Птичка в силках

      Пробуждение было резким и тревожным. Ренджун подорвался на постели, с трудом соображая, что произошло: звук будильника вдруг показался ему громогласным, пугающим криком, эхом отозвавшимся во всём теле.       «Ты не заставишь меня пожалеть, что этой ночью я отпустил тебя, Птичка?»       Сев на кровати, Ренджун огляделся. Казалось, эти пронзительные черные глаза всё ещё смотрят на него, пуская адреналин бежать по крови.       «Птичка».       Едва слышно шуршали шинами машины и выл ветер в вентиляции, и где-то у соседей шумно свистел закипевший чайник — чужой призрачный шёпот смешался с родными, привычными звуками, скомкался и растворился, будто остатки ночного кошмара.       Всё тело ломило, и Ренджун потёр сонно бок — острая боль резанула по запястью, заставляя поморщиться.       «Почему так больно?» — он задрал пижамный рукав, чтобы посмотреть, и ледяная шпилька ввинилась между рёбер.       Яркие красные полосы раны были украшены лохмотьями содранной кожи. Она блестела маслянистой сукровицей, открыто, отвратительно и притягательно, и Ренджун вдохнул коротко.       Нет, ему не приснилось.       Эти грубые руки, мерзкий, пробирающий до костей голос и темнота, пластиковые стяжки на руках и ногах, стылый ужас, ворочающийся камнем в груди. Ренджун осознал вдруг, что не может вспомнить лица похитителя. Оно словно отступило в тень, скрылось за фигурой сильнее него.       Джено.       Кем был он, способный решать судьбу Ренджуна, приговоренного к страданиям и боли человеком злым и жестоким, тем, кто боялся Джено так же, как и Ренджун боялся своего похитителя?       Джихун был ублюдком. Но вот Джено… Джено оказался опаснее в сотни раз, и теперь он знал, кто такой Ренджун и где он живёт. Этой ночью судьба играючи отобрала у него нормальную жизнь, чтобы подкинуть, словно опомнившись, пожалев на мгновение, эту возможность спастись.       Но какой ценой?       Эти люди — Джено, — могут прийти в любой момент, если того захотят. Если вдруг решат, что он видел и знает слишком много, и может мешать делать все те грязные, страшные дела, что приносят им огромные деньги.       Торговля наркотиками? Продажа оружия? Терроризм? Ренджун ощутил, как голова вскружилась, и в горле пересохло. Он не хотел иметь никакой связи с такими людьми, одна мысль о том, на что они способны — на что Джено способен, — приводила его в столь сильное нервное напряжение, что думать о чём-то другом не выходило.       «Надо переехать», — судорожно сглотнув, подумал он, стараясь сохранить хладнокровие.       Ренджун мог и умел справляться со стрессом, но руки дрожали и сердце бесновалось в груди. Достав на кухне стакан и выпив успокоительного, он открыл кран и под струёй ледяной воды промыл раны. Некогда было плакать, надо было решать, что делать дальше и как выжить в этой ситуации.       Сказать по правде, Ренджун уже и забыл, когда по-настоящему имел время на слёзы. Сначала он работал до изнеможения и долгих часов бессонницы, полученной в награду за сверхурочные, потом занимался ремонтом купленной в кредит квартиры, превращенной в ателье и крохотную студию рядом, наращивал базу данных заказчиков, занимался рекламой и продвижением, договаривался о мелком опте тканей.       Жизнь только-только начинала налаживаться — Ренджун успел даже сходить на свидание с милой девушкой (правда, с Цзыюй они решили остаться друзьями), а ещё заключить контракт на поставку итальянской фурнитуры, о которой мечтал со времён университета. Он так старался сделать своё ателье особенным, удобным и уютным, чтобы каждый гость мог расслабиться и получить удовольствие от процесса создания эскиза, снятия мерок и пошива: устроил зону примерочной с большим зеркалом в пол и точечным освещением, поставил чудесный зелёный велюровый диванчик, повесил дорогие шторы на окна и закупил лучшее оборудование. Он так старался, так чудовищно сильно старался!..       А теперь надо было оставить всё это, и срочно искать новое место для ателье.       Отчаяние плеснулось внутри, но Ренджун подавил его силой воли. Нет, раскисать сейчас он позволить себе не мог. К тому же, раны ныли и жглись так, что орать хотелось. Надо было идти за лидокаином, а для этого требовалось перевязаться и одеться. Осторожно перетянувшись бинтом, Ренджун поморщился, натягивая толстый свитер с широкими рукавами и просторные брюки. Ног ему было не так жаль: те меньше пострадали, но вот руки… Они всегда слушались, словно тончайший инструмент, реагируя на крохотные сигналы нейронов, они всегда знали — иногда даже лучше самого Ренджуна, — как лучше сделать эскиз и драпировку, и потерять их работоспособность, пусть даже на неделю, казалось почти инвалидностью.       Осторожно надевая пальто, Ренджун зажмурился от прострелившей запястья боли.       — Тихо, Джуни, — он впился пальцами в стену прихожей, упрямо сцепив зубы. — Тихо. Всё будет в порядке. Давай, соберись. Мы будем решать проблемы по порядку.       — Ты где?       Ренджун, неловко зажав телефон между ухом и плечом, раздражённо фыркнул:       — Вот ты всегда звонишь в самый неудобный момент! Я в аптеку вышел, — он захлопнул за спиной дверь, спустился по ступенькам на обледенелый тротуар и зашагал домой.       Кажется, у Наён был талант выбирать неудобное время: то она жаждала разговора в тот момент, когда Ренджун выходил из транспорта, то когда стоял на кассе с открытым кошельком, то когда шёл гружёный, как ослик.       Теперь же он пытался держать пакет с лекарствами так, чтобы как можно меньше шевелить запястьем, потому что казалось, что ладонь вот-вот отвалится.       — Что за ранние прогулки? На тебя не похоже, — Ренджун мог вообразить, как Наён закатывает глаза. Голос её, однако, всё же был окрашен беспокойством. — Ты что, простудился?       Врать не хотелось, но и сказать правду Ренджун тоже не мог.       — Я… что-то вроде этого. Придется дня три тебе поработать без меня.       За три дня он никак бы не поправился, но, может, хотя бы острая боль прошла и он смог бы спрятать раны, сказав, что растянул запястья. Сразу два. И, да, это всё ещё оставалось чертовски подозрительным, ведь раньше излишней неуклюжестью Ренджун не страдал.       — Ладно, тогда пойду. Миссис Чон уже входную дверь штурмует, ей опять срочно понадобилось перешить платье, — вздохнула Наён. — Я зайду вечером?       — Нет, — поспешно возразил Ренджун, чуть не подскальзываясь от испуга. — Нет, не надо. Вдруг у меня что-то серьёзное, я не могу рисковать лучшей своей сотрудницей.       Наён фыркнула и рассмеялась перед тем, как скомкано попрощаться, и Ренджун с облегчением выдохнул.       В прошлый раз он врал Наён, когда объяснял, почему она не должна оставаться с ним на день рождения и может ехать в поездку в Париж по той горячей путевке, которую предложила ей знакомая. О Париже Наён мечтала с детства, а свой день рождения Ренджун мог прекрасно провести и в одиночестве: каждый год у него случался маленький экзистенциальный кризис, и хотелось только напиться и забыться, а это он мог прекрасно сделать и самостоятельно.       На самом деле, сейчас тоже хотелось напиться.       «Кажется, где-то в шкафу оставался персиковый ликер», — припомнил Ренджун, проскальзывая домой и украдкой вслушиваясь в то, как оживлённо щебечет за стенкой Наён и шепеляво вторит ей миссис Чон — одна из самых въедливых его клиенток, благообразная пожилая дама, обожающая бархат и парчу.       Спустя стакан, подогревший скованное тревогой сердце, Ренджун нашел в себе силы открыть интернет, чтобы поискать варианты недвижимости. Что, если он будет сдавать это помещение в аренду, и переедет? Конечно, планировка была несколько нестандартной: одна общая дверь, служащая входом в ателье вела внутрь маленькой приемной. Там, в углу, ютился вход в ренджунову крохотную квартиру-студию, а напротив, за стеклянной раздвижной ширмой, располагалось ателье. Впрочем, район здесь был прекрасным: недалеко от центра, с магазином и большой парковкой поблизости. Это место было идеальным для мелкого бизнеса, и Ренджун вспомнил, как рад был, когда четыре года назад нашел объявление о продаже. Почти год ушёл на то, чтобы получить кредит и сделать все нужные документы. А теперь Ренджуну приходилось искать варианты, куда можно съехать, и думать об этом было горько. Но выбора не было — он знал, что был впечатлительным и склонным к тревожности, и не хотел превращать свою жизнь в ад из-за того, что оказался на пути не того человека.       Гугл живо подсказал пару неплохих мест, куда можно перенести ателье, и подернутый алкогольной поволокой мозг приободрился.       — Кажется, вот это неплохо, — пробормотал Ренджун, листая подборки.       Конечно, это будет тем ещё геморроем — переезжать, упаковывать всю свою трехгодичную работу и жизнь в коробки, а потом первое время ютиться в том же помещении, что и рабочее. Да и покидать обжитой дом не хотелось: Ренджун так любил свой тщательно сделанный ремонт, уютную кровать, стоящую у окна, откуда можно было видеть звёздное небо, и маленькую кухню, на которой так здорово было с утра варить кофе, чтобы выпить его вместе со свежей слойкой с вишней, купленной в пекарне напротив.       Хотелось плакать.       Но плакать было всё ещё слишком рано, у Ренджуна не было сил на это, и потому он, чтобы занять себя хоть чем-то, сбрызнув руки лидокаином, принялся снимать снимать с полки книги, чтобы сложить их в одну из дорожных сумок, запивая свою горечь сладким персиковым ликёром, от которого голова пустела и в теле появлялась приятная лёгкость.       Всё должно было наладиться. Просто обязано было.       К ночи Ренджун уже был откровенно пьян. Раскрасневшийся, босоногий и без рубашки, он выволок в центр комнаты все имеющиеся в его квартире дорожные сумки и коробки, и успел запаковать половину своего имущества — споткнувшись об одну из сумок, он упал на кровать и расхохотался.       Чёрт, ну что за драма? Он что, в каком-то кино? Похищение, неудавшееся изнасилование, благородный бандит в роли спасителя и переезд на десерт.       «Тогда понятно, почему тот Джено такой горячий», — хихикнул Ренджун, закрывая лицо ладонями.       Джено был нестандартно, опасно красивым — таким бесконечно, неприлично фактурным, словно вылез из какого-то криминального романа, и Ренджун, испытывающий слабость ко всему яркому, не мог сейчас не вспомнить о том, как ощущались чужие длинные горячие пальцы, когда ножом разрезали стяжку на запястьях.       Горячее волнение бродило в крови, и Ренджун лениво погладил себя по груди, цепляя соски и выгибаясь. Тело дрожало. Оно словно говорило: «Хватит издеваться надо мной! Почему я только страдаю?», и хотя Ренджун не был виновен в том, что запястья и щиколотки его ныли, он всё ещё мог сделать себе приятно. Стянув штаны вместе с бельём, он поёрзал на постели, позволяя пушистому покрывалу ласкать обнаженную кожу. Это было так хорошо, что Ренджун перевернулся, толкнулся бёдрами, проезжаясь по мягкой ткани. Длинный, высокий стон сорвался с его губ, но Ренджун не мог найти в себе силы на то, чтобы позаботиться о том, что кто-то может его услышать. Вытянув руки вперёд, чтобы не потревожить запястья, он оперся о локти и толкнулся ещё и ещё, позволяя удовольствию искрами пробегаться вдоль позвоночника. Оргазм был ленивым и долгим, он накрыл Ренджуна тяжело, блаженно, будто зимнее одеяло, заставляя заскулить, хватая воздух ртом и жмурясь до белых пятен перед глазами. Ренджун поёрзал, забрался под покрывало и распластался по простыням, позволяя томительной неге течь по крови.       Душ мог подождать.       Ренджун проснулся от будильника с гудящей, чугунной головой. Его так колотило от холода, что он не с первого раза попал в штанину пижамных брюк. Вчера, заснув счастливым и пьяным, он забыл закрыть форточку, и теперь маленькая квартирка оказалась выстуженной. Тихо матеря себя под нос, Ренджун, обходя многочисленные баулы, сваленные на полу в порыве пьяной решимости, схватил стакан воды и отправился отмокать в ванную, откуда вылез только к двум, страшно голодный и разгоряченный, раздумывая о том, чтобы заказать пиццу на обед, но все мысли мгновенно вылетели из головы.       Прямо на его кровати, задумчиво вертя в руках одну из книг по истории моды, сидел человек, увидеть которого Ренджун боялся больше всего.       — Здравствуй, Птичка, — Джено захлопнул книгу, откладывая её в сторону, и всё внутри оборвалось.       В своей расстегнутой чёрной куртке и тёмных джинсах он казался чужеродным элементом в ренджуновой светлой квартире — хищник в крохотном гнезде, острозубый и гибкий. Джено тягуче двинулся, подбирая под себя ноги и упираясь локтями в разведённые бёдра, склонил голову в сторону, и глаза его внимательно оглядели Ренджуна, задерживаясь на обнаженной груди и ногах, и тот почувствовал себя беззащитным и абсолютно голым, стоя перед ним в одном лишь банном полотенце.       — Джено, — выдохнул Ренджун, и все силы словно покинули его, и ноги дрогнули, готовые вот-вот подкоситься. — Что вы… — он ухватился за стенку, не смея двинуться, чтобы взять из шкафа одежду.       — Кажется, ты куда-то собрался переезжать? — поднявшись, Джено подошёл близко, и Ренджуна обдало облаком чужого аромата: древесная горечь, ледяные брызги, бензин и железо — сердце зашлось так судорожно, быстро, что Ренджун ощутил, как в глазах темнеет.       Джено был здесь, в его квартире. Ужасный и красивый ночной кошмар, протянувший конечности из самой бездны преисподней, где кровь, и металл, и смерть.       — Я ничего не рассказал, — уронили ренджуновы губы словно сами собой. — Пожалуйста, Джено, я ничего никому не сказал!..       Он чувствовал, как отчаяние овладевает им всё больше с каждой утекающей секундой, и Джено, молчаливо глядящий — нечитаемыми глазами, чернее самой чёрной ночи, вдруг протянул руку, и заправил влажную прядь ему за ухо.       Ренджун вздрогнул так явно, и пальцы его соскользнули со стены. Он чуть не упал, но не посмел оторвать взгляда от чужих глаз.       — Хуан Ренджун, двадцать пять лет. Родился двадцать третьего марта в Гирине, где в данный момент проживают его родители. Владеет ателье три года, помещение куплено в кредит. Работает вместе с Им Наён, близкой подругой со времён университета. Любит слойки с вишней из Le Four, имеет привычку не закрывать шторы на ночь, просыпается по будильнику в девять пятнадцать, — он склонился ниже, и ренджуново сердце забилось в глотке. Он мог ощущать дыхание Джено на своих губах. Его глаза, словно глаза удава, гипнотизирующе впились в лицо, заставляя окаменеть. — Думаешь, что сможешь уехать? Не после того, как ты узнал, кто я.       Всхлип вырвался из Ренджуна помимо воли, он был жалким, тонким и тихим:       — Я… я не знаю, кто вы!       — Ты знаешь, что я — Джено. А этого некоторым людям может быть достаточно для того, чтобы заинтересоваться тобой, — Джено отступил, и Ренджун только тогда заметил, как мелко трясётся от холода и волнения.       Он вцепился в полотенце сильнее, на нетвёрдых ногах прошёл к шкафу, чтобы завернуться в халат. Теплее не стало, но хотя бы появилась тонкая преграда между его телом и пристальным, пробирающий до костей взглядом. Джено глядел, словно раздумывал, съесть ли его сейчас, или поиграть вначале.       — Сиди тихо. Хорошо, Птичка? Ты ведь умный мальчик, — Джено потянулся небрежно, расслабленно, а потом ухватился за дверную ручку. — Я присмотрю за тобой, — он вышел в коридор, оборачиваясь на мгновение: — Кстати, ты хорошо поёшь, — насмешка в его лице была сладкой и тяжёлой.       Только когда дверь за незваным гостем закрылась, Ренджун смог отпустить себя. Он осел на пол, прижимаясь спиной к шкафу, закрыл рот ладонью, забывая о том, как болит запястье.       Вчера весь вечер он провел с приоткрытым окном. А ещё он точно помнил, что не спел ни единой песни, и единственным звуком, покинувшим его губы, кроме тихих разговоров с самим собой, были стоны.