Изумление ее, когда она вспоминала о том, что только что случилось, усиливалось с каждой новой минутой.
Гермиона вышла из лифта Министерства, прошла через огромный вестибюль к входным дверям и нырнула под промозглый сентябрьский дождь. Погода идеально отражала ее душевное состояние. Грейнджер чувствовала себя так далеко от теплого солнца и мягкого воздуха Прованса. Закутавшись в свою мантию, она поспешила в местную закусочную, где купила готовый ужин, потом направилась к месту аппарации и домой. Открыв дверь, Гермиона крикнула приветствие, но ответа не последовало — Гарри и Джинни, должно быть, где-то гуляли. Хорошо, пора бы уже хоть кому-то из них перестать хандрить и слоняться без дела по квартире. Сбросив каблуки, она протопала на кухню и положила на стол свою рабочую сумку, затем перешла в гостиную, намереваясь устроиться на диване у окна и поесть прямо из бумажного контейнера. Ну, «поесть» — понятие относительное. В последнее время она просто вяло ковырялась в еде. Три недели... Три недели прошло с тех пор, как она вернулась в Лондон. С тех пор, как видела его. Грейнджер могла процитировать по памяти строчки из его письма, пробегая пальцами по зачитанным до дыр листам бумаги. Но новых слов не появлялось. Ни одного. И она тоже не давала о себе знать. Какое-то сочетание неуверенности и страха сдерживало ее. К тому же она понятия не имела, где он. В поздравительной открытке от Астории упоминалось, что Драко в Америке, но не уточнялось, где именно. Почему-то казалось уместным, что они даже не находились на одном континенте. Гермиона вздохнула в тишине. Большую часть времени она старалась не поддаваться своим чувствам, но тоска и грусть обрушивались на нее всей тяжестью, стоило только остаться наедине с собой. Последние три недели были совершенно ужасными. Помимо самого печального в мире празднования дня рождения (Гермиона правда пыталась выразить восторг по поводу торта от Джинни, но у нее так плохо это получилось, что они распивали джин уже в три часа дня), хотя бы работа могла порадовать — ее презентация удалась на отлично, так что законопроект быстро проходил процедуру утверждения. По ее расчетам, к концу года он будет в кодексе. А дневники из Экса вызвали именно тот ажиотаж, который она и предполагала: все ключевые игроки в этой области жаждали ознакомиться с находкой. И Грейнджер заставляла себя выходить из дома и делать хоть что-нибудь. Утренние пробежки вдоль Темзы; кинофестиваль с коллегами; концерт живой музыки, куда она затащила Гарри. Но ему не понравилась группа, и фильмы были странными и непонятными, и во время одной из пробежек ноги каким-то образом привели ее в Грин-парк, под сень «их» дерева. Гермиона простояла там минут пять, и слезы безостановочно катились по ее щекам, пока она не нашла в себе силы развернуться и убежать оттуда. Так что да, ее душевное состояние оставляло желать лучшего. Она пыталась поговорить с Джинни и показывала ей некоторые части письма, но та все еще очень злилась. — Он совсем не понимает, какое влияние оказал на Тео и на проект, — сквозь зубы процедила Уизли. — И вся эта история с Жонни какая-то слишком подозрительная. Гермиона открыла рот, чтобы защитить его, но потом вспомнила, что поначалу у нее самой была такая же реакция. — Хотя, — продолжила Джинни, смягчившись, — то, что ты рассказала мне о Уикхэме, похоже на правду, так что я не знаю. Я бы и хотела побыть для тебя жилеткой, в которую можно пореветь и высказаться, но не думаю, что смогу оставаться беспристрастной, — она сочувственно сжала руку подруги. Гермиона, конечно, никому не показывала часть письма об Астории, но рассказала Джинни и Гарри что могла о финансовых проделках Уикхэма. Она волновалась, потому что Рон проводил так много времени с Джеком, углубляясь в их совместный проект по недвижимости в Испании. Он только об этом и трещал во время всех воскресных обедов в Норе. Они с Гарри и Джинни обсуждали, нужно ли что-то сказать ему, но пришли к выводу, что Рон может плохо это воспринять и даже перестать им доверять. И, как мрачно заметил Гарри, у Рона все равно не было достаточно денег для Уикхэма, чтобы втянуть Уизли в неприятности. Поэтому друзья в конечном итоге решили просто подождать и внимательно понаблюдать за ситуацией, стараясь при этом полностью исключить Джека из своих жизней. Однако волшебный Лондон довольно маленький, поэтому время от времени они неизбежно натыкались на проходимца. Гермиона старалась сводить общение к минимуму и не давать никаких надежд, пока Уикхэм не набрался наглости испытать свое очарование и пригласил ее на обед. Она категорически отказалась, невероятно разозлившись от такой дерзости. Он удивленно отступил и вежливо, но холодно попрощался с ней. В последующих встречах вел себя грубо и хамовато. Кажется, Уикхэм понял, что она настроена против него, и Грейнджер невольно задавалась вопросом, со сколькими людьми у него уже был подобный опыт. Гермиона стряхнула мысли о Джеке Уикхэме и выбросила наполовину полный контейнер с едой в мусорное ведро, а потом рухнула на свою кровать, совсем не предвкушая еще одну ночь беспокойного сна. С тех пор, как она вернулась из Франции, ей не удавалось получить свои полноценные восемь часов непрерывного сна. Она лежала без движения, невольно вспоминая другие, более сладкие ночи. Слеза скатилась на подушку, и Гермиона смахнула ее. Черт. Она была рада, что Гарри и Джинни нет дома, но оставаться одной в данный момент не сулило ничего хорошего. А раньше ей так нравилось проводить время в одиночестве… Она забралась под одеяло, раздраженная собой. Коллега пригласила ее на книжную презентацию, и Гермиона уже решила, что пойдет. Возможно, ее ждет очередная неудачная попытка отвлечься, но она точно не выдержит еще одного такого вечера. Она погасила лампу и выдохнула в темноту.~oOo~
Книжный магазин был освещен мягким светом свечей и масляных ламп. Гермиона глубоко вдохнула запах пергамента и расплавленного воска и почувствовала легкую вспышку радости в сердце. Она была на самом деле счастлива, что пришла на презентацию, даже после того, как ее подруга из «Волшебных артефактов» отказалась, заявив, что слишком устала после бессонной ночи со своим маленьким ребенком. Пробравшись через ряды изящных стульев, Гермиона нашла свободное место впереди, где никому и никогда не хотелось садиться, и со вздохом плюхнулась. Она открыла свой экземпляр книги, которую представляли тем вечером, и скользнула взглядом по стихам и эссе. Автор — молодая ведьма, очень умная и веселая писательца, умеющая обращаться с рифмой. Гермионе не терпелось услышать, как та озвучит свою работу. Она огляделась и, заметив, что аудитория состояла почти полностью из женщин, тихонько фыркнула про себя — ей следовало притащить с собой Гарри. Но в то же время она не хотела бы, чтобы его присутствие отвлекало от автора. Вот в чем опасность иметь всемирно известного лучшего друга. Конечно, Гермионе тоже сложно было сохранить анонимность. Она заметила перешептывания и многозначительные взгляды, которые ей посылали, и два сиденья рядом с ней оставались пустыми, даже когда остальная часть магазина заполнилась слушателями. Грейнджер не возражала и вскоре увлеклась перечитыванием одного из сочинений. И это так ее захватило, что она слегка вздрогнула от удивления, когда услышала, что кто-то присел рядом. До Гермионы донесся знакомый нежный аромат, она подняла глаза и встретилась с голубым взглядом Дафны Гринграсс. — Гермиона! — Дафна! Она обняла Дафну и заметила, что та не одна. Комнату как будто качнуло, когда Гермиона увидела, что на соседнем стуле сидела Жонкиль (нет, Жонни) и смотрела на нее с робкой улыбкой. О Господи!. Гермиона знала, что на ее лице наверняка отразилось потрясенное удивление (возможно, с примесью ужаса?), так что она быстро взяла себя в руки, маскируя свое волнение за потоком вопросов к Дафне о том, как та поживает и чем занималась с тех пор, как они виделись в последний раз. Даф ответила со своим характерным спокойствием и повернулась влево. Время словно замедлилось, когда она представила Гермионе: — Моя дорогая подруга, Жонкиль Эйвери. Красивая темноволосая ведьма — да, вблизи она выглядела еще более изысканной — тепло улыбнулась и протянула ладонь. — Жонни. Очень рада познакомиться. Гермиона наблюдала, как ее собственная рука протянулась и пожала руку другой женщины, и слышала, как ее собственный голос бормотал вежливые слова. Ее мозг перешел в свободное падение, но она пыталась вести себя непринужденно и, заметив копию книги автора на коленях у Жонни, спросила, что они думают о писательнице. Несколько милостивых минут Гермионе не нужно было говорить, пока Дафна и Жонни нахваливали сборник, но вскоре тема исчерпала себя, и Гермиона в отчаянии подумала, не пора ли уже начинать чтение. Взглянула на часы. Еще пять минут. — Да, этот стих на пятьдесят четвертой странице... вот почему я сегодня затащила сюда Жонни, — закончила Дафна, нежно улыбаясь подруге. Гермиона кивнула, отметив, что Жонни слегка скривилась от этого заявления. Она взглянула на Гермиону, и ее щеки залились слабым румянцем. — У меня, можно сказать, не самые лучшие времена сейчас. Плохое расставание, — призналась Жонкиль, кратко кивнув. Конечно, Гермиона помнила каждое слово из письма Драко, но не подала виду. Вот только страдание в глазах Жонни тронуло ее сердце. Перед ней сидела женщина, изнывающая от той же боли. — Мне так жаль, — сказала она искренне. Глаза Жонни заблестели, когда она снова кивнула. Вдруг в зале потускнел свет, и под бурные аплодисменты на сцену вышла автор книги. Гермиона откинулась на спинку стула, чтобы слушать, хотя не могла удержаться от мыслей о девушке через два сиденья от нее. Та не была похожа на человека, который недавно трахал своего «друга с привилегиями». Нет, она выглядела как женщина с разбитым сердцем. Гермионе это чувство было слишком хорошо знакомо. Автор читала около тридцати минут, и ее ироничные слова о любви, и юморе, и утрате попали прямо в душу. Гермиона тяжело дышала, ее пульс бился учащенно. Когда она подумала, что ей, возможно, придется встать и уйти, в помещении зажегся свет, и был объявлен небольшой перерыв. Она взглянула на Даф и Жонни, но последняя быстро извинилась и вышла, ее лицо снова отражало все то, что чувствовала Гермиона. Ведьмы тут и там собирались в тесные кучки, потягивая вино и оживленно болтая. Гермиона поговорила с Дафной несколько минут, но потом Даф заметила какую-то свою подругу на другом конце комнаты и помахала ей, сказав Грейнджер, что просто подойдет поздороваться. — Пойдем, я познакомлю тебя, — предложила она, потянув Гермиону за руку, но та не могла даже представить себе попытку завязать светскую беседу в тот момент. — Знаешь, я думаю, не стоит — пробормотала она. Дафна остановилась и обернулась, испытующе глядя на нее. — Я в порядке, просто почитаю тут, — Гермиона попыталась по-настоящему улыбнуться. — Хорошо, — мягко сказала Дафна, сжав ладонь Грейнджер перед тем, как уйти. Гермиона снова откинулась на спинку стула. Именно такие ситуации заставляли ее чувствовать себя чужой в своей собственной жизни. Счастливые люди болтали на счастливые темы, в то время как она только все больше погружалась в грусть. Ей вдруг стало нечем дышать. Она встала, хотелось поскорее выбраться из душной комнаты. Выйти в прохладную ночь было все равно что вынырнуть из глубокой воды на поверхность. Гермиона прислонилась к стене магазина, глубоко вдыхая свежий воздух. — Эй, — раздался мягкий голос из темноты. Жонни. Стояла там, также прислонившись к стене, струйка сигаретного дыма вилась между ее пальцами. Мерлин! — Э-э, привет, — Гермиона слышала собственный голос словно со стороны. — Прошу прощения, что так сбежала. Я чувствую себя такой слабачкой, — произнесла Жонни, улыбаясь, но с дрожью в голосе. Сочувствие Гермионы возобладало. — Нет-нет, все в порядке. Мне тоже нужно было выбраться оттуда. Тот последний стих? Уфф... Если ты когда-нибудь совершала глупую ошибку в любви… — у нее вырвался невеселый смех. — Да уж. Жонни тоже болезненно рассмеялась. — Да уж. Гермиона придвинулась ближе. — Эй, можно мне одну? — Конечно! — Жонни порылась в сумке и протянула серебряный портсигар и зажигалку. — Маггловская зажигалка? — улыбнулась Гермиона. — Мне нравится звук, который она издает, — в уголках темных глаз проступили морщинки, и Гермиона почувствовала укол в сердце — она была такой красивой. И казалась очень милой. Некоторое время они курили в тишине, потом Жонни снова заговорила. — Если честно, у меня такое ощущение, что мы с тобой уже хорошо знакомы. Она взглянула на удивленную Гермиону. — Драко, — сказала Жонни с улыбкой. — Мой старый добрый друг. В последний раз, когда мы виделись, он упомянул, что вы встречаетесь. И много о тебе говорил. Много для Драко, — ее улыбка стала шире. Гермиона чуть не уронила сигарету. — О? — Да, у меня сложилось впечатление, что все очень серьезно, — Жонни приподняла брови. — Ты, должно быть, скучаешь по нему, пока он в Америке. Гермиона не была уверена, что выдержит этот разговор. — Э-эм, — она потерла переносицу, — мы вроде как расстались... — О нет, мне так жаль это слышать! — Жонни нахмурилась. — Он что-то натворил? Иногда я просто не знаю, что с ним делать. — Нет, боюсь, это я… — Гермиона замолчала, чувствуя дрожь в голосе, но взяла себя в руки. — Я пытаюсь двигаться дальше. Пока по большей части получатся дерьмово, — горько усмехнулась она. Жонни медленно кивнула. — Знакомое чувство. Я ушла от своего бывшего месяц назад — после четырех лет абсолютно отвратительного ко мне отношения. И долбаное чтение стихов чуть не довело меня до истерики. Она посмотрела вниз и выглядела такой несчастной, что Гермиона шагнула вперед и коснулась ее руки. Жонни подняла голову и глубоко вздохнула. — В любом случае мне очень жаль, что вы с Дра… В этот момент дверь магазина открылась, а через мгновение из нее появилась голова Дафны. — Вот вы где! Готовы вернуться? Она собирается продолжить! — она поманила их рукой, и они поспешили внутрь. Они пробрались сквозь толпу обратно на свои места, и свет снова погас. Гермиона перевела взгляд на сцену, но ее мысли были далеко от происходящего. Вообще-то, она была в растерянности. Посмотрела на Жонни, которая благодарно улыбнулась ей в темноте. Это просто не может быть притворство. Но что, черт возьми, это значило? Что она и тут ошиблась? Гермиона почувствовала, как что-то покидает ее, а что-то еще больше захлестывает, сбивая с толку, — смесь облегчения, раскаяния и стыда?... Если он говорил правду о Жонкиль. И о Джеке… С чувством вины пришла и боль. Накрыла безжалостной волной, и Гермиона не могла думать ни о чем другом до конца презентации. Подскочив с места, как только снова зажегся свет, она быстро попрощалась с Дафной и Жонни и аппарировала домой, где влетела прямиком в свою спальню, упала на кровать и зарыдала. ─────────── Стих на пятьдесят четвертой странице: Элизабет Бишоп Одно искусство Потерь искусством овладеть не сложно; вещей так много можно потерять, что их потеря смерти не подобна. Теряй во всякий день, прими как должно, что время потерял, что ключ не отыскать. Потерь искусством овладеть не сложно. Теряй быстрей и больше что угодно: места, где был и где мечтал бы побывать, потери эти смерти не подобны Я маминых часов лишилась хладнокровно и два из трёх домов успела потерять. Потерь искусством овладеть не сложно. Я потеряла города, корону, реку и континент, - всего не сосчитать. Их жаль, но это смерти не подобно. Тебя теряя (голос твой и жест свободный, что так люблю), я здесь не буду врать. - Потерь искусством овладеть не сложно, но это... (Нет, пиши!), но это смерти может быть подобно. Перевод: Аркавин Сергей 21.08.2018 One Art BY ELIZABETH BISHOP The art of losing isn't hard to master; so many things seem filled with the intent to be lost that their loss is no disaster. Lose something every day. Accept the fluster of lost door keys, the hour badly spent. The art of losing isn't hard to master. Then practice losing farther, losing faster: places, and names, and where it was you meant to travel. None of these will bring disaster. I lost my mother's watch. And look! my last, or next-to-last, of three loved houses went. The art of losing isn't hard to master. I lost two cities, lovely ones. And, vaster, some realms I owned, two rivers, a continent. I miss them, but it wasn't a disaster. Even losing you (the joking voice, a gesture I love) I shan't have lied. It's evident the art of losing's not too hard to master though it may look like (Write it!) like disaster.