In unseren Schatten

— Отвратительно. Риллиан слизнула кровь с губ ещё раз, будто бы за ту секунду, что она говорила это слово, вкус мог измениться. Увы. Всё так же отвратителен. Что только Астарион в ней находит? Словно услышав её мысли, вампир отвлёкся от обшаривания тел и ухмыльнулся: — Дорогая, ты просто начинаешь не с того. Ты бы ещё вместо выдержанного вина взяла бы местное пиво, — всего секунда, и он оказался рядом, чтобы приобнять её за плечи. Риллиан зашипела, уворачиваясь от ледяных прикосновений под насмешливым взглядом. Странно было от всего того, что они тут устроили. Столько крови и трупов, вроде бы должна вся трястись не хуже полудроу, а на деле даже интересно: скольких ещё они сегодня убьют? Риллиан постаралась не думать, кому могут принадлежать подобные мысли. В зал вернулся Хальсин, до этого бросивший, что нужно прочесать храм на случай, если ещё гоблины остались. Трудно было понять, стало на нём ещё больше крови или её изначально было слишком много. По залу прогремел счастливый бас: — Вы сделали это! Вы действительно сделали это! Хвала Сильванусу, эта зараза… — он расхохотался, после чего сгрёб в охапку стоявших ближе всех Зильвейг с Уиллом и крепко обнял. Кажется, при этом перепачкав в крови ещё больше. Риллиан взглянула на них, ощущая странное раздражение. И с каждым словом Хальсина, какие все они молодцы, какие они герои, всё яснее становилось: смотрит он на Зильвейг с Уиллом. И обращается в первую очередь к ним. Так и хотелось влезть, закричать — он совсем ослеп, что ли? Кого он хвалит? Полудроу, не способную даже гоблинёнка догнать и заткнуть, да завравшегося идиота? Чему тут радоваться? Что теперь даже такие лезут в герои? А что дальше? Гитьянки, вампир? Ведь недостаточно втоптали в грязь звание героя, давайте ещё Минтару воскресим и тоже позовём. Тифлина выразила всё это тихим «идиоты» и отвернулась к Шэдоухарт. Та пыталась одной рукой куда-то деть булаву, снятую с трупа дроу. Кажется, удар именно этой булавы и заставил вторую руку жрицы безвольно повиснуть вдоль тела. Дышала девушка тяжело, лицо было покрыто грязью и поблескивающей в свете факелов кровью. Риллиан обернулась на секунду к Хальсину с его наивной детской радостью, после чего решительно зашагала к Шэдоухарт. — Давай помогу, — сказала она. Шэдоухарт отвлеклась от этого дурацкого занятия и с подозрением уставилась, будто надеялась разглядеть подвох. Разглядела только кровивший после удара нос и прорехи на рубашке. Риллиан отстранённо подумала, кто в их отряде мог бы подшить одежду, и что-то подсказывало, что никто. Просто прекрасно. — Ты же знаешь, что я жрица, да? Или ты не в курсе, чем занимаются жрецы? — Строят из себя самых гордых, когда рядом уже есть Лаэ’Зель? — беззаботно ответила Риллиан. Бросила быстрый взгляд на гитьянки, но та была слишком занята новой игрушкой — молотом Разглина — чтобы услышать, что о ней тут говорят. Шэдоухарт хихикнула: — Ладно, спорить не буду. Давай, показывай свои таланты, может, будет хоть какая-то от тебя польза, — она чуть повернулась, подставляя больную руку. Риллиан прикрыла глаза, шепча заклинание. Она в бою почти не колдовала, полагаясь на крепкие спины — или густую шерсть, в случае Хальсина — соратников да на верный кинжал. И то один единственный гоблин сумел порядком доставить проблем. Впрочем, боли уже не чувствовалось, разве что кровь всё ещё капала. Голубой свет полился от ладоней, Шэдоухарт выдохнула, и дыхание стало куда ровнее, глубже. Она слабо усмехнулась, качая головой: — Н-да, буду знать, что если смертельно ранят, на тебя можно не рассчитывать. Но ты хотя бы попыталась, — она окинула трупы усталым взглядом, словно в попытке угадать, у кого тут могло быть лечебное зелье. Риллиан фыркнула и демонстративно отвернулась. Хальсина уже не было видно — небось убежал в рощу рассказывать, какие тут геройские герои геройствуют — зато Астарион с сосредоточенным видом шёл вверх по лестнице, на второй уровень зала. Риллиан заметила блеск чего-то у него в руках и тут же повернулась к Шэдоухарт: — Тогда оставлю тебя с твоим первоклассным лечением, а пока… — она бегом поспешила к вампиру. Поравнялась, не обращая внимания на его холодный взгляд, и попыталась разглядеть, чего такого он сжимает в кулаке: — У-у-у, секреты храним? — так и не распознав вещицу, она только хихикнула. Астарион вздохнул: — Ну почему каждый раз, когда я просто хочу немного уединения, появляешься ты? — он махнул рукой, но вещицу не показал. Осмотревшись, никаких подсказок Риллиан не увидела. Ещё одна лестница совсем уж наверх, на балки, запертая решетка, за которой свалена груда сундуков, а больше и ничего. Риллиан подумала махнуть рукой и слезть обратно к остальным — скорее всего, даже не ушиблась бы, тут было не сильно высоко — но позади раздался знакомый голос недовольного учителя: — Надо же, я смотрю, вы оба предпочли найти иной вид деятельности, чем принести пользу отряду. — Вот тебе так сложно было помереть, Гейл? — огрызнулась тифлина. Волшебник поравнялся с ними, весь в синяках, ушибах, в крови — странно, что все зубы на месте были. Астарион окинул мужчину скептическим взглядом, затем взглянул на Риллиан с таким высокомерием, как будто сам сильно лучше выглядел: — Ну прекрасно, — вздохнул он. Затем разжал кулак, демонстрируя всем ключ. Риллиан посмотрела на него, посмотрела на решетку рядом и ухмыльнулась. Ладно, возможно, всё не так уж и отвратительно. Ключ действительно подошёл, и решетка с жалобным скрипом открылась. Без лишних слов Риллиан оттеснила Астариона к стене и юркнула внутрь, где всё ломилось от сундуков, ящиков и прочего такого. Взгляд метался, не цепляясь за что-либо конкретное. Что же взять? Вон тот сундук выглядит побогаче, но он маленький, сильно много не вместится. С другой стороны… Ай, ладно. — Дорогая, ты никогда золота не видела? Не обязательно так набрасываться на сундуки, — протянул Астарион; сам он методично вскрывал и осматривал сундук за сундуком. Риллиан возбужденно махнула хвостом, доставая ожерелье. Красивое: с жемчужинами и драгоценными камнями, переливающимися от белого к голубому ближе к центру. Пара камушков были размером с ноготь, третий же оказался куда крупнее. Лунные камни. Она видела такие в храме Селунэ, только куда более тусклые. Эти же словно отражали невидимый лунный свет. Почему-то не было сомнений, что принадлежало ожерелье кому-то, кто поклонялся Лунной Деве куда искреннее, чем она когда-либо могла. Риллиан провела большим пальцем по граням камня и, повинуясь внезапному порыву, прошептала молитву. Совсем коротенькую, дурацкую и простую, но других она и не знала никогда. — Не знал, что ты религиозна, — сказал Астарион, вертевший в руках найденный шлем. Риллиан пожала плечами и уже собралась надеть, как на её плечо легла рука: — Стой. Это ожерелье… я чувствую Плетение в нём, — Гейл кивнул на украшение. Тифлина прищурилась. — Я его тебе не отдам, — отрезала она. Как вообще можно было о таком подумать? Такое красивое, и блестящее, и дорогое наверняка. Ещё и можно будет себя набожной назвать, вот, посвященную Селунэ вещь носит. Риллиан вгляделась в ожерелье повнимательнее, уже представляя, как оно будет смотреться на и без того синей коже. Гейл помрачнел: — Ты же знаешь, я это прошу не потому что тянусь ко всему блестящему, — раздражённое «в отличие от тебя» так и повисло, невысказанное, в воздухе. Риллиан мигом вывернулась. Недовольных людей лучше держать подальше, чтобы в случае чего воскликнуть глупость вроде «эй, сзади!» и рвануть прочь, пока не успел опомниться. И как назло, из-за решетки послышались знакомые голоса. Риллиан сжала ожерелье, но от мысли о том, как отреагирует Шэдоухарт на амулет Селунэ, неприятно потянуло сердце. Быстрый взгляд на жрицу, затем на Гейла, снова на жрицу. И ведь знала, что придётся снять, но оно ведь такое красивое! Блестящее, с драгоценными камнями, ведь Шэдоухарт же должна оценить? И что с того, что оно посвящено Селунэ, наверняка у Шар тоже куча блестяшек есть… Риллиан вздохнула, сняла ожерелье и швырнула его Гейлу, а сама побежала к жрице: — Шэдди, дорогая! Шэдоухарт заглянула ей за спину, и тут всё осветила ярко-фиолетовая вспышка. Лаэ’Зель выругалась по-гитски, прикрывая глаза ладонью, Зильвейг тут же отступила к Уиллу, тот же лишь нахмурился. Шэдоухарт поморщилась, как будто на солнце смотрела. И что странно, за оружие никто хвататься не спешил, но Риллиан все равно воскликнула на всякий случай: — Я этого не делала! И тут же обернулась. Как оказалось, вспышка исходила от Гейла. Меж пальцев его прижатой к груди руки до сих пор просачивался мягкий лиловый свет. Волшебник облегченно выдохнул и широко улыбнулся сразу всем: — Чувствую, как шторм отступает… — он сунул каким-то чудом сохранившееся ожерелье в рюкзак. Риллиан, не мигая, следила за этим, все никак не в силах решить, что важнее: подруга или украшение. Шэдоухарт рядом хмыкнула: — Почему мне кажется, что обычно таким стоит заниматься наедине? — она прошла мимо волшебника и присоединилась к разграблению сокровищницы. Гейл выглядел уже чуть получше. Не смертельно больным, а просто больным. Тут же к нему метнулась полудроу, всё мямлящая что-то. Риллиан скривилась и отвернулась. Всё-таки слишком много тут было отвратительного.

***

Ночь выдалась поразительно тихой. Зильвейг смотрела на звёзды, и странная дрожь бежала по спине. Что её ждёт? Она не думала о будущем почти всё их маленькое путешествие, но вот это самое будущее, до этого лишь неясным образом маячившее на горизонте, оказалось совсем близко. Куда ей идти? Она умела лишь убивать, как бы ни горестно было это признавать, а в остальном от неё было мало толку. Даже читала она иногда с трудом, старательно щурясь и водя пальцем по строчкам. Кому такая нужна будет? — Что не спишь, пепелок? — присел рядом Уилл. Зильвейг дёрнула плечами, размышляя: неужели всё закончится так просто? Казалось, что за эти несколько дней целая жизнь пролетела перед глазами. Наполненная треском костра, болтовнёй в пути, помощью друг другу в бою и на привале. И всё это вот так оборвётся? Разойдутся, как будто и не знали друг друга? А куда идти ей? У неё не было дома, как и не было шанса задуматься о том, где этот дом обрести. От мысли о том, что помимо прочих точно так же её покинет и Уилл стало странно грустно. — Думаю, — тихо ответила девушка. Слова давались ей с трудом, всю жизнь так было, но сейчас чувствовалось особенно. Хотелось рассказать обо всех мыслях, обо всём вихре сомнений и размышлений, но одновременно не хотелось ничего говорить в страхе быть непонятой. Тогда это тепло между ними пропадёт, оставив лишь колючую неловкость, и придётся с нетерпением ждать возможности разойтись. — О сегодняшнем думаю, — после короткого раздумья добавила Зильвейг. Глаза — или всё же глаз? — Уилла тут же загорелись энтузиазмом, он подвинулся ближе, говоря быстро и активно жестикулируя: — Ты была просто великолепна! Клянусь, когда барды разнесут твоё имя по всему Фаэруну, — или даже по всему Торилу! — я буду одним из первых, кто начнёт подпевать. Он говорил так уверенно и радостно, что на секунду Зиль и сама поверила, что делала в храме что-то полезнее уворотов и отвлечения части противников на себя. Но это тут же рассеялось перед горьким разочарованием: не было от неё никогда пользы. Разве что в том, чтобы не мешать. — С чего бы? Скорее уж имя Лаэ’Зель разнесут. Ну, или твоё. — Про Клинка Фронтира и так уже полно историй, — с гордостью заметил Уилл. Зиль, не слышавшая в жизни ни одну, кивнула. Мысли вновь вернулись к храму и тому, скольких гоблинов они убили. И всё это ради безопасности тифлингов. И от мысли, что мир устроен именно так — убей, чтобы жили другие; соверши плохое дело ради хорошего — стало очень грустно. Разве так всё всегда должно быть? Разве нельзя найти другой путь? И пусть Уилл наверняка бы сказал, мол, туда им всем и дорога… не сразу же такими злыми они стали? Кто-то и Зиль назвал бы неисправимой, злодейкой, но если ей показали другую жизнь, то, может, это и на таких вот сработает? Но не с Уиллом об этом было говорить. — Зря всё-таки броню Минтары не взяла. Она бы тебе пошла, — сказал с улыбкой Уилл. Зиль не поняла, о чём он. Как ей могла пойти тяжёлая броня? Уворачиваться сразу сложнее, двигаться тяжелее, атаки менее продуктивны. Более того, это была броня дроу, о чём могла идти речь? Полукровке носить такую — оскорблять всех дроу, всё Подземье разом. И всё это вертелось на языке, но не желало формироваться во что-то чёткое, ясное. Так что Зиль просто сказала: — Нельзя. Не дроу, не воительница. Уилл удивлённо взглянул на неё, наверняка ожидая, что добавит что-то и объяснит. Но слова выходили с языка слишком сложными и вместе с тем слишком одномерными, так что Зиль просто махнула рукой, не зная, как ещё объяснить. Она убила мать, но правилам следовать все ещё обязана. Обязана помнить, что она полукровка, и на большее не рассчитывать. Наконец после всех размышлений она нехотя добавила: — Мама бы не одобрила. Ещё секунду Уилл смотрел на неё так удивленно, а затем понимающе вздохнул и улыбнулся. Зиль вздрогнула, когда чужая рука легла на плечо, но мысленно запретила себе отстраняться и просто наблюдала. Уилл же заговорил, и в голосе его уже не было привычной бравады: — Отец, наверное, меня тоже прибил бы ещё сильнее, узнай, где я и чем занимаюсь. Зильвейг подняла на него изумлённый взгляд, но ничего не сказала, ожидая. Она не понимала, почему он ей это говорил. Ведь она же ничего не сделала. Таким ничего не рассказывают, просто не обращают внимания. Но Уилл говорил. И она должна была что-то сказать в ответ. — Эм-м… мама, наверное, тоже, — она нервно улыбнулась. Было страшно, что вот-вот накосячит, всё испортит. Нужно держаться уверенно, нужно говорить понимающе, нужно оправдать все ожидания. Уилл продолжил, кажется, не видя её растерянности: — А ты такая вся в маму как раз или в отца? Такая? Зиль оглядела себя, не понимая, про что он. Шрамы на руках, неказистая броня, бледная кожа. Ничего особенного, если забыть про белые волосы и красные глаза. Зильвейг поджала губы, стоило подумать о том, что для других она всегда будет просто полудроу. — В мать. — Оу… она как Минтара была? Хотя можешь не говорить. Я догадываюсь. Зиль пожала плечами, еле подавляя желание отвернуться и вглядеться в ночную тьму. Она не любила ночь, но выбора не было, оставалось только ждать. И ощущалось так непривычно, что кому-то есть дело до неё и до её прошлого. Девушка облизнула пересохшие губы, пока разум судорожно искал способы поддержать разговор. Что вообще в таких ситуациях говорят? «А, ну, моя мама попыталась меня убить, а я убила её»? Даже так звучит глупо. — Ммм, а твой отец? — она осторожно взглянула на Уилла. Тот всплеснул руками: — Ты что! Я его обожал, чёрт, старик был моим героем! Мог стащить, что пожелает душа, и заболтать любого. Скорее уж я его разочаровал, — добавил он тише. Зильвейг выпрямилась, чуть наклонив голову. Внимательно посмотрела, ожидая. Уилл вздохнул и неловко усмехнулся: — Что, по мне и не скажешь? Связался с плохой компанией, ну отец спихнул меня в Пламенные Кулаки, чтобы ума понабрался. А дальше уже была деревня и… — он не договорил и взглянул вверх, на звёзды. Слова его всколыхнули что-то в душе, и Зильвейг подвинулась ближе и коснулась чужого плеча. Уилл посмотрел на неё, пока девушка быстро заговорила, сбиваясь и поправляя себя на ходу: — Я уверена, всё ещё можно исправить! Отправимся в Подземье и найдём Мизору, а потом ты поговоришь с отцом и вы наверняка помиритесь! Ты же его любишь, разве может быть по-другому? Уилл долго смотрел на неё, а затем улыбнулся.