Три года назад
Длинная серебристая гирлянда сверкала мягкими отблесками огоньков. Я прицепил к ней маленькими декоративными прищепками несколько наших с Дани фотографий, почтовых открыток с видами Москвы и небольших акварельных рисунков. А на тумбочке нашей комнаты стояла невысокая пушистая ёлка с разноцветными шарами. Услышав, как открывается дверь, я обернулся, собираясь похвастаться своей работой перед Дани. Но моё настроение сразу же сползло вниз, когда я заметил синяк на его скуле и разбитую губу. — О, классно, фонарики! — бодро сказал он, окинув взглядом комнату. — Я вот тоже пришёл с фонарём. — Дань, что случилось? — я подскочил к нему, потянулся к его лицу, но он перехватил мои кисти. — Не парься. Нормально всё. — Нормально? Не похоже. С кем ты подрался? — я вырвал руку и всё же осторожно дотронулся до его скулы. — Почему сразу подрался? Может, я с лестницы упал? — ухмыльнулся он. Затем отошёл от меня, скинул обувь, куртку и ковырнул ногтем фонарик гирлянды. — Ни с какой лестницы ты не падал, — обиженно сказал я. Почему он не хочет рассказать мне, что случилось? Он вздохнул и закатил глаза. — Ром, всё нормально, правда. Не парься. Подрался с одним уёбком, пропустил пару ударов. Бывает. — Из-за чего подрался? — я снова подошёл к нему, попытался рассмотреть синяк. — Из-за… нас, да? Данияр резко сжал кулак. Хотел, наверное, долбануть по стене, но сдержался. Я заметил, что костяшки пальцев у него стёсаны. — Мудак забылся и начал нести херню. Пришлось популярно объяснить, что не его собачье дело, с кем сплю я, и кто бы то ни было ещё. Я потупил взгляд, почувствовал стыд из-за того, что Дани приходится влезать в разборки из-за наших отношений. То, что кто-то говорит ему мерзости из-за этого, было обидно. Не то что мы светили этим, но… Кто захочет докопаться, обязательно найдёт причину. Я многократно сталкивался с этим в школе. И не пожелал бы такого никому, тем более Данияру. А он всегда был несдержан, сколько я его знал. Конечно, после того, как Дани перестал употреблять наркотики, он стал спокойнее, но всё же… На мне, правда, никогда не отыгрывался, да и у меня обычно получалось его успокоить. — Ром, ну ты чего? Всё нормально, говорю же, — он снова усмехнулся. — Просто мудакам иногда нужно объяснять на понятном им языке. И в том числе для того, чтобы другие увидели, чем это грозит. Этот уёбок свой грязный рот больше открывать не будет. — Не хочу просто, чтобы из-за меня у тебя были проблемы. — Проблемы не у меня, а у тех, кому не пофиг, кто с кем трахается. Он сильно злился, хоть и пытался держать себя в руках. Хотя на самом деле это был первый случай такого конфликта с кем-то из-за наших отношений. По крайней мере, первый, о котором узнал я, возможно, о других он просто не говорил. Но мне всегда было страшно, что он попадёт в неприятности из-за своей несдержанности. И из-за меня. — А что с тем мудаком? — Живой. В «травму» повезли, — ответил Дани и протянул ко мне руки. — Иди сюда. Ром, если кто-то будет лезть к тебе, скажи мне, ладно? Это не будет значить, что ты жалуешься, это будет справедливо. Потому что не нужно такое терпеть и спускать. Я машинально кивнул, хотя, конечно, не стал бы ему ни о чём таком говорить. Но меня и так никто не трогал — на факультете со мной учились в основном одни девчонки, а круг общения состоял из Алёны и ещё нескольких людей, с которыми дружил Дани. Забавно, решил, что ничего бы ему не сказал, а сам обижался, что он тоже не хочет говорить мне о своих конфликтах. — Обманываешь, Ром, — сказал Данияр, обнимая меня. — Посажу тебя в бункер, чтоб ни один мудак не приблизился. — Может, давай лучше тебя посадим? — я усмехнулся и вывернулся из его рук. — Давай тогда нас обоих. Или нет, лучше посадить туда всех мразей, которые лезут не в своё дело, — он снова взял меня за плечи и притянул к себе. — Мне нравится эта гирлянда. И фотки классные. Я прижался к нему как можно крепче. Очень надеялся, что никаких последствий для него из-за драки не будет. — У меня есть для тебя кое-что, — сказал я ему и снова вывернулся из объятий. Потянулся к рюкзаку и достал небольшую коробку. Дани собирался купить себе наручные часы, но я его опередил. Решил сделать подарок на Новый год и купил хорошую модель с чёрным круглым циферблатом и металлическим браслетом. — Новый год ведь только через неделю, — он усмехнулся, принимая у меня запакованную коробку. — Я решил подарить сейчас… На самом деле мне было тревожно из-за того, что Данияру может не понравиться, поэтому дождаться Нового года я не мог. А если ему понравится, то это отвлечёт его от случившегося. — Да ладно? Блин, Ром, дорого же, — произнёс он, открыв коробку. — Ты, кажется, присматривал такие… — Да, родной, такие. Спасибо тебе. Они классные, — он застегнул часы на запястье, а затем коснулся ладонью моей щеки. Я почувствовал, что Дани, наконец, успокоился и больше не злится.***
Наши дни
Давид по-джентльменски отобрал у маленькой светловолосой девочки ком снега и усердно принялся сам катать его по земле. Алёна закусила губу и отвернулась, а Сашка невесело усмехнулся. Мы втроём сидели на лавочке в парке, пока Давид носился по площадке, раскидывал снег, знакомился с девочкой и помогал ей лепить снеговика. Саша разлил горячий травяной чай из термоса и вручил нам с Алёной по кружке. Я, конечно, тут же вспомнил, как чай заваривал Данияр — в таком же термосе или на костре в походной кастрюльке. Дани и Саша были одноклассниками и лучшими друзьями с детства. — Так похож, — сказала Алёна, снова взглянув на Давида. Саша приобнял её за плечи. Друзья Данияра стали и моими друзьями, и после того, как он ушёл, они не разорвали общение со мной. Я с горькой усмешкой вспомнил, как Сашка и Егор подкалывали меня и Дани после того, как мы поцеловались во время игры в бутылочку, и постоянно предлагали оставить нас наедине. Данияр обычно отшучивался, а я отчаянно краснел и мечтал оказаться на необитаемом острове. Но желательно всё-таки вместе с Дани. — Ром, ты прям убитый какой-то, — сказал Саня. «Больше, чем обычно», — читалось в его взгляде. — Всё нормально. На учёбе завал просто, — я пожал плечами. Но мысли, конечно, были заняты матерью. Болезнь у неё выявили достаточно поздно — спасти там уже ничего нельзя, только делать поддерживающую терапию. Мать необходимо было после кучи обследований и анализов поставить на учёт как пациента, которому требуется донорская печень. Но в больнице мне объяснили, что никто не знает, сколько придётся ждать, и дотянет ли она вообще до операции. В этом списке пациентов нет никакой очереди и порядковых номеров. Если донорский орган появится, операцию сделают тому, кому это больше необходимо по состоянию здоровья, и кому он подходит лучше. Алёне я пока ничего не сказал. Хотя, конечно, не было ни одной адекватной причины это скрывать. На её вопросы о самочувствии матери говорил, что всё нормально, и ещё ждём результаты обследования. Мне было мерзко из-за этой лжи. В последнее время я чувствовал себя особенно паршиво. Кусок в горло не лез, хотя понимал, что если хочу осуществить задуманное, нужно усиленно следить за своим здоровьем и нормально есть. Ведь ждать донорскую печень можно годами. Прогулка с Давидом отвлекала от тяжёлых мыслей — я любил гулять с ним, несмотря на щемящее чувство в груди из-за того, что он так походил на своего брата. Сегодня к нам присоединились Алёна и Саша. Я поглядывал на сестру и понимал, что должен ей всё рассказать. Но вместо этого вслушивался в болтовню Сани, пытаясь отвечать хоть немного в попад. — Ром! Помоги! — позвал Давид. Я поднялся с лавочки и принялся катать вместе с ним тяжёлые снежные комья. Алёна и Саня присоединились к нам. Пустота внутри понемногу отошла на второй план, пока мы лепили снеговика, а Давид со своей подружкой делали ему глаза, нос и пуговицы из камней. — Ром! — Давид потянул меня за рукав, доверчиво заглядывая в глаза. — Что, родной? Я опустился на корточки, а он тут же принялся шептать мне на ухо: — А мама сегодня плакала опять… Не то что я этому удивился. Скоро ведь исполнится два года. — Ничего, родной, так бывает. Всё будет хорошо, не бойся. Давай сделаем подругу твоему снеговику. — Давай слепим ему братика! — просиял Давид. У меня внутри всё похолодело, но я только кивнул и принялся катать новый снежный ком.***
— Ром, результаты обследования ведь уже должны быть готовы, — сказала Алёна после того, как мы отвели Давида домой, а затем попрощались и с Саней. Сказала голосом, не терпящим возражений — ещё немного, и она сама пойдёт в больницу за анализами, либо будет пытать меня, пока не признаюсь. Глупо скрывать. И плохо с моей стороны. Что, если она в итоге узнает о болезни слишком поздно… Может, она всё-таки хочет признаться матери, а из-за меня не успеет этого сделать… — У неё проблемы с печенью, — сказал я, не глядя на сестру. — Насколько серьёзные? — Достаточно серьёзные. Алёна замолчала. Я был благодарен ей за то, что она не произнесла: «Почему ты раньше ничего не сказал?» — Её можно вылечить? — спросила наконец она, пиная сапогами снег. — Надежда есть. Хоть здесь не соврал — надежда и правда есть. Я знал, что делать. Донорскую печень мать просто не дождётся. Какой бы хреновой она ни была все эти годы, я не позволю ей умереть. Да и ничего страшного в операции нет. Если всё будет нормально и я подойду как донор, у меня возьмут часть печени, а через считанные недели она отрастёт заново. Никаких серьёзных последствий для меня быть не должно. Да даже если и будет… Мне не страшно. Но Алёне об этом говорить пока не хотелось. Расскажу после… После чего? Я и сам не знал. — Ром, а лечение дорогое? Может, вам помочь… — Нет, всё нормально. Лечение бесплатное. Оно и правда официально бесплатное, вплоть до самой операции по пересадке… Но ведь ещё есть куча дополнительных анализов, лекарств и терапий. Многое из этого, конечно, тоже условно бесплатно, но за деньги пройти и получить всё необходимое проще и быстрее. К тому же матери нужно на что-то жить, ей пришлось уйти с работы, а мне в книжном платят не златые горы. Поэтому я взял подработку, начал на заказ рисовать эскизы для тату, настоял на том, чтобы мы выставили на продажу мою комнату в коммуналке. Мать пыталась меня убедить в том, что она не заслуживает столько хлопот, но я не думал об этом. Какая разница, заслуживает или нет. Просто включился какой-то инстинкт, который говорил мне, что делать: убедить её лечиться, продать комнату, самому лечь на операционный стол. Пока я просто воспринимал это как данность и до похода в больницу и разговора с доктором уже в качестве потенциального донора старался много над этим не думать. — Ром? — снова позвала Алёна, коснувшись моего плеча. — Не закрывайся от меня, ладно? Я с тобой, что бы ни случилось. Ты мой брат, родной и единственный. Я люблю тебя, всегда помогу и поддержу. Я обнял сестру посреди заснеженной аллеи под фонарём, зарылся носом в её волосы — она была ниже меня на полголовы. Прошептал, что тоже её очень люблю.