрел на труп. Алана странно посмотрела на Кроуфорда, а затем на мертвого Чилтона. Несомненно, она догадалась. Медленно подойдя к изголовью стола, девушка чуть наклонилась, рассматривая то, что осталось от горла. Она неуверенно дотронулась до бодбородка Чилтона, но затем, профессионально раскрыла его рот. Челюсть была сломана и это не соствляло труда. — Все разорвано, — сказала Алана. Она отошла на шаг назад, чтобы взять с рабочего стола фонарик и снова со всем вниманием продолжила изучать тело. — Связки, мышцы… Я едва ли могу различить их. — Она раскрыла рот еще шире и нагнулась еще ближе. — А где… Нет, я не вижу. Где же… — Язык? — подсказал Джек, криво ухмыльнувшись. Алана посмотрела на него со смесью страха и неудоумения. Она выпрямилась. -Парни сначала не придали этому значения. Его лицо похоже на полотно Пикассо. Тем не менее, они продолжили копать. Я хотел, чтобы ты увидела это своими глазами. В таком случае я не буду похож на сумасшедшего. Тогда Доктор Блум отошла к лабораторному столу и, найдя на нем специальное продолговатое увеличительное стекло с зеркальцем, вернулась к телу. Она открыла то, что осталось от рта Чилтон, как можно шире и просунула в гортань устройство, одновременно держа в зубах фонарик для удобства. Это было почти невозможно разглядеть. Лишь смутные очертания, дающие намёк на истину. Намёк на чей-то искусный замысел, который мог увидеть лишь конкретный человек с неукротимой жаждой. — Он удалён? — прошептала Алана едва слышно, но Кроуфорду этого было достаточно. — Искусная хирургическая работа была спрятана за беспорядочной резней. Я знаю лишь одно существо, способное на такое. А ты? — Джек, ты ошибаешься. Вот, что происходит, Джек, — девушка подошла ближе, чтобы заглянуть в глаза Кроуфорда. Ее брови сдвинулись к переносице и мужчина угадал в этой мимике жалость. — Ты переживаешь из-за Мириам Ласс. Ты думал, что она мертва и прекратил искать ее. Поэтому тебе легче верить, что Потрошитель хотел, чтобы произошло то, что произошло. В таком случае Мириам не была обречена на медленную смерть в подвале монстра. — Мириам Ласс не имеет к этому отношения, — сказал Джек, повысив голос. — Ты злишься на себя за то, что Потрошитель был прямо у тебя под носом, Джек. И ты не хочешь этого признавать. То, что ты показал мне… Губы Кроуфорда сжались в тонкую линию и он промолчал. — Ты говорил об этом Уиллу? — Знаем только я, Зеллер, Прайс и ты. — Уилл мог бы увидеть правду. Если это действительно замысел Потрошителя, Уилл поймёт это. — Я понимаю это! Этого достаточно, — сказал Джек раздраженно. — Мы не сможем доказать, что язык был удалён хирургически. Этого не видно ни на одном снимке. Фредерика Чилтона признают виновным посмертно. Я ничего не смогу с этим сделать. Таким образом, теперь это только между мной и Потрошителем. — Джек, ты не можешь быть серьёзен. — Мои руки развязаны, Алана. Алана не могла поверить в услышанное, но также она знала, что спорить с Джеком все равно, что двигать скалу. Однако, она не могла молчать.***
Сидя в удобном кресле, напротив начальника Джека Кроуфорда, Алана чувствовала себя правой. Кейт Пурнелл смотрела на неё прожигающим взглядом, что, разумеется, уже являлось следствием профессиональной деформации, но также и ее чувствами к Доктору Блум. ФБР ненавидит, когда тычут копьями в их сотрудников. Особенно в уже раненных сотрудников. Джек Кроуфорд был именно таким. Кейт сидела нога на ногу, нетерпеливо покачивая стопой, заточенной в жесткую кожу на высоком каблуке. — Вы понимаете, что вы делаете, принося мне на стол рапорт на Джека Кроуфорда? — ее голос был резким и холодным. — Да, я понимаю, — Алана, как и всегда, была полна решимости. — Джек запутался. И я считаю, что он совершит большую ошибку. Он игнорирует улики и доказательства, превышает полномочия. Джек в шаге от преступления. — Вы ведь искренне пытаетесь помочь, не так ли? — слова прозвучали, как оскорбление. Пурнелл прищурила глаза и сложила руки в замок на столе. — Джек Кроуфорд ходит по тонкому льду с тех пор, как вскрылась история с тем педофилом из Западной Вирджинии. Нам стоило больших усилий реабилитировать его в глазах общества и директора ФБР. Теперь вы приходите с этой бумажкой, — Кейт небрежно взмахнула рапортом Аланы, как туалетной бумагой. — Вы написали, что Джек Кроуфорд нуждается в психологическом освидетельствовании в связи… с его «одержимостью личностью Чесапикского Потрошителя»? — процитировала она строчку из рапорта. — Да, так и есть, — твёрдо ответила Алана. — Джек не отдаёт отчета своим действиям. Должно быть проведено расследование. Уилл Грэм был несправедливо обвинён в убийстве по указке агента Кроуфорда. Не было никаких последствий его халатности. Он видит то, чего нет, и рано или поздно кто-нибудь пострадает. Пурнелл тяжело вздохнула, начиная уставать от слишком суетливой, на ее взгляд, болтовни Доктора Блум. — Чесапикский Потрошитель мёртв, — сказала она, чтобы все прояснить. — Но Джек Кроуфорд так не считает? Из вашего рапорта следует, что критическим ударом для него стало «воскрешение» стажерки, которую она считал убитой Потрошителем. Вы хоть понимаете, что ваш рапорт может привести к увольнению Джека Кроуфорда? Алана замялась. Для Кейт стало очевидно, что она этого не понимала. — Я сниму Джека с должности, пока идёт расследование. И поговорю с ним сама. Вы свободны, Доктор Блум. — Я не хочу увольнения Джека, — Алана встала с места, осознавая. — Как вы и сказали, должны быть последствия.***
— Уилл, Джек хочет совершить что-то ужасное, — холодный ветер бил по лицу Доктора Блум, но она не обращала на это внимание. Машина издала сигнал и разблокировала двери. — Ты должен поговорить с ним. — Джек уже давно не слушает меня. Что конкретно происходит, Алана? — Он считает, что, — Алана села в машину и с силой захлопнула дверь. — Чилтон не Потрошитель. Я не говорила тебе этого. — Что ж… Ты согласна с ним? Алана замялась. И ее молчание было ответом. — Хорошо. Я поговорю с ним. — Спасибо, Уилл.***
Уилл повесил трубку и обернулся к Ганнибалу. Он разжигал камин в их спальне. — Что ты задумал, Ганнибал? — Это была Алана? — Мужчина как будто не обратил внимания, продолжая помешивать угли. Огонь разгорался. Уилл подошёл к мужу и посмотрел на языки пламени, наслаждаясь тёплом. — Джек продолжает искать тебя. Я думал, что гонки за Потрошителем окончены. Таков был план. — Мой дорогой Уилл, я не мог так поступить с дядюшкой Джеком. Тебе не кажется, что он заслуживает истины? Я бы хотел, что он увидел Потрошителя. Увидел меня, тебя, нас. — Не втягивай Эбигейл в это, — челюсть Уилла напряглась. — Мы не сможем уберечь ее. — Уберечь от нормальной жизни? Она всегда была лишена ее своим отцом. Ты видишь в Эбигейл тоже, что и я. Не лги, — Ганнибал отпустил кочергу и огонь стал сильнее. Тёплый свет окутал обоих. Лектер посмотрел на своего мужа. Он посмотрел в ответ и ничего не сказал. Ганнибал улыбнулся. — Эбигейл сильнее, чем ты думаешь, Уилл. Она часть нашей семьи, такой, какой есть. — Она рассказала мне. Взгляд Ганнибала потеплел. — Она молодец. — Да, так и есть. Но я не хотел этого для неё. — Я предоставил ей выбор. Эбигейл сделала его и ты должен уважать это. Уилл подошёл ещё ближе к Ганнибал и опустил голову на его плечо. Он почувствовал, как сильные руки нежно обняли его. Оба закрыли глаза. Под веками проносились воспоминания.***
Глубокой ночью старейшая городская больница Нового Орлеана кипела жизнью, если так можно сказать. Сегодня в ее стены пришла смерть и ей было где разгуляться. Ганнибал не спал уже двое суток, оперируя людей, вытаскивая из них осколки и щепки. Долгое время ему удавалось спасать жизни пострадавших от урагана Катрина*, которых привозили пожарные каждые пять минут. Но рано или поздно удача должна была отвернуться. Ганнибал не мог перестать думать об Уилле, который, как и все полицейские города, был на выезде и помогал вытаскивать людей из завалов. Во всем городе не было связи и уже два дня Лектер не знал жив он или мертв. Впервые за долгое время рука Ганнибала дрогнула во время операции. Причиной была мысль. Одна простая мысль, что он больше никогда не увидит Уилла Грэма. Лектера почти силком коллеги отправили на перерыв, чтобы он съел хоть что-то и может поспал пятнадцать минут. Это было роскошью в тот день. Невозможно было спать, когда по всей больнице разносились крики и плачь. Усталость и голод вместе с катастрофическим положением тысяч людей почти не трогали Ганнибала. Это была всего лишь еще одна игра Бога, в центре которой ему повезло оказаться. Но Уилл мог пасть его жертвой. Офицер Грэм, весь в пыли и грязи привез вместе с бригадой мужчину с оторванной ногой. Госпиталь, к которому относился его район патрулирования был уже набит под завязку и пришлось везти жертв урагана в Благотворительный Госпиталь, где, на счастье, работал Ганнибал. К ним на встречу прибежали молодые ординаторы, чтобы отвезти пострадавшего в операционную, но Уилл схватил за воротник одного из них, парня помоложе, чтобы тот услышал наверняка, и спросил хриплым голосом, откашлявшись: — Где Ганнибал? — Кто? — не расслышал ординатор. — Доктор, мать его, Лектер! Где он?! Уилл закашлялся, наглотавшись пыли и невольно выпустил парня, но тот все-таки понял, что от него хотят. — Доктор Лектер в комнате отдыха. Уилл с трудом пробрался к нужному коридору, по пути врезавшись в десятки людей. Он бы пропустил поворот, если бы не увидел того, кого искал, сидевшего прямо на полу. Ганнибал не двигался и невидящим взглядом смотрел прямо перед собой. Уилл с облегчением выдохнул и тяжело сел рядом, кажется впервые за день. Тело не перестовало ломить от усталости. — Вот ты где. Как ты? — спросил он тихо. — Я обнаружил себя абсолютно поверженным тобой, — ответил Ганнибал. Он посмотрел на Уилла и как-то печально улыбнулся. — Сегодня я убил кое-кого. — Мне жаль, — сказал Уилл. — Уилл… — Ганнибал впитывал каждую черточку на лице мужчины. Он отметил его синяки под глазами и обычно прекрасные непослушные волосы, которые в этот день были покрыты пылью. Офицер Грэм казался седым. На мгновение Ганнибал представил, что именно так и будет выглядеть Уилл через 30 лет и он почувствовал внутри иррациональное желание убедиться в этом. Это было странным явлением для Доктора Лектера. Новое чувство ощущалась инородным предметом во Дворце памяти. Ганнибал знал Уилла едва ли пару месяцев. Он всегда был рационален и расчетлив. Никогда не позволял себе руководствоваться чувствами. Безусловно, Уилл Грэм заинтересовал Ганнибала с их первой встречи, но никогда в своей жизни он не испытывал желания узнать человека, понять его, понять его потенциал и быть свидетелем его развития. Уилл Грэм мог так много дать ему и Ганнибал хотел взять все. Разумеется, первым порывом Ганнибала было бороться с этим деструктивным чувством. Вырвать его с корнем и растаптать на земле. Но была такая часть внутри него, естественная и всегда живая, которая хотела узнать больше. Любопытство влекло Ганнибала и ему отчаянно хотелось поддаться новому чувству, чтобы испать новые грани, которые открывает для него жизнь. Он никогда не отказывался от возможностей судьбы. Не мог отказаться и теперь. — Я боялся, что ты мертв, — сказал Ганнибал Уиллу и горько улыбнулся. Впервые он не представлял, что думает другой человек. Ганнибал всегда мог читать людей, как открытую книгу, но Уилл Грэм был исключением. Он всегда был исключением. Они молчали какое-то время, наслаждаясь ощущением друг друга. — Моя смена продолжается, — сказал Уилл, начав отряхиваться. Он не стал признаваться, что просто хотел увидеть Ганнибала. Ему нужно было убедиться, что он в порядке. — Уилл… — Да? — Уилл уже поднялся на ноги. Ганнибал посмотрел на него снизу вверх. Его глаза блестели. Он взял Уилла за руку и очень нежно погладил сухую, грубую кожу большим пальцем. — Ты можешь умереть там, под завалами. И я не узнаю об этом. Однажды я не смогу дозвониться до тебя. Не смогу услышать тебя, увидеть. И я прочитаю твоё имя в списках храбро погибших полицейских, вытаскивающих людей из их собственных обрушившихся домов. — Это моя работа, Ганнибал, — голос Уилла дрогнул. — Мы оба не можем прекратить выполнять свою работу. Но это не то, что нас определяет. Ураган Катрина всего лишь ещё одна игра Бога. Он хочет посмотреть, как его сила обрушивается на людей. Знание этой силы даёт мне спокойствие. Но не теперь. Бог может обрушить на тебя крышу и стены. На тебя, мой дорогой Уилл. И знаешь, что сделает Бог после? Уилл медленно покачал головой из стороны в сторону. — Он улыбнётся.