Эскель как раз заканчивал регулировать гравитационный балансир на пассажирском аэробусе, когда в дверь ангара автомеханической станции неторопливо заплыл Колокольчик — его верный дройд-эвакуатор, доставив на своих магнитных
рогах старый гравицикл «PLOT» версии «VA». Редкая модель, почти раритетная в нынешние времена. Настолько редкая, что позволяла надеяться… что Геральт вернулся в город.
Только титаническим усилием воли Эскель заставил себя не отвлекаться и доделал текущий заказ. Хозяин аэробуса заплатил дополнительную комиссию за исправление неполадок в кратчайшие сроки, а ведьмак любил порядок на рабочем месте и ценил репутацию лучшего автомеханика в районе. И это сейчас, когда большая часть станций обслуживания техники ради экономии перешли на полную автоматизацию труда. На самом деле, у него тоже значительную долю поручений выполняли дройды, но он дополнительно перепроверял их работу, а самые сложные случаи оставлял себе — это гарантировало почти идеальное качество, которое многие клиенты ценили превыше всего, а поэтому не скупились на оплату, позволяя его бизнесу выживать.
Но вот… прошло пятнадцать очень долгих минут. Капризный аэробус наконец взлетел и ровно завис в воздухе, не покачиваясь из стороны в сторону, словно пьяница, и не падая вниз. Эскель, полностью довольный собой, еще несколько раз включал и выключал двигатель, прежде чем отправить сообщение о готовности ожидающему заказчику, а потом развернулся к гидроциклу.
«Ага, замена индуктивной катушки».
Ремонт был предоплачен с анонимного счета и шел с пометкой «Срочно». Контактных данных заказчик, увы, не оставил. В комментариях имелась приписка: «Доставить по готовности к клубу «Хамелеон».
«Хамелеон?» — от удивления Эскель даже споткнулся, запнувшись о дройд-уборщик, который обиженно запищал, злобно замигал красными огоньками и замахал щетками, оказавшись
на спине.
— Прости, приятель, — перевернув
черепашку обратно, он поспешил к гравициклу, прихрамывая на одну ногу. Буква «I» на боку оказалась знакомо истерта. — Геральт, сукин сын! — Эскель широко улыбнулся, радостно хлопнув Плотву по боку. Где-то в груди неожиданно потеплело, словно развязался тугой узел. — Опять проебал техосмотр, придурок… Неужели, ты приехал ко мне?
Иначе объяснить странное совпадение не получалось. Геральт, видимо, искал его в кабаре. Быть может, как-то узнал, что когда-то он являлся там частым гостем. Эскель до безумия хотел, но не позволял себе надеяться, что они еще сумеют встретиться до пика Сопряжения. Слишком много воды утекло с тех пор, как они были близки…
Геральтом он дорожил в первую очередь, как первым в своей жизни другом, близким человеком, а уже потом как любовником. Вместе они разделили непередаваемые тяготы трансформации, сложности обучения и прочие заботы юности, а уже после, повзрослев, с огромным удовольствием коротали вдвоем зимы, согреваясь совместными посиделками перед стареньким визором с выпивкой, иногда ремонтом бункера, починкой и переделкой местных дройдов, а еще тренировками, но не только лишь на полигоне. Весной же без сожалений прощались и проводили остаток года вдали друг от друга, с головой погрузившись в привычную рутину, и не отказывая себе в удовольствиях в компании других. Эскель не ревновал Геральта, и сам никогда не чувствовал ни намека на затаенную обиду в ответ. Хоть они и являлись больше, чем простыми друзьями, но в первую очередь считали друг друга названными братьями. Ни один из них ни за что не отказался бы от другого, что бы ни случилось — так Эскель искренне полагал до тех пор, пока они вдруг не потерялись.
Геральт внезапно перестал отвечать, а Эскель решил дать ему столько свободы и воздуха, сколько тому требовалось, хотя сам в тот миг отчаянно нуждался в компании и поддержке близкого. Ведь после смерти Весемира все будто пошло наперекосяк — Каэр Морхен больше не был их домом. Ламберт свалил зимовать в целый (теплый и уютный) бункер к Котам, а Койон просто нанялся к военным, больше не желая горбатиться почти за спасибо, угождая частникам.
А Эскель… он впервые остался один в пустом ледяном подземелье на целую зиму.
Но раньше, разбегаясь в разные точки Континента, они с Геральтом никогда не переставали поддерживать связь: несколько раз в месяц обменивались короткими сообщениями или записями с личных визоров, если было чем похвастаться, что показать или обсудить, а иногда просто устраивали себе совместные выходные — пили и играли по сети в черепашек-ниндзя за одну команду против своих же. Он был Донателло, Геральт — Леонардо. Вдвоем они с переменным успехом пытались уделать Ламберта-Рафаэля на пару с Айденом-Шреддером или Койона-Микеланджело с Весемиром-Сплинтером, когда старик еще был жив. (Сэнсэй умудрялся давать жару даже в одиночку).
Примерно в таком ритме и проходил остаток года, а потом вновь наступала пора аномального мороза и Геральт, прихватив термоспальник и пару бутылок чего нашлось, в один из первых дней после возвращения в бункер обязательно заваливался к Эскелю в комнату, а в итоге переезжал туда до следующего потепления.
Секс оставался тем, что их крепко связывало и был отменным, ведь они не сдерживались, боясь навредить, отлично зная границы и пределы возможностей друг друга. Но с высоты прожитых лет Эскель считал это далеко не единственным, сумевшим так долго удерживать их вместе. Еще их связь поддерживало отличное взаимопонимание и доверие, которые почти сами собой установились между ними еще в молодости, а потом успешно продлились долгие долгие годы. И до того, как однажды идеально работающая система сломалась, их чувства вполне справедливо можно было назвать любовью, хоть они с Геральтом никогда о них не говорили.
Увы, в этом и крылась основная проблема. Эскель, хоть и отчетливо понимал, что они оба накосячили, но винил в первую очередь себя, ведь первый промолчал — не попросил любимого остаться, когда так в нем нуждался. Но осознать и исправить — не одно и тоже. Геральт пропал
с радаров, а точнее сам пожелал пропасть. Лишь случайно Эскель узнал от Ламберта, что тот серьезно болел, но теперь здоров. И судя по всему больше не стремился его увидеть до сегодняшнего дня…
Минуло больше пяти лет с момента, невольно разлучившего их, а Эскель не переставал каждый день думать, вспоминать и корить себя, что упустил шанс и даже не попытался наладить отношения. Со своей стороны он уже давно признал, что любил и любит по-прежнему… Хоть и немного иной любовью, чем той которая связывает его с Лютиком.
С Юлианом, (хотя тот почти не использовал свое реальное имя), они съехались и жили вместе вот уже пять лет, и столько же лет любили друг друга. Поначалу Эскель с головой рухнул в безумный водопад по имени «Лютик» — это походило на сумасшествие, болезнь или бег вслепую по лабиринту. Словно свет от сварки и расплавленный металл в груди. Обжигающий и одновременно тяжелый. Слишком ярко, сложно и порой болезненно. Говорят, людям свойственна ностальгия, но Эскель, хоть и искренне ценил глубину и насыщенность эмоций, но не хотел бы переживать те первые дни вновь.
Громкий, любвеобильный и впечатлительный Лютик много болтал, требовал кучу к себе внимания, ненавидел скучать и себе не изменял. А Эскель до жути обожал тишину, спокойствие, порядок и стабильность и слал темным лесом всех, кто желал ему жить весело и интересно. А еще совсем не привык подолгу разговаривать, выражая свои мысли, пожелания и претензии вслух. С Геральтом они часто думали почти одинаково, понимали друг друга с полуслова, ведь прошли один и тот же путь. Лютик же в первое время казался Эскелю прекрасным и непостижимым инопланетным существом, которого обидеть так же легко, как и удивить, поэтому они далеко не сразу сумели наладить идеальное взаимопонимание. Но в итоге обрели его сполна, ведь оба искренне того желали.
В реальности своих чувств к обоим Эскель никогда не сомневался, хотя в инфосети писали, что любовь живет три-четыре года, где-то даже два, а где-то… что ее и вовсе не существует. Но вряд ли инфосеть могла считаться точным источником информации, там имелось много всякой разной фигни. Научно подтвержденная некими неведомыми экспертами правда на любой вкус, цвет, размер кошелька или мозга.
Например, одно время Эскель очень удивлялся популярности друидов-психоастрологов, навязчивая реклама услуг которых буквально преследовала его на каждом шагу, пока он не поставил прицельный антиспам на все, что только можно, включая домофон. Адепты этой странной секты приходили даже на дом, впаривая за большие деньги наивным гражданам, желающим закинуться, простые съедобные грибы вместо галлюциногенов, — опята, грузди, подосиновики и прочие, иногда смесь «даров матушки природы», в зависимости от фазы луны, даты рождения реципиента и анамнеза расклада таро. Причем в богатом многообразии доступных форм: порошки, таблетки, соусы; даже крема, шампуни и мази, которые предлагалось втирать в интимные места. Классический развод для упоротых извращенцев, хотя, судя по отзывам, вштыривало весьма многих. А потом эти неодруиды радостно вставали на путь просветления и начинали уже сами распространять «грибную» истину, закупаясь якобы со скидкой у своего источника. Постепенно образовывалась своеобразная финансовая грибница. А вырученные деньги, разумеется, в основном концентрировались в шляпке у самого первого архидруида. Возможно, он обдолбался-таки по-настоящему, когда придумал эту схему…
Мысленно предаваясь воспоминаниям о Геральте, Эскель тем временем уже заканчивал с Плотвой, осталось лишь перепроверить. Ремонт немного затянулся — поплывшую катушку пришлось утомительно вываривать. Видать, температурные нормы датчиков перегрева Геральт тоже подрихтовал, чтобы увеличить предельную скорость полета, иначе бы столь досадного инцидента не произошло.
«Ох, придурок…» — качая головой, как раз думал про себя Эскель, когда медальон-волк, надежно спрятанный под футболкой, начал сильно пульсировать. Сперва тихо, а затем все сильнее и сильнее. Отреагировав на всплеск магии, резко взвыла и чуткая сигналка, заполнив мастерскую противным визжанием и мерцанием красных лучей. Эскель нервно покрутил головой по сторонам, пытаясь понять откуда придет «беда», и увидел, как стена ангара буквально на его глазах растеклась вереницей голубых магических всполохов, которые постепенно образовали светящийся
пруд. Магический разлом завис в вертикальном положении. По нему мелкой рябью то и дело пробегали волны энергии, создавая впечатление будто смотришь на водоем с высоты.
Эскель за толику секунды поднялся и, вырубив надоедливую сигналку, снял со стенда за своей спиной единственное имеющееся поблизости оружие — простой пневмобластер гражданского образца. Пара родных тяжелых так и осталась лежать дома.
«Ты тоже наивный придурок, — вынес себе вердикт Эскель, с досадой поморщивщись. — Тебя с Геральтом один и тот же чародей лепил. На что ты рассчитывал?»
Он давно знал о грядущем Сопряжении Сфер, но планировал, что еще недельку-то мир проживет в относительном спокойствии. Хрен там плавал…
Словно в подтверждении его грустных мыслей гладь магического водоема озарилась краткой вспышкой сияния и из нее что-то вывалилось, с легким шлепком приземлившись на пол, а затем громко, раскатисто квакнуло.
Лягушка! А точнее жаба, судя по цвету. Эскель внимательно разглядывал существо издалека и рычаг пневмобластера не опускал. Мало ли. Вдруг это вовсе не лягуха, а нех какой, который лишь ей притворяется. В N-граде на животных можно было поглазеть теперь разве что в реалистичной проекции гало-визора в зоомузее. Да и тот в прошлом году закрыли — слишком мало посетителей. А вот агрессивные пришельцы, напротив, еще остались, плодились и множились, невзирая не испоганенную экологию. Второе Сопряжение Сфер пару веков назад занесло в их несчастный мир новую порцию иномирной заразы всех сортов, поэтому Эскель не торопился с выводами.
Жабка тем временем очухалась и начала прыгать по направлению к двери. Ей наперерез тут же выдвинулась
черепашка-уборщик, воинственно вскинув руки-щетки, желая, по-видимому, запылесосить неведомое нечто, нагло нарушающее священную чистоту пола.
— Так, с-с-стоять!
Эскель нажал кнопку на пульте управления — дверь ангара начала закрываться, — а потом отключил трудолюбивого дройда, чтобы не произошло непоправимое. Жабка, лишившись возможности удрать, сменила курс и большими прыжками уматывала к стеллажам, явно планируя спрятаться под ними, но не успела — Эскель стремительно накрыл ее своей любимой кружкой, предварительно выплеснув остывший чай. Темно-коричневая пришелица отчаянно прыгала и билась внутри, но ничего больше поделать не могла. К счастью…
«Обычная жаба, — сделал вывод Эскель, рассматривая удивительное создание через полупрозрачное стекло. — Но целовать я тебя не буду, что бы это проверить. Уж прости».
Поискав в мастерской металлическую пластинку, он подсунул ее под кружку, взяв путешественницу в плен, а затем донес до магического
водоема и выбросил обратно. Успел вовремя. Буквально через десять секунд разлом начал уменьшаться и постепенно глазам Эскеля открылся красочный вид на улицу — стена в местах соприкосновения с аномалией начисто испарилась. Теперь в ангар можно было зайти уже двумя путями.
— Блять.
***
Тем временем по другую сторону разлома
«Да как так!» — Невилл третий раз перечитывал строчку в учебнике по зельеварению, которой раньше не было. Но ведь не было же! Ее просто не было! Не мог же он дважды пропустить пункт про то, что нужно добавить перетертую абиссинскую смоковницу?!
Выразительный взгляд профессора Северуса Снейпа, брошенный на бурлящее варево в его котле, ярко говорил «мог», «мог и пропустил», «опять».
«Мерлиновы фрикадельки! Это ж надо!..» — Невилл чуть не расплакался, но покрепче сжал зубы, ведь клятвенно обещал себе и бабушке мыслить позитивно и учиться на собственных ошибках, поэтому решил, что раз профессор молчит, то шанс исправить испорченное зелье еще остался.
Увы, мыслить позитивно, находясь в темном, мрачном и душном подземелье один на один с самым жутким человеком в его жизни, оказалось непросто. От пронзительного, сурового и осуждающего взгляда злых глаз и сомкнутых в тонкую линию губ, руки Невилла затряслись еще сильнее, чем прежде. Предательская смоковница никак не находилась, а потом никак не хотела очищаться и перетираться. Невилл еще раз перечитал пропущенную строчку из учебника. Желудок от боязни вновь ошибиться скрутило, отчего он громко икнул и одновременно порезался, случайно уронив разделочную доску, но успел проявить чудеса ловкости и отличную реакцию — на лету подхватил перетертую кашицу пораженной рукой и тут же шмякнул недостающий ингредиент в котел, чувствуя себя не меньше, чем крутым ловцом, в последнюю секунду поймавшим снитч и приведшим команду к победе, невзирая на травму. Молодцом, в общем, ведь не дал гадкой смоковнице пропасть даром, запоров его труд. С пола ингредиенты подбирать запрещалось под страхом мучительной смерти. Проверять на себе истинность угрозы Невилл никогда не решался.
Увы, радость не продлилась долго — Северус Снейп продолжал страшно смотреть и не менее страшно молчать. Невилл тяжко сглотнул и еще разок помешал зелье. Раза три. Чтобы смоковница наверняка
усвоилась.
Мрачный взгляд черных глаз профессора отчего-то потемнел еще сильнее. Невилл вздрогнул и случайно утопил палочку в котле, с искренним ужасом понимая, что помешал по часовой стрелке, а не наоборот. А это ведь было крайне важно. Крайне важно!
— Хватит, Лонгботтом, — тихо прошипел Снейп, мрачной тенью неизбежной кары взлетая из-за стола. — Ваше время вышло. На этот раз, как я ранее и обещал, мы проверим действие сваренного вами снадобья на подопытном.
Невилл задрожал еще пуще прежнего и приглушенно икнул, схватившись за карман мантии, на дне которого сидела его любимая ручная жаба — Трэвор.
— Вашу жабу, — Северус Снейп требовательно протянул руку. Невилл дрожащими пальцами вытащил Трэвора на свет, но потом понял, что лучше сам выпьет клятое зелье, чем даст этому… этому… отравить беднягу Трэвора. Снадобье-то явно не вышло, хотя он и старался. Но это же нечестно! Это несправедливо! Так нельзя!
— Жабу, Лонгботтом, — Снейп шагнул еще ближе, угрожающе нависнув над ним своим крючковатым носом. — Не. Испытывайте. Мое. Терпение.
Нет-нет-нет!
Невилл крепче прижал Трэвора к себе и резко отшатнулся, напоровшись спиной на стол, отчего громко зазвенели склянки, а котел опасно накренился, завалился на бок, покатился и упал, с громким грохотом ударившись о камни.
— Ой…
Трэвор одним большим прыжком вырвался из ослабевших пальцев и раскатисто квакнул. Снадобье дымящимся пятном расползалось по полу. Но Лонгботтом не успел обрадоваться отмене экзекуции — Снейп неуловимым движением палочки поднял котел, в котором, увы, остался чуток варева. На один жабий глоток.
— Не-е-ет! — отчаянно завопил Нэвилл, заметив, что Снейп уже вскинул палочку, желая призвать удирающего куда-подальше Трэвора. В этот миг поверхность пола, испачканная пролитым зельем, словно пошла мелкой рябью и плавно разошлась по швам. Темный кабинет озарился ослепительно-ярким голубоватым сиянием. Снейп отшатнулся от магического провала, а Трэвор наоборот — смело прыгнул внутрь и исчез в мутных всполохах таинственного света.
— Трэвор! О, нет… Трэвор…
— Что вы опять наделали, Лонгботтом?!
— Это не я! Клянусь, сэр, это не я!
Северус Снейп осторожно прошелся по кабинету, озадаченно осматривая магический разлом, а затем молча сделал несколько пассов волшебной палочкой. Нахмурился и вновь взмахнул рукой, прошептав длинное заклинание, после которого побледнел до состояния отбеленной простыни.
— Вы, Лонгботтом, настолько бездарны, что только что прожгли своим отвратительным варевом дыру в мироздании! Как вы это объясните?!
— Северус. — В кабинете внезапно материализовался Дамблдор, недобро блеснув острым взглядом из-под полукружий очков. — Мистер Лонгботтом тут вовсе не причем. Почему вы сразу же не сообщили об инциденте мне?
Но не успел Снейп произнести и слова, как подземелье озарил всплеск света, заставив три пары глаз на миг зажмуриться, а в следующий миг Невилл радостно завопил:
— Трэвор! Ты вернулся!
***
— Блять! — в очередной раз выругался Эскель, когда выслушал орущего Золтана и расшифровал в потоке матов главный посыл — в Хамелеоне тоже раскрылась аномалия и оттуда вылезло нечто похуже лягушки. Молясь про себя, чтобы ничего не случилось с Лютиком, Эскель вмиг вскочил на Плотву, и на всей скорости пронесся прямо через дыру в стене…
