In unseren Schatten

— Ты лгал нам. Зильвейг поразилась тому, что вообще смогла сказать это. Уилл вздохнул, проведя рукой по голове, будто пытаясь убрать волосы с глаз. Горло обхватило горькое, болезненное чувство. Обида? Глупости какие. На что обижаться? Он и не должен ей был ничего, это же всего лишь она. Полудроу с дурной кровью и душой, слишком слабая чтобы требовать чего-либо, слишком она, чтобы начать жить дальше, как и хотела. Ни грехи искупить, ни притвориться, будто их нет. Но Уилл смотрел на неё виновато, отчего Зильвейг ещё сильнее переставала что-либо понимать. — Скорее недоговаривал, — сказал он, напоминая провинившегося мальчишку. Риллиан рядом фыркнула: — О, да, это же так меняет дело. — Не хочешь слушать — я не заставляю, — огрызнулся мужчина. Тифлина прищурилась, но ничего не сказала. Напряжение повисло в воздухе, густое и тяжёлое. Как предгрозовая духота, оно не давало вдохнуть и заставляло ожидать, когда же наконец послышатся раскаты грома. Кто первым скажет то, что другой не сможет стерпеть? Как скоро это будет? Зильвейг чувствовала мрачный, серьёзный взгляд Гейла, презрительный — Лаэ’Зель и любопытствующие — Шэдоухарт с Астарионом. — В общем… да, я не говорил тебе о некоторых вещах. Но прежде, Зиль, ответишь на вопрос? Только ты, — сказал Уилл, глядя ей в глаза. Зильвейг взгляд тут же отвела, схватившись одной рукой за локоть другой. Что за вопросы тут могут быть? «А, не хотела бы попытать человека ради какой-то там женщины?». «А когда ты была ассасинкой, то занималась пытками?». Ну что у неё можно спросить?! Случалось ли тебе чувствовать такую ненависть, что бурлила в крови, словно яд? Тогда она ушла от ответа, обратила внимание на его состояние, спряталась от неприятной правды, как делала всегда. Ничто не причинит тебе боль, если не сможет найти тебя. А к тому моменту, как всё-таки вылезешь из укрытия, то чужой гнев пройдёт, люди перестанут тебя искать, потеряют интерес. Но сейчас Уилл смотрел на неё и Зиль ощутила себя на чёртовой сцене. Словно взгляд был не один, а сто один, слишком много, чтобы смочь привычно забиться в угол и отсидеться. — И что за вопрос? — хрипло спросила она. Тут же закашлялась, чувствуя себя полностью обнажённой, не способной скрыть ничего. Уилл вздохнул: — Тебе приходилось хотеть чего-то так сильно, что тебя не волнует цена? Зильвейг замерла, нервно оглядываясь. Все уже будто потеряли к Уиллу и его правде интерес, разбрелись по лагерю и занялись своими делами. Запели струны лютни, залаял Шкряб, требуя внимания. Все жили своей жизнью и одна Зиль стояла, не зная, сказать правду или попытаться притвориться, что прошлого её не существует. Она сглотнула, вспоминая тусклые дни жизни с матерью. Почему она не сбежала раньше? Когда та медитировала, пусть всего четыре часа, можно было подкрасться. Как орудовать ножом Зильвейг знала лучше, чем саму себя. Да она и была тогда лишь орудием, тем самым ножом, что резал глотки тем, за кого платят. Но даже самый привычный нож может соскользнуть, может предать… Почему она сбежала так поздно? Зильвейг подумала о себе до начала всего этого. О тихой, слишком тихой Зиль, мечтающей лишь о одобрении той, кому не было дела с самого начала. Сердце неприятно стянуло, а дышать стало так по-дурацки трудно. Девушка отвернулась и тихо сказала: — Да. Приходилось. Уилл виновато посмотрел на неё, после чего кивнул: — Тогда ты меня поймёшь. Уилл начал рассказывать. Зильвейг слушала и с каждым словом понимала, что разные они. Уилл заключил сделку с Мизорой, — камбионшей, прямо как Рафаил, — из желания отомстить. Он хотел стать героем, стать тем, кто отплатит за сожженную деревню и чужую кровь. Зильвейг хотела… а знала ли она, что именно хотела? Сбежать, это да, — ну а дальше что? Хотелось бы ей понимать. Весь героизм Уилла оказался лишь красивой сказкой, мишурой, за которой прятался слишком обычный человек. Готовый теперь на всё, ради свободы от силы, что удавкой затянулась на шее. Зильвейг думала, а Уилл говорил. Разумеется он хотел, чтобы это всё закончилось. Разумеется. Кто бы не хотел? — И ради чего всё это? — спросила девушка. Внутри тлел пепел, а чувств не было. В конце концов, чужая же история. Она — просто девушка, случайно спасённая героем, которую тот покинет, оставив лишь приятные воспоминания, да возможность рассказывать остальным, что она сталкивалась аж с самим Клинком Фронтира! Жаль только, подруг у неё не было, а в жилах текла кровь дроу. — Ради мира, — тихо сказал Уилл. Зильвейг усмехнулась. Получше цель, чем у неё. Благороднее уж точно. Да вот только… — Ты не добился его. Взгляд Уилла говорил лучше любых слов. Мужчина вновь вздохнул, после чего сказал, с тихой надеждой в голосе: — Не знаю, что дроу хотят от Мизоры, но она пообещала, что это всё закончится, если я освобожу её. Зильвейг зябко дёрнула плечами. Привычные мысли зашуршали в голове, ведь она лишь орудие, а сейчас перед ней цель. Повинуйся, ведь ты более ни на что не способна. Повинуйся, ведь у тебя нет своих чувств, да и не должно быть. Повинуйся, ведь таков удел слабых. Внутри загорелось что-то, смутно знакомое, как в ту ночь, что она сбежала. Желание быть собой, а не просто инструментом. Отбрасывать тень, а не прятаться в ней. Зильвейг посмотрела на Уилла и сказала, непривычно твёрдо и решительно: — Тогда мы сделаем это. Уилл удивлённо взглянул на неё, Зильвейг же сохраняла эту маску беспристрастности на лице. Она хотела помочь другому. А о чём тут ещё говорить? Как ещё искупить прошлое, как не поступками? Насмешливый голос внутри шепнул, что Уилл уже пытался стать лучше и к чему это привело. Зильвейг постаралась не слушать. Улыбнулась в ответ на чужую улыбку, кивнула, медленно отходя. Она не сразу обратила внимание, что в общем шуме лагеря трель лютни сменилась на болтовню. Обернулась и увидела Риллиан с Шэдоухарт, сидящих на земле и… играющих в кости? Да, точно, тифлина бросила шестигранник и тут же победно ухмыльнулась. Зильвейг осторожно приблизилась, до неё донеслись обрывки разговора: — Ой, да кто жульничает? Тут же выпадало нечётное! — Риллиан говорила с таким искренним возмущением, что отдельного усилия стоило не поверить ей. Зильвейг подумала, не пройти ли мимо обычной болтовни, но так и стояла, сама не зная, что надеясь услышать. Секреты? А зачем они ей? Просто тайны, не будешь же ты выбалтывать их владельцу в лицо, что подслушал. А больше ничего ценного в таком разговоре и быть не могло. Риллиан дёрнула головой и тут взгляд чёрно-голубых глаз упёрся в Зильвейг. Губы растянулись в нехорошей, злой ухмылке: — Слушай, а иди ты сюда! Будешь свидетельницей моей честности, искренних намерений и… Шэдоухарт! — воскликнула она, увидев, что жрица не сдерживает смех. Не обращая внимания на возмущение тифлины, та полуобернулась и взглянула на Зильвейг. Девушка пожала плечами, обнимая себя. Чувство неуюта, собственной ненужности вернулось, забилось под кожу и засело там, явно не собираясь уходить. Зильвейг уставилась в землю, надеясь, что сейчас к ней потеряют интерес. Вместо этого Шэдоухарт сказала, даже дружелюбно: — Может подсядешь? Иначе она съест мой мозг быстрее личинки, — она не обратила внимания на очередное возмущенное «Да ты серьёзно?!». Зильвейг обернулась к Уиллу, тихо сидящему у своей палатки. Мазнула взглядом по Лаэ’Зель, меряющей шагами лагерь, по Гейлу, уткнувшемуся в книгу. Астариона не было видно и хоть это приободряло. Не найдя к кому сбежать, Зильвейг нехотя кивнула: — А что вы делаете? Земля была холодной и твёрдой. Тут же к ним подбежал Шкряб и ткнулся лбом в плечо, словно пытаясь обратить на себя внимания. Зильвейг отстранённо потрепала его по холке, следя за движениями рук Риллиан. Схватить кубик, потрясти в несжатом кулаке и снова кинуть не землю. Схватить, потрясти, кинуть. Шэдоухарт пожала плечами: — Играем. Теперь раз нас трое, то чётное-нечётное не подойдёт, — она посмотрела на Риллиан, явно не собираясь самой объяснять правила игры. Тифлина закатила глаза, одарила холодным взглядом Зильвейг и всё-таки заговорила: — Ладно. Тогда берём так: каждой по два числа. Я возьму три и один, Шэдоу? — она уставилась на жрицу и Зиль ощутила себя ещё более лишней, хотя казалось бы — куда. Шкряб рядом всё не отставал и недовольно зарычал, пытаясь привлечь внимание. Так и хотелось уйти с ним, но одновременно ещё сильнее хотелось остаться, всё же попытаться влиться в странную компанию из жрицы Шар и тифлины. Шэдоухарт вздохнула, понимая, что объяснять всё-таки придётся: — Два и четыре. Смотри, — посмотрела она на Зиль, — выпадает твоё число и отвечаешь на один вопрос о твоём прошлом. Правда, без понятия как теперь будем их задавать, но ладно, — она с сомнением покосилась на кубик в руках Риллиан. Та легко подкинула и поймала его, ухмыляясь во все тридцать два… клыка? Напор Шкряба стал сильнее, Зильвейг легонько отпихнула его, но зверь не угомонился. От чужих взглядов это не укрылось, Риллиан сказала, бросая кость: — Играем тогда быстро, тут же у тебя такое важное дело, вот, уже весь извёлся. Зильвейг вздохнула, думая, что сейчас был бы идеальный шанс сослаться на собаку и уйти отсюда. Но число уже выпало. Пять. Внутри всё стянуло и ещё сильнее захотелось сбежать. От цепкого взгляда, от предстоящего допроса, от всего этого. Шкряб зарычал сильнее и наконец убежал, так и не получив желаемого. Стало ещё тоскливее и больнее. Зильвейг повернулась к девушкам, предчувствуя, что могут спросить. Наверняка что-нибудь, о чём говорить не хочется, как же иначе… — Ты где была, когда попалась иллитидам? — спросила Шэдоухарт почти мгновенно, стоило Риллиан открыть рот. Зильвейг удивлённо посмотрела на жрицу, а потом осознала, насколько же этот вопрос пустой. Никаких ответов, только дым и обман. Песок в глаза, уловка. Внутри теплом распустилась благодарность, лицо осталось маской: — Возле Врат Балдура. Думала осесть там, но… — она дёрнула плечами, отворачиваясь. Всю правду не стоит знать никому, а то точно прогонят. Риллиан хмыкнула, бросая кость вновь. Губы Шэдоухарт почти незаметно зашевелились, голубые глаза уставились на кубик, что слетел с пальцев Риллиан. Один. Риллиан нахмурилась, наклонив голову. — А? Какого… — Что, что-то не так с твоим абсолютно честным кубиком? — насмешливо поинтересовалась Шэдоухарт. Зильвейг замерла, зная, что самое главное сейчас — молчать. Лишь бы вопрос не пришлось задавать ей, лишь бы не пришлось… — Ну давай, спрашивай, — пробурчала Риллиан. Шэдоухарт тут же сказала: — Родня-то у тебя хоть какая-то есть? А то ведешь себя хуже ребёнка, — она отклонилась назад, положив руку на сумку. Зильвейг успела разглядеть как та слегка коснулась спрятанного под тканью артефакта, что сегодня спас им жизнь. Затем посмотрела на Риллиан и поразилась, как изменилось её лицо. В отблесках костра черты заострились и лишь глаза горели синим, злым пламенем. — Тебе напомнить, что ребёнок украл того дурацкого идола? Ладно. Оте… Мой наставник говорил, что падающая звезда указала ему на корзинку со мной и он поразился чуду, что случилось в ту ночь, ведь волчица вскормила тогда ещё маленькую меня, приняв за свою дочь. Зильвейг слушала, не понимая, как падающая звезда может завести так глубоко в лес, чтобы аж на волчицу с помётом наткнуться, да и с каких пор волки хранят детей в корзинках. Они же дикие звери, зачем им корзинки? Шэдоухарт, кажется, осталась невпечатлённой. — Прекрасно. И ведутся на это так же, как и на твои фальшивые кости? Фальшивые? Зильвейг потянулась было к так и лежащему на земле кубику, но Риллиан буквально за долю секунды схватила его и сжала в кулаке, словно какую ценность. Всё веселье пропало, обнажив звериную злобу. Тифлина фыркнула: — Хочешь правду? Ладно. Старый дурак сказал, что к нему притащились две девки: рыжуха, да какая-то его знакомая. И вручили уже меня, мол, воспитывай подарочек. Так что возможно все тифлинги действительно не могут жить нормально: то идолы воруют, то детей подкидывают, — она вскочила и зло пошла куда-то прочь во тьму. Зильвейг дёрнулась было следом, инстинктивно и зная, чем закончиться её порыв помочь. Шэдоухарт тут же схватила за локоть, сама смущённая внезапной истерикой тифлины: — Оставь её. Позлится и вернётся. А куда ещё денется?.. стой, она там опять во что-то влезла, — вздохнула она. Зильвейг вгляделась во тьму и различила Риллиан, а рядом с ней медвесыча, что они сегодня спасли от гоблинов. Жалко было зверёныша: худой, поразительно маленький и брошенный всеми. Хотелось подойти и помочь, но, повинуясь интуиции, Зильвейг наблюдала. Риллиан тоже, казалось, чего-то ждала. Они с медвесычем смотрели друг на друга, а затем тифлина поспешила обратно к костру. Пробежала мимо Шэдоухарт и Зиль, даже не взглянув, полезла к жареной оленине, которой они все планировали поужинать. Зильвейг непонимающе посмотрела на жрицу, в надежде, что та объяснит поведение подруги, но без толку. Риллиан меж тем отрезала кусок мяса и поспешила обратно к медвесычу. — Она же не собирается… — выдохнула Шэдоухарт. Зильвейг тоже не понимала намерений девушки. Зачем подкармливать медвесыча? Он же и сам должен мочь добыть себе пропитание. Но говорить что-либо было уже поздно: Риллиан бросила детёнышу мясо и наблюдала как тот жадно ест. — Я думала она его прибьёт скорее, — со странным удивлением сказала Шэдоухарт. Зильвейг покачала головой. Разве можно так говорить о своей подруге? Конечно, образцом милосердия Риллиан не была, но убить заведомо более слабое создание… нет, на такое способен лишь по-настоящему плохой человек. И демоническая кровь таким ещё не делала. Размышления прервал шум убегающего медвесыча. Тот испугался Астариона, вернувшегося с охоты. Вампир засмеялся словам Риллиан, но разговор их расслышать Зильвейг не смогла. Она тихо поднялась и Шэдоухарт даже не взглянула в её сторону. От этого внутри странно всё сжалось, но Зильвейг уже слишком привыкла. Вместо этого она подошла к Лаэ’Зель. Тихо, но гитьянки все равно её заметила. Ореховые глаза блеснули злостью, пересеченный шрамом рот дёрнулся. — Что тебе?! — она словно искала повод броситься хоть на кого. Зильвейг вздрогнула, но не отступила, наблюдая за резкими шагами туда-сюда. Лаэ’Зель то сжимала, то расжимала кулаки, иногда встряхивала головой словно в диалоге с кем-то, затем хмурилась ещё сильнее и ускоряла шаг. Поняв, что ответа не будет, Лаэ’Зель всё-таки решила заговорить: — Китрак предал мою королеву, солгал мне! — она ударила дерево рядом. По спине пробежала дрожь, но Зильвейг постаралась не шевелиться, не привлекать внимания. Плотная, обжигающая ярость гитьянки заставляла вспомнить ту тьму, что хватала, не давала пошевелиться. — Как он посмел произносить имя моей королевы? Как дерзнул быть непочтительным к её чаду?! Лаэ’Зель выругалась на своём языке и взглянула на Зильвейг. Той захотелось сжаться, избежать конфликта, но спина оставалась прямой, а плечи — расправленными. Внутри боролись два инстинкта: защищаться и бежать, драться и уйти от конфликта. Зильвейг посмотрела на гитьянки и покачала головой: — Успокойся. Прибереги гнев для врагов королевы, — эта короткая фраза далась с трудом и гитьянки впечатлить, понятное дело, не смогла. Та рявкнула: — Не успокаивай меня! Я избавлюсь от паразита, убью китрака и преподнесу его голову самой Влаакит. Зиль наблюдала за этой яростью, а внутри зашевелились такие знакомые чувства. Она же и сама когда-то так же думала. Что если очень-очень постараться, то мама заметит, то мама оценит. А в итоге обернулось всё пеплом и горькой болью разочарования. В себе, в матери, в мире. Но Лаэ’Зель об этом знать не стоит.

***

— Смотри, жрица, — Риллиан оказалась рядом, обожгла ухо дыханием, показывая пальцем, как маленькая или невоспитанная. О вчерашнем дне она будто и вовсе забыла, ведя себя так подчёркнуто-беззаботно, что даже Зильвейг чувствовала: лжёт. Впрочем, «жрица» действительно отличалась от прочих гоблинов, не только возрастом — Зильвейг не думала, что гоблины могут дожить до того, чтобы аж выглядеть старыми. Одного глаза у неё не было вовсе, второй таращился на всех внимательно и цепко, будто стремясь в душу заглянуть. Наряд был ярким, с перьями на плечах и украшением в виде черепа на частично уже облезлой голове. Гейл нахмурился: — С каких пор гоблины поклоняются Баалу? Она носит его символ, — волшебник задумался, поглаживая подбородок. Шэдоухарт невесело хмыкнула: — С таких же, с каких личинки по куче дней не превращают в иллитидов. Зильвейг пожала плечами, наблюдая, как вокруг жрицы всё не исчезнет толпа. Вспомнилось как голуби точно так же быстро слетались, стоило кинуть крошки на землю. Толпились, дрались за величайшее, по их мнению, сокровище. Для птиц таким была еда, а что же может быть нужно гоблинам? — Пойду побеседую насчёт исцеления, — Риллиан уже направилась было, но Зильвейг сразу же схватила ту за локоть. Кожа была горячей, как у больной, но взгляд тифлины словно мог замораживать. Зильвейг смущённо отпустила ту и пробурчала, обнимая себя: — Ты уверена, что это хорошая идея? В смысле, у Верного Абсолюта уже была личинка, а гоблины… — Да, я уверена. Нет, тебе ничего сказать нельзя, пока не перестанешь блеять. И да, я думала перед тем, как пойти и что-то сделать. Ещё вопросы? — Если что, твой труп скормить твоему новому питомцу? — поддержка Астариона восхищала своей бескорыстностью и заботой о других, аж прослезиться хотелось. Зильвейг отступила, не зная, что и ответить. Впрочем, и не нужно было уже ничего говорить, Риллиан мгновенно взвилась, зашипев: — Я его уже точно приручила, если бы не ты и твой топот! Гейл устало потерел переносицу под рассказы какие у Риллиан были прекрасные планы, а Астарион их испортил. В общем гвалте и не различить было. Зильвейг выдохнула, стараясь оглядеться. Темно, лишь костры и факелы давали хоть сколько-то света и в отблесках пламени всё происходящее казалось лишь дурацким фарсом. Тени гоблинов плясали на стенах и тем сильнее било по разуму осознание, как же их отряд выделялся на общем фоне. Нужно было искать пути отступления, но так трудно было мыслить… Жарко было тут. Трещало пламя, галдели гоблины. Голос Риллиан звенел поверх всего этого, резкий и высокий, бьющий по ушам. Кто-то засмеялся, другие заорали, что, жрица, всем тут нужно твоё клеймо. Шум, шум, сплошной шум. Ни минуты покоя, тишины, никакой возможности сосредоточиться. Так хотелось уйти в тень, отсидеться там и просто подумать, но с ней были спутники, а бросить их Зиль не могла. — Пепелок? Всё в порядке? — Уилл тронул её за плечо и на секунду стало чуть легче. Зильвейг моргнула и шум перестал занимать столько места в разуме. — Я… да. Я подумала и я пойду поговорю с Кишкой, — она смахнула чёлку с глаз. Уилл хотел было что-то сказать, но стушевался и отвёл взгляд, уставившись на толпу. Зильвейг прошла мимо задумавшегося Гейла, раздражённой Лаэ’Зель, нервной Шэдоухарт и ругающейся Риллиан, но никто не заметил её, никто не подумал остановить. Просто ещё одна тень в общем танце. Стоило подойти ближе, как жрица прищурилась единственным глазом и проскрипела: — Хех, ты подружка Минтары, не так ли? Тоже тронутая Абсолют, — она придирчиво оглядела Зиль с головы до ног, словно пытаясь найти подвох. Девушка пожала плечами, становясь рядом с гоблиншей. Та сразу же заявила, осмотром явно довольная: — Жрице Кишке тоже тя тронуть надо. Протяни руку, чтобы я смогла заклеймить твою плоть. К горлу подступило отвращение. Клеймо, как на скоте. Наверняка, мама тоже втайне мечтала о таком для своего идеального оружия, как символ мастера, создавшего его. Зильвейг постаралась не думать, сопротивлялась бы она в таком случае. Сейчас её желания были поразительно ясны и чисты. Нет. — Зачем? — нервно спросила она, оборачиваясь. Все уже заметили, что одна из теней отделилась от общего танца и теперь что-то делает. Лаэ’Зель молча наблюдала, скрестив руки на груди, Астарион что-то тихо говорил Гейлу, изредка кивая на Зильвейг. Уилл весь день ходил несчастный, сейчас это ни капли не изменилось. Риллиан с Шэдоухарт нигде не было видно. Прерывать разговор никто не собирался и это одновременно и пугало, и радовало. Кишка пожала плечами: — Это мы так свою преданность выражаем. Даже эти опарыши поняли, как мы сильны, когда Она нас ведёт, так что скоро весь лагерь заклеймлю, — она сплюнула точно под ноги особенно близко подошедшему гоблину. Снова взгляд на Зильвейг: — Ну что готова? Будет больно, — она ухмыльнулась. Девушка сглотнула и резко дёрнула головой, почему-то по кругу. Она не боялась боли, а вот снова быть не живой, но вещью, красивым объектом — нет, этого она должна была избежать. Любой ценой. Впрочем, гоблинша пожала плечами, мол, не хочешь как хочешь. — В конце концов, ты ж особенная, а? Прям как я. По затылку пробежала дрожь, стоило жрице попытаться соединить их разумы. Зильвейг дёрнулась, инстинктивно пытаясь разорвать связь, но её паразит словно тянулся к чужому. Было не больно, разве что чуть щекотно, но само ощущение неправильности не давало сосредоточиться, мыслить ясно. Храм вокруг утонул в вязкой, слишком знакомой тьме. Зильвейг хотела было закричать, но молчала, не шевелясь и наблюдая за всем этим. Чужое воспоминание предстало перед глазами. Кишка, получающая приказ от того прекрасного юноши, что показала вчера Абсолют. Один из «избранных»… Почти сразу же видение рассеялось, снова явив храм и абсолютно спокойную Кишку, словно та и не поняла, что произошло. Зильвейг инстинктивно постаралась закрыться от их связи, что вызвало какое-то девичье хихиканье: — Полукровка, а тебе нормально с такой головой жить? Впрочем, лучше так чем вовсе без головы как Разглин, — тут же добавила она. Зильвейг замерла, а потом внутри всколыхнулась злость, что кто-то смотрел её воспоминания, видел её жизнь, блёклую и постыдную. То, о чём она сама старалась забыть. Жрица оглядела её и спокойно сказала: — Впрочем, могу с тенями этими помочь. Верные должны друг о друге заботиться, знала? Ещё б этим кто сказал, — она кивнула куда-то в сторону. Зильвейг осторожно наблюдала, не соглашаясь, но и не отказываясь. Видя её сомнения, Кишка покровительственно заявила: — Волей Абсолют, я что угодно отлечить могу. Но дело не для этих дурней. Встретимся в моей часовне, вон там, поняла? — и бодро зашагала прочь, не слушая возмущённые крики, что много тут ещё клеймо хочет, чего уходишь, жрица. Зильвейг на негнущихся ногах направилась обратно к отряду. По их лицам видела — чужое воспоминание затронуло только её. Логично, ведь Кишка и копалась только в её разуме, но всё же неприятное ощущение отчуждения забралось под кожу к остальным. Уилл чуть приободрился и похлопал её по плечу: — Молодец, пепелок! Теперь её в одиночестве быстро прибьём, — он улыбнулся. Гейл с сомнением сказал: — Уверен? Ты уже так сделал и сейчас все шепчутся о Шипе и его дружке. Не думаешь, что с нами будет, если найдут ещё одно тело. — Я думал, мы и так собираемся всё тут зачистить, — резко, голос Уилла стал ниже и злее. Зильвейг отступила, не решаясь влезать в чужую ссору. Остальные спутники просто наблюдали с неприкрытым интересом. Гейл раздражённо ответил: — И при этом сохранив наши тела в целости и сохранности. Или что, Клинок Фронтира научился восставать из мёртвых? — Не волнуйся, Гейл, если что, повозимся ещё раз с мешочками, призывом и флейтами. Только куда наш бард делся, а то сыграть-то на флейте некому, — Астарион огляделся, словно Риллиан могла прятаться за колонной. Впрочем, она-то как раз могла, а вот куда пропала Шэдоухарт — другой вопрос. Уилл дёрнул головой: — Опять неприятности ищет. Ладно. Важнее сейчас жрица. — И наша смерть, когда найдут её тело? Уилл не ответил. Дверь в часовню находилась в полутьме, где туда-сюда сновали гоблины. Впрочем, здесь было тише, спокойнее и от того даже дышалось чуть легче. Зильвейг с остальными зашла в небольшую комнатку. Здесь было свежо, светло и даже приходило понимание, почему Кишка забрала её себе. Жрица тоже уже была тут, закупоривая какое-то зелье. Она обернулась: — Ну прекрасно, вот и явилась… а эти что тут делают? Прогони своих дармоедов, это личный разговор. — Личный разговор тебя с моей сталью, — выступил вперёд Уилл, обнажая рапиру. Зильвейг постаралась не видеть кровожадной радости в его глазах, не слышать жажды драки в голосе, не замечать то, с какой быстротой он всё делал. Кишка меж тем расхохоталась ему в лицо: — Идиот. Меня Абсолют хранит, а тебя кто? Она взмахнула посохом и Зильвейг поняла, что не должна позволить закончить ей то, что она хочет. Уилл стоял, то ли не видя, то ли не осознавая, какими проблемами может это всё обернуться. Всё было быстро и инстинктивно. Выхватить кинжал, оттолкнуть стоящего рядом Гейла, самой прыгнуть к жрице. Та открыла рот, вот-вот на помощь позовёт. Зильвейг за секунду увидела всё, что нужно: горло открытое, незащищенное, вытаращенный глаз. Зильвейг ударила, кровь брызнула из глотки и крик Кишки захлебнулся в ней, не успев привлечь ничьё внимание. Единственный глаз закатился и жрица рухнула на пол. Зильвейг осталась стоять над ней, тяжело дыша. Взглянула на руки и покачала головой. Нет, нет, нет, что же она сделала, что же она натворила… Она же пообещала себе, она же поклялась больше не убивать! Ком слёз встал в горле, глаза защипало, а всё тело задрожало. Ведь можно было просто оставаться в стороне, Уилл легко сделал бы всё одним ударом, или Лаэ’Зель, или Астарион, кто угодно, но не она… Дышать стало почти что невозможно. Зильвейг дергано огляделась в попытке придумать куда спрятаться, где избавиться от крови. Уилл меж тем осматривал тело жрицы. Зильвейг хотела обнять себя, но на руках все ещё оставалась кровь, и от этого тело ещё сильнее била дрожь. Она постаралась сосредоточиться на Уилле, не видеть ничего кроме него, не думать ни о чём кроме него. Вот, сейчас мужчина с интересом читал грязную и засаленную записку на смятой бумаге. Наконец он поднял взгляд на остальных, и Зильвейг поразилась, насколько радостным он был. Уилл сказал: — Кажется, мы наконец нашли где искать Хальсина.