ID работы: 10178314

In unseren Schatten

Гет
R
Заморожен
94
автор
August Underground соавтор
Размер:
385 страниц, 39 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено копирование текста с указанием автора/переводчика и ссылки на исходную публикацию
Поделиться:
Награды от читателей:
94 Нравится 90 Отзывы 20 В сборник Скачать

Глава седьмая. Перед лицом гибели

Настройки текста
Зильвейг умирала. Она чувствовала это, как чувствовала болезнь внутри. Из-за болезни она и умирала, понимая, что утро встретит уже не она, а иллитид. Ноющая, тяжёлая боль засела в её теле, подобно яду отравляя его. Хрип вылетел изо рта и растворился во мраке ночи. Или же это был день, просто чёрные пятна перед глазами украли весь свет? Она помнила, как они смогли одолеть медвесыча. Как пощадили найденного детёныша. А после этого был лишь мрак. Девушка прислонилась спиной к бревну, застонав, когда всё тело вновь скрутило болью. Она умирала и ей было страшно. Очередной приступ отозвался тошнотой. Она попыталась потереть ноющие запястья, но проще было бы вовсе их отрубить. Зильвейг захрипела, сама же ужаснувшись, насколько беспомощна она сейчас. Голос матери, холодный и презрительный, зазвучал в голове. — Ничего удивительного, что ещё ожидать от полукровки. Твой отец был полезнее, чем ты. Но боль физическая была сильнее любой моральной, так что Зильвейг не стала поддаваться ей, давать ранить сердце ещё сильнее, чем это уже делал страх. За всем этим, за пляшущими огненными пятнами и за недостойными её чувствами, полудроу не заметила движение в тени. Дальнейшее было слишком быстро для её измученного разума: Лаэ’Зель, двигающаяся так быстро, словно её болезнь одолеть не смогла. Нож у горла и крепкая хватка за плечо, чтобы не вырвалась, чтобы не сопротивлялась. Но Зильвейг понимала, что она и так не сможет это сделать. Она услышала гитскую речь, но Лаэ’Зель тут же перешла на общий: — Ты же чувствуешь это, да? Щупальца в груди, треск костей? Я да. В тебе, в себе. Всё кончено, — за лихорадочной речью чувствовалось это холодное понимание конца. Зильвейг и сама ощутила это, почувствовала дыхание смерти на шее, отчего по телу тут же пошёл озноб. Дыхание сбилось и на секунду обе девушки смотрели друг другу в глаза. Лаэ’Зель сказала с этой уверенностью в себе и своих действиях, которой Зильвейг за всю жизнь набраться так и не смогла: — Ты слаба, поэтому ты первая. Затем остальные. И затем я. И Зильвейг знала, что обязана подчиниться. Она была обучена быть покорной, быть удобной. Она — нож в чужих руках, оружие для пролития крови, не более того. Но сейчас она хотела жить, до безумного хотела, ведь она только начала понимать каково это — быть собой. Разум Лаэ’Зель переплелся с её. Зильвейг почувствовала её отвращение, её страх. И впервые в жизни, стоя на пороге чего-то худшего, чем смерть, решила возразить. — Нет, — прохрипела она, схватившись прямо за кинжал. Лезвие вгрызлось в плоть, но Зильвейг не обратила внимания, глядя лишь в глаза гитьянки. Кровь полилась из раненной руки, болью обожгло ладонь, но это было сейчас неважно. Зильвейг надавила сильнее на чужой разум и тот раскрылся, неохотно, но всё-таки поддавшись ей. Боль ужалила её, но Зильвейг лишь сильнее сжала зубы. Великая воительница Лаэ’Зель, позор своего рода. Не суждено ей владеть серебряным мечом, не будет летать она на драконе, а великая немёртвая королева Влаакит не услышит никогда о ней. Это резануло где-то внутри, так болезненно-знакомо. Зильвейг выдохнула, резко осознав насколько же горяча её кровь. Она захрипела, уставившись в полные холодной обречённости глаза: — Я не умру и ты не умрёшь. Борись, поняла? Борись! — она с силой оттолкнула гитьянки. Кинжал срезал кожу с ладони, но хватка с плеча исчезла. Зильвейг с трудом поднялась, пытаясь держаться за бревно. От её прикосновений оставались кровавые отпечатки, но это сейчас было так неважно. Боль, жгучая и знакомая, обхватила всю руку, но она не собиралась сейчас забиваться в угол, прятаться от трудностей. Из этой боли, из злости и страха она стала черпать силы, переступив через обещания себе. Она должна была быть хорошей. Но она слишком не хотела умирать. — Попробуй навредить мне или им и пожалеешь, поняла? — прорычала она. Лаэ’Зель взглянула на неё, на кровь, капающую с пальцев. И может боль одолела и её, а может впервые в жизни Зильвейг смогла впечатлить хоть кого-то. — Ладно. Я подожду. Но если к утру не станет лучше… — она взглянула на кровь на кинжале. В её глазах блеснула сталь: — Я покончу со всеми нами. Зильвейг не нашла в себе сил ответить. Измученная, уставшая, она поплелась к Уиллу. Мир плыл перед глазами, ноги не желали оставаться на земле, но Зиль шла, хоть и казалось, что заняло это вечность. На секунду очень захотелось плакать, но сейчас это лишь окончательно добило бы всех, обнажило бы их беспомощность и страх перед лицом… перед лицом… Не думать об этом. Просто идти к Уиллу. Просто идти к Уиллу. Зильвейг увидела его, попыталась ускорить шаг, но каким-то образом её ноги переплелись. Она упала бы, не поймай он её. Лицо его было бледным, покрытым испариной, а в глазу плескалась усталость с тёмным отчаянием. Но он все равно улыбнулся, помогая ей встать: — У тебя стальная воля, пепелок. Как рука? Сильно болит? — он посмотрел на окровавленную ладонь и Зильвейг с горечью подумала, что испачкала его камзол. Он был так красив, а она снова всё испортила. Как обычно. Боль все ещё пульсировала в ране, но нужно было не думать о ней, не обращать внимания, сжать зубы и терпеть до последнего. — Почему ты так меня называешь? — спросила она, хотя губы отказывались шевелиться. Пить очень захотелось и стало страшно. Что полагается пить в свою последнюю трапезу? Что полагается есть? Она привыкла отнимать жизни, но никогда не думала, а какие ритуалы этому следуют. И в который уже раз за вечер напомнила себе, что она не умрёт, она не умрёт, во имя всех богов, живых и мёртвых, она не умрёт. Уилл протянул ей знакомый флакон с рубиновым зельем: — Потому что ты будто пеплом присыпана. И я чувствую, в тебе есть огонь, — он пытался улыбаться, но выглядело откровенно плохо. Зиль выпила, чувствуя сладкий привкус и это странным образом её успокоило, вселило слабую и почти что мёртвую надежду, что хотя бы ещё один рассвет им увидеть суждено. Уилл взглянул как рана её медленно, но верно затягивается и коснулся её плеча. Попытался хлопнуть по нему, но на деле скорее опирался. — Не волнуйся. К рассвету он ещё разгорится. Хотелось бы ей в это поверить.

***

Риллиан никогда не любила сны. Они были глупыми, мешающими, а ещё не шли из головы, предпочитая сниться именно накануне чего-то важного, когда нельзя отвлекаться на то, что ты видел ночью. И все же этот сон ей нравился. Ей нравилась то, как мягка трава, как безоблачно небо и насколько воздух здесь тёплый. Где-то на краю разума она понимала, что это просто видение, обман личинки. Но одновременно с этим она погружалась в этот обман, позволяла ему завладеть собой и увести туда, где всё хорошо. — Иди ко мне, — сказала она этому сну. И тот засмеялся в ответ голосом того, кого она… не любила, нет, но желала. — Я уже здесь. Когда она открыла глаза, то увидела Кайона таким, каким она его помнила. Черты лица, по-эльфийски утончённые, но по-человечески мягкие. Светло-голубые глаза, словно гладь воды. Светлые почти что до белизны волосы и мягкая-мягкая улыбка, от которой в душе становилось всегда теплее. Риллиан коснулась его и поняла, что это не может быть сон, ведь всё было в точности так, как она запомнила. Он щёлкнул её по носу: — Снова во сне хмуришься. Риллиан сдула прядь с глаз, расслабляясь. Всё было хорошо, всё было правильно. Просто кошмар приснился, а сейчас она наконец-то проснулась. Кайон всегда принадлежал ей и не было тех криков ненависти, не было смертей и обещаний найти её даже в аду. Улыбка тронула её губы, когда он коснулся её щеки. Пальцы его были прохладными, как у всех, кого она встречала, но все равно, у Кайона оно чувствовалось по другому. Хотелось схватить его руку, прижаться к ней щекой и чтобы никогда-никогда это мгновение не заканчивалось. Большим пальцем он погладил скулу, но взгляд его теперь был омрачён беспокойством. Риллиан взглянула в светлые-светлые глаза, подумала о небе над их головами, после чего тихо спросила: — Это же не сон был? — Нет, — улыбнулся он ей. Риллиан покачала головой, все ещё отказываясь верить. И пусть она чувствовала влияние паразита, пусть знала, что возможно это её последний сон, все равно хотела представить лишь одно: чтобы три месяца её жизни исчезли, растворились, а проснулась она вновь в своей постели. Встала бы, кинулась бы на шею к Кайону, смешивая флирт и дружелюбие, затем полезла бы к остальным парням. Кайон будет улыбаться, ведь он дурак круглый и… и… — Я в паре шагов от превращения в мозгоеда, — прошептала она, наклонив голову. И ощутила эти прохладные прикосновения к плечам. Обернувшись, она увидела знакомое лицо. Улыбнулась ему, даже не пытаясь сопротивляться чужому влиянию. Кайон провёл пальцами по её талии, промурлыкав: — Какая же ты иногда глупенькая, хвостик. Ты превращаешься во что-то лучшее. Прекрасное, — его дыхание обжигало шею. Риллиан спиной прислонилась к его груди, нежась в прикосновениях обмана. Кайон прошептал: — Иди ко мне. Тебе станет лучше. Но в этом не было нужды. Она бы и так пошла, она бы и так сделала всё как он просит, лишь бы он остался с ней хоть чуточку подольше, позволив представлять, что она не совершала ещё ничего. Что она не убивала его. И в то же время кровь её закипела, а сердце забилось чаще. В груди родилось новое, незнакомое чувство. Желание, чтобы он ушёл, оставил её, сгинул, как сделал настоящий он. Риллиан выдохнула сквозь сжатые зубы, на что Кайон рассмеялся: — Такая нетерпеливая… но ты ещё не готова, — его прикосновения медленно исчезали и Риллиан подалась назад, недовольная собой и недовольная этим сном. Разумом она понимала, что происходит что-то неправильное, ненормальное, но когда она слушала разум? Ей хотелось обладать, здесь и сейчас, быть хозяйкой своего же сна, получить того, кого она упустила в реальной жизни. Кайон взял её за подбородок, разворачивая к себе. Улыбнулся, как делал он всегда, отчего сердце забилось чуть быстрее: — Я ещё вернусь, не волнуйся. И пока оставлю тебе подарок… Очнулась она уже одна, на всё той же траве и под всё тем же небом, но уже ставшим ненужным. А затем исчез и сам сон.

***

Утро было мрачным. Лаэ’Зель только проснулась, так сразу отошла от всех в сторону, злая как неизвестно кто, с горящими от ненависти глазами. Риллиан видела, как та сжимает собственные же запястья до синяков, бормоча себе под нос непонятные всем слова. Шэдоухарт сразу ушла в сторону ото всех, размышляя, и почему-то Риллиан чувствовала, что сейчас ту дёргать бесполезно. Гейл и Уилл оба общались с Зиль, отчего внутри закипала ядовитая, лиловая злость. Оставался лишь Астарион. — Ну что, тебе снилось что-нибудь? — Риллиан легко обогнула вампира, чтобы заглянуть ему прямо в красные глаза. Астарион на её появление отреагировал со спокойным дружелюбием, будто не он в прошлую ночь так увлечённо пытался её сгрызть. Хотя кто знает этих вампиров, может у них это такой способ куда подальше послать. Эффективный, конечно, тут поспорить нельзя. — О, и не только. У меня и новая способность появилась, — он легонько поддёрнул её за подбородок, задирая голову. Риллиан сохранила улыбку, хоть и тянуло за пальцы укусить, чтобы руки при себе держал. Вместо этого она потянулась к нему, попыталась схватить, на себя заставить смотреть, но он легко увернулся от её прикосновений: — Дистанция, дорогуша. Держи её, будь так добра. И ты не рассказала, что тебе снилось. Он заглянул ей в глаза, но Риллиан маску держала всегда хорошо. Вот и сейчас заулыбалась просто, захлопала ресницами, будто в упор не понимала о чём он, да прощебетала как ни в чём не бывало: — Знакомый один. Разумеется, это была ловушка. Когда она отказывалась идти навстречу очередной проблеме? Астарион вгляделся в её лицо, словно надеялся выловить хотя бы крупицу лжи, хоть что-то за что можно зацепиться, но Риллиан в ответ лишь улыбнулась ещё шире, обнажая клыки так, чтобы скулы свело. Он, так и не найдя, пожал плечами: — Представь себе. Я тоже видел кое-кого… знакомого. Это было так… завлекательно, — сказал он и голос был слишком ровным, слишком спокойным. Риллиан постаралась посмотреть ему в глаза, но Астарион отводил взгляд, как бы случайно, но упорно и явно с осознанием. Он что-то скрывал. Риллиан уже думала вцепиться как обычно, лестью и лаской вырвать из него все тайны и бросить ставшую ненужной игрушку, но тут замерла, найдя выход куда лучше. Ведь он сам вчера подсказал ей его, сам же вложил в руки! — А если по правде, то что тебе снилось? Ты… ты можешь доверять мне. Ты — мне, я — тебе. Прекрасный принцип, только верить в него Риллиан перестала ещё очень, очень давно. Ведь сама же знала, что всегда обманут, воткнут нож в спину, потому что она бы так и поступила, а как ты можешь довериться другим, если даже себе поверил бы с трудом? Но Астарион, кажется, поверил и это было совсем другое, чем те дурни, что велись на её аферы. Ведь этого доверия она не ждала. — Мне снился он. Казадор. Мой… мой бывший хозяин, — голос сел от горя и страха. Маска упала, расколовшись. Увидев чужую душу, Риллиан вздрогнула и сама же не поняла от чего. Может она просто ожидала другого? Ведь о вампирах рассказывали, что это опасные и лишённые всех чувств твари, но Астарион чувствовал и Риллиан в который раз порадовалась, что страха она не знает и знать не может. — Это… не кажется завлекательным, — тихо сказала она, не понимая, куда делись все её таланты. Она же любого заболтать могла, к любому ключ подобрать! Но от одной мысли, что у неё может быть хозяин отвращение желчью скапливалось в глотке, а по спине бежала мерзкая, липкая дрожь. И Риллиан подумала, что если для того, чтобы обрести вампирскую силу нужно подчиниться, отдать всего себя кому-то, то она в жизни не позволит такое с собой сотворить. Астарион вздохнул, бледный и мрачный: — Оно и не было, — затем взглянул на неё. На секунду в его глазах мелькнуло что-то, но раньше, чем Риллиан успела понять, что же за чувство это было, оно уже угасло, сменившись мукой, нежеланием. — Я… мы не обязаны говорить об этом. Они и не были обязаны, в этом он был прав. Но Риллиан подумала, что, наверное, всё-таки надо. Любопыство подстёгивало её, желание убедиться, что они не похожи и что ей такая судьба никогда не грозит. Но сначала нужно было успокоить Астариона. Она потянулась к его плечу, чтобы прикоснуться, дать понять, что хозяина больше рядом нет и не будет, но вампир извернулся подобно змее. Красные глаза наполнились гневом и страхом, он зашипел: — Убери руки! Не смей меня жалеть, поняла? Мне ничего от тебя не нужно, так что иди досматривай свои влажные сны и оставь меня. Риллиан замерла, чувствуя себя ужасно глупо, уязвлённо. Никогда ещё раньше её так не отталкивали, не предавали её лучшие чувства. И из осколков быстро родилась злость, насыщенная до боли в груди. Оскалившись, тифлина огрызнулась: — О, ну как я просто протяну без вампирского отродья? Такая жалость, — она отошла раньше, чем Астарион смог сказать что-то ещё. Внутри полыхала ярость, обида за то, как он отнёсся к её порыву. Она же даже не стала смеяться, что ему в спальне нужен хозяин! — Что-то подсказывает мне, поладить вы не смогли, — послышался голос Шэдоухарт, с бесящей ещё сильнее насмешкой. Риллиан злость спрятала за улыбкой, широкой и клыкастой, взглянула на полуэльфийку и пожала плечами: — Может быть. А может быть и нет, — она махнула рукой, мол, чего не бывает только. Шэдоухарт, видимо, осталась невпечатлённой. Она покачала головой, ещё и глядя так снисходительно, будто она тут старшей родственницей была. Может она и родилась раньше, но никаких особых прав ей это не давало! — В любом случае, я так вижу мы все чувствуем себя получше, — она обвела лагерь задумчивым взглядом. Риллиан тоже огляделась, заметив как теперь стало… спокойно. Гейл вновь уткнулся в какую-то книжку, будто и не происходило ничего. Уилл с Лаэ’Зель оба занимались своим оружием, очищая его он крови. Астарион предпочёл возиться с причёской. Одну лишь Зильвейг не было видно, но тем лучше. Всё было так мирно. — Ну, это же хорошо, — пожала плечами Риллиан. Шэдоухарт вздохнула: — Эти силы явно к добру не приведут, — и посмотрела на свои бледные, с красными костяшками руки. Риллиан тоже уставилась на них, но так и не смогла понять, что же полуэльфийка такого видит. Шэдоухарт тем временем сказала, внимательно глядя на неё, отчего Риллиан уже начала чувствовать себя неуютно: — В своём сне ты ему не сопротивлялась? — обычно таким тоном ничего хорошего не спрашивали. Риллиан все равно ответила, в такт между двумя ударами сердца и не задумавшись ни на секунду: — Сопротивлялась, разумеется. Ложь была частью её, такой же, как и рога или хвост. Риллиан даже не обращала внимания, когда она лгала, это было чем-то самим собой разумеющимся, сложнее было зачастую правду сказать. Ведь правда была некрасива, она не давала представлять себя кем-то большим, так что ей не было места в жизни тифлины. Но Шэдоухарт усмехнулась так, что сразу стало ясно: она не поверила. Риллиан опешила, ведь раньше её лжи верили все, почти что без исключений. А кто правду чувствовал, так те просто знали её слишком хорошо. Ещё одна причина, почему привязанностям Риллиан в своей жизни надолго задерживаться не позволяла. — А теперь ещё раз и в этот раз отвечай честно. Ты сопротивлялась? — Да, — солгала Риллиан второй раз, глядя прямо в бледные глаза. Интересно, они у всех полуэльфов такие? Воспоминания попытались пробудиться, смутить душу, но Риллиан отвернулась от них совсем как от сна и от того, что в нём происходило. — Да ты неисправима, — вздохнула Шэдоухарт. Внутри Риллиан выдохнула от того, что наконец-то эта странная жрица неизвестного бога сдалась, но снаружи её улыбка не дрогнула, осталась всё такой же. Наоборот, смех полился сам собой, Риллиан повисла на шее Шэдоухарт, не обращая внимания на недовольство. Все всегда недовольны, в этом ничего нового нет и не было. — За это ты меня и любишь! — Упаси богиня… — пробормотала Шэдоухарт себе под нос. В ответ получила лишь очередной приступ хохота.
Отношение автора к критике
Не приветствую критику, не стоит писать о недостатках моей работы.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.