Бакакаши

Тоби уже наскучило, что Хатаке не кричит, и он отпустил горло, на котором остался синяк. Сделав глубокий вдох, Какаши закатил глаза на мгновение, а затем закрыл. Шиноби анализировал ситуацию и придумывал план: «Нужно в последний момент активировать шаринган, и тогда я смогу выбраться. Лишь немного подождать, пока он ослабит бдительность… Но сначала нужно избавиться от стержней». Какаши сопротивлялся этим штыкам, но, похоже, они блокировали чакру. — Эй! открой глаза, спящая красавица-а-а, — протяжно и спокойно, с некой заботой, Учиха говорил с сонным Хатаке, держа обеими руками за щёки и теребя в разные стороны. — Ах… хах… Я не стану плясать под твою дудку, — держа глаза закрытыми, шиноби отвечал врагу. Тоби убрал руки с лица Копирующего. Ему надоело наблюдать за ещё дышащим телом шиноби, и тогда из чёрного тумана появилась деревянная палочка, как от данго. Ловко схватив её в падении, Тоби внимательно посмотрел на Копирующего. — Вот оно как? Тогда я сам всё сделаю. Попрощайся со своим шаринганом, Какаши! — враг с азартом прокричал эти слова. Учиха резко открыл веко левого глаза шиноби и вонзил палочку. Она вошла прямо в зрачок и затем задела нервы глаза, после чего Хатаке закричал. Пускай и тихо, но крик был удовлетворительным для врага. На лице Обито появилась улыбка, которая означала достижение цели. — Наконец-то ты заорал как надо… — с лицом и намерениями маньяка он удовлетворил своё желание. Левый глаз окончательно ослеп. Какаши попытался закрыть веки, но палочка мешалась, и он мог видеть лишь линию серого пространства. Второй глаз закрылся сам по себе от усталости. Сквозь тьму в глазах он почувствовал перед собой Обито, который вдалеке бежал к нему с криками, но Копирующий не мог различить слова, а затем маленький Учиха дал пощёчину, после чего Хатаке очнулся от гендзюцу, но это была пощёчина Тоби. — Может, ты уже очнёшься, а? Перед тобой вообще-то враг. Гендзюцу уже давно закончилось. Ну, примерно три-четыре минуты назад, — пояснял враг, выводя кистью круги в воздухе и закатывая глаза. Тоби сидел напротив Какаши и тряс того за плечи, приводя в чувства. Пока тот был в гендзюцу, его тело совершенно не подчинялось его разуму и было словно кукольным. Им можно было воспользоваться, как вздумается. Но для Тоби слишком низко убивать врага, пока тот в гендзюцу или спит, ведь честь — это самое главное для шиноби. Ему очень хотелось отомстить за проклятие Какаши и не самым традиционным образом: ему хотелось, чтобы он раскаивался за то, что проклял теперь уже сильного Учиху. — А что, если… — поднял голову член Акацуки и посмотрел на луну. Ему хотелось придумать что-то такое, после чего у Какаши будет буря эмоций и ощущение безысходности. Исчезнув в камуи, он отлучился для осуществления своего «нетрадиционного» плана, пока пепельноволосый лежал неподвижно, мучаясь в гендзюцу. Когда Учиха вернулся, в руках у него был некий подарочек. Это была одежда. Какаши был и так голый, человеку из Акацуки не пришлось его раздевать, а требовалось лишь откинуть одеяло. «Вот оно как… Последнее, что я испытал на себе, был сонный паралич, который взял начало из гендзюцу. И можно сказать, что враг меня спас… Но чувствую, это ненадолго» —Копирующий был в состоянии шока. В ту же секунду головная боль резко настигла Хатаке. Руки не поднимались и даже не двигались. Всё, что ему оставалось, — это терпеть боль, прикусив губу. — Ч-ч-что… Я же был раздетый? — Какаши медленно поворачивал голову. — Нравится? Я очень тщательно выбирал как раз для тебя, — Тоби смотрел на него, подперев голову рукой. Копирующий лежал на кровати в неестественной позе в костюме горничной. Его протектор съехал, закрывая глаза. Белоснежные чулочки на бледных и стройных ногах учителя делали его привлекательнее, чёрно-белый короткий костюм очень хорошо сидел на нём, и его потерянное, уставшее лицо только красило эту картину. На лице Учихи появилась улыбка, выражающая радость и привязанность к этой ситуации. Ему не хотелось уходить, не потрогав эту прелесть. И потом возможности может не представиться. Человек из Акацуки сел рядом с этой жертвой своих же ошибок. Взгляд шиноби был холоден и неподвижен, и в то же время пристален — он будто протыкал копьями. Какаши, стало быть, желал больше всего испытать другую боль, чем этот фарс. — Может, ты уже убьешь меня? — пепельноволосый учитель был совершенно неподвижен не по своей прихоти. — В неприличном костюме для учителя… И ты хочешь умереть от рук… знакомого? — Тоби говорил крайне серьёзно, без каких-либо выкрутасов.