Три года назад
— Кажется, это здесь. Дани открыл дверь ключом, который нам вручила вахтёрша, и поманил меня внутрь. Комната в общежитии университета была просторнее и светлее, чем моя скромная обитель в коммуналке. Недавно выстроенный корпус, свежий ремонт, две кровати, столы, тумбочки и шкафы… Пока пустовато и неуютно, конечно, но есть простор для творчества. Повесить на стену рисунки, гирлянду, ещё пару мелочей для уюта, и жить можно. Зато не будет тараканов и плесени. А на шумных соседей, в принципе, плевать. Дани закинул сумку с моими вещами на одну из кроватей. Вторую сумку я поставил на стол. — Ну что? Нормально? — спросил он, улыбнувшись уголками губ. — Неплохо. Надеюсь, сосед адекватный будет, — я тоже улыбнулся и покосился на вторую кровать. Рядом с ней стоял чемодан на колесиках и пара рюкзаков. — Вот насчёт этого не знаю, — задумчиво ответил Дани. — Видел я его, по-моему, он полный долбоёб. — С чего ты взял? — я посмотрел на него, затем перевёл взгляд на кровать соседа. Не хотелось, конечно, жить с кем-то неадекватным. А у Дани хорошая чуйка на людей. Устроит разборки, он ведь ужасно вспыльчивый… — Не знаю. Показалось так, — Данияр ухмыльнулся и подошёл к кровати соседа. — А давай посмотрим, что у него тут есть. — Дань, подожди, ты что делаешь! — удивлённо воскликнул я, когда он пнул ногой чужой чемодан, а затем раскрыл молнию. — Зачем, не трогай… — Да ладно тебе, успокойся. Мне кажется, у него там приблуды для БДСМ, хочу взглянуть, — он запустил руку вглубь чемодана и выудил оттуда какую-то одежду. — Тьфу, всего лишь худи, а я думал, латексный костюм. Худи определённо было знакомым, я смотрел на него, и до меня наконец начало доходить. Но это было бы слишком хорошо, вдруг он просто шутит? Я тоже подошёл к чемодану и под насмешливым взглядом Дани достал оттуда его красную футболку. Выдохнул и прижал её к лицу, спрятав улыбку, которая расплылась на моём лице, наверное, от уха до уха. — Что это ты делаешь с вещами своего соседа? — он обнял меня сзади за талию, а затем потянул на кровать и усадил к себе на колени. — Они приятно пахнут, — ответил я, всё ещё прижимая к лицу его футболку. — По-моему, у меня очень классный сосед. — Вот как? — Дани опрокинул меня на кровать, стянул с нас обоих кроссовки, а затем улёгся рядом. — Я ведь могу приревновать. — И не зря. Мой сосед мне уже заочно нравится, — я засмеялся и задёргался, когда он потянулся ко мне и принялся щекотать мои рёбра. Неужели мы и правда будем жить в одной комнате? Я отложил футболку и прижался к Дани, ткнулся носом ему в грудь. Пытался осознать эту мысль, отдышаться и успокоить сердце, которое билось в счастливых конвульсиях. Последний год моей учёбы в школе я, как и раньше, жил с матерью в коммуналке, и очень надеялся, что поступлю в университет и смогу съехать в общежитие. Так и вышло. Но Дани не говорил мне, что тоже собирается переезжать от родителей. Он учился на втором курсе журфака, а я поступил на факультет дизайна в тот же университет. Но даже в самых смелых мечтах не мог предположить, что мы будем жить вместе. — Как думаешь, твой сосед не будет против, если мы сдвинем кровати? — спросил Дани, одной рукой гладя меня по волосам, другой залезая под мою рубашку. — Думаю, он только за, — я ещё крепче прижался к нему, позволив протолкнуть колено между моих ног. Он гладил меня по спине, заставляя выгибаться навстречу его ладони. Я закрыл глаза, отдался ощущениям, принялся торопливо расстёгивать пуговицы рубашки. Чувствовал, как Дани проводит пальцами по позвоночнику сверху вниз, гладит поясницу. Я неосознанно начал двигать бёдрами, тёрся об его колено, ощущая жар по всему телу. — Нужно дверь запереть, — только и смог прошептать ему на ухо, сбрасывая с плеч рубашку. — Я уже. Ты не заметил? — он поднял вверх руки, позволив мне стянуть с него футболку. Мне казалось, что от его вкрадчивого хрипловатого голоса и жадных, но ласковых прикосновений горит каждая клетка моего тела. Я простонал что-то невнятное почти жалобно, схватился за пуговицу на своих джинсах, одновременно продолжая тереться об его ногу. — Скажи, что хочешь, — прошептал он, целуя мою шею. На чувствительной коже наверняка уже осталась пара засосов, но мне не привыкать ходить в водолазках с высоким горлом. — Хочу тебя. Сильно, — ответил я, справившись со своей пуговицей и потянувшись к его джинсам. Дико хотелось как можно скорее избавить нас обоих от одежды и прижаться к его горячему телу, обвить ногами. Он показал мне, как это приятно — отдавать всего себя и получать такой же отклик от любимого человека. Когда мы сбросили на пол оставшуюся одежду, я снова нырнул к нему под бок и постарался прижаться как можно теснее. Наслаждался прикосновениями к моей спине и пояснице, прикидывал, в какой из карманов сумок положил смазку. Но Дани меня опередил. Он приподнялся и вытащил новый тюбик из того же чемодана, откуда достал худи. — Всё-таки в шмотье у твоего соседа есть кое-что интересное, — сказал с ухмылкой. А потом посмотрел мне в глаза. — Хочешь побыть сверху? От этих слов у меня вспотели ладони. Нет, он просто имеет в виду, чтобы я сел на него сверху? Мы уже пробовали так, и мне понравилось. Конечно, он говорит именно об этом. — Давай, — я взял у него тюбик, открутил крышку и потянулся к своим ягодицам. — Нет, ты не понял. Хочешь поменяться местами? Я подготовился, — ответил он, перехватив меня за руку. Я смотрел на него, широко открыв глаза. Никогда не просил его о таком, хотя иногда думал, конечно, как это… Но не решался. Да и мне нравилось быть снизу, нравилось всё, что он со мной делает. — Но я ведь не знаю, как правильно… — мой голос был глухим и еле слышным. Несмотря на неуверенность, внутри у меня всё приятно напряглось от предвкушения. Чёрт, мне хотелось этого, и очень сильно хотелось. Да впрочем, пусть уже что угодно сделает со мной. Тереться и прижиматься к нему своим членом, конечно, приятно, но тело желало большего. — Ничего сложного нет. Берёшь и вставляешь, — Дани насмешливо и с явным удовольствием посмотрел, как мои щёки заливает краска. — Только будь нежен со мной, — прошептал мне на ухо и снова хитро улыбнулся. Мы лежали рядом, лицом к лицу. Я снова ткнулся ему в шею, медленно потянулся скользкими от смазки пальцами к его ягодицам. Нерешительно посмотрел на Дани, он кивнул, а затем обхватил ладонью наши члены, начал плавно двигать ею вверх и вниз. Мне оставалось только закусить губу и ввести один палец, затем второй. Они вошли довольно легко, Дани был расслаблен гораздо больше, чем я сам. Он медленно двигал бёдрами, насаживался на мои пальцы, продолжая медленно надрачивать нам. Я смотрел на него, ловил каждый тихий стон, а от каждого движения его ладони жар внизу живота становился всё приятнее и приятнее. — Давай, Ром, я готов. Когда я вытащил пальцы, он перевернулся на спину, потянул меня к себе. Широко развёл ноги, и мне показалось, что я кончу прямо сейчас, не успев ничего сделать. Пришлось стыдливо поднять глаза выше и упереться взглядом в татуировку на его плече и груди, одновременно сгорая от желания как можно скорее оказаться в нём и начать двигать бёдрами. — Ну же, хочу тебя… Я снова схватился за тюбик, выдавил смазку на свой член. Дани обхватил меня руками, чуть надавил мне на поясницу, прося поторопиться. И я сделал это, просто закрыл глаза, прикусил губу и плавно толкнулся вперёд. Горячо, тесно, хорошо до дрожи в коленях. Хотелось начать двигаться быстрее, но я подавил это желание, напомнил своему поплывшему и ничего не соображающему сознанию, что сам Дани всегда был максимально заботлив, когда занимался со мной любовью. Он поначалу чуть напрягся, но затем расслабился. Коснулся моей спины, направил меня, заставив немного поменять угол. Я смотрел на него, на то, как он тяжело дышит и откидывает голову, и не мог поверить, что он действительно дал мне это сделать. Он хотел, чтобы я это сделал с ним. Внутри у меня всё буквально трепетало от любви и нежности. Оставалось только лечь на него и поцеловать как можно глубже и чувственнее, продолжая плавно толкаться без резких движений. У меня уже не получалось сдерживать стоны. Насколько тонкие стены в этой общаге? Впрочем, плевать. Я приподнялся над Дани, он скользнул ладонью вниз, коснулся своего члена. — Люблю… Люблю тебя, — шептал я исступлённо. Заставить себя делать всё медленно уже не получалось, моё тело отчаянно требовало более быстрых движений. — И я люблю тебя, — он заглянул мне в глаза, начал двигать бёдрами навстречу. — Хочу быстрее. Не могу, очень сильно хочу, — моё дыхание давно сбилось, а голос охрип. — Давай, — он снова двинулся мне навстречу, продолжая касаться себя. И я ускорился, окончательно отпустив свой разум в свободное плавание. Все ощущения как будто обострились в несколько раз, не оставив в голове ни одной мысли, только желание входить в него и чувствовать жар его тела. Мне нравилось быть снизу, но здесь ощущения были совсем другими, как физически, так и психологически. — Хочу, чтобы ты кончил во мне, — вдруг сказал он и начал двигаться ещё быстрее. И я кончил с протяжным стоном. Приятная судорога скрутила мышцы, хотелось чувствовать её как можно дольше, а затем просто упасть без сил в объятия Дани. Я сполз ниже, хотел взять в рот, но не успел — Дани справился без меня. Ещё одно быстрое движение ладонью, и он тоже кончил, закрыв глаза и выгнув спину. Сперма попала мне на губы и подбородок, и я, всё ещё ничего не соображая, слизал её, глядя Дани в глаза. Он усмехнулся и вытер край моих губ большим пальцем.***
Наши дни
Давид за руку тащил меня в комнату и что-то весело лопотал. Я не сопротивлялся и послушно шёл. Но когда понял, что он ведёт меня в комнату Данияра, почувствовал озноб по всему телу. — Я умею играть! — гордо сообщил Давид. Через три месяца ему исполнится четыре года. У него веснушки на щеках, карие глаза и чёрные, чуть вьющиеся волосы. Если бы не он, не знаю, как мать Данияра жила бы дальше. В комнате Дани, конечно, всё осталось так, как было при нём. Так, как было, когда он ещё учился в школе. Тот же стол, в котором я когда-то случайно нашёл наркоту. Над столом к стене приклеены несколько моих рисунков. Его портрет, лес и палатка, силуэт парня с гитарой на берегу моря. А вот мы с ним вдвоём — этот рисунок Ребекка забрала из нашей комнаты в общаге. Кровать застелена всё тем же плюшевым тёмным пледом, а на ней лежит старая гитара Данияра. Новая осталась в нашей с ним общажной комнате. Я обнимал её по ночам, пока мой новый сосед по комнате не видел. Давид залез на кровать и просунул ноги под корпус гитары. С трудом приподнял её и прислонил к себе. Зажал крошечными пальцами левой руки пару струн ладу так на десятом и одиннадцатом — куда мог достать. Правой рукой попытался что-то брынькнуть. — Молодец. У тебя хорошо получается, — я улыбнулся ему, всё ещё чувствуя озноб. Стены комнаты Данияра словно начали давить на меня, причиняя боль, причём не только в психологическом плане. Я вдруг вспомнил, как мы с Ребеккой ходили на опознание. За эти два года она довольно часто приглашала меня в гости. Я любил играть с Давидом, но старался не заходить в комнату Дани. Мне было больно смотреть на его вещи, хотя в нашей общаге я привык к ним… К его чёрному худи и футболкам, книгам, туристическому рюкзаку, новой гитаре, которую Ребекка оставила мне. Правда, когда я раздвигал кровати в разные стороны перед тем, как в комнату заселили нового соседа, чувствовал, будто рву на части собственное тело. Если от меня ещё осталось что-то целое. — Давид… — Ребекка выглянула из-за двери, посмотрела на схватившегося за гриф сына и тяжело вздохнула. Её муж, отец Дани, умер два с половиной года назад. Оторвался тромб — прямо на работе. А вскоре она потеряла ещё и старшего сына. Густые чёрные волосы поседели примерно на треть. Вслед за Ребеккой в комнату заглянула её сестра Дина. Она жила здесь уже некоторое время и помогала присматривать за племянником. Я надеялся, что у неё получается залечивать душевные раны матери Данияра, как Алёна залечивает мои. Давид прижал к себе гитару и виноватыми глазами посмотрел на мать. Наверное, ему не разрешалось находиться в этой комнате. Ребекка посмотрела на меня. Словно взглядом спрашивала, в порядке ли я. — Ром, поиграй! — Давид потянул меня за рубашку, поняв, что мама не будет выгонять его из комнаты. Он толкнул гитару мне в руки. Я машинально взял её, вцепился в гриф. Это ведь та самая, на которой Дани учил меня играть. Он даже заменил свои металлические струны на нейлоновые, чтоб мне было не так больно их зажимать. «Ничего страшного. Не торопись» Струны глушатся, не звучат. Данияр берёт меня за руку и целует подушечки пальцев. Под небом голубым Есть город золотой Эти строчки я повторял в мыслях. Петь, конечно, не умел. А Данияр умел. Мои руки слегка дрожали, но красивая и знакомая до боли мелодия звучала, пусть и медленнее, чем нужно. Я выучил её наизусть, как и другие его любимые песни. Он показывал, как правильно зажимать тот или иной аккорд. Как нужно переставлять пальцы. А в небе голубом горит одна звезда. Она твоя, о ангел мой, она твоя всегда. Давид радостно улыбнулся, а моё сердце защемило от тоски. Но я продолжил перебирать струны. — Очень хорошо играет, — сказала Дина. С ними золотой орел небесный, Чей так светел взор незабываемый.