Твой выбор

      Все разобрались на две группы: девушки ушли на террасу, а парни спустились в спортивный зал. — Предлагаю по партиям, — произнёс Дима, подходя к большому бильярдному столу и медленно прогладив его гладкую поверхность, накрытую шелковым полотном. — Кто со мной погоняет шары? — Я в бильярде мастер, — усмехнулся Антон, опуская рукава ближе к кистям из-за нахлынувшего холода в подвале. — О, а я так и хотел, — с широкой улыбкой протянул Серёжа, уверенно забирая в руки теннисную ракетку. — Давай, Арс, сейчас я тебя размотаю.       Брюнет довольно усмехнулся и помотал головой, явно давая понять, что его самоуверенный друг сейчас усомнится в собственной потрясности.

***

      Через час игры Арсений почувствовал себя каким-то пустым, словно его накрыла мучающая жажда. Он успел уже сыграть теннисные партии со всеми из присутствующих, да и к тому же проиграть Позову в бильярд. Оповестив о своём отходе ребят, стартапер поднялся вверх на кухню, попил желанной воды и просто прислушался ко всем звукам, доносящимся из разных уголков дома.       В соседнем зале с домашним кинотеатром девушки обсуждали картины с террасы и говорили об их авторах. — Мама Антона всегда казалась мне гениальной женщиной, — послышался приятный и чуть грустный голос Иры. — Она умела проявлять свою гениальность даже в картинах, которые рисовала. Антон же рисовал по-другому. В его произведениях нет специально вложенного смысла, в них есть только та тёплая, точно влюблённая в жизнь душа, которая стремится отдать всю себя своим зрителям.       Юноша удивлённо поднял брови и таким же изумлённым пошёл на террасу, чтобы самим взглянуть на картины. Его чудесным голубым глазам открылась не менее чудесные шедевры. На верхней полке всё было уставлено портретами никому неизвестных мыслителей, поражённых своими догадками и гипотезами. Все краски были так темны и мрачны, словно они пытались доказать истинные соображения этих гениев. Не было ни единого светлого пятнышка, всё заставляло лишь задуматься о произведённом искусстве. Эта полка подписана так: «Старшая Ш.»       Нижняя же искрила чувствами, яркими цветами, нежностью, разгорячённой молодостью. На одной картине мужчина и девушка в прекрасном лиловом платье кружатся в возлюбленном танце на балу. На другой — маленький мальчик пытается дотянуться до ярких звёзд, стоя на коньках на холодном льду. На третьей — контраст между богатым юношей и бедной девушкой, которые крепко держатся за руки… Они так красивы, так душевны, и это восхищало Арсения.       «Младший Ш.» — так подписана эта полка, и не было сейчас ничего желаннее, чем взглянуть на всё творчество этого талантливого «Младшего Ш.»       Голубоглазый осторожно направился в его комнату, возгораясь гуманным любопытством и влюблённостью в прекрасное искусство Антона. Но комната, к огорчению, была лишь стильной и по своему обыкновению богатой. Однако какой же Арсений тогда мечтатель, если так быстро теряет надежды?       Он подошёл ближе к его столу и открыл широкую полку под ним, увидев монохромные зарисовки карандашом. Они отличались от тех, что стоят на выставке.       Без красок, тёмные, пасмурные — все они казались последствием разбитой души. И одна из картин была точным примером — портрет его мамы. Она улыбается, смотрит на тебя своими добрыми глазами и по-матерински проливает одинокую слезу, от которой руки начинают невольно дрожать. Юноша глубоко вздохнул и чуть отложил этот рисунок, с ещё большей грустью потом заметив запечатанное в конверт письмо.       «От твоей мамы» — было написано на нём, и студент с состраданием бережно раскрыл письмо, ещё сильнее углубляясь в боль милого, но утраченного зеленоглазого юноши.       «Привет, Антон.       Если ты получил это письмо, то меня уже нет. Надеюсь, отец тебе рассказал всю правду. И потому я не могу говорить тебе не грустить, потому что понимаю, как трудно терять близких и любимых людей. И то, что я считаю себя близким и любимым тебе человеком, звучит так эгоистично, но я лишь хочу позволить себе ощущать это, чтобы быть счастливой.       Я помню, как двадцать три года назад касалась твоих маленьких ручонок своими пальцами. Ты так смеялся, таким детским смехом, от воспоминания которого меня пробивает на слёзы. Но я не плачу, а просто улыбаюсь, потому что это приятно помнить.       Антон, закрой глаза и представь, как я снова беру тебя за руку. Вспомни эти тёплые ощущения, развевающие все грустные чувства и эмоции. Просто почувствуй меня, как будто я здесь, с тобой.       Ты ощутил? Отпускай… Отпускай настолько уверенно, как только можешь. Потому что я стала причиной периода того остановившегося времени, когда тебе тяжело. Но ты должен продолжать жить, ведь не смириться с тем, что меня больше нет, — это неправильно.       Оглянись вокруг. Всё не чёрно-белое, а цветное и яркое. Всё имеет какой-то смысл, и это нужно понимать. Всё, как в твоих картинах…       Окунись в дела, отвлекись от всего. Займись учёбой и не бросай её. И как только придёт время высказаться кому-то, кого любишь и кому доверяешь, выговорись. Не держи всё в себе в тот миг, ведь будет только хуже.       Но сейчас всё хорошо. Вздохни, выдохни и убери это письмо туда, куда больше никогда не залезешь. Тебе не нужно видеть это повторно, ты не должен читать это снова. Я не хочу, чтобы ты так часто вспоминал меня с болью, которую сейчас чувствуешь.       Я люблю тебя, мой сын. И я уверена, что ты со всем справишься. Ты сильный, я всегда в тебя верила.»       Арсений прикрыл глаза и опустил руки, складывая письмо в ту же полочку. Он осознал, насколько больно Антону. Осознал, насколько ему нужна сейчас дружеская поддержка. Желание помочь этому парнише разгорелось ещё сильнее.       Поэтому Попов медленно обернулся к выходу, чтобы уйти из комнаты ко всем, но неожиданно заметил стоящего у стены Антона, наблюдающего за парнем неотрывным взглядом. — Шаст, я… — как и все люди, брюнет попытался оправдаться, глубоко вздохнув и со стыдом прикрыв глаза. — Прости. — Арс, ты будешь против, если я заберу тебя на всю ночь? — словно не заметив тех извинений, обречённо выдавил из себя шатен, будто и не хотел этого говорить. Арсений лишь непонятливо нахмурился, ожидая дальнейших слов от юноши, подошедшего к нему. — И не спрашивай почему, но мне нужен именно ты. Пожалуйста.       Голубоглазый с явным сочувствием посмотрел в такое печальное бледное лицо, уже только от вида которого просто хотелось заплакать. Но оно же и внушало какое-то невероятное стремление бороться со всеми проблемами, обрушившимися на его плечи. — На всю ночь, — шёпотом повторил Шастун, медленно открывая полку и с такой же скоростью доставая оттуда аккуратно запечатанное письмо. Его руки моментально поддались дрожи, но вскоре застыли на месте, вновь свидетельствуя о неравной борьбе с внутренней болью и пустотой. — Я не буду против, — слабо улыбнулся Арсений, едва коснувшись холодной ладони отчаявшегося юноши. — Если тебе будет от этого легче, то можешь забрать хоть на целый день.       Но Антон не взглянул на него даже краем глаза, и осуждать за это было бы глупо. Поэтому стартапер лишь крепче сжал ледяную кисть, пытаясь отдать своё тепло ему. Тому, кому оно сейчас нужнее. — Я напишу Ире, чтобы она предупредила остальных, что я поехал с тобой на свежий воздух, — сдавленно произнёс младший, забирая со стола ключи от своей машины. — Поездка будет долгой, поэтому ты успеешь поспать.       Он с усмешкой вздохнул и посмотрел на брюнета с широкой улыбкой, словно больше не желал чувствовать ту замкнутость в себе. Ему хотелось открыться. И хотелось открыться именно тому, кто в какой-то мере раскрылся ему самому. — Поехали, конечно, — кивнул эколог и только сейчас убрал свою руку с холодной ладони сломленного парня, чьё лицо всё ещё пыталось вернуть вид прежнего весёлого именинника.       Они вместе вышли из дома и направились в дорогую машину юноши, который бросил то самое письмо в бардачок салона. — Включай любую музыку, которую любишь, — приятным голосом попросил Антон, заводя автомобиль и после принимаясь за скорое, но аккуратное вождение. — Тогда включу твой любимый плейлист, — высоко приподняв уголки губ, ответил Арсений, вызвав у молодого водителя такую же добрую и лучезарную улыбку.