Дядя Вернон

Когда страсти маленько улеглись, Гарри вернулся в свою комнату снимать с себя разошедшуюся по швам одежду и рассматривать себя в зеркале — надо же узнать свое истинное лицо? Ну что сказать, лицо осталось прежним, только черты чуточку увеличились, ибо сам он резко вырос до размеров Дадли. И глаза поменяли цвет, стали голубыми, настоящими, от папы и мамы. Развеселившись, Гарри скорчил рожу себе и немного подурачился, изображая всякие позы помешанных на себе бодибилдеров, пуча мышцы и играя кубиками пресса. После одной особенно заковыристой стойки и зверской морды а-ля Терминатор Гарри совсем расшалился и захохотал, счастливый донельзя. Сейчас он всем всё простил, не надолго, не бойтесь, с Дамблдором он ещё поквитается, тем более, что понял теперь, почему его не убили, а отпустили живым, просто выпнув из маг-мира. Чтобы не убить того Поттера, жившего в Америке, вот почему. И его странное бессмертие тоже теперь объяснилось — на троллей не действует Авада Кедавра. Троллья шкура сродни великаньей и по функциональности почти ничем не уступает драконьей броне… Неплохой, в общем-то, план — выставить против сумасшедшего Лорда практически неуязвимое магическое существо, в данном случае тролля-подменыша. А то матери никогда не прикрывали собой своих детей, ага. Но в том-то и дело, что Лили не закрывала его собой, она просто удрала, прихватив с собой оригинал, настоящего Гарри Дурсля, и оставив вместо себя голема из песка, которого Лорд и завалил, думая, что убивает настырную мамашку. Отсюда, как сволочной прыщ, вылезал такой же настойчивый вопрос — а почему его не вернули Дурслям как украденного родного сына, а подкинули какого-то мифического племянника по имени Гарри Поттер? На них, увы, ответить могут только Лили Поттер и Дамблдор. Правда, на краю сознания зудливо царапалась некая мыслишка… Подумав, Гарри прислушался к ней и понял, что она подбрасывает ему воспоминание из той же книги «Плюсы и минусы чернокнижья» о том, что девушка, ступившая на стезю ведьмы, как правило, награждается кучей женских болячек, предрасположенностью к ранней старости и бесплодием, короче говоря: ведьма не может иметь детей. Взамен она получает сомнительную вечную молодость, власть над мужчинами и некоторое умение в ворожбе. То есть может начинать пугать народ всякими ведьмовскими штучками: парней сушить, коров губить, так, чтоб у них молоко пропадало… Чуму-холеру насылать на людские поселения. Наверное, этим и объясняется малоплодие среди волшебников? Поня-а-атно теперь, почему маги так редко женятся на магглокровных ведьмах — они обычно бесплодны. Ведь это женщина, ступившая на порочный путь колдовства. Что ж, святые отцы-инквизиторы знали, почем фунт лиха, и потому с таким упорством сжигали ведьм на кострах. Гарри потряс головой, так, стоп, а Гермиона что, тоже опорочена? Но тут ему вспомнилась давным-давно произнесенная фраза мамы: — Знали ли мы? Да, конечно, знали! Как мы могли не знать, когда мы знали, кем была моя чертова сестрица! О, она в свое время тоже получила такое письмо и исчезла, уехала в эту школу и каждое лето на каникулы приезжала домой, и её карманы были полны лягушачьей икры, а сама она все время превращала чайные чашки в крыс. Я была единственной, кто знал ей цену, — она была чудовищем, настоящим чудовищем! Но не для наших родителей, они-то с ней сюсюкались — Лили то, Лили это! Они гордились, что в их семье есть своя ведьма! Ну… Гермиона, насколько он знает, такими вещами не балуется: родителей своих не пугает, не обижает, соседей не трогает, коров не портит… Значит, что? Гарри задумчиво посмотрел в потолок — получается, бог есть? И он защищает простых смертных от происков дурных колдунов и ведьм, при этом закрывая глаза на добрых волшебников, знахарей, ведуний, волшебниц, ясновидящих и предсказателей? На всякий случай Гарри перекрестился и крепко зажмурился. Но ничего страшного не произошло — земля не разверзлась, и молнией не поразило. Вместо этого явилось другое знамение — короткий стук в дверь. Гарри подхватил с пола полотенце и поспешно в него завернулся, прежде чем сказать: — Войдите. Вошел Вернон. Глянув на сына, он прошел к кровати и положил на неё стопку одежды, а сверху пару ботинок. — Вот. Пока Дадлино поноси, потом съездим в магазины и купим тебе, хорошо? — Да, хорошо, — Гарри подошел и взял рубашку. — Спасибо. — Ага, одевайся, я подожду тебя за дверью, — сказал Вернон и вышел, давая Гарри возможность спокойно заняться собой. Отодвинув мысли на потом, Гарри оделся и выскользнул в коридор, притопывая ботинками, чтобы определить — не жмут ли? Не жали, а были, к счастью, немножко великоваты. Отец привел его на кухню, где их ждал горячий и сытный обед. Съев несколько ложек мясного рагу, Гарри нерешительно посмотрел на сидящую вокруг стола родню и тихо спросил: — Как вы думаете, я родился магом или мне её внедрили? Петунья пожала плечами. — Не знаю, Гарри. Малыш, которого сиделка унесла в родильный бокс, не вернулся ко мне живым… Сказали, что умер. Тельце нам отдали потом для похорон, а затем на нас как помутнение рассудка нашло, почему-то никто из нас не потребовал доказательств, что это именно наш ребёнок погиб. — Ну это у них просто, называется «стереть память». Хороший Обливиэйт и привет, ничего не помнишь. Они это очень хорошо умеют — подправлять и корректировать людям память таким образом, что им кажется, что всё было так, как и произошло. Вот, например, Питер Петтигрю убил двенадцать человек, взорвав улицу Бомбардой, а обливиэйторы потом подчистили память свидетелям так, что они все, как один, оказались уверены, что на самом деле взорвался газ. — Убийцу-то хоть наказали? — возмутился Вернон. Гарри вспомнил серебряную руку, задушившую Питера, и кивнул. — Да, его казнили. — И то хлеб… — успокоился Дурсль. Прошло несколько дней. Для Гарри наступила мирная, тихая и размеренная жизнь, полная солнца, лета и покоя, такого же надежного и непоколебимого, как окружающие Зальцбург снежные вершины Альп. Давно для него купили одежду, протаскав по всем магазинам и набив до отказа два шкафа — один в его комнате, а другой внизу, в гардеробе в холле. Отросли волосы, спрятав лопухастые уши, к своему новому, раздавшемуся вширь и ввысь телу Гарри привык быстро. Привык он и к тётушке Мардж, которую раньше шугался по понятным причинам, тётка оказалась нормальной, со своеобразным чувством юмора. Привык и даже привязался к двум бульдогам: престарелому Злыдню и его преемнику, четырехмесячному щенку по кличке Пармезан. А вообще-то бульдогов была целая стая: пять вольеров элитных сук, которые давали отличное потомство. В роли производителя обычно выступал Злыдень, но к сукам иногда привозили на случку других кобелей, победителей на местных собачьих выставках. Так что Гарри вскорости познал все тайны и секреты разведения породистых собачек. Порой ему от этих подробностей хотелось плакать и создать зелье «Разувидин». Кроме своры разлапистых шерстяных крокодилов, на ранчо Марджори Дурсль содержались и лошади, чему Гарри искренне поразился, ему и в голову не приходило, что мадам, подобная Мардж, способна ещё и скакунов разводить. Но оно так и было, под руководством управляющих работников ранчо на рынок в Верону регулярно поступали табунки двухлеток — гунтеров и ганноверов. Итак, текла неспешно мирная спокойная житуха, ошарашивая и встряхивая иногда собачьими родами или лошадиными коликами, и ничто, абсолютно ничто не предвещало никаких бед извне. Тем более из далекой и ставшей почти сном Англии. Однажды вечером, после обильного и вкусного ужина, семейство Дурслей собралось в гостиной оттянуться перед сном кто чем: тётушка Мардж засела в кресле с вязанием на спицах, Вернон с Дадли зарылись в шахматы, с головой уйдя в стратегии и ходы, Петунья села к телевизору, а Гарри бездельничал — любовался мамой, следил за ходом пешек и ферзей, слушал вполуха бормотание телеящика и кормил щенка своими пальцами, которые тот старательно посасывал и покусывал. И в какой-то момент краем уха уловил фразу диктора вечерних новостей: — Сегодня во второй половине дня на Центральном железнодорожном вокзале в Вене была задержана группа подозрительных подростков, лет шестнадцати и старше. На вопросы стража правопорядка отвечать отказались, паспортов при двух из них не обнаружено, только у самой старшей из девушек был изъят паспорт на имя английской подданной Гермионы Грейнджер. Ведутся… Гарри рывком поднял голову, впиваясь взглядом в экран, по которому как раз мелькали кадры задержания двух девушек и парня, в которых он с изумлением признал Невилла, Полумну и Гермиону. Не помня себя от ужаса, Гарри ползком подобрался поближе и чуть ли не носом уткнулся в стеклянную поверхность, в страхе вглядываясь в родные лица друзей. Его странное поведение было замечено Дурслями, а поняв, в чем дело, внимательно дослушали новости о том, что подростков пока переправили в полицейский участок до полного выяснения обстоятельств. Гарри сидел ни жив ни мертв и отчаянно пытался не сойти с ума от страха за недотеп… Ну, Гермиона понятно зачем в Вену приперлась, наверняка с пересадкой до Австралии, но Невилл-то с Полумной за каким лядом в это затесались??? Они же младенцы наивные в мире магглов! — Папа… помоги!.. — взмолился Гарри, круглыми глазищами глядя на Вернона и чувствуя, что точно скончается, если тот откажет. — Лохматую девчонку вроде помню, твоя однокурсница… — прогудел папа. — А остальные — кто? — Тоже мои однокашники, — с облегчением ответил Гарри, вставая с пола. Вернон кивнул и поднялся с кресла. Сборы были оперативными. Дорожная сумка, пара смен белья, документы-паспорта с наличными, и готов турист. Снова жутенькая горная дорога, снова чухает ещё один храбрый паровозик среди великанских круч, ведомый не менее отважным машинистом. На сей раз в сказочную Вену, легендарную столицу Австрии. Прибыв, Вернон и Гарри сели в такси и отправились в полицию. Нашли инспектора и объяснили цель своего визита. Полицейский начальник, не моргнув, выслушал рассказ Вернона, о том, что ребята заблудились, приехав на аттракционы. Переварив сведения, полисмен кашлянул и желчно осведомился, отчего Гарри невольно вздрогнул: — А почему в паспорте мисс Грейнджер нет отметки о прохождении таможенного контроля? Они что, из воздуха возникли? Как джинны из лампы? Гарри вздохнул — начитанный дядька, с шуточками… А друзья его и правда из воздуха появились, как это обычно бывает при перемещении порталом или трансгрессии. И что с ними случилось? С чего они на маггловскую территорию сунулись? Вернон тем временем миротворчески пробасил: — Начальник, вы бы привели их сюда, сынок мой за друзей волнуется. В первый раз из Лиенца в Вену приехали, перепугались, поди… — Ах, из Лие-е-енца… — протянул коп, моментально добрея лицом. — А то смотрю, дикие какие-то, как будто из провинции… — и гаркнул в сторону двери: — Крайзер! Приведи-ка тех потеряшек с вокзала. За дверью согласно хрюкнули, после чего послышался топот удаляющихся ног. Пока ждали, вежливо глазели на стены и друг на друга. Наконец вернулся Крайзер и привел с собой горе-путешественников. Гарри поразился — от Гермионы, казалось, одни глаза остались, огромные и замученные. Невилл выглядел так, словно его под прицелами сотни автоматов вели на расстрел, одна Полумна вела себя как обычно — витала в облаках с нарглами и мозгошмыгами. Вернона Гермиона узнала: облегченно разревевшись, она бросилась ему на шею, жалобно лопоча: — Дядя Вернон, спасите!!! Вернон сгреб глупую девчонку, подержал на своем пузе, а потом попытался отодрать от себя и поставить на пол. Однако Гермиона отдираться не желала и упорно продолжала цепляться за шею и пиджак. Пришлось подойти и похлопать её по спине. — Гермиона, эй! Сюда посмотри… Услышав знакомый голос, Гермиона оглянулась, а увидев не менее родное лицо, соскользнула с пуза дяди Вернона и с плачем повисла на шее Гарри. Тут же рядом очутились и Невилл с Полумной, последняя-таки удосужилась спуститься с небес и оставить морщерогих кизляков. Какое-то время в кабинете полицейского начальника стоял бессвязный хор голосов и рыдания настрадавшейся Гермионы. Наконец страсти-эмоции поутихли, и Вернон смог уволочь детей вон, пока до полисмена не дошло — а чего они по-английски говорят-то, выходцы из Лиенца? Снова поезд какой-то номер, такой же отважный, как и его предшественники, горные кручи, мосты над пропастями, и снова на горизонте Соленый город — Зальцбург. За всё время пути Гермиона не сводила с Гарри потрясенных карих глаз, испуганно хваталась за его руку, стоило тому пошевелиться, словно боялась, что он исчезнет. На полпути к станции удалось выжать из неё только обещание рассказать о том, что они в Европе делают. Невилл же растерянно примеривался к Гарри: то руку к руке приложит, то от плеча до пола на глазок отмерит, видимо, заметил, что Поттер малость увеличился. Полумна загадочно улыбалась, глядя на невилловы экзерсисы. Потом и Гермиона заметила, чем Невилл занимается, и спросила: — А что ты делаешь? — Да вот не пойму никак, то ли Гарри вырос, то ли я измельчал, — Невилл развел руками и добавил: — У него ещё и цвет глаз поменялся… — Странно, — Гермиона подозрительно оглядела Гарри. — Это точно ты? — Я, я, — подтвердил тот. — Твои канарейки были очень милыми, когда атаковали с писком… сама знаешь кого. Гермиона успокоенно кивнула — то заклинание видели только Гарри и Рон, а Рон о том позоре ни одной живой душе не рассказывал, ещё чего, признаться, что тебя желтенькие птички обклевали, обкакали и перышками обсыпали. Приехали, устроили бедняг отдыхать с дороги, накормили, напоили, дали себя в порядок привести, потом собрали в гостиной и принялись дознаваться — что, зачем и почему? Похлюпав носиком, Гермиона начала каяться: — Я год назад изменила память своих родителей, и теперь они уверены, что зовут их Венделлом и Моникой Уилкинс, а мечта всей их жизни состоит в том, чтобы перебраться на жительство в Австралию, что они уже и проделали. Я это сделала для того, чтобы обезопасить их на тот случай, если Волан-де-Морту приспичит найти их и выспросить, где я или где Гарри, потому что я, к сожалению, кое-что им о нем рассказала. Ещё в моих планах было, если переживу поиски крестражей, то отыщу маму и папу и сниму свои заклинания. Если нет, что ж, думаю, чар, которые я навела, хватит, чтобы они жили в безопасности и довольстве. Венделл и Моника Уилкинс, видите ли, даже не подозревают, что у них имеется дочь… Глаза Гермионы опять наполнились слезами. Поплакав, она продолжила: — Я отправила запрос в Австралию о местопребывании Моники и Венделла Уилкинсов, а мне… — Всхлип. — А мне сказали, что никакие Моники и Венделлы Уилкинсы в Австралию не прибывали, и я решила поехать туда и узнать хоть что-то о них, Невилл пообещал помочь с портключом, но… боюсь, он малость растерялся, а Полумночка сказала, что нас тут найдут и помогут. — Снова всхлип и истеричное рыдание. — Я… я не понимаю. Они должны быть там! Мои мама и папа. Мне стра-а-ашно-о-ооо!.. И бедняжка снова зашлась в истеричном вое. — Ну ты и ду-у-ура… — протянул в полной тишине офигевший Дадли. — Ты хоть паспорта-то им справила? Или прямо так и отправила их, беспамятных, наобум и хрен куда? Все были так ошарашены, что даже не стали укорять Дадли за грязный язык. Вместо этого Вернон принялся просвещать ребят о том, какой строгий контроль на таможне в Австралии. — В Австралии к посторонним относятся очень серьезно. Каждого въезжающего проверят-перепроверят сотню раз, пересчитав не то что каждую вошь на волосинке, но и обувь вымоют с мылом и бесплатно. Кстати, за провоз вшей там могут и расстрелять. Дело не в гордости и не в навязчивой идее о чистоте — дело в биологической безопасности. Биологическая безопасность столь же важна на земле кенгуру, как национальная безопасность — на земле личной свободы. Чтобы проехать в Австралию, надо преодолеть бесконечные дипломатические и административные препоны, чтобы получить разрешение от департамента на въезд на этот крайне изолированный материк. Мисс Грейнджер, как вы думаете, как там встретят двух подозрительных людей без удостоверения личности, без сопроводительных и хотя бы мало-мальски пояснительных бумаг? И при том ваши м-м-м… родители, будучи под заклятием, рвутся на материк, несмотря на попытки их удержать и расспросить? Гермиона смотрела на Вернона и, казалось, была на грани обморока. Только и смогла прошептать: — Что же мне делать, дядя Вернон?.. Вернон оглядел ребят и вздохнул, видя их вопрошающие лица, полные надежды на него. — Что-что… в Австралию едем, вот что. Разбираться надо…