В память

Последние сутки перед операцией я провёл в больнице. Идя по коридорам центра трансплантации, видел людей, которым тоже требовалась пересадка. Старики и совсем молодые… И даже дети — маленькие и худые, почти прозрачные, с болезненно-жёлтой кожей. Они тоже готовятся к операции? Или пришли на обследование? Готовы ли их родственники поделиться с ними куском своей печени? Или придётся ждать органа от мёртвого донора, корчась от боли? Неродственная пересадка ведь у нас запрещена. — Зря ты пошёл на это, сынок, — шептала мать, лёжа на кушетке. — Ну а ты сделай так, чтобы не зря, — устало повторил я, наверное, в сотый раз. Какой, к чёрту, смысл сейчас говорить, что это зря? До операции считанные часы. Сначала вырежут её больную, искалеченную и ни на что не годную печень, а затем заменят на кусок от моей. Вся операция будет длиться около десяти часов. Сейчас раннее утро, значит, к ночи всё закончится. Она робко взяла меня за руку. Мелькнула мерзкая мысль вырвать ладонь, но я тут же её отогнал. — А если будет отторжение? Значит, всё напрасно. И ты останешься искалеченным. Врачи говорят, что риск отторжения есть всегда. Матери придется принимать препараты для подавления иммунитета, но даже это не даст стопроцентную гарантию. Я начал некстати вспоминать и кучу прочитанных и услышанных от других пациентов историй про неудачные исходы операций. Случайно занесённые вирусы, внутренние кровотечения как у доноров, так и у больных… Чёрт, как классно просто жить и не думать об этом, не подозревать, что можешь столкнуться с таким лицом к лицу. Впрочем, в моей жизни всегда происходило много дерьма. Но и хорошее в ней тоже было. Я отошёл от матери и выглянул в окно на заснеженный сквер. Дани. Хорошо, что ты жив. При мысли о нём на ум сразу приходил недавний разговор с Варей. Больше никаких объяснений от неё добиться так и не удалось. Но перед глазами стоял тот страшный снимок — Дани лежит на земле, его голова и снег вокруг в пятнах крови. Как это произошло? Он сам вышел из автобуса? Не могло ведь это случиться уже после взрыва. При попытках понять, что же произошло с Дани, начинала дико болеть голова. А ещё я действительно испугался, что ему могут навредить. Из-за постоянных тревог, напряжения, волнения не мог рационально мыслить, поэтому, как последний идиот, просто решил пока что не видеться с ним. Решил ему не звонить и не писать. На его редкие сообщения тоже не отвечал. Было ужасно больно, но я уговаривал себя, что это временно, после операции мы обязательно со всем этим разберёмся. Но если он захочет уехать, я не должен буду держать его. Не должен… Воображение моментально нарисовало мне печальную картину, как Дани всё-таки навсегда уезжает куда-то далеко вместе с Варей и решает не возвращаться. Они живут вместе в безопасности, женятся, у них рождаются дети. А со мной у него никогда не будет нормальной семьи. Но с чего я взял, что рядом с ней Данияру вообще безопасно? Она как-то связана с теми людьми, которые избили его до потери памяти. А теперь рассказывает ему, как сильно любит. Идеально было бы всё бросить и уехать вместе с ним. Но я не мог оставить мать, и после операции мне придётся восстанавливаться некоторое время. Да и с чего я взял, что Дани бы на это согласился? Он любит Варю… Чёрт, почему всё так сложно и так больно. Может, действительно, нужно уйти у них с дороги. Если из-за меня Дани будет грозить опасность, я сделаю всё, чтобы этого не допустить. Даже если придётся отпустить его и прекратить с ним общение. Чтобы он смирился со своим состоянием и прекратил попытки вспомнить… Телефон в моём кармане запиликал, я достал его, едва не уронив. Звонил Дани. В сознании промелькнула трусливая мысль не брать трубку. А может, ответить на звонок — ещё более трусливо? Я не знал, запутался и боялся навредить ему. — Я в холле больницы, — сказал Дани тихо. — Можно поднимусь к тебе? — Откуда ты… — Знал, где ты? Алёна сказала. Так что, куда мне идти? Я назвал ему этаж и номер палаты. Пытался заставить своё сердце успокоиться, но получалось плохо. Он пришёл минут через пять. Стал на пороге, внимательно глядя на меня и спрятав руки в карманы. — Привет, — сказал глухим голосом. — Привет, — мой голос, наверное, был ещё более глухим и тихим. — Я вот пришёл тебя навестить. Обещал же. — Но я ещё не ложился на операцию. Что ты несёшь, Рома? Какой же ты идиот. Дани усмехнулся краем губ. — Знаю. Хотел пожелать удачи. От его слов по телу пробежали мурашки. Захотелось обнять его, уткнуться в плечо и дать волю слезам, выпустить наружу эмоции, которые сводили меня с ума. — Я должен тебе сказать кое-что, — начал он, опустив глаза. — Мне нужно уехать из Москвы. Я вздрогнул и уставился на него. Да, конечно, этого следовало ожидать, но всё же я оказался не готов, что это случится так скоро. В палате словно стало холоднее градусов на двадцать, у меня задрожали руки. — Прости, сейчас не время тебя грузить этим, скоро ведь операция. Но… Я решил, что нужно попрощаться с тобой. — Когда ты уезжаешь? — Скорее всего, завтра утром. Завтра утром… Когда я ещё буду отходить от операции. Если вообще переживу её. — Далеко? — прошептал одними губами, глядя на него. — Да, — просто ответил он. Затем внимательно посмотрел мне в глаза. — Ром, я очень хочу вспомнить тебя. — Ты из-за Вари уезжаешь? — перебил его я. Наверное, получилось резковато. Он молчал несколько секунд, а потом ответил: — Ей плохо здесь, и она боится… Я не могу её оставить. Но уезжаю не только поэтому. Я думал, что больнее быть уже не может, но оказалось, что может. Каждое его слово разрывало меня на атомы. — Ты ей веришь? — в отчаянии прошептал я. — Ты не думаешь, что она может быть связана с теми, из-за кого ты потерял память? — было плевать на то, как глупо звучат мои слова, вместо меня говорили боль и ревность. — Я не думаю. Я знаю это, — тихо и серьёзно ответил он. Моё тело будто обмякло, я опёрся ладонью о стену, пытаясь удержать равновесие. Но Данияр не дал упасть. Он шагнул ко мне и обвил руками за талию. Я почувствовал его губы на своём виске. Нет, он не целовал, просто касался. И ласково гладил меня по спине. Медленно проводил ладонью от талии по линии позвоночника к лопаткам и обратно. На какое-то время мне показалось, что не было этих мучительных двух лет разлуки, не было теракта, Дани никуда не пропадал, ему не грозила опасность, и он не переставал любить меня… И что упираться стояком в его бедро — это нормально. Я не мог это контролировать. Очень сильно скучал по его прикосновениям, очень долго мечтал о них. Осознание того, что Дани всё ещё не помнит меня, ударило в голову резко. Вместе с мыслью о том, что через тонкую ткань спортивных штанов всё отлично заметно. Но он продолжал молча обнимать меня и поглаживать по спине. — Говоришь, мы были лучшими друзьями, да? — шепнул мне на ухо. Я испуганно дёрнулся, но он не пустил. — Расслабься, Ром, — Дани по-прежнему говорил очень тихо. — Если хочешь, я отпущу. Но скажи мне… Как долго ты… Как долго любил тебя? — Шесть с половиной лет, — я тоже ответил шёпотом. Не знал, куда себя деть, меня била мелкая дрожь. — Сразу после того, как мы познакомились? — С первого дня. — А я? Я знал ведь? — Да. Он снова замолчал, продолжая сжимать меня в объятьях. А затем резко отстранился, судорожно выдохнул и ударил кулаком по стене. А затем ещё и ещё, наверное, сбив себе костяшки. Я стоял и смотрел на него, не пытаясь отойти, чувствовал, что меня знобит. — Блять, ну почему всё так… — проговорил Дани, тяжело дыша, и снова повернулся ко мне. Он и правда счесал кожу, его костяшки кровоточили. Я подметил это как-то равнодушно и снова посмотрел ему в глаза. Так привычно нырнул в них, как делал раньше сотни и тысячи раз. Дани коснулся моей щеки и стёр влажную дорожку. Чёрт, я даже не заметил своих слёз. — Прости, Ром. Мне жаль, что так вышло, — он замолчал и отошёл от меня, а затем продолжил. — Я убедил Варю рассказать Евгению всё, что она знает про дилеров. Он сказал, что нам лучше уехать из города, пока их всех не накроют. Я не могу бросить её, не могу остаться и подвергнуть опасности тех, кто находится рядом со мной. — Вас там не найдут? — Нет. Евгений сказал, что нет. Ром, только я тебя прошу на всякий случай, будь осторожен, ладно? Не выходи никуда поздно и вообще не ходи по безлюдным местам. У тебя есть номер Евгения? Позвони ему, пожалуйста, если вдруг увидишь что-то странное. Он снова сделал шаг ко мне, притянул к себе. Я тяжело выдохнул и ткнулся ему в шею, как любил это делать раньше. А затем вдохнул его запах. — Извини, что так получилось… Прямо перед твоей операцией. И вообще за всё. — Я понимаю, Дань. Это не зависело ни от тебя, ни от меня, — ответил я, думая о его словах о том, что он не может оставить Варю. Когда он ушёл, я постарался убедить себя, что смогу принять любое его решение. Даже если он в итоге решит никогда не возвращаться в Москву.