Записки на салфетках

Запись от пятого дня самого осеннего месяца черт знает какого года. Сегодня - ночь туманных лисьих троп. Надо не забыть взять с собой угощение и огарок свечи: в прошлый раз я забыл огонь, и лисы не рассказали мне историй. Они очень обидчивы, но отходчивы. Если потом, на рассвете, оставить им на тропе подарок, подписанный своей кровью, они перестают дуться. Ночь того же пятого дня невероятного осеннего месяца хрен пойми какого года. Огарок - есть, бумажные сказки - есть, я - есть. За окном клубится туман; перекатывается, волнуется и манит. Теперь я понимаю, что имел в виду Палач, когда говорил, что в тумане всегда кто-то есть. Но и сейчас я не вижу в нем ничего опасного. Закидываю все необходимое в рюкзак и иду вниз, мимо Перекрестка, мимо пустых классов и гудящих ульев комнат, неслышно ступая по скрипучим половицам коридора. Я уже выучил этот урок и усвоил его. Входная дверь приоткрыта. Мелькает мысль, что я не один вышел на прогулку, но я гоню ее прочь. Выхожу на крыльцо. Тут пусто, и я разрешаю себе небольшую передышку; закуриваю. За пределами последней ступеньки колеблется молоко, в котором, как в сюрреалистической овсянке, плавают ошмётки деревьев, лавочек и прочих сооружений, меж которых мелькают неясные тени. Они всплывают, оценивают меня и уходят вглубь. Правильно. Молодцы. Я, может, и вкусный, но не по зубам им. Полночь неизменного пятого дня ужасно осеннего месяца "какого-мать-его-там" года. Полночь. Правильное время. Правильная ночь. Правильный день. Тушу сигарету и выбрасываю ее в туман, отвлекая бродящие там тени. И быстро скидываю кеды: тихие шаги не привлекут тех, кого не надо. Из рюкзака достаю огарок свечи с крошечным фитильком и поджигаю его. Лепесточек пламени совсем крохотный, но именно такой, как надо: синеватый, с редкими всполохами оранжевого. Идеально! Постояв и послушав, осторожно спускаюсь в туман, который тут же радостно тянет свои влажные прохладные щупальца к моим босым ногам. Не обращаю на него внимания - так надо. Преодолев последнюю ступеньку, ступаю на землю. По телу пробегают мурашки, а настроение моментально становится приподнято-возбужденным. Под стопами - мокрая, ледяная и немного скользкая лужа на раскисшей земле, но это только к лучшему: они любят воду. Начинаю тихо напевать первую попавшуюся песенку про сны. Она какая-то неуместно детская, но сойдёт. Одновременно с этим извлекаю из кармана рюкзака свои сказки. Сказки о дальних странах и доме, о принцессах и злых колдунах, о маленьких зверушках и великих делах. Выбираю одну, ту, что писал на листе из чьей-то тетради, целУю и подношу к свече. Отсыревшая бумага вспыхивает моментально и за доли секунд превращается в пепел и ожоги на моих пальцах. Маленькие мои, изголодались? Какой-то день... А, к черту. Иду вперёд, методично скармливая им свои сказки. Они исчезают быстро, словно труха, в которую кинули спичку. Свеча шипит, потрескивает и разбрасывает маленькие фейерверки. Я счастлив. Сегодня я получу много хороших историй взамен. Рукописи не горят, рукописи поглощаются теми, кто живёт в тумане. Вспыхивает последняя бумажка, облизывая мои пальцы. Не болезненно, как поначалу, а почти ласково. Так щенки лижут тебе руки, когда ты их кормишь, но еды в руках уже не осталось. Я соскучился по вам, маленькие мои. С последним вздохом свечи упираюсь в дерево. Сажусь на мокрую траву, кладу рюкзак рядом и, вдыхая туман, закрываю глаза. И в абсолютной туманной тишине слышу множество маленьких лисьих шажочков. - Пришли, маленькие, - говорю. - Пришли, хорошие. А потом молчу. И слушаю.