Ловец над пропастью во ржи
автор оригинала Джером Дэвид Сэлинджер С огромным уважением к переводу Риты Райт-Ковалевой.Моей матери
Глава I
Если вам действительно хочется послушать об этом, первым делом вы наверно захотите узнать, где я родился, и каким было моё никчёмное детство, и чем мои родители занимались и всю их жизнь до моего рождения, и всю эту дэвид-копперфилдовскую чушь, но у меня нет настроения в этом копаться, если хотите знать правду. Во-первых, это скучно, да и потом, родителей хватило бы по два инфаркта каждого, если б я рассказал что-нибудь личное о них. Они довольно чувствительны на этот счёт, особенно мой папа. Они хорошие и так далее – я ничего не говорю, – но при этом они до чёрта обидчивые. Кроме того, я не собираюсь рассказывать вам всю эту мою проклятую автобиографию или ещё что. Я расскажу лишь об одном сумасшедшем эпизоде что произошёл со мной перед прошлым Рождеством прям перед тем как я чуть не сдох и меня отправили сюда отдыхать и лечиться. Пока что я говорил об этом только Д.Б., это мой брат. Он в Голливуде. Это не очень далеко от этого мрачного места, так что он приезжает навестить меня почти каждые выходные. Он собирается отвезти меня домой в следующем месяце, или когда там меня выпишут. Он только что приобрёл «Ягуар». Одну из этих английских штучек, что могут делать почти двести миль в час [~320 км/ч]. Она обошлась ему почти в четыре тысячи баксов. Он много денег сейчас зарабатывает. Не то что раньше. Он был действительно хорошим писателем, пока оставался дома. Он написал эту потрясающую книжку с короткими рассказами, «Спрятанную золотую рыбку», может быть вспомните. Самая лучшая история там и была «Спрятанная золотая рыбка». Это о маленьком мальчике, что никому не давал смотреть на его золотую рыбку поскольку он купил её на свои деньги. Очень задел меня этот рассказ, очень хороший. А сейчас он в Голливуде, Д.Б. то есть, пишет только ради денег, как проститутка. Если и есть вещь что я ненавижу, так это фильмы. Даже не упоминайте их при мне. С чего мне следует начать, так это с дня когда я покинул Пэнси. Пэнси – это школа, что находится в Эгерстауне, штат Пенсильвания. Вы небось слышали о ней. Да вы наверно и рекламу их видели. Она у них в тысяче журналов, и там всегда изображён какой-нибудь красавчик, скачущий на лошади через препятствия. Словно всё что вы делали в Пэнси это играли днями напролёт в поло. Я никогда там даже рядом с тем местом не видел лошади. И под картинкой этого парня на лошади всегда написано: «С 1888 года мы превращаем мальчиков в замечательных благородных юношей». Враньё для наивных идиотов. Они в этом грёбаном Пэнси не больше превратятся, чем в любой другой школе. И я там никого не встретил замечательного и благородного или похожего на это. Может быть два пацана. Едва ли больше. Да и то они скорее всего пришли в Пэнси уже такими. Короче, это была суббота футбольного матча с Сэксон Холлом. Матч с Сэксом Холлом был обставлен как нечто очень-очень значительное для Пэнси. Это была последняя игра года, и вам следовало бы покончить с собой или что-то вроде, если бы старое доброе училище Пэнси не выиграло. Помнится мне, около трёх часов тогдашнего вечера я стоял на самой чёртовой верхушке холма Томсен, прям рядом с этой офигенной пушкой что стоит там почти со времён Американской Революции. [1775-1783, война за независимость американских колоний от Великобритании.] Вы б могли видеть всё поле оттуда, и могли б видеть две команды, колошматящих друг друга по всему полю. Вы не особо хорошо видели бы трибуны, но вы бы слышали, как все они вопят, могуче и ужасно на стороне Пэнси, потому что практически вся школа кроме меня там была, и худо-бедно на стороне Сэксон Холла, поскольку приезжая команда обычно не привозит с собой много болельщиков. Никогда там не бывало много девчонок на футбольных матчах. Только господам старшеклассникам разрешалось приводить с собой девчонок. Это была ужасная школа, с какой стороны ни посмотри. Мне нравится быть где-нибудь, где ты по крайней мере можешь увидеть хоть сколько-нибудь девчонок вокруг себя, пускай даже они только почёсывают свои руки или шмыгают носами или даже просто хихикают или ещё чего. Старушка Сельма Тёрмер – она была дочкой директора – довольно часто показывалась на играх, но она не была того типа девчонок что доводят тебя до сумасшествия и отчаянья. Она была довольно хорошенькой девчонкой, в общем-то. Я сидел рядом с ней однажды в автобусе из Эгерстауна и у нас состоялось нечто вроде беседы. Она мне понравилась. У неё был большой нос и ногти у неё были обгрызены почти до крови да и везде выглядывали эти чёртовы подкладки для груди, но её было жалко, что ли. Что мне в ней понравилось – она не вешала тебе лапшу на уши о том, каким замечательным был её папаша. Она, наверное, сама знала, каким треплом он был. Причина, по которой я стоял на склоне Томсен, глядя вниз на игру, заключалась в том, что я только что вернулся из Нью-Йорка с командой по фехтованию. Я был чёртовым капитаном команды фехтовальщиков. Очень крутым парнем, ага. Мы поехали в Нью-Йорк тем утром на эту фехтовальную встречу со школой МакБёрни. Вот только встречи не произошло. Я оставил все шпаги и снаряжение и прочее в чёртовой подземке. Это не совсем моя вина. Мне приходилось постоянно вставать смотреть на эту карту, чтоб мы знали, где выходить. Так что мы вернулись в Пэнси примерно к двум тридцати и не успели на обед. Вся команда бойкотировала меня всю дорогу обратно на поезде. Это было довольно смешно, в каком-то смысле. Другая причина почему я не спустился на игру заключалась в том, что я шёл попрощаться со стариком Спенсером, моим учителем истории. У него был грипп, и я сообразил, что скорей всего не увижу его до начала рождественских каникул. Он написал мне записку, что хочет увидеть меня до отъезда домой. Он знал, что я не вернусь в Пэнси. Я забыл сказать вам об одном. Они вытурили меня из школы. Я не собирался возвращаться после рождественских каникул поскольку я завалил четыре предмета и не старался и так далее. Они постоянно твердили мне начать стараться учиться – особенно в середине четверти, когда моих родителей вызвали на беседу со старым Тёрмером, – но я не начал. Ну вот они меня и выгнали. Они часто выгоняют парней из Пэнси. У них там очень хорошая академическая успеваемость, в Пэнси. Оно так и есть, правда. Словом, стоял декабрь тогда, и было холодно как у ведьмы в сердце, особенно на верхушке этого дурацкого холма. А на мне была только куртка из двусторонней ткани – ни перчаток, ничего. Неделю назад до того, кто-то украл моё верблюжье пальто прямо из моей комнаты, с моими шерстяными перчатками прямо в кармане, и ага. Пэнси кишело жуликами. Довольно много народу было из очень богатых семей, но всё равно там было полно жуликов. Чем дороже школа, тем больше в ней жуликов – я не шучу. В общем, я всё ещё стоял около той шизанутой пушки, смотрел вниз на игру и продолжал отмораживать свой зад. Только вот, я не особо смотрел на игру. На самом деле я там стоял, пытаясь ощутить наконец чувство расставания. То есть я покидаю школы и места и даже не понимаю, что покинул их. Я ненавижу это. Плевать, грустное это прощание или плохое, я просто хочу знать, что я покидаю место. Если ты этого не осознаёшь, тебе становится только хуже. Мне повезло. Совсем внезапно я вспомнил нечто что помогло мне понять что я убираюсь оттуда к дьяволу. Я вдруг вспомнил одно время, примерно октябрь, когда я и Роберт Тичнер и Пол Кемпбелл играли в футбол, перед учебным корпусом. Весёлые были ребята, особенно Тичнер. Это было прямо перед ужином и уже начинало темнеть, но мы продолжали носиться с мячом. Становилось всё темней и темней и мы уже с трудом могли видеть мяч, но мы не хотели заканчивать свою игру. А всё-таки пришлось. Этот учитель что преподавал биологию, мистер Замбези, высунул свою голову из окна учебного корпуса и сказал нам идти в общагу и готовиться к ужину. Если мне удаётся вспомнить такие вещи, я могу распрощаться с местом когда захочу – по крайней мере, обычно могу. И как только я понял это, я развернулся и побежал вниз к другой стороне холма, где был дом старика Спенсера. Он жил не при училище. Он жил на авеню Энтони Вэйна. Я бежал всю дорогу до главного входа, и там остановился на секунду отдышаться. Плохой из меня бегун, если хотите знать правду. Я довольно злостный курильщик.. то есть, я им был. Они заставили меня бросить. С другой стороны, я вырос на шесть с половиной дюймов [15 см] за последний год. Это тоже внесло вклад в то что я схватил т.б. [туберкулёз, но у автора – t.b.] и оказался здесь на всех этих грёбаных проверках и прочем. Я довольно здоровый, вообще-то. Словом, как только я отдышался, я побежал через дорогу 204. Она вся дьявольски обледенела и я был чертовски близок к падению. Я даже не знаю, зачем бежал – наверно, просто так захотелось. Как только я перебежал дорогу, мне показалось, что я исчез. Это был такой сумасшедший вечер, ужасно холодно, и солнца нет, ничего нет, и тебе кажется что ты исчезнешь каждый раз как ты пересекаешь дорогу. Ох, и звонил же я в дверной звонок, когда добежал до дома старика Спенсера. Я совсем замёрз. Уши болели и я с трудом мог двигать пальцами и вообще всем. «Давай, дава-а-й, – почти вслух говорил я, – откройте же кто-нибудь дверь». Наконец старушка миссис Спенсер открыла её. У них не было прислуги или кого-нибудь вроде, и они всегда открывали дверь сами. У них было не слишком много денег. – Холден! – сказала миссис Спенсер. – Как я рада тебя видеть! Проходи, дорогой! Ты до смерти замёрз? – Я думаю, она рада была увидеть меня. Я ей нравился. По крайней мере, мне так казалось. Ну и быстро же влетел я к ним в дом. «Как поживаете, миссис Спенсер? – говорю. – Как мистер Спенсер?» – Давай я повешу твою куртку, дорогой, – говорит. Она не слышала как я спросил о здоровье мистера Спенсера. Она была несколько глуховата. Она повесила моё пальто в стенной шкаф, а я легонько провёл рукой по своим волосам. Я почти всегда ношу короткую стрижку и мне никогда не надо особо причёсываться. «Как ваши дела идут, миссис Спенсер?» – спросил я вновь, только громче, чтоб она услышала меня. «Со мной всё просто отлично, Холден». Она закрыла дверцу шкафа. «Ты-то как поживаешь?» Она это так спросила, что я сразу понял: старик Спенсер сказал ей, что меня выгнали. – Отлично, - говорю. – Как мистер Спенсер? Всё ещё лежит со своим гриппом? – Лежит! Холден, он себя ведёт как натуральный… – я даже не знаю, кто… Он в своей комнате, дорогой. Сходи к нему.