Птичка в силках

      Может, с этого чёрная полоса в жизни Ренджуна и началась. С чего-то потрясающего, волнующего и поэтичного, с этого проклятого портрета кисти Джона Сарджента. С чёрного, драпированного бархата и болезненной бледности нежной кожи, чувственных тонких черт трагичного лица.       — Говорят, мадам Готро в старости перестала выходить на улицу днём, и гуляла только ночью. А старостью раньше считалось всё, что после сорока-пятидесяти, — Наён смахнула пыль с картинной рамы, и в глазах её блестело что-то, что Ренджуну почувствовать было не дано. — Ужасный, ужасный мир, где в глазах мужчины ты — это трофей, вещь, которой хочется обладать. Мадам боялась, что кто-то увидит её некрасивой, что она станет унизительным памятником самой себе, — чужой голос был переполнен сочувствием, и Ренджун улыбнулся уголком рта.       Лучшее, что он мог сделать сейчас — это слушать, пальцами скользя по бархатной изящной складке платья на манекене.       — Если бы Мадам Готро жила сегодня, в старости она выходила бы вечером для того, чтобы отправиться в бар, — выдохнула смешок Наён, и глаза её заискрились. Она скомкала салфетку перед тем, как закинуть в плетёную корзинку в углу. — Готова поспорить, она была бы из категории MILF, и к ней бы выстраивалась очередь поклонников.       — Я был бы первым, — рассмеялся Ренджун. Он улыбнулся с булавкой между губ, и Наён фыркнула:       — О, да! Не зря у тебя висит её портрет, — она склонила голову в сторону, явно дразнясь. — Твоя бисексуальная натура не позволит тебе пройти мимо красивого человека, и не важно, кто он и сколько ему лет.       — Ты слишком много знаешь, теперь мне придется тебя убить. Или уволить, — притворно ужаснулся Ренджун. Он воткнул последнюю булавку и полюбовался драпировкой на платье.       «Волшебно. Да, теперь именно то, что нужно!»       Мадам Готро глядела с картины рассеянно и благосклонно, и Ренджун улыбнулся уголком рта, кивнул сам себе.       Пожалуй, в этом было главное наказание и благословение в жизни Ренджуна: он был бисексуальным, и жутко восприимчивым ко всему красивому. Впрочем, во многом это и поспособствовало тому, что он столь рано — всего в двадцать пять лет, — стал владельцем крохотного ателье, где по заказу всякий мог получить отличный костюм или платье.       Миллион оттенков, фурнитура, бисер, золото и вышивка. Ренджун готов был часами говорить о высокой моде и стрит стайле, о винтажных фасонах, истории моды и всём эстетичном и красивом.       Мадам Готро была олицетворением этой красоты природных форм и роскоши одежды, и потому украшала стену в его ателье, где из работников было их двое: Ренджун, основатель, и Наён, его лучшая подруга со времён колледжа. Он жил тут же, за стенкой, в небольшой студии с кухней, кроватью и санузлом. Просторный холл ателье служил Ренджуну гостиной, и он нередко засиживался долгими вечерами за эскизами, или с бокалом вина прямо там, на тёмно-зелёном мягком диване перед картиной, глядел на улицу, где мирно горели фонари, на бледный лик мадам Готро, которая безмолвно разделяла его поздний ужин за вынесенным из крохотной приемной журнальным столиком.       Как раз там, на скамейке из ротанга в приемной, засунув руку в конфетницу, сидел посетитель, и что-то внутри Ренджуна неприятно потянуло при виде его лица. Нет, мужчина был красив: тёмные вьющиеся волосы, большие глаза чуть навыкате, стройная фигура. Но нечто неуловимое было в его чертах, крохотная червоточинка, словно сигнализирующая на уровне интуиции: грязь.       Этот человек был отталкивающим, и Ренджуну пришлось глубоко вдохнуть и напомнить себе не судить по внешности перед тем, как натянуть на лицо улыбку и выйти в холл. Звякнул винтажный колокольчик, висящий над дверью.       — Здравствуйте! Я рад видеть вас здесь, в Дримворлд. Я могу вам что-то подсказать?       Глаза незнакомца окинули с интересом лицо Ренджуна, скользнули вниз, оценивая чёрную шёлковую рубашку и строгие брюки:       — Хочу костюм. Ткань самая лучшая, что у вас есть, — он встал, подходя ближе, намеренно или не очень вторгаясь в личное пространство.       — Прекрасно! Если у вас есть минутка, мы можем составить эскиз и смету, а также снять мерки? — Ренджун не дрогнул и не отстранился, хотя мерзкая дрожь пробрала его изнутри.       Джихун — так посетитель назвал себя, и Ренджун был уверен, что имя ненастоящее, — показал свою истинную натуру, стоило выйти за образцами тканей в подсобку. Он как раз вытаскивал папку с фрагментами тканей, и чуть не врезался головой в верхнюю полку шкафа, когда раздался резкий крик.       — Что вы себе позволяете?! — голос Наён взлетел до фальцета, и это был плохой знак.       Зацепившись за порог, с упавшим в груди сердцем, Ренджун вывалился в главный зал. Этот Джихун — этот мерзавец, — ухмылялся, пока испуганная, раскрасневшаяся от гнева девушка стояла в углу, стиснув руки в кулаки.       — Всё в порядке, — на редкость спокойно сказал Джихун, и улыбнулся. — Это просто недопонимание.       — Лапать меня за задницу теперь так называется?       Наён отступила в сторону, и Ренджун прочистил горло, максимально сдержанно и холодно выдохнул:       — Покиньте ателье.       Он хотел ударить этого ублюдка, решившего, что раз он платит, то имеет право вести себя как свинья. Но он не мог сделать этого, ведь репутация ателье могла пострадать. Да и этот парень выглядел опасным, таким, словно мог сунуть нож под ребро.       — Наён, ты в порядке? — Ренджун быстро подошёл к девушке, и она едва слышно вздохнула, цепляясь за его руку. — Убирайтесь отсюда, я не собираюсь повторять ещё раз.       Джихун издал короткий смешок, закатил глаза и сунул руки в карманы:       — Значит, так? — выплюнул он.       Но Ренджун не собирался вести с ним разговоры, он открыл дверь на распашку и приподнял бровь.       — Здесь есть камеры. Не советую делать что-то, о чём вы можете пожалеть.       — Это ты пожалеешь, слышишь? — шепнул посетитель, проходя мимо. — Ходи и оглядывайся.       Хотя такие ублюдки были редкостью в практике Ренджуна, Джихун не был первым, кто бросался угрозами. Думать слишком много о том, что тот мог и правда что-то сделать, Ренджун не хотел: оттого, что он стал бы переживать, ничего не изменилось бы — только заработал бы себе невроз.       Ренджун считал, что был осторожным: он никогда не забывал запереть дверь, не ставил форточек на проветривание на ночь и редко выходил на улицу после двенадцати. Район, в котором располагалось ателье, считался благополучным. И когда Ренджун без десяти девять шёл домой из магазина, он вовсе не ожидал того, что кто-то резко дернет его за руку, засовывая в открытую дверь машины.       Он успел только крикнуть высоко, тонко — может, пара человек, что шли выше по улице, обернулись на звук, но никто не сделал ничего, и больше Ренджун не сказал ни слова.       — Шшш, птичка.       «Всё таки нож у него был», — отстраненно подумал Ренджун. Ледяная волна окатила его целиком, словно он нырнул в полынью, и вдох застрял в глотке. Джихун держал оружие, прислонив к шее, и острое лезвие было обжигающе холодным.       — Что вам от меня нужно? — язык заплетался, и чужие глаза маслянисто, насмешливо блеснули.       Этот ублюдок явно наслаждался его дрожью и страхом.       — Мне? Мне нужен был костюм, но теперь я хочу другого.       Конечно, он пришёл за местью. Это было очевидно, и Ренджун бы фыркнул, если бы сейчас этот ублюдок не держал нож у его горла. Но тот явно ждал ответа, и потому Ренджун выдохнул:       — Чего?       Джихун рассмеялся. Он выглядел таким отвратительно радостным, таким самодовольным, когда склонился ниже, и в самое ухо шепнул:       — Тебя, птичка. Хочу оприходовать твою сладкую маленькую задницу, раз уж твоей подружки ты меня лишил.       Сдавленный крик вырвался из груди, и кровь взорвалась пульсацией в висках.       — Что? — глупо переспросил Ренджун, и Джихун нетерпеливо цыкнул, вытащил из кармана охапку пластиковых строительных стяжек.       — Руки, — грубо рыкнул он, и передавил запястья пластиком, затягивая туго петлю.       Ренджуну хотелось плакать, но он бы так испуган, что забыл, как делать это. Он мог только мелко дрожать, срываясь на тихие, слабые поскуливания.       — Пожалуйста!.. — он беспомощно дёрнулся, и чужие жёсткие сильные пальцы перехватили щиколотки, стягивая их вместе.       — Заткнись, сука, — выплюнул парень, и глаза его сверкнули бешенством. — Ещё слово, и я прирежу тебя, и трахну, пока ты будешь медленно остывать.       Похититель сунул какую-то грязную тряпку Ренджуну в рот, завязал глаза, а потом перелез на переднее сидение. Он завёл мотор, и машина послушно тронулась.       Всё — что Ренджуну осталось, это тревожное ожидание и оглушительный стук сердца в ушах. Он попытался собраться.       «Вдох. Выдох. Думай, Ренджун. Думай».       Вряд ли похититель стал убивать бы его, ведь так? За убийство были совсем не такие статьи, как за сексуальные преступления. К тому же, Ренджун был парнем. И что он сказал бы в полиции? «Меня изнасиловали»? Да над ним посмеялись бы, отправили на унизительное медицинское освидетельствование, а потом, скорее всего, даже не стали бы искать этого ублюдка.       А что, если он и не собирался Ренджуна отпускать? Прикопал бы где-то за городом, и он числился бы в списках пропавших без вести, и родители выплакали бы все глаза, а Наён пришлось бы в одиночку управлять ателье.       Вся прошлая, спокойная жизнь вдруг представилась Ренджуну такой далёкой, словно он смотрел на свой маленький городок через увеличительное стекло подзорной трубы, стоя на вершине горы. Неужели он когда-то жил там, в этой иллюзии мира, в этом спокойном сиропе повседневности, пока такие люди, как Джихун, подобно хищникам рассекали тихие воды, раз за разом проплывая мимо?..       Нам всегда кажется, что опасность нас не коснётся.       А сейчас Ренджуна везли в темноту, и собирались сломать его жизнь, или вообще отобрать её — он забился на задних сидениях, беспомощно дёргая руками, от ужаса не чувствуя, что пластиковые пруты впиваются в кожу, раздирая её до крови.       Он не понял, что машина остановилась. Только когда дверь распахнулась, и повязку с глаз стащили, Ренджун осознал, что неотвратимое зло угрожающе близко, и тянет к нему свои скользкие щупальца.       — Приехали, сучка. Сейчас я разрежу стяжку на ногах, и только попробуй выкинуть какой-то фокус: живым отсюда не выйдешь.       Джихун грубо подтянул Ренджуна к себе, а потом вытащил нож. Смотреть на него было больно и страшно, но отвести взгляда Ренджун не мог — словно крохотный зверёк, застывший перед лицом удава.       «Он убьёт меня», — подумал Ренджун.       И это вдруг придало ему сил.       Извернувшись, он оттолкнул похитителя ногами, вывалился на промерзшую, скользкую траву. Бежать было некуда. Вокруг был только высокий забор, запертые ворота и высокий дом, одиноко светящий глазницами окон в непроглядной черноте ноябрьской ночи.       — Ах ты, тварь! — взревело позади, и чужой голос показался Ренджуну нечеловеческим.       Страх стегнул плетью по коленкам, и Ренджун сам не понял, как начал бежать. Он взлетел на крыльцо, и только когда входная дверь вдруг распахнулась, понял, каким глупым решением было бежать к дому.       Если бы Джихун жил один, если бы он не запирал дом и хранил в нём хоть какое-то оружие, если бы у Ренджуна получилось закрыться изнутри и позвонить в полицию…       На пороге стоял незнакомый мужчина, и был он, словно олицетворение всего того, что так привлекательно в пороке и опасности: пронзительные чёрные глаза, упрямый твёрдый подбородок, поджатые тонкие губы и чёткие линии высоких скул. Он был красив, словно хищное животное, и Ренджун отстраненно подумал, что сама природа создала незнакомца для того, чтобы жить здесь, в самом сердце преступного мира, и всё внутри стиснуло от магнетичного притяжения. То ли испытывает жертва, когда смотрит в лицо своему убийце, прекрасному и безжалостному, единственному, кому принадлежит воля отнять жизнь?       Мужчина схватил Ренджуна, и пальцы его крепко впились в узкие плечи. Джихун выругался:       — Чёрт, он слишком резвый. Спасибо, что перехватил Птичку, этот мальчишка мог доставить мне хлопот.       Незнакомец медленно окинул его взглядом, и Ренджуна прошило дрожью, он заскулил, с отчаянием и тоской глядя в чужие глаза, и тогда мужчина вынул тряпку из его рта.       — Птичка? — переспросил он, и явно обращался к Джихуну, но смотреть продолжал на Ренджуна — внимательно, въедливо, словно забираясь внутрь, вспарывая ледяным остриём взгляда беззащитную оболочку ренджуновой души. — Ты же знаешь, что я только с задания. Я очень устал и не в духе, — его низкий, тихий голос пробирал до костей.       — Конечно, Джено! Ты можешь не беспокоиться, — голос Джихуна сочился сладостью. — Мы просто повеселимся. Правда, Птичка? Мы ведь тихонько?       — Пожалуйста! — вскрикнул Ренджун, и картинка перед его глазами закружилась, расплываясь от слёз. — Пожалуйста, отпустите меня! Я ничего не скажу!       — Что он знает? — хватка незнакомца — Джено, — стала крепче, и Ренджун зарыдал сильнее, качая головой.       Боже, он не знал ничего, он даже не видел дороги, он не знал ни одного из этих пугающих людей! Почему он вообще оказался здесь, в доме посреди леса, почему судьба была так неоправданно к нему жестока?       — Он просто владелец ателье, — фыркнул Джихун. — И думает о себе слишком много. Послушай, я просто хочу немного проучить его…       — Иди к себе, — перебил Джено, и подтолкнул Ренджуна вниз, заставляя спуститься во двор. — Если я ещё хоть раз — один, мать твою, раз! — узнаю, что ты притащил сюда кого-то, какую-то очередную суку, которой ты собираешься попользоваться, — он зыркнул на похитителя, и тот вздрогнул, словно от разряда тока, — я убью тебя. Ну, чего застыл? Ждёшь красной дорожки и фанфаров?       Ренджун не сразу понял, что последние слова были предназначены ему. Но Джено смотрел на него, и глаза его были холодными и злыми.       — В машину, быстро. Я не люблю повторять дважды.       На подгибающихся ногах Ренджун добрался до машины, открыл дверь, чтобы сесть на заднее сидение. Его так колотило, и в ушах звенело тонко, громко и противно, что он не сразу разобрал, что Джено от него хочет, когда тот вытащил его снова на улицу, а потом усадил вперёд. Мужчина запер двери, а потом вырулил на дорогу, останавливаясь в метрах двухстах от дома.       И тут Ренджуна накрыл ужас.       Если раньше он боялся, то теперь испытал столь сильное, рвущее душу чувство, что забыл, как дышать.       Джено вынул нож, и потянулся к нему.       — Пожалуйста!.. — прошептал Ренджун. Он не мог перестать дрожать, и мысли превратились в холодный кисель.       — Тихо, Птичка, — шепнул Джено, и голос его был неожиданно мягким. — Всё хорошо, — он перехватил ренджуновы запястья, погладил кожу горячими пальцами. — Вот так, — резким движением он разрезал стяжку, и сердце внутри взлетело, забилось в глотке. — Где ты живёшь? — спросил Джено. — Я отвезу тебя домой. Только вначале… будь хорошим мальчиком, и дай мне завязать тебе глаза.       Тишина машины была почти уютной. Шорох гальки под колесами сменился гладким шуршанием асфальта, и когда они снова остановились, и больше не двинулись, Ренджун, впавший в состояние, близкое к равнодушной эмоциональной коме, отстраненно констатировал: «Приехали». Он не думал, что его и правда отвезут домой, но борьба за жизнь утомила его, что сил пытаться снова и снова не находилось. Джено выглядел таким серьезным и опасным, что не оставалось и крохотного шанса на то, чтобы убежать от него.       Если он хотел убить Ренджуна — он бы убил.       — Ты спишь, Птичка? — в чужом голосе сквозила лёгкая насмешка, и Ренджун вяло повернул голову на звук.       — Давай, я помогу, — Джено стянул повязку с глаз, невзначай пробегаясь пальцами по встрепавшимся волосам. — Такой хороший, такой послушный, — он почти мурлыкал, и Ренджун, вопреки всем тем страшным событиям, которые ему пришлось пережить, смутился. — Ты ведь не доставишь мне проблем? Не заставишь пожалеть, что этой ночью я отпустил тебя, Птичка?       — Я… ничего не видел. Ничего не произошло, — Ренджун дождался одобрительного кивка, а потом вывалился на улицу, на негнущихся ногах преодолел расстояние до своего дома и открыл дверь, ступая в мирную тишину маленькой приемной ателье. Взгляд внимательных, задумчивых глаз он продолжал чувствовать затылком даже тогда, когда лёг без сил в постель. Тревожный сон навалился душным одеялом, и Ренджун, хмурясь и сжимая в пальцах подушку, позволил ему овладеть собой.