***
— Интересно, насколько мы реальны? — интересуется Кенма, когда они с Куроо на секунду перестают играть в приставку, вероятно, чтобы передохнуть. На деле он хочет спросить «Ты реален? Или, может, я вижу галлюцинацию?» — В смысле? — В прямом. Вдруг где-нибудь есть существа, которые намного реальнее, чем мы? Что, если мы недостаточно реальны? Куроо задумывается. — Думаю, где-то во вселенной точно есть нечто такое. Например, духи. Кенма ложится на кровати. Его волосы спутаны, покрыты естественным жиром, означающим, что он не мыл голову уже несколько дней. Впрочем, сам он не принимал душ примерно столько же. Всё потому, что он боится. Очень боится случайно увидеть себя в зеркале, своё голое тело. Очень боится встретиться с собственным взглядом. Очень боится дотронуться к своему голому животу, предплечью, бедру. Очень боится себя. Кенма самый настоящий трус, ведь он боится буквально всего. Боится посмотреть в глаза проходящему мимо пешеходу. Боится ходить в продуктовые магазины и беззаботно рассматривать продукты. Боится чувствовать запах свежей выпечки и ещё больше боится увидеть где-то там свой любимый яблочный пирог. Боится сгибать локти, плотно прижатые к рёбрам. Боится ложиться на бок, так, чтобы колени прикасались к друг другу. Боится переодеваться и даже просто менять носки. Боится получить в один день сообщение от Куроо о переезде. Боится, что когда-нибудь это всё закончиться и они перестанут видеться. На улице и в комнате темно. Единственный источник света — экран компьютера, светящийся цветными огнями игры. От этого света на столе поблёскивают фантики трёх конфет, а возле них новая коробочка пластырей. Кенме хочется расплакаться, но он сдерживается рядом с Куроо. Сегодня. Очередной поединок в игре оказывается последним, потому что Куроо предлагает выйти на улицу. Кенма не знает, что сказать, однако когда у него наконец появляются решительные мысли в голове, он уже обувается и выходит за дверь вместе с Куроо. Прохладный воздух непривычно щекочет ноздри, лоб, глаза. Забирается под шиворот толстовки и нагло играет с волосами. Кенма пытается вспомнить, когда в последний раз был на улице, но не получается. Они идут вдоль дороги, проходят мимо однотипных частных домов, не встречая на своём пути ни одного человека. Над их головами тёмно-синее небо с мелкими звёздами, точно кто-то рассыпал соль на чёрную скатерть. Тишина района обволакивает и успокаивает, почти затягивает, поглощает и съедает целиком. Кенма мимолётно думает, что сейчас ему бы подошло то шёлковое, изумрудного оттенка платье на тонких бретельках, которое он видел совсем недавно в интернет магазине. Куроо останавливается возле маленькой открытой лужайки. Там растёт густая трава, ухоженные кусты и несколько старых высоких деревьев, похожих на здешних стражей со свисающими ветками. Это место — окраина их жилого района. Дальше только какая-то роща и заросшее бурьяном футбольное поле, а ещё дальше светящийся круглосуточный супермаркет. Кенма никогда здесь не был. Они садятся на тёмную траву, словно дети, забравшиеся в свой воображаемый домик. — Здесь уютно, — говорит Куроо, тут же принимаясь обыскивать свои карманы. — Да, — Кенма удивлённо следит за его действиями. И ожидает увидеть всё, что угодно, но не плеер с наушниками. — Послушаем музыку? — глаза Куроо на секунду поблёскивают в тусклом свете уличных фонарей, что где-то там, далеко. Они делят одни наушники на двоих, а вместе с тем и Take on me группы A-ha. Кенма надеется, что Куроо не видит его смущения, ведь текст выбранной песни довольно странный, учитывая данную ситуацию. Куроо надеется, что настроение Кенмы хоть немного улучшиться благодаря весёлой мелодии. Несмотря на вечернюю темноту, он рассматривает пальцы Кенмы. Тонкие, длинные, аккуратные, сложенные на коленях, с раздёртой кожей и покусаными ногтями. Куроо так сильно хочется взять эти руки и осторожно прижать к себе, поцеловать каждый палец, каждую ранку. Но он только тревожно смотрит и не более, потому что не желает провоцировать. Потому что этим утром мама Козуме ему написала, что вчера у Кенмы случился приступ впервые за два с половиной месяца. Песня заканчивается, а после неё начинается какая-то другая. У Кенмы не получается сосредоточиться на тексте и мелодии, возможно, из-за того, что он слышит её впервые. Ему спокойно и хорошо. Кажется, он довольно давно не чувствовал себя так, поэтому он закрывает глаза, ощущая, как его впервые за долгое время самовольно клонит в сон. В такие моменты хочется замереть, остановиться, или поставить «на паузу» до тех пор, пока не полегчает. Но, к сожалению, они живут в жестокой реальности. Кенма тут же сильно вздрагивает от испуга. На старом футбольном поле какие-то мальчишки взрывают петарды, громко смеются и кричат. Куроо недовольно цокает языком. Кенме хочется снова согласиться с ним и только, ведь у него не очень хорошо получается выражать эмоции, даже такие элементарные. Вдалеке виднеются двигающиеся темные силуэты, которые, судя по всему, готовятся продемонстрировать свою очередную выходку. Сначала высоко в небо взлетает светящийся огонёк, а потом резко и громко взрывается, распадаясь цветными искрами. Это салют. Кенма ненавидит салюты. Звучащую песню в наушниках заглушают звуки взрывов. Перед глазами вспыхивающие огоньки, их много и они слишком яркие. Куроо становится тревожно, и не зря. Кенма начинает крупно содрогаться, поднимать и опускать плечи, втянув в них голову. Салюты взрываются один за другим. Кенма тяжело дышит, дёргая всем телом сильнее, даже не моргает. Это похоже на некий приступ, но Куроо знает — Кенма просто ненавидит салюты. В воздух взлетает сгусток света, за ним оглушающий взрыв, и Кенма чуть ли не подпрыгивает на месте от характерного звука. Это повторяется снова и снова. Тогда Куроо дотрагивается до дрожащего плеча и гладит спину, пытается успокоить. Чувствует ладонью эту дрожь, похожую на ту, после которой обычно следует пена изо рта. На плеере громко играет Space Oddity Дэвида Боуи, и Кенма готов поклясться, что слышит эту волшебную мелодию несмотря на салют. Она мешает и вызывает мерзкие мурашки по затылку. И он давится воздухом, начинает кашлять, чуть ли не задыхаясь. А затем опирается на Куроо, потому что больше не в силах держать равновесие. Куроо нежно гладит дёргающееся плечо в ответ, укладывая чужое тельце себе на колени, мол, спокойно, всё хорошо. Но вспышки слишком яркие и громкие, кажется, они никогда не утихнут. Они сидят вот так до тех пор, пока всё действительно не заканчивается. Кенму тошнит, его глаза и губы ужасно пересохли, ладошки вспотели, но он внезапно ощущает себя так хорошо, лёжа головой на бёдрах Куроо. Так спокойно и расслабленно. Пальцами Куроо медленно перебирает тонкие пряди его волос, иногда массажирует кожу головы, а иногда пародирует расчёску. И тогда Кенма засыпает, точно младенец на руках у матери. Последняя мысль, которая быстро вспыхивает в его голове и так же быстро бесследно потухает, это желание почаще смотреть на салюты вместе с Куроо.Салюты
16 января 2021 г. в 02:47
«Мне всё равно. Совершенно плевать. Что будет со мной завтра, что люди говорят, что происходит в мире и на нашей улице и в нашем доме — мне всё равно. Я ненавижу себя, своё отражение в зеркале, свой характер, и мне абсолютно всё равно, как я проведу следующий день. Мне ничего не интересно, но в этом нет чего-то страшного, — я смирился и привык. Я много вещей не понимаю, медленно думаю, часто забываю. Что произошло со мной вчера вечером? Я не помню. Я проснулся только сегодня в час дня с тяжёлой головой и максимально ослабленным телом, мне хотелось опустошить желудок, но он был итак пустым. Появилось такое ощущение, будто вчерашнего вечера и вовсе не было. Я думаю, у меня снова случился приступ. Конечно, я прекрасно знаю, что у меня шизофрения, поэтому могу ожидать от себя чего угодно. Это словно бомба замедленного действия, которая навсегда останется во мне.»