В память

Дани стоял передо мной без футболки, я жадно рассматривал его тело, татуировку на плече и груди, каждую родинку и мышцу. Хотелось обнять его, поцеловать в губы, шею, погладить и прижаться как можно сильнее. Что я и сделал, просто упал на него, словно у меня подкосились ноги, почувствовал, как он проводит рукой по моему животу сверху вниз, целует в висок. Его рука скользит всё ниже и ниже, от неё в каждую клеточку тела расползаются горячие волны возбуждения. Мне тяжело дышать, да и чёрт с ним, дыхание больше не нужно, ничего не нужно… Я застонал, открыл глаза и резко сел на кровати. Мои волосы были мокрыми, мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять — Дани в моей комнате в общежитии нет. Хорошо, что Влад, мой сосед, опять не ночует в общаге, и я здесь один. Хотя не факт, что мой стон не услышала половина корпуса. Я устало откинулся на подушку, чувствуя невыносимый жар в паху. Закусил губу, задрал майку до горла и сунул руку в штаны. Касаться себя прохладной влажной рукой было хорошо до безумия, а воспоминания о том, как во сне Дани трогал меня, ещё больше обостряли ощущения. Чтобы кончить, потребовалось секунд пятнадцать. После этого я уставился в потолок, размазывая по руке и животу сперму, думая о том, посмотрит ли Дани на меня когда-нибудь снова с такой же любовью, коснётся ли с такой же страстью, или мне остаётся только тихо дрочить под одеялом.

***

Я отправился домой к Дани и на следующий день после работы. И снова не знал, как себя вести, о чём с ним разговаривать. Меня просто тянуло к нему магнитом. Я уговаривал сам себя не делать глупостей, не пялиться, вести себя спокойно и естественно. Но это было ужасно сложно. Я вспомнил, как один раз в школе наши с Дани классы возили на какую-то экскурсию. Тогда мы ещё не были вместе, я просто молча и безответно его любил. В автобусе он, к моему большому удивлению, сел не с Саней или Алёной, а со мной. Это было одновременно так приятно и так тяжело — на протяжении сорока минут чувствовать, как он касается меня то локтем, то бедром, то коленкой… Слышать его дыхание и голос. Даже не помню, о чём он рассказывал, но, кажется, как-то ухитрялся поддерживать разговор. И это несмотря на отчаянное желание закрыть глаза и положить голову ему на плечо. Я представлял, как делаю это, пока он говорил что-то про новый походный маршрут, а когда почувствовал, что возбудился, испуганно подхватил с пола рюкзак, прижал его к животу и укусил себя за язык. Неожиданно вышло очень больно, я согнулся пополам и прикрыл рот ладонью, пробормотав что-то невнятное в ответ на вопрос Дани. Ему пришлось просить водителя тормознуть у ближайшей аптеки и идти со мной за водой, ватными дисками и антисептиком. Сейчас желание прижаться к нему было в разы сильнее, чем тогда, в автобусе. Потому что сразу вспоминалось, как мы гуляли, целовались, занимались любовью. Если накануне я ещё был слишком ошарашен, не мог прийти в себя и всё до конца осознать, то сейчас меня натурально крыло от этих воспоминаний. Оттого, что сейчас приеду, и Дани будет рядом со мной, его губы, ладони, весь он. Чтобы успокоиться, прикушенного языка теперь явно будет недостаточно. Придётся, видимо, удариться головой об стену или сломать себе палец. Дверь открылась не сразу — несколько раз нажав на звонок и подождав некоторое время, я хотел уже уходить. На пороге стоял Дани, он зевал и тёр глаза. Видимо, спал, хотя сейчас было всего пять часов вечера. На нём была смешная футболка с двумя котами, чёрным и рыжим, которую купил ему я года три назад. После аварии эту футболку и ещё часть вещей из общежития увезла Ребекка. Я стоял и смотрел на этих котов, как и вчера не решаясь поднять взгляд на него. — Привет, — Дани отошёл, пропуская меня в квартиру, затем пожал мне руку. Его ладонь была очень тёплой. Как и всегда. Хотелось пощупать мозоли от гитарных струн — есть ли они ещё у него? — Привет. Ехал тут с работы, решил зайти по пути, — пробормотал я первое что пришло в голову. Ага, по пути хрен знает откуда с двумя пересадками между разными ветками метро и несколько раз чуть не шлёпнувшись на скользком тротуаре. Он улыбнулся краем губ. — Пошли на кухню, — сказал, кивнув в сторону ближайшей двери. Я торопливо разулся, стянул пуховик и направился за ним. Примостился в углу, наблюдая, как Дани набирает воду и ставит чайник. В ярком свете люстры отметил, что он всё такой же болезненно-бледный с тёмными кругами под глазами. — А где Варя? — спросил я, просто чтобы прервать молчание. Чувствовал себя странно и неловко, это даже перекрывало желание броситься к нему и обнять руками и ногами. — Интересный вопрос. До того, как я уснул, была в гостиной, — он вышел из кухни, негромко окликнул Варю и через минуту вернулся со старенькой «Нокией» в руках. — Пятнадцать минут назад она написала, что ушла в магазин, — сказал задумчиво. Я поковырял ногтем столешницу, не зная, что ответить. Ну вышла, значит, скоро придёт. И снова прервёт нас. — Странно, что она ушла без меня. Район вообще не знает, и говорила, что в Москве раньше не была, — проговорил Дани, раскручивая телефон на столе. — Ну, видимо, что-то срочно понадобилось. Хочешь, пойдём её встретим? — Давай если через десять минут не придёт… Чувствовалось, что Дани немного нервничает. Я вспомнил, что вчера, кажется, он был откровенен со мной. Делился переживаниями. — У тебя болезненный вид, — сказал я, искоса глянув на него. Он усмехнулся. — Ну а ты попробуй в психушке на отшибе мира два года посиди. Меня снова накрыло сочувствием. Чёрт, зачем я вообще это сказал, вдруг он пытается выкинуть эти воспоминания из головы... — Да не делай такие испуганные глаза, опыты, как в ужастиках, там надо мной не ставили, — снова хмыкнул он. — Но и курортом это место не назовёшь. Я несколько раз требовал, чтобы меня выписали, но мне принудительно продлевали госпитализацию — мол, так ничего и не вспомнил ведь. Он какими-то стеклянными глазами уставился на стену позади меня. Я смотрел на него и ждал, что он что-нибудь скажет, но он молчал. — Дани? — тихо позвал я, но он не отреагировал. — Дани! Данияр дёрнулся и посмотрел на меня. В его глазах будто бы мелькнула злость, но затем сразу исчезла. — Бля, извини. Из-за этой терапии хреновой заторможенным становишься. Вот до сих пор последствия и ловлю, — он нервно сжал кулаки. — Почему они это делали с тобой? — тихо спросил я. Вопрос, наверное, был риторическим. — Система уёбищная потому что. Всем плевать, вылечишься ты или нет. Да и работать туда часто мудаки приходят. Не все, но их там много. Он устало вздохнул и разлил чай по кружкам. Самодельный травяной из целлофанового пакета — такой же мы пили, когда ходили в походы и ночевали в лесу. — Я через пару месяцев пребывания там макнул одного санитара башкой в унитаз — он меня провоцировал просто пиздец как. Пожалел, конечно, потом — думал, всё, привяжут к кровати и будут колоть каждый день, пока овощем не стану. Но нет, этот мудак уволился, а некоторые санитары мне руку пожали — он не только меня заебать успел. Жить попроще стало. Правда, периодически мне становилось хреново из-за того, что не могу ничего вспомнить, или выбешивал кто-то из пациентов или работников. Тогда меня опять скручивали, иногда к кровати привязывали, и снова с этой своей грёбаной терапией. Я слушал его и чувствовал, что у меня трясутся руки. Пришлось спрятать их под стол и тупо смотреть в кружку с чаем. — Надеялся вот, что меня ищут и скоро найдут, — сказал он, и его глаза будто бы снова остекленели. — К нам пару раз приходили какие-то волонтёры, меня фоткали и вроде как обещали выложить в соцсети. Я ждал, что меня по этим фоткам узнают и заберут. Чёрт, Дани… Мне захотелось разбить себе голову об стол. Мы с Ребеккой искали его, живого или мёртвого, на берегу реки, рядом с мостом, где произошла авария, в соседних деревнях и местных больницах… Ездили туда на протяжении нескольких месяцев. А он был за четыре сотни километров, близко и далеко одновременно. И я даже не догадался посмотреть группы в соцсетях, может, там и правда была его фотография. Если что-то и смотрел постоянно, так это новостные сайты — всё ждал новой информации. — Не, я теперь понимаю, что меня не искали, потому что считали мёртвым, — сказал он. В его голосе явно слышалась горечь. — Искали одни водолазы в реке. Да и, может, те волонтёры забили и никуда фотографии не выложили. Или то одно единственное сообщение о потерявшем память психе просто утонуло в миллиарде других постов. Он стал спиной к раковине, взялся за неё руками, равнодушно уставился в пол. А я был уже не в состоянии себя контролировать, поэтому просто поднялся, шагнул к нему и обнял, чувствуя, как замирает сердце. Не думал о том, как странно этот мой порыв выглядит для него. Хотелось дать хоть немного своего тепла... Хотя если бы я мог, отдал бы всё. Он как-то рассеянно обнял меня в ответ, обхватил где-то чуть ниже плеч. Я вдыхал запах его волос. Сейчас сочувствие и сострадание заглушили все остальные эмоции, но при этом мне было отчётливо понятно, что позже воспоминания о том, как я обнимал его, будут разрывать меня на части. — Ты теперь с семьёй, Дань. Мать тебя очень любит. Она искала тебя и до последнего не верила в то, что ты погиб. Всё будет хорошо. И я тоже не верил в то, что ты погиб, поэтому не мог отпустить. Но, чёрт, почему я сделал недостаточно для того, чтобы найти тебя? Потому что подсознательно с самого начала понимал, что найти могут только водолазы? — Не знаю я, как теперь всё будет хорошо. Ну, допустим, мы добьёмся того, чтобы меня больше не возвращали в психушку — а я ведь сбежал, ты помнишь? Поднимем старые связи отца в полиции… Но что дальше? Хрен знает, что мне делать. Минус несколько лет жизни из памяти, минус два года в больнице… Минус учёба, работа. Вот как это всё теперь навёрстывать? — Ты всё вспомнишь, — упрямо сказал я, наконец подняв голову и заглянув ему в глаза. — Нужно просто ещё немного времени. — Ага, лет десять-двадцать, — хмыкнул он. — Вспомню, когда уже и не надо будет. Ладно, забей, я, наверное, достал тебя своим нытьём. Я раньше такой же был? — Не достал. Ты не ноешь, и раньше тоже не ныл, — я наконец большим усилием воли заставил себя отпустить его и отступить на шаг. Стоит ли извиниться за этот порыв? Но ему нужна была поддержка. Я не мог её дать на протяжении двух лет, значит, нужно это делать теперь. Навёрстывать упущенное, а не стоять и жевать сопли. Моё самобичевание ему не поможет. — Можешь сыграть мне на гитаре? — спросил я, стараясь, чтобы в голосе не было неуверенности. Он пожал плечами. — Да я знаю, что навыки у людей с амнезией якобы должны сохраниться. Но я вчера брал в руки гитару и особо ничего не смог. Разве что простейшие аккорды, и то струны глушатся через раз. Руки должны были сами всё вспомнить, но почему-то не получилось. Понимаешь, у меня память восстановилась как-то тупо, отрывочными эпизодами, и я не особо помню, как занимался и заучивал какие-то мелодии. Помню только, что играть меня учил отец, но его уже нет… А мама не умеет. — Ты учил играть меня. Может, я мог бы… — Предлагаешь теперь поменяться местами? — спросил он. Я снова впился ногтями в ладони, захотелось опять до крови прикусить язык. А затем с удивлением осознал, что Дани смотрит на меня не насмешливо, а с надеждой. — Да. Если хочешь, давай попробуем. Гитара лежала на кровати в его комнате. Он сел рядом, взял её неуверенно, положил на колени и взглянул на меня. Табы «Города золотого» в моей голове сидели как влитые — разбудите среди ночи, и я сыграю его, потому что это была любимая песня Дани. Вот и сейчас принялся наигрывать первый куплет, пусть и немного медленнее, чем это раньше делал он сам, но всё же мои движения были доведены до автоматизма. Я повторил первую часть куплета ещё раз — медленно, пока он следил за моими пальцами. А затем отдал ему гитару, присел перед ним на корточки и молча взял его за левую руку. Просто взял за руку, чтобы показать, какие нужно зажимать струны. Мои движения не должны показаться ему двусмысленными. А если покажутся? Прогонит ли он меня, начнёт ли избегать? Руки у него были жёсткими, сухими и костлявыми. На запястье я к своему ужасу заметил несколько заживших шрамов. Дани поймал мой взгляд и дёрнул кистью, но ничего не сказал. А потом он заиграл. Медленно, неуверенно, иногда сбиваясь и путая лады, но всё же он играл — и чем дальше, тем увереннее. Затем дошёл до припева, который я ему показать не успел, но Дани уже перебирал струны автоматически, низко опустив голову, густые тёмные волосы упали ему на лоб. Среди них было несколько белых. Затем он взглянул на висящие на стене часы и вдруг резко вскочил с места, не доиграв до конца. — Десять минут давно прошло, а Вари так и нет, — сказал он в ответ на мой удивлённый взгляд. Дани схватил телефон, набрал её номер, но она не отвечала. Тогда он вытащил из шкафа свитер и бросился в прихожую. Я торопливо вышел за ним, чувствуя себя виноватым. Он ведь из-за меня забыл про время, получается. Вдруг эта его Варя потерялась? Если она и правда не знает город… Дани повернул ключ в замке одной рукой, пока другой застёгивал пуховик. Резко распахнул дверь и едва не припечатал стоявшую снаружи Варю по лицу. — Твою ж… Я думал, куда ты… — начал было он и замолчал на полуслове. Я выглянул из-за его спины и увидел, что губа у неё разбита, а на щеке явно наметился синяк. — Даня, я… — торопливо начала она своим тихим голосом. — Кто это сделал? Где тот, кто это сделал? — он сказал это злым холодным тоном, схватив её за руку. — Никто, честно, никто! — испуганно заговорила она. — Я поскользнулась на тротуаре, упала и ударилась, правда, Дань, меня никто не трогал! Он притянул её к себе, под свет лампы, и осторожно взял за подбородок, чтобы рассмотреть увечье. — А выглядит так, будто тебя кто-то ударил по лицу. Варя, скажи мне… — Нет, меня правда никто не бил! Просто неудачно упала. Даже не знаю, как меня так угораздило. Думала просто за соком сходить, а будить тебя не хотелось, ты ведь и так уснуть не можешь… — она замолчала, заметив меня. Я снова почувствовал себя лишним. Но уйти не мог — вдруг Дани, не поверив Варе, всё же кинется искать её обидчиков. Хотя на улице действительно было скользко, да и двор этот всегда был спокойным, никаких тебе алкашей и кладменов. Он повёл её на кухню, достал из холодильника бутылку воды и велел приложить к щеке. Искоса взглянул на меня, а затем снова повернулся к Варе. — Тебя долго не было. — Я просто искала гранатовый сок, а в магазине рядом с домом его не было. Решила прогуляться чуть дальше, — быстро выпалила она. — А где ты упала? — За углом дома, там тропинка такая скользкая. Со мной правда всё в порядке, Дань. Можешь пойти разнести ломом тротуарную плитку, чтоб отомстить моему обидчику, — слабо усмехнулась она. Он покачал головой и ласково погладил её по щеке и плечу. А мне захотелось тоже пойти и упасть на замёрзшей тропинке как можно более неудачно. Сломать ногу, руку, голову, лишь бы он так же нежно погладил и меня. — Человек-невезение ты, — с досадой сказал Дани, а Варя робко улыбнулась. — Дань, мне пора, наверное, — подал голос я. Данияр взглянул на меня и убрал руку с плеча Вари. — Ты точно в порядке? — спросил он у неё и, дождавшись кивка, обратился ко мне. — Пошли, прогуляюсь с тобой до метро. Варя испуганно дёрнулась при этих словах. — Дань, а вдруг ты опять в обморок упадёшь? — спросила, схватив его за руку. — Не упаду. Я ненадолго, свежим воздухом хоть подышу. — Ладно… — она вздохнула и убрала руку. — Можешь мне только сказать, пожалуйста, где у вас таблетки, у меня так голова раскалывается после этого падения, — она встала со стула и, по-прежнему прижимая холодную бутылку к щеке, уткнулась лбом в плечо Дани. — Чёрт… Ладно, пошли найдём. Увидимся тогда ещё как-нибудь, Ром, — сказал он, обнимая её и прижимая к груди. Мне оставалось только кивнуть, развернуться и уйти. Краем глаза я отметил, что Варя испуганно смотрит на меня и то открывает, то закрывает рот, словно не решаясь что-то сказать. Но в итоге она промолчала.