Сапфир

Чуе было шестнадцать, когда он впервые столкнулся c понятием «Энко». Он толкнул локтем мальчика, сидевшего рядом с ним, Хараду, и прошептал: — Еще раз, как ты назвал Мегуми-тян? Я не совсем понял. Харада повернулся к нему, склонив голову набок, и задумчиво перебирал слова, которые только что произнес. — Мегуми? Оу. Я сказал, что она занимается энко — понимаешь, сокращенно от эндзё-косай. В наши дни иначе называют «девушка напрокат». — Погоди, то есть… ей платят, чтобы выходить в свет с… мужчиной постарше? — Ага. В этом заключается ее работа, — продолжил Харада. — Кто-то засек ее после школы в районе Сибуя, когда она гуляла рука об руку с каким-то толстым лысеющим чуваком. Полагаю, кто-то даже нашел ее профиль на каком-то сайте «Девушка на час», не хочешь глянуть? Он уже потянулся за телефоном, как Чуя предостерегающе поднял руку. — Нет уж, — ответил Чуя. — Меня не касается то, как она проводит свое свободное время. — Я не ожидал, что ты такой благородный, Чуя. Твоя потеря. — Харада смерил его долгим взглядом, потом отвернулся. Чуя не считал обычную порядочность «благородной», и он больше никогда не думал об этом разговоре, пока нетерпимость отца к его пристрастиям к мужчинам не заставила его задуматься о побеге из дома. — Ни один мой сын не будет осквернен этим… этим… ненормальной болезнью! — дребезжа в эмоциях, гаркнул его отец. — Это не ненормально, — заорал Чуя в ответ. — Я такой, какой я есть! — Тогда у меня нет сына, — с бледным и непроницаемым от гнева лицом изрек его отец. — Проваливай и больше не показывайся мне. Поэтому Чуя собрал свои вещи и ушел. Но уход принес с собой массу проблем, а именно — проблему с деньгами. Покемарить на ближайшее время Чуя бесплатно обосновался на диванчике друга, но едва ли это можно было считать долгосрочным решением. Не говоря уже о том, что его отец перестал платить за обучение в университете, а заявление на студенческий заём, который он пытался выписать, требовало времени для обработки, по крайней мере, месяцы. Чуя нуждался в деньгах, и он нуждался в них немедленно. Он подумывал вступить в якудзу, но даже так он знал, что у всего есть цена, чтобы присоединиться, частички себя ты должен был отдать ради организации — пожалуй, татуировка, отрубленный палец или смерть. О, конечно, все начнется безобидно, мелочи, которые ты должен был сделать, чтобы доказать свою преданность, переходя к опасным заданиям, которые, если они провалятся, оставят тебя нести всю тяжесть преступления, в то время как твои вышестоящие будут гулять на свободе просто потому, что они «не имели к этому отношения». Не было хорошей идеей полностью отдаться теням, которые преследовали Йокогаму ночью, не тогда, когда он все еще мог пройти тонкую грань между двумя мирами, светлым и темным, с этим своим новым родом деятельности. Платные свидания. За эти несколько лет после того первого разговора с Харадой о девушках, что держали стариков за руки за дизайнерскую сумочку, Чуя повзрослел. Теперь он разбирался гораздо больше: ряды клубов в Кабуки-тё, который никогда не темнел, как бы поздно это ни было, соответствовали своему названию Неспящего города, многочисленные бани в городе, предлагавшие «особые услуги» от обслуживающего персонала, мерцающие неоновые огни кафе для прислуги и отелей для влюбленных в узких переулках освещали небо, как созвездия разврата. Теперь он знал о домах для отдыха и развлечений, где можно было обменять банкноты на тепло коленей девочки-подростка. На этой улице, пропитанной слоями эксплуатации и извращенной похоти, Чуя нашел свою первую возможность. Сначала он начинал как хост, полагаясь на свою внешность и хорошо отработанное обаяние, чтобы привлечь первых клиентов. В этой сфере деятельности Чуя мог оказаться в невыгодном положении, будучи мужчиной, но его рыжие волосы и харизматичное остроумие сделали его новинкой. — Они настоящие? — спрашивали женщины, протягивая руку, чтобы прикоснуться, и тогда Чуя всякий раз отстранялся, прежде чем они могли провести руками по его длинным вьющимся локонам, умиротворяюще улыбаясь и отвечая: — О, я беру дополнительную плату, если вы желаете потрогать. Это была уловка, чтобы выжать из клиентов лишние чаевые, и в большинстве случаев она срабатывала. Первые несколько месяцев работы были самыми тяжелыми. Рабочее время не делало его школьную жизнь легче. Он уходил из клуба в шесть, в это же время самые прилежные офисные работники начинали ползти на работу в поездах, а вернувшись домой в общежитии универа, спал до четырех-пяти часов дня. Он пропускал лекции, когда это было возможно, и даже если он посещал обязательные, то проводил большую часть времени, проспав их, а не учась. Все изменилось, когда завсегдатай «высотных сапог» попросил его провести ее в комнату с шампанским. Пока он наливал напиток в их стаканы, она пододвинула чек через стол. — Хм? Чего вы хотите? — Чуя с осторожностью разглядывал чек. Она хотела быть привилегированной для Чуи. — Я выкуплю тебя из твоего хост-контракта, — пояснила она. — Этот контракт неудобный. Мы не можем делать ничего, кроме беседы, если мы связаны отношениями хоста и клиента. Я хочу поднять наши отношения… на новый уровень. Я уверена, ты понимаешь, о чем я прошу, ты сообразительный мальчик. — Так вы хотите, чтобы я бросил свою работу здесь? Это серьезное решение. Без сомнения вы дадите мне немного времени, чтобы обдумать этот вопрос, — сказал Чуя, изображая безразличие. — Тебя беспокоит оплата? Вот, — женщина выписала еще один чек, на этот раз на двойную сумму по сравнению с первым. — Этого достаточно, чтобы убедить тебя? Шестеренки вращались в голове Чуи. Он знал, что не сможет вечно работать полный рабочий день в хост-клубе и одновременно совмещать учебу в университете. Его оценки начали страдать, и для его испорченных биологических часов было бы определенно лучше, если бы он мог работать в более нормальное время. Не говоря уже о… денег, которые предлагала женщина, было, безусловно, достаточно, чтобы соответствовать его зарплате здесь, в хост-клубе. — Если я приму ваше предложение, — осторожно начал он, — вам также нужно будет предоставить мне оплату за проживание. Моя нынешняя работа предлагает мне жилищную субсидию. Мне трудно от этого отказаться. Это было ложью. Жилищной субсидии не было. Женщина посмотрела на него своими глазами-бусинками. Макияж хорошо скрывал ее возраст, но она не могла скрыть легкие морщинки вокруг глаз и рта. В ушах у нее были жемчужины, а ее сумка стоила арендной платы Чуи за год. Ее помада была красной, ярко-красной, а ее тонкие губы то сжимались, то разжимались, пока она обдумывала это, и несколько ужасных секунд Чуя боялся, что он ошибся, что она собиралась сказать «нет», прежде чем женщина кивнула: — Отлично. Я согласна. Надеюсь, у тебя больше нет возражений? Он покачал головой. Он увидел, как на мгновение на ее лице промелькнуло сдержанное удовлетворение, прежде чем оно исчезло так же быстро, как и появилось, затем она подняла бокал с шампанским в тосте за их новое соглашение. И вот так он бросил свою недолгую карьеру хоста и вместо этого начал работать бойфрендом по найму. Секс давался ему легко — хотя он предпочитал мужчин, он также был знаком с особенностями слабого пола. В конце концов, работа есть работа. И эта женщина открыла перед ним двери. Едва ли она была самым богатым человеком, готовым заплатить за то, чтобы трахнуть парня. Когда она водила его под руку, то, как ее друзья смотрели на него с неохотной признательностью, не ускользнуло от Чуи. Он распознал в задержавшихся взглядах интерес к его уникальному цвету кожи, а в шепотках об экзотической голубоглазой рыжей особе, присутствующей сегодня вечером, — жгучее любопытство. Поэтому он позаботился о том, чтобы произвести впечатление на ее подруг, разжигая в них пламя желания дразнящими словами и кокетливыми прикосновениями, которые граничили с вопиющим пренебрежением его якобы эксклюзивным статусом у его нынешнего нанимателя. Он дразнил их всех своим вниманием, лжец, одетый в кожу хорошенького молодого мальчика, щеголяющий своей красотой перед их лицами. Он знал, как выглядела его задница, обтянутая узкими линиями классических брюк, как костюм подчеркивал его зауженную талию, а черная полоса чокера делала его наряд эротичным без всяких усилий. Таким образом, он заставил их всех хотеть его, но держал себя вне досягаемости. Он знал: люди всегда хотят того, чего не могут иметь. И действительно, за несколько месяцев до истечения срока действия его контракта с первым нанимателем кто-то другой уже предложил за него цену в два раза выше ее. Удивительно, но это был мужчина, но это было хорошо, потому что Чуя в любом случае предпочитал именно это. В то роковое утро он победно улыбнулся в свой кофе и попрощался со своей нынешней хозяйкой. После этого он сбился со счета. Он обслуживал как мужчин, так и женщин, у некоторых из которых были странные фетиши и более странные требования к нему в спальне. Некоторым из его клиентов нравилось унижать его; некоторым из них нравилось, когда их унижали. Поэтому, когда Чуя впервые получил предложение о контракте от Дазая, он был настороже, как и с каждым своим клиентом. Были самые разные люди, которые были готовы платить за самые странные, самые неприятные перегибы — и обычно это были репрессированные консервативные политики. С этими мужчинами Чуя перепробовал практически все: игры с мочой, бондаж, порку, удары ногой по яйцам своего клиента… список можно было только продолжать. Хотя, если бы он мог выбирать, он бы предпочел что-то гораздо более простое, что-то более… настоящее. Иногда ему казалось, что он репетирует роль в пьесе, превращаясь в фантазийного любовника, которого хотели эти мужчины. Конечно, ему за это щедро платили, но если бы только все было немного по-другому, если бы он мог быть обычным обычным студентом университета со стабильной поддержкой семьи… Чуя потряс головой, чтобы немного прояснить ее. Он не мог этого изменить, но что он мог изменить, так это то, как он разыгрывал сданные ему карты. Кроме того, Дазай был одним из тех редких случаев, когда ему везло. С другими мужчинами ему иногда приходилось притворяться тем, кем он не был, но с Дазаем ему вообще не нужно было притворяться. С Дазаем он каким-то образом чувствовал, что его понимают, что Дазай просто понял это — не говоря уже о том, что их тела были совместимы. Невероятно совместимы. И эта мысль грубо вернула Чую в настоящее, где он завис перед дверью квартиры Дазая, держа руку над кнопкой дверного звонка. Каждый день был на один день ближе к окончательному сроку, о котором они договорились, на один день ближе к тому, когда он в последний раз почувствует вкус Дазая на своем языке, и это все время поглощало его разум в эти дни, дикая неконтролируемая паника поднималась в его горле всякий раз, когда он позволял себе думать об этом. Когда Дазай задал ему этот вопрос в прошлый раз, он хотел сказать что-то гораздо более компрометирующее, чем уклончивый ответ, который он дал. Но он не мог заставить себя сказать это. Возможно, он питал… чувства к Дазаю, но признаваться в этом вслух без веской причины — Дазай даже не обещал ему неопределенного будущего с ним, ни разу не предложил продлить их контракт за месяц и недели до окончательного срока — он не мог рисковать. Чего на самом деле ожидал от него Дазай? Упасть в обморок в его объятиях и признаться в своей вечной любви к нему, и ускакать с ним в закат, когда сам Дазай ничего не сказал о своих чувствах? Возможно, это была игра для Дазая, вопрос-ловушка для бедного влюбленного мальчика, который думал, что у него когда-либо был шанс. Сам Чуя никогда не поднимал вопрос о возможности продления контракта с Дазаем. Как консорт, правилом было никогда не быть назойливым. Следует знать лучше, чем выходить за четко очерченные границы транзакционных отношений — это только поставит в неловкое положение обе стороны, если одна из сторон будет слишком настойчивой, слишком навязчивой. Тогда желание перерастет в гнилое отвращение, и вся нежность, которую они когда-то питали к тебе, исчезнет из-за раздражения. Быть принятым как должное — это случалось и раньше, с бывшим парнем Чуи, который с таким пониманием отнесся к его побочному занятию, когда новость распространилась среди его однокурсников. Он стоял рядом с Чуей, защищая его, когда другие говорили о нем злые, ужасные вещи, но в то время Чуя мало что знал, что мальчик хотел только залезть ему в штаны. Этот парень, Ширасе, довольно точно рассудил, что Чую можно заполучить всего за несколько свиданий и несколько слов фальшивой лести. А потом, после того как он хорошенько его использовал, ему стало скучно, и он ушел на более злачные места. Когда все рухнуло, Чуя помнил только обрывки своего последнего истеричного разговора с ним. Он застукал Ширасе, трахающего девушку в их постели — в их постели! — а затем, когда он заговорил с ним об этом, у Ширасе хватило наглости посмотреть ему прямо в глаза и сказать: — Я не люблю тебя. Я никогда не любил тебя. Я хотел тебя, потому что хотел знать, такой ли ты легкодоступный, как о тебе говорили, и оказалось, что так оно и есть. Да, с горечью подумал Чуя. Я легкодоступный. Я шваль, шкура, потаскуха, шлюха, блядь — выбери любое из этих слов, они в любом случае мне подойдут. Только то, что теперь я больше не тот Чуя, каким был два года назад. Теперь у меня обостренное чувство самосохранения, и хотя путь к моему телу легко купить, теперь я беру гораздо более непомерную плату за свое сердце. Но, похоже, недостаточно высокую. Сделав глубокий вдох, он придал своему лицу спокойное выражение и решительно нажал на дверной звонок. Дазай открыл дверь без фанфар, как он всегда делал, и впустил его с легкостью человека, который делал это бессчетное количество раз раньше. — Чуя, — мягко поприветствовал он, отодвигаясь в сторону, чтобы впустить его. — Я надеюсь, у тебя все хорошо? — Как всегда, — ответил Чуя, наклоняясь, чтобы снять обувь. — Конечно, не благодаря тебе. — Ванная комната готова для тебя, — сказал Дазай, исчезая в глубине квартиры. — Ты можешь найти меня в моих комнатах, когда закончишь. Интерьер квартиры был обставлен в элегантном модернистском стиле. Квартира представляла собой двухуровневый пентхаус, а спальня вместе с главной ванной комнатой располагалась на втором этаже. Чуя взял на себя смелость налить себе ванну, затем проделал заученные движения, готовя себя маслом в ванной, изучая замысловатые узоры в виде птиц и цветов на плитке ванной и немного отвлекался, думая, что, возможно, это последний раз, когда я снова вижу это место. Хотя до неизбежного расторжения их контракта оставалась еще неделя или две, Чуя не знал, переступит ли он порог дома Дазая вновь. По какой-то причине это вызвало странное чувство в его груди, и на секунду его горло неприятно сжалось, пока он снова не обуздал свои эмоции. Не поддавайся этому, подумал он про себя. Ты уже проходил через это раньше. Всегда неприятно расторгать контракт. Привязываться к нему — это человеческая природа, но это не значит, что ты его любишь. Даже когда он думал об этом, он знал, что лжет самому себе. Да, возможно, у него было несколько грустных мыслей в первые несколько раз, когда ему приходилось расторгать контракт, но с каждым новым контрактом это становилось все легче и легче, а не сложнее. С Дазаем он снова почувствовал себя новичком, и его разум невольно вызвал в воображении невероятную мечту о совместном будущем с ним. Мысль об этом все еще мучила его, когда он медленно двигался на коленях Дазая, движение его бедер служило скорее для поддразнивания, чем для стимуляции. По большей части они все еще были одеты. Чуя позволил своей голове упасть вперед, уткнувшись носом в изгиб шеи Дазая, когда он прижал его ближе для лучшей фиксации. — Ты пахнешь моим кондиционером, — усмехнулся Дазай, нежно проводя рукой по рыжим локонам Чуи. — Мне нравится. Ты так давно не был у меня. — Ты скучал по мне? — спросил Чуя, прежде чем смог сдержаться. — Да, очень сильно, — последовал ответ. — А как насчет тебя, Чуя? Ты скучал по мне? — … Да. Конечно, он скучал. Как он мог не скучать по нему? Его тело, теперь чувствительное к прикосновениям Дазая, выдало себя. Теперь он знал, какое удовольствие может доставить ему Дазай, что даже самая слабая ласка может воспламенить его от предвкушения и нетерпения. Он был единственным для Чуи, он был лучшим, его любимцем, даже несмотря на то, что Чуя делал это бесчисленное количество раз с бесчисленным количеством других, Дазай был единственным, кто мог сделать его таким. Дазай завладел его сердцем, покорил каждую его частичку, так что оно больше не могло вместить никого, кроме него. — Значит, ты прикасался к себе, думая обо мне, а? — пробормотал Дазай. — … Да. Дазай долго и пристально смотрел на него, его темные глаза казались бездонными в тусклом свете спальни. Он осторожно оттолкнул Чую от себя и повел его к кровати, где снял с него нижнее белье и футболку. Он потянулся, чтобы взять его за руку, даже когда Чуя вздрогнул от неожиданного прикосновения. — Расскажи мне, как ты это делал. — голос Дазая был низким и хриплым. — Скажи мне, что ты вообразил, что я делаю с тобой. Мозг Чуи горел. Обычно это он делал это с кем-то другим, а не наоборот. Он так давно не обращал внимания на то, чтобы доставить ему удовольствие, что все это казалось ему головокружительным. О да, он представлял это много раз: Дазай между его ног, обхватывающий губами его член, поглощающий его полностью в горле и смотрящий на него с нескрываемым желанием в глазах. — Давай, не стесняйся, — настаивал Дазай. — Ты делал это так, — он на мгновение ускорил движение руки, — или вот так? Он прервался, чтобы замедлить свои движения, его кулак сжался от преднамеренного давления, когда член Чуи запульсировал и затвердел еще сильнее. — Да, — захныкал Чуя, — вот так… я бы провел большим пальцем по щели… Чуя сдавленно выругался, когда Дазай сделал именно это, водя кругами по чувствительной плоти. Удовольствие, охватившее Чую, было почти ослепляющим. — Тебе это нравится, — сказал Дазай удовлетворенным тоном. — Продолжай. — Черт, а потом я подумал, я подумал о твоих губах на мне, там, внизу, и, черт возьми, ты делаешь это, черт, это так приятно, блять, не останавливайся, — сказал Чуя, его дыхание стало тяжелым и затрудненным, когда Дазай сделал, как ему сказали, послушно покачивая головой, втягивая щеки, когда прошелся по всему члену. В теплом влажном рту Дазая было приятно — если так чувствовали себя мужчины, которые спали с ним, когда трахали его, неудивительно, что они были готовы платить ему такие смешные суммы денег. И все же было кое-что еще, чего он хотел. Ему было неприятно быть единственным получателем подобного удовольствия, когда Дазай неустанно работал над ним ртом и рукой в тандеме, в то время как предполагалось, что именно ему говорят, что делать. Предполагалось, что это он, стоя на локтях и коленях, сосет член так, словно это его величайшее дело. — Подожди, стой, Дазай, — сказал Чуя, пряча лицо в край подушки. Даже он сам был немного потрясен своей дерзостью. Домашнее животное, приказывающее своему хозяину делать то, что он хочет? Но он все равно продолжал, желание затуманивало его мозг, мешая думать. — Я… я хочу отсосать тебе одновременно. Дазай посмотрел на него из-под длинных ресниц, ненадолго оторвав рот от члена Чуи и плавно приподнявшись. — Как пожелаешь, — прошептал он на ухо Чуе, а затем он потянул Чую в нужное положение, расположив их так, чтобы они лежали на боку, Дазай слегка свернулся калачиком, чтобы учесть его более длинный корпус. Чуя держал наполовину твердый член Дазая в руке и надрачивал его до полной твердости, восхищаясь бархатистым ощущением его под пальцами. Он был хорошего размера, не слишком большой, но все еще сдерживался, и Чуя хорошо это знал. Он уже много раз принимал в себя этот пульсирующий член и знал, что он может с ним сделать. Он начал медленно, прижимаясь губами к кончику, как при поцелуе, и уделял особое внимание чувствительной уздечке на нижней стороне, касаясь и посасывая ее так, как, как он знал, Дазаю это нравилось. В то же время он чувствовал, как его член окутывает влажный теплый жар рта Дазая, сенсорная перегрузка. Мысль о том, чтобы доставить удовольствие Дазаю, получая взамен удовольствие от Дазая, пьянила его, как вино, которое он так любил. Но этого было недостаточно. Все это время, проведенное с Дазаем, сделало его не чуждым удовольствию быть наполненным до краев, когда два тела соединяются самым интимным образом. Хотя стимуляция его члена была приятной — удивительно приятной, — он хотел, чтобы Дазай прикоснулся к нему там. Он не хотел кончить вот так. Он хотел кончить на члене Дазая, соединенный с ним самым интимным образом. Когда тяжесть в его животе стала невыносимой, он осторожно оттолкнул голову Дазая от себя. Чуя перекатился и вместо этого схватил руку Дазая, направляя ее к месту между половинками его задницы. — И там… прикоснись ко мне там, — пробормотал он, чувствуя, как в нем поднимается унижение при мысли о том, что он так прямо просит, чего он хочет. Он не был краснеющим девственником, но он не привык так поступать. Он привык быть тем, кто подчиняется приказам, не так, как сейчас. Если бы это был любой другой клиент, собственные предпочтения Чуи никогда бы не имели ни малейшего значения. Но его сердце знало то, чего не хотел признавать разум: Дазай не был обычным клиентом. Чуя балансировал в невыносимом напряжении в течение одного невероятно долгого момента, а затем пальцы Дазая оказались там, вдавливаясь в его уже смазанную дырочку. Он застонал от этого ощущения, позволяя звукам безудержно срываться с его губ. Это ощущение было совсем не похоже на то, что он испытывал, когда прикасался к себе. Руки Дазая были больше его, проникали глубже, и то, как он крутил их в нем, тоже было другим. Его пальцы ласкали чувствительную плоть его простаты, снова и снова, и волны удовольствия, которые накатывали на Чую, заставляли его беспомощно стонать во власти этого. — Еще, — выдохнул он. — Я хочу больше, я хочу всего тебя. — Я тоже тебя хочу, — настойчиво прозвучал Дазай, вглядываясь в лицо Чуи. Что бы он ни искал, Чуя не знал. Дазай убрал с лица длинные пряди челки Чуи, беспрепятственно глядя ему прямо в глаза. — Твои глаза — самое прекрасное, что есть в тебе, — сказал Дазай, и от этих слов у Чуи защемило сердце, потому что он так сильно хотел, чтобы это было что-то простое и безошибочное, прямое выражение привязанности к самому Чуе, а не к какой-либо его части. Но Дазай никогда не собирался давать ему это, не так ли? Он знал, что Дазай был человеком, который говорил шифрами и кодовыми словами, обман слетал с его губ, когда он выполнял свою дневную работу в мафии. Он знал это, так почему же он ожидал прямого ответа от этого человека, если он явно никогда его не даст? — Просто трахни меня сейчас, — вместо этого сказал Чуя, закрывая глаза. Он не мог позволить этому молчанию затянуться, не мог вынести и всех этих ненужных мыслей. То, что они делали, не имело никакого отношения к романтике вообще, но Чуя не мог не думать о романтике. За год или около того, что они были вместе, Дазай несколько раз брал его на каникулы в милые маленькие прибрежные городки — и Чуя продолжал думать о том времени, когда они делали это в спальне на чердаке причудливого маленького коттеджа с видом на море, где единственное окно пропускало единственный квадрат неба, купая их в чистом ярком свете луны, как освящающее благословение. Те дни в коттедже казались сном, где они были чем-то большим. Это было похоже на что-то реальное, как будто они были отстранены от ролей, которые должны были играть. В коттедже больше не было ни клиента, ни сопровождающего. Были только Дазай и Чуя, и они оба хотели друг друга. Там все было просто. — Давай, поторопись, — Чуя снова подтолкнул Дазая. — Позволь мне сделать это первым, — выдохнул Дазай, а затем его губы оказались на губах Чуи, и они целовались с глубоким чувством, непохожим на предыдущие разы. Как будто они оба остро осознавали, что это может быть последний раз, когда они делают это, что каждое мгновение, прошедшее сейчас, было драгоценным сокровищем, которое нужно отложить и полностью сохранить в памяти. Атмосфера решительности и отчаяния, с которой Дазай наклонил свои губы к губам Чуи, не ускользнула от него. Язык Дазая прижался к его рту, и Чуя попытался вспомнить его вкус, то, как он целовался, то, как его тело раскрывалось под его прикосновениями, как цветок под солнечным светом. — Оседлай меня, — скомандовал Дазай, оторвавшись от поцелуя, чтобы лечь на спину, его член гордо стоял по стойке смирно. — Мне нравится смотреть, как ты извиваешься на моем члене. Чуя сделал, как ему сказали. Их лица находились друг напротив друга, он раздвинул ноги так, что навис над Дазаем, и медленно опустился на его член. Он позволил стону вырваться из горла, привыкая к ощущению, жжение от знакомого вторжения все еще больше походило на боль, чем на удовольствие. Если бы это зависело от него, он бы не стал делать это таким образом. Он хотел бы, чтобы его вдавили в матрац так сильно, что стало больно, и чтобы Дазай врезался в него сзади, как животное. Он не хотел делать это вот так, его лицо и тело были так обнажены и выставлены на всеобщее обозрение перед Дазаем. Чуя двигался экспериментально, вращая бедрами медленными, но целеустремленными движениями, перемещаясь, пока не нашел угол, который чувствовался лучше всего. Затем он начал раскачивать бедрами всерьез, вводя и выводя член Дазая из себя в хорошем ритме, упираясь руками за спинку кровати для лучшей поддержки. Его стоны и мычание от напряжения стали еще громче, даже без всяких усилий. Он запрокинул голову к потолку и ахнул от шока, когда рука Дазая поднялась, чтобы поиграть с его соском, пока он подпрыгивал на его члене, обводя затвердевший бугорок в такт волнообразным движениям Чуи, и удовольствие было настолько острым, что он не мог не вскрикнуть. Другая рука Дазая покоилась на бедре Чуи, где он мог чувствовать ее жар, клеймящий его кожу. Дыхание Чуи теперь было прерывистым, когда он ускорил свои движения, всхлипывая, когда Дазай дергал бедрами, чтобы встретить его толчок за толчком, скользкие звуки влажной плоти, шлепающейся друг о друга, становились громче по мере того, как их толчки становились интенсивнее. Рука Дазая скользнула вниз от его сосков, мимо линии красных завитков, ведущих вниз к его паху, и сжала в кулак мокрый член Чуи, надрачивая его. Это было уже слишком. Это было слишком хорошо. Всплеск чувств в груди напугал его. Он нуждался в освобождении. Он кончил с криком, извергая белые струи на их груди, и вскоре после этого Дазай достиг кульминации серией быстрых толчков внутри него. Его разум охватил чистый экстаз освобождения. Он едва осознавал все остальное, то, как они теперь были прижаты грудь к груди, Чуя рухнул на Дазая в беспорядке слабых и дрожащих конечностей. Он едва чувствовал, как Дазай проводит руками по его растрепанным волосам, бормоча слова в шелковистые пряди так тихо, что Чуя не мог их расслышать. Проблемы, которыми он был так поглощен за несколько мгновений до освобождения, теперь казались такими далекими. Не имели значения. Все будет хорошо. Как это может быть не хорошо, если вес руки Дазая был уютно перекинут через его спину, а его рука гладила его по голове, как кошку? Чуя чувствовал себя в безопасности. Он необъяснимо чувствовал себя человеком, заблудившимся в море, а теперь наконец-то вернувшимся домой.